Текст книги "Вид на битву с высоты"

– Посуду забери, чтобы не пропала.

Бармен, который наливал пиво из крана двум девицам с багровыми рожами бомжей, кивнул.

– Пошли. – Порейко, не оглядываясь, пошел к выходу.

Я последовал после секундной паузы. Все пока шло по моему плану, однако мне надо было показать некоторое сопротивление, чтобы Порейко убедился в том, что я подчиняюсь ему принудительно.

Мы вышли на улицу не рядом, а последовательно – я шел в двух шагах сзади.

Улица была пустынной, лишь возле ларьков бродили женщины, а у одного из них разгружали «Газель».

Навстречу нам шел Одноглазый Джо.

– Ну что? – спросил у него Порейко.

– Жить будет, – ответил Джо и расхохотался. Он любил громко смеяться. Я видел его «дело» у полковника Миши. «Дело» умещалось на листке компьютерной распечатки, но от этого его биография не становилась проще. У него было две судимости за хулиганство, он проходил совсем близко от посадки в деле о групповом изнасиловании – неприятный тип.

– Ты проще, Джо, – мягко сказал Порейко, но это тоже звучало как приказ.

– Смазали и пластырь наложили. Но она сказала, что голова болит, и ее домой отправили. Сказали, чтобы полежала, потому что есть опасность сотрясения мозгов.

И тут уж Джо нельзя было остановить.

– Ты чего? – прервал его смех Порейко. – Что тебя, идиота, веселит?

– Мозги, – признался Джо. – У нее мозги!

– Куда больше, чем у тебя, – сказал Порейко. – Понял?

– Так точно, – сказал Джо, не обидевшись. – Вы к себе идете?

– Вот веду юношу в офис, – сказал Порейко. – Побалакаем.

– Юношу! – И Джо поплелся за нами, взвывая от приступов смеха.

Идти было недалеко. Мы поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. Дверь в ближайшую комнату была приоткрыта. Из-за нее доносился стук пишущей машинки.

– Заходи, – сказал Порейко.

Одноглазый Джо толкнул меня в спину, но я промолчал. Я должен быть хитрым, как змей, и осторожным, как пугливая лань.

Это была большая комната в два окна. В ней помещались шкаф и два письменных стола. На стене висело красное знамя, рядом с ним портрет императора Николая II, который отвернулся от знамени, видно возмущенный таким соседством.

Кроме того, к стенам были прикноплены какие-то листовки, плакатики, записки, карикатура на Гайдара и большой плакат из военного кабинета, на котором был показан в общем виде и в разрезе автомат Калашникова и объяснялось, как его разбирать и смазывать.

За одним из столов сидел молодой человек при усиках и в черной кожаной куртке.

– Ну как? – спросил Порейко. – Кончаешь?

– Скоро кончу, Дмитрий Трофимович, – ответил молодой человек.

Порейко обогнул второй стол, что стоял как раз между портретом и знаменем, и уселся за него. Я оглянулся в поисках стула. Стула не оказалось.

– Ты садись, садись, – сказал Порейко, который отлично видел, что стула в комнате нет.

Я молча направился к другому столу и сказал молодому человеку с усиками:

– Привстань.

– Зачем?

– Привстань!

Тот вскочил. Я взялся за спинку стула, перенес его к столу. Одноглазый Джо ринулся было ко мне, но Порейко остановил его, подняв ладонь.

– Дмитрий Трофимович, – пожаловался усатик, – я так не успею.

– Пиши стоя, – ответил Порейко.

Смотри-ка, а он находчив и хладнокровен и, видно, привык общаться с нахалами вроде меня!

– Ты из той комнаты принеси, – подсказал Джо и широко улыбнулся. А когда парень ушел, он сказал: – Ну, ты даешь!

– Помолчи, – велел ему Порейко. – Иди погуляй, пивка выпей и Жору с собой забери.

– Будет сделано, – сказал Джо.

Мы остались одни.

– А теперь рассказывай, – ровным вялым голосом произнес Порейко, – кто и зачем тебя сюда прислал. Что тебе нужно от нас?

– Это вместо здравствуйте? – спросил я.

– Ты говори, говори…

– Слушайте, мне такой разговор не нравится, – сказал я. – Я к вам не напрашивался, вы меня позвали, а теперь все наоборот?

Я должен быть прост, но не так уж и прост.

