Текст книги "Отбор"

Глава 6

За последующую неделю в нашем доме перебывали полчища чиновников, призванных подготовить меня к Отбору. Первой явилась какая-то неприятная особа, похоже убежденная, что половина указанных в моей заявке сведений – ложь. Затем приехал сотрудник дворцовой охраны обсудить с местными военными меры безопасности и провести осмотр нашего дома. По всей видимости, мне не нужно было дожидаться, когда я перееду во дворец, чтобы начать опасаться возможного нападения повстанцев. Превосходно.

Дважды нам звонила некая Сильвия – особа, судя по голосу, самоуверенная и деловая, – интересовалась, не испытываем ли мы в чем-либо недостатка. Но больше всего меня порадовал визит сухопарого человечка с козлиной бородкой, который явился к нам снять мерки для моего нового гардероба. Я не была уверена, какие чувства у меня вызывает перспектива постоянно носить такие же вечерние платья, как у королевы, но с нетерпением ждала шанса попробовать.

Последний посетитель – невероятно тощий, беспрестанно потеющий тип с сальными черными волосами, зализанными назад, – побывал в нашем доме днем в среду, за два дня до моего отъезда. Ему было поручено ознакомить меня с официальными правилами. Едва переступив порог, он спросил, где можно поговорить без посторонних ушей. Это был первый звоночек.

– Пройдемте на кухню, если вы не возражаете, – предложила мама.

Тощий промокнул лоб платком и покосился на Мэй:

– На самом деле меня устроит любое место. Только я попросил бы вашу младшую дочь удалиться.

Что такого он собирался нам сказать, что не предназначено для ушей Мэй?

– Мама? – подала голос сестра, опечаленная, что ее выдворяют.

– Мэй, милая, займись живописью. За последнюю неделю ты слегка запустила занятия.

– Но…

– Пойдем, я провожу тебя, Мэй, – предложила я, заметив, как на глазах у нее выступили слезы.

В коридоре, где никто не мог нас слышать, я обняла ее и прошептала:

– Не волнуйся, вечером все расскажу. Клянусь.

К чести сестры, она не выдала нашу маленькую тайну, по обыкновению своему принявшись прыгать. Вместо этого она лишь хмуро кивнула и отправилась в свой закуток в папиной студии.

Мама налила тощему чая, и мы втроем уселись за кухонный стол. Он достал кипу бумаг и ручку, а также папку с моим именем. Когда все было аккуратно разложено, он заговорил:

– Прошу прощения за такую скрытность, но мне необходимо затронуть определенные вопросы, которые не слишком подходят для юных ушей.

Мы с мамой украдкой переглянулись.

– Мисс Сингер, как ни грубо это прозвучит, но с прошлой пятницы вы считаетесь достоянием Иллеа. С настоящего момента вы обязаны заботиться о своем теле. Вам придется подписать кое-какие документы. В случае отказа с вашей стороны вы не будете допущены к участию в Отборе. Вы понимаете?

– Да, – произнесла я осторожно.

– Очень хорошо. Начнем с самого простого. Вот вам витамины. Поскольку вы Пятерка, полагаю, полноценно питаться вам удается не всегда. Вы должны принимать по одной каждый день. Дома придется делать это самостоятельно, но во дворце у вас будут помощники.

Он придвинул ко мне объемистую банку вместе с бланком расписки в том, что я ее получила.

Я с трудом удержалась от смеха. Они что, считают, что кто-то не в состоянии съесть таблетку без контролера?

– Далее, у меня при себе заключение вашего семейного врача. Ну, тут ничего тревожного. У вас, судя по всему, прекрасное здоровье, хотя он упомянул, что в последнее время вы неважно спите?

– Э-э… ну… просто со всеми этими волнениями мне было немного не до сна.

Это была почти правда. Дни пролетали в круговерти приготовлений к отъезду, но по ночам, наедине с собой, я думала об Аспене. Это было единственное время, когда я не могла отделаться от мыслей о нем.

