Текст книги "Из дома домой. Роман-коллаж"

2003

Полжизни назад я получала медаль в кинотеатре «Родина». Серебряную медаль, потому что «четверка» по математике и поставили мне ее умышленно, дабы я не ездила писать работу в чужую школу, где никто не поможет. В нашей же помогали буквально все и сочинение по литературе за меня написали. Нет, не потому, что я тупица, я и сама написала – сидела там с девяти утра до трех дня, лопатила тома «Войны и мира». Просто требования, которые предъявляли к работам медалистов, мягко говоря, не соответствовали жизненному опыту и мышлению семнадцатилетнего человека. То, что он отличник, не делает его ни философом, ни пережившим холокост.

Полжизни назад был один из самых счастливых дней моей жизни. Это какая-то стадионная фигня, когда играет светлая музыка, все нарядные и завершается важный жизненный этап. Невольно начинаешь проникаться. Помню такое же – пять лет спустя на церемонии вручения дипломов под Ванессу Мэй. Куда там! Аж слезы на глаза наворачивались. В семнадцать я, конечно, не была такой циничной и думала, что счастлива без всяких манипуляций. Быть молодым, быть влюбленным, быть в Париже. Впрочем, и первых двух пунктов хватало.

На вручении медали ко мне подошла девушка с завитыми светлыми локонами и в кремовом платье.

– Дана, ты, должно быть, не помнишь меня. Люда Вержиковская, мы в садике вместе были.

Да, за десять лет мы здорово изменились, надо полагать. Люда меня бы тоже не узнала, но услышала мое имя. Я удивилась, что упустила ее фамилию – такую не забудешь.

– Ее, как обычно, исковеркали, – махнула она рукой.

Телефон у нее не изменился. Когда мы были детьми, я звонила ей, и мы о чем-то болтали. Люда была очень умная и старательная. Мы не только в садике вместе были, но и в первом классе школы. Все у нее было в образцовом порядке, каждую букву она выводила, как японский иероглиф, но отличницей по итогу года почему-то стала я, а не она. Хотя учеба давалась мне тяжело, и я все делала левой ногой. Почему так? Впрочем, и сейчас замечаю такую тенденцию: один дурью мается, поет под караоке на камеру и собирает лайки, а другой из последних сил пытается откопать в себе талант и трепеща записывает на видео монологи, которых совершенно не чувствует – и, разумеется, в ответ тишина. Однако порой трудолюбие перевешивает талант – такие истории мы тоже знаем. Иногда мне кажется, у меня так с писательством. Нет жизненного опыта, фантазии и любви к людям, есть только хорошая память и крепкая задница. Я не самородок, я пахарь. В других областях могла бы добиться большего, но мне это неинтересно. Все, что дается легко, меня не занимает.

Итак, Люда. Я уже фантазировала, как позвоню ей и предложу встретиться – хоть в том же «Прокофии». После стольких лет, просто не верится! Посидим, поболтаем. Как у нее складывается жизнь?

Однако после телефонного разговора стало ясно, что встречаться нет смысла. Поговорили суховато, мне тяжело было привыкнуть к ее быстрой речи. Она собирается поступать на математический, училась в самом казарменном лицее, где люди могли купить медаль, а потом проспать ее вручение. Я слушала ее и чувствовала себя инопланетянкой. Чего-то я не понимаю в этой жизни, засиделась в своей деревне.

Она тоже не предложила встретиться. О чем нам говорить?

В тот день в конце июня Слава сдавал какой-то суровый экзамен по химии. Третий курс, не хухры-мухры. Он, естественно, хотел присутствовать при эпохальном событии, но не смог. Да и что бы он там увидел? Меня в вельветовых штанах и фисташковой блузке? Я наотрез отказалась от выпускного платья. Каждая девочка была одета на две зарплаты. Наверное, так на собственную свадьбу не нарядишься. Меня же мама подкрасила, волосы, отросшие до середины спины, я собрала крабиком на макушке и вместо приличных туфель, которых у меня не было, надела демисезонные черные ботинки.

Еще нам вручили билеты на рок-фестиваль, имевший место в тот же вечер. Билетов на одну персону целых шесть – видимо, не жаждали горожане его посетить.

Домой я возвращалась одна, после того как мы с мамой попили чая в «Прокофе», и она уехала на работу. Я стояла всю дорогу в душном автобусе, который еле тащился по пробкам, поэтому домой пришла слегка одуревшая, но счастливая. Переоделась в «арийскую» футболку и черные бриджи, что-то съела и позвонила Славе.

