Текст книги "Работа легкой не бывает"

Продолжая наблюдать за Ямаэ Ямамото, я также заметила, что начала зариться на все полезные с виду приспособления, которые у него имелись, вроде длинной магнитной полосы на кухонной стене, куда он вешал ножи, тонкой силиконовой штучки в виде птички, чтобы вычищать пыль из клавиатуры, и сушилок для одежды с множеством прищепок для мелких предметов. Однажды я ни с того ни с сего увеличила изображение сушилки и посчитала, сколько на ней прищепок: пятьдесят. Хотя Ямаэ Ямамото и жил один, он менял обе пары носков, которые надевал одну поверх другой, каждый день, не говоря уже о нижнем белье, так что прищепок ему вечно не хватало.

Положив глаз на что-нибудь в его доме, я отыскивала эти вещи в Интернете и помечала страницы закладками. Но до покупки дело пока не доходило, потому что получить доставленный заказ я смогла бы лишь глубокой ночью – в единственное время, когда бывала дома. Правда, я жила у родителей, так что, наверное, могла бы попросить их, но я и так стыдилась того, что вернулась домой, и вдобавок к этому просьбы получать доставленные мне заказы выглядели бы нестерпимо унизительными.

Эта странная ситуация, в которую я себя поставила, – когда объект моих наблюдений разжигал во мне страсть к потребительству, но удовлетворить ее я не могла, – привела меня в состояние серьезного стресса. Я как будто целыми днями смотрела телеканал, где Ямаэ Ямамото был не только единственным персонажем всех основных передач, но и звездой всей рекламы. Мне хотелось время от времени наблюдать за другими людьми. По словам госпожи Оидзуми, меняться объектами с коллегами разрешалось только после приобретения достаточного опыта такой работы, но будучи новичком, не продержавшимся здесь и месяца, я еще не заслужила даже права задумываться о возможности обмена.

Я не сказала бы, что считала эту работу хорошей, но постепенно привыкла проводить в этом здании все свое время. Сегодня для ночного перекуса я сделала бутерброд из ветчины и сыра, принесенных из ближайшего супермаркета, и бублика, купленного в подвальном магазине, и разогрела его в микроволновке, в кухне для сотрудников. Вкус булочек с якисобой, за которыми я обычно бегала, меня полностью устраивал, поэтому у меня нечасто возникали порывы съесть то, за чем требовалось побегать, чтобы собрать, но посмотрев, как Ямаэ Ямамото соорудил нечто подобное, чтобы перекусить поздно ночью, я в приступе зависти сумела найти в себе силы. С моей точки зрения, получилось изумительно, но Ямаэ Ямамото, кажется, остался не в восторге. Может, такие бутерброды он делал постоянно и уже привык к их вкусу, а может, просто был не в настроении, потому что работа продвигалась не так, как ему хотелось бы.

Я попробовала расспросить госпожу Оидзуми.

– Вы никогда не замечали, что начинаете подражать людям, за которыми наблюдаете?

– О да, постоянно, – закивала она. – Некоторое время назад, еще до прошлого объекта, была у меня одна – на двадцать лет моложе меня, с работой в штате и на полную ставку, и хотя платили за эту работу немного, моя подопечная выглядела очень стильно. И я начала обращать внимание на то, что она покупает, заимствовала всякие идеи насчет моды, продуманных способов носить аксессуары, а немного погодя взяла да и опробовала их на себе. И опомниться не успела, как услышала от дочери, какая я теперь шикарная и стильная.

– Надо же!..

– Господин Сомэя уже много лет занят этой работой, но он говорит, что такое и с ним порой случается до сих пор.

– Правда? Что именно?

– Ну в подробности он меня не посвящает.

И госпожа Оидзуми начала объяснять, что Ямаэ Ямамото готовит разве что набэ, так что новых кулинарных идей он ей не подает, а потом спросила, как вычислить площадь параллелограмма. Оказалось, по просьбе ее дочери.

Почему-то встревоженная легкостью вопроса, я ответила:

– А разве это не длина основания, умноженная на высоту?