– Город у нас небольшой, каждый человек на виду. С чего бы тебе к нам приезжать?

– Повторяю по буквам, – сказал я. – Можете проверить у Аркадия, тем более что вы с ним знакомы. Пошлите телеграмму тете Нине. Что вам еще показать?

– Паспорт, – сказал Порейко, протягивая открытую ладонь.

– Зачем я буду вам паспорт показывать?

– Покажи.

Я отрицательно покачал головой.

– Ты в самом деле собираешься в нашем городе жить? – спросил Порейко. – Так учти, что за первый же день нажил себе опасных врагов. И они тебя на улице тут же подхватят. Зачем тебе враги? Это же смертный приговор.

Я подумал – недолго, секунд пять, – достал из внутреннего кармана бумажник, из него – паспорт.

Паспорт был самый настоящий, с моей фотографией, только некоторые данные были изменены. Но умеренно. Так, чтобы при проверке не возникло подозрений. Моя мать, Зинаида, вышла замуж за одного железнодорожника, когда мне было пять лет, и уехала из нашей деревни. Так что мое рождение и родственные связи с семейством Лопухиных подтверждались.

Докопаться до правды было возможно, но этого надо было очень захотеть. Я надеялся, что такого желания не возникнет. Если я буду вести себя естественно.

Порейко перелистал паспорт.

– Прописан в Каунасе. Это еще что такое?

– Я женился там, – ответил я. Мне сделали эту женитьбу, надеясь, что проверить мое прошлое в Литве будет сложнее, чем в Калуге.

– На литовке? – Я понял, что литовцы для него хуже негров.

– На нашей, – успокоил я Порейку. – Только мы расстались.

– Ага, – сказал Порейко, – …зарегистрирован с гражданкой Кузнецовой… И почему же расстались?

– Не сидится мне на месте, – ответил я.

– Паспорт пока побудет у меня, – сказал Порейко. Он прихлопнул его ладонью.

– Я что, к ментам попал? – спросил я.

– Ты к серьезным людям попал. Так что рассказывай дальше свою биографию.

– Не пойдет, – сказал я. – Надоело мне. Что за страшилки? Обойдусь я без вашего покровительства.

– Не обойдешься. Рассказывай дальше.

– Но хоть скажите, кто вы такой, – взмолился я.

Порейко смилостивился.

– Тайны тут нет, – сказал он. – Я председатель меховской секции «Союза ветеранов – XX век». Слышал о таком Союзе?

– Союз ветеранов Афганистана? – спросил я.

– Не совсем так. «Союз ветеранов – XX век». Мы объединяем все здоровые силы в ветеранском движении под лозунгами единства и нерушимости нашей родины. Ясно?

Текст был прочитан как с плаката, хотелось посмотреть по стенам – откуда же он прочел эти громкие слова?

– Ну что ж, – сказал я, даже без особого желания, так, к слову пришлось, – значит, мне у вас надо зарегистрироваться.

– А ты что, ветеран? – Порейко был удивлен. – Ты же сказал, что только на действительной был.

– И еще три года, – сказал я.

– И где же служил?

– Я много где служил.

– А ты говори, нам спешить некуда.

Я принялся рассказывать вымышленную боевую биографию, путь советского конкистадора конца XX века. Моя «легенда» была относительно скромной, чтобы максимально снизить риск от встречи с бывшим однополчанином. Правда, дядя Миша не успел толком проверить все личные дела меховских ветеранов, но он был почти уверен, что там не было абхазцев и никто из них не побывал в Африке. Африку придумал я сам – наемник в Сомали! Я еле спасся, когда власть переменилась. Но везде – механик-водитель, не снайпер, не террорист – избави боже, просто хотелось посмотреть мир и немного заработать. Мир кое-как посмотрел, большей частью через прорезь в БМП, заработать не удалось – плохо у меня держатся деньги.

Порейко слушал меня, почти не перебивая, делал пометки в черном блокноте. Когда я бежал из Сомали в Киншасу, скептически покачал головой и сказал: «Клуб кинопутешественников».

– Да ты, может, снаряды возил для черных! – взвился Порейко.

– А ты считал? – спросил я. – Кто эти снаряды возил и кто дачи себе строил? Там и без снарядов было что возить.