– Ясно. Что ж, я могу устроить так, чтобы к вечеру у вас было лекарство. Вы нужны нам отдохнувшей.

– Нет, я не…

– Да, – перебила меня мама. – Прости, милая, но у тебя усталый вид. Пожалуйста, организуйте для нее снотворное.

– Так и поступим. – Клерк сделал еще одну пометку в моем досье. – Далее. Я понимаю, что это тема интимная, но мне необходимо обсудить ее с каждой участницей, так что, пожалуйста, отбросьте стеснительность. – Он помолчал. – Мне нужно подтверждение, что вы действительно девственница.

У мамы глаза едва не вылезли на лоб. Так вот почему он настоял на том, чтобы Мэй вышла!

– Вы серьезно? – Я не могла поверить, что они подослали ко мне мужчину с подобным вопросом. В конце концов, это можно было поручить женщине…

– Боюсь, что да. Если вы не девственница, нам необходимо узнать об этом сейчас.

Ох. Еще и в мамином присутствии.

– Я знаю закон, сэр. Я же не дура. Разумеется, я девственница.

– Подумайте хорошенько. Если обнаружится, что вы сказали неправду…

– Ради всего святого, Америка никогда в жизни даже не гуляла с мальчиками! – не выдержала мама.

– Вот именно.

Я ухватилась за ее слова, надеясь, что они положат конец обсуждению.

– Очень хорошо. Вам остается только поставить вот здесь свою подпись в подтверждение вашего заявления.

Я закатила глаза, но повиновалась. Я была рада, что Иллеа существует, ведь от этой земли не осталось практически камня на камне, но все эти нормы начинали меня душить. Они, как незримые цепи, сковывали по рукам и ногам. Законы о том, кого можно любить, а кого нет, расписки в собственной непорочности – все это любого могло довести до белого каления.

– Теперь я должен ознакомить вас с правилами. Они очень просты, и у вас не должно возникнуть никаких сложностей с их выполнением. Если появятся какие-либо вопросы, спрашивайте, не стесняйтесь. – Он поднял глаза от стопки бумаг и посмотрел на меня.

– Хорошо, – пробормотала я.

– Вам запрещается самовольно покидать пределы дворца. Вы можете это сделать исключительно по распоряжению принца. Даже король и королева не имеют права заставить вас уехать. Им позволено довести до сведения принца, что они не одобряют вашу кандидатуру, но все решения относительно того, кто уходит, а кто остается, он принимает единолично. Временны́е рамки проведения Отбора не ограничены. Он может как завершиться в считаные дни, так и растянуться на многие годы.

– На многие годы?! – ужаснулась я.

При мысли о столь долгом отсутствии я едва не потеряла самообладание.

– Не переживайте. Вряд ли принц позволит Отбору сильно затянуться. Сейчас он должен продемонстрировать решительность, иначе произведет неблагоприятное впечатление. Но в том случае, если он все же примет такое решение, вы должны будете оставаться во дворце столько времени, сколько принцу потребуется, чтобы сделать выбор.

Мой страх, вероятно, отразился у меня на лице, потому что мама похлопала меня по руке. Тощий даже бровью не повел.

– Вы не должны искать встреч с принцем. Он сам позовет вас на свидание, если того пожелает. Исключение – если присутствуете на крупном мероприятии, где находится и он. Но вам запрещено приближаться к нему без приглашения. Хотя никто не требует от вас дружбы с остальными тридцатью четырьмя конкурсантками, вы не должны затевать ссоры с ними и умышленно причинять им вред. Если вы будете уличены в рукоприкладстве или оказании на другую участницу морального давления, в воровстве или любых действиях, способных ухудшить ее личные отношения с принцем, он вправе немедленно исключить вас из конкурса. Романтические отношения с кем-либо еще, кроме принца Максона, не допускаются. Если вы будете замечены в любовной переписке с кем-нибудь из ваших прежних знакомых или в отношениях с третьим лицом во дворце, это считается государственной изменой и карается смертной казнью.

