Текст книги "Из дома домой. Роман-коллаж"

2003

Полжизни назад я получала медаль в кинотеатре «Родина». Серебряную медаль, потому что «четверка» по математике и поставили мне ее умышленно, дабы я не ездила писать работу в чужую школу, где никто не поможет. В нашей же помогали буквально все и сочинение по литературе за меня написали. Нет, не потому, что я тупица, я и сама написала – сидела там с девяти утра до трех дня, лопатила тома «Войны и мира». Просто требования, которые предъявляли к работам медалистов, мягко говоря, не соответствовали жизненному опыту и мышлению семнадцатилетнего человека. То, что он отличник, не делает его ни философом, ни пережившим холокост.

Полжизни назад был один из самых счастливых дней моей жизни. Это какая-то стадионная фигня, когда играет светлая музыка, все нарядные и завершается важный жизненный этап. Невольно начинаешь проникаться. Помню такое же – пять лет спустя на церемонии вручения дипломов под Ванессу Мэй. Куда там! Аж слезы на глаза наворачивались. В семнадцать я, конечно, не была такой циничной и думала, что счастлива без всяких манипуляций. Быть молодым, быть влюбленным, быть в Париже. Впрочем, и первых двух пунктов хватало.

На вручении медали ко мне подошла девушка с завитыми светлыми локонами и в кремовом платье.

– Дана, ты, должно быть, не помнишь меня. Люда Вержиковская, мы в садике вместе были.

Да, за десять лет мы здорово изменились, надо полагать. Люда меня бы тоже не узнала, но услышала мое имя. Я удивилась, что упустила ее фамилию – такую не забудешь.

– Ее, как обычно, исковеркали, – махнула она рукой.

Телефон у нее не изменился. Когда мы были детьми, я звонила ей, и мы о чем-то болтали. Люда была очень умная и старательная. Мы не только в садике вместе были, но и в первом классе школы. Все у нее было в образцовом порядке, каждую букву она выводила, как японский иероглиф, но отличницей по итогу года почему-то стала я, а не она. Хотя учеба давалась мне тяжело, и я все делала левой ногой. Почему так? Впрочем, и сейчас замечаю такую тенденцию: один дурью мается, поет под караоке на камеру и собирает лайки, а другой из последних сил пытается откопать в себе талант и трепеща записывает на видео монологи, которых совершенно не чувствует – и, разумеется, в ответ тишина. Однако порой трудолюбие перевешивает талант – такие истории мы тоже знаем. Иногда мне кажется, у меня так с писательством. Нет жизненного опыта, фантазии и любви к людям, есть только хорошая память и крепкая задница. Я не самородок, я пахарь. В других областях могла бы добиться большего, но мне это неинтересно. Все, что дается легко, меня не занимает.

Итак, Люда. Я уже фантазировала, как позвоню ей и предложу встретиться – хоть в том же «Прокофии». После стольких лет, просто не верится! Посидим, поболтаем. Как у нее складывается жизнь?

Однако после телефонного разговора стало ясно, что встречаться нет смысла. Поговорили суховато, мне тяжело было привыкнуть к ее быстрой речи. Она собирается поступать на математический, училась в самом казарменном лицее, где люди могли купить медаль, а потом проспать ее вручение. Я слушала ее и чувствовала себя инопланетянкой. Чего-то я не понимаю в этой жизни, засиделась в своей деревне.

Она тоже не предложила встретиться. О чем нам говорить?

В тот день в конце июня Слава сдавал какой-то суровый экзамен по химии. Третий курс, не хухры-мухры. Он, естественно, хотел присутствовать при эпохальном событии, но не смог. Да и что бы он там увидел? Меня в вельветовых штанах и фисташковой блузке? Я наотрез отказалась от выпускного платья. Каждая девочка была одета на две зарплаты. Наверное, так на собственную свадьбу не нарядишься. Меня же мама подкрасила, волосы, отросшие до середины спины, я собрала крабиком на макушке и вместо приличных туфель, которых у меня не было, надела демисезонные черные ботинки.

