Текст книги "Дети улиц"

Он полз по земле, перебирая руками, а сзади за ним волочились два обрубка, две култышки в обрезанных штанинах.

Девочка была так испугана, что уронила картошину.

– Князь ножки отморозил, – с детской грустью объяснила Лерочка, – он хороший, ты его не бойся…

После обеда все быстро угомонились. Костер полыхал, было жарко, хотелось спать. Лерочка уступила Лёле край своего матраса, и они ушли в ее угол, а мальчишки и Марго так и остались у костра.

– А сколько тебе лет? – начала расспрашивать Лера, и Лёля была очень рада, что она сама начала этот разговор.

– Мне десять лет, а тебе?

– Шесть с половиной....

– А мальчишкам?

– Моему брату двенадцать, Сашке – четырнадцать, остальным по десять-девять, а близнецам – по восемь.

– А Марго?

– Пятнадцать.

– Она крутая…

– Ещё какая, они в нее влюбились, вот и слушаются…

– Что прямо все влюбились?

– Мой брат точно, и Сашка тоже....

Мальчишки и Лера знали друг друга всего месяц, но все очень подружились. Здесь, в подземелье, по ее словам, они только ночевали и кушали, а обитали в основном на вокзале. Там они добывали деньги, гуляли, общались с другими ребятами. Князя тоже всегда брали с собой. Мальчишки таскали его на себе или возили на тележке украденной из супермаркета, а вот Марго постоянно сидела «дома» и гуляла только ночью, и то недолго…

По словам Леры, жить на улице было весело хоть и страшно, а про свой дом она не вспоминала, про родителей тоже рассказывать не хотела, сказала только, что били…

Лёля хотела было расспросить еще кое о чем, но заметила, что она уже совсем засыпает.

Когда они перестали разговаривать, Лера быстро уснула, а мальчишки, посидев немного у костра, тоже разошлись по своим углам. Только Маргарита сидела и смотрела на пламя, и Князь шелестел страницами своей книжки. Лёлька долго не решалась, но потом все-таки не выдержала, вылезла из-под одеяла и подошла к костру. Марго окинула её взглядом, и опять стала смотреть на пламя, думая о чем-то своем. Когда Лёля увидела ее первый раз, она была ярко накрашена, а сейчас она смыла косметику, и личико у нее было совсем детское. Но Лёле почему-то казалось, что она давно не чувствует себя ребенком, что она уже считает себя взрослой.

Она долго ждала, пока Марго заговорит, но та молчала.

– Марго, а ты почему здесь живешь? – осмелилась спросить она.

– Не от хорошей жизни, наверное, – даже не удостоив её взглядом, ответила девушка.

– А тебе здесь нравится? – опять спросила Лёлька.

Марго усмехнулась и закурила.

– А ты сама-то как думаешь?– поинтересовалась она, – По-моему, каждый из нас хочет жить в нормальном доме, а не на улице. Или ты по-другому считаешь?

– Я думаю, здесь весело… – повторила Лёля Лерочкины слова.

– Очень весело, – сердито ответила Марго, – особенно когда знаешь, что случится завтра! Я тоже вот все веселюсь и удивляюсь, как я еще до пор не в могиле. Мой тебе совет: Езжай домой пока не поздно…

Домой… Легко сказать – «езжай домой»! Лёля просто не могла это сделать! Она просто обязана была ЕЕ найти!

А потом она не выдержала и рассказывать Марго все. Она рассказала ей про маму, про детский дом, про родственников.

Ей просто надо было выговорится, надо было рассказать кому-то все переживания, надо было поделиться с кем-то своей болью. Иногда Лёле казалось, что Марго даже не слушает, а думает о чем-то своем, но она все равно продолжала говорить, говорить… и от этого ей как будто становилось легче.

Когда она закончила, Марго все так же сидела на одном месте и смотрела на пламя. Лёля уже было подумала, что эти полчаса она разговаривала сама с собой, но Марго вдруг как будто ожила.

– Ты что, правда веришь, что ее найдешь? – спросила она.

– Верю! – тут же ответила Лёля. – Найду! Я все сделаю, чтобы найти! Только вот жить мне негде.

