Текст книги "Война, в которой я победила"

Глава 12

На следующее утро я проснулась спозаранку в большом возбуждении и с мыслями о бумажной погоне. Оделась, развела огонь и пошла скорей заваривать чай и готовить овсянку.

Джейми проснулся в плохом настроении. Сказал, что болит и рука, и голова.

– Наверно, переборщили мы с Рождеством, – заключила Сьюзан. – Отправляйся-ка ты в кровать. Я приду – тебе почитаю, вот только провожу Аду на конюшни.

– Я могу дома посидеть, – вызвалась я. – Буду за ним ухаживать.

Бумажная погоня была чем-то вроде лисьей охоты, только без лис, и не охота. Но если так подумать, нужна она мне, лисья охота?

– Не глупи, – сказала мне Сьюзан. – Джейми нужно просто выспаться как следует.

Я уставилась на Сьюзан.

– Давай-ка ты лучше наберёшь пока угля в ведёрко, а я пожарю тебе яичницу. Тебе сегодня потребуется много сил. Наверное, до самого обеда из седла не вылезешь. – Она улыбнулась и добавила: – Бекки без яичницы на охоту не отправлялась.

Яйца пока продавались без карточек, но были в дефиците. Джейми давно клянчил завести курятник.

Я сходила за углём, навела порядок в гостиной. Потом съела яичницу с тостом из военного хлеба, выпила чаю и принялась за посуду.

На кухню вышла Сьюзан, натягивая пальто.

– Оставь, нам пора. Я тебя провожу.

– Да не надо, – буркнула я. Можно подумать, сама не дойду – до тортоновских-то конюшен.

– Но мне хочется, – возразила Сьюзан. – Я там, наверное, всех знаю. Это же друзья Бекки были.

– Тебе разве не надо присматривать за Джейми?

– Ада. – Сьюзан вскинула брови. – Он спит. И к тому же прекрасно может обойтись без присмотра такое короткое время.

За которое успеет сломать вторую руку. Или…

– Я могу сама, – заявила я.

– Я знаю, что можешь. И Джейми тоже может. Пойдём.

У Тортонов на конном дворе толпилась куча незнакомых взрослых в шикарных костюмах для езды, и всюду стояли кони с лоснящимися крупами и заплетёнными гривами. На мне был твидовый пиджак (его я одолжила у Мэгги), бриджи и приличные сапоги (их мне Мэгги насовсем отдала), так что насчёт своего внешнего вида я не волновалась. Всяко не хуже Мэгги; в общем-то точь-в-точь как Мэгги. Однако чувствовала я себя ну совсем не в своей тарелке. Коржику-то я гриву, к примеру, не заплела. Я и не знала, как это делается.

Сьюзан с лёгкой улыбкой на губах оглядела толпу.

– Всё те же лица, – пробормотала она. Перебросившись кое с кем парой слов, она прошла вслед за мной в денник к Коржику и встала рядом придерживать за узды, пока я чищу его щёткой.

– Ты же сама никогда не ездила, – буркнула я. Беккиных гунтеров, охотничьих коней, она ведь продала после смерти Бекки.

– Я долго пыталась научиться, – ответила Сьюзан. – Бекки очень настаивала. Но мне как-то не пришлось по душе. Страшновато всё-таки, когда под тобой живая махина в полтонны, и в любой момент ей может взбрести в голову что угодно.

Я подняла на Сьюзан глаза. Это ей-то – страшно?

– Но на такие вот собрания я ходила, – продолжала она. – На всякие там охотничьи завтраки, обеды. Однажды побывала даже на охотничьем балу. – Она пристегнула подпругу со своей стороны и передала мне под животом левый край.

– И тебе нравилось? – спросила я.

– Нравилось.

Это меня удивило. Когда мы только приехали к Сьюзан, она так горевала из-за смерти Бекки, что ей вообще ничего не нравилось, и она никуда не выходила.

– Во всяком случае, воспоминания у меня остались самые тёплые, – добавила Сьюзан.

