Текст книги "На полпути с обрыва"

Кора легко поднялась с жесткого ложа. Она чувствовала себя так легко и бесплотно, словно стала трехлетней, когда могла пропрыгать весь день без передышки и не почувствовать усталости.

– Я тебе расскажу сценарий перехода, а ты, пожалуйста, возражай мне, спорь – у нас с тобой есть полчаса, чтобы достичь согласия.

– А комиссар Милодар вернется? – спросила Кора.

– Комиссар Милодар улетел, – ответила бабушка. – И это, я думаю, хорошо, потому что он отрицательно действует тебе на нервы в стрессовых ситуациях.

Она лукаво улыбнулась, и Кора искренне сказала:

– Спасибо, Ксения Михайловна.

И тут Кора вспомнила, что она – взрослая, разумная женщина, которой предложили влезть в смертельно опасную авантюру, мотивируя это необходимостью спасти Землю и всю цивилизацию. А на самом деле нажимая на клавишу страсти к приключениям, обнаруженную в ее душе.

– Простите, – обратилась Кора к Ксении Михайловне. – Допустим, что я согласилась и попала в параллельный мир. То есть он существует и даже затягивает людей отсюда. И я туда попала. А дальше что?

– Дальше все просто, как в самом обыкновенном шпионском романе, – ответила бабушка из семейства Романовых. – Ты должна внедриться в тот мир, то есть по возможности понять, что же им от нас нужно, по возможности оценить опасность, которую представляет существование этого мира для Земли. Затем с помощью Миши Гофмана или сама по себе ты должна дать о себе знать. И главное, от тебя требуется вернуться обратно живой и дать возможность себя допросить и исследовать.

– А исследовать-то зачем? – спросила Кора.

– По нескольким причинам, о которых тебе самой положено догадаться. Во-первых, мы должны понять, не стала ли ты жертвой чуждых нам вирусов или болезней, не являешься ли ты биологической опасностью для Земли.

Кора поежилась. Собственная судьба казалась ей куда более печальной, чем еще час назад.

– Во-вторых, – продолжила бабушка железным голосом, – мы должны будем понять, не являешься ли ты агентом, возможно, не подозревающим того агентом чуждого нам мира, не превратилась ли ты в психологическую рабыню? Ведь это было бы опасно, не так ли?

– И если нужно, меня придется уничтожить? – спросила Кора почти серьезно.

И ответ она получила совершенно серьезный:

– Нам бы очень не хотелось тебя уничтожать. Ты хорошая девочка.

– Все ясно, – сказала Кора. – Как я понимаю, моего мнения никто уже не спрашивает!

– Нам бы хотелось, чтобы твое решение было добровольным. А пока ты как ни в чем не бывало пойдешь со всеми обедать.

* * *

Кора пошла обедать со всеми в татарское кафе у нижней дороги.

Миша Гофман, душа компании, был печален – он сказал, что его вызывают в Москву, где его срочное присутствие потребовалось на репетиции Дня Военно-морского флота. Охотник Грант пришел без своей девушки, сказал, что она простудилась. Поэты громко шептались: они задумали играть в буриме в тайной надежде создать поэму о современном Икаре, который превратился в птицу.

Когда они вышли из кафе, у входа увидели толстую женщину в накинутой на плечи кашемировой шали. Женщина продавала пышные георгины.

– Ах, – произнесла Кора выученный по сценарию текст. – Какая прелесть!

Все согласились, что цветы и в самом деле прелесть.

Согласившись, медленно двинулись дальше, рассуждая, куда пойти – к морю или погулять по горам. Такое поведение нарушило сценарий Ксении Михайловны, которая полагала, что кто-то из мужчин обязательно купит букет георгин у агента Мелании Джонсон, специально доставленной с корзиной цветов из Никитского ботанического сада.

Но Ксения Михайловна надеялась на сообразительность Коры. И не ошиблась.

– Если никто из мужчин не догадается купить нам по цветочку, я это сделаю сама! – воскликнула она и забрала большой букет, по рассеянности забыв даже сделать вид, что платит за цветы.

