Текст книги "Вид на битву с высоты"

В зале было дымно, и освещен он был несколькими цветными прожекторами, которые мельтешили, стараясь создать атмосферу непринужденного праздника.

Я вышел из зала и, подойдя к дежурной, показался ей проверяющим. Неважно каким – может, по электрической части, может, по газовой. Я спросил, как пройти в «полулюкс».

Проходить я никуда не стал, а возвратился к машине. Как я и предполагал, окна «полулюкса» выходили в сад. Два окна – третье и четвертое от дальнего конца. Информация есть, но пользы от нее пока мало.

Зато штора в ресторане была прикрыта не до конца, так что я точно увидел, как они, расплатившись, покинули ресторан.

Было без десяти десять. Стемнело, но ночью это серебряное сияние назвать было нельзя. В такую погоду в Питере выходят в два часа ночи посмотреть, как разводят мосты. Люди и предметы приобрели некий полупрозрачный вид и потеряли свой цвет – все было сиреневым и смутным.

Деятельность на гостиничном дворе давно уже прекратилась. Сторож прикрыл ворота и куда-то отошел, возможно, он ждет проказников во дворе.

Через дверь я поглядел, как вся честная компания поднималась наверх. Первым шел генерал, а дальше построением немецких псов-рыцарей, известным по нашему кинематографу как «свинья», шествовали Рустем с Александрой, а затем латники – простые ратники – Порейко и Джо с Жорой и телохранитель в черном, скрипевший ремнями на весь район.

Значит, они решили никого мне в помощь не присылать и вообще списали меня со счетов. Обидно, но удобно.

Меховск рано ложится спать или прилипает к телевизорам, чтобы лучше разбираться в мировом искусстве и политике. Если не считать золотой молодежи, которая догуливала в ресторане, постепенно переходя от рока к присядке, да случайных прохожих, улица была пуста. Теперь можно было рискнуть.

Я сделал так: дошел до магазина и резким прыжком поднялся на его крышу. С непривычки я потянул ногу, и мне пришлось минуты три корчиться за трубой от боли. Все летающие люди из фантастических романов померли бы от смеха, увидев, до чего дошла левитация в наши дни.

Не поднимая высоко головы, я перебрался на другой скат крыши. И разглядел сад. Он в самом деле относился к какому-то большому зданию – больнице или школе, нет, скорее больнице, потому что несколько окон в нем светилось.

Окна длинного крыла гостиницы выходили в этот сад. Мне не стоило труда увидеть свет в «полулюксе», где жил генерал. В обоих окнах.

К счастью, не все деревья в том саду были яблонями. Среди них встречались и более солидные создания. На ветвях одного из них – кажется, липы – я устроился, готовый, если надо, взлететь.

Я должен сказать, что летал я по обязанности, без всякого удовольствия и понимал проблему Икара, который предпочел свалиться в море, только бы не шастать между облаками.

Начало каждого полета требовало такой концентрации всей душевной и физической энергии, что начинал болеть живот и ломить в затылке. Боюсь, что, если бы мне в такой момент смерили давление, оказалось бы, что меня надо срочно класть в больницу.

Нет, я не птица и не создан для полета.

Рассуждая так, я устраивался поудобнее на ветке, глядя в открытое окно номера «полулюкс».

Как раз когда я еще шумел и потрескивал ветвями, Порейко подошел к окну и стал вглядываться в полутьму.

– Как бы кто не подслушал, – сказал он.

– Вы же знаете, это больничный сад. Ну кто в него ночью пойдет? – ответил Одноглазый Джо.

– Кому не надо, тот и пойдет, – ответил Порейко. Он стал закрывать занавеску, но изнутри комнаты сразу откликнулся генерал.

– Можно оставить немного свежего воздуха? – спросил он. – Как говорится, голова в холоде, ноги в тепле. Суворов.

Штору закрывать не стали.

Генерал пил кефир из квадратного пакета. Ему нравилось пить кефир.

– Не то что алкогольные напитки, – сообщил он.

– Я надеюсь, что здесь никто не услышит, – сказал Порейко. – Хотя я продолжаю думать – неплохо бы закрыть окно.

– И не думай, – воспротивился генерал.

