Текст книги "По следу тигра"

– Отвали, – приказал Максим стоявшему ближе всех южанину, и тот нехотя сделал шаг в сторону, полез себе в карман джинсов. И тут же оказался на снегу, мордой вниз с заломленными за спину руками. Максим очень не любил резких движений, особенно когда дело происходило вот так – в темноте, в большой незнакомой компании и без свидетелей. Поэтому и сыграл на опережение, не давая дискуссии перейти в неконструктивное русло. Но остальные расходиться не торопились, разбежались в стороны и шипели теперь, как потревоженные гадюки. Зато и на того, мелкого, внимания больше не обращали.

– Подойди ко мне, – Максим глянул мельком в ту сторону и снова осмотрел нападавших. Те переминались с ноги на ногу, но приблизиться не решались. Лежащий на снегу дернулся пару раз, тявкнул что-то неразборчиво и заглох, получив хороший пинок по ребрам. За спиной хрустнули стебли тростника, и Максим обернулся. Девчонка – лет десяти, не больше, в светлом пуховике до колен, розовой шапке с помпоном и розовых же сапожках смотрела на него снизу вверх мокрыми от слез глазами. Розовый с белым шарф у нее на шее сбился, узел уехал в сторону плеча, ранец того и гляди свалится на снег.

– Пошли, – Максим поднялся на ноги, подтолкнул девчонку в спину, заставил идти перед собой. Та послушно затопала мимо затихших «гастров» и почти выбежала на тропинку. Максим шел следом, не оглядываясь, прислушивался только к доносившимся из-за спины звукам. Нет, эти стрелять не будут, не та порода. Да и с ножом вряд ли бросятся. Эта нация чужую силу на прочность проверять не будет, поостережется. То ли инстинкт самосохранения у них более развит, то ли генетической дури меньше. Так что можно идти спокойно. Но быстро.

– Рассказывай, – потребовал Максим, когда они поднялись вверх от моста и двинулись по хорошо освещенной улице. Девчонка – ее звали Маша – принялась рассказывать. Она живет с бабушкой и мамой вон там, в том доме – рука в розовой варежке указала на двенадцатиэтажную башню. Но к школе там идти неудобно – надо выходить на дорогу, а потом идти мимо стройки. Здесь, по мосту, ближе, хоть и страшно. В школу и обратно Маша всегда ходила здесь – утром и вечером. И людей этих видела, но те никогда близко не подходили. До сегодняшнего дня, вернее, утра.

– Понятно. А взрослые почему тебя не провожают? – не глядя на девчонку, спросил Максим. И заранее знал, что услышит в ответ. Так и есть – бабушка болеет, а мама работает в Москве, уезжает рано, приезжает поздно. О папе история умалчивала.

Дальнейший разговор не клеился, и по умолчанию решили, что в школу Маша сегодня не пойдет. Поэтому не торопились.

– Только бабушке ничего не говори. И маме тоже, – сказал ей на прощание Максим у подъезда, – больше там не ходи одна. Лучше по дороге.

Глупость, конечно, несусветная, ляпнул первое, что пришло в голову. Пойдет, и еще не раз пойдет, и не она одна. Гастарбайтеры живут где-то поблизости. Вряд ли бы они потащились на промысел в другой, дальний район города. И всем наплевать, что стаи полулюдей свободно бродят по городу и уже кидаются на детей. Этих – дворников, грузчиков и прочих – тут официально нет. В платежных ведомостях Ивановы да Петровы числятся, две трети зарплаты в карман начальству идет, остальное – «гастру», чтобы с голоду не подох. А то, что те поохотиться уже не только по ночам выходят, – так проблемы индейцев, то есть местных жителей, по традиции, шерифа не волнуют. Ну, индеец индейцу рознь.