– Это как, тёплые? Недавние? Ты при нас вроде не ходила. – Я с трудом впихнула Коржику в рот удила.

– Тёплые – значит, счастливые. Радостные.

– Но теперь ты пойдёшь домой, да ведь? – Я перекинула поводья и повела Коржика из денника.

Выйдя наружу, я остановилась и стала высматривать Мэгги.

– Коржик! – всплеснула руками какая-то незнакомая дамочка. – Вы только посмотрите, это же Коржик! Ба, да здесь и сама мисс Смит! – Она протянула руку Сьюзан, и та горячо её пожала. – Вы снова выезжаете?

– Нет-нет, – улыбнулась Сьюзан и потрепала меня по плечу. – Это моя протеже, Ада. Коржик теперь на её попечении.

Дамочка и мне руку пожала.

– Тебе крайне повезло, – сообщила она мне. – Этого пони Бекки отлично выездила.

И они продолжили щебетать со Сьюзан. На другом конце двора я наконец заметила Мэгги рядом со своей лошадкой, Иви, и подвела Коржика к ним. Только я успела подтянуть подпругу и взобраться в седло, как раздался сигнал из рожка, чему все почему-то дружно рассмеялись. Сьюзан помахала мне с улыбкой из толпы. Я кивнула ей и подобрала поводья.

– Ты что, боишься, что ли? – спросила меня Мэгги. – Вид у тебя напуганный. А мне казалось, ты вообще ничего не боишься.

Если показать, что боишься, мама взъестся ещё пуще – это я с детства усвоила. И с тех пор своих страхов старалась не выдавать.

– Тут так много людей, – перевела я разговор.

– До войны всегда так было, – сообщила Мэгги. – Когда сезон, так с собаками раза три в неделю выезжали.

Только в этот раз никаких собак не было. Мы шли не по следу добычи, а по кусочкам бумаги, которые разбросал Фред, проехав тут верхом за пару часов до нас. Возглавлял толпу лорд Тортон. Мы же с Мэгги придержали своих лошадок, пока двор не опустел и, как младшие участники, поплелись в самом конце.

Однако мелькающие мимо скакуны вывели Коржика из равновесия. Ему захотелось с ними потягаться, и он рванул вперёд. Я натянула повод сильнее, но он не унимался и беспокойно жевал удила. Бока заблестели от пота. Я обхватила его руками за шею и затараторила: «Стой, стой, ну всё! Прекрати, спокойно!»

Коржик упёрся в повод, потом дёрнулся вбок. Зачастил, стал рваться вперёд.

– Да пусти его, – окликнула меня Мэгги. – Пусть побегает, быстрее успокоится.

Я пустила его бежать, но поводья не ослабила – наоборот, приходилось тянуть их так, что ремни впились в пальцы. Странное дело – раньше Коржик всегда слушался.

– Ты его так только подгоняешь! – крикнула Мэгги. – Ослабь!

Но я не могла. Смелости не хватало. Из-под копыт Коржика шмыгнул кролик, и я испугалась ещё больше, чем Коржик. Руки жгло, каждый вдох резал грудь. Ветер нагонял на глаза слёзы.

Впереди показалась широченная канава с водой. Иви плюхнулась в воду и перешла на ту сторону вброд. Коржик заколебался, потом прыгнул. Меня подбросило вверх, вышвырнуло из седла. Коржик приземлился на той стороне. Я полетела дальше.

На лету я отпустила поводья, втянула руки, сгруппировалась и приняла удар на плечи, как учила леди Тортон. Прокатилась по траве клубочком – и ничуть не ударилась. Коржик запрыгал на месте, тут же запутавшись ногами в поводьях – ещё немного и порвал бы их к чёртовой матери. Я вскарабкалась на ноги.

Рядом с Коржиком остановил своего Обана Джонатан.

– Полегче, полегче, – приказал он Коржику. И добавил, обращаясь ко мне: – Ты как, в порядке?

Я кивнула. Прямо чувствовалось, как лицо горит. Давненько я не падала – последний раз ещё до больницы.