Порейко вернулся к окну. Он смотрел вниз, словно кто-то мог подобраться к дому и подложить бомбу. Он курил, и, когда затягивался, его лицо становилось оранжевым от разгоревшегося уголька.

– Я рассчитывал на большее количество живой силы, – сказал генерал. – Моя статистика показывала другие величины.

Наверное, он был генералом по интендантству. Хотя в политику обычно уходили генералы из политорганов.

Я ощутил вечернюю тишину. И запах листвы. Где-то далеко залаяла собака. Вечер был безветренным, парным, и каждое слово, сказанное в комнате, мне было слышно, будто я сидел среди собеседников.

– В общей сложности, – ответил Порейко, отвернувшись от окна и возвратившись в комнату, – мы достигнем нужного числа. Добавим со стороны.

– Ни-ни! – возразил Рустем. Перед ним стояли в ряд несколько банок с пивом «Хейникен», он открывал их по очереди, слизывал пену и потом высасывал банку до дна. – Никакой самодеятельности. Мы мобилизуем наших людей, спецконтингент. Мне надоели объяснения. К тому же, по некоторым сведениям, к нашей деятельности проявляет интерес департамент Мясоедова.

– Это в МВД? – спросил Порейко. Теперь к окну подошла Александра.

– Ты куда? – спросил Порейко.

– Душно у вас, накурено, – сказала она.

Нас разделяла пропасть в десять метров; если бы она смотрела прямо на меня, наверняка бы углядела в листве.

Я замер, превратившись в сук. Сук был не очень убедителен, но она меня не заметила.

– В МВД, – сказал Марков и почесал убегающий подбородок, – но у нас к ним хода пока нет. Пока.

– Как же так, с вашими-то деньгами, с вашим влиянием?

– Я тоже удивлен, – сказал генерал. Он пил кефир, расплывшись на стуле, видно, спине привычней было опираться на прямую твердую доску.

– Это дело времени. Департамент невелик – одно слово, что департамент. Но они решили, что чем меньше людей, тем меньше утечки. Купим. Обязательно купим.

Я подумал, что разговор идет о департаменте полковника Миши. Мне хотелось, чтобы существовал департамент, куда еще никто не смог залезть, купить, развратить и уничтожить.

– Это опасно, – сказал генерал. – Поймите, что я обладаю высокой репутацией. Если что-то просочится в продажную прессу, моей репутации будет нанесен непоправимый ущерб.

– Непоправимых ущербов не бывает, – Рустем открыл еще одну банку пива, – все забывается. На этот счет есть поговорка, но я ее забыл. – Он говорил без акцента, но жестко произносил согласные.

Он сыто засмеялся, словно забыл поговорку нарочно, чтобы подшутить над собеседниками.

– Так, и что же? – спросил Порейко. – Что им известно?

– Им известны предыдущие мобилизации, – сказал Рустем. – Они уже вычисляют, что произошло, и даже, мне сообщили, просили прикрытия для того, чтобы послать агентуру в пункты, где могут произойти новые казусы.

– К нам тоже? – Александра отвернулась от окна и кинула вопрос в густую полутьму комнаты. Им бы свет зажечь. И, как бы услышав мою мысль, генерал произнес:

– Совсем ничего не видно, я этого не выношу. Даже в блиндаже у меня всегда было освещение проведено. Я помню, сидели мы в Грозном под вокзалом, и я говорю ребятам: «А ну-ка сделайте мне свет!» Сделали, черти полосатые!

Генерал врал. Не был он в Грозном под вокзалом, потому что и в прошлом, и в позапрошлом году ему было все те же восемьдесят лет. Такой генерал годен только для митингов.

– Значит, к нам прислали агента? – спросила Александра.

– Вот именно это и я хотел спросить, – произнес Порейко.

Александра зажгла торшер. Его уютный свет как бы сплотил людей, словно на полотне Рембрандта, – остальной мир перестал существовать, растворившись в теплой темноте.

– Не исключено, – сказал толстый. – Мясоедов отличается методичностью.

– А если у нас возникли подозрения? Даже без ваших предупреждений. Что нам делать? – спросил Порейко.

– В двух словах попрошу изложить суть дела, – приказал генерал.