– Верно, ну конечно… – закивала она. – Просто я редко сталкиваюсь с параллелограммами в повседневной жизни, вот и все. – И она ушла домой.

Завидуя ее возможности уйти вот так просто, я перевела взгляд на экраны и двух Ямаэ Ямамото – у обоих дело явно не клеилось. Госпожа Оидзуми работала в этой компании неполный день, в то время как я числилась на испытательном сроке по контракту. Когда испытательный срок закончится, меня – если сочтут подходящей, – повысят в статусе, сделают официальным сотрудником компании, а значит, заключат со мной бессрочный договор. Лично я предпочла бы неполную занятость с почасовой оплатой, даже если при этом проиграю по деньгам. Но госпожа Масакадо такой вариант, как неполная занятость, не озвучивала, так что, возможно, компания нанимала новых сотрудников только на полный рабочий день. Интересно, можно ли попросить перевести меня на неполную занятость уже на этом этапе? И к кому обращаться по этому поводу? Видимо, к господину Сомэя.

На одном из двух видео Ямаэ Ямамото, похоже, махнул на работу рукой и начал изучать какую-то рекламу. Я увеличила изображение и увидела информацию о специальных предложениях ближайшего супермаркета – того самого, записи с камер наблюдения в котором просматривала госпожа Оидзуми. Помня о том, что он открыт до полуночи, я пробежала рекламу глазами, пока Ямаэ Ямамото прокручивал ее на экране. Вместе мы просмотрели весь список – от товаров повседневного спроса, вроде бумажных полотенец, до закусок, перешли к овощам, затем к мясу, и вдруг мой взгляд упал на предложение «немецкий вурст, 1 кг». На фото рядом я опознала не что иное, как килограмм белых колбасок. Этикетка извещала, что они стоят «498 ИЕН!!!!!!» Цена казалась до смешного выгодной. Видимо, и Ямаэ Ямамото пришел к тому же выводу, потому что не спешил отвести взгляд от этой рекламы. Я уставилась на время, отображающееся у меня на панели задач. Через пару часов пойду домой, решила я, а по пути куплю колбасок за «498 ИЕН!!!!!!» И пусть только попробуют меня остановить.

На следующее утро короткий путь от моего дома до места работы я проделала униженная и несчастная. В собственную глупость верилось с трудом. Но когда я задумалась, перебирая события прошлого, пришлось признать, что настолько дурацкие ошибки для меня отнюдь не исключение. И все же! Почему я не додумалась посмотреть, когда действительно это предложение? Почему вчера, пока я следила, как Ямаэ Ямамото глазеет на рекламки, меня не осенило, что на самом деле это позавчерашний Ямаэ Ямамото и что срок действия специального предложения, на которое он таращился, истекал в тот же день? Если бы я задумалась хоть на секунду, до меня дошло бы, но перспектива добыть вурст задешево так захватила меня, что даже мысли о сроке действия не мелькнуло. Рывок в супермаркет и прибытие перед самым закрытием, за пять минут до полуночи, были совершенно напрасными. Правда, до супермаркета от офиса всего пять минут пешком, так что обошлось без катастрофы, но за последние два рабочих часа мое нетерпеливое предвкушение колбасок достигло масштабов помешательства, так что когда в магазине меня известили, что специальное предложение больше не действует и все колбаски распроданы, я впала в состояние шока средней тяжести. «А я аж три кило ухватила», – доложила мне какая-то женщина, посчитав нужным вмешаться. «Даже в холодильник не все влезли», – добавила она, повернулась ко мне спиной и отошла, довольно хихикая. В этот момент я поняла, что именно чувствуют убийцы. Вдобавок у меня возникло на редкость отчетливое ощущение, что завтра мне не захочется идти на работу. Хотелось полентяйничать дома, упиваясь жалостью к себе. Или с силой протаранить ту тетку магазинной тележкой и выбежать из магазина.