Я закончил рассказ своим появлением здесь. Захотелось осмотреться, может, осесть, хотя люблю я больше крупные города, а может, отправлюсь дальше. Как получится. Главное – я мирный человек, приехал с дружескими намерениями и встревать в войны не желаю…

– Черт тя знает, – сказал по завершении моей одиссеи Порейко. – Черт вас всех знает.

– Мне можно идти? – спросил я.

– Нет, – сказал Порейко.

Он поднялся, решительно кинул мой паспорт в ящик своего стола, вернее, ему показалось, что он кинул мой паспорт в ящик стола, – на самом деле паспорт уже был у меня в кармане. Но мало ли кому что кажется.

– Пойдем с тобой вместе, – сказал он.

Стоя, он расчесал свои кудри, распределив по лысине параллельными прядками, кликнул Одноглазого Джо и велел усатику садиться за завершение какого-то документа.

– Сейчас навестим Одуванчика, – сказал он своему адъютанту.

– Он сейчас в мастерской занят, – с почтением в голосе ответил Джо.

Порейко вылетел из комнаты подобно Петру Первому на каком-то полотне Лансере и помчался, поднимая ветер.

За ним бежал Одноглазый Джо и сзади – я.

День уже разгорелся, солнце светило жарко и влажно, под ним подушками лежали сизые тучи.

Люди оборачивались, глядя на нас, Порейку узнавали, некоторые пытались приветствовать его. Но Порейко никого не видел.

Мы промчались вдоль рядов рынка, в конце их у забора была мастерская «Металлоремонт», типичная хижина дяди Тома с окошком, как в заводской кассе.

Но мы не стали заказывать ключ, Порейко обогнул мастерскую сбоку, толкнул дверь, а мы с Джо остались снаружи, на пороге, потому что места внутри хватало лишь для длинного верстака с вальцами, половинки стола, где были сложены инструменты, и стула, на котором сидел хозяин мастерской Одуванчик.

Я сразу понял, почему его зовут Одуванчиком. Он был смуглым, загорелым или с детства смуглым, а тонкие завитые волосы вокруг лысинки-тыквы казались одуванчиковым белым пухом. А лицо у него было гладким и добрым, с большими бараньими глазами.

– Все знаю, – сказал он, не оборачиваясь и не переставая обтачивать болванку. – Все слышал. Страшно недоволен. Всех накажу. А ты, Трофимыч, своих тоже накажи.

– Я там сам был, – сказал Порейко. – Знаю, кого наказывать.

– Зачем волнуешься, гипертонию подхватишь.

– Ты предупреди, Артем Давидович, – сказал Порейко, – ты предупреди Кирилла, чтобы он глупостей не делал. А я тебе хочу представить (он так и сказал: представить) моего нового человека, прибыл к нам из самой столицы, состоит моим личным водителем. Познакомься, Юрик, и проникнись уважением к единственному в наших краях «авторитету».

– Преувеличение. – Мастер Одуванчик обернулся ко мне. Он отложил болванку и вытирал ветошью пальцы. – «Авторитетов» в Меховске нет, а вот авторитетные люди имеются в наличии.

Он протянул мне руку.

Ладонь и пальцы были жесткими, как у человека, который занимается ручным – металлическим или каменным – трудом.

– Не могу без работы, – сказал Одуванчик. – Руки мои тянутся к труду. И вроде пенсия у меня хорошая, и квартира есть, а все продолжаю приносить пользу людям.

– Значит, договорились? – спросил Порейко.

– Что-то твой Юрик очень злой, это плохо, – сказал Одуванчик. – Людей надо любить, а не калечить.

– Александра в больнице, – ответил также коротко Порейко. – Люблю я Александру, жениться на ней собрался.

– Неужели Александру обидели? Значит, я был прав, когда рассердился на бездельников. Но за Александру они от меня вдвое получат. Так что иди, Трофимыч, гуляй, воспитывай своих молодых ветеранов. Нам с тобой делить нечего.

Мы вышли наружу. Тучи подобрались к самому солнцу. Воздух был тяжким, мокрым, парным.

– Врет он все, – сказал Порейко.

Одноглазый Джо уже пошел вдоль рядов, остановился возле торговки, стал прицениваться к огурчикам.

– Ты думаешь, что он чудак – Одуванчик? – сказал Порейко.

– Я так не думаю.

– Он на рынке сидит как паук. Контролирует рынок, а когда рядом хозяйский глаз, всегда можно пожаловаться или совета попросить.