– Недавно у нас в городе появился человек лет двадцати пяти. По биографии и документам – ветеран. Но что меня смутило с самого начала – он остановился в доме у некоего Аркадия Полухина, личности подозрительной и, по нашим сведениям, тайного сотрудника органов.

– Какие основания? – спросил Марков. – Я спрашиваю, чтобы призвать вас к осторожности. Наши товарищи в других местах часто ударяются в подозрительность. А излишняя подозрительность так же опасна, как излишняя доверчивость. Мы можем оттолкнуть, а то и погубить хорошего, преданного идее человека. И главное – привлечь к себе внимание органов. Учтите, не все у нас еще куплено, не все еще нам подвластно. Мы стремимся к этому и в центре, и на местах. Но работа нелегкая, ох нелегкая.

Марков подвигал козырьком и с тоской посмотрел, как уменьшается ряд пивных банок. Перед ним оставалось три или четыре.

Александра перехватила взгляд и, улыбнувшись, сказала:

– Мы можем нашего человека послать. Он всегда киоск откроет.

– Киоск не надо! – предупредил Порейко. – Киоски контролируются враждебной нам группой.

– И вы допускаете?.. – удивился генерал. Он постучал донышком кефирного пакета о столик, стук получился авторитетным и даже строгим.

– У каждого свои проблемы, – сказала Александра. – Вы не можете навести порядок в Москве, а мы не можем разобраться со всеми противниками в маленьком Меховске. Чувствуете сходство ситуации?

– У вас молодые, сильные, смелые ребята! – рассердился генерал. – Поднимите их, направьте, дайте цель, лозунги, и пускай они все сделают.

– Командарм, – сказал Рустем, – ты требуешь от ребят невозможного. Сам говорил, что они нам могут выделить слишком мало людей, а хочешь, чтобы они схватили весь город. В Меховске действует параллельная организация?

– Действует, ох как действует! – поспешил с ответом Порейко. – Союз ветеранов Афганистана во главе с неким Мельником. Мы не наладили с ними связи.

– И не надо, – согласился Марков. – Это не наши люди. Но если вам удастся оттянуть от них в свою структуру отдельных ребят, сделайте это. И если завтра вы позовете на дело кого-то, мы только скажем спасибо.

– Понимаю, как не понять, – согласился Порейко. – Но все не так просто, как кажется.

– А мне ничего не кажется, – сказал Марков. – Ваше дело подчиняться, а наше – принимать решения.

– Вам хорошо оттуда рассуждать, – пытался сопротивляться Порейко.

– Вы лучше скажите мне о шпионе, – сказал генерал. – Многие операции, должен вам сказать, срывались оттого, что в ряды наших сил внедряли их разведчика. Так что, попрошу вас, по порядку, а мы уж будем принимать решения.

– Юрий, – сказал Порейко, – Юрий Иванович Старицкий.

– Хорошая фамилия, – сообщил генерал, – из столбовых дворян.

– Я у него изъял паспорт, а он его у меня потом выкрал, – сказал Порейко.

– Как выкрал? – спросил Марков.

– Честно говоря, не знаю. И это мне тем более не нравится. Я у него изъял паспорт для проверки и регистрации, положил в стол, а когда хотел вечером изучить – нет паспорта! Где паспорт?

– Мало ли куда вы его сунули!

– Он сам признался, что украл.

– Это еще не аргумент, – сказал генерал. – Давайте нам другие аргументы.

– Мне не понравилось, что он сразу же пошел искать Александру.

– Кого? – спросил генерал.

– Меня, – сказала Александра.

– Как так пошел искать?

– Я работаю официанткой в кафе, – сказала Александра. – А он пришел в то кафе завтракать.

– И много у вас в городе кафе? – спросил Чулков. – Есть выбор?

– Есть еще на станции буфет и ресторан, в котором мы сидели.

– Ясно, – сказал Рустем. – Значит, если человек хочет поесть, то ему лучше всего пойти в кафе, где работает Александра. Что же подозрительного он совершил?

– Мне он не понравился, – сказала Александра. – Представляете, он предложил мне с ним позавтракать.

– Хорошее предложение, – усмехнулся Рустем. – Благородное. Я бы тоже предложил. Сначала поужинать, потом позавтракать.

– Так не делают, – возразил генерал. – Обслуживающий персонал не имеет права присаживаться за стол к клиентуре. Это дисциплинарное нарушение.