Но рассвет наступает даже после ночей, полных настолько черных мыслей, как мои вчерашние. С физиономией, напоминающей подошву стоптанного башмака – вообще-то почти таким же лицом я щеголяла на заключительных стадиях моей прежней работы, – я перешла через улицу перед моим домом и в очередной раз вошла в офис компании наблюдения. Само собой, никому не нравится, когда работа слишком далеко от дома, но и слишком близко – тоже не предел мечтаний. В этом случае на работе оказываешься, не успев стряхнуть с себя дремотную вялость. Мой рабочий день начинался с десяти, вроде бы достаточно поздно для раскачки, но когда каждый вечер возвращаешься домой в двенадцатом часу, такой режим работы перестает казаться заманчивым.

Я включила мониторы, запустила компьютер, загрузила новые, вчерашние записи на левый экран, а сделанные после позавчерашнего похода Ямаэ Ямамото в супермаркет – на правый. После шопинга Ямаэ Ямамото всегда был свеж и полон жизни, словно заново родился. Его покупки были не настолько многочисленны, чтобы говорить о любви к шопингу как таковому, так что я предположила, что этот новообретенный пыл – результат временного избавления от тяжкой необходимости часами напролет сидеть на одном месте. Я тоже часами сидела неподвижно, но в отличие от Ямаэ Ямамото, который мог распоряжаться временем по своему усмотрению, единственным доступным мне развлечением оставались походы за обедом. Стало быть, у Ямаэ Ямамото больше свободы передвижения, чем у меня.

На левом экране вчерашний Ямаэ Ямамото мучился со своей работой, скрестив руки на груди, как обычно. Послешопинговый Ямаэ Ямамото на правом экране приготовил себе простую еду – собу, посыпанную мелко нарезанным зеленым луком, с полосками жареного тофу и мелко нашинкованными водорослями комбу, – потом поспешно вернулся к письменному столу, включил телевизор и пишущий DVD-плеер. И почти сразу же на экране замелькали начальные титры специального выпуска стендап-комедии. У меня невольно вырвался возглас досады. Я как раз вспоминала, что эта передача скоро должна выйти, и вот теперь обнаружила, что она уже вышла не далее как на днях. А я ее пропустила. Почему никто не предупредил меня, скорбно гадала я. При том режиме, в котором я живу, мне просто больше неоткуда узнать.

Оказалось, что просмотр стендапа без звука – прямо-таки мастер-класс по фрустрации. Я прищурилась, скривилась, пытаясь разобрать, что они там говорят, но все было напрасно. Невозможно было даже определить, как их принимают зрители. Ямаэ Ямамото хохотал, нацелив палец в экран. Похоже, он веселился вовсю. Посмотрев три выступления, он проверил, сколько еще осталось до конца, поставил запись на паузу и ушел в кухню. Я сильно сомневалась, что именно в этот момент он достает из тайника контрабанду или получает новую партию, но правила есть правила, и я переключилась на запись из кухни, где застала объект с улыбкой вынимающим какие-то белые цилиндрические предметы из холодильника. Это был тот самый вурст – проклятый вурст, в котором мне отказали. Ямаэ Ямамото быстро вынул пачку, достал из нее две колбаски и ножом нарезал на круглые ломтики. Потом поставил на плиту сковородку, чтобы поджарить их.

Злость закипела во мне. Объект смотрел передачу, которую я не сумела записать, жарил вурст, который я не сумела купить. Колбаски поджарились мгновенно, Ямаэ Ямамото выдавил в посудинку немного кетчупа и сверху посыпал его порошком карри. Вероятно, в эту смесь он собирался макать колбаски.

Поставив на паузу позавчерашнюю запись, я налегла всем весом на подлокотники офисного кресла и запрокинула голову назад. Какую безотрадную жизнь я веду! Да, я понимала. Разумеется, понимала, что в этом мире есть бесчисленное множество вещей гораздо более ужасных и тягостных, чем мои нынешние беды. Но на время мне требовалось разрешение выкрутить ручку моего несчастья на максимум. Я обязательно убавлю его, обещала я, убавлю сразу же. Самое позднее – послезавтра.

