Текст книги "Смерть без работы не останется"

И Антон стал расспрашивать, пользуясь тем, что сознание девушки все еще находилось под воздействием лекарств. О подругах, о «мамках» или сутенерах, об охранниках, о хозяине, который стоит за этим, вообще о системе работы. Она называла имена, клички, фамилии, адреса. То ли хотела отомстить, то ли из чувства благодарности Антону.

– Таня, – Антон заставил девушку надеть топик и оправить одежду. – Послушай меня. Постарайся выпутаться из этого болота. Хочешь, я помогу тебе, найду тебе место, где тебя вылечат от наркозависимости, уедешь домой или устроишься тут на работу. Ты, главное, возьми себя в руки.

– Что ты мелешь, куда я пойду, на что я буду жить? Ты мне сам-то что дал? Не «дурь» разве?

– Дурь у тебя в голове! Я тебе дал таблетки, это специальный препарат, который помогает преодолеть ломку. Он не спасение, но на первое время сгодится. Я тебе отдам таблетки, которые у меня есть, только ты пообещай, что уйдешь с улицы. Хочешь, я тебя на работу устрою, хоть кем-нибудь, лишь бы зарплата шла?

– Хочу! – вдруг выпалила девушка. – Ты не представляешь, как хочу!

…Лера снова проснулась в холодном поту. Хорошо, что все-таки проснулась, а то в последнее время у нее ночные кошмары стали продолжаться все дольше и дольше. И, главное, она никак не может проснуться, отогнать их. Она лежала на спине, волосы на лбу прилипли, подушка под затылком была мокрая, а простыня сбилась комком. Лера не открывала глаз, пытаясь усилием воли настроиться на реальность мира, побороть всплывшие ощущения, душевные муки прошлого. Страшного прошлого.

Она вспомнила себя школьницей. Это было горячее время, потому что на носу были выпускные экзамены, а она не могла ни о чем думать, кроме того, что ее ждало приглашение в танцевальный коллектив, в эстрадное танцевальное шоу. Ведь Валерия Шагалова уже шесть лет занималась танцами. Она любила танцы, она была готова пожертвовать всем на свете ради того, чтобы продолжать танцевать профессионально, чтобы это стало делом ее жизни.

Ох, как непросто складывались ее отношения с мамой в тот период. Мама, школьная учительница, твердила, что прежде всего нужно получить образование, а уж потом пляши, сколько влезет. Не верила. А может, предчувствовала? Может, одинокая несчастная женщина, не познавшая прелести полноценной семейной жизни, не верила в возможное счастье дочери, пыталась оградить от того, что принесло тоскливую унылую жизнь ей самой? Смотрела на красавицу девочку, на рано развившуюся грудь, на длинные крепкие ноги, изящную пластичную походку, которая выработалась благодаря занятиям танцами, на осанку, на длинную шею и блеск глаз. Смотрела и боялась.

Беда случилась тем же летом, когда после выпускных экзаменов Лера поехала на кастинг в танцевальный коллектив. Кастинг проходил на сцене областной филармонии. Лера ждала своего выхода почти три часа и почти не волновалась. Она знала себя, знала, на что способна, знала, что танцы – это ее жизнь. И она просто не может выступить хуже других, просто не может показать себя в худшем свете.

Ответа в тот день сразу не давали никому из претенденток, но по глазам людей, которые проводили отбор, она видела все. Видела, какое произвела впечатление своим номером. Она выпорхнула на сцену, она преобразилась, она показала, что такое настоящее буйство стихии под «Шторм» в исполнении Ванессы Мэй.

Лера устала. Она только потом поняла, как устала, потому что выложилась в своем танце до предела, потому что, несмотря на свои ощущения, она внутри была очень напряжена все три часа ожидания своей очереди. Она очень волновалась все время до своего выхода на сцену. Теперь это было понятно.