– Помолчи, командарм, – сказал Рустем. – Я отлично понимаю этого парня.

Александра отвернулась от него. Почти демонстративно. Мне непонятно было, зачем Порейко затащил ее в эту компанию. Я знаю, как важно при переговорах на обедах и встречах иметь красивую женщину. Очень полезно. Но тут шла встреча доверительного характера.

Рустем, который и был здесь главным, продолжал:

– Чем еще проштрафился этот Старицкий?

– Не нравится он мне, – сказал Порейко. – Не вовремя возник. Ну шел бы к Мельнику, к его ветеранам.

– А он в Афгане воевал?

– Нет, молодой для этого.

– Тогда ему некуда деваться, только к тебе, наш осторожненький.

– И в драку ввязался.

– В какую еще драку? – сердито спросил генерал. – Я не дозволяю рукоприкладства в моем округе. Немедленно доложите.

– Он был ни при чем, – сказала Александра. – Один мой поклонник, из бандитов, увидел через окно, что мы разговариваем. И ворвался. Вот Юра и уложил его. А Кирилл привел с собой еще людей. Тут уж пришлось вмешаться нашему шефу.

– Все обошлось? – спросил Рустем. – Мне еще не хватало милицейского дела накануне операции!

Это были первые очень нужные мне слова. Операция состоится завтра. Или на днях. Но какая-то операция, о которой не положено знать милиции, готовилась. У меня защекотало под сердцем. Это было подобно лотерее – один номер совпал, второй номер совпал, теперь третий…

– Еще обвинения против этого парня есть?

– Обвинений нет. Я сделал его своим шофером. Он говорит, что воевал в Абхазии и даже в Африке. Был механиком-водителем. А мне как раз нужен водитель. Я решил – пускай будет у меня на глазах.

– С одной стороны, мудрое решение, решение настоящего контрразведчика, – заметил генерал. – С другой стороны – рискованное решение.

– Я тоже думаю, что рискованное решение, – сказал Марков.

– Вы, наверное, не совсем понимаете, – сказала Александра. – Мы живем в маленьком городе. Наш город поделен на сферы влияния. Бандиты, с которыми дрался Юра, нам не подчиняются. Если мы его оставим одного, без прикрытия, – его сегодня же ночью зарежут.

– Так круто? – спросил Рустем и засмеялся своим мыслям. Потом добавил: – Надо вас прорежать. Знаете, бывает лес слишком густой, деревья друг дружке мешают, душат друг друга вопреки законам товарища Лысенко. Их тогда прорежают, чтобы росли свободно. Поняли?

Интересно, он помнит о Лысенко. Впрочем, ему на вид лет под пятьдесят. Он вполне мог застать отголоски той биологической борьбы в школе. А впрочем, что я о нем знаю?

– Вы считаете, что я должен его выгнать? – Голос Порейки дрогнул. Он был из тех вождей, которые очень решительны на словах, но когда доходит до дела, у них начинается геморрой.

– Нет, – улыбнулся Рустем. – Зачем? Нам такой человек нужен. Драчливый, смелый, с опытом. Пускай поживет еще немного. Вместе с другими борцами.

Этой фразы я не понял.

– Меня тянет в сон. Простите, у меня строгий режим, – сказал генерал. – Но требуется до наступления моего сна обсудить все важные детали.

Он посмотрел на Александру.

Черт возьми! Я готов был выругаться.

– А мне домой пора, – сказала Александра, – я с вами тут заболталась. А то хозяйка беспокоится.

– Вот и отлично, – сказал Рустем и, не поднимаясь, протянул ей руку. – Рад был познакомиться. Надеюсь, встреча не последняя. Вы там будете?

– Собираюсь, если Дмитрий Трофимович возьмет.

– Тебя Юра подвезет, – сказал Порейко.

– Я сама дойду, – улыбнулась Александра. – Кто меня тронет?

– Не уверен, не уверен, – возразил Порейко. – К тому же мы еще полчасика здесь поговорим. Он успеет тебя проводить. Но ребят не трогай. Ребята пускай здесь остаются.

Александра чуть поклонилась генералу.

– С богом, девочка, с богом, – сказал генерал.