Это сделал Миша Гофман, догадавшийся к тому времени, что покупка букета входит в генеральный план ИнтерГпола.

Несколько пристыженные мужчины остановились, не зная, то ли купить оставшиеся цветы, то ли возвратить Мише истраченные им небольшие деньги. Пока они размышляли, Кора продолжила игру.

– Вероника, – заявила она. – Я чувствую, что надо сделать с этим букетом!

И тут Вероника, словно прочтя мысли Коры, невольно подыграла ей.

– И я знаю! – сказала она. – Мы отнесем их в Птичью крепость и подарим Всеволоду.

– Вот именно! Подарим Всеволоду.

Кора шла впереди, неся половину букета. На шаг сзади Вероника несла вторую половину. Затем, лениво беседуя о своих делах, шли мужчины.

– Если я сегодня исчезну, – произнесла удивительно чуткая Вероника, – они завтра обо мне забудут.

– Нет, – постаралась утешить ее Кора, – ты слишком красива. Тебя они не сразу забудут.

Вероника замолчала. Она не знала, то ли быть благодарной Коре за признание ее красоты, то ли обидеться на слова «не сразу», означающие в результате, что забвение неизбежно.

Солнце уже согнало с неба утреннюю голубизну – день обещал быть жарким, когда они вышли по тропинке к Птичьей крепости. Площадка, кое-где огороженная сохранившимися с древности каменными плитами, уже нагрелась, пыль, поднимающаяся от шагов, пахла сладко и горячо. Далеко-далеко внизу, синее в тени скалы Дева, замерло море.

Кора не посмела первой подойти к обрыву – это было чувство, заставляющее неопытного парашютиста искать темный уголок в чреве десантного самолета в надежде на то, что тебя не заметят и забудут.

Но краем глаза она не могла не видеть приставшую к компании Ксению Михайловну, еще вчера такую милую и добрую старушку, а сегодня невольно выглядевшую палачом, держащим в руках свернутую веревку.

Зато Вероника, не подозревавшая о том, какие чувства клокочут в головке Коры, смело прошла к самому обрыву и положила букет на каменный барьер, отделявший площадку от пропасти.

– Милый Всеволод, – пропела Вероника, устремив взор в голубизну бесконечности, – если ты астральным образом слышишь нас, то наши чувства и звуки речи доносятся к тебе на Валгаллу.

– Какая начитанная девочка, – счел нужным произнести Миша Гофман. Он-то знал, что такое Валгалла, проходил в хоровом училище на музграмоте. А так как в детском доме музграмоту усердно преподавали всем детям, имевшим музыкальный слух, то Кора тоже знала о Валгалле. Впрочем, как и Вероника.

– Не перебивайте, – огрызнулась Вероника. – Любую песню можно испортить.

– В самом деле, молодой человек… – с укором произнесла Ксения Михайловна.

Кора понимала, что руководительница разведки заинтересована в том, чтобы наивная Вероника создала подобающую для эксперимента атмосферу.

– О, лети наш дар тебе, дорогой летчик, отыщи человека среди облаков и птиц, прижмись к его бесплотному сердцу…

Вероника схватила букет, стала выхватывать из него отдельные крупные цветы и метать их в пространство, как сеятель пшеницу.

– Но они постоянно дежурят? – почему-то спросила Кора, хотя эта проблема уже не раз обсуждалась прошедшей ночью. – Вдруг они не заметят?

– Там есть люди, – прошептала в ответ Ксения Михайловна. – Ты же знаешь, я проследила.

– Мне страшно.

– Я понимаю, но, кроме тебя, этого не сделает никто. А ну, пошла!

Последние слова лучше обращать бы к лошади, но Кора восприняла их покорно, как лошадь. Видно, ей дали какие-то лекарства, подавляющие волю.

Сейчас должна произойти случайность… веселая компания пришла к обрыву, чтобы почтить память исчезнувшего вчера инженера, но тут случилось непредвиденное…

– Пошла! – повторила Ксения Михайловна, не боясь, что ее услышат.

