Текст книги "Криминальная империя"

Глава 3

Неприятности не заставили себя ждать. Из секретариата Управления позвонили в восемь тридцать и передали приказ: в десять ноль-ноль быть у заместителя начальника РУВД по работе с личным составом. Игнатьев по одному этому понял, каким оружием его будут бить. Значит, нужно попытаться разобраться, подстраховаться и заручиться поддержкой начальника Управления. Ведь о планируемой операции он звонил лично ему и только потом уже подробности передал заму по оперативной работе.

В десять утра Игнатьев был уже у здания Управления. Сидя в своем «Логане», он безуспешно пытался дозвониться до начальника Управления. И в который раз майору отвечали, что начальник занят. Через час снова позвонили из секретариата, теперь уже на мобильный, и стали выяснять, почему Игнатьев не явился по вызову к Бубенцову. Пришлось оправдываться тем, что у Игнатьева проблемы с машиной и он торчит на трассе.

Стрелка часов перевалила через двенадцать, потом через три часа. А потом Игнатьеву сказали, что начальник Управления уехал. Выматерившись, майор стал пытаться связаться по телефону с заместителем по оперативной работе, но того не было на месте. Не оказалось в Управлении и начальника уголовного розыска. Игнатьев понял, что совершил глупость, понадеявшись только на то, что встреча с начальником Управления все расставит по местам и обезопасит его. Другого выхода, кроме как явиться к Бубенцову, у него теперь уже не было.

– Разрешите? – стукнув пару раз для приличия в дверь, спросил Игнатьев и вошел в кабинет майора.

Игнатьев терпеть не мог Бубенцова. Его в этом человеке раздражало абсолютно все. Во-первых, Бубенцов был моложе Игнатьева лет на пятнадцать-двадцать, но имел то же звание. Это означало, что все предыдущие звания он получал четко в срок, без всяких заминок. Такое у людей в погонах бывает редко, особенно если ты рядовой работник «в поле», а не где-нибудь в отделе кадров. Всегда найдутся какие-то нарушения, недочеты, которые тормозят присвоение очередного звания на полгода, на год, на два. Это неизбежно, потому что давно известно, что не ошибается тот, кто ничего не делает. А управлять подразделением, заниматься оперативной работой и не допускать безобидных для пользы дела нарушений невозможно. Судя по всему, Бубенцов никогда не ошибался, что маловероятно, или ничего не делал, что более вероятно. А скорее всего, у него были высокие и сильные покровители, которые его и пристроили на это теплое местечко, а также курировали его продвижение по служебной лестнице и получение очередных званий.

Но это было еще не все. Бубенцов сам по себе был человеком неприятным. И внешне, и в манере общения. Длинный, с покатыми плечами, отчего погоны на его плечах висели под углом вниз, с маленькой круглой головой и реденькими волосами, он совсем не выглядел бравым майором, а скорее карикатурой на человека в форме. Но недостатки внешности Бубенцов с лихвой компенсировал поведением, подчеркнутой важностью, демонстрацией своего начальственного превосходства. И говорил он монотонно, занудно, абсолютно не умел или не хотел слушать собеседника. И при этом очень часто, примерно два-три раза в минуту, Бубенцов облизывал губы. От этого возникало ощущение, что у майора они постоянно сохнут, а изо рта у него неприятно пахнет.

– Почему вы, товарищ майор, – с ходу стал выговаривать Бубенцов, – являетесь с опозданием в шесть часов к заместителю начальника Управления? Вам не кажется, что это вопиющее нарушение субординации и дисциплины. Мы с вами носим погоны и обязаны…

Слушая занудную тираду, Игнатьев постоял некоторое время, но, так и не дождавшись приглашения сесть, сел без приглашения. Фуражку он демонстративно положил на стол Бубенцова. Предстояло терпеливо вынести этот визит и по возможности не сорваться. Правда, неизвестно, что же послужило в самом деле причиной этого вызова.

Подгадав паузу в потоке слов Бубенцова, Игнатьев умудрился вставить первое оправдание:

– Я же сообщал, что у меня машина сломалась и я торчал на трассе.