Джонатан спешился, распутал поводья и предложил меня подсадить.

– Я сама могу, – буркнула я.

– Конечно, можешь, – улыбнулся Джонатан. – Я просто как бы изображаю джентльмена.

Мне стало стыдно, что я ни за что ни про что на него так ощетинилась.

– Извините, – сказала я. И позволила ему подсадить меня в седло.

– Ничего страшного, – махнул он рукой. – Всё-таки не зря у нас тут шутят, что это канава шампанского.

Я не поняла.

– На ней много кто из седла вылетает, – пояснил Джонатан. – А обычай такой, что если упадёшь на охоте, то потом надо проставиться хозяевам бутылкой шампанского. – Он ухмыльнулся. – Но ты не переживай. Не думаю, что бумажная тоже за охоту считается. И потом, ты как-то для шампанского ещё маловата.

Я нахмурилась. Почём мне знать, что это вообще, шампанское. Шампанское – что?

– Вино такое, с пузыриками, – подсказала Мэгги. – Французское. Я пробовала, забавное. – Она бросила взгляд на Джонатана, который уже вскинул брови, и добавила: – Ну как пробовала, глоточек всего.

Остальные давно ускакали вперёд, и мы пустились вслед за ними лёгким кентером. В повод Коржик больше не ложился – то ли устал, то ли чувствовал, что виноват. Скорее всего, устал.

– Где ты училась ездить верхом? – спросил меня Джонатан.

– Тут. Меня Фред учит. – Мне кое-что вспомнилось, и я усмехнулась. – Вообще-то я ведь с твоего коня начинала, с Обана. Он прыгнул к нам в загон. А я прыгнула на нём обратно.

Джонатан уставился на меня.

– Так это была ты?!

– Я. – В тот день я познакомилась с Мэгги, она тогда сильно ударилась головой.

– А мама рассказывала, что там была девочка из эвакуированных, – удивился Джонатан. – Якобы хромая какая-то, из лондонских трущоб. По её словам выходило, что все остались живы только по счастливой случайности.

– Пожалуй, так и было. Я ведь тогда совсем ничего не умела. Но я не хромая.

– Вижу, – сказал Джонатан.

– И никогда не была, – быстро добавила я.

Мэгги хмуро зыркнула на меня, но ничего не сказала. Джонатан тоже ничего не сказал.

– У тебя здоровский конь, – вставила я, чтобы нарушить неловкое молчание.

– А сестра вот его терпеть не может, – ухмыльнулся Джонатан.

– Знаю, – кивнула я. – Но мне он очень нравится. Не сбросил меня тогда, хотя мог. И на вид такой красивый.

До грациозного, элегантного Обана моему Коржику было как до луны. Или как мне до Мэгги – точнее, достопочтенной Маргарет Тортон.

Мы проехали ещё немного, перемахнули через какую-то оградку и очередную канаву поменьше. Коржик угомонился, к тому же ехать бок о бок с Джонатаном и Мэгги было куда спокойней.

– Завтра мне уже пора возвращаться на аэродром, – сказал Джонатан, – но когда буду опять в отпуске, съездим втроём покататься. Вы двое и я.

– Ты серьёзно? – не поверила я.

Его карие глаза смотрели вполне серьёзно.

– Слово джентльмена, – произнёс он.

Остальные ждали нас на дальнем конце поля. Джонатан разглядел знакомых и послал Обана рысцой в их сторону.

– Почему ты не говорила мне, что у тебя такой классный брат, – повернулась я к Мэгги.

– Я и сама не знала, что он такой классный, – покачала она головой и добавила: – А почему ты сказала, что никогда не хромала? Он слышал про твою косолапость, и про операцию в курсе.

Я пожала плечами. Мне и самой было непонятно почему.

– Я не хромая, – только и ответила я.

Хотя это была не совсем правда. Я всё-таки ещё немного припадала на одну ногу. Но сами эти слова – хромая, калека, уродина… Мне хотелось поскорей забыть, что когда-то они ко мне относились.