– Оставайся здесь, – сказала Марго, – мальчишки не против, да и я тожё

Глава 3. Друзья.

Он просыпался каждую ночь… его будила боль… тяжелая ноющая боль во всем теле, а особенно в ногах…

– Ноги отлежал, – думал он и пытался их нащупать, но почему-то не мог их найти. Он пугался и громко кричал. К нему подбегала медсестра, приносила воды, уговаривала замолчать и не будить остальных детей, но он не хотел молчать…

Чтобы он не кричал, ему делали сильные обезболивающие. Они помогали, и боль уходила; правда, на ее место тут же приходили воспоминания, не очень хорошие воспоминания…

Он вспоминал родителей, вечно пьяных и опустившихся. Вспоминал, как бил отец, как материла мать. А потом ему вспоминалась улица, которая подарила столько счастья. Он вспоминал друзей, таких же как он беспризорников, грязных чумазых, но таких родных и близких. Вспоминал как было хорошо бегать, прыгать, играть в мяч, купаться в речке…

А потом воспоминания как-то сами собой позвали его в тот вечер. Страшный вечер декабря. Последний день уходящего года…

Водки в эти дни у родителей было полно, и ребята, утащив с праздничного стола несколько бутылок, принялись лихо провожать старый год. В тот вечер они напились до беспамятства в прямом смысле слова, и Витя, босой, пошел куда-то и несколько часов провалялся в сугробе. Куда он шёл? Зачем? На этот вопрос он ответить не мог… не помнил, а мороз был на улице градусов тридцать…

Очнулся он уже в реанимации, его чудом отогрели, но вот ноги спасти не удалось…

А потом была боль. Страшная боль в теле и в сердце, и если физическую снимали препараты, – с душевной лекарства ничего поделать не могли…

Первый месяц для него был сплошным адом. Он рыдал, кричал, ненавидел себя и весь свет, лез на стену… У него даже была попытка убить себя – мальчик пытался шприцем впустить себе в вену воздух. Он просто не мог смириться с мыслью, что в свои восемь лет он больше никогда не сможет ходить.

В больнице он пролежал около месяца, а потом его ждал тяжелый и долгий период адаптации.

Сначала было очень тяжело, он целыми днями молчал, не хотел общаться, был то взвинчен, то замкнут; но время шло, и вскоре его как будто отпустило, зарубцевались раны, стало спокойнее.

В реабилитационном центре было много таких как он, и поэтому было легче. Появились интересы. Он стал читать книги, болтать с ребятами, научился передвигаться, и даже «бегать». Быстро-быстро перебирая руками, он носился по коридору, играя в догонялки с другими детьми.

А потом ему дали инвалидную коляску, и ему стало ещё веселее – целыми днями он ездил по коридорам, восторгаясь своим новым транспортом. Коляска стала его ногами, его другом. Когда он оставался с ней один на один, он чувствовал ее, разговаривал с ней, и ему казалось что она тоже его любит…

Пока Витя восстанавливался в реабилитационном центре, его родителей лишили родительских прав, и в скором времени он отправился в детский дом.

В детском доме депрессия опять накрыла его с головой. Детдом был смешанного типа, дети там были разные, и инвалиды, и здоровые, и хотя они были в разных группах, ему все равно тяжело было смириться с мыслью что он теперь не такой как все…

Скоро у Витьки появился дружок Валерка, такой же колясочник. Сначала Витьке было с ним интересно, они катались на колясках наперегонки, играли в шахматы, шашки, а потом Витька устал от такой жизни. Он чувствовал себя волком в клетке. Жизнь по графику сводила его с ума. Она была однообразной и скучной.

Школа, спальня, игровая, компьютерный класс… И прогулка во дворе – строго три часа… и так каждый день.

А в мечтах все было по-другому.

Он хотел хотя бы немножечко погулять по Арбату, хотя бы чуть-чуть полюбоваться, как блестит и сверкает ночной город, и хотя бы ненадолго увидеться с ребятами, побегать с ними, побеситься…

Он делился мечтами с Валеркой, но тот не понимал, он был инвалидом детства, и другой жизни просто не знал.

