Текст книги "Судмедэкспертиза. Увлекательная история самой скандальной науки"

Проводивший расследование судья в первую очередь заподозрил в убийстве самих стражников и решил произвести экспертизу принадлежавших им мечей. Дело было в ХIII веке, когда не было ни микроскопов, ни спектографов, ни прочих хитроумных приборов. Как мог судья провести экспертизу? Кто или что могло ему помочь?

Мухи! Да-да, простые, обычные мухи. Судья велел вынести во двор стол и выложил на него мечи обоих стражников. Рядом он положил два собственных меча и стал ждать. Спустя некоторое время меч одного из стражников облепили мухи. На три других меча мухи никакого внимания не обращали. «Вот этот меч был недавно испачкан в крови», – сказал судья, указывая на облепленный мухами меч. Хозяин меча признался в совершенном убийстве. Если вас интересуют дальнейшие подробности, то причиной убийства стала ссора из-за женщины, а убийца был приговорен к четвертованию (все эти сведения содержатся в отчете).

Вскоре после создания «Собрания отчетов о снятии несправедливых обвинений» империя Сун была завоевана монголами и вошла в состав монголо-китайской империи Юань. Монголы, подобно арабам, перенимали у покоренных народов все полезное и сохраняли его. Сохранили они и созданную китайцами модель судебно-медицинской экспертизы вместе с основополагающим трактатом. Чего не сохранилось, так это портрета Сун Цы. К сожалению, мы не знаем, как выглядел отец судебной медицины.

В империи Юань система проведения судебно-медицинских исследований была усовершенствована. У правительственных чиновников, проводящих следствие, появились специальные помощники для исследований медицинских доказательств, то есть, по сути дела, первые профессиональные судебно-медицинские эксперты в истории. Именно профессиональные, потому что они проходили специальную подготовку у более опытных наставников. В дополнение к «Собранию отчетов» Сун Цы был создан документ под названием «Посмертные исследования», в котором более подробно излагались основные принципы исследования трупов и приводились некоторые стандарты, например стандарт описания ран. В «Посмертные исследованиях» подчеркивалось, что истинная причина смерти должна быть установлена обязательно, во что бы то ни стало. Никто и ничто не может препятствовать этому и ничто не может служить оправданием чиновнику, который не смог этого сделать.

В современном Китае подготовка судебно-медицинских экспертов существенно отличается от аналогичного процесса в других странах. Согласно общемировой практике специальность судебного медика выбирается в качестве специализации студентами, изучающими лечебное дело. Но в Китае обучение судебных медиков осуществляется на отдель-ных факультетах. Эта специальность выбирается не студентами последних курсов, а выпускниками средней школы, которые поступают в высшие учебные заведения для того, чтобы стать именно судебными медиками.

Вот вам еще один интересный исторический факт напоследок. В трактате «Сравнительный разбор случаев под сливовым деревом», созданном в 1211 году, описан следственный эксперимент, который позволил разоблачить женщину, которая убила своего мужа и подожгла их дом для сокрытия следов преступления. Согласно ее версии событий, мужчина сгорел во время пожара, но судья заподозрил убий-ство и придумал, как можно подтвердить или опровергнуть это подозрение. Он приказал запереть в сарае двух свиней – живую и зарезанную, а затем сарай подожгли. При вскрытии трупов мертвых животных в дыхательных путях той свиньи, которая сгорела живьем, были обнаружены частицы сажи, а дыхательные пути предварительно зарезанной свиньи сажи не содержали. Точно такое же отсутствие сажи наблюдалось и в дыхательных путях погибшего мужчины, что послужило явным доказательством посмертного сожжения трупа. Такое неопровержимое доказательство вынудило жену покойного признаться в умышленном убийстве мужа.

Итог у этой главы один – Китай является родиной судебной медицины и добавить к этому нечего.

