Текст книги "Тайна третьей невесты"

Глава 7

За завтраком я убедилась, что не только наши соседки покинули замок: за столами хватало пустых мест. Неужели всех в последний момент подвело смирение? Из-за чего? Неужели… Нет, глупо думать о подобном! С другой стороны, если Старая Птица умеет прозревать помыслы, то наверняка уловила зависть к нам с принцессой, досаду и много других скверных чувств. Но будто до того никто не злился на более успешных в работе товарок! Я могу вспомнить это за собой, кузины в спальне тоже с обидой поговаривали о своих напарницах, мол, те будто родились с тряпкой или вилами в руках…

Я встретилась взглядом с Иддой и убедилась – она тоже в недоумении. Но что толку? Не зная правил игры, мы могли полагаться только на себя. Каждый наш поступок, каждое решение влияли на вердикт тех, кто оценивал нас, – неважно, были это люди или некая потусторонняя сущность. Но понять логику наблюдателей и вывести закономерность не получалось. Для этого нужно было хорошо знать остальных девушек, их характеры и привычки, но какое там… Я, пожалуй, не взялась бы утверждать, будто способна предугадать поведение кузин, не говоря уж о посторонних!

«Наверно, даже лучше, если Старая Птица сама делает выбор», – невольно подумала я. Люди, какими бы они ни казались беспристрастными, скорее всего, уже выбрали любимиц и станут подсуживать им. Или даже заранее решили, кто из девушек наиболее перспективен, и теперь все сведется к противостоянию между ними, а остальные… Остальные останутся просто фоном, на котором фаворитки заблистают ярче!

Впрочем, с людей ведь тоже могли взять колдовские клятвы… но кто сказал, что чародеи – люди не заинтересованные в победе той или иной девушки?

«Что-то я совсем запуталась», – подумала я и сосредоточилась на завтраке.

– Сударыни, – произнес распорядитель, когда мы закончили. – Рад поздравить вас с успехом и объявить, что ближайшие несколько дней вы сможете предаваться блаженному отдыху в лучших покоях замка Старой Птицы! Вы с блеском доказали, что способны, не ропща, справиться со многими трудностями, к которым не готовила вас жизнь, теперь же вам предоставится шанс показать себя с лучшей стороны…

Он сделал паузу, как бы приглашая задавать вопросы, но все молча смотрели на него, ожидая продолжения.

– Отдохните как следует, прежде чем предстать во всем блеске, – закончил он и удалился.

Мы с кузинами переглянулись.

– Ну теперь-то, я надеюсь, это будут обычные смотрины? – озвучила общее мнение Лисса.

– Предстать перед кем, интересно знать? – задумчиво пробормотала Делла. – И что эти… гм… «кто-то» станут оценивать? О нашем происхождении и без того все известно, тогда, выходит, смотреть будут на красоту? Манеры?

– Успехи в изящных искусствах, – напомнила я. – Тебе, кажется, не дается стихосложение, а Лиссе – живопись?

– А тебе – пение и вышивание, – парировала она. – Что ж, хотя бы о музицировании и танцах никому из нас не приходится беспокоиться.

– Если наш учитель действительно прибыл из столицы, а не подделал рекомендательные письма, – тихо хихикнула Лисса. – И не учил нас выдуманным па! Я слыхала о таком случае: для детей наняли преподавателя иностранного языка, которого не знал ни один из родителей, и он несколько лет учил их… А уже позже, когда мальчик вырос и отправился в путешествие, выяснилось, что преподаватель учил их совершенно иному, несуществующему языку, который сам и выдумал! Представляете? От букв до всяческих правил – все было ненастоящим! И множество слов, и отрывки текстов, которые давал переводить детям, тоже сочинил он сам!

– И что с ним случилось? – полюбопытствовала Делла.

– Ничего, – развела руками младшая кузина. – К тому времени он благополучно отбыл в свою выдуманную страну, где говорят на этом языке, и с тех пор его никто никогда не видел.

– Сочувствую родителям этих детей, – покачала головой Делла. – Выбросить столько денег на ветер… А над юношей, должно быть, изрядно насмеялись, либо же он опозорился, решив поговорить с иностранцем.

– Вроде бы ему хватило ума скрыть это свое… образование, – усмехнулась Лисса. – Не знаю, право. Ода-Летта не вдавалась в подробности.

– Это ей так повезло?