– У таких, как вы, товарищ майор, – парировал Бубенцов, – всегда найдутся отговорки и оправдания.

– Ну так накажите меня за это опоздание, – начал горячиться Игнатьев, – раз это вопиющее нарушение. И давайте перейдем к делу, вы ведь меня ради чего-то вызывали. Не для того же, чтобы проверить скорость моего передвижения по дорогам?

– Вот именно! – стал наливаться венозной кровью Бубенцов. – Ради дела! А вы цирк устраиваете из этого идиотского задержания, которое вы устроили со своими людьми сегодня ночью. Вы что, первый день в полиции работаете и впервые слышите о депутатской неприкосновенности? Какого черта вы его вообще задержали? Почему вы его столько времени не отпускали? Вы ясно, как мне доложили, видели его депутатское удостоверение. Неужели непонятно, что законы издаются…

– Вы мне слово дадите вставить? – от возмущения Игнатьев весь подался вперед и навис мощной грудью над столом. – Вы понимаете цену вопроса? Я ждал партию наркотиков и оружие, мы несколько месяцев бились, чтобы выйти на этот канал! Какого черта ваш депутат делал в машине преступников? На этот вопрос вы можете ответить?

– Грош цена вашей информации, откуда бы вы ее ни получили! Вы оскандалились на весь район, на область. Это же детский сад какой-то! Вы что, ребенок?

– Да кто вы такой, чтобы оценивать мою работу? – заорал Игнатьев, но в последний момент сдержался, чтобы не грохнуть кулаком по столу. – Сидят тут в теплых кабинетах! Мои парни среди бандитов лазают…

Как и следовало ожидать, разговор быстро перешел в русло пристрастия Игнатьева к алкоголю как причине всех его бед. Тут же Бубенцов практически на память стал цитировать статистику показателей по отделу Игнатьева, которая отражала, как он полагал, во всех красках глубину падения Игнатьева как руководителя. Зная, что показатели его отдела не лучше, но и не хуже других подразделений, Игнатьев возмутился, но быть услышанным ему было уже не дано.

– Я сегодня же поставлю перед начальником Управления вопрос о снятии вас с должности и увольнении из органов.

– Да увольняй! – заорал Игнатьев, абсолютно потеряв над собой контроль. – Сидит тут пугает… Увольняй… Сам иди и работай там…

Выскочив из кабинета, Игнатьев так грохнул дверью, что на пол полетела штукатурка. Бешенство было практически бесконтрольным. Игнатьев считал, что его просто отдали на растерзание Бубенцову, и никто не захотел разбираться в ситуации. А ведь все о ней знали, все знали, как важно было перекрыть этот канал, потому что Управлению из-за него доставалось уже давно. И что теперь? Теперь виноватым сделали Игнатьева, а проблему так и не решили. И еще этот Бубенцов. Да пропадите вы все пропадом!

Встречаться с человеком Остапенко в офисе не стоило. Кто бы от него ни приезжал, Белозерцев всегда встречался либо на нейтральной территории, либо вообще в безлюдных местах. Светить связь с Остапенко Роман не хотел. Это официальная власть, это все на виду. И если каким-то чудом Остапенко зацепят за их делишки, то Белозерцев мгновенно всплывет в материалах дела. А так эту связь нужно еще доказать, ее нужно вообще еще найти.

Остапенко такая позиция Белозерцева не просто злила, она его бесила. Он считал, что это недоверие не ему лично, а чуть ли не неверие в законы природы. Остапенко считал себя непоколебимым, непотопляемым, недосягаемым и тому подобное. Белозерцев в это верил, точнее понимал умом. Но еще он понимал, что Остапенко – это Остапенко, а он, Роман Белозерцев, в прошлом уголовник Рома Белый, – так и останется Ромой Белым. Разменной монетой в разборке больших дядей, в их борьбе за власть, за богатство. А что он? Посредник, куратор поставок дури в райцентр, человек, отвечающий за бесперебойную работу канала, который не он организовал. Хотя… Остапенко давно уже в эти вопросы глубоко не вдавался, даже лично уже не общался, а присылал своих людей. А он, Рома Белый, теперь генеральный директор и владелец крупной фирмы Роман Павлович Белозерцев, сам решает с оплатой, объемами, мелким оптом. Да практически все он теперь решает сам, только вот бабки успевает вовремя отстегивать.