А потом эти трое парней на улице. Они не хватали за локти, не лезли обниматься. Нет, они вели себя почти прилично, отпуская комплименты в ее адрес, просто шли рядом. Плоские шутки, дурацкие и неуместные предложения пойти в ресторан или отправиться вместе на море. Раздражали их откровенные взгляды, которыми они пожирали ее фигуру, но Лера уже научилась не обращать на такие вещи внимания. Она научилась гордиться своим телом, своей пластикой. Для танцора тело – это инструмент, которым создается образ. И тело должно быть обнажено, иначе не увидишь образа, а он создается движением.

А потом случилось непонятное. Страшно было потом, спустя несколько минут, а сначала только непонятно. Как в центре города в светлое время суток можно не заметить, что девушку насильно посадили в машину и увезли. И почему эти не боялись, когда зажимали ей рот и толкали в высокий мини-вэн, почему они знали, что никто не бросится звонить в полицию, не поднимет шум?

И только потом ей стало по-настоящему страшно. Они не церемонились, они даже не скрывали своих намерений. Прямо в машине они мокрыми ртами лезли ей в лицо, языками лезли сквозь сжатые губы. Их жадные, трясущиеся от возбуждения руки лапали ее тело, лезли под подол платья. Лера билась, она была сильной, но крикнуть ей не дали. Насытившись тем, что могли потрогать все, что хотелось, парни с хохотом держали ее за руки, а один достал откуда-то шприц и воткнул ей в плечо иглу. Мир померк, хотя Лера страшно сопротивлялась наступающему беспамятству.

Очнулась она в каком-то помещении без окон и с высокими потолками. Здесь не было кроватей, не было мебели, а на полу валялись только одни матрацы без простыней и грязные подушки. С десяток девушек сидели и лежали на этих безобразных лежанках. Кто-то тихо плакал, кто-то раскачивался, как сомнамбула, сидя на полу и уставившись в стенку невидящим взором.

Лера пришла в себя и сразу почувствовала тупую боль во всем теле, а особенно внизу живота. Слезы сразу подступили к горлу. Она попыталась сесть, превозмогая боль, и увидела, что матрац под ней в крови. Подол платья – тоже. Ее изнасиловали, пока она была без сознания, ее терзали, мяли. Болела шея, грудь, бедра. Она, не помня ничего, сразу представила, как это с ней делали, с ее обмякшим телом.

И Леру сразу вырвало. Ее выворачивало наизнанку, тело содрогалось от спазмов, но желудок был пуст. Потом пришли какие-то люди, с ними была женщина, похожая на уголовницу. Леру подняли за руки и буквально выволокли из помещения. Женщина содрала с нее платье, а потом сверху полилась горячая вода. Все было как в тумане, как в чужом мире, который сознание и даже тело отказывались воспринимать. Только боль, отчаяние и пустота. Даже страха не было. Страх пришел потом.

– Мойся, девка, – крепкий кулак толкнул Леру в плечо. – Дурью не майся – выживешь! Не просто выживешь, а сытой жить будешь, в золоте ходить. А случившееся переживешь, у нас так принято. Не «целок» же туда отправлять, там покупателям с вами валандаться некогда. Там или подростки тринадцатилетние нужны, или такие вот, как ты, чтобы сразу в работу пускать. Мойся давай, больше тебя никто не тронет… Вон, спортивный костюм потом наденешь, а это тряпье брось в угол.

Глава 3

Полковник Быков долго смотрел на Антона своими маленькими бесцветными глазками. По его лицу, как будто высеченному из целого куска песчаника, трудно было понять, о чем он думает. Но Антон изучил своего начальника уже достаточно. Сейчас Быков оценивал, насколько капитан Копаев объективен в своих оценках, планах и поступках. Людей Быков видел, что называется, насквозь, и выдать ему черное за белое мало кому удавалось. Пожалуй, из подчиненных еще никому.

– Значит, пожалел девочку? – наконец спросил Быков. – И… все?

– В каком смысле «и… все»? – переспросил Антон, довольно удачно скопировав интонацию шефа.

– Передразнивать меня не надо, – с каменным лицом посоветовал Быков. – Размером ноги не вышел.

Антон смутился и опустил глаза. Вот чего он никогда не мог понять и предугадать, так это когда Алексей Алексеевич шутит, а когда нет. Когда с ним можно шутить, а когда можно нарваться на начальственный гнев.