– Давай Риту и Рому на фест позовем. Сходим, раз уж билеты халявные?

Слава был в ауте после экзамена и никуда не хотел – разве что со мной повидаться, тихо поваляться и послушать музыку.

– Ну, солнц, у меня сейчас такая жажда деятельности!

– Проще говоря, эйфория, – он рассмеялся, – ладно, давай я Ромке позвоню, он вроде уже сдал. Если они с Марго согласны, пойдем.

Я предложила Аню взять. Это было Славе безразлично – только парня для нее нет. Вот уже год не могут найти – на их факультете их полно, но почему-то Ане никто не люб. Показывали ей ненавязчиво кандидатов, и она многим нравилась – она, в отличие от нас, пацанок, похожа на нормальную женщину. Но все мимо кассы. Любовь ей подавай, чтоб крышу сносило и кишки выворачивало. Книжек начиталась.

К Ане я пришла с чипсами, сухарями, колой и гитарой. Играть мы не умели, но таскали СДГ с собой везде. СДГ – это «сраный дедушкин гитар», как назвал это чудо один блогер. Бутылка водки на авито или две тыщи за новье. Тогда же компьютер был только у Ани, интернета не было ни у кого, а что такое блогер, мы понятия не имели. Может и не существовало их тогда? В общем, некому было открыть глаза на наши эксперименты, но мы возомнили себя творческими людьми и мечтали о группе. Мне это казалось смешным, но я помалкивала – и так скучная. Инструментов нет, играть никто не умеет, зато уже решили, что делать с доходом и в чем выйти на сцену Лужников.

Анина мама до сего момента не видела меня такой светлой и энергичной. Сказала, что я их тоже зарядила и порадовала. На концерт подруга идти не хотела, но я уговорила – что дома-то киснуть? Пятница, вечер – выползи, пообщайся.

– Опять сватать меня будете?

– Не будем! – пообещала я. – Славка сказал, что кавалера для тебя не найдется, так что расслабься.

– Ну ладно. Тогда пойдем.

Мы встретились с парнями и Ритой возле моего будущего института. Предварительно я купила пива и еще сухариков и чипсов.

– А может ну его, этот провинциальный рок? – зевнул Рома. – пойдемте в лес и все там сожрем!

На дворе почти девять, самое время по лесам шляться. И мы пошли. Хорошо хоть гитары не поперли. В запущенном парке, который парни называли лесом, приземлились мы на бревно и стали мечтать о группе, треская сухарики и запивая их кто колой, кто пивом. Больше всех мечтали парни и Рита. Я хоть играть умела, правда, мое пианино никуда не транспортируешь. Ромка недурно терзал гитару и даже разорился на электрическую. Но что в этом прекрасном дуэте будут делать оставшиеся трое? Слава не считал нужным натирать мозоли на пальцах, а поет он посредственно.

– Зато тексты у тебя классные, – воодушевлял его Рома.

– Держи мои тексты, а на репбазе я лишний.

Где еще репбазу взять? Может, в подростковом клубе, где работает Анина мама? А может, у меня дома, где есть пианино и родители не против?

– Шикарные они у тебя, – заметил Рома, – только вот с твоим фоно акустику вообще не услышишь…

Я видела, что Ане было одиноко, хотя мы со Славой не обнимались, и Рома с Маргошей поминутно не целовались. Мы были сдержаны и воспитанны на людях.

Рома играл свои песни, и это было очень красиво. Жаль, если пропадет.

Мы с девчонками засобирались домой в половине одиннадцатого, когда транспорт в нашу тьмутаракань уже перестал ходить.

– А может, ты останешься со мной? – шепнул мне Слава, когда мы шли через лес на остановку. – Мама уехала в поездку.

Сердце учащенно забилось. Это назревало, должно было случиться. Он никогда раньше не намекал и не предлагал, что меня и удивляло, и радовало. Но вот так сразу, сегодня… я не готова, да и как это будет выглядеть? Все ж догадаются. Все слишком очевидно.

– Нет, милый, давай подождем… – я пульнула многозначительный взгляд на шедших впереди Рому, Риту и Аню.

Он кивнул и ничего не ответил.

2020

Мне раньше не доводилось прощаться с домом навсегда. Я только приезжала из родительской квартиры в бабушкину и обратно, и всегда кто-то оставался то тут, то там. Теперь же квартира, в которой прошли самые счастливые годы, уходит из моей жизни насовсем. Я хотела проститься. Сестра привезла меня – заодно помогу ей перетаскать родительский хлам. Одних книг столько, что в бабушкиной квартире не помещаются.