Еще нам вручили билеты на рок-фестиваль, имевший место в тот же вечер. Билетов на одну персону целых шесть – видимо, не жаждали горожане его посетить.

Домой я возвращалась одна, после того как мы с мамой попили чая в «Прокофе», и она уехала на работу. Я стояла всю дорогу в душном автобусе, который еле тащился по пробкам, поэтому домой пришла слегка одуревшая, но счастливая. Переоделась в «арийскую» футболку и черные бриджи, что-то съела и позвонила Славе.

– Давай Риту и Рому на фест позовем. Сходим, раз уж билеты халявные?

Слава был в ауте после экзамена и никуда не хотел – разве что со мной повидаться, тихо поваляться и послушать музыку.

– Ну, солнц, у меня сейчас такая жажда деятельности!

– Проще говоря, эйфория, – он рассмеялся, – ладно, давай я Ромке позвоню, он вроде уже сдал. Если они с Марго согласны, пойдем.

Я предложила Аню взять. Это было Славе безразлично – только парня для нее нет. Вот уже год не могут найти – на их факультете их полно, но почему-то Ане никто не люб. Показывали ей ненавязчиво кандидатов, и она многим нравилась – она, в отличие от нас, пацанок, похожа на нормальную женщину. Но все мимо кассы. Любовь ей подавай, чтоб крышу сносило и кишки выворачивало. Книжек начиталась.

К Ане я пришла с чипсами, сухарями, колой и гитарой. Играть мы не умели, но таскали СДГ с собой везде. СДГ – это «сраный дедушкин гитар», как назвал это чудо один блогер. Бутылка водки на авито или две тыщи за новье. Тогда же компьютер был только у Ани, интернета не было ни у кого, а что такое блогер, мы понятия не имели. Может и не существовало их тогда? В общем, некому было открыть глаза на наши эксперименты, но мы возомнили себя творческими людьми и мечтали о группе. Мне это казалось смешным, но я помалкивала – и так скучная. Инструментов нет, играть никто не умеет, зато уже решили, что делать с доходом и в чем выйти на сцену Лужников.

Анина мама до сего момента не видела меня такой светлой и энергичной. Сказала, что я их тоже зарядила и порадовала. На концерт подруга идти не хотела, но я уговорила – что дома-то киснуть? Пятница, вечер – выползи, пообщайся.

– Опять сватать меня будете?

– Не будем! – пообещала я. – Славка сказал, что кавалера для тебя не найдется, так что расслабься.

– Ну ладно. Тогда пойдем.

Мы встретились с парнями и Ритой возле моего будущего института. Предварительно я купила пива и еще сухариков и чипсов.

– А может ну его, этот провинциальный рок? – зевнул Рома. – пойдемте в лес и все там сожрем!

На дворе почти девять, самое время по лесам шляться. И мы пошли. Хорошо хоть гитары не поперли. В запущенном парке, который парни называли лесом, приземлились мы на бревно и стали мечтать о группе, треская сухарики и запивая их кто колой, кто пивом. Больше всех мечтали парни и Рита. Я хоть играть умела, правда, мое пианино никуда не транспортируешь. Ромка недурно терзал гитару и даже разорился на электрическую. Но что в этом прекрасном дуэте будут делать оставшиеся трое? Слава не считал нужным натирать мозоли на пальцах, а поет он посредственно.

– Зато тексты у тебя классные, – воодушевлял его Рома.

– Держи мои тексты, а на репбазе я лишний.

Где еще репбазу взять? Может, в подростковом клубе, где работает Анина мама? А может, у меня дома, где есть пианино и родители не против?

– Шикарные они у тебя, – заметил Рома, – только вот с твоим фоно акустику вообще не услышишь…

Я видела, что Ане было одиноко, хотя мы со Славой не обнимались, и Рома с Маргошей поминутно не целовались. Мы были сдержаны и воспитанны на людях.