А Витька все рассказывал и рассказывал, и чем больше он говорил, тем сильнее понимал, что скучает по той жизни, по воле, по беспризорникам, и вообще по Москве.

– Слушай, Валерка, а давай сбежим, – не выдержал один раз Витька, – ненадолго, на месяц. Погуляем немножко, поищем приключений, а потом вернемся?

Валерка, как он и ожидал, отреагировал жестко.

– От себя все равно не убежишь, – вдруг злобно сказал он, – ты инвалид, и просто смирись с тем что другой жизни у тебя не будет.

– А вот возьму и всём вам назло убегу, – как бы провоцируя его, сказал Витька, – и у меня будут приключения, самые классные и самые опасные!

– Вперед и с песней! Только на меня не рассчитывай, – отозвался Валерка и отъехал от окна.

«Обязательно сбегу! Надо будет найти кого-нибудь, кто поможет», – подумал Витька, и судьбоносная встреча скоро состоялась…

Это случилось холодным зимним днем в общей раздевалке…

Один из мальчишек второй группы горько плакал, спрятавшись за шкафом.

– Тебе чего? – злобно спросил он Князева, когда тот заглянул за шкаф.

– Да ничего, видишь, одеваюсь, – ответил Витька, – а где братья твои?

Витька Князев и Тима Тишин были знакомы заочно. Они были в разных группах, но Витя знал, что Тимку и его братьев привезли в детдом недавно.

В детдоме была дедовщина, и новеньких проверяли жестоко. Проводили им разные испытания, заставляли слушаться, и вообще всячески унижали, просто ради интереса – посмотреть на что способны…

Обычно новенькие быстро сдавались, становились податливыми, послушными, и от них отставали, принимали в компанию – но тут все пошло не так. Братишки оказались не робкого десятка и сами начали показывать свой характер.

В столовой они демонстративно отказались есть, называя еду помоями, в спальне устроили дебош, а потом вообще объявили голодовку, требуя вернуть их домой к маме.

Детдомовские такого поворота не ожидали, присматривались к ним, думали, что с ними делать, как их "сломать", а потом просто взяли и объявили им войну.

Зимой детки скучали, не зная чем заняться, А тут такая удача – в детдоме сразу стало весело…

Война была нешуточная. В ход шли все подручные материалы: палки, камни, подушки, игрушки. В общем, сами того не ожидая, Тишины стали мишенью для всяческих издевательств. Они, конечно, защищались как могли, да силы были явно неравны.

Вот и в этот день братишек опять избили, да еще и разлучили: Димку и Лёшу закрыли в душе, а Тимка успел спрятаться и теперь строил планы как вызволять братьев.

– Ну, когда? Когда это уже закончится? – начал расспрашивать он у Князева, – что, всех новеньких так долго чмырят? Они уже целый месяц нас достают!

– Ну, новеньких-то всех проверяют, – задумчиво сказал Князь, – но у вас тут совсем другая ситуация. Был бы ты один – они бы тебя недельки две почмырили и приняли, но вас трое, понимаешь? Вы же друг за дружку стоите, значит, вы – сила. Тут два варианта – либо вы окажитесь сильнее и они отстанут, либо вам придется под них прогнуться.

– Не будем мы ни под кого прогибаться, – сердито ответил Тимка, – мы лучше вообще свалим отсюда!

Эти слова подействовал на Витьку магически, он тут же насторожился, но вида не подал…

– Когда бежать собираетесь? – как будто невзначай спросил он.

– Когда тепло станет… а тебе-то что? – осторожно поинтересоваться Тима.

– С вами побегу, – уверенно ответил Князь, – я уже давно бежать собираюсь…

Тима окинул собеседника взглядом и усмехнулся:

– Как ты бежать-то собираешься, у тебя ж ног нет?

– Ног нет, зато коляска есть, – Князь сильно ухватился за колеса своей каталки, – да я на ней знаешь, как рассекаю? Вы все за мной не угонитесь! Ну что, берете меня?

Тимка ответил не сразу, он еще раз оглядел своего собеседника. Этот мальчишка ему однозначно нравился.