– Еще завтра посуду привезу. Может, себе чего возьмешь? Там сервиз «Мадонна», если помнишь.

Помню. Но куда мне одной этот сервиз? Да еще с супницей, которой мы ни разу, кажется, не воспользовались.

Вместо трогательного момента мной овладело бесчувствие. Квартира завалена хламом, мешками, наполовину упакованными вещами, а те, что в процессе, валяются где попало. Под ногами путается навязчивый и вездесущий шпиц, тихо следит за нами взглядом британская кошка. Кухня, которую я заказывала пять лет назад, думая обосноваться здесь навеки, до сих пор как новая, в защитной пленке. Лаковый паркет и деревянные двери, обои, которые за двадцать пять лет не полиняли и не отстали от стен, выглядят так, что никакой современный ремонт с этим не сравнится. Но здесь уже давно нет меня, а родительское присутствие выветрилось лет десять назад. А ведь когда-то мама покупала картиночки для стен, кашпо и коврики. Я играла в куклы, зимой – в кладовке, а летом – на балконе. Там не было ничего лишнего и мне хватало места.

В комнате, которая теперь принадлежит племяннику, я написала первые два романа и отметила 18-летие с друзьями. Сколько теплых вечеров провели мы там с Аней и Марго! Сколько разговоров переговорили со Славой. В этой квартире почти беспрерывно звучал хэви-метал, и мы с Аней отрывались, роняя горшки с цветами. Здесь тонкие панельные стены, громкие соседи, сквозняки, потопы, ветер с южной стороны, ржавая вода и футбольное поле под окнами. По весне воняло жженой травой и слышался ор пацанов, играющих в гольф жестянками и заборными штакетинами.

Вспоминается только хорошее. С пяти и до двадцати трех лет – целая жизнь или огромный и значимый ее кусок. Наверное, на мою долю и так выпало много счастья, больше не полагается. Жизнь идет вперед без меня, мне остается лишь творческая отдушина, нужная только мне, чтоб не спиться и с ума не сойти. Но сейчас об этом не думается.

Я никогда не замечала, что в ванной серый кафель – он казался мне голубоватым. С этим уже легче прощаться, хотя мебель мы не забираем – квартира не кажется голой и безликой.

Почти на всех, кто имел глаза, она производила впечатление. Когда ко мне ходили репетиторы, одноклассницы и друзья – все заглядывались. Кто молча завидовал, кто что-то спрашивал. У вас такой большой «Сони»! У вас есть музыкальный центр? А зачем на потолке руны? Отец вложился, что и говорить. Мы были впереди планеты всей, а я не замечала, как у других. Я приходила к людям, а не к стенам. Зато теперь стала обращать внимание и на обшарпанные полы, и на сморщенные обои, и на грязные окна. Атрибут взрослой жизни?

Помню, одноклассница, с которой мы какое-то время тесно общались, привела меня в дом своей подруги. Звали ее Галя. Нам было по четырнадцать… январь, зимние каникулы.

– Мама Галина работает с утра до ночи и отчим у нее богатый, – тарахтела моя спутница, пока мы пробирались через сугробы, морщась от солнца, – но домина шикарный, щас увидишь!

Если бы она не обратила мое внимание, я бы и смотреть не стала. Дом действительно огромный, а живут там только Галя, ее мама и отчим. Галя пригласила нас на уютную кухню, где работал телевизор и шел сериал с Андреа Дельбока. Мы тогда смотрели «Дикого ангела», но он еще не начался, поэтому мы и не замечали фонового шума.

Галя угостила нас чаем с абрикосовым вареньем, которое, как оказалось, делала сама. Четырнадцатилетняя девчонка! Я до двадцати двух к плите подходила только, чтоб бэпэшку залить кипятком.

– Мамка ее заставляет пахать как Золушку, – пояснила на обратной дороге одноклассница, – сама-то вкалывает, ей некогда, а Галька весь этот дом драит, готовит все сама и не жалуется!

Галя была молчаливой носастой девочкой, от которой никаких жалоб и не ждешь. Несколько лет назад Аня видела ее в автобусе. Галя развелась с мужем и сделала неплохую карьеру юриста.

– Давай вот эти мешки возьмем.