Максим вернулся к мосту, постоял немного на тропе возле моста, осмотрелся. Уже рассвело, и весь пейзаж отлично просматривался. Вдоль реки у краев оврага лепилось множество домов – и частного сектора, и пятиэтажек, и старых длинных бараков. Жителей из них давно расселили, а строения не тронули, заколотили только окна и двери. И стояли те позабыты-позаброшены до того времени, пока не появились в них новые квартиранты. В двухэтажном, выкрашенном синей краской бараке их обитало человек двести, не меньше. Они выходили из обоих подъездов толпами, вернее, стаями – как тараканы или крысы. И разбегались так же быстро в разные стороны – на работу, на рынки, на промысел. Максим подошел к дому поближе, остановился поодаль, привалился к рассохшимся доскам стены сарая. Все окна в доме закрыты изнутри плотной тканью, листами картона и фанеры, некоторые даже заложены кирпичом. Забор рядом увешан тряпками, перед первым подъездом стоит без окон без дверей скелет «Запорожца» с осыпавшейся краской на кузове. На крыше барака – самодельные антенны, у подъездов – смердящие груды мусора. И запах соответствующий. «Что за город – куда ни глянь, везде помойки». – Максим прошел мимо барака, демонстративно отвернувшись. Все, что нужно, он уже увидел, рассмотрел и запомнил. Слишком много тут нечисти развелось, никакого дихлофоса не хватит. Нужно средство помощнее, что-то вроде ОМП, чтобы так же кучно разило и в штабеля дохлятину укладывало. Максим отошел уже довольно далеко от гадюшника с гастарбайтерами, двигался неторопливо мимо обычных домов с обычными жителями. Вот ведь соседей бог им дал, не позавидуешь. Наверняка тут что ни день – то нападение или ограбление. Или еще чего похуже. И традиционное наплевательство властей. О, а это, похоже, то, что надо. Максим остановился, разглядывая стоящее у одного из домов транспортное средство. Из подъезда резво выбежал водитель, открыл дверцу кабины, но забраться внутрь не успел.

– Здорóво, дядя, – приветствовал его Максим, – не торопись. Деньги нужны?

– Нужны, – водила проявил редкую для людей его возраста и образа жизни сообразительность и сговорчивость.

– У тебя бак полный? – спросил Максим, и краснолицый сначала закивал радостно, потом сообразил, зашепелявил в ответ:

– Нет пока, только выехал, да пропуск дома забыл, возвращаться пришлось. Часа через полтора, не раньше. Пока туда, пока пробки, пока залью… Нет, раньше не получится. Куда подъехать-то?

– А сюда и подъезжай, я подойду, – распорядился Максим и отошел от машины. Она завелась со второй попытки, осадила назад и покатила по раздолбанной колее между домов. И вернулась, но ждать пришлось дольше, чем предполагал водитель, и Максим успел основательно замерзнуть. Он уже решил, что водила передумал, и прокручивал в голове другие способы дезинсекции, когда рычащее двигателем корыто показалось из-за угла дома.

– Ну, куда? – проорал через опущенное стекло водитель.

– За мной давай, – и Максим зашагал вперед. И думал на ходу, не придется ли все делать самому – уж больно ненадежным на первый взгляд показался ему алчный красномордый водитель. К бараку подобрались с торцевой, «слепой» стены. У дверей подъездов и рядом – никого, но доносятся отзвуки дерганой лязгающей музыки, и чьи-то голоса подпевают в такт.

– Поют, сволочи, сейчас допоетесь, – проворчал водила. Максим опасался зря – мужик сразу догадался что к чему и инициативу нанимателя одобрял и поддерживал. Закрывавший окно подвала металлический лист оторвали быстро. Но мужик улегся на живот, вполз до половины в отверстие и сразу вывинтился наружу.

– Не, не пойдет. У меня тут всего пять кубов, не хватит, – забраковал он первоначальную идею Максима. И завертел головой, подыскивая новую цель.