На этом месте закатила глаза уже мама, хотя, пожалуй, именно этот пункт у меня тревогу не вызывал.

– Если вы будете уличены в нарушении какого-либо закона Иллеа, то понесете соответствующее наказание. Ваш статус участницы Отбора не освобождает вас от ответственности перед законом. Запрещается носить любую одежду и принимать любую пищу, кроме той, что вам предоставят во дворце. Эта мера продиктована соображениями безопасности и должна неукоснительно соблюдаться. По пятницам вы будете принимать участие в съемках репортажей для «Вестей столицы». Время от времени, но всегда по предварительному уведомлению, видео– и фотосъемка будет производиться и во дворце. Вам надлежит вести себя учтиво и не препятствовать съемкам ваших взаимоотношений с принцем. Вашей семье будет выплачиваться компенсация за каждую неделю вашего пребывания во дворце. Первый чек получите уже сегодня. Кроме того, в случае, если не станете победительницей, вам окажут содействие в адаптации к жизни после Отбора. Вам предоставят персонального помощника, который не только поможет в последних приготовлениях к отъезду во дворец, но и в поисках нового жилья и рабочего места после окончания конкурса. – Если вы попадете в десятку финалисток, вас причислят к Элите. После этого ознакомят с особенностями внутреннего распорядка и обязанностями, которые налагает положение принцессы. Пытаться разузнать что-либо ранее не разрешается. С настоящего момента вам присваивается статус Тройки.

– Тройки?! – в один голос воскликнули мы с мамой.

– Да. После участия в Отборе девушкам сложно возвращаться к прежней жизни. Двойки и Тройки справлялись отлично, но Четверкам и ниже обычно приходилось трудно. Вы теперь Тройка, но все остальные члены вашей семьи по-прежнему остаются Пятерками. В случае победы вам и всем вашим родным будет присвоен статус Единиц как членам королевской семьи.

– Единиц, – слабым эхом отозвалась мама.

– В случае победы вы выйдете замуж за принца Максона и станете коронованной принцессой Иллеа, приняв на себя все права и обязанности, налагаемые этим титулом. Вы отдаете себе в этом отчет?

– Да.

Эту часть, как бы солидно она ни звучала, осознать было проще всего.

– Очень хорошо. Будьте добры, распишитесь в том, что вы ознакомлены с официальными правилами, а вы, миссис Сингер, будьте добры поставить свою подпись в расписке о том, что получили чек.

Размера суммы я не увидела, но мама даже прослезилась. Отчаянно не хотелось уезжать из дома, но я была уверена, что, даже если меня отправят обратно на следующий же день, безбедное существование на год нам обеспечено. А когда я вернусь, от желающих услышать мое пение не будет отбоя. Так что без работы не останусь. Вот только разрешат ли мне петь, ведь я теперь Тройка? Наверное, если придется выбирать из разрешенных Тройкам профессий, я стану учителем. Смогу, по крайней мере, учить музыке других.

Тощий собрал бумаги, поднялся и поблагодарил нас за уделенное время и за чай. Теперь до отъезда мне осталось пообщаться всего с одним чиновником, выделенным мне в помощь. Ему предстояло сопровождать меня из дома в аэропорт. А дальше… Дальше мне придется справляться самостоятельно.

Гость спросил, нельзя ли, чтобы я проводила его до дверей, и мама согласилась: ей не терпелось взяться за приготовление ужина. Мне не хотелось оставаться с ним наедине. Благо хоть идти было недалеко.

– И еще один момент, – сказал чиновник, уже положив пальцы на дверную ручку. – Вообще-то, это не совсем правило, но с вашей стороны было бы неразумно его игнорировать. Получив приглашение от принца Максона, не следует отказываться. Что бы он вам ни предложил. Ужин, свидание, поцелуй, нечто большее – что угодно. Не противоречьте ему.

– Прошу прощения?