Рома играл свои песни, и это было очень красиво. Жаль, если пропадет.

Мы с девчонками засобирались домой в половине одиннадцатого, когда транспорт в нашу тьмутаракань уже перестал ходить.

– А может, ты останешься со мной? – шепнул мне Слава, когда мы шли через лес на остановку. – Мама уехала в поездку.

Сердце учащенно забилось. Это назревало, должно было случиться. Он никогда раньше не намекал и не предлагал, что меня и удивляло, и радовало. Но вот так сразу, сегодня… я не готова, да и как это будет выглядеть? Все ж догадаются. Все слишком очевидно.

– Нет, милый, давай подождем… – я пульнула многозначительный взгляд на шедших впереди Рому, Риту и Аню.

Он кивнул и ничего не ответил.

2020

Мне раньше не доводилось прощаться с домом навсегда. Я только приезжала из родительской квартиры в бабушкину и обратно, и всегда кто-то оставался то тут, то там. Теперь же квартира, в которой прошли самые счастливые годы, уходит из моей жизни насовсем. Я хотела проститься. Сестра привезла меня – заодно помогу ей перетаскать родительский хлам. Одних книг столько, что в бабушкиной квартире не помещаются.

– Еще завтра посуду привезу. Может, себе чего возьмешь? Там сервиз «Мадонна», если помнишь.

Помню. Но куда мне одной этот сервиз? Да еще с супницей, которой мы ни разу, кажется, не воспользовались.

Вместо трогательного момента мной овладело бесчувствие. Квартира завалена хламом, мешками, наполовину упакованными вещами, а те, что в процессе, валяются где попало. Под ногами путается навязчивый и вездесущий шпиц, тихо следит за нами взглядом британская кошка. Кухня, которую я заказывала пять лет назад, думая обосноваться здесь навеки, до сих пор как новая, в защитной пленке. Лаковый паркет и деревянные двери, обои, которые за двадцать пять лет не полиняли и не отстали от стен, выглядят так, что никакой современный ремонт с этим не сравнится. Но здесь уже давно нет меня, а родительское присутствие выветрилось лет десять назад. А ведь когда-то мама покупала картиночки для стен, кашпо и коврики. Я играла в куклы, зимой – в кладовке, а летом – на балконе. Там не было ничего лишнего и мне хватало места.

В комнате, которая теперь принадлежит племяннику, я написала первые два романа и отметила 18-летие с друзьями. Сколько теплых вечеров провели мы там с Аней и Марго! Сколько разговоров переговорили со Славой. В этой квартире почти беспрерывно звучал хэви-метал, и мы с Аней отрывались, роняя горшки с цветами. Здесь тонкие панельные стены, громкие соседи, сквозняки, потопы, ветер с южной стороны, ржавая вода и футбольное поле под окнами. По весне воняло жженой травой и слышался ор пацанов, играющих в гольф жестянками и заборными штакетинами.

Вспоминается только хорошее. С пяти и до двадцати трех лет – целая жизнь или огромный и значимый ее кусок. Наверное, на мою долю и так выпало много счастья, больше не полагается. Жизнь идет вперед без меня, мне остается лишь творческая отдушина, нужная только мне, чтоб не спиться и с ума не сойти. Но сейчас об этом не думается.

Я никогда не замечала, что в ванной серый кафель – он казался мне голубоватым. С этим уже легче прощаться, хотя мебель мы не забираем – квартира не кажется голой и безликой.

Почти на всех, кто имел глаза, она производила впечатление. Когда ко мне ходили репетиторы, одноклассницы и друзья – все заглядывались. Кто молча завидовал, кто что-то спрашивал. У вас такой большой «Сони»! У вас есть музыкальный центр? А зачем на потолке руны? Отец вложился, что и говорить. Мы были впереди планеты всей, а я не замечала, как у других. Я приходила к людям, а не к стенам. Зато теперь стала обращать внимание и на обшарпанные полы, и на сморщенные обои, и на грязные окна. Атрибут взрослой жизни?