– Нет, кому-то из ее дальних родственников, и едва ли не в прошлом веке. Тогда, сами понимаете, проверить, правду ли сказал учитель, было намного сложнее… Тем более всему прочему – счету, письму, истории и подобному – он обучал весьма недурно.

«Отбыл в вымышленную страну, – невольно повторила я про себя. – И снова придуманный язык! А что, если…»

Что, если тот человек ничего не придумывал, а в самом деле обучал детей наречию, которое для него было таким же привычным, как для нас – языки жителей Заозерья или Пригорья? И вовсе он не лгал, он просто… просто прибыл из других мест! Тех, что, казалось бы, находятся совсем рядом, но добраться в которые можно только с помощью сильного чародея или же совершенно случайно… Вдруг он вот так нечаянно заблудился, а потом оказалось, что вернуться назад не получается? Ведь такие пути открываются не каждый день и даже не каждый год, а потом быстро исчезают, и на то, чтобы отыскать их снова, может уйти вся жизнь. Во всяком случае, так говорится в сказках… А может, он знал, когда именно вновь появится дорога, и ему нужно было дождаться того момента. Не голодать же и не идти в батраки, если обучен грамоте и многому другому? Лисса говорит, помимо выдуманного языка, этот человек обучал детей другим наукам и делал это хорошо, значит, не был вовсе уж шарлатаном!

И Грифон… Вдруг он вовсе не безобидный сумасшедший? Что, если он действительно обитает в замке Старой Птицы – таком же или почти таком же, на расстоянии вытянутой руки, но за невидимой преградой, преодолеть которую обычно невозможно? Там существует древняя империя Дзейли и таинственная скоропись, которой Грифон научился у своего наставника, там когда-то кипели битвы при неведомом Эрдолане, за Испытанием наблюдает сама Старая Птица, некогда отвоевавшая солнце у Врага, а девушки не боятся остаться наедине с мужчиной… Вспомнить только, как Грифон смотрел на меня: ему словно невдомек, что репутация моя может полететь в бездну, если нас застанут вдвоем! И то, как он говорил о моих поклонах – будто никогда не видел подобного… Не было похоже, будто он притворяется. И наши имена показались ему странными, словно в его королевстве людей называют иначе… И там, в этом другом мире, сейчас вовсе не зима, а жаркое лето, в лугах цветет клевер… А еще – подстерегают опасности. Не случайно ведь Грифон возвращался откуда-то ночью с окровавленным плечом…

Я даже зажмурилась, представив на мгновение, как открою дверь – любую, может быть, даже ту, что ведет в нашу с кузинами спальню, – и вместо застланных кроватей увижу… хотя бы библиотеку, залитую солнечным светом. А может быть, вовсе выйду на широкий двор, под ясное небо, и…

Конечно же, это просто разыгралось воображение, одернула я себя. Надо же такое выдумать!

Тот учитель, наверно, был обычным обедневшим дворянином, отчаявшимся наняться на работу: таких ведь пруд пруди, всем нужно как можно больше за одинаковые деньги… Те люди хотели иностранный язык в довесок к обычным наукам – они его получили. Ловкий пройдоха хорошо устроился и успел скрыться прежде, чем его обман раскрылся!

А Грифон… Я встречалась с ним трижды, но вряд ли колдовской путь открывается так часто! Неважно, кем бы он ни был, лучше мне больше не встречаться с ним: он может навредить мне, пускай и по недомыслию. Упомянет при каком-нибудь слуге, что разговаривал с рыжей девушкой в зеленом платье, вот и все. Других таких здесь нет, указание будет однозначным, и я – в лучшем случае! – немедленно отправлюсь домой, а в худшем… Не знаю, что может случиться.

Вряд ли этот случай предадут огласке, вероятно, даже родителей не известят, но что сделают со мной? Должно быть, уничтожат все без исключения воспоминания о пребывании здесь: сомневаюсь, будто какой-то чародей может выдернуть одно-единственное, словно нитку из вытканного рисунка, не повредив его. Значит, я позабуду о странном человеке из замка Старой Птицы…

Конечно, я и так не вспомню об Испытании, если меня отправят домой до его завершения, но это совсем другое дело! Я не взялась бы объяснить, в чем вижу различие, но чувствовала именно так, а потому намеревалась молчать обо всем, что связано с Грифоном.