– И не только ноги, – продолжил Быков и неожиданно расплылся в жуткой улыбке. Как будто в глыбе буро-желтого сливного песчаника появилась трещина, которая стала расползаться. – Ты ее… не того? А то про тебя слухи ходят разные.

– Алексей Алексеевич! – вспыхнул Антон. – Вы что говорите! Она же… под кем только не была.

– Ну, это уже нормальная брезгливость. Хвалю. А то бывает, что на халяву некоторые и уксус считают сладким, а потом больничные берут. Значит, говоришь, эту твою Таню можно привлечь на нашу сторону?

– Надо помочь ей устроиться на работу. На любую, и чтобы в этой организации общежитие имелось.

– Ну, ладно, подумаю, – снова стал серьезным Быков. – Гарантировать ей работу по специальности кулинара не могу, потому что не уверен, что она медкомиссию пройдет. Но что-нибудь придумаем.

– Ей жить негде, – напомнил Антон, – а возвращаться назад нельзя. Иначе мы ее больше не увидим.

– Ладно, ладно, – проворчал Быков и потянулся за телефоном.

И потом, когда они обсудили все вопросы и когда Антон уже уходил, Быков неожиданно остановил его в дверях. Он опять посмотрел молодому оперативнику непонятным взглядом в глаза и спросил:

– Антон, мне помнится, что ты как-то однозначно охарактеризовал эту группу девиц легкого поведения. Ты что-то говорил там, что все они на панель пришли, потому что у них похоть в крови, что им нравится этим заниматься…

– Да, я так считал, – честно ответил Антон, не отводя взгляда. – Но я кое-что понял из их жизни, мне Татьяна рассказала, как это иногда случается. Теперь я не склонен огульно осуждать всех.

– Это хорошо, – кивнул Быков и похлопал Антона по плечу. – Самая большая беда в нашем деле – огульное обвинение. На панели стоит, значит, шлюха в душе… А если в продуктовом магазине работает, значит, сметану молоком разбавляет.

– Как это? – не понял Антон.

– Да ладно, не бери в голову, – усмехнулся Быков. – Это давно было, еще при социализме. Тогда в гастрономах у нас продавалась сметана разливная. В таких же бидонах, как и молоко. Вот и ходил анекдот, что кто-то при передаче смены увидел записку на бидоне: «Нина, сметану не разбавляй, я ее уже разбавила».

Трех жлобов со скошенными затылками и накачанными шеями Антон вычислил еще в первый день наблюдения за «точкой». Сегодня двое из них отправились в «Бильярдный клуб». Видимо, просаживать премиальные, потому что парни были в этот день более улыбчивыми и довольными, чем обычно. Настало время ненавязчиво познакомиться. Надо начинать искать пути внедрения в эту среду.

Быков пошутил, что начинать надо с этого конца, а не с конца в прямом смысле этого слова. Не стоит пытаться выходить на группировку через девочек. Кто общается с девочками, в основном клиенты. С клиентами дел не будет. Выходить надо на прикрытие, на организаторов, на тех, кто этот бизнес обслуживает.

Поигрывая мускулами, парни прихлебывали пиво и гоняли шары на сукне бильярдного стола. Играть они не умели и сюда приходили, скорее всего, ради престижа. Все ходят, вот и они тоже. И телки тут бывают интересные. Парни по сторонам поглядывать успевали.

Антон уселся за крайний столик, почти у стола, за которым играли двое нужных ему парней. Он заказал кофе, а потом осмотрелся и взял еще пива. С кофе Антон в этом зале смотрелся бы глупо. Народу сегодня было не очень много. Три или четыре компании молодых людей сгрудились возле своих столов. Эти точно приходят ради игры. Две девахи распластываются на столах, пытаясь дотянуться кием до нужного шара. И короткие платья у них при этом задираются так, что мелькают трусики. Но эти не одни, эти не за приключениями пришли. Вон у бара потягивают коньяк двое солидных папиков.

Интересно, подумал Антон, а навороченные мужики что тут делают? Бар вроде как молодежный, не очень солидный. Наверное, из-за своих подружек, которым хочется развеяться, потому что в солидном заведении им скучно. Ага, двое его «объектов» на девиц глаз быстро положили, но потом увидели папиков и снова переключились на игру.