После бумажной погони Тортоны устроили охотничий, как они назвали, завтрак, хотя к еде мы приступили не раньше трёх.

– После охоты любая еда – завтрак, – пояснила Мэгги. – Хотя по мне тоже странное название. – Она рассказала, что если бы не война, то есть бы нам сейчас пирог с почками. Вместо этого давали вултонский – чрезвычайно мерзкая военная стряпня из запечённых овощей вперемешку с овсянкой для густоты.

Уже почти стемнело, когда я наконец вернулась домой. На окнах усилиями Сьюзан давно стояла маскировка, и они с Джейми сидели, сгрудившись вдвоём у огня. Завидев меня, Сьюзан подняла голову и улыбнулась.

– Ну как, понравилось? – спросила она.

Я стянула в прихожей грязные сапоги и кивнула, тоже улыбнувшись. Сьюзан встала и подошла ко мне.

– А мне тут пришла в голову замечательная идея насчёт твоего подарка, – сказала она и протянула мне листок бумаги. – Держи. С Рождеством.

Я ввалилась в комнату и плюхнулась на диван, сдвинув Джейми. Развернула листок. На нём крупным отчётливым шрифтом значилось:

«Передаётся в собственность: лошадь по кличке Коржик.

От кого: Сьюзан Элизабет Смит.

Кому: Аде Марии Смит.

Дата: 26 декабря, 1940 года».

Глава 13

Коржик.

Аде Марии Смит.

Мне.

Я сглотнула.

– Если это шутка, – выдавила я, – то не смешно.

– Да зачем мне шутить? – удивилась Сьюзан.

– И что, теперь его никто не сможет у меня отобрать?

– Никто, – подтвердила Сьюзан. – Ни при каких обстоятельствах.

– А если вдруг так выйдет, что я не смогу за ним следить? – засомневалась я.

– Тогда я помогу. Я же твой опекун. Вместе мы справимся.

– А если с тобой что-то случится?

– Ничего со мной не случится, – отрезала Сьюзан. Только откуда она может знать? – Мы справимся, – повторила она. – Пока же справлялись.

Я сжала листочек в обеих руках и прошептала:

– Спасибо.

А потом спохватилась и ринулась наверх.

– Ты куда? – крикнула мне вслед Сьюзан.

– Сложить в коробочку, к свидетельствам!

Накануне Сьюзан показала мне, как искать слова в словаре. И сегодня вечером я долго сидела в кровати с зажжённым светом и читала.

Опекун. Тот, кто опекает, оберегает. Попечитель, наставник. Личный страж. См. тж. Ангел-хранитель.

Ангел-хранитель. Ангел, чьё предназначение – оберегать определённого человека или место либо наблюдать за человеком, местом.

Ангел. Мистическое существо, действующее, согласно верованиям, в качестве посланника Бога, по его указанию. Как правило, представляется в образе человека в длинных одеяниях, обладающего крыльями.

Честно сказать, понятней не стало. Опекун опекает, с этим ясно; опекать – значит оберегать. Этого я и ожидала в принципе. Но при чём здесь люди с крыльями? При чём посланники Бога? Тут надо было разбираться.

Протеже. С этим словом оказалось не так-то просто. Оно могло значить любого, кому оказывают покровительство – очевидно, и меня тоже. А ещё там было сказано: Происходит от французского «защищать, оберегать».

На следующее утро я спросила у Сьюзан, пока она нарезала хлеб к завтраку, есть ли у кого-нибудь из её знакомых ангел-хранитель.

Она ответила, не поднимая глаз.

– Возможно. Это такое немного странное понятие из религии. Идея заманчивая, но мало что меняет.

Она почему-то упорно не хотела на меня посмотреть.

– А ты их видела? – спросила я.

– Нет. А увидела бы – порядком удивилась. Помоги-ка лучше накрыть стол. И где Джейми?

За столом я сказала:

– Ты назвала меня в день охоты своим протеже. Но протеже само происходит от слова «оберегать».

На сей раз она одарила меня внимательным взглядом.

– Ты читала словарь?

Я кивнула.