– Он вас не любит? – спросил я.

– Конечно, не любит, но ссориться со мной не будет. И особенно ему неприятно, что Александру задели. Это уж совсем не по-людски. Но он ничего поделать со своими не может. Они же отмороженные, надо с ними разобраться. А ты как думаешь?

Мы вышли с рынка и остановились. Порейко закурил.

– Не знаю ваших возможностей, – сказал я.

– Правильно, и я спешить не буду, – сказал Порейко. – Но когда время придет, я их отправлю куда положено.

– А куда?

– Так вот что тебе надо? Я специально, гад, тебя испытывал!

– А это не я спросил. Это Джо спросил, – ответил я.

– Точно, – согласился Джо. – Куда ты их отправишь, Трофимыч?

– А пошел ты!

Вдруг Порейко остановился и погрозил кому-то пальцем.

Я поглядел в ту сторону. За воротами рынка стоял Кирилл. Смотрел он на меня с нескрываемой ненавистью.

– Я бы ему не доверял, – заметил Порейко.

– Даже после вашей беседы с Одуванчиком? – спросил я.

– Эффект есть, – ответил Порейко. – По крайней мере он не кидается на прохожих. Обратил внимание?

– Обратил. Только я бы на вашем месте тоже был с ним осторожен.

– Почему? – Порейко смотрел на меня, чуть склонив голову, ветерок, предвестник близкой грозы, разметал его параллельную конструкцию на голове.

– Любовь – великий катализатор, – сказал я. – А он неравнодушен к Александре.

– Это точно! – откликнулся Одноглазый Джо.

– Молчать! – прикрикнул на нас Порейко. – Пошли, поглядишь на мой кар, мне водила нужен.

Солнце зашло, ветер становился все сильней, и Порейко зря достал свою расческу – ветер поднимал пряди вертикально.

Мы побежали. Мы бежали долго, квартала два, потом, запыхавшись, влетели в полуоткрытую калитку, в заросший такой ровной зеленой травой двор, словно здесь трудился английский газонокосильщик.

Первые капли дождя ударили по пыли и траве.

Во дворе расположился красный кирпичный гараж с железными воротами.

Порейко достал связку ключей, самым большим из них открыл ворота. Налетел отчаянный порыв ветра, который намеревался свалить нас с ног. Мы спрятались в гараж. Хлынул ливень.

В сарае стоял «Мерседес-600», синий в искру, с затемненными стеклами.

– Видел такую? – спросил Порейко.

– Видел, – сказал я.

– Водить приходилось?

– Ну не эту точно, но «Мерседес» водил.

– Здесь автоматическая коробка передач.

Порейко относился к машине, как мальчик к игрушке, он ее гладил и готов был лизнуть.

– Я ее сам водил, – сказал Порейко. – Дело простое. Но мне авторитет не позволяет. Я давно шофера ищу. Настоящего. Если у тебя выйдет, считай, что трудовой книжкой ты обеспечен.

Он осмотрел меня с ног до головы. Я сначала не сообразил зачем, но он сам сказал:

– Если у тебя на джинсах грязь – лучше близко не подходи.

– Я не напрашивался, – сказал я.

– А я и не интересовался, – ответил Порейко.

Он обежал машину, залез на место рядом с водителем, потом откинулся назад, чтобы открыть дверь для Джо, и налево, чтобы впустить меня.

Я сел на водительское место. По правде говоря, «Мерседес» я не водил, но «Ауди» знаю и поездил на джипах.

Главное было – не проявить неуверенности, он должен поверить, что для меня его «мерс» прост, как «Запорожец».

Машина завелась сразу, заурчала, бензин полился ей в глотку, она вздрогнула, побуждая меня понукать ее.

Я выкатил машину задом из гаража.

Мальчик, взявшийся неизвестно откуда, отворил ворота. Порейко сунул ему скомканный доллар. Мне хотелось засмеяться – мы выезжали со двора в городишке Меховске на «Мерседесе-600», а хозяин давал на чай мальчишке долларами.

– Куда поедем, шеф? – спросил я.

– Давай направо, – сказал Порейко. – Только не спеши. Едем навестить Александру.