Звонок на мобильный телефон застал Белозерцева в тот момент, когда он уже принял решение провести встречу с постоянными партнерами в сауне. Это были два самых крупных арендатора его складских помещений, люди из серьезного торгового и производственного бизнеса. На уровне района, конечно. Они всегда платили исправно за аренду, содержали помещения в образцовом порядке согласно условиям договора, но тут у арендаторов что-то не выгорело. И они попросили о встрече, причем в непринужденной обстановке, чтобы обсудить коммерческие отношения.

Текущие дела были для Белозерцева важнее, чем капризы боса в делах поставки наркоты. И он сказал, что встретится с человеком от Остапенко в сауне. Была у него своя секретная сауна для личных и коммерческих нужд на территории бывшего завода сельхозмашин.

Было уже начало восьмого вечера. Арендаторы посидели в парилке, окунулись в ледяную воду бассейна, снова отправились в парилку. Белозерцев собрался уже было присоединиться к ним, проверив, чтобы на стол все было накрыто как положено, как зашел его помощник по особым вопросам и телохранитель Петро.

– Там вас человек спрашивает, Роман Палыч, – заявил он, понизив голос. – Говорит, что вы его ждете.

– Твою ж мать! – разозлился Белозерцев. – Я его в шесть ждал, специально пораньше приехал! А он теперь заявился! Давай его в предбанник.

Немного подумав, Роман задержался около накрытого стола. Налив рюмку холодной водки, опрокинул ее, шумно выдохнул и, не закусывая, вышел.

– Я от шефа, – буркнул со странной неприязнью незнакомый мужчина, который стоял в помещении, называемом предбанником.

Фактически это был бильярдный зал с одним столом и небольшим баром. Его использовали, чтобы скоротать время, пока в сауне набиралась температура, если кто-то приходил слишком рано. Белозерцев в простыне уселся в плетеное кресло и закинул ногу на ногу.

– Не понял? – хмуро спросил он, покачивая шлепанцем, хотя все прекрасно понял. Очень Роману было неприятно при его положении считать кого-то шефом. – Подробнее.

Мужчина покосился на Петро. Телохранитель поймал этот взгляд и вопросительно посмотрел на Белозерцева.

– Ладно, выйди, – велел Роман.

– Естественно, я от Остапенко, – сквозь зубы процедил мужчина, когда Петро вышел.

– Да хоть от апостола Петра, – еще презрительнее ответил Роман. – Вовремя надо приходить! Ты на часы глядел?

– Нечего мне на них глядеть, – ответил мужчина, – ты мне никто. Шеф недоволен и прислал меня тебе это сообщить. Срок прихода товара истек два дня назад, первые бабки ты должен был отдать вчера. Где бабки, Белый?

– Я те не Белый, – выдвинув челюсть и злобно вытаращив глаза, прошипел Белозерцев. – Ты, шавка подзаборная! Ты на кого рот разеваешь? Тебя прислали напомнить, а ты, сучок еловый, на меня наезжать вздумал?

На шум вбежал Петро и в недоумении остановился. Визитер продолжал стоять там, где и стоял. А Белозерцев, пунцовый от бешенства, стиснул подлокотники кресла и уже не шипел, а орал.

– Ты все сказал, козлина? Если я твою рожу еще раз увижу, хоть на улице, хоть издалека. Я тебя, падла, живьем в землю закопаю!

– Ты на меня не ори! – повысил голос мужчина. – Если тут кто и есть шавка, так это ты!

– Что-о-о? Вышвырни его отсюда, Петро, – захлебнулся от негодования Белозерцев. – Если еще появится, головой его засунешь в парашу! В собственное дерьмо!

Вскочив на ноги, Роман пнул кресло так, что оно отлетело в противоположный угол холла и, врезавшись в стену, разлетелось на три части. Следом за креслом улетел и шлепанец с ноги, но взбешенный Роман этого, кажется, не заметил. Он развернулся и ушел в сауну, грохнув дверью.