Тем более, у меня не было ни единого доказательства его существования, кроме засушенного соцветия клевера в книге, но я ведь могла положить туда цветок еще летом, не так ли? А вот у него остался мой платок и шарф, он говорил об этом. Хотелось бы вернуть их, но как? Он ведь сам сказал – не носит их при себе, а предсказать, когда мы столкнемся вновь и увижу ли я его вообще, невозможно… Оставалось уповать на то, что эти вещи никого не заинтересуют. На платке даже монограмма не вышита, найти меня по нему не выйдет, он самый обычный. Да и шарф тоже – я всегда могу сказать, что обронила где-то… или его вовсе изъяли вместе с другими нарядными вещами! А почему не попал в список… мало ли, приглянулся той же Ине: ей, темноволосой и сероглазой, пошел бы серебристый шарф.

«Нет, прекрати, – одернула я себя. – Нельзя клеветать на девушку, которая не сделала тебе ничего дурного!»

В конце концов, меня еще не допрашивают с ножом у горла об этом несчастном шарфе, а если начнут, я найду что ответить, ведь так? Им удобно повязывать голову, я так и сделала и… Уронила в навоз и не стала поднимать, к примеру, или упустила в реку, когда бегала за простыней. Неужели мои напарницы вспомнят о том, что было у меня на голове?

Может, и вспомнят, подумала я. Многие из них весьма приметливы… Что ж, тогда проще сказать полуправду: вечером я выглянула в коридор, услышала непонятные звуки и поспешила вернуться к себе, а шарф обронила и не сразу решилась сходить за ним. Когда же пришла на то место, вещи уже не было, и я подумала, что ее подобрали слуги, но не осмелилась спросить у них. Да, пожалуй, подойдет! За такое, конечно, тоже могут отправить восвояси, но простое любопытство всяко лучше встречи с неизвестным мужчиной…

– Тесса, ты снова грезишь с открытыми глазами? – потрепала меня за плечо Делла. – Идем скорее, посмотрим наши новые покои!

Оказалось, всех девушек переселяют в другое крыло, и контраст по сравнению с прежним нашим местом обитания был разительным. Взять хотя бы залы для занятий – огромные, светлые, и…

Я застыла на пороге музыкальной комнаты. Лисса бросилась к прекрасному клавирону, Делла следом за нею, я же не могла сдвинуться с места.

– Вы так впечатлены? – негромко спросила за спиной принцесса Карадин.

Она никогда никуда не спешила, это я уже заметила, но всегда поспевала вовремя.

– Я бы даже сказала – поражена, – призналась я, озираясь с преувеличенным интересом. – Такое отличие…

– Скорее всего, прежде мы жили в крыле для слуг, – улыбнулась она и прошествовала дальше, а за нею две оставшиеся девушки из свиты – прочих уже не было с принцессой.

Я же снова посмотрела вперед. Нет, я не могла перепутать – это та самая комната! Высокая арка окна – сейчас за ним сумрачно, но света все равно хватало даже и без ламп, – стрельчатые потолки, причудливый узор каменных плит на полу… Вот только книжных стеллажей я не увидела, а вместо большого стола возле окна стоял клавирон. И еще – на этом окне теперь имелась решетка, красивая, узорчатая, а переплет в рамах оказался иной, намного более мелкий, чем тот, что я запомнила. И стекла в нем были цветные – подобие витража, а не кристально-прозрачные, как в моем… воспоминании? Или видении?

«Хорошо, допустим, убрать отсюда шкафы с книгами и поставить клавирон несложно. Поменять рамы – тем более, – подумала я. – Вмуровать решетку… допустим, возможно. Но как я ухитрилась попасть сюда из другого крыла? Ведь когда я вышла из библиотеки, то очутилась в том же самом коридоре, что и прежде! Потайной ход? Не слыхала о таких, которые позволяют за один шаг миновать половину замка… Разве что ход этот колдовской!»

Увы, ответа на эту загадку не нашлось, а вскоре мне и вовсе стало некогда думать о ней: нас начали приводить в достойный вид. Теперь можно было вспомнить о расслабляющих и согревающих ваннах, душистых отварах для волос, нежных кремах для рук и чудодейственных маслах для ногтей – утраченное совершенство возвращалось на глазах, и Лисса шумно радовалась, разглядывая пальцы в ярком свете ламп.

Теперь мы жили поодиночке, но по вечерам все равно собирались вместе – в конце концов, у нас никого нет в этом странном месте, кроме друг друга.