Я медленно ехал по улице. Вести машину было одно наслаждение. Какие черные дела скрываются под ее шкурой? Ведь куплена она мелким жучком ветеранской организации в районном городке – и он не таит ее, не скрывает от любопытных соседских взглядов. Больше того, обзавелся шофером…

– Надо тебя приодеть, – перебил Порейко мои мысли. – Мне с таким водилой как бы несолидно.

– Приоденьте, – согласился я.

Одноглазый Джо, сидевший сзади, давал мне указания, куда повернуть. Порейко до этого не снисходил. Он думал.

И додумался.

– И все же я тебе не доверяю, – сказал он, когда мы повернули на длинную, сбегавшую к реке улицу одноэтажных домов за высокими сплошными заборами. – Остановись вот здесь, – сказал он без связи с предыдущей фразой.

Он протянул руку налево и нажал на клаксон.

Машина издала благородный звук, словно великий баритон проверял связки перед концертом.

Дом как дом, забор как забор.

– Ты будешь заходить? – спросил Порейко.

– Здесь Александра живет?

– А то ты не знаешь, – заметил Порейко.

– Если можно, зайду, – сказал я.

– Тебя не остановить, будешь бегать тайком. А кому это нужно?

Джо остался стеречь машину, а мы пошли в дом. Калитка была не заперта, куры разбегались из-под ног.

Мы поднялись на крыльцо, Порейко стукнул в дверь костяшками пальцев, и мы тут же вошли. Маленькая женщина, похожая на гнома, встретила нас в сенях.

– Она не спит? – спросил Порейко.

– Заходите, она все равно услышала.

Александра стояла у окна. Халатик просвечивал, и мы застряли в дверях, любуясь ее легкой фигурой.

Она живо обернулась, будто наши взгляды дотронулись до нее.

– Ну и как? – спросил Порейко. – Сотрясение мозга наблюдается?

Так он шутил.

– Обошлось, – сказала Александра. – Навестить пришли?

– Разумеется, – сказал Порейко. – Дуся чаем угостит?

– Ты с компанией? – спросила Александра.

– Да вот, новый шофер. Теперь мой «мерс» в надежных руках. В надежных, Юрик?

Я кивнул.

– Быстро у тебя это получается. – Слова относились к Порейке.

– Люди меня любят, – ответил Порейко, усаживаясь за стол, покрытый плюшевой скатертью. – Люди хотят мне помочь. Дуся, чаю нам сделаешь?

– Уже! – откликнулась из кухни хозяйка. – Уже чайник поставила.

Вечером я пришел позже Аркадия. Дела на фабрике были так себе, работали четыре дня в неделю и то до обеда.

Аркадий встретил меня неприветливо.

– Ничего не натворил? – спросил он.

– Все в порядке.

– А что на роже?

– На дверь налетел.

– Ясно. Тогда рассказывай.

Я выложил на кухонный стол продукты, которые купил по дороге.

– Это лишнее, – сказал Аркадий, но тут же смирился, поставил воду для пельменей.

– Пиво употребляешь? – спросил я Аркадия. Шесть банок «Хейникена» украсили стол.

– Ты долго жить у меня собираешься?

– По нашим расчетам, дней десять, может, две недели. Но если у тебя будут проблемы с Ритой, я всегда могу уйти.

– Спасибо, благодетель, – буркнул Аркадий. – Докладывай, кого видел, с кем познакомился.

– Тебе еще не доложили?

– Мне доложить не могут. Я целый день на фабрике. Хромой, сам понимаешь, счетовод.

– Сначала я познакомился с Александрой, – сказал я. – Из кафе «Синий ветер».

– Зачем? – вскинулся кузен. Он знал ее!

– А затем, что она живет с Порейкой, – ответил я.

– Враки!

– Нет, и ты об этом знаешь. Мне нужно было выйти на Порейку, но случайно. Понимаешь, я мог бы прийти к нему в Союз – хочу встать на учет. Но он заподозрил бы неладное.

– А теперь не заподозрил?

– Нет.

– Врешь! Почему?

– Два объяснения, – сказал я. – Или он мне доверяет после боя с друзьями Одуванчика…

– Ты и с ним познакомился? Ну, ты даешь, лейтенант!

До лейтенанта я в армии не дослужился и не стремился к этому.

– Второе объяснение лежит в том, что он мне совсем не поверил. И хочет держать при себе, чтобы за мной присматривать.

– Почему он должен был тебе не поверить?

– Приезжает в город человек, неизвестно откуда, неизвестно кто, уверяет, что он – твой брат. Вы хорошо знакомы?