Свою прежнюю работу я считала достойной, но она регулярно обманывала мое доверие в том, что касалось характера и количества нагрузки, пока не наступил момент, когда я просто больше не смогла выносить ее. А потом, после увольнения и переезда обратно к родителям, когда моя страховка по нетрудоспособности стала заканчиваться, работу пришлось искать снова. Но каким бы плачевным ни было мое положение, все время, пока наблюдала за Ямаэ Ямамото, я отчасти утешалась мыслью: до тех пор, пока за мной никто не шпионит, моя участь лучше, чем его. А теперь до меня вдруг дошло, что это не так.

Я поставила на паузу запись и на левом экране и поднялась на ноги – тяжело, как, должно быть, двигается медведь после спячки, наконец выбравшись из берлоги. Неверной походкой я побрела вон из комнаты и кое-как доплелась до магазина. Мне вдруг втемяшилось выпить чего-нибудь кисленького и терпкого. Газированного, в идеале – с привкусом кислой сливы и черного уксуса, но я же понимала, как мала вероятность найти подобный напиток. Однако молчала я так долго, что мне уже грозила опасность забыть, как надо дышать, и я, чтобы выпустить пар, в конце концов принялась с жаром объяснять сущность моих желаний продавщице.

– Ну что же, могу приготовить вам что-нибудь в этом роде, – жизнерадостно отозвалась она и шустро скрылась в глубине магазина.

Здравый смысл советовал остерегаться того, что состряпает мне эта женщина, но Ямаэ Ямамото так меня вымотал, что я, как мне казалось, уже была приучена выдерживать любой, даже самый значительный ущерб.

Наконец продавщица вышла с бумажным стаканчиком обычных размеров, вроде тех, какие выдает офисный автомат для питьевой воды, и вручила его мне. Жидкость в стакане имела бледно-золотистый оттенок и шипела от миллиона лопающихся крошечных пузырьков. На этом основании я сделала вывод, что получила в целом то, что хотела. Вдобавок жидкость пахла кислой сливой.

– Сколько с меня?

– М-м-м… Четыреста иен.

Ого! Недешево. А это «м-м-м» наверняка означало, что цену она придумала тут же на месте. Но когда я пригубила напиток, меня охватило мощное чувство, что это именно то, что мне требуется, чтобы воспрянуть телом и духом, поэтому я поставила стаканчик на пустую полку и отсчитала наличные. И стояла у той же полки, безуспешно пытаясь вспомнить, что на ней лежало раньше, пока отпивала половину напитка, приготовленного для меня продавщицей. Уксус, углекислота, сахар. По сути дела, я закидываюсь наркотой, думала я.

– Книжка про медитацию распродана, так что мы принимаем предложения, чтобы заказать новую, – сообщила продавщица, указывая на свободное место на полке.

– Меня об этом лучше не спрашивать, – ответила я. – С тех пор как я выгорела на предыдущей работе, я не в состоянии читать.

Эти слова звучали как явное преувеличение, а между тем они были правдой – в некоторой степени. Если я прочитывала текст объемом больше одной стороны листа формата А4, на меня наваливалось такое уныние, что я теряла способность функционировать. И одновременно мой мозг активизировался, приводя меня в состояние полной боеготовности. До жути изнурительное сочетание.

– Кто первым пришел, того первым и обслуживают!

Я не сразу поняла, что продавщица меня вообще не слушала.

– Мне надо подумать, – ответила я и с нарастающим чувством беспомощности направилась к выходу из магазина.

С полным пренебрежением к моим чувствам она крикнула мне вслед:

– Да, подумайте и дайте мне знать!

Из-за тона ее голоса трудно было не почерпнуть из него толику утешения, так что пришлось напомнить себе, что эта же особа еще не удосужилась заказать мой мате и взяла с потолка цену моего кисло-сливового напитка.