– Ты откуда такой наглый? – небрежно поинтересовался Петро. – Жить надоело, что ли?

Мужик повернулся, чтобы уйти, но на мгновение замер, смерив взглядом крепкую фигуру телохранителя. Петро недобро прищурился. Странный мужчина не выглядел очень уж крепким, сильным или имеющим специальную подготовку. Таких Петро, сам служивший несколько лет назад в армейском спецназе, узнавал сразу.

– А тебе кто велел рот открывать? – холодно поинтересовался мужик, поворачиваясь к двери. – Я что-то от твоего хозяина такой команды не слышал.

– Слушай, ты! – еле сдерживаясь начал Петро.

– Это ты слушай! – заявил в ответ мужик, останавливаясь в дверном проеме. – Твоему хозяину, если и дальше ерепениться будет, недолго барствовать осталось. А тебе при нем на прохожих гавкать. Подумай своей пустой головой.

Удар, который в бешенстве нанес Петро, мог переломать кости любому человеку и отправить его на тот свет. Но мужик оказался проворнее. Он не стал бросаться в сторону, пытаться этот удар блокировать. Он поступил умнее, бросившись в дверь, ведущую из предбанника в общий коридор. Небольшое препятствие в виде закрывающейся перед носом двери задержало Петра не надолго. Но этого времени посланцу Остапенко хватило для того, чтобы вытащить из кармана хитрое устройство в виде большой авторучки.

Не очень громкий хлопок отдался эхом под потолком пустого коридора. Петро сделал по инерции несколько шагов вперед, постепенно выгибаясь всем корпусом назад. На его лице стало появляться выражение недоумения и досады. Он схватился рукой за расплывающееся на левой стороне груди кровавое пятно, прохрипел что-то невнятное и повалился лицом вниз. Его голова гулко стукнулась об пол.

– Зажрался, спецназовец, – ехидно прокомментировал мужик, убирая в карман свою игрушку. – Расслабился. Думал, с тобой все кулаками беседовать будут. Есть на свете люди и поумнее.

Он сплюнул и пошел к выходу, чуть приволакивая правую ногу.

Белозерцев выстрела самодельного пистолета не слышал. Через час с лишним он, обеспокоенный тем, что Петро куда-то делся, наконец вышел в раздевалку, потом в предбанник. И там он увидел открытую дверь в коридор и ноги в знакомых коричневых ботинках. Все негодование, злость мгновенно отошли на задний план. Сытая жизнь быстро расставила акценты в сознании. Первым делом нужно избавиться от тела и следов убийства здесь. Надо все сделать очень быстро, пока арендаторы еще в сауне и не отправились по домам. И только когда здесь будет чисто, можно думать о том, что и почему здесь произошло. Роман побежал за мобильным телефоном.

Тело увезли, чтобы сбросить в реку. Любое место на улице или в помещении обязательно наведет полицию на мысль, что Петро был убит в другом месте. Под ним не будет такой большой лужи крови. Парни Белозерцева обшарили каждый квадратный сантиметр коридора, но так и не нашли пули. Оставалось надеяться, что она застряла в теле. Еще пару часов пришлось потратить на то, чтобы создать и заставить своих помощников запомнить легенду. Петро этой ночью в сауне не было. Его видели совершенно в другом месте.

За ночь Белозерцев, переполняемый злостью, раз десять пытался дозвониться до Остапенко. Сам он боссу не звонил уже примерно с год. И теперь оставалось думать, что тот либо сменил номер телефона, либо выключил мобильник на ночь. Наверняка у него был и второй телефон, для своих людей, был домашний телефон, номера которого Белозерцев тоже не знал. Роману очень хотелось услышать ответы на свои вопросы. Что за претензии к его работе? Что за хрена Остапенко к нему прислал и за что был убит Петро? Как минимум Рома Белый собирался потребовать голову того «посланца».

Остапенко нашелся сам в семь часов утра. Белозерцев только-только забылся тревожным сном на диване в офисе, как зазвонил его мобильник. Номер был незнакомый, но голос он услышал именно Михаила Ивановича.