Время уходило стремительно, ждать дольше нельзя, скоро крысы потянутся обратно в нору. И так уже две или три из них побежали мимо, но пока ничего не заподозрили. Максим рванул к подъездам, остановился перед первым и проорал водиле:

– Сюда давай, быстро! – а сам позаимствованной из кабины машины монтировкой расколотил чудом уцелевшее с незапамятных времен стекло в окне первого этажа. Осколки рухнули вниз по стене, закрывавший изнутри окно лист фанеры упал куда-то внутрь. За спиной рыкнул двигатель, и Максим успел убраться в сторону – синяя ассенизаторская бочка подъехала к бараку почти вплотную. Водитель выскочил из машины, отцепил закрепленный на боку шланг, перекинул его в окно. И повернул вентиль. Потоки нечистот полились из бочки в комнату, хлюпая и чавкая, дерьмо растекалось по дому. Первые тридцать или сорок секунд не происходило ничего – только гудел насос, откачивая содержимое синей емкости, и стучал двигатель. Потом пополз запах – густой, плотный и основательный. Он быстро перебил вонь от окружавшей дом помойки, утвердился здесь всерьез и надолго. А потом началось бегство постояльцев – они, в чем придется, выскакивали из подъездов, толкались в дверях, лезли через окна, орали, визжали. В руках они волокли узлы, коробки, ящики, чье-то вонючее барахло летело из окон на снег. Кто-то выпрыгнул со второго этажа, вскочил на ноги и рванул прочь, кто-то, наоборот, кинулся к машине. Но быстро передумал вступать в прения – монтировка в руках водилы и полученный хороший удар в грудь от Максима остудили пыл переговорщика. Музыка давно оборвалась или ее заглушили крики, вой и ругань – Максиму было все равно. Он наблюдал отстраненно за покидающими дом гастарбайтерами и слушал вполуха речь водителя «бочки»:

– У меня там все свежее, только сегодня септики откачивали. Свиное там, коровье, куриное – на огород бы. Я сначала так и подумал, что тебе…

– Картошку удобрять? – перебил его Максим и спросил тут же: – А откуда дровишки – свиньи, коровы, в смысле? Тут что – скотину держат?

– Не, не здесь, не в городе, – помотал головой водитель, – километрах в десяти отсюда. Там хозяйство фермерское, то ли матери мэра нашего принадлежит, то ли жене – черт их всех разберет. Но там у них все как надо, как раньше, в колхозе. Чтобы дояркой работать – очередь по триста человек на место.

– Ладно врать-то, – осадил мужика Максим, но тот яростно замотал головой:

– Говорю тебе – триста, значит, триста. И очереди год или больше ждать надо, люди, кто туда попал, увольняться не спешат, вцепились в места, как клещи.

– Им там что – медом намазано? – Максим лениво отпихнул от шланга очередного ретивого гостя с юга.

– Еще как намазано! У них там зарплаты по две тыщи долларов! У рабочих! У кого дети – сад бесплатный, там же, на территории. И жилье даром – живи, пока работаешь, и квартплаты нет. И премии, и отпускные, и на рождение ребенка денег дают! И на свадьбу! – завистливо перечислял мужик все привилегии сотрудников удивительного сельхозпредприятия.

– Врешь, – не поверил Максим, – быть того не может. Ты сам лично хоть одного человека оттуда видел, с ним разговаривал?

– Нет, – осекся водитель, – ни разу. Только когда септики откачивать заезжаю. Там будка на воротах, в ней охранник. Он пропуск смотрит, шлагбаум поднимает. Но близко не подходит, только рукой показывает – проезжай. А на территории – никого, зато чисто.

Пропуск, ворота, молчаливый охранник в будке – ничего себе фермеры сегодня пошли! Что ж они там разводят, помимо стандартного набора скотины, – шиншилл, крокодилов? Хотя нет, от крокодилов столько добра не накачаешь, и шиншиллы тоже маленькие, как морские свинки… Если только от слонов.

Но об особенностях местного сельского хозяйства пришлось забыть – содержимое бочки иссякло. Мужичок резво свернул шланг, забросил его на борт, подошел к Максиму.

– Все равно все зря, – пробурчал он, пересчитывая деньги.