Помню, одноклассница, с которой мы какое-то время тесно общались, привела меня в дом своей подруги. Звали ее Галя. Нам было по четырнадцать… январь, зимние каникулы.

– Мама Галина работает с утра до ночи и отчим у нее богатый, – тарахтела моя спутница, пока мы пробирались через сугробы, морщась от солнца, – но домина шикарный, щас увидишь!

Если бы она не обратила мое внимание, я бы и смотреть не стала. Дом действительно огромный, а живут там только Галя, ее мама и отчим. Галя пригласила нас на уютную кухню, где работал телевизор и шел сериал с Андреа Дельбока. Мы тогда смотрели «Дикого ангела», но он еще не начался, поэтому мы и не замечали фонового шума.

Галя угостила нас чаем с абрикосовым вареньем, которое, как оказалось, делала сама. Четырнадцатилетняя девчонка! Я до двадцати двух к плите подходила только, чтоб бэпэшку залить кипятком.

– Мамка ее заставляет пахать как Золушку, – пояснила на обратной дороге одноклассница, – сама-то вкалывает, ей некогда, а Галька весь этот дом драит, готовит все сама и не жалуется!

Галя была молчаливой носастой девочкой, от которой никаких жалоб и не ждешь. Несколько лет назад Аня видела ее в автобусе. Галя развелась с мужем и сделала неплохую карьеру юриста.

– Давай вот эти мешки возьмем.

Я, сестра и племянник схватили какие-то мешки и потащились к машине. Сестра весь день мотается по магазинам, строит рабочих и вызывает сантехников и газовщиков. Сто шестьдесят восемь сантиметров роста и сорок восемь килограмм веса, в рваных джинсах, стоптанных кедах и нейлоновой куртке, как девочка-подросток. Стоит ей появиться в комнате, кроме огромных карих глаз и улыбки Джулии Робертс ничего не видишь. Внешность обманчива! Кто бы мог подумать, что ей надо было родиться мужиком…

– Следак бы из нее получился первоклассный, – сказала мама, – не в пед ей надо было поступать, а на юридический. Она бы до каждой запятой докопалась, всех бы за горло взяла, из любого душу вытрясла бы. Хотя, может, застрелили бы… она ж ответственная и бесстрашная.

Я восхищаюсь ей. И понятно, почему сбегают мужики – не дотягивают. Сейчас они не каменная стена, а сплошной гипсокартон.

***

Первым, что я купила для будущей квартиры, были туалетный ершик и мыльница. Строители оставили там мыло, подобранное под цвет плитки в ванной, и полотенце. Сестра понавезла горшки с цветами, к которым я всегда была равнодушна. Папа с горем пополам собрал двуспальную кровать, в углу примостился пеналообразный книжный шкаф, в который я уже начала ставить любимые книги. Боюсь, всем не хватит места, хотя я всегда считала, что книг у меня мало.

Прессуют везде. Работу переводят в онлайн формат, и я уже настроилась на увольнение. Мной овладела такая апатия, что захотелось высказать начальству все накопившееся за эти годы, все что думаю о них нелестного и уйти, громко хлопнув дверью. Ищите другую дуру, которая будет за такие гроши работать! Но времена тяжелые, а одинокая жизнь предполагает плату по счетам.

Мой престарелый виндоус и комп-ветеран не тянут онлайн.

– Значит, надо технические вопросы решать! – настаивал менеджер в телефоне.

Мозги стали раком: то ли виндоус переставить, то ли купить ноут. Изначально я хотела дождаться переезда и уже на новом месте настроить интернет – возможно, на новом компе. Но переезд откладывается, а работа ждать не хочет.

– Надо тебе помочь, – вызвался Слава в ответ на мои стенания.