Антон уловил наконец подходящий момент. Когда один из парней обошел стол и стал приноравливаться к длинному удару, сделав шаг назад и… Антон специально выставил руку с высоким стаканом в сторону. Тычок, и стакан со звоном летит на пол, пиво расплескивается всем под ноги.

– Б… братан, извини! – развел сокрушенно ручищами парень, таращась на осколки стекла и разлитое по полу пиво. – Не рассчитал!

Антон вытащил платок и стал старательно вытирать руку, ожидая, как парень поведет себя дальше. Не стоило слишком быстро принимать извинения.

– Э-э! – заорал парень в сторону бара и показал рукой на неприятность на полу. – За наш счет! Пришли там кого-нибудь, чтоб подтерли.

– Ты че пил-то? – весело расплылся в улыбке до ушей второй парень, подходя к Антону. – Пиво с нас! Мы тут отдыхаем, а ты? Расслабиться пришел? Давай с нами партейку! На пиво!

Антон никогда не был хорошим игроком в бильярд, но против этих попробовать стоило. Им же интереснее будет. Он согласился. Они познакомились между делом, хватили свежего пива, которое им принесли, а потом подошли к столу. Играли парни из рук вон плохо. Антону пришлось даже немного поддаваться, чтобы поддержать в ребятах азарт.

Лучше играл тот, что был повыше и стройнее в талии. Его звали Шура, у него не сгибался средний палец на левой руке. В ходе игры Антон услышал, что друг называет Шуру Шилом. Значит, «погоняло», хорошо. Шура Шило был даже симпатичным, с правильными чертами лица. Наверняка в своем кругу он нравился девахам. Хотя для более приличного общества в его глазах было маловато интеллекта и манерами не отличался, просматривался блатняк.

Второй был более грузным и шире в плечах. Этого звали Вова Галопа. За что уж он получил такую динамичную кличку, имеющую отношение к конскому бегу, непонятно. Создавалось впечатление, что Вова был тяжел во всем. И что касалось соображения, и… Собственно, это он неуклюже выбил стакан из рук Антона. Морда у Галопы была широкой и мощной. О такую кирпичи разбивать не страшно.

Игру Антон вел так, чтобы его партнерам было интересно. Пришлось пить с ними много пива и поддерживать беседу. Разговоры были о бабах, о крутых тачках и о том, кто за что попадал в полицию. Антон старательно, но не очень явно старался держаться темы «о бабах». Однако парни ни словом не обмолвились о своей работе. Надо отдать должное, дисциплина в недрах их организации была, видимо, налажена.

Через час Антон с парнями были чуть ли не закадычными друзьями, они обнимались, чокались стаканами и много ржали над плоскими шутками и дубовыми анекдотами. Антон с трудом выдерживал это общество, понимая, что сегодня контакт никакой информации не даст. А чтобы информация все же проявилась, то нужно сегодня с этими двумя хорошенько «отдохнуть», в дальнейшем поддерживать отношения, а потом, возможно, он каким-то образом проникнет в их среду. Иного пути не было.

– Ни хрена себе… – вдруг удивился Шило и уставился куда-то в район входной двери. – Вон она, Галопа!

– Кто? – насторожился Вова и посмотрел в указанном направлении. – Она, точно. Может, поймаем?

– Сука, убил бы… – прошипел Шило. – Или шефу звонить, или за ней кидаться. Эх, смоется сейчас…

Пока парни ворчали себе под нос непонятные фразы, Антон попытался понять, кого же они касаются. Возле входа стояла высокая девушка с короткой стрижкой и в темных очках. Была она ладная, крепенькая, было в ней что-то от дикой кошки. Брючки в обтяжку подчеркивали не только стройность ног, но и какую-то силу, пружинистость. Вроде и не спортсменка, судя по плечам.