Да, зря. Эта свора уже сегодня найдет себе пристанище в другом месте. С законами природы не поспоришь – где-то убыло, где-то прибыло. Но хоть первое время будут потише, попрячутся по норам. Зато здесь теперь чисто, относительно, правда. Дом превратился в общественный сортир, и зайти внутрь в ближайшие месяцы вряд ли кто-то отважится. А Маша сможет спокойно ходить в школу, гулять с подружками. И не только она. Плохо только одно – Максима и водителя ассенизаторской машины наверняка кто-то запомнил в лицо и может опознать при случае. Но с мужика взятки гладки – отоврется, если что. Да никто и не спросит – гастарбайтеров по документам здесь нет, они тени бесплотные, а не люди, жаловаться не пойдут.

– Ну, все, давай, – Максим распрощался с отзывчивым мужиком, двинулся назад, к мосту, через речушку. Постоял немного, свесившись через перила, смотрел на темную быструю воду. В каком классе учится Маша, интересно? Он даже забыл спросить ее об этом. Максим развернулся и быстро, почти бегом направился к дому. На сегодня день закончен, осмотр владений депутата-людоеда откладывается до завтрашнего дня.

Станция техобслуживания располагалась по соседству со школой – большой, новой, на другом конце города. Гараж, где когда-то мальчишки обучались автоделу, давно приватизировали ушлые деляги. Уж больно место удобное – и подъезд отличный, и вся база в наличии, тратиться не надо. За какие особые заслуги именно стрелявший по детям депутат получил этот лакомый кусок, Максим особо не задумывался. Здесь одного слова достаточно – депутат, оно звучит как оскорбление и ругательство одновременно. Или как диагноз, как характеристика нравственных качеств и умственных способностей обладателя этого звания. Сейчас Максим думал только об одном – повезло гаду, целые сутки лишние прожил. Девчонку напуганную благодари, она тебе лишний день на этом свете подарила. И за что только такая милость – непонятно.

Предприимчивый депутат, помимо халявных площадей и боксов, оттяпал у школы хороший кусок земли. Огородил его высоченными бетонными плитами, даже не поскупился на «егозу» поверху. Рядом с воротами – непременная будка с охранником, и бродит на цепи тощий ротвейлер. Дальше, насколько мог рассмотреть Максим, въезды в три бокса и «офисный» вагончик-бытовка у забора. И уже за ним виднелись верхушки деревьев старого парка, окружавшего пруд. Максим, увязая в снегу, три раза обошел территорию и устроился напротив ворот. Оставаться незамеченным тут можно долго – рядом автобусная остановка и трехэтажный бетонный уродец, набитый магазинчиками. Народу толпы, никто ни на кого не обращает внимания. Да вот только погода к наблюдениям не располагала, на ледяном февральском ветру долго не прогуляешься. Максим сдался, поднялся на третий этаж торгового центра, остановился у высокого окна. С этой точки вся территория автосервиса была как на ладони, отлично виден и парк за ней, и замерзший пруд. Дальше – домишки частного сектора, а за ними гигантская, пустая, как прерия, территория оборонного завода. Отступать лучше через нее, там сам черт ногу сломит среди ангаров, гаражей, зданий цехов и кирпичных сараев. Только до них добраться еще надо – вход-выход, он же въезд-выезд у автосервиса один. Неудобно, очень неудобно, а время идет, и ничего не происходит. Вернее, работа там, внизу, кипит, иномарки снуют туда-сюда через ворота, народец по территории носится. Толку-то? Максим уже сто раз пожалел, что не вытряс тогда из полупьяного работяги все – привычки, распорядок дня, часы и дни, в которые Вохменцев обычно появляется на территории сервиса. Погорячился, а теперь придется проделывать работу над ошибками и попробовать подобраться к депутату с другой стороны.

Все, больше тут делать нечего, надо уходить. Тем более что истосковавшиеся в ожидании покупателей продавцы магазинчиков третьего этажа каждые пятнадцать минут выбегали в коридор покурить. И шушукались в сторонке, разглядывая странного мужика, уставившегося в окно. Максим сбежал по лестнице вниз, на второй этаж, потом на первый. Здесь уже толчея, очереди к банкоматам, дверь в аптеку не закрывается. Максим снова вышел на улицу, отвернулся от порывов ледяного ветра. План, сложившийся за время наблюдения за автосервисом, Максиму не нравился. Но другого выхода он не видел – перебросить через забор пару бутылок с бензином, проникнуть на территорию, дождаться приезда Вохменцева. И прикончить его здесь же, на рабочем месте, потом быстро свалить. Но изъянов в плане было слишком много, вероятность его успеха невелика. Надо придумать что-то другое, но что? За забор идти все равно придется, так почему не сделать это сейчас? Тем более что уже наползали ранние зимние сумерки, время для налета идеальное.