Глава четвертая
Повторное рождение на другом конце земного шара, или Constitutio Criminalis Carolina

1209 год…

Если вас удивило то, что из Раннего Средневековья, о котором шла речь во второй главе, мы перескочили сразу в 1209 год, то на самом деле удивляться тут нечему. При самом большом желании рассказывать о развитии судебной медицины в средневековой Европе до 1209 года нечего, поскольку тогдашние следователи и судьи в экспертизах особо не нуждались. Время было такое и право было под стать времени. Признание обвиняемого считалось бесспорным доказательством вины, не требующим никаких дополнительных подтверждений, а главным (и практически единственным) способом получения признания являлись пытки. Вот и получилось так, что следствие помогали вести не эксперты, а палачи.

Но в 1209-м папа римский Иннокентий Третий издал буллу (указ) о том, что в сомнительных случаях к определению причины смерти следует привлекать опытных врачей. В то время папы не только возглавляли католическую церковь, но были еще и правителями государства под названием Папская область, которое находилось в центральной части Апеннинского полуострова. Эта папская булла положила начало европейской судебной медицине – отныне медицинские заключения были закреплены в государственном праве. А в 1302 году в Болонье было произведено первое судебно-медицинское вскрытие тела в средневековой Европе. Не надо удивляться тому, что от выхода папского указа до первого вскрытия прошло целых 93 года. Вскрытие тела в то время было экстраординарным событием. К нему прибегали лишь в случае крайней необходимости. Для сведения – изучение анатомии на человеческих трупах было разрешено императорским указом в отдельных учебных заведениях Священной Римской империи лишь в первой половине ХIII века, причем количество трупов, которые разрешалось вскрыть за год, строго ограничивалось.

Первое судебно-медицинское вскрытие провел профессор Болонского университета Бартоломео де Вариньяно, которому помогали два хирурга. Был вскрыт труп знатного горожанина Аццолино дельи Онести, тело которого почернело вскоре после смерти, что дало повод заподозрить отравление. Также на вскрытии присутствовало еще двое врачей, коллеги де Вариньяно. Надо пояснить, что в средневековой Европе хирурги считались не врачами, а ремесленниками, наравне с цирюльниками, которые помимо стрижки и бритья производили некоторые хирургические манипуляции – вскрывали абсцессы, пускали кровь и т. п. «Презренную» хирургию не изучали в университетах, обычно хирургические знания передавались от мастера подмастерьям.

Пятью годами позже Бартоломео де Вариньяно вскрыл тело женщины по имени Гизета и установил, что она умерла от внутреннего кровотечения.

Итак, 1209 год можно считать годом рождения европейской судебной медицины. Но вплоть до XVI века судебно-медицинские экспертизы в Европе были редкостью. К ним прибегали в исключительных случаях, преимущественно для установления характера смерти, то есть для установления факта преступления. Для доказательства вины экспертов не привлекали, пытки были более удобным средством. Соответственно в средневековых документах практически не встречаются сведения судебно-медицинского характера. Исключения редки, их можно буквально пересчитать по пальцам. Так, например, некий Одо из Мена[13]13
  Имеется в виду город Мен-сюр-Луар, находящийся в центральной части Франции.


[Закрыть] на рубеже XI–XII веков написал фармакологический трактат «О силах трав» («De viribus herbarum»), в котором указывались признаки отравления некоторыми ядами, например цикутой.

«У смертоносной цикуты природная холода сила,

И потому, если выпьешь, убьет, как холодные яды.

Пятнами кожа покрыта у тех, кто погиб от цикуты;

Смерть от нее подтвердить мы по признакам этим сумеем»[14]14
  Перевод Юрия Шульца.


[Закрыть].

Не удивляйтесь форме, в которой излагаются сведения. Многие научные трактаты Средневековья написаны в стихах в подражание античным авторам.

Судебная медицина – один из инструментов юриспруденции. Для того чтобы судебная медицина развивалась, она должна активно использоваться, а для активного использования нужен соответствующий правовой уровень и установка на доказательство вины обвиняемого, а не на выбивание у него признания.