– Что ж, тут главное понимать, что происходит – не равно значит. Протеже значит не «тот, кто оберегает», а, наоборот, «тот, кого оберегают». К примеру, всякие девочки, которые находятся под опекой взрослого и поэтому не обязаны тратить на жизненные переживания так много нервов.

– Давай ты просто теперь будешь наша мама? – встрял Джейми.

– Какая она нам мама, – огрызнулась я.

– Ада, – остановила меня Сьюзан. – Пусть называет меня, как хочет, я не против.

Я подумала и сказала:

– Лучше давай я буду тем, кто оберегает. Или хотя бы помогает.

Сьюзан не спеша отхлебнула из чашки, потом сказала:

– Ада, ты всю жизнь сама пробиваешь себе дорогу. Настало время, когда по этой дороге тебя поведёт кто-то другой. Настало время, когда можно расслабиться, почувствовать уверенность, потому что тебе больше ничего не угрожает.

– Ха! Это мне-то – ничего не угрожает? – усмехнулась я.

– Ну конечно.

Никогда у меня не было такой уверенности, будто совсем ничего. Угрожать может всё что угодно и в любой момент – это мамина смерть отлично доказала.

– А ты сама уверена, что тебе ничего не угрожает? – спросила я у Сьюзан.

Она посмотрела на меня с удивлением.

– А как же. Ну, наверно, не считая тех ночей под бомбёжками, или когда все ожидали вступления немцев, или ещё той ночи в Лондоне – но в остальном, да, как правило.

– Но ведь Бекки умерла, – возразила я. – Оставила тебя одну-одинёшеньку.

– Это было, конечно, очень печально, – сказала она. – И до сих пор есть. Но это не причина утратить уверенность.

Я подумала.

– Можно, я тоже схожу на пожарное дежурство?

Сьюзан уже один раз была. Она стояла два часа на церковной колокольне, одна в ночи. Высматривала пожары. Оберегала город.

Сьюзан смерила меня взглядом и сказала:

– А что, замечательная идея.

Глава 14

В Добровольческой службе были рады, что я вызвалась помогать, но предупредили, что поставить меня на дежурство могут только в следующем месяце. В субботу Сьюзан сводила нас с Джейми на колокольню, чтобы показать нам при дневном свете, где там, как и что надо делать. Внутри церкви, сразу у входа, сбоку, оказалась маленькая дверка – раньше я её что-то не замечала никогда. За этой дверкой вверх поднималась узкая старинная лестница из неровно отёсанных каменных плит.

Сьюзан пошла первой, за ней Джейми. Я карабкалась последней, медленно и осторожно, тщательно выбирая, куда ступать. До операции я бы ни за что не смогла вот так вот взять и подняться по лестнице: на костылях было бы не удержать равновесие. Грохнулась бы, как пить дать… Во рту пересохло, сердце заколотилось. Я схватилась за поручни.

Лестница окончилась чем-то вроде балкончика, который просто нависал на самой верхотуре над рядами церковных скамеек. На мгновение скамейки закружились у меня перед глазами. Я шмыгнула в какую-то каморку сбоку, где сквозь дырки в потолке свисали толстые плетёные верёвки.

– Это комната звонарей, – сказала Сьюзан. – Вот за эти верёвки они тянут и так звонят в церковные колокола.

Джейми сделал вид, будто дёргает за верёвку.

– Ни в коем случае! – нахмурилась Сьюзан. С самого начала войны колокольный звон прекратили, оставив сугубо в качестве сигнала тревоги, на случай если немцы всё-таки высадятся.

По деревянной стремянке, прибитой к стене, Сьюзан, а вслед за ней и Джейми полезли наверх. Я же тупо уставилась на перекладины. Карабкаться по стремянке мне ещё не доводилось – с косолапой ногой о таком и думать нечего.

– Ты держись за бортики, а по перекладинам ногами перебирай, как по ступенькам, – проинструктировала Сьюзан.