– Нам нечего делить. Как ты его встретил?

Я рассказал о событиях в кафе «Синий ветер» сдержанно, кратко, но не упустив ничего важного. Потом о том, как мы достали «Мерседес» и я получил место шофера.

– Значит, ты все же сам вышел на Порейку? – Вопрос у Аркадия получился утвердительным. – А я тебе знакомство с Мельником устраивал.

– С Мельником я познакомлюсь, – сказал я.

Мельник был председателем Союза ветеранов Афганистана. Но он меня интересовал куда меньше, чем Порейко, потому что исчезали в основном члены «СВ-XX». К тому же теперь знакомство с Мельником могло помешать моей работе. Если Порейко узнает о моих новых контактах, то его доверие ко мне рухнет окончательно.

– Мельник мужик нормальный, – сказал Аркадий. – Для него важнее власть, чем деньги. Он играет в батю – как в партизанском отряде.

– А Порейко?

– Порейко – дерьмо.

– А говорил, что вам нечего делить.

– Город небольшой. Воруешь – все знают. У Порейки транспортная компания. Трейлеры. Его ветераны – шоферы и охрана. Считается, что все прибыли должны идти на ветеранов. Но Мельник еще как-никак делится, а Порейко с дружками всю прибыль прикарманивают.

– И кто же тогда Одуванчик?

– А этот просто бандит. Его мальчики, их зовут посадскими, потому что большая часть банды с того берега Мологи, берут дань со всех ларьков и киосков, у них в подчинении рынок и часть магазинов – после милиции это главная банда.

– И у них имущественный конфликт с Порейкой?

– У них были стычки, но сейчас вроде бы мир. Им выгодней мир – одни возят добро, другие берут дань.

– Почему же тогда Кирилл сегодня напал на меня?

– Кирилл? Какой еще Кирилл?

– Бандит из компании Одуванчика. Амбал с голым затылком, ну, типичный такой. И ребят потом привел таких же.

– Понял, о ком ты говоришь, хотя не имею чести. А зачем ему было своих ребят приводить?

– Чтобы отомстить.

– Хочешь сказать, что ты его обидел?

– Не в этом дело. Обидеть я его обидел – но с самого начала ему незачем было на меня нападать.

– Из-за Александры?

– Мне надо было выйти на Порейку, но нечаянно, не привлекая тебя.

– Ты сказал ей, что мой брат?

– Сказал.

– Ты понимаешь, что меня подставил?

– Не сердись, Аркадий. Я не хочу делать секрета из наших родственных отношений. Лучше, чтобы это было известно с самого начала.

– Не знаю, не знаю. Порейко меня не выносит. И вдруг берет тебя шофером, в первый же день, без проверки.

– Он у меня паспорт взял.

– И ты ему отдал?

– Отдал, потом обратно забрал. Оставлять у него не стал.

– Ну и то слава богу – они бы его по своим каналам послали на проверку. Он видел, что ты паспорт забрал?

– Нет.

– Тогда завтра жди скандала. Еще пельменей положить?

– Положи.

– Времена меняются, – сказал Аркадий. – Ты не думай, что я последний человек в Меховске. Семь лет назад меня прочили в мэры. Честное слово.

– Я не знал.

– Такие вещи быстро забываются. Вождь демократов Станкевич к нам приезжал, руку мне жал, а за две недели до выборов меня сбило машиной. Я подозреваю, кто и зачем это сделал. Они хотели меня до смерти пришибить, а я выжил. Пока болел, к власти пришли гниды.

– Они и сейчас при власти?

– И сейчас.

Аркадий собрал тарелки, свалил их в мойку, поставил на стол чашки, достал с полки банку с вареньем, почти полную.

– Меня интересует Александра, – сказал я.

– Она многих здесь интересует.

– И тебя?

– Я не интересуюсь недоступными вещами и женщинами.

– Это значит, что она тебе нравится?

– Чудак ты, Юра. Я и так благодарен судьбе, что Маргарита меня до сих пор не бросила.

– Ты меня не убедил.

– Они с Маргаритой… корешились. Когда Александра к нам приехала, она сначала в поликлинику пошла, медсестрой. Они с Маргаритой сблизились. Александра здесь бывала, вот на этом стуле сидела.

– А потом?