Впрочем, пытки широко использовались и в Китае с его рано возникшей судебно-медицинской системой. Согласно китайским традициям, обвиняемый не мог быть осужден, не мог быть подвергнут наказанию, если он не признавал своей вины. Какими бесспорными ни были бы доказательства, выносить приговор судья мог только после того, как обвиняемый говорил: «Да, я виновен, я сделал это». Если обвиняемый не желал признавать свою вину перед лицом очевидных доказательств или не вызывающих сомнения свидетельских показаний, то его подвергали пыткам и пытали до тех пор, пока он не признавался.

Оцените разницу – в Китае пытки служили для того, чтобы поставить точку в судебном процессе, а в Европе пытки заменяли поиск доказательств и их исследование.

К более простому способу решения поставленных задач, то есть к выбиванию признания под пытками вместо доказательства вины, средневековых следователей и судей подталкивала также запутанность законов. Путаница была настолько велика, что даже по мелким вопросам приходилось обращаться в высшие законодательные инстанции. Эти инстанции давали разъяснения и указывали на законы, которые следовало применять в данном конкретном случае. Европа остро нуждалась в простом и ясном законодательстве.

Такое законодательство появилось в 1533 году в Священной Римской империи германской нации (да, именно таково было полное название этого государства), которой в то время правил император Карл Пятый из династии Габсбургов. В его честь общеимперское уголовно-судебное уложение получило название «Constitutio Criminalis Carolina» – «Уголовный кодекс Карла».

В наше время принятие очередной редакции уголовного или какого-то иного кодекса является событием обыденным, рутинным и не интересует никого, кроме юристов, которым с этими кодексами приходится работать. Но в первой половине XVI века все было иначе. Кодекс Карла, который принято именовать «Каролиной», стал событием исторического масштаба. В Европе впервые после Древнего Рима появились общие правовые нормы, обязательные для всего государства, да еще и для такого крупного государства, как Священная Римская империя.

Помимо законов, в Кодекс Карла вошли положения о судопроизводстве, которые частично выделены в особый раздел, а частично приводятся «вразброс» в других разделах. В целом структура этого документа выглядела так:

• вступление, написанное от имени Карла Пятого;

• общие положения судопроизводства;

• перечень доказательств, относящихся к отдельным видам преступлений (в каждой статье указаны характерные доказательства преступлений, достаточные для допроса под пытками);

• перечень того, о чем должны быть допрошены те, кто под пытками сознался в преступлении;

• статьи о некоторых злостных убийствах и о наказаниях, которые положены тем, кто их совершил;

• статьи о кражах;

• разное, не вошедшее в предыдущие разделы.

Кодекс Карла по-средневековому суров. Основным видом наказания в нем служит смертная казнь, которая в зависимости от тяжести преступления и положения лица, его совершившего, могла применяться в разных формах, начиная с сожжения на костре и заканчивая повешением. Допускались Кодексом и пытки, но, во-первых, применение пыток строго регламентировалось – пытать подозреваемого можно было только при наличии достоверных (достоверных!) доказательств, а во-вторых, запрещалось учитывать показания, которые давались непосредственно под пытками, можно было принимать во внимание лишь то, что обвиняемые говорили на следующий день после пыток или еще позднее.

Пытать подозреваемого можно было только при наличии достоверных доказательств – обратите особое внимание на это обстоятель-ство! Оно очень важно с точки зрения судебной медицины. Из основного средства проведения следствия пытки превратились в дополнительный инструмент, а на первый план выдвинулся сбор доказательств! А для нахождения и правильной оценки многих доказательств требовалась помощь врачей. Таким образом, Кодекс Карла узаконил положение медицинской экспертизы в судебно-следственном процессе. Пусть и не прямо узаконил, а косвенно, не упоминая о непосредственном участии врачей, но все же узаконил, потому что доказательства биологического характера без помощи врачей невозможно было оценить.

Давайте посмотрим, что считалось доказательством в Кодексе Карла.