Александра пошла к двери. Она еще не успела уйти, как Рустем заговорил вновь, застав меня в движении, – я как раз пытался высвободиться из ветвей, которые меня столь надежно укрывали.

– Вы начали говорить об Аркадии Полухине. Это бывший кандидат. Он хромает?

– Полиомиелит, – сказал Порейко.

– Он нам много крови попортил.

– И еще попортит, – сказал Рустем.

Но я не мог здесь оставаться. Александра поднимет крик… Я взлетел над деревом и, сиганув через крышу, опустился у самого входа в магазин. Магазин был закрыт, но на ступеньках у него нежил недопитую бутылку местный бомж. Рядом с ним я и опустился.

– Привет, – сказал он, – ангел божий. Не желаешь ли просветить?

– Не желаю, – ответил я грубее, чем разговаривают с бомжами ангелы.

И побежал к машине.

Я подошел к ней в тот момент, когда из дверей гостиницы вышла Александра. На всякий случай за ней следовал Одноглазый Джо, но когда он увидел меня стоявшим у машины, то успокоился и начальственным тоном приказал:

– Отвезешь Александру и сразу обратно. Не задерживаться. В любую минуту можешь понадобиться шефу.

– Это так? – спросил я Александру, показывая, что ставлю ее ступенькой выше Одноглазого Джо. Александра поняла, негромко зажурчала горловым смехом и сказала:

– Он не посмел бы соврать.

Джо надулся, но проглотил обиду. Александру они все побаивались, фаворитка всегда опаснее самого шефа.

– Соскучился? – спросила Александра, садясь рядом со мной.

– Нет, время пробежало, как одно мгновение, – ответил я цитатой из дамского романа.

Она жила далеко от центра. В отличие от соседних домов забор в ее доме был невысок. В окнах горел свет. Когда машина затормозила, занавеска на открытом окошке откинулась, высунулась женская голова, всматриваясь в сумрак, загустевший, как черносмородиновый компот.

Александра шлепнула меня ладошкой по руке, лежавшей на руле, и сказала:

– Спасибо, Юрик. Проводи меня до калитки, мало ли кто здесь может притаиться.

Притаиться там никто не мог, но я не стал спорить с женщиной, которая ходит сама по себе.

Мы вышли из машины.

Она заговорила тихо, глядя на свой палисадник в сторону от машины:

– Я знаю, они «жучок» в машине ставили. Трофимыч сам провоцирует тех, кто с ним поехал, на всякие разговоры, а потом слушает. Он коллекционер подлостей, понимаешь?

Я кивнул.

Она перешла на шепот:

– Они тебе не верят, Юрик. Они думают, что ты легавый, так что береги каждый свой шаг, оглядывайся.

– Зачем же он меня в шоферы взял? – наивно спросил я.

– Дурак, чтобы ты всегда был под рукой, чтобы глаз с тебя не спускать. Кстати, и за Аркашкой приглядывай. Тут такая штука… – Ей как будто не хотелось говорить, боялась она, но все же сказала: – Ты здоровый, ты им нужен, а Аркашка хромой, на что он им?

– Для чего я нужен?

– Не могу же я этого сказать! Иди, иди, а то Трофимыч подсчитает, сколько тебя не было, и решит, что ты меня под забором трахнул. А ты хотел бы?

– У тебя и без меня коллекция богатая.

– Это не ответ мужчины.

– Будет время, будет и ответ, – дипломатично заявил я.

– Александра! – послышался женский голос от двери. – Сколько тебя ждать?

– Квартирная хозяйка, – сказала Александра. – Добрая тетка. Я ей вместо дочки.

Она легонько, но больно щелкнула меня ладошкой по щеке.

– Ты не стоишь жалости, – сказала она. – Понял? Я тебе честно скажу: ни один из вас, козлов, мне не нужен.

Хлопнула калитка.

Она побежала к двери. Хозяйка, ворча, проследовала за ней. Дверь громко хлопнула.

Трудно ей тут, подумал я, забираясь в машину. Какая бы она ни была – распутная, жадная, легкомысленная, запуганная, не знаю, будет ли время разобраться, – ей тут трудно. Это не город, а какой-то скорпионник.

Я за пять минут доехал до гостиницы. На пороге стоял Жора.

– Тебя только за смертью посылать, – буркнул он и побежал внутрь.