Я, сестра и племянник схватили какие-то мешки и потащились к машине. Сестра весь день мотается по магазинам, строит рабочих и вызывает сантехников и газовщиков. Сто шестьдесят восемь сантиметров роста и сорок восемь килограмм веса, в рваных джинсах, стоптанных кедах и нейлоновой куртке, как девочка-подросток. Стоит ей появиться в комнате, кроме огромных карих глаз и улыбки Джулии Робертс ничего не видишь. Внешность обманчива! Кто бы мог подумать, что ей надо было родиться мужиком…

– Следак бы из нее получился первоклассный, – сказала мама, – не в пед ей надо было поступать, а на юридический. Она бы до каждой запятой докопалась, всех бы за горло взяла, из любого душу вытрясла бы. Хотя, может, застрелили бы… она ж ответственная и бесстрашная.

Я восхищаюсь ей. И понятно, почему сбегают мужики – не дотягивают. Сейчас они не каменная стена, а сплошной гипсокартон.

***

Первым, что я купила для будущей квартиры, были туалетный ершик и мыльница. Строители оставили там мыло, подобранное под цвет плитки в ванной, и полотенце. Сестра понавезла горшки с цветами, к которым я всегда была равнодушна. Папа с горем пополам собрал двуспальную кровать, в углу примостился пеналообразный книжный шкаф, в который я уже начала ставить любимые книги. Боюсь, всем не хватит места, хотя я всегда считала, что книг у меня мало.

Прессуют везде. Работу переводят в онлайн формат, и я уже настроилась на увольнение. Мной овладела такая апатия, что захотелось высказать начальству все накопившееся за эти годы, все что думаю о них нелестного и уйти, громко хлопнув дверью. Ищите другую дуру, которая будет за такие гроши работать! Но времена тяжелые, а одинокая жизнь предполагает плату по счетам.

Мой престарелый виндоус и комп-ветеран не тянут онлайн.

– Значит, надо технические вопросы решать! – настаивал менеджер в телефоне.

Мозги стали раком: то ли виндоус переставить, то ли купить ноут. Изначально я хотела дождаться переезда и уже на новом месте настроить интернет – возможно, на новом компе. Но переезд откладывается, а работа ждать не хочет.

– Надо тебе помочь, – вызвался Слава в ответ на мои стенания.

Мы висели на телефоне каждый вечер. Он знал о моем техническом кретинизме, и мы по старинке переписывались смсками или пользовались городским телефоном, к немалому удивлению родителей. Мама не отключила его только потому, что раз в год поздравляла двоюродных сестер с праздниками.

– Было бы здорово, – обрадовалась я, – ты в этом соображаешь?

– Обижаешь! Я с этим несколько лет работал. В принципе, если с головой дружишь, разобраться можно во всем.

Он не меняется. Не философствующий интеллектуал, а сугубый практик. За это я его и любила. С ним надежно и спокойно, и казалось, не было проблем, которых он не мог бы решить.

В моей комнате, как в цыганском таборе – мешки, пакеты, сумки. Не помню, чтобы в конце мая я ходила в колготках сто шестьдесят дэн и включала обогреватель. Последний стоял посреди комнаты, а я встретила некогда любимого человека в голубом флисовом свитере и малиновых велюровых штанах.

– Прям глаз радует! – смеялся он, передавая мне коробку с тортиком, – а то все черное да черное!

Давно уже нет. Лет шесть назад мне стали нравиться яркие цвета и вещи по размеру.

Он сразу взялся за дело: выволок системник из-за неудобной ниши в столе, отключил сетевой кабель и воткнул его в свой ноутбук, который собирался мне оставить – у мамы только зря болтается.

– А твой я возьму и продиагностирую, может, винду переставлю, а может, его надо просто почистить.

Наверное, я побледнела или как-то иначе проявила захлестнувшую меня эмоцию, потому как он сказал:

– Не волнуйся, я не стану рыться в твоих папках. Честно.

– Там и нет ничего интересного, – я вспомнила о начатом романе, о набросках для соцсетей, о всем, что написано, но не выложено и не доведено до публикации, о фотографиях мужчины, к которому воспылала блудной страстью несколько лет назад. Почему я их не удалила? Ведь сейчас, глядя на его лицо, искренне недоумеваю: что я в нем нашла? Почему стоило только взглянуть на него, у меня заходилось сердце? К Славе я никогда такого не чувствовала и почему-то ощутила свою вину за это, хотя глупость несусветная. Недавно услышала у одной психологини, что химия возникает, когда мы видим что-то родное и любимое, что подсознательно напоминает о детстве. Вот я и западала на мужиков с папиным типом внешности. Все по Фрейду.