Доказательства делились на «общие подозрения и доказательства» и «доброкачественные», то есть веские доказательства, позволяющие арестовать человека и подвергнуть его пыткам.

К общим подозрениям и доказательствам относились:

• общественное мнение о человеке, различные слухи о нем;

• пребывание в каком-то подозрительном месте;

• подозрение (но не уверенность) в том, что этот человек находился на месте преступления в момент его совершения;

• связи с людьми, ранее совершавшими какие-либо преступления;

• наличие повода для совершения преступления;

• обвинение пострадавшего, подтвержденное присягой или данное на смертном одре (считалось, что люди, готовящиеся предстать перед Высшим судом, не осмелятся лгать);

• бегство, случившееся после совершения преступления;

• неприязненные отношения с жертвой преступления (по сути, это то же наличие повода).

Общие подозрения и доказательства по отдельности ничего не значили, то есть не могли считаться «доброкачественными доказательствами». Во внимание могло приниматься только несколько таких доказательств в совокупности.

К «доброкачественным» доказательствам, каждого из которых было достаточно для ареста и пытки, относились следующие:

• обнаружение на месте совершения преступления вещи, принадлежавшей подозреваемому;

• показания «одного единственного доброго и безупречного свидетеля», то есть свидетеля, полностью заслуживающего доверия, но при этом на основании показаний одного человека, насколько бы он ни заслуживал доверия, нельзя было выносить приговор, требовались дополнительные доказательства вины подозреваемого и принимались во внимание показания, основанные на «самоличном знании истины», а все сказанное с чужих слов не учитывалось;

• показания уже уличенного преступника, в которых он называет имя своего пособника или сообщника;

• рассказ самого подозреваемого о готовящемся преступлении либо его публичные угрозы совершить данное преступление;

• участие подозреваемого в драке с жертвой;

• окровавленная одежда подозреваемого, наличие у него оружия или предметов, принад-лежавших жертве;

• появление у подозреваемого неожиданного богатства после того, как было совершено преступление;

• подозрительное поведение подозреваемого.

Кодекс Карла предусматривал строгое наказание за лжесвидетельство, полностью соответствовавшее такому в китайской традиции – лжесвидетель получал то наказание, которое могло бы быть назначено обвиняемому в результате его показаний.

Суровый, но справедливый Кодекс Карла произвел настоящий переворот в европейской юриспруденции. Фемида (то есть следствие и суд) повернулась лицом к доказательствам и экспертизе, к которым раньше она была повернута спиной. В докодексовскую эпоху все определялось личностью субъекта, который вел следствие или вершил суд. Он мог обращать или не обращать внимания на доказательства, мог обвинять или оправдывать по своему желанию и усмотрению… Теперь же играть следовало по правилам и эти правила подразумевали участие врача-эксперта в судебно-следственном процессе. Судебная медицина, прежде обретавшаяся где-то на задворках, выдвинулась если не на первый, то хотя бы на второй план. И это было замечательно, восхитительно и просто чудесно, поскольку качество социальной сферы неразрывно связано с качеством законов, качеством юриспруденции, которое, в свою очередь, зависит от того, насколько тщательно собираются и оцениваются доказательства во время следствия и суда.

В Кодексе Карла особо описывались случаи, в которых обвиняемый должен был быть оправдан за отсутствием состава преступления. Например, если брадобрея во время бритья клиента толкали под руку и он в результате перерезал клиенту горло, то брадобрей освобождался от ответственности за убийство. Если брадобрей делал свою работу «в неподходящем месте», то есть там, где вероятность помех была высока, то он считался виновным в убийстве и получал положенное наказание. Кодекс Карла был гибким и не подходил ко всему с одной-единственной меркой. И пусть до полной справедливости Кодексу было далеко, потому что для знатных людей он предусматривал более мягкое наказание, чем для простонародья, тем не менее для своего времени это был весьма справедливый свод законов, согласно которому прежде чем наказывать человека, следовало доказать его вину.