Безногий, ездит на инвалидной коляске, а туда же – бежать собирается. Что-то в этом есть… смелый, значит!

– Идет! – сказал и подал мальчику руку, – меня Тимофей зовут. Можно просто Тима.

– Витек. Князев. Можно просто Князь, – тоже представился ему Витька.

– Князь – классная кликуха! – хлопнул его по плечу Тимка.

Так они и подружились – братишки Тишины и колясочник Князь. Братишкам нравился Князь, он был умный и веселый. Знал кучу интересных историй и всегда придумывал что-нибудь новое. Князю с братьями тоже было хорошо. Они возили его на коляске, бегали с ним наперегонки, и вообще вели себя с ним так, как будто он совсем не инвалид, а обычный нормальный пацан. А еще у ребят была одна на всех мечта – они мечтали отправиться на поиски приключений.

Незаметно пролетела зима, наступила весна, зацвели деревья и ребятам стало совсем невмоготу…

– Леш, ну может быть завтра? Может быть, завтра? – каждый день донимали своего старшего брата близнецы, и, наконец, Лёша, посоветовавшись с Князем, решил, что драпать уже пора!

Побег запланировали на следующую неделю – готовились, собирали сумки, разрабатывали план. В назначенный день все четверо сразу после обеда тихонечко оделись, проскользнули мимо вахтерши и оказались на улице.

Они, пригнувшись, прошли мимо окон, проползли, скрываясь в жидких веточках кустов, присели отдышаться около стены беседки, и только тут заметили, что за ними крадется еще кто-то. За ними по пятам так же тихо пробирался… самый вредный ябеда всего детского дома!

Мальчика звали Жорик, но дети обзывали его Жирик и часто били. И били, к слову сказать, за дело – Жорика в детдоме терпеть не могли за то, что он постоянно ябедничал и разбалтывал чужие тайны.

– Привет, пацаны! – радостно поздоровался он, – я уже давно заметил, что вы драпать собираетесь! Я тоже с вами иду!

Жорик действительно был настроен решительно. Он даже взял с собой две сумки – одну с вещами и одну с едой… но мальчишки удивленно переглянулись – брать с собой вредного Жорика в их планы явно не входило.

– Слышь, Толстый, а кто тебе сказал, что мы тебя с собой возьмем? – спросил его Тишин, – мы бежим вчетвером, а ты нам вообще никак не сдался!

– Ну, во-первых, я не толстый, – сердито сказал Жорик, – и если вы меня не возьмете, я сразу пойду и расскажу все-все-все воспитательнице!

Мальчишки опять переглянулись… Это действительно был сильный аргумент!

– Что делать-то будем? – растерянно спросил Лёша у Князева.

– Возьмем, – пожал плечами Князев, – а то сдаст ведь…

– Вот сразу бы так! – победно улыбнулся Жорик, – да вы не гоните! У меня зато жрачка есть – хлеб, яблоки, я с прошлой недели собирал…

Побег прошел удачно. Из этого события мальчишки устроили интересную игру с преследованием. Они, ежесекундно шикая друг на друга, долго шли под прикрытием гаражей. Они следили за преследователями, отстреливались от погони, перевязывали раны. Наконец, эта игра им надоела, и они смело вышли на большую дорогу.

Но тут-то и начались проблемы. Князь понял, что немного переоценил свои силы. Его подвела коляска. Как на ней легко было ездить по линолеуму, но по камням и ухабам весенних городских дорог она пошла тяжело. Наскочив на кочки, она тут же останавливалась, колёса буксовали. Князь злился. Проехав несколько метров, он сильно отстал, выдохся, и в итоге вынужден был признать, что дальше ехать не может.

Ребята кое-как закатили его в какой-то подъезд, и Князь предложил им оставить его и бежать одним.

– Н-е-е! Так не пойдет! – тут же возразили Тишины, – мы тебя не бросим, и не проси!

– Что же делать? – растерянно спросил Князь, – на коляске я далеко не убегу.

– А давай мы тебя на себе потащим? – предложил один из близнецов.

– А это идея! – поддержал его старший брат, – ты не толстый, нести тебя легко… только коляску придется оставить.