Через три минуты появился недовольный Порейко в сопровождении Одноглазого Джо.

– Что случилось? Тебя полчаса не было.

– С Александрой разговаривали, – сказал я. – О смысле жизни.

– Без шуток! – велел Порейко. – Когда тебя спрашивают…

– А я не шучу. Спросите сами у нее.

– Не о чем вам разговаривать, – сообщил мне Порейко.

Он сел в машину один.

Я обернулся к оставшимся у входа в гостиницу холуям.

– А личная охрана? – спросил я.

– Они сами доберутся, – сказал Порейко. – Им недалеко.

Мы проехали полдороги до его дома, и тут Порейко передумал. Он велел мне поворачивать к гаражу. Он сообщил мне, что обстановка в городе неспокойна – они обсуждали ее с гостями, руководителями центральной организации.

– А в гараже спокойнее? – удивился я. – Это же простой сарай.

– Все же под замком и за воротами – не так легко надругаться.

Я не стал спорить – его воля, тем более что от гаража мне до дома даже ближе, чем от его дома.

Мы быстро доехали до гаража, открыли ворота и загнали машину в сарай. Порейко был молчалив, только рассказал мне, что товарищ Рустем – большой человек в Москве, его знают в ВПК. Но главное – он считает, что в нашей стране пора установить настоящий порядок. Для этого надо уже сейчас готовиться к тому, чтобы подобрать власть, когда она упадет на землю, – а ведь каждый понимает, что наша власть как груша, – перезрела, вот-вот шмякнется.

Когда я запер сарай, он отобрал у меня ключ и сказал, блестя в темноте золотыми клыками:

– Я тебе, Юрик, прости, пока не доверяю. Оставишь тебе ключ, а ты возьмешь ночью машину и уедешь с девочками кататься. Учти, Александре доверять нельзя. Тот мужчина, который этой сучке доверяет, считай – труп в прямом и переносном смысле. Нет, ключ завтра получишь.

– Так что, я за ним к вам домой пойду?

– Не так строго, – засмеялся Порейко. – Тебя в восемь здесь Жора ждать будет. Вы с ним за мной и заедете. Добро?

Мы вышли на улицу.

– Ну что ж, прощайте, до завтра, – сказал я.

– Нет, у меня к тебе просьба будет, – ответил Порейко. – Проводи меня до дому. Уж очень у меня много в этом городе недоброжелателей. Ты не поверишь.

– Чего же вы ваших охранников не взяли?

– А зачем мне охранники, когда ты один десяти стоишь? Стоишь, правда?

– Мне спать хочется, я устал.

– Чего тебе усталость! – Он жестко взял меня за предплечье и повел за собой. – Не отказывай мне, не надо. Мы с тобой ветераны, а ветеран своего командира никогда не бросит на враждебной территории.

– Ничего себе – враждебная территория…

– А тут каждый куст стрельнуть может, – убежденно сказал Порейко.

От него несло алкоголем и луком, он все норовил взять меня под руку, но я не доверял его приятельству.

– Ты мне лучше расскажи свою биографию, – сказал он, – вроде мы с тобой одного поля ягоды, должны все о себе знать, а мне мало что известно. Разве это порядок? Это непорядок.

– Вы уже знаете мою биографию.

– А ты не формально, по-человечески. Например, братья, сестры у тебя остались?

– Есть сестра, в Сызрани.

– Замужем?

– И двое детей. Мужа зовут Георгием, он брюнет, работает в рыбинспекции, у них двухкомнатная квартира…

– Хватит. С ним все ясно. Фамилия Георгия?

– Арутюнян.

У них нет времени проверять. И не будет он проверять. Порейко планирует для меня какую-то другую судьбу.

– А вот когда ты из Африки вернулся, то где жил?

– Я жил в Москве, у любовницы. Мою любовницу зовут Любой, она кончает курсы иностранных языков, сама темная блондинка, глаза серые, шрамов пока не заметил…

– Нормально, спасибо. – Порейко делал вид, что идет нормальная беседа. – Мы и ее проверим. Фамилию не забыл?

– Не забыл. Кузнецова, Любовь Викторовна.