К забору со стороны парка Максим подошел уже в полной темноте, постоял немного, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за забора. Прошел вдоль бетонных плит, задрав голову вверх, высматривая подходящий участок. Так, вот это местечко подойдет – проволока сползла с верхушки серой плиты вниз, а с той стороны, кажется, бытовка. Максим подпрыгнул несколько раз и с третьей попытки ухватился руками за край плиты, подтянулся, лег животом на ее край. И тут же пришлось падать вперед, на вытянутые полусогнутые руки, прячась от слепящего дальнего света фар. Максим рухнул на крышу бытовки, откатился в сторону за заснеженную груду пластиковых ящиков, выглянул из-за своего укрытия. В бокс заехала темная иномарка, ворота за ней закрылись. Максим только и успел рассмотреть номер машины и разбитый правый задний фонарь. Во дворе все успокоилось, Максим выждал еще немного, потом спрыгнул на землю. Пес далеко, он чужака не почует, но все равно надо поторапливаться. Так, что тут у нас? Открыть хлипкий замок на двери бытовки не составило труда, и скоро Максим оказался в душном тесном помещении, осмотрелся в темноте. Разнокалиберные стулья по стенам, стол, груды картонных коробок, набитых бумагами, и даже шкаф со стеклянными дверцами – почти как настоящий офис. Только секретарши в приемной не хватает. Но это только потому, что приемной нет. Максим прикрыл дверь, взял первый попавшийся под руку стул, уселся на него верхом, стянул с головы шапку, запихнул ее в карман. Въезд-выезд с территории автосервиса как на ладони, теперь только ждать. Час, два, три, сутки – сколько понадобится. Должен же он появиться здесь, в конце концов, – депутат с замашками людоеда. И уже для того, чтобы никогда не выйти отсюда.

Время ползло еле-еле, Максим терпеливо ждал, смотрел на освещенный пятачок перед боксами, прислушивался к доносившимся с улицы звукам. Место для засады идеальное – почти тепло, не дует, на голову не капает, сверху крыша, а не открытое небо, не надо на брюхе по грязи ползать. Курорт, одним словом, сиди себе, в окошко смотри. Только разморило в тепле, в сон тянет, а это уже лишнее. Максим поднялся на ноги, прошелся в темноте вдоль стола, заглянул во все ящики. Ничего интересного: обрывки бумаг, накладные, счета, журналы – с девками и автомобилями. Максим швырнул макулатуру обратно, захлопнул ящик и бросился обратно к окну. Автоматические ворота бокса уже открывались, темная иномарка выскользнула из-под них и остановилась, пропуская вперед другую машину. Красный кроссовер пересек площадку и остановился перед бытовкой. Захлопали дверцы машин, водители выбрались наружу. Максим снова уселся на стул, пригнулся и разглядывал обоих. Один высокий, тощий, дерганый, движения резкие, сутулится. Одет в спортивные штаны, толстую короткую куртку и, кажется, кроссовки. Второй – из кроссовера – ростом почти с первого, но более плотный, в пальто, костюме под ним и лакированных ботинках. Это в мороз-то. И тоже руками размахивает, запрокидывает голову назад и ржет как лошадь. «Найдите десять отличий между сутенером и депутатом». – Максим нащупал за поясом рукоять пистолета. Если присмотреться внимательно, то сходство почти полное, различие только в деталях – два бандита лишь одеты по-разному. Что вполне естественно – один трудится «в поле», окучивает федеральную трассу, второй – кабинетная крыса, общественный деятель. А грязи и дерьма от «бизнеса» обоих на выходе получается одинаковое количество. Хотя как сказать.