Стаканчик я опустошила еще до того, как вернулась на свое рабочее место. Да, я определенно ощущала, что восстановила силы, но теперь глаза мне вновь должен был мозолить Ямаэ Ямамото, которому повезло гораздо больше, чем мне. Меня вдруг осенило, что лучше было бы наблюдать за жизнью каких-нибудь счастливчиков, положение которых разительно отличается от моего, – новобрачных, или семьи с новорожденным, или того, кто выиграл в лотерею. А еще лучше, если эти люди будут кем угодно, но не японцами. Какие-нибудь только что поженившиеся эскимосы – идеальный вариант, или семейство патагонцев с младенцем, которому неделя от роду. Увы, наши объекты наблюдения – в основном люди, живущие не только в Японии, но и вблизи этого офиса.

По сравнению с везучими людьми положение Ямаэ Ямамото с его вялым и бессмысленным фрилансерством казалось ближе к моему, ведь меня измотала и добила работа, которую я любила. Вот почему я так хорошо понимала притягательность вещей, заслуживших одобрение Ямаэ Ямамото, вот почему чувствовала себя такой несчастной, когда лишалась возможности завладеть ими сама.

На левом экране Ямаэ Ямамото все еще сидел с мрачным видом перед своим компьютером. На правом Ямаэ Ямамото, поедающий вурст и смеющийся за просмотром стендапа, рано или поздно тоже должен был сесть за работу и вскоре прийти в состояние, практически неотличимое от представленного на левом экране. Я уже была готова посочувствовать этим двоим, но потом вспомнила, что у того, который справа, по крайней мере живот набит колбасками, и укоризненно покачала головой, глядя на него.

«В отчаянной попытке стряхнуть с себя усталость, следствие работы допоздна, Матио допивал пиво. Пил так быстро, что опустошил высокую кружку всего тремя глотками. Сидя в углу ресторана-кусияки, он бормотал себе под нос: „Ох и устал же я“. Молодая официантка, не обращая на него никакого внимания, неприветливо приняла заказы от посетителей, затем с непроницаемым видом принялась обжаривать в масле нанизанные на шпажки шашлычки. Пряди ее челки, обесцвеченные до оттенка крафтовой бумаги, из какой делают конверты, выбились из-под банданы. „Сегодня я не отказался бы от вёшенок в беконе с семенами гинкго и перепелиными яйцами“, – думал Матио».

Да нет же, ты все перепутал, думала я. В предпоследней главе Матио свалился с пищевым отравлением, объевшись как раз теми самыми семенами гинкго, и все выходные у него пропали впустую. Согласно хронологии романа, с тех пор прошла всего неделя, так что Матио никак не мог забыть злоключения с гинкго так быстро. И потом, разве сам Матио не говорил, что уходит из офиса, чтобы заканчивать работу раньше, чем прежде? Если так, вряд ли у него накопилось столько усталости, чтобы «в отчаянной попытке стряхивать» ее с себя. И не лучше ли в первом предложении «работу допоздна» заменить «целой рабочей неделей»?

Я уменьшила изображение компьютера Ямаэ Ямамото, склонила голову набок и присмотрелась к нему самому. Сидя за столом и кропая не вполне связную чепуху, Ямаэ Ямамото будто бы даже повеселел, продвигался приличным темпом, так что я рассудила, что он справится и без моих педантичных советов. И все же меня не покидали сомнения: неужели это и значит быть писателем? То есть просто писать, что в голову взбредет, как бы мало ни было смысла в этой писанине? Или это как раз случай работы в бешеном темпе, пока муза рядом, чтобы потом перечитать написанное и внести осторожные поправки? А Матио в романе Ямаэ Ямамото уже поглядывал на сидящую рядом женщину, которая заказала шпажки с одними только жаренными на них семенами гинкго – четыре штуки. Да уж, теперь этот отрывок пересыпан семенами гинкго настолько густо, что придется Ямаэ Ямамото править предпоследнюю главу, чтобы поменьше повторяться. Неужели нельзя было выбрать устрицы или еще что-нибудь?