– Постой! – крикнула Кора, вспомнив заученные слова и действия сценария. – Дай мне кинуть. Я тоже хочу!

Она выхватила у Вероники последний цветок и легко вскочила на парапет – каменную плиту. Она кинула цветок далеко и сильно вперед так, чтобы самой потерять равновесие… но в последний момент инстинкт самосохранения оказался сильнее.

Тело ее, уже готовое сорваться с обрыва, начало конвульсивно дергаться на краю пропасти, стараясь удержаться, и, наверное бы, ничего из прыжка в преисподнюю не получилось, если бы не неловкий Миша Гофман, который кинулся сзади к Коре с криком:

– Остановись! Упадешь!

Одним прыжком он оказался возле ног девушки и постарался схватить ее, да так неудачно, что толкнул вперед – достаточно сильно толкнул, чтобы Кора окончательно потеряла равновесие и птицей полетела с обрыва, медленно поворачиваясь в воздухе, словно была не человеком, а ватной куклой, которую подхватил сильный порыв ветра и на мгновение задержал ее падение вниз, как бы стараясь вернуть тело к крепости… но безуспешно. И в страшной роковой тишине, охватившей от ужаса не только людей, но и птиц, и даже насекомых, она стала падать все быстрее, быстрее, стремясь к морю или камням, окаймляющим скалу у воды.

И уже подлетая к воде, тело Коры вспыхнуло ярким светом, настолько ярким, что все, кто в ужасе глядел на это роковое падение, невольно зажмурились. А когда открыли глаза вновь – через секунду, через несколько секунд, от Коры осталось лишь неясное и исчезающее на глазах сияние, вернее, воспоминание о сиянии.

Но море не всколыхнулось от удара о него тела, кровь не расплескалась по камням, оторачивавшим подножие скалы, – и только несколько чаек, испуганных падением девушки, отлетели подальше в небо, и неизвестно было, есть ли среди них дух Коры…

* * *

К счастью, Кора не успела толком сообразить, что погибает, потому что в ее сознании смешались убеждение в собственной безопасности, которое внушала ей Ксения Михайловна, и нормальный ужас человека, которого сбросили с гигантской скалы.

Но по мере того (это заняло десятые доли секунды), как беспомощное тело Коры приближалось к гибели, разум, не в силах преодолеть внутреннего страха перед смертью и справиться с ускорением, отказался видеть и понимать действительность. А снова он включился лишь после того, как Кора разбилась о скалы, утонула в море или превратилась в птицу, – то есть после того, как с ней произошло Нечто…

Кора открыла глаза.

Она лежала на склоне холма или горы, а может, просто на склоне. Возле глаз росла подсыхающая, бурая трава, небо было обыкновенным, летним, может, чуть серее, чем положено. Воздух был жарким… нет, он был иным, чем у нас, на Земле, в него накапали каких-то не очень ароматных добавок, с чем придется мириться. Но в целом никаких особых перемен в мире не произошло – то есть параллельный мир и на самом деле оказался миром параллельным, а не перпендикулярным и не перекошенным, как того можно было опасаться.

Затем Кора поняла, что ушиблась. Все же это было падение – не сильное, не болезненное, но она оцарапала локоть и ударилась лодыжкой о камень.

Кора села, потирая лодыжку.

Вокруг было пусто. Никто на нее не смотрел, никто не кружил над ее головой, если не считать коршуна или подобной ему птицы, парившей высоко над склоном горы, похожей на Ай-Петри.

«Странно, – подумала Кора, – я предполагала, что параллельные миры должны быть идентичны. Я ожидала очутиться в Крыму, в Симеизе, только в несколько ином Симеизе, и даже встретить своих друзей, а может, саму себя…»

Кора села. Солнце было тусклым, будто где-то разыгралась пылевая буря. У ее ног пробежал муравей, совсем такой же, как на Земле, он тащил хвойную иголку, тоже подобную земной. Это как-то утешало. Хотя не исключало существования чудовищ.

Преодолев боль в лодыжке, Кора поднялась. Почему-то она не боялась. Может, потому, что стояла середина дня, лето, светило солнце и муравьи занимались своими делами.