Не ослышалась ли я? Этот человек, который только что взял с меня расписку в непорочности, намекал на то, что я должна расстаться с ней, едва Максону стоит об этом заикнуться?

– Я отдаю себе отчет в том, что это звучит… неподобающе. Но вам не следует отказывать принцу ни при каких обстоятельствах. Доброго вечера, мисс Сингер.

Меня затошнило. Закон, один из тех, о которых он только что тут толковал, предписывал ждать до брака. Это был действенный способ держать в узде болезни, к тому же он препятствовал смешению каст. Незаконнорожденных выбрасывали на улицы, где они становились Восьмерками. А наказание для тех, чья незаконная связь вскрывалась, – тюремное заключение. Даже если у кого-то возникало просто подозрение, можно было провести несколько ночей в камере. Да, это помешало мне пойти на близость с тем, кого я любила, и тогда я переживала из-за этого. Но теперь, когда между мной и Аспеном все кончено, оставалось радоваться, что я вынуждена была блюсти себя.

Я была вне себя от ярости. Разве не стоит моя подпись под документом, где говорилось о неизбежности наказания в случае нарушения закона? Статус участницы Отбора не освобождает от ответственности, вот как он это сформулировал. Зато статус принца, видимо, освобождает. Я вдруг почувствовала себя грязной, ничтожнее любой Восьмерки.

– Америка, милая, это к тебе, – пропела мама.

Я тоже слышала звонок, но открывать не пошла. Окажись это очередной желающий получить автограф – не выдержала бы.

Пройдя по коридору, я завернула за угол и замерла. На пороге с охапкой полевых цветов стоял Аспен.

– Америка, привет, – сдержанным, почти деловым тоном поздоровался он.

– Привет, – слабым голосом отозвалась я.

– Это от Камбер с Селией. Они желают тебе удачи.

Он приблизился и протянул цветы. Букет от его сестер, не от него.

– Как мило с их стороны! – воскликнула мама.

Я почти и забыла, что она тоже в комнате.

– Аспен, ты очень кстати. – Я пыталась говорить так же отчужденно, как и он. – С этими сборами у меня в комнате все вверх дном. Ты не мог бы помочь прибрать?

В присутствии моей матери он не мог не согласиться. Как правило, Шестерки не отказывались от предложенной работы. Мы в этом смысле вели себя точно так же.

У него дернулись желваки, но он кивнул.

Мы пошли по коридору в комнату. Сколько раз я воображала, как Аспен переступит порог моего прибежища! Могла ли я представить, при каких обстоятельствах суждено сбыться этой мечте?

Я толкнула дверь в комнату, и Аспен расхохотался.

– Ты что, собаку подрядила заниматься сборами?

– Заткнись! Я не могла найти одну вещь. – Но я невольно улыбнулась.

Он принялся наводить порядок и складывать футболки. Я, разумеется, помогала.

– Ты что, ничего из этого не берешь? – прошептал он.

– Нет. С завтрашнего дня я смогу одеваться только в то, что мне будут выдавать во дворце.

– Ого!

– Сестры расстроились?

– Вообще-то, нет. – Он изумленно покачал головой. – Как только они увидели на экране твое лицо, все в доме словно помешались. Они без ума от тебя. Особенно моя мать.

– Твоя мама мне нравится. Она у тебя такая добрая.

Мы молча прибирались дальше. Комната мало-помалу приобретала свой обычный вид.

– Фотография… – начал он. – Ты на ней такая красивая.

Мне больно было слышать это от него. Это нечестно с его стороны. После того, как он так со мной обошелся.

– Это все из-за тебя.

– Что?

– Просто я думала, что ты вот-вот сделаешь мне предложение, – севшим голосом произнесла я.

Аспен немного помолчал, подбирая слова.

– Я хотел, но теперь это уже не имеет значения.

– Нет, имеет. Почему ты мне не сказал?

Он потер шею, очевидно что-то решая.

– Я ждал.

– Чего?