– Оставить коляску?.. – растерялся Князь.

Для него это было, наверное, самое серьезное решение в жизни. Коляска была частью его самого, она была его ногами, его подругой, в конце концов… неужели он просто так возьмет и расстанется с ней?!

Князь крепко сжал ручки своей инвалидной коляски. Он думал, и ребята не торопили его, терпеливо ожидая, что же он выберет.

А принять решение было очень тяжело…

Князь чувствовал себя волком, попавшим в капкан. Оставить коляску для него было то же самое, что отгрызть себе лапу. Либо у него будет свобода, но не будет ног, либо будут ноги, но не будет свободы…

Наконец он тихо сказал:

– Пофигу на коляску, побежали!

Он еще раз, прощаясь, кинул взгляд на свою "боевую подругу" и залез на спину к Тимке.

В маленьком растрепанном мальчишке проснулся волк.

Конечно, на спине было не так удобно как на коляске, но Князю отчасти даже нравилась эта бешеная тряска. Они бежали, перепрыгивая через лужи и ухабы, им было весело и смешно, они чувствовали себя героями фильма с погоней и преследованиями.

Правда, этот фильм иногда портил своими комментариями Жорик:

– А мы еще долго бежать будем?! А мы, может, остановимся? Я хотя бы яблоко догрызу?! Ну, сколько можно бежать, я уже все пятки себе отбил!

– Да ты заткнешься сегодня или нет?! – наконец не выдержал Князь, – ты можешь останавливаться и жрать сколько хочешь, вон… под любым кустом!

– А ты чего там раскомандовался? – рассердился Жорик, – тебе-то хорошо, тебя все на спине носят!

– А хочешь, мы тебе ноги оторвем и тоже будем тебя на спине носить? – предложили ему близнецы.

Наконец мечта Жорика сбылась, день пошел к вечеру, и они остановились на привал. Они очень проголодались и устали, с удовольствием съели всю провизию, а потом достали лимонад и разлили его по стаканчикам.

– Ну что, за новую жизнь? – спросил их Князев, поднимая свой стакан.

– Да! За новую жизнь!– крикнули мальчишки.

Первые несколько дней они ночевали по подъездам и подвалам, а потом каким-то чудом нашли постоянно место жительство. Они облюбовали подземелье на окраине села. Натащили туда фанерок, досок, старой мебели, приволокли матрасы и подушки. Сделали там штаб квартиру.

Двух лидеров в компании быть не могло, и поэтому Лёша Тишин отошёл на второй план, отдав всю власть Князю. И, между прочим, он не прогадал. Опыт жизни на улице у Князя был огромный. Он прекрасно знал где можно пожрать, поспать и одеться, и был настолько умный и прошаренный, что почти никогда не ошибался.

А потом в их мальчишеской компании появилась дама – Лерочка.

Лерка на вокзале пристала к мальчишкам, а потом познакомила с ними своего брата.

Лера и Сережа, как и многие уличные дети, сбежали из дома, а история их жизни была похожа на сказку…

На страшную сказку про злую мачеху…

Их мама умерла, когда Сереже было одиннадцать, а Лере всего пять. Отец был уверен, что детям нужна другая мать и через год привел в дом новую жену Светлану.

Светка была шумная, горластая, любила выпить, а когда напивалась, становилась просто необъяснимо жестокой.

От Сережи, например, она требовала, чтобы он приносил из школы только пятерки и четверки, и когда он приносил тройки, она сильно избивала его отцовским ремнем. Ладно, если бы она била только Сережу, но и Лерочке тоже сильно доставалось за компанию…

Естественно, от такой жизни Сережа не стал первым учеником в классе, а наоборот, приносил домой тройки и двойки, ну и получал по поводу и без.

О том чтобы пожаловаться отцу, даже речи быть не могло. Мачеха так запугала детей, что и они и слово боялись сказать.

От постоянного страха и стресса у детей начались проблемы с психикой. Они стали нервными и раздражительными, часто плакали и ничего не ели, и этим еще больше злили мачеху и отца.

Жить в доме стало просто невозможно, и первым не выдержал Сережа.