Локоть почти не болел и не кровоточил, лодыжка поскрипывала, но умеренно.

Стоя, Кора огляделась.

Чем-то окружающий пейзаж напоминал крымский, но не пейзаж Симеиза, а более восточные берега, где горы теряют остроту и обрывистость и стекают к морю, как плюхи овсяной каши. Но море оставалось и в параллельном мире – и так же ловило верхушками волн ослепительные зайчики солнца.

Так как никто не спешил пригласить Кору приобщиться к красотам и достижениям нового мира, но никто и не нападал на нее, то ничего не оставалось, как самой пойти наверх, от берега.

Чем выше поднималась Кора, тем становилось жарче и тем злобней жужжали вокруг мухи и слепни, и тем больше ей казалось, что все происходящее с ней – какая-то глупейшая шутка, злой розыгрыш – то ли рожденный с темными целями в недрах полиции, то ли придуманный кем-то из ее спутников по веселой компании.

Первым более-менее крупным существом, встретившимся ей при подъеме, оказался выглянувший из-под камня скорпион – в жизни она еще не встречала на побережье скорпионов. Скорпион был невелик, но напугал Кору до полусмерти, куда больше, чем прыжок с обрыва. Хорошо еще, что ее ночью снабдили одеждой, которая, чтобы не заметили окружающие, была точно такой же, как ее старая одежда, но отличалась прочностью и была приспособлена к экстремальным ситуациям. Туфли, например, внешне были теми же, что вчера, а на самом деле их шершавая подошва, подобно клейкой ленте, могла удержать Кору на вертикальной плоскости скалы или стены. Подошвы были рассчитаны на десять тысяч километров пути по самому отвратительному бездорожью.

Так что Кора, обежав скорпиона по широкой дуге и стараясь не приближаться к подозрительным камням, поспешила выше по склону в надежде выйти на дорогу или к каким-то людям, которые ей наконец все объяснят.

Этот путь привел к осыпи, широкой и светлой, поблескивающей под солнцем. Над осыпью вились мухи, и Кора решила обойти осыпь подальше, потому что если скорпионы, тарантулы и гадюки решили избрать себе убежище, то осыпь была для них оптимальным вариантом.

Но далеко она не убежала, потому что камни в осыпи привлекли ее внимание. Они явно были обработаны, и настолько интересно, что, несмотря на опасность, Кора осторожно подошла к осыпи поближе.

Вся осыпь, достигающая метров двухсот в длину и почти столько же в ширину, состояла из изваянных в мраморе, гипсе и бронзе человеческих голов, а также различных частей тела, принадлежавших большей частью одному человеку, хотя, впрочем, уверенности в том не было. Пожалуй, более всего это было похоже на отвалы мастерской сумасшедшего скульптора, который никак не мог удовлетвориться своей работой и, доведя до совершенства бюст своего постоянного натурщика, приходил в бешенство, бил по нему молотком, а потом сбрасывал с обрыва.

Кора пригляделась к голове, которая сохранилась более других – лишь на носу и волосах были сколы. Голова изображала человека средних лет, с низким выпуклым лбом, короткими, как войлочная нашлепка, волосами, большими негритянскими губами и усами под округлым носом. Глаза этого мужчины были малы и глубоко спрятаны под кустистыми бровями.

Чуть далее она увидела лежащую статую того же человека во весь рост. Человек был облачен в некий форменный костюм или мундир и держал руки на животе. Живот выдавался вперед, так что руки проходили под ним, словно помогали телу поддерживать эту тяжесть, чтобы не сползла на колени.

Из груды одинаковых голов торчала рука, указующая в небо. Совершенно очевидно, что в государстве, куда Кора попала, произошла революция и освободившийся от тирании народ сверг памятники душителю свободы. Такое не раз уже происходило на Земле, и до появления следующего мессии или диктатора население государства брело по опасной дорожке демократических свобод, когда монументы не воздвигались. Но то, что для Земли было давней историей, здесь, видно, произошло лишь недавно.

Россыпь статуй и голов убедила Кору, что все же она не жертва шутки, а на самом деле оказалась в параллельном мире.