Чего он мог ждать?

– Призыва.

Это действительно проблема. Призыв мог обернуться как благом, так и наоборот. В Иллеа призыву подлежали все лица мужского пола, достигшие установленного законом возраста. Солдат выбирали случайным образом дважды в год, чтобы охватить всех, кому исполнилось девятнадцать за последние полгода. Повинность отбывали на протяжении четырех лет, демобилизовывались в двадцать три. Скоро настанет черед Аспена.

Мы, разумеется, говорили о службе, но всерьез никогда ее в расчет не брали. Наверное, нам обоим казалось, если мы не будем обращать внимание на призыв, то и он нас проигнорирует.

Плюс мобилизации был в том, что, становясь военным, ты автоматически получал статус Двойки. Правительство обучало тебя и потом платило пенсию до конца жизни. Оборотной стороной медали являлась непредсказуемость: никто не мог знать заранее, куда его пошлют. Но от родной провинции всегда отправляли подальше. Видимо, считалось, что со знакомыми людьми ты будешь более снисходительным. Можно было очутиться во дворце или в полицейском управлении другого штата. Или в армии, в боевых частях. Из тех, кто попал на войну, домой возвращались очень немногие.

Если мужчина не женился до призыва, он почти всегда старался с этим повременить. Иначе в лучшем случае он обрекал свою жену на четырехлетнюю разлуку, в худшем – на раннее вдовство.

– Я не хотел так с тобой поступать, – прошептал он.

– Понимаю.

Он распрямил плечи и попытался сменить тему:

– И что же тогда ты берешь во дворец?

– Минимум одежды, чтобы было что надеть, когда меня наконец попросят на выход. Кое-какие фотографии и книги. Музыкальные инструменты, сказали, есть во дворце. Так что все уместилось вот в этот рюкзак.

Комната обрела аккуратный вид, а собранный рюкзак почему-то стал казаться огромным. Цветы, которые принес Аспен, выглядели такими яркими по сравнению с моими унылыми вещами. Или, может, просто это я все воспринимала блеклым… Теперь все было кончено.

– Негусто, – заметил он.

– Мне никогда не нужно было много, чтобы быть счастливой. Я думала, ты это знаешь.

Он закрыл глаза.

– Америка, не надо. Я поступил так, как было правильно.

– Правильно? Аспен, ты убедил меня, что у нас есть будущее. Ты заставил меня полюбить тебя. А потом уговорил принять участие в этом треклятом конкурсе. Ты знаешь, что меня отсылают во дворец практически как игрушку на потеху Максону?

Он стремительно обернулся ко мне:

– Что?

– Мне не положено отказывать ему. Ни в чем.

Лицо Аспена потемнело. Руки сжались в кулаки.

– Даже… Даже если он не захочет жениться на тебе… он может…

– Вот именно.

– Прости меня. Я не знал. – Он несколько раз глубоко вздохнул. – Но если он выберет тебя… Это будет хорошо. Ты заслуживаешь счастья.

Это стало последней каплей. Я влепила ему пощечину и прошипела:

– Ты идиот! Ненавижу! Я любила тебя! Мне был нужен ты и только ты!

В глазах у него блеснули слезы, но мне было уже все равно. Он причинил мне достаточно боли, теперь была моя очередь.

– Мне пора, – сказал он и развернулся к выходу.

– Постой. Я с тобой не рассчиталась.

– Америка, ты не должна мне платить. – Он снова двинулся к двери.

– Аспен Леджер, не смей уходить! – крикнула я.

И он замер, наконец сконцентрировав все внимание на мне.

– Когда ты будешь Единицей, этот навык очень тебе пригодится.

Если бы не его глаза, я могла бы принять эти слова за шутку, а не за оскорбление.

Я лишь молча покачала головой и, подойдя к письменному столу, вытащила все деньги, которые заработала. И сунула ему в руки все до последнего гроша.

– Америка, я их не возьму.