Девушка пробежала глазами по залу, продолжая разговаривать с охранником у входа. Потом она всего на миг остановила свой взгляд на приятелях Антона. Это почувствовалось сразу, потому что ее взгляд будто обжег их сквозь одежду. Какой-то неуловимый миг, и девушка исчезла. Антону даже показалось, что она исчезла за тот миг, что он моргнул. Кажется, в таких случаях рекомендовалось проверить себя на предмет возможных видений. Или от выпитого, или по иным причинам, когда бабы мерещатся.

– Вы чего? – окликнул Антон своих приятелей.

– Да так! Знакомая одна, – проворчал Шило. – Редко видимся, побазарить хотелось.

– Ага, – согласился Галопа, – очень хотелось.

Какая-то агрессивность в их словах и интонациях прозвучала. Чем-то эта девушка им не угодила, чем-то их разозлила. Учитывая работу парней, это, скорее всего, была такая же проститутка, как и их девочки, только из чужих. Возможно, она посягает на чужую территорию, отбивает дорогих клиентов. Может, еще чем не угодила. А может, просто должна денег и теперь прячется.

Самое главное, что Антону удалось за этот вечер, – это ввернуть парням информацию о себе. Он крутой, но временно без доходов. Были в его жизни недавно кое-какие дела, но они кончились. Сейчас он прогуливает остатки денег. Надо было в их головах зародить хоть какой-то интерес к себе. А потом надо будет себя как-то проявить, чтобы интерес не исчез, а, наоборот, усилился. Но на сегодня хватит.

…Татьяна открыла окно, как только Антон тихонько постучал по раме. Тихий садик частного дома он преодолел, стараясь не наступать на грядки. Хорошо хоть ночь лунная. Усевшись на подоконник, он снял ботинки и только потом перекинул ноги в комнату.

– Ну, как ты устроилась? – спросил он, оставляя у двери ботинки и осматриваясь по сторонам.

– Спасибо тебе, Антон, я даже не знаю, как тебя благодарить. Хозяйка хорошая, только глухая немного, через нее я и на завод устроилась. Уборщицей, правда, но это ничего.

Антон усмехнулся. Он-то знал, что Татьяну на завод устроили совсем не через хозяйку этого частного дома, она на заводе проработала кладовщицей лет сорок. Это все сделал Быков по своим каналам. А раз Татьяна ничего не заподозрила, то работа была проведена качественно.

– Ты… – голос девушки стал сдавленным, а глаза опустились в пол, как у гимназистки на первом свидании. – Хочешь, я тебя отблагодарю? Ты ведь тогда… Нет, не так, а то еще подумаешь… Ты мне действительно нравишься. И я могу, ну, вроде как быть твоей постоянной.

– Ты чего? – улыбнулся Антон и взял девушку за подбородок. – Ну-ка прекрати! К тебе по-дружески…

Татьяна посмотрела на него удивленно, потом улыбнулась и вдруг доверчиво прижалась к его груди лицом.

– Я думала, что такое только в книжках происходит… – прошептала она.

Антон почувствовал себя очень глупо. Помедлив немного, он все же обнял девушку и погладил по голове.

– Я знаю, ты брезгуешь мной, – снова заговорила Татьяна.

Антон попытался оторвать ее от себя, чтобы посмотреть в глаза и сделать внушение, но девушка вдруг вцепилась пальцами в его рубашку так, что было не оторвать.

– Нет, ты не возражай! Я же вижу. Ты вон какой, ты меня тогда и позвал-то не для этого, а потому что пожалел. Я не знаю, чего это тебе втемяшилось, но я тебе так благодарна. А ты другой, ты не такой, как я, как эти… Ты светлый, чистый, ты и должен мной брезговать. Я бы сейчас все отдала, чтобы очиститься, чтобы…

– Какая же ты все-таки дура, – недовольно ответил Антон и все-таки оторвал от себя девушку. – Ты чего несешь! Ну почему ты думаешь, что между мужчиной и женщиной не может быть других отношений, кроме интимных?

– А я очень долго была там, где других отношений не бывает, – горько заметила Татьяна и обиженно уселась на стул возле старого круглого стола. – Я что должна думать, когда ты меня поселил тут, пришел ночью?

– Нет, не за этим, – покачал Антон головой. – Я пришел узнать, как ты поживаешь, чем тебе можно еще помочь. Человек я такой, понимаешь? Хожу по земле и помогаю людям.