Главные преимущества Кодекса Карла заключались в следующем:

• в нем давалось четкое определение преступления и наказания, положенного за его совершение;

• в нем впервые в европейской практике вводился принцип, гласящий, что преступлением является только то, что считается таковым согласно закону;

• в нем была описана система судопроизводства;

• в нем определялось точное количество свидетелей (не менее двух), позволявшее считать преступление доказанным;

• в нем было регламентировано применение пыток, которые прежде применялись как угодно, по усмотрению судей.

Если медики склонны считать годом рождения европейской судебной медицины 1209 год, в котором папа Иннокентий Третий издал буллу, согласно которой в сомнительных случаях к определению причины смерти привлекались врачи, то юристы ведут отсчет возрасту этой науки с 1533 года. Или с 1532-го, потому что Кодекс Карла был создан за год до его публикации.

Решайте сами, какая дата вам больше по душе и вставьте ее в итоговую строку.

Итог – европейская судебная медицина родилась в … году.

Happy Birthday, dear medicina forensis, Happy Birthday to you!

Кстати говоря, название «судебная медицина» («medicina forensic» или «forensic pathology») придумал во второй половине XVII века профессор Лейпцигского университета Иоганн Бонн. По его мнению, это название подходило данной науке гораздо лучше, чем прежнее «правовая медицина» или «медицинская юриспруденция» («medicina legalis»).

Глава пятая
Развитие судебной медицины в допетровской России, или От «Русской Правды» до Аптекарского приказа

Существуют два основных источника древнерусского права – Церковный устав великого князя Ярослава Владимировича и «Русская правда». Оба этих свода законов появились в XI веке, во время правления Ярослава Мудрого. Известны также и другие уставы, например – Устав великого князя Владимира Святославича, при котором произошло крещение Руси или устав, принятый в начале XII века во время правления внука Ярослава Мудрого Владимира Мономаха, но принципиальной разницы между ними нет – во всех говорится то же и о том же. Если Уставы представляют собой церковные кодексы, то «Русская правда» – это светский свод законов. Впервые она упоминается в одной из новгородских летописей, где сказано, что в награду за помощь в борьбе со Святополком Окаянным Ярослав в 1016 году дал новгородцам Правду (Святополк Окаянный, если кто не знает, приходился Ярославу родным братом, старшим).

Не надо удивляться одновременному наличию двух кодексов, во многом «пересекавшихся» друг с другом. Такое положение дел определялось наличием двух судов – церковного и княжеского, причем церковному суду в ряде случаев могли быть преданы и миряне.

Законодательство Древней Руси предусматривало ответственность за такие преступления против личности, как нанесение побоев, изнасилование, убийство. Также существовала ответственность и за прелюбодеяние, мужеложство, скотоложство. Но нигде не было сказано о том, кто и в каком порядке должен осматривать пострадавших или подозреваемых. Видимо подразумевалось, что производить осмотры будут судьи. Так, собственно, оно и было.

За преступления против личности преду-сматривались такие наказания, как кровная месть по принципу «око за око», штрафы, взимаемые в княжескую казну, и выплаты пострадавшему или его родственникам.

Вот несколько отрывков из «Русской правды».

«Убьет муж мужа, то мстит брат за брата, или сын за отца, или сын брата, или сын сестры; если не будет никто мстить, то 40 гривен за убитого…»

«Если убьют огнищанина[15]15
  Огнищанин (от слова «огнище», обозначавшего очаг) – должность управляющего княжеским хозяй– ством в Древней Руси.


[Закрыть] умышленно, то убийце платить за него 80 гривен, а люди не платят; а за княжеского подъездного[16]16
  Подъездной – сборщик податей и прочих доходов в княжескую казну.


[Закрыть] 80 гривен…»

«А если украдут чужого пса, или ястреба, или сокола, то за обиду 3 гривны…»

«А тот, кто схватил вора, получает 10 резан[17]17
  Резана – денежная единица Древней Руси, составлявшая 1/50 гривны, вес которой в разное время варьировался от 163 до 204 грамм серебра.