– Куда ты денешься? Мне они не нужны, а тебе очень даже. Если ты когда-нибудь меня любил, ты используешь их. Твоя гордыня натворила уже достаточно бед.

Я почувствовала, как в нем словно что-то сломалось. Он прекратил сопротивляться.

– Прекрасно.

– И вот еще. – Я заглянула под кровать, вытащила оттуда склянку с центами и высыпала их ему в ладонь. Одна непокорная монетка, видимо выпачканная чем-то липким, приклеилась ко дну и никак не хотела вытряхиваться. – Они всегда были твоими. Держи.

Теперь у меня не осталось ничего, что принадлежало бы ему. А когда он от отчаяния потратит все медяки, у него не останется ничего, что принадлежало бы мне. У меня защемило сердце. На глазах выступили слезы, и я глубоко вздохнула, чтобы подавить рвущееся рыдание.

– Мер, прости меня. Удачи!

Он сунул деньги в карман и выбежал из комнаты.

Я почти ожидала истерики. Думала, что буду судорожно, взахлеб плакать, но вместо этого по щеке медленно скатились всего несколько крохотных слезинок.

Потянувшись, чтобы поставить склянку на полку, я снова заметила маленькую прилипшую монетку. Я поддела ее пальцем, и она отклеилась. Теперь она одиноко болталась на дне, позвякивая. Звук был глухой и надтреснутый, он отозвался эхом в груди. Я не знала, хорошо это или плохо, но я все еще под властью любви к Аспену. Пока, по крайней мере. А может, и никогда не освобожусь. Я приоткрыла рюкзак, сунула туда склянку и застегнула.

Мэй проскользнула в комнату. Я проглотила дурацкую таблетку из тех, что предписывалось принимать каждый день, и мы с сестрой уснули в обнимку. На меня наконец-то снизошло благословенное отупение.

Глава 7

На следующее утро я облачилась в униформу Избранной: черные брюки, белая блузка, в волосах цветок, символизирующий провинцию, – лилия. Туфли надо было выбрать самой. Я остановилась на поношенных красных лодочках на плоской подошве. Решила, следует с самого начала дать всем понять, что приличной принцессы из меня не выйдет.

Скоро пришло время отправляться на площадь. Во всех провинциях сегодня должен был состояться ритуал проводов кандидаток в столицу. Не сказала бы, что я ждала собственную церемонию с нетерпением. Мне не улыбалось торчать на сцене перед целой толпой. Вся затея казалась дурацкой уже потому, что из соображений безопасности меня должны были везти на машине, хотя до площади всего каких-то две мили.

День не задался с самого утра. Кенна с Джеймсом приехали меня проводить, что со стороны сестры было очень мило, учитывая большой срок ее беременности. Кота тоже заехал, хотя его присутствие внесло дополнительное напряжение. Пока мы шли от дома до предоставленной нам машины, Кота двигался медленнее всех, чтобы немногочисленные фотографы и доброжелатели могли хорошенько его разглядеть. Папа только головой покачал.

Единственным утешением стала Мэй. Она взяла меня за руку и попыталась пробудить энтузиазм. Мы продолжали поддерживать друг друга, когда вступили на запруженную людьми площадь. Казалось, вся Каролина пришла проводить меня в путь. Ну или, по крайней мере, посмотреть, из-за чего вся шумиха.

Стоя на сцене, я четко видела границы между кастами. Маргарета Стайнс была Тройкой, и ее родители смотрели на меня волком. Тенайл Диггер – Семерка, и она посылала мне воздушные поцелуи. Высшие касты выглядели так, как будто я украла что-то, что по праву принадлежало им. Четверки и ниже радовались за меня – девушку из низов, которой повезло возвыситься. Вдруг я поняла, как много значу для всех собравшихся, хотя для каждого это было что-то свое.

Подняв голову, я попыталась сосредоточиться на лицах. Я была исполнена решимости справиться со своей задачей как можно блистательнее. Стать лучшей, высшей из низших. Мое участие в этой затее вдруг приобрело смысл. Америка Сингер – борец за права угнетенных каст.