– Лер, давай убежим! – предложил он как-то сестре.

– Давай,– тут же согласилась сестренка, – а куда?

– В город. Говорят там приюты хорошие! Устроимся в приют, будем учиться, и гулять по Москве.

Брат и сестра убежали тем же вечером. Приехали на вокзал, доверчиво попросились в приют, а попали… в милицию.

Милиционеры вызвали инспектора по делам несовершеннолетних, навели справки о семье, и вынесли вердикт: семья – хорошая, дети – балованные: Отправить беглецов обратно в семью!

Такого поворота событий Сережа и Лера, конечно, не ожидали. Они сбежали опять, только теперь уже никому не верили. Получилось, что единственным спасением от вечных побоев для них стала улица.

Глава 4. Поиски начинаются!

Мальчишки и Лера проснулись часов в двенадцать, умылись водой из ведра и убежали на улицу.

Без Леры мне на матрасе стало холодно, и Лёля тоже поднялась.

Сегодня был первый день поисков мамы. Её сердце немного трепетало от волнения, но в голове уже сложился очень четкий план. Сначала ей нужно было съездить в школу, узнать адреса, а уж потом… потом всё пойдет как по маслу…

Она умылась водой из ведра, причесалась, собралась и поднялась вверх по лестнице – на свежий воздух.

На улице было чудесно, чирикали воробьи, солнце слепило глаза, около их убежища росли цветы.

Лёля глубоко вдохнула свежий утренний воздух, он был такой чистый, такой вкусный, что она, казалось, не могла им надышаться…

А вот её новым друзьям, похоже, было совсем не до чистого воздуха – они курили и уже вовсю ругались.

– Тишка, давай быстрей, я курить хочу, умираю!

– Я с Тишкой курю, а ты с Серегой куришь, после Толстого!

– Я не буду после Толстого докуривать, он мне спецом ничего не оставит!

– Да вы что не можете две сигареты на пятерых поделить?

– Я не толстый!

Лёля подождала, пока они закончат ругаться, и подошла поближе.

– Куришь? – тут же встретили её вопросом.

– Неа, – ответила она, а они облегченно вздохнули.

– Правильно, не кури, нам больше достанется! – поддержал Сережа, выпуская дым. – А ты пробовала хоть?

– Если честно, я даже не умею, – ответила девочка, – и вообще курить плохо – это все знают.

– Все знают, – согласился с ней Сережа, – я тоже как сюда приехал, думал, мы с Леркой в хороший приют попадем, учиться будем… а тут… и курить научился, и водку бухать, всему я научился в этой Москве…

– Хватит лясы точить – работать пора! – прервал его откровения Тишин, – Я, Серёга, Лерка едем на Казанский, остальные на площадь. Томик охраняй братьев! – скомандовал он своему псу, и маленький отряд отправился на станцию

Пока они ехали в электричке, одной проблемой у Лёли стало меньше – денег на проезд ребята ей настреляли. Теперь надо было решать другую проблему – она совершенно не знала, как ей доехать до 468 школы. Но и тут ей помогли мальчишки. Где находится школа они не знали, но быстро разбежались по вокзалу, поспрашивали прохожих, и через полчаса у неё была уже вся информация: как доехать, на чем, и как быстро.

В итоге до школы она добралась без приключений. Та находилась рядом с остановкой, поэтому и с поисками ее проблем тоже не было.

Школа как будто ждала девочку. Даже ее двери было широко открыты.Когда она зашла в здание, её, очевидно, приняли за ученицу.

– Что, уже соскучилась по урокам? – расплылась в улыбке вахтерша. Лёля улыбнулась ей, сказав, что идёт к директору по личному вопросу, и вахтётрша указала где находится кабинет.

Директриса была женщиной в возрасте, у нее были крашеные волосы и ярко подведенные глаза. Женщина долго возилась с компьютером и не обращала внимания на Лёлю, пока она сама с ней не поздоровалась.

– Здравствуйте, здравствуйте, – ответила та, оглядывая девочку с ног до головы, – это у нас какой класс? Я что-то никак не вспомню....