Двое на площадке перед боксами распрощались, первый уселся за руль темной иномарки, захлопнул дверцу. А второй, сплюнув себе под ноги, запахнул пальто и затопал к бытовке. Максим вскочил, бросился к дверям, замер там, вжавшись спиной в стену. А Вохменцев уже гремел ключами за тонкой стенкой и бормотал что-то себе под нос. Максим слышал, как входит в замочную скважину и ворочается в ней ключ. Потом дверь распахнулась, депутат вломился в бытовку и застыл на пороге. Максим затаил дыхание у него за спиной, приготовился к броску. Вохменцев сделал несколько шагов вперед, остановился у стола. И рухнул на него всей тушей, не успев даже пикнуть – Максим сбил депутата с ног, впечатал носом в столешницу и быстро, не давая тому опомниться, встречным движением своих рук свернул депутату шею. Вохменцев умер в тот же миг, он не орал, не сопротивлялся, не успел позвать на помощь. Все произошло быстро, тихо и незаметно. Максим отступил назад, вытащил шапку из кармана куртки, надел, замер на мгновение. Все, дело сделано, а тот, кому доложат о происшествии, сразу поймет, что здесь поработал специалист. И сделает выводы, станет осторожнее и злее. И потребует найти убийцу, уже завтра опричники по приказу мэра будут землю рыть. Флаг вам в руки, друзья, и возглавляйте колонну идущих в известном направлении. Максим шагнул к двери, но открыть не успел – она распахнулась сама. Кто-то попытался ворваться в бытовку и остановился на пороге, увидев незнакомого человека. Максим сразу узнал его, хоть и видел вблизи впервые. Длинный, нескладный, в позорных трениках – сутенер Вован собственной персоной. Максим не заметил, когда тот вернулся – то ли что-то забыл, то ли наоборот – вспомнил. И теперь стоит с убийцей депутата лицом к лицу и пялится по-идиотски на незнакомца. А за спиной Вована маячит еще чья-то тень – кто-то в рабочем комбезе и накинутой на плечи куртке орет что-то неразборчиво. Да еще и вдобавок мобильник Вохменцева придушенно заорал откуда-то из темноты, и, услышав эти звуки, Вован вздрогнул и попятился назад. Черт, а как хорошо все начиналось, какого хрена ты назад притащился… Максим ударил Вована головой в лицо, тот хрюкнул, отшатнулся назад и замахал руками, стараясь удержать равновесие. Максим толкнул сутенера ногой в живот, в объятия притихшего работяги и метнулся за бытовку, взлетел на ее крышу, перепрыгнул оттуда на верхушки бетонных плит. Свалился мешком вниз, в сугроб со стороны школьного парка, и рванул мимо замерзшего пруда, между стволов деревьев, увязая в снегу, подальше от злополучного автосервиса. Быстро, быстро, не останавливаться, не тормозить. И так вся работа пошла насмарку – наследил, подставился по-дурацки. Ладно, пусть ищут того, не знаю кого. Даже если описание составят или словесный портрет, кого по нему искать? Капитана Логинова? Он давно умер, и на его могиле вместо памятника вкопана в холм табличка с номером захоронения.