Больше не приходилось дрожать от холода – в комнатах было уютно, пуховые перины и подушки так и манили зарыться в них и сладко спать до тех пор, пока не разбудят… Я продолжала просыпаться на рассвете: привычка, пускай даже кратковременная, не желала выветриваться. Снаружи было темно – светало теперь поздно, – но я все равно смотрела в окно: на бег косматых туч, среди которых лишь изредка проглядывал клочок чистого неба, на проливной дождь, гнущиеся вдалеке деревья, давно уже облетевшие…

Нас больше не водили на прогулки – погода совсем испортилась, – и это время заняли другие дела. Кто-то упражнялся на клавироне, кто-то перебирал струны ланты, разминая огрубевшие пальцы, кто-то пел или повторял танцевальные па: учителей пока что не было, но девушки не желали терять время понапрасну. Я тоже в свой черед освежила в памяти несколько музыкальных пьес, а потом села рисовать, благо и для этого имелись условия.

Живописью занимались немногие, и я подумала, что это может стать каким-никаким преимуществом. Конечно, батальное полотно или парадный портрет я создать не смогу, но моих умений вполне хватает на то, чтобы написать водными красками милый букет или пейзаж. Впрочем, набросать чье-то лицо мне тоже по силам, во всяком случае Деллу с Лиссой на моих рисунках никто еще не спутал. Вот я, чтобы занять себя, и рисовала сестер по Испытанию – это удобно было делать, пока они музицировали. Девушки не возражали, а Тина-Санна – подумать только! – похвалила мои рисунки. Сама она предпочитала вышивание (во всяком случае, упоминала об этом), а кисти в руки не брала.

Признаюсь, мне хотелось набросать по памяти Грифона, но я сдержалась. Чего доброго, Лисса начнет выспрашивать, кто это такой, рассуждать вслух, чья фамильная горбинка у него на носу и рисунок бровей, ее услышат другие… Ни к чему это. Но хотя бы его рыжего коня я нарисовать могла – получилось, по-моему, похоже…

– Когда уже начнутся обещанные занятия? – прервала мои мысли Делла, опустив руки. Последняя нота угасла в тишине.

– Должно быть, скоро, – отозвалась Лисса и отложила ланту.

Они вдвоем подбирали старинную песенку – ее пели крестьяне в Гаррате, и нот, конечно же, не существовало. Мелодия, однако, была на редкость красивой, но дома кузинам все недосуг было заняться ею… Вот и выдался случай.

– Почему ты так решила?

– Я видела в окно, как прибывают кареты, – негромко ответила Лисса. – Много карет. И если это не обещанные кавалеры с прислугой, то я… я трухлявый гриб!

– Ты, скорее, заморская птица-болтун, – поджала губы Делла, но заметно приободрилась. – Как занятно! А наряды еще не готовы…

– Сегодня была последняя примерка, – напомнила та. – Ох, этот фасон меня убивает! Неужели нельзя было сшить что-то более модное?

– На модное, со всеми этими складками и шлейфами, пошло бы в разы больше ткани, – не удержалась я и тут же спросила, не дав ей возразить: – Интересно, а кавалеры тоже будут одеты соответствующе?

– О, в самом деле! – тут же отвлеклась Лисса, на что я и рассчитывала. – Вот бы скорее увидеть! То есть современная мужская мода мне нравится, но в старинной тоже что-то было…

– Да, в тех нарядах сразу разглядишь, кривые у мужчины ноги или нет, – невозмутимо произнесла Делла.

Я вспомнила Грифона и молчаливо согласилась.

– Наверно, в прежние времена берегли материю, – фыркнула Лисса. – Потому и не могли себе позволить шить пышные юбки и многослойные кафтаны.

– Просто она была очень дорога, – сказала я, припомнив уроки. – Шерсть и лен ткали, конечно, но торговый путь на юг еще не наладили, поэтому не было никаких шелков и атласа. Вернее, их привозили изредка, и они доставались разве что королевам и принцессам… ну или просто очень богатым людям. А еще…

– Ну, я почти угадала, – перебила Лисса, встала и потянулась. – Скорее бы узнать, кто там приехал! А ты уверяла, что нам и словом не позволят перемолвиться с молодыми людьми, помнишь?

– Должно быть, ошиблась, – согласилась я и отложила кисть.

Уже стемнело, а в свете ламп, пускай и ярком, я писать красками не любила: оттенки получались совсем не те, какие я задумывала. Взглянешь днем – и ужаснешься!