– Обещай не читать моих черновиков, – я погладила его по плечу, – а вообще, я пойду, чай поставлю, тебе есть чем заняться.

Выйдя на кухню, я застала там маму.

– Дан, а это не Слава?

Я кивнула, и она ахнула. Я не говорила, что он вернулся, и мы общаемся. Мои родители никогда не понимали нашего расставания, но и не относились к таким, которые требуют то зятя, то внуков. Есть один и хватит, на фиг им эти внуки не нужны.

– И что?..

– Мам, ничего, – я стала заставлять поднос чашками и конфетами, – он поможет мне с компом.

Я почти физически ощущала, как волнуют маму другие вопросы, но я не собиралась обсуждать их с ней сейчас. Тем более учитывая, что кухня рядом с моей комнатой и дверь из шпона – далеко не идеал в плане звукоизоляции.

Давно я не принимала гостей. Уж не помню, когда мы с девчонками заседали часами на полу, гоняя чаи. Кажется, в другой жизни, хотя уже и в этом доме. Впрочем, в этом доме мы бросили гонять их втроем. Марго после рождения детей стало не до коллективных посиделок.

Слава еще возился со своим ноутом, подключая его к моей древней телефонной сети, ни словом, ни жестом не возмущаясь.

– А ничего, что я не помню свои данные и бумажку с ними не сохранила? – поделилась я своими опасениями.

– А ничего, – отозвался он, не поворачиваясь.

Я поставила поднос на пол и подключила электрочайник.

– Включить что-нибудь? Что ты сейчас слушаешь? – поинтересовалась я.

– Чего только не слушал одно время! – усмехнулся мой гость. – А теперь не слезаю с «Металлики» и «Нирваны». У тебя «Ария» и «Мэйден», я смотрю?

Я уже говорила ему о самых счастливых годах своей жизни, куда мне так хотелось вернуться.

– Для меня время, когда я встретил тебя, было самым лучшим. Сколько ни пытался найти другое счастье – не преуспел.

Повисла тишина. Потом он спросил, узнала ли его моя мама. Я думала, он слышал наш разговор, но он отпирался – не до того ему было, чтобы прислушиваться к шуршанию за стенкой.

– Что ты ей скажешь? – он быстро взглянул на меня и улыбнулся.

– А что ей сказать? – я вздохнула так тяжело, что сама испугалась – не коронавирус ли это?

– Скажи, что у меня серьезные намерения!

Пока мы отшучивались на эту тему. Он знал меня и тут: не надо меня торопить ни в чем и никогда. Быть может, я тешу свое самолюбие, но дерзну предположить, что есть двое мужчин, которые хоть минуту жалели о своем напоре: один торопился затащить меня в койку, другой – под венец. Не исключаю, что, если бы не спешка, кому-то что-то удалось бы.

– Ну вроде все, – Слава встал из-за стола и жестом пригласил меня занять его место, – проверяй.

Он подключил к ноуту мою мышь. Руке привычно, взгляд блуждал по странице поиска и цеплялся за сводку заболевших и выздоровевших.

– Все шикарно, спасибо, солнц. Ты мой герой.

– Как можно такую женщину не любить? – он сел на пол и налил нам чая.

2014

Перенесемся на шесть лет назад. Именно тогда я в последний раз была умопомрачительно влюблена в мужчину, который мастью похож на отца. Он решил соблазнить меня на втором свидании. Я не поддалась. Я не такая, я жду трамвая. Мне все ясно, но…

В последний раз я была влюблена, но тогда еще не знала об этом.

Я жила в той самой трешке, которую сестра должна освободить через два дня. Слоняясь по пустым комнатам, отражаясь в зеркалах и разнося тоскливое эхо своим неумелым пением, я снимала стресс. Говорят, вибрации целительны, поэтому от пения такая польза.

Кассета «Черного кофе» в музыкальном центре. Летом вино, осенью – вермут. Зимой «Флинтстоуны». В сети его «Санта-Барбары»: то развелся с женой, то опять сошелся, то нашел, с кем переспать, то она удаляет свои аккаунты, то он куда-то едет, то пишет мне. Нет, я ему не нужна. Без секса он общения не мыслит. Ко мне впервые отнеслись так. Это ли значит: увидел во мне женщину? Я ведь этого хотела… до сих пор во мне видели личность, но этого оказалось мало. Хотелось быть красивой и вызывать другие желания.