К микрофону подошел мэр и начал витиеватую речь:

– Сегодня Каролина чествует очаровательную дочь Магды и Шалома Сингер, только что получившую титул леди, – Америку Сингер!

Толпа разразилась приветственными криками и аплодисментами. Кто-то бросил на сцену цветы.

Я слушала, улыбалась и помахивала рукой. Потом принялась оглядывать собравшихся, но на этот раз уже с иной целью.

Хотелось в последний раз увидеть его лицо. Я не знала, придет он или нет. Вчера он сказал, что я очень красивая, но держался еще более отстраненно и сдержанно, чем тогда в домике на дереве. Все было кончено, я понимала это. Но нельзя же любить человека почти два года и забыть в один миг.

Мне пришлось несколько раз обвести взглядом собравшихся, прежде чем я увидела его. И тут же об этом пожалела. Аспен стоял позади Бренны Батлер, небрежно обнимая ее за талию и улыбаясь.

Наверное, некоторые люди все же способны на мгновенную амнезию.

Бренна была Шестеркой примерно моего возраста. Довольно симпатичной, насколько я могла судить, хотя внешне у нас с ней не было совершенно ничего общего. Надо полагать, свадьба и семейная жизнь, на которую он откладывал деньги, встречаясь со мной, теперь достанутся ей. Грядущий призыв, видимо, его тоже больше не волновал. Она улыбнулась ему и отошла к родным.

Неужели Бренна с начала нашего романа ему нравилась? Может, он все это время встречался с ней каждый день, а я была девушкой, которая раз в неделю кормила его и осыпала поцелуями? Мне вдруг пришло в голову, что его жизнь вовсе не ограничивалась уборкой или нудной канцелярской работой, как он об этом рассказывал.

Я была слишком сердита, чтобы плакать.

К тому же у меня были поклонники, которые жаждали внимания. Так что, ничем не дав Аспену понять, что заметила его, я вновь обратила взгляд на восторженные лица собравшихся. Я широко улыбнулась и снова замахала рукой. Не доставлю Аспену удовольствия разбить мне сердце во второй раз. Это из-за него я здесь очутилась, и теперь осталось лишь извлекать из своего положения преимущества.

– Дамы и господа, я призываю вас вместе со мной приступить к церемонии проводов Америки Сингер, нашей любимой Дочери Иллеа! – провозгласил мэр.

За спиной небольшой оркестр заиграл национальный гимн.

И снова раздались приветственные возгласы и полетели цветы. Внезапно мэр зашептал мне на ухо:

– Ты не хочешь сказать что-нибудь всем этим людям?

Я не знала, как ответить «нет» так, чтобы не показаться невежливой.

– Спасибо, но я так взволнована, что, наверное, не сумею.

Он накрыл мои руки ладонями:

– Ну разумеется, моя милая девочка. Не волнуйся, я обо всем позабочусь. Во дворце учат подобным вещам. Тебе это не помешает.

Мэр принялся рассказывать собравшимся о моих качествах, стыдливо упомянув о том, что для Пятерки я очень умна и привлекательна. Он производил впечатление человека неплохого, но даже самые хорошие представители высших каст порой вели себя невоспитанно.

Я обвела взглядом толпу и вновь наткнулась на Аспена. На его лице застыла мука. Полная противоположность выражению, которое я видела несколько минут назад, когда он обнимал Бренну. Очередная игра? Я отвела взгляд.

Мэр закончил говорить, я улыбнулась, и толпа вновь разразилась овациями, как будто он только что произнес самую великолепную речь в истории человечества.

Внезапно оказалось, что уже пора расставаться. Мици, приставленная ко мне помощница, велела быстро и без лишнего шума попрощаться с родными, после чего мы пройдем обратно к машине и отправимся в аэропорт.