– Потом появился Порейко. И перевел ее в кафе официанткой. Мы с Риткой удивились.

– Может, он ей понравился?

– Нет. – Аркадий ответил уверенно. Жестко.

– Большие деньги предложил?

– Предложил. И это странно. Хотя кто в женщине разберется?

– И они поссорились с Маргаритой?

Аркадий снял чайник с плиты, налил кипятка в заварочный чайник.

– Александра прекратила отношения.

– Может, Маргарита ее чем-нибудь обидела, ну, высказала свое неодобрение?

– Из-за такого дружба не нарушается.

– А Маргарита с Порейкой раньше были знакомы?

– Ты не поверишь, но моя Ритка была медсестрой в При-днестровье. Я шутил раньше, что она – «белые колготки». Знаешь, кто это?

– Снайперы, девушки-снайперы. Легенда локальных войн.

– Образованный.

Он разлил чай по чашкам. Сел напротив меня, принялся мешать в чашке ложечкой.

– Давно Александра приехала сюда? – спросил я.

– Не очень давно, месяца два назад.

– Всего два месяца! – Я полагал, что разговор идет о годах.

– Твое дело размышлять и подозревать, – сказал Аркадий. – Я в это уже не играю.

Но я совершенно не представлял, в чем можно заподозрить Александру. Хотя что-то здесь было неладно.

– Дядя Миша знает, что любовница Порейки появилась здесь всего два месяца назад?

– А ты словами не кидайся. Тем более терминами.

Я не сразу его понял. Он пояснил:

– Она живет отдельно от него. У нее однокомнатная квартира. Порейко ей снял. И это еще ни о чем не говорит.

– Извини. – Я с ним согласился. Легче всего повесить ярлык на одинокую молодую женщину. Особенно если ее нет рядом. – Откуда она приехала?

– У Ритки надо спросить. То ли из Ярославля, то ли из Самары.

Мы пили чай молча, словно устали говорить. Мне хотелось спать. Аркадий приготовил мне раскладушку. Сам лег на широком диване. Он сказал, что на этом диване спит его мать. Раньше спала с отцом.

– Ты сможешь сообщить в Москву, что я вышел на Порейку и пока все у меня в порядке?

– Сообщу, – сказал Аркадий.

Я не стал рисковать – вдруг на почте сидят люди Порейки или Одуванчика и им будет интересно узнать, что новый шофер любит поговорить с Москвой.

– Только ты осторожнее, – сказал я, – они теперь могут за нами обоими следить.

– Они не догадаются, – сказал Аркадий.

Рита в тот вечер, разумеется, не пришла. Заснул я не сразу. Размышлял.

Такой тихий городок, а оказывается, в нем не один, а несколько центров опасности. В Москве дядя Миша думал о Порейке, о его Союзе, но вдруг возник еще Одуванчик. И еще мне предстоит осторожно присмотреться к Мельнику…

Утром, как договорились, я дошел пешком до гаража. У забора сидел на корточках усатик Жора из конторы Порейки.

Он был вежливым и даже подобострастным юношей и потому мне не понравился.

– Я вас уже полчаса жду, – жалобно сообщил он.

– А что, приказано выступать на рассвете?

Жора показал в улыбке красивые зубы.

– Не, Трофимыч еще спит. Но он приказал мне к семи быть, я к семи и пришел. Я его боюсь.

Мы с ним зашли в гараж.

– Здесь автолавка есть? – спросил я.

– За рынком на улице Софьи Перовской, – сообщил Жора. У него были маленькие, близко посаженные к переносице рыжие глазки и черные, коротко остриженные волосы.

– Мне надо будет купить кое-что для машины, – сказал я. – Тут, видишь, не гараж, а сарай, а такая тачка не любит, когда с ней обращаются, как с козой.

Жора достал из заднего кармана джинсов бумажник и заглянул в него, словно ждал, что оттуда выскочит кузнечик.

– Ты купишь, – сказал он, – я заплачу.

– Ты из своих платить будешь?

– Не клади в голову, – сказал молодой человек.

Что-то в его фигуре, манере держаться говорило мне, что Жора очень молод, почти подросток. А кожа лица, мешки под глазами принадлежали немолодому человеку.

– Тебе сколько лет? – спросил я.

– Лишний вопрос, – ответил Жора.

– Ясно.

Я выкатил машину на улицу, открыл переднюю дверцу для Жоры.