– Как волшебник? – чуть улыбнулась Татьяна, переставая обижаться. – Нет, ты не волшебник. Ты, наверное, из полиции, только мне не говоришь.

– Вот придумала, – рассмеялся Антон. – Полицейские так не поступают, они хватают за шиворот и тащат в отделение. Или куда там у них принято?

– Тогда ты из тайного общества, – зловещим голосом прошептала девушка. – Общество по борьбе с проституцией.

Девушку начинало заметно трясти. Она постепенно стала ежиться, обхватывать себя руками, постукивать зубами.

– Опять начинается, – прошептала она. – Я сейчас, мне надо выпить лекарство. У меня есть. Мне сказали, что это пройдет, надо только продержаться хотя бы с месяц, а потом станет легче.

Девушка встала, полезла в сумочку, висевшую у входа в комнату на вешалке. Антон бросился помогать, потому что руки у Татьяны уже тряслись. Она выбрала из коробочки две таблетки, положила в рот, потом приняла из рук Антона стакан с водой и, стуча по стеклу зубами, выпила. Пришлось укладывать ее на кровать, укрывать пледом. Татьяна пыталась что-то говорить, но Антон приложил ей к губам палец и уселся рядом на край кровати. Девушка закрыла глаза, съежилась в позе эмбриона и мелко дрожала. Антон сидел, гладил ее по плечу и рассказывал, как он служил в армии и какие у них происходили забавные истории во время парашютных прыжков.

Он говорил, смеялся, а сам думал, что Татьяне еще повезло. Обычно ломка происходит гораздо страшнее. И с рвотой, и с диареей! А какие фантомные боли испытывают наркоманы в костях, в суставах! Но все это сугубо индивидуально, как Антону рассказали медики. Стаж у девушки небольшой, дозы она не превышала. В принципе, ломки можно медикаментозно погасить за неделю или дней за десять. Главное, потом не начать колоться снова, справиться с собой…

Прошло не менее часа, пока Татьяна не перестала наконец дрожать, пока не порозовело ее лицо. Она снова заговорила.

– Пока еще два раза в день ломает. Днем не очень, наверное, работа отвлекает, а вечером иногда так крючит, что хоть вешайся. Я на работе таблеток напьюсь, в бытовке спрячусь, как раз обеденный перерыв… Так и проходит. А вечером плохо. Но я держусь. Ты не уходи, посиди со мной немного. Ты так хорошо рассказываешь.

– Давай ты мне теперь будешь рассказывать, – предложил Антон. – Будем считать, что это профилактическая беседа. Чтобы тебя назад не тянуло. Расскажи, а какие они, эти девушки, что с тобой работали? Разные, наверное?

– Все мы разные, – слабым голосом сказала Татьяна. – И попадали на улицу все по-разному. Только у нас много общего: дуры мы все, верим в сказку, верим, что с нами чудо произойдет, жизни красивой хочется. А она бывает? Ты вот мне скажи!

– Конечно, бывает, – убежденно ответил Антон. – Ты представь себе, что на свете живут миллионы девушек, твоих ровесниц. Они после школы идут учиться дальше или сразу работать. И у каждой есть какая-то своя цель. Не фантастическая мечта, что ей принц на блюдечке поднесет весь мир, а мечта стать кем-то, мечта встретить человека, которого полюбишь, с кем создашь семью, родишь детей. Такова женская природа – хотеть семью и детей. И большинство понимает, что истинное счастье – это когда ты любишь, тебя любят, когда у тебя дом и близкие тебе люди, с которыми ты не просто живешь и думаешь одинаково. Ты дышешь с ними одинаково.

Татьяна не заметила, как голос Антона дрогнул. Он в этот момент вспомнил маму, свою жизнь, свою семью, которую у него отобрали. И говорил он сейчас о том, чего ему самому не хватало… Как бы его жизнь сложилась, если бы не эта трагедия с мамой? Кем бы он стал?