[Закрыть], от 3 гривен мечнику 15 кун[18]18
  Куна – денежная единица Древней Руси, составлявшая 1⁄25 гривны в X–XI веках и 1/50 гривны с XII века до начала XV века.


[Закрыть], за десятину 15 кун, а князю 3 гривны. А из 12 гривен поймавшему вора 70 кун, а в десятину 2 гривны, а князю 10 гривен…»

Вещественные доказательства «Русская правда» ставила выше свидетельских показаний, причем свидетельские показания делились на две категории – полученные от видоков, или очевидцев, и от послухов, которые сами ничего не видели, а говорили с чужих слов. Если же не было ни доказательств, ни свидетелей, то приходилось уповать на Высший суд, в рамках которого проводились различные испытания – водой, железом и т. п. [19]19
  Испытание водой использовалось в качестве средства определения вины или невиновности предполагаемого преступника с третьего тысячелетия до нашей эры, когда вавилонский царь Хаммурапи издал указ о том, что обвиняемый в колдовстве должен прыгнуть в реку и если он не утонет, то считается невиновным. В Киевской Руси и средневековой Европе это испытание усложнили – перед тем, как бросить испытуемого человека в воду, большой палец его левой руки привязывали к большому пальцу правой ноги, а большой палец правой руки – к большому пальцу левой ноги или же связывали каким-то иным способом. В таком состоянии не мог выплыть даже тот, кто умел плавать.
  Испытание водой проводилось в тяжбах средней степени, в так называемых малых тяжбах было достаточно принесения присяги. Подозреваемые в серьезных преступлениях, таких, например, как убийство, подвергались испытанию железом – касались рукой раскаленного металла, а спустя три дня место соприкосновения с металлом осматривалось судьями. Считалось, что у невиновного человека не должно было быть следов ожога.


[Закрыть]

Принято считать, что составитель или составители «Русской правды» принадлежали к духовному сословию и потому не включили в этот свод законов такой кровавый правовой обычай, как судебный поединок, победивший в котором считался оправданным Высшим судом. Но на деле судебные поединки на Руси имели место вплоть до середины XVI века.

Вы уже можете считать себя продвинутыми историками судебной медицины, людьми, разбирающимися в судебно-медицинских вопросах хотя бы в общих чертах. Скажите, о каком уровне развития судебной медицины можно говорить там, где исход судебного процесса определяется испытаниями водой или железом, а также судебным поединком?

Ни о каком, разумеется. Для того чтобы разглядеть след от ожога на руке подозреваемого, медицинский эксперт не нужен. Да и нет ни в одном из списков (то есть копий) «Русской правды» указания на то, что следует производить медицинское освидетельствование пострадавшего или его трупа. Да и кому его было производить, это самое медицинское обследование?

Первый русский исторический документ, в котором упоминается об осмотре трупов, относится к 1448 году. Белозерский князь Михаил Андреевич издал грамоту (то есть указ), повелевающую княжеским наместникам или управляющим осматривать тела людей, которые упали с дерева или утонули. Непонятно, почему речь шла только о тех, кто погиб от несчастного случая. Неужели труп со следами удушения или же с ножевыми ранениями не заслуживал внимания? Но можно предположить, что эта грамота служила дополнением к другой, основной, предписывающей осматривать все трупы со следами насильственной смерти.

Продолжением полезной инициативы Михаила Андреевича можно считать решение московского князя Василия Третьего об учреждении должности недельщика[20]20
  Недельщики назывались так, потому что исполняли свои обязанности по неделям.