– Ты чего там устроил, говнюк? – потребовал ответа Остапенко. Его голос звучал без гнева, а с какой-то брезгливостью. – Что за стрельба? Ты откуда такое быдло набираешь себе в помощники? Из уголовников, бывших дружков? Кретин!

– Какие претензии ко мне? – тут же вскинулся Белозерцев. – Это ваш тип стрельбу устроил, он моего человека убил! И никакого не уголовника!

– Хватит орать! – осадил его Остапенко. – Забыл, кто я и кто ты? Тело уберешь, следы скроешь. И чтобы никаких концов, понял?

– Да понял, сделали уже…

– Не перебивай! Следы уничтожишь, чтобы мне с полицией не разбираться и не впрягаться из-за тебя.

– Ни хрена себе! Это как же из-за меня?

– Заткнись, я тебе сказал! Потом разберемся, как все произошло! А теперь ты мне скажи, где деньги за последнюю партию? Почему я должен свое ждать, да еще канючить?

– Всего два дня прошло, Михаил Иванович. – Привычно мысли Белозерцева переметнулись на вопросы текущей работы, оставляя тему убитого телохранителя позади. – Маленькая задержка. Когда я вас подводил? Еще пару дней, и вся сумма будет у вас.

– Меня не устраивают такие произвольные сроки! – голос Остапенко наконец сорвался на крик. – Ты своей бараньей головой можешь понять, что весь процесс плотно завязан, что деньги уже должны начать работать в другом месте? Что я не выполняю обязательства, потому что ты, урод, срываешь сроки, потому что ты зажрался! Деньги сегодня к вечеру привезешь лично! Всю сумму! Как и где ты их возьмешь, меня не интересует. Твои проблемы, ты и решай. И запомни, что ты мелкий уголовник, которого я нанял за бабки делать для меня работу. Я тебе дал все, я поднял тебя из грязи, дал фирму, чтобы ты легально сладко жрал и спал. Ты забыл, паскудник, что ты «никто и звать тебя никак»!

Белозерцев аж зарычал от бешенства. Это было оскорбление, страшное оскорбление для того, кто сидел, жил по понятиям. Эту фразу бросают как половую тряпку тем, кто в уголовной иерархии находится на самом низшем уровне. Тем, кого в зоне называют «опущенными», «машками». Это был со стороны Остапенко самый настоящий плевок в лицо.

– Какие у вас есть версии? – побарабанил пальцами по крышке стола райпрокурор.

– Собственно, самые первые, какие напрашиваются в таких случаях, – бойко начал отвечать Черемисов, – это версия ограбления и версия убийства из чувства личной неприязни. Она, как понимаете, может иметь место по двум причинам. Мартынов в прошлом работал в милиции, а это означает, что недоброжелателей из уголовной среды у него просто не может не быть. А во-вторых, он предприниматель. Обязательно кто-то остался недоволен зарплатой, кто-то затаил обиду за увольнение, какой-то партнер посчитал себя обманутым. А может, и в самом деле обманутый.

Пугачев, испытывая недовольство, повернул голову к своему помощнику, который влез со своими суждениями, когда вопрос адресовывался старшему.

– Вы вот что, Иван Трофимович, – повернул прокурор голову к Пугачеву. – С этим делом не затягивайте. Брать у Мартынова было нечего, я о нем слышал, и немало. Предприниматель, только бизнес у него такой, – прокурор неопределенно покрутил в воздухе пальцами, – не очень доходный. Не нефтяная скважина, не ломбард. А мстить… да кому он нужен. Я думаю, что справочка, которую вы запросите в полиции по его прежней службе, вам даст понять, что ничем он там особо не выделялся. Ни громкими разоблачениями, ни важными расследованиями. Он, по-моему, даже не в уголовном розыске работал. Опыт мне подсказывает, что это какие-то гастролеры его убили, но с целью ограбления. Деньги в дороге кончились, вот они их и добыли. И дальше поехали. Вот и давайте, оформляйте все, как положено, а сами посерьезнее займитесь делом Борисова. Обязательно покопайтесь в его бизнесе, поищите махинации там. Не просто так у нас убивают такого уровня бизнесменов. Там ищите.