– А теперь расскажи…

К счастью, тут мы добрались до дома Порейки, и я его не успел придушить. Может быть, мой отчаянный поступок и сорвал бы всю нашу операцию, но принес бы пользу человечеству в целом. Я почему-то вспомнил рассуждения Маркова о том, как прореживают лес. Самый главный сорняк шагал рядом со мной и делал вид, что принимает на веру мои глупости. Но в тот момент я еще не подозревал, насколько он опасен.

* * *

Я позвонил, Аркадий не открыл. Наверное, пошел провожать Риту, почему-то подумал я. Я толкнул дверь. Дверь была отперта. Это тоже меня не удивило. Я не знал привычек Аркадия. Но был уверен, что красть у него дома нечего. Так что он вполне мог оставлять дверь открытой настежь. Я прошел на кухню. Там стояли две недопитые чашки. И вот тут я, несмотря на открытые окна, почувствовал запах крови. У меня удивительное, звериное обоняние, я никому в этом не признаюсь, скорее во избежание шуток. Я вошел в комнату, уже зная, что они убили Аркадия. Впрочем, к такому выводу давно надо было бы прийти. Надо было бы прийти к такому выводу, а не гулять по ночным улицам, создавая алиби Порейке, как будто он был моим задушевным другом.

Аркадий лежал в углу между тахтой и стеной, опершись спиной о прикроватный столик. Он, видно, отступал от них, но не звал на помощь, что-то не позволяло ему звать на помощь. Он отступал, потом отступать больше было некуда, и они его достали и зарезали. Причем он видел, что они хотят сделать, отбивался и хватался руками за лезвие – его пальцы были окровавлены и изрезаны.

Они разрезали ему горло большим кухонным ножом.

Нож валялся тут же, они бросили его.

Но я сначала сел на корточки и стал щупать пульс, потом приподнял веко; это был пустой труд: Аркадий был мертв уже несколько минут, а может быть, и полчаса – я не знаю, с какой скоростью охлаждается тело, тем более в такой теплый вечер. Тело еще было теплым.

Я знал, что есть телефон у соседа.

Я вышел на лестничную площадку и постучал в дверь напротив. Но не сильно, не тревожно, как мне хотелось, а заставил себя позвонить робко и коротко, будто я пришел занять соли.

В двери был глазок, меня долго разглядывали, потом мужской голос спросил:

– Чего тебе?

– Я напротив живу, – сказал я, – я брат Аркадия.

– Ага, – сказал голос, – я тебя видел.

– Скажите, откуда можно позвонить?

– А зачем?

Господи, ну в какой стране я живу!

– С Аркадием несчастье, мне нужно вызвать «Скорую».

– Подрались, что ли?

Чтобы слышать друг друга, нам приходилось говорить громко, почти кричать, но моего собеседника это совершенно не смущало.

– Да вы скажите, где телефон?

– Нет телефона, – сказал голос. – А ты в больницу сходи.

– А где больница?

– А как выйдешь из подъезда, так поверни направо и по тропке, по тропке, не отклоняйся, еще два дома будет, там спросишь.

Я понял, что пользы от него больше не добьюсь, и кинулся бежать.

Тропинка повела меня сквозь заросли сорных кустов. В кустах кто-то возился и страстно подвывал.

– Эй, где больница? – крикнул я.

В кустах замолчали, затаили дыхание.

– Я тебя спрашиваю! – крикнул я и двинулся в кусты в направлении голоса.

– Вы правильно идете, – ответил девичий голос, – скоро дорожка асфальтовая будет.

В больнице было сонно, пустынно, а дежурный врач ушел домой спать. Так объяснила сестра – единственное существо в белом халате. Но из больницы мне удалось по крайней мере дозвониться до милиции. Этот город безобразно рано ложился спать, его даже не волновали поздние телевизионные сериалы. Но постепенно моя деятельность возвращала его к жизни – медсестра побежала в соседний дом будить шофера «Скорой помощи», я дозвонился еще и до врача, врач пытался отговориться от выезда, раз мой брат мертв, но я припугнул его, сказав, что не уверен в его смерти. А вот если он умрет в ближайший час, то я дойду до министра.