Когда Кора поднялась выше по склону, к тому месту, откуда изливался поток диктаторских голов, она обнаружила дорогу, правда, запущенную, кое-где заваленную камнями и заросшую травой, но тем не менее самую настоящую асфальтированную дорогу, которая куда-то вела.

Кора направилась по этой дороге на восток, к земной Ялте. Несколько минут она шла без всяких приключений, но когда дорога обогнула выдающийся вперед утес, к своему удивлению, она увидела осыпь из каменных голов и тел, однако на этот раз обнаружила, что все головы и бюсты принадлежат совершенно иному человеку – узколобому и тонкогубому. И что важно – вторая осыпь образовалась куда раньше первой, головы большей частью заросли колючками и сорняками, были присыпаны пылью и землей, словно уже несколько лет солнце, ветер и другие стихии постоянно трудились над превращением этой свалки в каменную осыпь. Этот процесс оказался особо очевидным на третьей осыпи, до которой Кора добралась минут через пять. Головы бородатого, заросшего курчавыми волосами старика, что громадным холмом высились возле дороги и скатывались тысячами до самого моря, пролежали там, видно, многие десятилетия, и для того чтобы разглядеть черты лица давнишнего диктатора, Коре пришлось, присев на корточки, соскребать ссохшуюся землю и отдирать плотный дерн.

Это уже было похоже на национальный обычай, и Кора рассчитывала, что через несколько шагов увидит еще одну осыпь и так, постепенно погружаясь в глубь веков, узнает в лицо всех повелителей этой страны.

Однако на третьем повелителе все закончилось, потому что дорога выбежала в долину, горы расступились, и над Корой возник вертолет, который снижался, а навстречу ей по дороге, гоня тучу пыли, неслась зеленая машина, схожая с «газиком», но в то же время не совсем «газик».

Параллельный мир собрался встретить гостью, и Коре лишь оставалось надеяться, что встреча будет дружеской. Хотя в этом возникли сомнения. Во встрече чего-то не хватало – скажем, оркестра и неспешности, которая всегда сопровождает радостную процессию.

К сожалению, Кора оказалась права – в параллельном мире оказались достаточно суровые нравы: вздымая винтами пыль, вертолет обрушился на придорожный склон, и оттуда начали вываливаться солдаты в камуфляжных костюмах, тогда как подобные им солдаты выскакивали спереди из «газика», и все это воинство мчалось к Коре, но, не добежав, герои рухнули в пыль, расставляя ноги и направляя на Кору стволы автоматов.

– Руки! – завопил кто-то в хриплый мегафон. – Руки вверх, а то стреляем!

Кора оглянулась, никого больше на дороге не увидела и поняла, что приказ относится к ней. Тогда она подняла руки, отчего чувствовала себя полной идиоткой – ты стоишь на южном берегу Крыма, одетая по сезону, не вооружена даже микрофончиком, не говоря о газовой капсуле, а тебя штурмует взвод десантников.

Первым к ней осмелился подойти офицер – на нем была каскетка с пышным гербом, золотые валики на плечах, пуговицы с гербами и сверкающие сапоги. К тому же он был снабжен висячими усами и красным носом, что выдавало возраст и жизненный опыт, чего не было у рядовых солдат.

– Руки вытянуть вперед! – приказал он.

Кора уже догадалась, что она попала в чужой монастырь со своим уставом, и покорно протянула руки, даже не задавая сакраментальных вопросов, которых от нее, видимо, ожидали: «Где я нахожусь? Что происходит? Как вы смеете?» Без лишних разговоров и сопротивления офицер надел на Кору стальные наручники и, толкнув в плечо, показал направление движения – к «газику».

Там ей выделили место между двумя потными вонючими солдатами в давно не стиранных куртках и штанах. Офицер сел рядом с шофером, вертолет взлетел, а джип поехал за ним.