Устрицы! Да, устрицы – как раз то, что надо! Меня так и подмывало сообщить Ямаэ Ямамото решение, на которое я наткнулась, но политикой компании запрещалось давать контакты объекта тому, кто за ним наблюдает. Наблюдателям ни при каких обстоятельствах не разрешалось оказывать давление на объект, если оно не было связано напрямую с целями наблюдения. В случае какой-нибудь неприятной неожиданности, которая требовала бы выхода на связь, нам полагалось обратиться к господину Сомэя, хотя и он в этой ситуации сделал бы лишь одно: передал информацию выше по цепочке, поскольку даже он не знал ни адресов, ни телефонных номеров объектов. Однажды, сразу после того, как один из объектов уехал со всей семьей на выходные в «Токийский морской диснейленд», наш сотрудник заметил небольшую утечку тока из телевизора, принадлежащего объекту. Через пятнадцать минут после передачи этой информации господину Сомэя пожарный и электрик без лишнего шума были направлены в дом объекта, где устранили неисправность. Объект до сих пор понятия не имеет, что его дом чуть было не сгорел дотла.

– Не стану скрывать: где-то в голове шевелилась мысль – да пусть себе горит! Будет знать, как иметь такую идеальную жизнь, – признался мне тот самый сотрудник, когда мы случайно встретились на кухне. И разговорились, пожаловавшись друг другу на подвальный магазин.

Я рассказала ему про свою эпопею с мате, а он – что женщина из магазина отказалась заказать DVD с аниме, о которых он попросил. Я видела его имя, но оно состояло из редких кандзи, так что я понятия не имела, как оно читается, и пока решила мысленно называть его господином Аниме.

– У того типа с телевизором трое детей, и он обращался с ними так, ну, знаете, – по-диктаторски. Когда пора было садиться за стол, говорил детям: «А ну живо идите есть, мелюзга тупая». Ни за что не сказал бы такое родным детям, если бы они у меня были. С другой стороны, я ведь не женат. Вообще-то я даже девушку найти не могу, да еще застрял на этой работе, которая ни шиша не стоит. Вроде как порой тревожно становится за себя.

Господин Аниме отличался упитанностью, носил очки и с виду был лет на пять моложе меня. Я спросила, диски с каким аниме он просил заказать продавщицу.

– «Темный кристалл», – ответил он, – и еще другой, о котором вы вряд ли слышали.

Я не слышала даже о первом, так что решила, что выспрашивать название второго не имеет смысла. По словам господина Аниме, который работал здесь уже три года, следить поручают в основном за объектами того же пола и приблизительно того же возраста, что и наблюдатель. Но иногда тебе достаются объекты, наблюдать за которыми в буквальном смысле невыносимо.

– Знаете, как это бывает – в классе обязательно найдутся один-два человека, которых терпеть не можешь? Ну вот, это тот же случай, – объяснил он.

Тип, у которого розетка с включенным в нее телевизором начала искрить, оказался как раз из таких, и пока господин Аниме занимался им, работа внушала ему ужас. По-видимому, несовместимость такого рода – настолько обычное явление, что сотрудники объединяются, чтобы если кого-нибудь из них приставят к тому, кого он не выносит, можно было договориться и поменяться.

– И вы обязательно присоединяйтесь, когда попадете в штат, – посоветовал он мне.

Я рассказала господину Аниме о случае с колбасками, и он со странно-горделивыми нотками в голосе ответил, что я еще и половины всей правды не знаю.

– Только никому не говорите об этом, – предупредил он, прежде чем продолжить, – но если продержитесь на этой работе довольно долго, повидаете всякое – и как супружеские пары занимаются сами знаете чем прямо перед камерой, и домашние скандалы, за которыми даже наблюдать со стороны и то неприятно.

Перебранки по мелочам – это еще куда ни шло, – сказал он, – но когда они вцепляются друг другу в волосы из-за денег, опеки или присмотра за детьми, тогда хоть смотреть бросай.

Он потупился и допил остатки своего энергетика «Чистое золото». А я ощутила внезапный прилив благодарности к Ямаэ Ямамото за монотонность образа его жизни и в то же время осознала, с каким риском сопряжено для меня пребывание на этой работе.

Господин Аниме явно собирался сказать что-то еще, но я его опередила:

– Нельзя ли узнать, как читается ваша фамилия?

– Масакари, – ответил он.