– И кем ты числишься в нашей конторе? – спросил я.

– Агент по связи с прессой и населением, – ответил Жора вполне серьезно.

– Это важно, – сказал я.

– А вообще-то я телохранитель, – повторил Жора. Он гордился своей профессией.

– Что же ты умеешь делать как телохранитель?

– Не могу тебе показать, – сказал он, – потому что ты за рулем.

– Хорошо, – улыбнулся я. – Как приедем на место, покажешь?

– Чего ж не показать хорошему человеку?

Он говорил слишком серьезно. Я улыбался, а он – нет.

Недолгое путешествие по городу закончилось у стоявшего у дороги стеллажа, на полках которого стояли иностранного происхождения банки и спреи. Возле стеллажа сидел на раскладном стульчике, какие носят с собой художники, знакомый мне Кирилл. Вот так встреча! Я-то думал, что Кирилл – вольный агент, пенитель морей. А оказывается, что в Меховске ширится движение за совмещение редких профессий.

Кирилл со мной не поздоровался. Нос у него был вспухшим и цветом отдавал в синеву. Но так как у меня самого под глазом была дуля, то мы, можно считать, были квиты.

– Чего тебе? – спросил он у Жоры. Здороваться его еще не научили.

– Юра скажет, – ответил Жора, вынимая бумажник.

Я выбирал нужные мне вещи, у Кирилла нашлись замшевые лоскуты, чтобы протереть красавицу.

На меня Кирилл не смотрел.

– Кстати, – сказал Жора, расплачиваясь, – надеюсь, тебе Одуванчик вчера объяснил неправильность твоего поведения? Ты теперь будешь хорошо себя вести?

Кирилл тихо, но внятно выругался.

– Ну вот и ладно, – сказал Жора. – Только учти, что я не выношу грубых слов.

И как он это сделал – ума не приложу, но Кирилл тут же оказался в пыли под своим стеллажом.

– Заплатишь за все сам, – сказал наставительно Жора. – И Одуванчику ни слова не скажешь. И ругаться больше – ни-ни!

Это был очень грозный птенчик. Я подумал, хорошо, если он не злопамятный и забыл о том, как я вчера вытащил из-под него стул.

Жора обернулся ко мне.

– А за тобой должок, – сказал он. – Ты вчера меня в офисе немного обидел.

Но я был готов к его движению, потому что, к счастью, вспомнил об инциденте за секунду до того, как Жора открыл рот.

Я ушел в сторону от его захвата, и он ткнулся носом в машину.

– А вот так себя вести не стоит, – сказал я. – Можно машину попортить.

Жора выпрямился. Он смотрел на меня узко посаженными глазами кобры.

– Как же ты успел? – удивился он.

– Случайно, – признался я.

– Тогда тебе повезло. – Жора не стал больше повторять своих трюков. Он вытащил из бумажника зеленую десятку и протянул мне: – Твоя доля за покупки.

Кирилл зашевелился и начал водить ручищами по пыли.

– Поехали, что ли? – спросил Жора. – Большая разборка может начаться, а Трофимычу она ни к чему.

Мы поехали на бензоколонку. Платил Жора.

Когда снова сели в «мерс», он сказал:

– Ты не думай, что я небольшой. Я как ядовитая змея. Честное слово, мне даже не обидно, если про меня как про гадюку думают. Все считают, что телохранитель должен быть амбалом, так чтобы при виде его с копыт падали. А это все чепуха. Меня не должны опасаться, меня замечать не нужно. Зато ко мне человек поворачивается незащищенным боком, а я кусаю. До смерти. Усек?

– Понял, – сказал я. – Хороший урок. Я ведь тоже принял тебя за недоразвитого счетовода и подставил тебе незащищенный бок. А ты еще и философ…

– Вот ты из-под меня стул вытащил. И твое счастье, что шеф дал мне сигнал – у нас с ним есть система сигналов, – дал мне сигнал, чтобы я тебя не трогал. А то бы ты с этим стулом так бы и остался при своих.

– А чья заправка? – спросил я. – У вас ведь все схвачено.

– Заправка не наша, заправка у нашего городского головы, у мэра, они с милицией власть делят. Но нас не трогают. И мы их не трогаем.

Порейко жил в двухэтажном доме. В отличие от прочих домов, двери которых выходили во двор, этот дом имел собственный подъезд.