– Я не из вашей школы, – тут же сообщила Лёлька, – но я по личному вопросу… мне нужны адреса выпускников 19.. года

– Боюсь спросить зачем? – насторожись директриса, и Лёле пришлось ей все рассказать.

Как и все детдомовские дети, она прекрасно знала, как действуют на взрослых людей слова, "детский дом, « приют» и «сирота», и воспользовалась этим в полной мере.

Нет, директриса, конечно, не стала охать и ахать, как некоторые, – держала свои эмоции при себе, но по ее выражению лица Лёля поняла, что она, скорее всего, готова помочь.

Директриса помолчала немного, подозрительно разглядывая её, а потом вдруг спросила:

– А что, вас в детском доме просто так отпускают гулять по всему городу?

– Вот это вопросик! И что же мне на него отвечать? – пронеслось в голове у девочки

– Отпускают, только нужно… отпроситься, – не моргнув глазом ляпнула она, и даже не соврала! – их действительно отпускали гулять по городу… правда по своему поселку, а не по Москве…

Женщина опять немного помолчала – видимо оценивая, можно ли Лёле верить, а потом опять спросила:

– А откуда у тебя информация, что твоя мама – наша выпускница?

– От бабушки, точнее от прабабушки, – сказала девочка и, порывшись в сумке, положила на ее стол две фотографии. Эти два фото были самым дорогим для неё сокровищем

Над одной из них было написано золотыми буквами " Прощай школа " и был запечатлен старший класс, а внизу такими же золотыми буквами было подписано: Москва, школа 468, 19.. год.

Внизу, во втором ряду, стояла хрупкая светленькая девочка, с серыми глазами и милой улыбкой – это и была Лёлина мама – Алена Урицкая. На второй фотографии она была в каком-то парке, стояла все в той же школьной форме, и улыбалась все той же милой открытой улыбкой. Она была такая нежная, такая молоденькая и красивая, что невозможно было и глаз оторвать…

Все, кто ее видел, говорили Лёле что они с мамой похожи, но она, не особо видела сходство – у Лёли никогда не было таких больших глаз, и волосы у неё были темнее… Правда, она была такая же худая и маленькая, но разве это большое сходство? И все-таки её мама ей очень нравилась ведь у нее даже имя было – Алёна, Алёнушка, совсем как у девочки из сказки…

– Посмотрите на нее, может вы ее помните? – с надеждой спросила Лёля, но женщина только покачала головой.

– Нет, я ее помнить не могу, потому что не так давно здесь работаю. Скажи мне, а почему ты так уверена, что она живет по тому адресу, что указан в личном деле? Я могу тебя огорчить, но девочки, в основном, выходят замуж и уезжают от родителей, поэтому вряд ли она живет все на том же месте…

– Вот поэтому мне и нужны адреса всех девочек этого класса, – пояснила Лёля, – если даже она там не живет, ее одноклассники в любом случае знают, где она, это же очевидно! Вот у нас выпускники детдомов все друг о друге знают.

Её разумный ответ директрису явно восхитил.

– Послушай, Шерлок Холм мой доморощенный, – с улыбкой сказала она, – ты только ответь мне честно, тебя кто-то надоумил или ты сама, своим умом до всего этого дошла?

– Меня надоумили, – честно призналась она.

Год назад в их детдоме один мальчик именно таким способом и отыскал свою маму. Он узнал, что его мама – выпускница одного из детских домов, и по горячим следам разыскал ее. Личные дела выпускников в школьных архивах хранятся долго, это Лёля знала прекрасно и именно за этот шанс уцепилась.

– А ты уверена, что твоя мама будет рада тебя видеть, если она еще в роддоме от тебя отказалась? – бесцеремонно спросила директриса.

Лёля ответила ей не сразу.

Конечно, она рассматривала и такой вариант, но как-то старалась об этом не думать.

– Знаете что, – наконец сказала она, – мы по телевизору передачу смотрели, там женщина одна отказалась от своего ребенка, а потом всю жизнь жалела об этом и искала его всю жизнь…

– Дай Бог… дай Бог… – так же тихо ответила ей директриса, потом опять замолчала, задумавшись о чем-то. – Послушай, найти адреса выпускников – это дело не одной минуты. Нужно будет поднимать архивы, перерыть кучу бумаг, понимаешь? – спросила она меня.