Максим промчался через пустой парк, остановился на его границе чтобы отдышаться. И сразу почувствовал, как усилился мороз – от ледяного воздуха перехватывало дыхание. Надо идти, и очень быстро, а топать до дома придется почти через весь город. Мимо притихших за заборами домов прошел быстро, вслед пару раз прогавкали особо бдительные псы. На улице – ни души, и тихо, как на кладбище в новолуние. Дальше дорога уходила к давно заброшенным цехам завода, и гулять здесь даже днем мог позволить себе только очень уверенный в себе человек. Но холод разогнал с улиц всех, и Максим быстро шагал по кривой колее в полном одиночестве. Ветер разорвал тучи и стих, над головой сияли огромные неподвижные звезды. Максиму было не до красот, территория заброшенного завода почти закончилась, дальше начинались обитаемые земли. Их граница пролегала по территории гаражного кооператива. Здесь Максим оказался впервые и понятия не имел, что ждет его за ближайшим поворотом. Поэтому сбавил шаг, пошел тише, прислушиваясь на ходу к подозрительным звукам. И притормозил, а затем вообще остановился, услышав неподалеку грохот – кто-то бил чем-то тяжелым в ворота гаража и, подбадривая себя, матерился во всю глотку. Отсутствие ответа раздражало кричавшего, и он порядком озверел. И подустал – удары стали реже, слабее, но не прекратились. Максим наблюдал за ним издалека – бомжеватого вида мужичонка бесновался перед наглухо закрытыми воротами, рядом бродили еще двое. А через приоткрытую калитку просачивался свет – в гараже кто-то был, и этот кто-то попал в осаду. Он даже пытался обороняться – Максим услышал слабый короткий вскрик, указывавший направление движения для бомжей. Но силы были явно неравны, почуявшие поживу гиены отступать не собирались. Максим тихо подошел к ничего не замечавшим вокруг себя бомжам, остановился за их спинами и поморщился от резкой, валящий с ног вони.

– Брысь отсюда, – скомандовал он вполголоса, и его сразу правильно поняли. Три тени в прения вступать не стали, огрызнулись пьяными голосами и убрались восвояси. Для наведения порядка хватило одного окрика. Зато активизировался тот, из гаража, – он приоткрыл калитку и поинтересовался в темноту:

– Кто там? – но выходить не стал.

– Свои, – ответил Максим, пытаясь рассмотреть человека.

– Раз свои – заходи. – Грохнул засов, и калитка гостеприимно распахнулась.

Максим приглашение принял, перешагнул через высокий порог и остановился, глядя на обитателя гаража. Древний, сухой, как листок из гербария – на такого дунь – улетит или рассыплется – дед в драном пуховике, камуфляжных штанах, валенках и офицерской зимней шапке с опущенными ушами рассматривал своего позднего гостя. Потом спохватился, отступил в сторону, пропуская Максима вперед. Тот же уставился на машину и породу ее определил только по металлической накладке на кузове: «Москвич 412». Веселенького голубенького цвета корыто занимало собой все тесное помещение, передвигаться здесь Максим смог только боком.

– Ты чего тут по ночам сидишь, – строго спросил он деда, – жить надоело? Давай домой топай, бабка заждалась, поди.

– Нет у меня дома, – прошелестел дед, – и бабки нет. Уже пятнадцать лет. – И стащил с лысой головы шапку.

Познакомились. Деда звали Егор Сергеевич, и лет ему было восемьдесят семь. Он соскучился в тишине и одиночестве и все благодарил Максима за помощь. Тот же предпочел помалкивать, давая старику выговориться. И через пятнадцать минут знал о нем все. Дед давно овдовел, жил один в честно заработанной на заводе небольшой двушке, получал пенсию. До осени прошлого года все было почти хорошо, но однажды в квартиру старика вошли незнакомые люди. Они говорили все одновременно, очень громко и часто непонятно, совали старику под нос какие-то бумаги. И притащили с собой кучу дурно пахнущих огромных сумок, свертков и коробок. Из всего сказанного ими дед понял только одно – теперь это их квартира. Ушлые торгаши с ближайшего рынка давно присматривали себе место для хранения товара – чтобы и за аренду не платить, и недалеко от «рабочего» места. Поговорили с нужными людьми, внесли первый взнос и получили квартиру деда в свое полное распоряжение. Вместе с ее хозяином.