По крайней мере, хоть что-то прояснилось, думала я, возвращаясь к себе в кабинку, но неувязки в писанине Ямаэ Ямамото так беспокоили меня, что я была не в состоянии сосредоточиться. Правда, мне, строго говоря, полагалось отслеживать только все подозрительные перемещения, а для этого особая сосредоточенность не требовалась. Я никак не могла решить, раздражает ли его благодушие, несмотря на скверно выполняемую работу, или, наоборот, умиляет, или так ему и надо за прошлые провинности, или что еще.

Уже примерно неделю Ямаэ Ямамото работал над текстом про этого Матио – видимо, романом. Этот проект был у него не единственным: в отдельные периоды он писал что-то другое. У меня сложилось впечатление, что он не столько беллетрист, сколько специалист широкого писательского профиля, но поскольку я до сих пор была не в состоянии прочитать больше одного листа формата А4 в день, моим предположениям недоставало уверенности. Мне приходила в голову мысль, что наблюдать за этим объектом поручили мне именно потому, что я просто не могла излишне увлечься тем, что он пишет, хотя в оценке ситуации я могла и перемудрить.

На левом экране Ямаэ Ямамото задремал, скрестив руки на груди, и я нерешительно нажала быструю перемотку вперед. Наблюдая за ним уже достаточно долго, я научилась различать, когда он просто отдыхает с закрытыми глазами и когда на самом деле дремлет. Просто отдыхая, он кренился телом влево, а засыпая, свешивал голову вправо. На другом экране он встал и направился в кухню. Судя по всему, работа не клеилась, и он решил выпить чая.

Я сама вернулась из кухни меньше часа назад, но все равно заерзала и принялась строить туманные планы очередного похода в подвальный магазин, когда пришла госпожа Оидзуми. Она несла раздувшуюся от покупок сумку, дрожала и беспрерывно кляла холодину. Госпожа Оидзуми часто заходила в магазины по пути на работу. Когда я спрашивала ее, как она потом поступает с купленным мясом, рыбой и так далее, она объясняла, что просто кладет их в холодильник на офисной кухне.

– В подвальный магазин завезли новую книгу, – сообщила она, высунув голову из-за перегородки, так что мне пришлось повернуться к ней.

– Какую?

Она стала рыться в своей сумке, склонив голову набок и приговаривая: «Забавно, а я думала…» Решив, что она, должно быть, не расслышала мой вопрос, я вернулась к работе. Спустя некоторое время послышался ее возглас: «А, вот она!» – и стук по перегородке. Я поднялась и заглянула к ней.

– Вот, смотрите! – Она показала мне тонкую книжицу в мягкой обложке. – Дочь с недавних пор замечает, какой у меня бедный словарный запас, вот я и решила начать больше читать, ну знаете, чтобы его пополнить. Но я не знаю ни единого писателя, вот и купила эту книгу у нас в магазине.

В руках у нее была книга под названием «Пляски с павианом». Автор – Ямаэ Ямамото. Герою книги, как сообщала задняя сторона обложки, достался в наследство павиан из нелегального зоопарка, и он решил занять этого павиана черной работой – поручить ему забирать почту, оплачивать счета за воду и электричество, стирать белье. Он и опомниться не успел, как этот павиан постепенно начал завладевать его жизнью. Последнее предложение аннотации гласило: «Но подлинна ли преданность павиана или же все это зловещая уловка?..» Да плевать мне, подумала я. Значит, вот какую книгу решил заказать магазин? И кто же, скажите на милость, сделал такой запрос?

Возвращая книгу госпоже Оидзуми через щель в перегородке, я думала: если уж вам вздумалось пополнять словарный запас, наверняка нашлось бы великое множество книг куда лучше этой.

– Вы правда не смогли вспомнить ни единого писателя?

– Эм-м… Нацумэ Сосэки? – отозвалась госпожа Оидзуми, забирая у меня свой экземпляр «Плясок с павианом».