– Понимаю, – ответила Лёля, – но и вы меня поймите, мне очень нужно ее найти… помогите, пожалуйста, это мой единственный шанс.

– Да я не про это, – прервала её директриса, – помочь-то я тебе помогу, но мне нужно время, хотя бы до вторника… Сегодня пятница, потом у меня выходные, в понедельник, я думаю, закончу, а во вторник ты уже можешь приходить, надеюсь все будет готово. Итого четыре дня. У тебя есть время ждать?

– Конечно! – радостно крикнула Лёлька, – Подумаешь – четыре дня! Я десять лет ждала, а тут – четыре дня!

Она еле сдерживалась, чтобы не закричать от счастья! А ведь из-за этих адресов она переживала больше всего! Она очень боялась, что погонят, боялась, что не поймут, а теперь все это позади, скоро она даст ей адреса и, возможно, скоро Лёля увидит свою дорогую маму!

На вокзал она вернулась в самом победном настроении. В назначенном месте были только братья Тишины, и Лёля подошла ним не сразу, застеснялась как-то, сначала постояла в стороне и понаблюдала за ними издали.

Братишки были просто профессионалами своего дела, видимо, они не первый год «работали» в переходах. Леша Тишин, обнявшись со щенком, пел одну из своих самых печальных песен, а близнецы бегали с шапкой по переходу. Причем бросались к прохожим чуть ли не под ноги, и делали такие жалобные глазки…

– Нет, тетенька, не на сигареты! Мы хлеба три дня не ели!!!

– Папа у нас в тюрьме, мама в больнице…

– Тетенька, ну войдите в положение… спасибо, тетенька…

Все это было так убедительно, что люди действительно не оставались равнодушными и, хоть в основном старались давать печенье и пряники, но и деньги ребятам тоже подавали.

Лёля еще немного понаблюдала за братьями, а потом подошла к ним поближе и узнала, что дела у ребят, оказывается, шли не так хорошо, как ей казалось. Деньги у них опять отобрали, только на этот раз к ним заявился Гоблин.

Гоблин контролировал все три вокзала – Казанский, Ленинградский и Ярославский, и каждый ребенок и взрослый, «работающий» на вокзале, должен был платить ему «дань». Если учесть, что побирающихся на вокзалах было полно, то можно понять, что у Гоблина был неплохой доход.

Когда ребята рассказывали про него Лёле, ей почему-то представлялось, что Гоблин – это какой-то обнаглевший пацан, и какого же было её удивление когда она узнала, что Гоблин и его подельники – взрослые мужики!

– Бессовестные! – захотелось сказать ей им в лицо, – взрослые дядьки – связались с малышней! У детей деньги отнимают!..

Но потом оказалось, что Гоблин – это было еще полбеды. Отнять деньги, оказывается, был готов каждый. А все потому что взрослым, по понятным причинам почти не подавали, а малышне подавали помногу, вот и старались взрослые мальчишки и девчонки хоть силой, хоть обманом выманить деньги у малышни… Тот же самый авторитетный Гарик возомнил себя невесть кем и втайне от Гоблина тоже собирал деньги за "место". И можно подсчитать, что если дети отдавали и Гоблину и Гарику – им самим доставались копейки.

– А вы ментам пробовали жаловаться? – спросила Лёля у Тиши.

– А что менты? Менты сами в доле, – пожал он плечами, – пошли, мы тебя тоже куда-нибудь посадим. Ты петь-то умеешь?

– Я умею, конечно, не так красиво как ты… но если надо, смогу что-то спеть.

– Какие ты песни знаешь?

– "Песню мамонтенка" может быть? – предложила она.

– Пой, – велел Тишка, – будем на жалость давить!

Когда Лёля спела первый куплет, Тишка и близнецы скривились так, как будто у них разболелись зубы…

– Меня чуть не стошнило! – прокомментировал их реакцию Тишка. – Я бы тебе подал, только если бы ты была безногая или безголовая… Петь – это точно не твое! Может быть ты что-нибудь другое умеешь?