Это следовало понимать практически как приказ, хотя высказано все было в виде советов умудренного опытом прокурорского работника, рассуждений вслух, добрых пожеланий.

Когда Пугачев вернулся в свой кабинет в сопровождении помощника, Черемисов сразу же кинулся включать электрический чайник. Он знал, что Иван Трофимович в это время после планерки любил выпить чашечку чая.

– Так что удалось выяснить по поводу Мартынова? – спросил Пугачев, усаживаясь в свое кресло. – Ты оперативникам задание давал?

– Да, конечно, Иван Трофимович. Установить, что на момент убийства или накануне у него в доме были большие денежные средства, не удалось. По сделкам ничего не проходит, из банка он никаких сумм не брал.

– А в отделении банка, где у него открыт счет, с работниками не беседовали? Может, они знают, слышали от него, что ожидал он поступлений, может, как раз к ним и ехал в тот день?

– Опрашивали, конечно! – заверил Черемисов. – Первым делом все его окружение, которое с деньгами может быть связано, опросили, включая и банковских работников. Он ведь бухгалтера не держал, даже приходящего. Сам все бумаги вел. А еще мы проверили версию с ухажером дочери, который мог быть ею отвергнут и в состоянии аффекта убить и девочку, и отца. Думаю, начальство абсолютно право по поводу гастролеров, которых теперь ищи-свищи!

– Ну-ну, не спеши с выводами! – недовольно сказал Пугачев. – Я тебя просил узнать подробности по тому трупу, что в реке нашли рыбаки. Узнал?

– Да, это дело поручили Семенову. Обнаружил местный рыбак, который честно признался, что браконьерствовал – ловил сетью с сыном. Они тело и выволокли. Личность установлена – это некий Сомов Петр Андреевич восьмидесятого года рождения. Работал он неким помощником у генерального директора нашей местной фирмы. Директор этот – Белозерцев Роман Павлович, между прочим, судимый, но теперь, как понимаете, поднялся и на другой стезе. Опрошены свидетели, которые подтвердили, что в день убийства у Сомова был выходной. Есть основания полагать, что убийство на бытовой почве, а не связано со служебной деятельностью.

– Бабник, пьяница, ранее судимый, застал сожительницу с хахалем? – с иронией спросил Пугачев. – На чем Семенов такие выводы сделал?

– А почему вас так этот Сомов заинтересовал? – вопросом на вопрос ответил Черемисов. – Если не секрет, конечно. Я что-то связи с нашими делами не вижу. Есть какие-то мысли?

– Пока нет, но надо быть в курсе всех важных происшествий в районе, – нравоучительно заметил Пугачев. – Так что? Был Сомов пьяницей, бабником?

– Вы знаете, Иван Трофимович, скорее наоборот. Не пил, не курил. Срочную служил на Северном Кавказе, потом остался по контракту. Вроде в разведподразделении каком-то. То есть подготовка у него определенная должна быть, и есть подозрения, что он занимался безопасностью в этой фирме у Белозерцева.

– Ладно, буду иметь в виду. Если что, то сам у Семенова спрошу. Теперь садись, бери ручку. Будем с тобой план дальнейшей работы сочинять по делу Борисова. Кстати, повторное вскрытие его супруги сделали?

– Да, я просто забыл, – смутился Черемисов, – я же его с собой принес, чтобы вам отдать.

– Расхождения есть с первыми результатами? – принимая прозрачный файл с документами, спросил Пугачев.

– Нет, все то же самое. Будем считать, что мы перестраховались и нас упрекнуть не в чем. Увы, бывает, что люди умирают от горя, да еще неблагоприятно протекающая беременность. С патологией.

– Я смотрю, ты все уже для себя по полочкам разложил? – проворчал Пугачев.

Почему-то в последнее время старого следователя Черемисов стал раздражать. Он понимал, что молодой человек не обязан разделять его страхов, подозрений, просто плохого настроения. Но все равно что-то в нем раздражало. Ведь столько лет вместе проработали!