Участковый подтвердил претензии «новоселов»: документы оформлены правильно, а вот и подпись самого деда – он не возражает против временной (всего на два года) регистрации гостей города. Все заявления старика о том, что он ничего подобного не подписывал, остались без внимания. Притихшие предприимчивые «соседи» пригласили участкового пройти в кухню и плотно прикрыли за ним дверь. А после беседы тот очень быстро удалился и больше в квартире старика не показывался. Не помогало ничего – дед, несмотря на свой возраст, из ума еще не выжил. Но поход в паспортный стол не помог, чиновники из управляющей компании просто выгнали деда из офиса, предлагая обратиться в суд. А количество подселенцев увеличивалось день ото дня. Они деда не трогали, даже не угрожали, а просто не замечали – как мебель или домашнее животное. Но продукты из холодильника исчезали бесследно, в ванную и туалет скоро стало страшно заходить. Торгаши превратили помещение в перевалочную базу. Они могли не показываться в квартире сутками, появлялись одновременно с очередной партией товара. Затаскивали в квартиру гигантские тюки и коробки и снова исчезали. Дед не стал ждать, пока его квартира окончательно превратится в оптовый склад, и съехал, вернее, сбежал из собственного дома в гараж. И жил здесь уже почти полгода, ночуя в старом «Москвиче». В общем, все оказалось не так страшно – пенсию он получает, раз в неделю ходит в баню, в гараже тепло и есть свет. Пугает деда только одно – вдруг новые жители его квартиры узнают про гараж? Что тогда делать, куда идти? Да еще недавно свалилась новая напасть – бомжи. Они пронюхали, что в гаражах поселился одинокий беспомощный старик, и принялись терроризировать его, требуя денег.

– Пенсия-то у меня небольшая, на все не хватает. За квартиру отдай, за лекарства… – начал перечислять дед, и Максим не выдержал:

– Чего? Я не понял – ты что, и за квартиру платишь? За них… – на этом запас цензурных слов закончился.

– А как же! – всполошился дедок. – Кто ж заплатит! Книжка у меня, плачу аккуратно и квитанции сам забираю, нельзя, чтобы долги копились… – и полез в бардачок автомобиля, выкопал оттуда пакет с документами, подал Максиму. Дар речи к тому еще не вернулся, он молча перебирал проштампованные «платежки», смотрел на даты и цифры. И название управляющей компании: «ООО „Контур“». Твою ж мать – дед платит почти по полторы тысячи в месяц за выгнавших его из дома торгашей! И, заметьте, по грабительским тарифам. Деду еще повезло, что он льготник… Максим прикрыл на мгновение глаза, глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться. Так, граждане, получается следующее: участника Великой Отечественной войны выкинули из собственной квартиры, чтобы рыночным торговцам дешевым китайским барахлом было где жить. Какая скотина, где она… Максим отдал документы старику, а сам плюхнулся на переднее сиденье «Москвича». Дед сидел рядом «за рулем» и обстоятельно, неторопливо перечислял свои заслуги перед исчезнувшей великой державой:

– Первый Белорусский, потом Второй Белорусский, потом Восточная Пруссия. Там день Победы встретили, в Кенигсберге, потом на Дальний Восток…

– А туда зачем? – невпопад ляпнул Максим и втянул голову в плечи под укоризненным взглядом старика:

– На войну с Японией, ведь капитуляцию только в сентябре сорок пятого подписали. Потом еще полтора года прослужил, потом демобилизация, сюда приехал. Женился, работал… – монотонно продолжал старик. Максим его почти не слушал, кивал только для вида и все гнал, гнал от себя мысль – сладкую, соблазнительную. Сейчас же, немедленно, в эту же секунду встать, найти дом старика… Нет, нельзя, не сейчас, позже. В городе и так, наверное, шухер, мэру наверняка обо всем доложено, и сутенер с разбитой рожей уже и внешность убийцы депутата описать мог. Хотя чего он там видел, в темноте-то, да и контакт был скоротечным… Не надо их сейчас злить, в бешенстве можно наделать ошибок, нарваться, а уезжать из города нельзя, впереди еще слишком много дел.

– Вот, смотри, – на колени Максиму лег тяжелый матерчатый сверток. Что-то звякнуло в нем негромко и тожественно. Максим осторожно приподнял ткань – «За отвагу», «За победу над Германией», «За взятие Кенигсберга», «За оборону Москвы», «За боевые заслуги». И два ордена Славы. Перед глазами почему-то потемнело, тусклый свет наград чуть померк. Но тут же все вернулось в исходное, и Максим бережно вернул сверток деду. Тот прижал его к груди и сообщил важно и значительно: – Я в батальоне связи всю войну прошел, еще с Москвы. До капитана дослужился.