– Хорошо говоришь, – хмыкнула Татьяна. – Это про нас. Точка в точку. Я вот поверила одному, а он меня же подсадил на «дурь», да в это вот дерьмо бросил. А другие купились на предложения поехать на заработки за границу, как будто там своих официанток не хватает. И как будто за такую работу там миллионы платят. А есть, у кого просто паспорта забирают и заставляют работать. А потом уже индивидуально шантажируют. Кого просто бьют, кого пугают фотографиями, которые обещают родителям послать. Дуры мы, сами виноваты.

– А есть девушки, которые добровольно этим занимаются?

– Есть… Этим все равно, под кем ноги раздвигать. Эти лучше всех живут, этих шантажировать не надо. Им в кайф! Только они с нами не работают, у них свои бригады.

– И никак с этим не порвать? Ждать, пока из тебя все силы и здоровье до конца не выжмут?

– Это точно, – согласилась Татьяна. – Пока не выжмут, пока клиенты находятся на наше тело, до тех пор нас под них совать и будут. А потом… Я даже не знаю, куда мы потом деваемся. Наверное, домой возвращаемся, а может, в больницах подыхаем. А ты говоришь так, что можно подумать, будто у вас своя бригада, отдельная. Так Авария рассказывала…

– Какая бригада?

– По борьбе с проституцией.

– А кто это – Авария?

– Девка одна. Приходит и обрабатывает нас. Иногда в кафешки по отдельности заманивает, иногда так, прямо на улице, свои проповеди устраивает. Рассказывает о страшном конце нашей профессии, советами помогает, как отвязаться от всего этого. За эти недели трое сбежали по ее советам. Так и не нашли их. А хозяин прямо дерьмом исходит по поводу Аварии. Грозится поймать ее и прибить. Только она хитрющая! Наши быки с ней ничего сделать не могут. Несколько дней назад зажали ее в подворотне двое, а она как угорь верткая. Удрала!

– А как она выглядит? – спросил Антон, вспоминая девушку из «Бильярдного клуба», на которую так странно отреагировали Шило и Галопа.

– По-разному. Она же переодевается все время, макияж меняет, парики, одежду. А так… Высокая, стройная, фигура спортивная… Красивая. Очки темные не снимает почти никогда, говорит, что по глазам ее узнать легко, глаза запоминаются. А парики разные у нее.

Домой Антон вернулся около четырех часов утра. По раз и навсегда заведенному порядку, от которого он не отступал уже два года, Антон начал процедуру проверки. Учитывая условия его работы, а также результаты, вполне можно было рассчитывать на месть со стороны родственников и оставшихся на свободе подельников тех преступников в погонах и без них, кто сидит стараниями Антона сейчас под следствием, и тех, кто уже отбыл к местам лишения свободы. Могли выследить его и другие. Кто может подозревать в нем работника полиции, те, кто полагает, что он пытается внедриться в их ряды.

В подъезде было тихо. Антон проехал на лифте, как всегда, дальше своего этажа, а потом стал неторопливо и тихо спускаться по лестнице. Вот и дверь его квартиры. Сначала осмотр половичка. Лежит краем точно по трещинке на бетонном полу. Приподняв край половичка, Антон убедился, что «колбаски», скатанные из обычного пластилина, целые и не смещены. Значит, на половичок никто не наступал.

Теперь осмотр дверного проема. Ага, волосок на месте. Если дверь открывали, то он бы обязательно упал. Вставив ключ в замок, Антон отпер наружную дверь и присел на корточки. Тончайшая нить, увидеть которую можно только под определенным углом света, была на месте. Ее Антон никогда не снимал, а только аккуратно перешагивал, чтобы не порвать. Нить была лучшим индикатором.

Теперь можно наслаждаться безопасностью и покоем. Двери не открывали, датчик движения не срабатывал, сигнала и изображения на его мобильный телефон он не посылал. Но Антон все равно посмотрел вверх. Нет, датчик без сигнала. Если бы он срабатывал, то внизу мигала бы красная точка. Ну, и хорошо.

Первым делом Антон сунул с утра приготовленную тарелку в микроволновку и только потом присел к столу. Нужно было поскорее закончить еще одно дело. Изготовленные им пленки, с помощью которых он снимал отпечатки пальцев у нужных людей, требовали обработки.