* * *

Ждать Лиссе пришлось недолго: уже за ужином мы увидели тех, кому предназначено было составлять нам компанию во время грядущих занятий танцами и, возможно, чем-то еще.

Оставшихся девушек усадили за один стол, молодых людей (среди них были и сущие юнцы, еще безусые, младше, должно быть, Лиссы, и уже вполне взрослые мужчины) – за другой. Нужно ли говорить, что трапеза прошла… нервно? Во всяком случае, мне не давала покоя младшая кузина, непрестанно шептавшая: «Вот тот – вылитый Аррин, только у них так рано появляются залысины… Ему еще и двадцати нет, а погляди, как заметно! Еще лет пять, и голова его сделается голой, словно яйцо! А этот, напротив… не туда смотришь, взгляни на светловолосого… Да, верно! Он наверняка родня Лаваранам, профиль очень похож! Те, правда, брюнеты, но мало ли, я же не знаю все побочные ветви…»

– Хорошо, что нас не заставили угощать этих молодых людей, – заметила Делла, и я мысленно согласилась с нею. После такой трапезы кто-нибудь мог и не выжить.

Я полагала, что гости хотя бы представятся, но нет: после ужина горничные повели нас по спальням, а куда и с кем уходили юноши, увидеть не удалось. Это интриговало все сильнее и сильнее!

Еще больше я удивилась, когда в мою дверь постучали.

– Это Идда, – произнес знакомый голос, – позволите войти?

– Конечно, – отозвалась я и поспешила накинуть шаль поверх домашнего платья.

Не то чтобы я стеснялась такой же девушки, как я сама, просто… Россыпь веснушек – не то зрелище, которым хочется поделиться с малознакомыми людьми. На мое счастье, на лице отметин почти не было, на шее и в декольте их удалось вывести притираниями, и то не до конца, приходилось запудривать, а вот на плечах, руках и спине…

«Рябая, как кукушечье яйцо, – говорила обо мне кормилица, когда купала в далеком детстве, – и в кого такая уродилась?»

Здесь же, без всяческих снадобий (изъятых по приезду), проклятые конопушки начали появляться даже там, где их давно уже не было. Обычно это случалось летом, если я имела неосторожность выглянуть на солнце в слишком легком платье с открытыми плечами и без рукавов, но теперь-то, зимой, когда я носила закрытую одежду, сквозь которую не проник бы ни единый луч, что заставило их проявиться?

«Молодые люди, несомненно, оценят мою редкостную прелесть», – подумала я, закутавшись как следует.

– Еще не спите? – произнесла Идда, закрыв за собой дверь. Она была полностью одета.

– Как видите… Что вас привело ко мне?

– Еще одна небольшая странность, – негромко сказала она, огляделась и спросила: – Позволите присесть?

Я кивнула, и принцесса придвинула стул поближе к кровати.

– О какой странности вы говорите? – поинтересовалась я, видя, что она медлит.

– Вы хорошо рассмотрели кавалеров, с которыми мы ужинали сегодня? – вопросом на вопрос ответила Идда. – Вы ведь рисуете, у вас достаточно зоркий глаз!

– Признаюсь, я не приглядывалась, – созналась я. – А вот моя младшая кузина только и гадала, к какому знатному семейству может принадлежать тот или ной юноша. У нее хорошая память на фамильные особенности, знаете ли.

– У меня тоже, представьте себе, – протянула она и улыбнулась: мол, куда же без этого? – Более того, я неоднократно видела всех или почти всех молодых людей, которые, на мой взгляд, имели бы шанс оказаться в замке Старой Птицы. О, конечно, какие-то младшие братья и семиюродные кузены могли ускользнуть от моего внимания, но…

– Но их никто и не пригласил бы в такое общество, вы это имеете в виду?

– Да. С другой стороны, возможно и такое. Именно ради того, чтобы никто из нас не встретился со знакомым. – Идда покачала головой. – И все же я с трудом представляю, как можно набрать две дюжины молодых людей определенного возраста, ни один из которых никогда не встречал ни одну из нас, и уж тем более, чтобы мы не слышали друг о друге!

– Не две дюжины, намного больше, – поправила я, подумав.

– Что?

– Их не могли собрать и раздать указания за последнюю неделю, они попросту не успели бы добраться до замка со всех концов королевства, особенно по распутице, – ответила я. – И неизвестно было, сколько именно девушек останется к этому моменту… во всяком случае, я на это надеюсь. Но вспомните сами: в ночь перед объявлением следующего этапа нас было заметно больше, чем наутро!