Я полезла. Правую ступню старалась протискивать как можно дальше вперёд, пока пальцы не упрутся в стену за стремянкой. Так вес давил на пятку, и было не очень больно. Но всё-таки непросто. Напоследок оглянулась вниз – пол снова закружился.

Над комнатой звонарей, в основании шпиля, висели восемь колоколов. Размером – огромные, как кадки для купания. Я задержалась ненадолго, стараясь справиться с волнением.

– Надо же, такие большие, – проговорила я вслух.

– Каждый звенит на какой-нибудь одной ноте, – сообщила Сьюзан. – Звонари тянут за верёвки в определённом порядке, и получается музыка. Это называется переменный трезвон. В детстве я тоже была звонарём в отцовском приходе.

Тем временем у меня начинали дрожать руки. Промеж колоколов вверх вела стремянка покороче – и мы добрались до очередной маленькой дверки, в общем-то просто деревянной створки, которая открывалась на себя. Сьюзан распахнула её, и все по очереди ступили в проём, наружу. Снаружи как раз на этом уровне церковный шпиль опоясывала узкая наблюдательная площадка – такой вроде как бортик, обнесённый по кромке каменной стенкой пониже груди.

Я заглянула за край стенки. До земли – как до луны. Я и не думала, что мы так высоко забрались. Трава внизу качнулась, точно вздохнула; я почувствовала, что меня клонит вперёд… Я завопила.

– Ада! – Сьюзан схватила меня за плечо. – Что с тобой?

Я вцепилась пальцами в парапет. К горлу подкатила тошнота.

– Всё нормально, тебе ничего не угрожает, – попыталась успокоить меня Сьюзан. – Стена очень прочная, отсюда не упадёшь.

Всю жизнь я провела, выглядывая на улицу из окна на высоте четвёртого этажа. Казалось бы, уж могла бы и привыкнуть.

Джейми носился от одного края площадки к другому и визжал от восторга.

– Джейми! – крикнула я. – А ну прочь от края!

– Да оставь ты его, – встряла Сьюзан. – Ничего с ним не случится.

В голове гудело. Торчать на этом шпиле – что сидеть под бомбёжкой.

Сьюзан сказала:

– Наверно, это всё-таки была не очень хорошая идея. Пойдёмте-ка вниз.

– Нет! – воскликнула я.

– Ада, если ты боишься высоты, это нормально.

Я сжала зубы и уткнула в неё озлобленный взгляд.

– Ничего. Я. Не боюсь.

– От нашего дежурства в пожарной охране исход войны не изменится, – заметила Сьюзан.

Но что, если изменится? Только не большой войны, а моей, личной? Что, если мой страх меня защищает?

– Я. Буду. Дежурить.

И встала твёрдо, ноги прямо, рукой упёрлась в кровлю шпиля.

Постепенно до меня дошло, что если смотреть не вниз, а вверх, то дело не так уж и плохо. С одной стороны поднимались холмы, покрытые зимой бурой травой. С другой простиралась безупречная гладь океана. Я глубоко вдохнула, грудь наполнилась солоноватым запахом моря. Ветер пощекотал лицо. Небо над головой стало казаться безопасным.

До первых бомб, конечно.

Спуск дался мне труднее, чем подъём. Ведь чтобы спуститься, приходилось всякий раз свешивать одну ногу вниз над пропастью, пока не отыщешь ею ступеньку. Ущербная правая то повисала в воздухе, то на неё ложился вес всего тела.

– Зачем тебе так себя мучить? – проговорила Сьюзан, наблюдая за мной.

– Ничего я не мучаюсь, о чём ты.

Я пересекла комнату для звонарей и принялась спускаться по винтовой лестнице. Но даже в медленном темпе это было непросто. А спуститься быстро я бы точно не смогла.

Но если дать страху себя одолеть, он ведь никогда не отпустит.

Выйдя из церкви, я немного постояла, ощутила твёрдую почву под ногами, успокоилась. Окинула взглядом церковный погост.

Мамы больше нет. Мама умерла.

Тут мне в голову пришло кое-что.

– А где тело Бекки лежит? – спросила я у Сьюзан. – Где её могила?