Все мы не без греха, и я не строю из себя оскорбленную добродетель. Но секс в восемнадцать-двадцать, с любимым человеком после года общения – совсем не то, что могло быть с сорокалетним циником на втором свидании. Я не хотела такого опыта, и я его не получила. Но целый год меня раздирали противоречия: при взгляде на этого засранца будоражило желание, но при мысли о том, что будет со мной, если я уступлю, если только переползти за минуту страсти и оказаться в следующем дне – к горлу подкатывала тошнота.

Наверное, единственным, что держало меня на плаву в тот момент, были воспоминания о первой любви и о том, какой может быть физиология. Я вспомнила, что когда-то была любимой для самого важного человека. И душой, и телом. Я сама все разрушила и от этого становилось только хуже, но по крайней мере, я переключалась. Сейчас не страдала бы по этому мудаку, а была бы уже матерью троих детей и женой самого достойного мужчины в мире.

Рома и Рита наведывались в гости со своими двумя. Мальчик и девочка. У парня огненные волосы, а девочка блондинка, в отца. Она хватала все мелкие предметы и швыряла их на пол, поэтому я заблаговременно готовилась к их визитам. В трех комнатах, где давно не было маленьких детей, мелких предметов полно: от ракушек и статуэток до ароматных свечей и рамок с фотографиями. Спрятав все это в нижний отдел стенки, я вешала пару замков, купленных в хозтоварах специально для этой цели. Девчушка, обведя взглядом комнату и подергав дверцы стенки, прихваченные замком, скорчила недовольную гримасу, грозя устроить такой рев, какого свет еще не видывал.

– Скукотища, да? – Ромка хватал ее на руки и кружил по комнате. – Да!

В бывшей родительской спальне у меня спортзал, и Рома с ребятами любили там кувыркаться. Мы с Марго могли в это время спокойно обсудить мою несчастную жисть. То же делали мы с Аней, когда заходила она. Ее муж, тогда еще не бывший, знал моего кавалера лично и призывал меня не переживать из-за выноса мусора.

– Дан, он баб меняет чаще, чем трусы, зачем тебе этот кобель? – резонно спрашивал он.

Я все понимала, но болела долго. Наверное, целый год. Могла бы и дольше, если бы не обострилась болезнь. Ослабевшее тело к греху не склонно. Говорят, женщина оплакивает несложившиеся отношения девять месяцев – как срок беременности. Нерожденные отношения.

Мне все время хотелось спросить Маргошу – как там Слава? Наверняка ведь Рома с ним общается. но в такой ситуации вопрос до того неуместен, да и мы несколько утратили задушевность нашей дружбы, когда перестали общаться вчетвером. Рита стала замужней дамой, потом матерью, а теперь и многодетной матерью. Какой ей интерес выслушивать исповедь блудного попугая? Меня тоже не слишком трогали истории с детской площадки, умиление родителей по поводу изречений их чад и тридцать три способа уборки квартиры.

И все же, в тот год мы снова сблизились. Видимо, для русского человека прийти на помощь жизненно необходимо. В ином ракурсе он дружбы не мыслит. Меня утешали, подбадривали, говорили, что я достойна самого лучшего, что надо это просто пережить и не принц, так король не прискачет, так приедет. Мне всего двадцать восемь, разве это возраст по нашим временам? Тем более меня никогда не тянуло ставить галочки и перед кем-то отчитываться, что-то успевать и в чем-то преуспевать. Мне хотелось научиться жить, а не зарабатывать на жизнь и не выживать. Хотелось радоваться, а не падать из эйфории в уныние. Хотелось любить и быть любимой.

Теперь я понимаю, что хотела слишком многого.

Любовью я только со стороны могла любоваться и каждый раз, оставаясь одна в своих хоромах, вспоминала то того, кого болезненно желала, то того, с кем могла уже много лет быть счастлива – и рыдала. Просыпалась от панических атак, включала свет и читала наизусть молитвы, пока снова не проваливалась в сон. Потом надиктовала на сотовый несколько псалмов и включала их, когда наваливались страхи.

– Пусть страхи это слушают, да? – смеялся Рома.

Пусть. Они отступали. Так до меня и дошло, что это нечто большее, чем мои накрутки, к которым я была в принципе не склонна. Они беспричинны, бессистемны и бессюжетны. Бесы, одним словом. Бесы в моих снах.