Вскоре я услышала из-за перегородки ее возглас:

«О, как мило!» По-видимому, она просматривала запись похода Ямаэ Ямамото за покупками и одновременно читала его книгу. Разумеется, не существовало правила, которое запрещало бы нам читать результаты творчества объектов наблюдения, но от этой мысли мне стало так неуютно, что по коже побежали мурашки. Впрочем, госпожа Оидзуми ничуть не смущалась.

Ямаэ Ямамото на левом экрана передернулся и разом открыл глаза. Посидел пару минут, прижимая ладонь ко лбу, потом принялся барабанить по клавишам. Любопытствуя, что может написать только что проснувшийся человек, я увеличила изображение и прочла: «Ай, да неохота мне работать».

Ну что, логично. Было слышно, как за перегородкой госпожа Оидзуми снова роется в сумке. Потом я увидела, как она уносится в сторону кухни с банкой йогурта в руках.

Со временем мои пристрастия стали все больше и больше совпадать с привычками Ямаэ Ямамото, и в конце концов я перестала искать что-либо по своей инициативе. Сама по себе я не такая уж материалистка, и Ямаэ Ямамото покупал не так много, но он, видимо, тщательно обдумывал каждую покупку – скорее всего, из-за недостатка средств. В этом смысле он стал для меня отличным образцом для подражания. Оказалось, что в подвальном магазине есть в продаже и подвязки, которые он надевал на ноги ниже колен, чтобы способствовать кровообращению, когда приходилось подолгу сидеть, и шариковые ручки с быстросохнущими чернилами, которые он предпочитал, так что я купила и то и другое. Это благодаря вылазкам Ямаэ Ямамото в интернет-новости я узнала, что решено снимать десятый сезон одного американского детективного сериала. А когда Ямаэ Ямамото вновь и вновь смотрел, как в записанном матче Кевин Гросскройц забивает гол, я ликовала вместе с ним.

Мало-помалу у меня возникало ощущение, будто я живу рядом с Ямаэ Ямамото, делю с ним радости и печали, удовольствия и муки. Нет, пожалуй, это уже чересчур, но хотя бы насчет радостей и удовольствий все верно. А если и не печали, то его скуку – определенно. Всякий раз, когда шел дождь, Ямаэ Ямамото становился еще сонливее, чем обычно, то и дело клевал носом, сидя на стуле, и спустя некоторое время я обнаружила, что вздремываю вместе с ним. То время, пока объект спал, было моей единственной возможностью быстро перемотать запись вперед, и все эти шансы я упускала, потому что тоже спала. Мне предстояло еще многое узнать об этой работе. Госпожа Оидзуми регулярно отчитывалась мне о том, как продвигается чтение «Плясок с павианом». Похоже, ее пределом были всего две страницы в день. Зато ее дочь уже дочитала книгу. Ее вердикт? «Ничего особенного».

И когда я уже начинала думать, что без проблем смогу наблюдать за этим человеком еще годик – полагаю, иными словами, когда я наконец свыклась с этой работой, – поведение Ямаэ Ямамото изменилось в неожиданную сторону.

В какой-то момент он начал поглядывать в сторону камер. С самого начала камера в той комнате, где он работал, была спрятана в шкафу, стоящем наискосок от него, а камера в кухне – в шкафчике над раковиной. И вдруг с недавних пор он начал оглядываться, пока сидел за компьютером, и смотреть вверх, когда готовил. Казалось, его особенно беспокоит то, что происходит у него за спиной, пока он работает.

Какими бы товарищескими чувствами я ни прониклась к моему объекту, меня все равно передергивало, когда наши взгляды встречались сквозь экран. Неужели он просек, что за ним наблюдают? Но если да, неужели не стал искать камеры? Однако его настороженность казалась какой-то беспредметной. Кто-то проболтался, подумала я. Но, насколько я знала, связи Ямаэ Ямамото с внешним миром ограничивались взаимодействием по работе и чрезвычайно малозначимым общением с друзьями. К нему домой являлись только курьеры. Никто ему не звонил. Иногда он пользовался телефоном, чтобы договориться сходить куда-нибудь поесть с друзьями, но до всех предстоящих походов оставался как минимум месяц.