Машина была снабжена примитивными колесами, как в историческом фильме, и потому подпрыгивала на неровностях дороги, солдаты ругались, и некоторые слова были Коре известны еще по детскому дому, но другие оказались совершенно загадочными. Но в любом случае первый и совершенно категорический вывод Коры заключался в том, что параллельный мир оказался совершенно не таким, каким должен был оказаться и каким ожидали его увидеть сотрудники полиции и разведки, так напуганные феноменом непрошеных соседей.

Даже неопытного взгляда Коры было достаточно, чтобы понять, насколько этот мир отстал от нашего мира технологически, и это придавало всей истории дополнительный оттенок тайны, которую следовало отгадать именно Коре, потому что ее помощник, а может быть, и начальник Миша Гофман еще проходил инструктаж на вилле «Ксения».

К счастью, если, конечно, это не дьявольская хитрость противника, разговаривали эти люди по-русски, и хотя их язык пестрел чужими, устаревшими, а то и просто непонятными словами, все равно в основе своей он был понятен, и значит (а это горячо обсуждалось на Земле перед отправкой Коры), параллельный мир, из которого похищают людей, по своей судьбе, истории и устройству близок Земле. По крайней мере, это облегчает работу наших агентов среди тамошнего населения.

Так рассуждала Кора, не обращая особого внимания на неудобства пути, неприятные запахи, пыль, грубые шутки солдат и даже их попытки использовать в своих интересах тесноту на заднем сиденье. А когда один из солдат слишком разошелся, Кора смогла изловчиться так, что он гулко стукнулся лбом о лоб солдата, сидевшего по другую сторону пленницы. Офицер заметил, что за его спиной идет локальная война, и высадил солдат из «газика», заставив их бежать за машиной. Так что остаток пути Кора провела, развалившись на мягком сиденье машины. Солдаты трусили рядом и объясняли ей особенности сексуальной жизни ее мамы, солнце палило, пыль проникала в легкие, наконец впереди показалась ограда из колючей проволоки, в которой был проезд, перегороженный шлагбаумом. Джип миновал въезд и замедлил ход перед длинным одноэтажным бетонным бараком, за которым возвышалось скучное четырехэтажное здание с маленькими окнами, забранными на нижнем этаже железными решетками.

Именно к этому зданию направился джип.

Стоило машине затормозить, как из стеклянной двери выбежало странное существо в длинном платье, платке с кокардой и мясницком клеенчатом переднике, из-под которого торчали носки солдатских сапог.

– Привезли? – закричало существо.

– Поймали, – ответил офицер, спрыгивая на асфальт, которым был залит плац между бараком и четырехэтажным домом.

– Кто это? – спросила Кора у солдата, который, запыхавшись, догнал машину.

– Медсестра, – ответил солдат. – Не подходи, укусит!

Остальные расхохотались.

– Слезай! – приказала медсестра Коре. Голос у нее был басовитый.

– Она мужчина или женщина? – спросила девушка.

– Кому как, – ответил солдат. – А ты выходи, выходи, раз велят.

Кора покорно вышла из джипа.

Медсестра сильно толкнула ее к дверям.

– Осторожнее, – предупредила ее Кора. – Я могу упасть.

– Упасть? Так я тебе помогу, – ответила медсестра.

От сильного толчка в спину Кора полетела вперед, в стеклянные двери, предусмотрительно открытые вахтером, и, пробежав пустой вестибюль, украшенный лишь синими волнистыми узорами под потолком и портретами самодовольного узколобого человека с напомаженным коком и бородкой, которая вроде бы когда-то именовалась эспаньолкой, врезалась в стену.

– Эй, принимайте пополнение! – крикнула медсестра.

Оглушенная, Кора оглядывала идущий от вестибюля широкий коридор, покрашенный в приютский голубой цвет. Двери его были когда-то побелены, в простенках стояли стулья, а над ними к стенам были приклеены плакаты, рассказывающие о нужном поведении во время пожара или атомной тревоги. Плакаты были нарисованы плохо, примитивно, но доходчиво.

На стульях у правой двери сидело несколько человек в синих халатах, словно к зубному врачу. И Коре захотелось спросить, кто последний, несмотря на всю нелепость такого вопроса.