Приложить обычный скотч к бильярдному шару, после того как его брал в руки интересующий тебя человек, или к стакану с пивом несложно. Сложно тут же отойти в сторонку, посыпать пленку черным графитовым порошком, чтобы проявился узор папиллярных линий, а потом защитить зафиксированный отпечаток вторым слоем пленки. Извини, друг, я твоими отпечатками займусь, а ты пока не скучай. Поиграй на бильярде один.

Так не скажешь! Тут нужна иная технология. Антон нашел нужный состав силиконового покрытия. Теперь работа была чисто техническая: приноровиться держать в ладони кусок пленки, выбрать момент, когда приложить ее к стакану, из которого пил Шило, а потом к стакану, из которого пил Галопа. Силикон уже высох, и он прозрачный. И теперь отпечаток с него снимать надо так же, как снимают его с руки живого человека. Нужно прокатать оттиск валиком и сделать отпечаток на листе бумаги. Но у Антона была более современная приставка к ноутбуку. Силиконовый оттиск, как и собственный палец, нужно приложить к сенсорному экрану, и компьютер сам снимет рисунок в цифровом виде. А связь с банком данных у Антона имелась через Интернет уже давно. Это было личное распоряжение Быкова.

Итак, оттиски ладони и четырех пальцев правой руки Шуры по кличке Шило. На кухне коротко звякнула микроволновая печь, сигнализируя, что разогрелся ужин. Но Антон уже был весь в нетерпении. Ладно, немного подождем… Потом можно еще раз разогреть. Программа ищет сходство… Ищет, ищет… Есть!

Четверо, с кем сходство отпечатков составляло более восьмидесяти процентов. Антон не стал сравнивать анкетные данные, а посмотрел на фотографии лиц, внесенных в базу данных ГУВД. Есть, Шило собственной персоной смотрел на него с экрана. Только он был наголо острижен и моложе лет на пять. Кто это у нас?

Александр Марьянович (отчество-то какое редкое – Марьянович!) Прохоров, 1985 года рождения, уроженец города Екатеринбурга. Судим по статье 113 УК РФ и статье 114 УК РФ. Что это за статьи? 114-я, кажется, превышение пределов необходимой самообороны, а 113-я… Антон порылся в поисковой системе и нашел. Нанесение тяжких телесных повреждений в состоянии аффекта. Отлично! Парень-то у нас впечатлительный, не контролировал себя, когда кого-то калечил. Да еще и защищался. Что-то не верится. Срок два года, отбывал в Свердловской области.

Ладно, а Галопа? Программа снова перебирала и перебирала варианты совпадений. Наконец она выдала всего два варианта. На первой фотографии был запечатлен юнец с костлявым длинным носом и фингалом под глазом. А на второй был Вова Галопа, и, что интересно, тоже с синяком под этим же глазом, что и у предшественника. Так, дактилоскопирован два месяца назад, когда доставлялся в участковый пункт полиции № 39. Подозрение в разбойном нападении. Видимо, дальше подозрений дело не пошло. Ну, что же, коль попадал в поле зрения полиции, это серьезно. Даже пальчики откатали…

Галопаев (теперь понятно, откуда «Галопа») Владимир Сергеевич, 1983 года рождения, не судим… адрес… связи… И все. Ну и этого достаточно. По крайней мере, есть установочные данные на обоих.

Довольный, Антон отправился мыть руки. Теперь можно спокойно поужинать, завалиться спать, а завтра вставать «чем свет». Завтра у него важное дело, завтра ему придется пообщаться с другими девочками, что «работают» на улице Щорса. И сделать это нужно как-то так, чтобы не попасться на глаза своим новым знакомым.

Включив телевизор на кухне, Антон уминал гречневую кашу с мясом и смотрел ночные новости. Ложка замерла у него в воздухе. Во дворе жилого дома в самом центре города найден труп девушки. Тело лежало за мусорными баками, обнаружили его бомжи. Личность устанавливается, но репортерам уже известно, что девушке на вид около двадцати лет, что на руках у нее следы уколов. Предположительно, что девушка была наркоманкой и умерла от передозировки. Следов насилия на теле пока не обнаружено.