[Закрыть] – судебного пристава, состоящего при дьяке, государственном служащем высокого ранга. Главные обязанности недельщиков заключались в оповещении сторон о вызове в суд и доставлении их к суду, а также в поимке преступников. Также им в обязанность вменялся осмотр трупов в случае подозрения на насильственный характер смерти. К сожалению, в княжеской грамоте была прописана только обязанность, а о том, как ее исполнять, не было сказано ни слова. Скорее всего, недельщики осматривали трупы без привлечения людей, сведущих в лечении. Если бы таковые специалисты привлекались, то им нужно было бы платить за работу, а это бы было отражено в финансовых документах. Известно же, например, что каждый недельщик имел право содержать до семи «ездоков», или «заговорщиков», – помощников, которые ездили с поручениями или же выступали где-то от его имени. И недельщики, и ездоки, и заговорщики записывались в списки, которые вели дьяки, а вот лекарей или каких-то иных людей, сведущих в осмотре трупов, в этих списках нет.

В провинции осмотром трупов занимались так называемые доводчики, состоявшие при великокняжеских наместниках. По сути дела, это были те же недельщики, с аналогичными обязанностями. Доводчикам точно так же полагались помощники, но лекарей-знахарей среди этих помощников не было.

Можно предположить, что чиновники, не обладавшие специальными медицинскими познаниями, проводили осмотр трупов поверх-ностно, без тщательного вникания в детали. Поводом к началу сыска служили явные признаки убийства, такие, например, как наличие на теле ран или следов удушения. Да, действительно, для того чтобы понять, что человека зарезали, медицинского образования не требуется, достаточно здравого смысла.

Можно ли считать недельщиков и доводчиков первыми профессиональными судебно-медицинскими экспертами?

С одной стороны, вроде как можно, ведь они занимались осмотрами трупов в рамках своих должностных обязанностей, то есть делали профессиональную экспертизу.

С другой стороны, ничего медицинского, то есть профессионального, в этих осмотрах не было, осмотры проводились на бытовом уровне. Так что давайте не станем пока что устанавливать дату рождения отечественной судебной медицины, а подождем более значимых событий.

Иван Четвертый, более известный как Иван Грозный, в 1550 году расширил полномочия недельщиков и доводчиков, приказав осматривать в обязательном порядке трупы лиц, погибших во время пожара или умерших от угара. Такое распоряжение было абсолютно логичным, ведь под маской смерти от угара часто скрывали отравления, а пожары нередко устраивали для сокрытия убийств.

Спустя четыре года Иван Грозный приказал осматривать трупы всех погибших в результате несчастных случаев. «А кто у них с дерева или с хоромин убьется, или кого зверь съест, или воз, или колесо сотрет, или озябнет, или утонет, или на землю человека принесет, а обыщут того бесхитростно, и они с того дают осматриванною гривну», говорится в царской грамоте, жалованной Коневскому мужскому монастырю[21]21
  Коневский Рождество-Богородичный монастырь на острове Коневец в западной части Ладожского озера.


[Закрыть]. Жалованная грамота – это своего рода послание, обнародование царского мнения по каким-либо вопросам. Не важно, что грамота была послана конкретному монастырю, царское слово является законом для всех подданных.

В редких, можно сказать – исключительных случаях, когда речь шла о знатных лицах, к экспертизам могли привлекаться врачи. В документах XVI века содержатся три упоминания о врачебных экспертизах.

В 1537 году врачом Феофилом был освидетельствован князь Андрей Старицкий, младший сын Ивана Третьего, который под предлогом болезни отказывался от настойчивых приглашений Елены Глинской посетить Москву. Елена в то время была регентом при своем несовершеннолетнем сыне Иване Четвертом, а Андрей Старицкий считался одним из самых известных оппозиционеров. Вернувшись в Москву из Старицы, Феофил сообщил Елене, что «у Андрея болезнь легкая, говорит, что на стегне [на бедре] болячка, а лежит на постели». Притворство не спасло князя от расправы. В том же году он был заключен в тюрьму, где вскоре умер.

В 1571 году придворный лекарь Елисей Бомелий (он же Элизеус Бомелиус)[22]22
  Известный русский историк Николай Карамзин писал о нем самом как об отравителе, действовавшем по царскому указанию: «Злобный клеветник Бомелий составлял губительное зелье с таким адским искусством, что отравляемый издыхал в назначенную тираном [Иваном Грозным] минуту».