– Полагаете, лишних убрали, потому что юношей не хватало? – усмехнулась Идда, но тут же посерьезнела: – Об этом я тоже думала. И еще кое о чем: все эти кавалеры в том возрасте, когда скрыть их отсутствие в родных краях довольно сложно. Даже если это младшие безземельные сыновья, о которых мало кто заботится…

– Наверняка найдутся девушки, которым они по душе, – подхватила я. – Пойдут слухи, а остановить их невозможно. Допустим, о ком-то можно сказать, что он уехал в путешествие, или учиться, или служить, но это тоже чревато: всегда может найтись совершенно случайный человек, который был в той самой стране, куда якобы отправился юноша, или в столице, служил в том же гарнизоне или рядом… Да, бывают и не такие совпадения, всегда можно разминуться на считаные минуты, вращаться в разных кругах, наконец, но…

– Но когда таких юношей не один и не двое, а минимум три десятка – в том случае, если мы примем как данное, что после первого этапа Испытания девушек должно было остаться не больше, – протянула Идда, – и отсутствуют они достаточно долго, в их окружении не могут не заметить этого.

– Я не вполне понимаю, к чему вы клоните. Что же, по-вашему, это вовсе не благородные молодые люди, а… – Я запнулась, потом продолжила: – Просто достаточно воспитанные, образованные юноши приятной наружности?

– Мы еще не видели их в деле, – улыбнулась она. – Я имею в виду – в танцах, в беседе и прочем подобном.

– За месяц можно было недурно натаскать их в подобном. Если уж мы научились…

– Не сравнивайте грязную работу, справиться с которой способен любой, с настоящим воспитанием, Тесса! Судите сами: разве можно за месяц научить всему тому, что дается нам с рождения?

– Актеры неплохо справляются с ролями королей, – не удержалась я.

– Только гениальные, каковых единицы. В игре других заметна фальшь, но… балаган на то и балаган, никто не ждет от него достоверности, – покачала головой Идда. – И в несколько десятков отличных актеров мне верится намного меньше, чем даже в толпу никому не известных юных дворян из захолустья!

– Если они из захолустья, это легко будет заметить, особенно вам, не так ли?

Должно быть, для принцессы и я не отличаюсь прекрасными манерами, и неважно, какой у нас с кузинами был учитель: привить умение не так уж сложно, но отточить его можно только в подходящей для этого среде.

– Несомненно, – ответила она. – И, думаю, вы обратили внимание на то, что кавалеров нам не представили?

Я кивнула.

– Могу поспорить, никто из них не назовет своего настоящего имени.

– Идда, но кто же они, по-вашему? – не выдержала я. – Если не ряженые, не собранные со всего королевства и быстро обученные дети обедневших дворян…

– Ну не так уж быстро, – перебила она. – Мы говорили о месяце, но месяц прошел с начала Испытания, а готовиться к нему начали за полгода, и это лишь официальная версия. Так что время было… При хорошей муштре даже осла можно научить танцевать и галантно общаться с дамами, но…

– Но натура его не изменится, вы это имеете в виду?

– Да, Тесса. И еще… – Принцесса встала и расправила подол. – Я видела, вы рисуете девушек. Позволите взглянуть?

– Конечно, я сейчас…

– Сидите, я же вижу, что вы босиком, – остановила она меня жестом. – Я сама возьму, если вы не возражаете.

– Нет, что вы. Папка на столике, – указала я и довольно долго наблюдала, как Идда перебирает рисунки.

– Может, из вас и не вышел бы большой художник, но характеры вы схватить умеете, – сказала она наконец и положила папку на место. – Не откажетесь выполнить мою скромную просьбу?

– Постараюсь сделать все, что в моих силах, – ответила я, уже догадываясь, что именно от меня потребуется.

Я угадала.

– Нарисуйте наших кавалеров, – попросила Идда. – Одного за другим. Можно не в красках, набросайте их хотя бы вчерне – этого будет вполне достаточно. А потом мы с вами посмотрим, что получилось. Хорошо, Тесса?

Я кивнула.

– Прекрасно. А теперь – доброй ночи, – сказала она, улыбнулась и вышла, неслышно притворив за собой дверь.

Вот так дела… Что на уме у принцессы? За кого она принимает этих молодых людей?

Что ж… Рано или поздно я об этом узнаю!