Однако Миша Гофман, который сидел на крайнем стуле, сам сказал ей:

– Я последний, гражданка. Вы будете за мной.

Композитор-песенник Миша Гофман, которого здесь оказаться не могло, потому что он еще оставался в нашем мире и даже способствовал падению Коры в мир этот, был облачен в синий больничный халат, из-под которого были видны кальсоны с развязанными белыми шнурками, свисающие, как усы сомов, по сторонам тапочкиных морд.

– Миша? – спросила Кора. – Это вы?

Странно было бы здесь заниматься играми в конспирацию.

– Да, – ответил Гофман, глядя в пол. – Мы с вами где-то встречались?

– Да, встречались, – сказала Кора и села на свободный стул. Напротив нее оказалась прелестная на первый взгляд смуглая брюнетка. В ее спутанных волнистых волосах горела маленькая диадема, а из-под больничного байкового халата, который был велик размеров на пять, из-за чего пришлось закатать рукава, выглядывала нежная узкая ножка в расшитом бисером башмачке.

– Здравствуйте, – сказала Кора.

Девушка захлопала глазами и ответила нечто на незнакомом языке.

Потом она принялась тихо плакать, но остальные не обращали на нее внимания.

Кора перехватила внимательный и настороженный взгляд соседа – тот был молод, худ, коротко пострижен, его щеку пересекал красный безобразный шрам, который оттягивал вниз угол рта. Своеобразие его туалета заключалось в том, что из-под халата торчали плохо начищенные сапоги со шпорами, что роднило его с медсестрой.

– А почему мы сидим? – спросила Кора, не дождавшись какой-нибудь реакции от «больных».

– Ради бога, помолчите! – воскликнул Миша Гофман. – Не привлекайте к себе внимания.

– Сколько вам можно говорить! – раздраженно откликнулся пожилой мужчина в сильных немодных очках, отчего его глаза казались голубыми прудами. – Это не играет роли. Главное – не обращать на них внимания. Игнорировать!

– Вам хорошо игнорировать! – возмутился маленький, широкий в бедрах и ватный в плечах, гражданин с тупым неподвижным лицом. – Вы с ними бесед не имели.

– Ах, оставьте! – отмахнулся очкарик. Он был лыс, коренаст, с красивыми губами и округлым подбородком.

Дверь рядом с Гофманом открылась, и оттуда выглянул дряблый сизолицый мужчина в белом фартуке, повязанном поверх голубого халата.

– Гофман! – приказал он. – Заходите.

Затем он окинул взглядом остальных и сказал:

– Прочих примем после обеда.

Но тут его взгляд упал на Кору, и сизолицый удивился.

– А вы тут что делаете? – спросил он.

– Меня привезли, – призналась Кора.

– Кто привез?

– Солдаты, – сказала Кора, изображая полную наивность. – Я шла по дороге, а меня нашли и привезли на машине.

– Так вы местная? – спросил сизолицый.

– Нет, я из Москвы. Я в отпуске.

– Господи, ну какая может быть еще Москва! Что за чушь? Вы мне скажите, вы включены в контингент или вы из обслуживающего персонала?

В полной растерянности Кора поглядела на Мишу Гофмана.

– Вот такой здесь бардак, – сообщил Миша. Под глазом у него чернел синяк. – Сами не знают, чего хотят. Но измываются над людьми.

– Помолчали бы, Гофман, ваша судьба вызывает у меня большие опасения, – сообщил сизолицый доктор. – Я бы за вас и двух резан не дал.

– Я молчу, но это мне не помогает, – ответил Гофман. – Я попал в атмосферу всеобщей подозрительности и террора.

– Другой атмосферы я вам предложить не могу, – ответил сизолицый. – Нет у нас другой атмосферы. Так что, кроме Гофмана и новенькой, все свободны.

Он почему-то погрозил Коре пальцем и добавил:

– Только чтобы туда вот, напротив, ни ногой! Ясно?

Кора почувствовала себя беззащитной, как всегда беззащитен человек в больнице, где нет знакомого доктора или хотя бы сестры, к которой можно обратиться по имени и как бы призвать ее покровительницей против духов болезней.