[Закрыть] по поручению Ивана Грозного осмотрел тело его третьей жены царицы Марфы Васильевны, урожденной Собакиной, и установил, что смерть последовала от отравления. «Дьявол воздвиже ближних многих людей враждовати на царицу нашу, еще в девицах сущу… и тако ей отраву злую учиниша». Надо сказать, что Бомелий не получил полного медицинского образования. Вместо положенных шести лет он проучился на медицинском факультете Кембриджского университета пять, но тем не менее осмелился заниматься врачебной практикой в Лондоне, не имея ни диплома, ни лицензии. За это ему пришлось около года провести в тюрьме. После освобождения Бомелий каким-то образом смог войти в доверие к главе русского посольства Андрею Совину, который пригласил врача-недоучку в Москву ко двору царя Ивана Грозного. Закончилась придворная карьера Бомелия плачевно. По подозрению в шпионаже он был арестован и умер в тюрьме, не выдержав пыток, которым его подвергали.

Последний случай врачебной экспертизы относится к 1591 году, когда некий врач по имени Арап осмотрел труп скоропостижно скончавшегося крымского царевича Мурад-Гирея и установил, что тот был отравлен.

В каждом из трех случаев вопрос о привлечении врача для экспертизы решался в индивидуальном порядке. Какого-либо системного врачебного освидетельствования в то время не существовало.

Кстати говоря, до XVII века на Руси даже при большом желании невозможно было создать государственную судебно-медицинскую службу, поскольку в ней просто некому было бы работать. Своих врачей в России начали готовить только в 1764 году, когда в Московском университете открылся медицинский факультет, а до тех пор желающим приходилось учиться медицине в университетах европейских, что было дорого и сложно. Позволить себе такое «удовольствие» могли только обеспеченные люди, а в этих кругах врачебная профессия в то время престижной не считалась. Поэтому учиться на врача в Европу уезжали единицы.

Цари и богатые вельможи могли приглашать на службу иностранных врачей, но таковых тоже было очень мало. Европейцы неохотно ехали в Россию, да и порядки того времени, если уж говорить начистоту, не располагали иностранных врачей к работе в России. Показательной в этом отношении является судьба врача Леона Жидовина (он получил такое прозвище, поскольку был венецианским евреем), который в 1490 году приехал в Москву для того, чтобы лечить тяжелобольного сына великого князя Ивана Третьего. Когда царевич умер, Иван Третий велел лекаря казнить, что и было сделано. Скажите, положа руку на сердце, – ну разве можно так обращаться с ценными заграничными кадрами? Вне всякого сомнения, подобная жестокость могла отвратить многих врачей от мысли о переезде в Москву.

О том, как плохо обстояло дело с врачами в конце XVI и начале XVII века, можно судить по штату Аптекарского приказа, первого государственного административно-медицинского учреждения, точная дата создания которого нам, к сожалению, неизвестна, но можно предположить, что этот приказ существовал с начала XVII века или даже с конца XVI века. Известно, что в 1631 году в Аптекарском приказе служили два доктора медицины (то есть врача с ученой степенью), пять обычных врачей, один аптекарь, один окулист, два переводчика и один подьячий (канцелярский чиновник). Всего девять медиков на весь приказ! Не удивляйтесь двум переводчикам, которых в старину называли толмачами. Обойтись без них не представлялось возможным, потому что все врачи Аптекарского приказа были ино-странцами.

Аптекарский приказ вырос из Государевой аптеки, которая обслуживала Ивана Грозного и его семью, то есть, по сути дела, он был задуман как придворное учреждение, предназначавшееся для удовлетворения потребностей царской семьи и высшей знати. Но со временем Аптекарский приказ превратился в подобие министерства здравоохранения и стал ведать врачебными делами в масштабах всего государства.