Шофер «Скорой помощи» был в майке и тренировочных брюках, но по крайней мере он не тянул время и не изображал невинную жертву моего заговора. Вместо врача, которого мы так и не дождались, поехала ночная медсестра. Когда мы прибыли, милицейский «газик» как раз подъехал к подъезду. Возле квартиры стояла небольшая толпа, какие-то люди, видно соседи, ходили по квартире, милиционер стал их гнать. Он сказал мне доверительно:

– Так я и думал, все вещдоки затоптали.

Я подумал, что затаптывать особенно нечего, тем более что в «газике» было лишь двое патрульных, а что касается экспертов, то раньше утра их не ждали.

Медсестра вместе с милиционером осмотрели Аркадия.

Конечно же, он был мертв.

Милиционер сразу накинулся на меня как на главного подозреваемого. Как у подозреваемого у меня было одно достоинство – я оказался под рукой. Он спрашивал меня, когда я пришел домой, почему не пришел раньше, я оправдывался, просил уточнить у медсестры – она должна знать – или милиционеры должны знать – их же учили чему-то! – сколько часов назад убит Аркадий.

– Недавно, – сказала сестра, – час-полтора, совсем недавно.

– Значит, перед моим приходом, – сказал я.

– Или сразу после вашего прихода, – уточнил милиционер. Он отобрал у меня паспорт и велел пройти с ним в отделение.

Но тут, на мое счастье, прибежала Рита. Откуда-то эта медовая красавица узнала о смерти Аркадия – так быстро вести разлетаются по городу.

Волосы во все стороны, лицо красное, некрасивая, грубая, крикливая.

Она думала, что Аркадий еще в квартире, но когда узнала, что его увезли в морг, ринулась было туда и тут увидела, что меня ведут к «газику».

– А его зачем? – спросила она сквозь рыдания и невнятные обвинения в адрес убийц.

– Он тут был.

– Ты видел? – Она удивилась. – Когда ты приехал?

– В одиннадцать двадцать, – сказал я. – Я время всегда отмечаю.

– И Аркашка уже был мертв?

– Конечно. Я сначала это понял, а потом побежал в больницу.

– Ну пошли, пошли, – тянул меня за рукав милиционер.

– Да оставь ты его! – закричала Рита. – Или меня бери. Я от него в одиннадцать ушла. Ты понимаешь, что я в одиннадцать, ну, может, без четверти одиннадцать ушла, и еще с ним поссорилась, как следует поссорилась.

– Ну и что? – спросил милиционер. – Ты поссорилась, а он пришел и убил.

– Ну зачем мне? Подумайте – я прихожу домой и убиваю брата?

– А вот зачем – разберемся. Но оставлять тебя на свободе я не буду. А ты, Маргарита, иди домой, дети плачут. Хватит.

– Ты не издевайся, Петров, – сказала Маргарита грозно. – Я ведь и пришибить могу. Я тебе сказала – Юру отпусти. Юра ни при чем. Я знаю, кто Аркашку убил, кто к нему подбирался.

– А кто?

– Я сама до них доберусь. Они жить не будут.

– Ну пошли, пошли, – повторил милиционер.

Толпа вокруг стояла тесно, чтобы не пропустить ни слова.

– Ты только попробуй! – пригрозила Рита. – Тебя завтра здесь не будет. А ну, отпусти Юрика!

В толпе засмеялись.

– А мне в больницу надо, ты же понимаешь – я хочу Аркашку увидеть, – сказала Рита.

– Ладно, – сказал милиционер, который, видно, не чаял, как отсюда убраться, – давай по дороге тебя завезем.

Второй милиционер, что сидел за рулем, вообще не вылезал из машины.

– По пьянке? – спросил он и посмотрел на меня.

– А потом в больницу побежал – нервы у них сдают. – Милиционер не желал отказаться от своей версии.

Милиционер отправил нас на заднее сиденье – это был самый обыкновенный «газик», – а сам сел спереди.

– Юрка, – спросила Рита меня как своего, словно беда сблизила нас. – А ты чего сегодня так поздно пришел? Ведь Аркашка ждал тебя. Он очень ждал, ты же понимаешь.

– Меня шеф не отпускал, – сказал я. – К нему люди из Москвы приехали, а потом я у ресторана стоял, ждал их.

– Об этом я знаю. – Рита перевела дух, сглотнула слезы. – Но потом почему домой не поспешил? Ничего бы не было.