Прижав меня, Кота сказал, что гордится мной. Потом, нимало не стесняясь, велел упомянуть о его творчестве в разговоре с принцем Максоном. Я вежливо вывернулась из его объятий.

Кенна расплакалась.

– Мы и так почти не видимся. Что же будет, когда ты уедешь? – всхлипывала она.

– Не волнуйся. Я быстро вернусь.

– Как же! Ты самая красивая девушка во всей Иллеа. Он влюбится в тебя!

Почему все вокруг считали, что дело только в красоте? Может, конечно, оно и так. Видимо, принцу Максону нужна вовсе не спутница жизни, с которой есть о чем поговорить, а лишь смазливая мордашка. Я поежилась, примерив на себя такое будущее. Впрочем, в Отборе участвовали куда более привлекательные девушки.

Кенну обнимать было неудобно: мешал большой живот, но мы все-таки с этим справились. Джеймс, которого я на самом деле толком и не знала, тоже со мной попрощался. Затем настал черед Джерада.

– Будь хорошим мальчиком, ладно? Попробуй игру на пианино. Готова спорить, у тебя талант. Когда вернусь, проверю, чему ты без меня научился.

Джерад лишь молча кивнул, внезапно погрустнев. Потом обхватил меня худенькими руками:

– Америка, я люблю тебя.

– И я тоже тебя люблю. Не грусти. Я скоро буду дома.

Он снова кивнул, но скрестил руки на груди и надулся. Я и не предполагала, что он так воспримет мой отъезд. Зато Мэй вела себя совершенно предсказуемо. Она едва не подскакивала от возбуждения.

– Ах, Америка, ты станешь принцессой! Я знаю!

– Тише! Я предпочла бы превратиться в Восьмерку и видеться с тобой каждый день. Веди себя хорошо, ради меня, и не ленись.

Она кивнула и все-таки подпрыгнула, а потом настал черед папы, едва сдерживавшего слезы.

– Папа! Не плачь. – Я прижалась к его груди.

– Послушай меня, котенок. Выиграешь или нет, для меня ты всегда будешь принцессой.

– Ох, папа!

Я наконец расплакалась. Страх, грусть, тревога, напряжение последних дней прорвались наружу после одной фразы, смысл которой заключался в том, что все это неважно.

Если я вернусь назад униженная и отвергнутая, он все равно будет мной гордиться.

Это невыносимо – знать, что тебя так любят. Во дворце меня будут окружать десятки охранников, но едва ли я могу представить место более надежное, чем отцовские объятия. Я отстранилась и потянулась к маме.

– Делай все, что тебе скажут. Постарайся перестать дуться и улыбайся. Веди себя хорошо. Держи нас в курсе. О! Я так и знала, что ты окажешься особенной.

Я понимала, что все это она говорила от любви, но сейчас мне нужно было услышать не это. Ну почему она не могла подтвердить, что я и так для нее особенная, как только что сделал папа? Но наверное, мама всегда будет хотеть большего для меня. И от меня. Возможно, это у матерей в крови.

– Леди Америка, вы готовы? – спросила Мици.

Собравшиеся на площади не видела моего лица, и я поспешно утерла слезы.

– Да. Мы закончили.

Рюкзак дожидался меня в сверкающей белой машине. Ну вот и все. Я направилась к спуску со сцены.

– Мер!

Этот голос я узнала бы где угодно.

– Америка!

Я обернулась и увидела руки Аспена. Он пробивался к сцене, расталкивая толпу. Его бесцеремонные тычки вызывали у окружающих возгласы протеста.

Наши глаза встретились.

Он остановился, глядя на меня. Его лицо было непроницаемо. Что он сейчас испытывал? Тревогу? Раскаяние? Что бы то ни было, уже слишком поздно. Я покачала головой. Хватит с меня Аспена с его играми.

– Сюда, леди Америка, – с нижней ступени позвала меня Мици.

Я не сразу отреагировала на новое имя.

– Пока, солнышко, – донесся мамин голос.

И меня повели прочь.