– Не волнуйтесь, девушка, – сказал ей лобастый очкарик с красивыми губами, – в данный момент их в самом деле не волнует ничего, кроме предварительного знакомства с вами.

Он улыбнулся так мягко и даже застенчиво, что Коре сразу стало легче.

Все посетители этой «поликлиники» поднялись и потянулись к выходу. Кора осталась в коридоре одна. На месте не сиделось. Она поднялась и подошла к двери, в которую сизолицый доктор не велел заходить. Раз он не велел, значит, за дверью скрывалось что-то интересное, а может, и важное для разведчицы Орват. Так что Кора прислушалась, но ничего, кроме неясного рокота, не услышала.

Тогда она осторожно приоткрыла дверь.

За столом сидел еще один доктор. Грузный человек с убранными за уши длинными серыми волосами, неопределенного возраста, и у него был такой громадный мягкий обвислый нос, что придавал доктору сходство с морским слоном.

– Заходите, – буркнул доктор. – Раздевайтесь.

Он поднял голову. Увидел Кору и удивился.

– Я вас не знаю, – сказал он.

– Я тоже, – согласилась Кора. – Но доктор напротив не велел мне к вам ходить. Почему?

Главное – казаться очаровательной дурочкой.

– Почему? – Морской слон быстро приходил в ярость. Тяжелой тушей он поднялся над столом. – А потому, что эти военизированные коновалы не способны понять, зачем они здесь находятся, и думают, что будут мною командовать! Да Гарбуй их в порошок сотрет!

И с этим криком, чуть не раздавив Кору, морской слон вылетел в коридор, пересек его и ворвался в кабинет к своему сизолицему коллеге.

Посреди небольшого кабинета стоял совершенно обнаженный, голубой от холода или волнения Миша Гофман, вытянув вперед руки и поставив ноги вместе. Глаза его были закрыты. Сизолицый, не обращая внимания на вошедших, приказывал ему:

– Поднять правую руку, не раскрывая глаз, поднести ее к кончику носа. Ну вот, промахнулись! Сколько же можно! А теперь левую руку… и только посмейте мне промахнуться, я вас тут же спишу в обслуживающий персонал и лишу усиленного питания… ну вот, лучшего я от вас и не ждал. Где у вас нос? Нет, это не нос, а это ухо!

– Доктор Клерий! – прервал монолог морской слон. – Вы успеете разобраться с этим неврастеником. Но меня интересует, какое вы имеете право хватать пришельцев, которые еще не прошли моего обследования? Вы понимаете, что ваши армейские интриги здесь не пройдут?!

– Я сделал то, что считаю нужным. Девушку нашли наши сотрудники. Вы ее вообще проморгали. Где был ваш Гарбуй? Опять политикой занимался? Опять с президентом шептался?

– Не вам об этом судить!

– Нет, мне. За нами будущее. А вас мы отправим на помойку истории.

– Прежде чем вы успеете отправить, вы побываете на кладбище! – сообщил морской слон и со страшным ревом кинулся на сизолицего.

Но тот был готов к нападению. Отшвырнув в сторону маленького Мишу Гофмана, он схватил металлический стул и помчался на морского слона, который выхватил из верхнего кармана мясницкого фартука отлично отточенный пинцет и стал остро, резко, горизонтально махать им, чтобы выколоть противнику глаза.

Кора и Миша убежали из кабинета и оказались в коридоре. Вслед им неслись отдельные вопли и рев докторов.

Уйти далеко им не удалось, даже обменяться фразами они не успели, потому что двери с улицы распахнулись и в вестибюле поликлиники загремели, затопали, тяжело задышали солдаты в боевой форме, бронежилетах и с карабинами в руках. Окруженный ими, шел человек высокого роста с очень маленькой головой, откинутой назад, будто владелец головы только что отшатнулся от неприятного запаха или вида насекомого. Плечи господина были очень узки, затем туловище плавно и постепенно перетекало в живот и бедра, составляющие нижнюю часть этого конуса, а ноги были на редкость коротки, словно обрублены.