Текст книги "Пьющие чудо"

– Ну что ж, Серёжа не приврал, – кивает отец семейства. На лбу его появляется задумчивая складка. – Вы, я так понимаю, тот самый Данил. И это – старатель?

Виновато развожу руками. Мол, да, старатель, что с этим поделать?

– Давайте я представлюсь, – говорит светловолосый. – Павел Дмитриевич Вург. Думаю, моё имя вам кое о чем говорит…

Данил кивает. Я также отвечаю лёгким кивком. Про Вургов я, конечно, слышал, но лишь краем уха. Земная жизнь в последние годы идёт мимо меня.

– Про Канву и вас… иллюзорщиков, я знаю. Про то, что девочка моя и мальчик туда, как вы говорите, ходят, я тоже в курсе. Ждал беды, честно говоря, вот и дождался.

Павел Дмитриевич выдерживает эффектную паузу, глядя куда-то сквозь нас:

– Руки у меня, честно признаюсь, длинные. Но до Канвы не дотягиваюсь. Не смогу найти обидчиков. Понимаете, к чему я клоню?

Мы, конечно, понимаем. Хоть я стараюсь сохранить на лице спокойствие, но внутри предательски ёкает. Если отец семейства не дотянется до нас через Канву, он дотянется здесь, на Земле. И мы только что запрыгнули в вырытую собственными руками могилу. Осталось только закопать.

– Мы не всемогущи, – отвечает Данил. – Мы рядовые иллюзорщики.

– Вот здесь вы или нагло врёте, или лукавите, – жёстко прерывает его Павел Дмитриевич. – Сын расписывал мне вас чуть ли не супергероями. К тому же… я несколько разобрался в вашей терминологии, быте… вы, Данил, мул. А он, – кивок в мою сторону, – старатель. Слаженная команда по отмыванию драгметаллов. Требования направлены в вашу сторону. Значит, не всё так просто.

Я негромко кашляю, пытаясь привлечь к себе внимание. На меня устремляется взгляд трёх пар глаз.

– Требования направлены конкретно в мою сторону, – говорю я. – Про Данила шантажисты ничего не говорили. И про Хо… Сергея тоже.

– Сына не приплетайте, – хмурится Павел Дмитриевич.

– Я стараюсь мыслить объективно, – отвечаю. – Думаю, дело не в нашей квалификации. А в социальном положении Сергея и Ани. Шантажисты заранее знали о том, кто вы, и что мы будем делать, стараясь избежать вашего гнева. Как видите, первую часть плана они успешно осуществили. С подлодки мы никуда не денемся.

Вург кивает. Лицо его становится чуть мягче:

– Не денетесь. И сделаете всё возможное. Надеюсь, не потому, что я угрожаю вам. А потому что вы порядочные люди, и не бросите девушку в беде.

– Мы уже начали над этим работать, – говорит Данил.

– Славно. Раз вы настоящие джентльмены, то нам, как плывущим в одной лодке, нужно работать сообща. Без утайки. Сможете? Я, чем смогу, буду содействовать. Дом, пища, деньги… что хотите. Только был бы результат.

Данил выжидающе смотрит на меня. Я хитро ему подмигиваю.

– Для полноценной работы мне нужно три вещи, – говорю Вургу. Павел Дмитриевич вопросительно вскидывает брови. – Эластичный бинт, кровать, и холодильник газировки. Справитесь?

Глава 3, часть вторая

«Выходя на дело, проверьте, полон ли багаж ваших знаний. Может случиться так, что вовремя прочитанная книга или услышанная история может оказаться полезнее кинжала или компаса»

Из блога Ткача

На кухне Вургов – как в хорошем баре. Здесь тебе и стойка с висящими над головой перевёрнутыми бокалами, и застеклённый мини-бар с эффектной подсветкой. Мы сидим друг напротив друга. Перед Данилом – толстая тетрадь в клеточку, передо мной – стакан с соком. Я катаю его, как футбольный мячик по гладкой столешнице, ловлю ладонью одной руки, даю пас другой.

Поднимаю глаза на сосредоточенные лица друзей и пленителя. Мы весь вечер обсуждаем тактику дальнейших действий. Вернее, обсуждают они, а я играю в стаканобол. Потому что бесполезно сейчас, когда ничего ещё неизвестно, а дневник мною не прочитан, строить планы.

За панорамным окном – непроглядная тьма ночи. Не любят Вурги лишней иллюминации, двор не освещают. Мне это импонирует.

– Итак, что мы имеем. Спящая Анна, смс от похитителей, ночной визит в квартиру старателя…

– Это не его квартира, – напоминает Данил. – Подруги, которая, кстати, тоже пропала.

– Верно, – вздыхает Вург. – Но записку оставила. Я бы не стал на этом зацикливаться.

Данил что-то записывает в тетрадь.

– А я бы стал. Фокс! Ты чего молчишь всю дорогу?

Лениво поднимаю глаза на циферблат настенных часов.

– Одиннадцать часов вечера, а мы ещё не канвиамши, – вздыхаю. – Рано пока расследование заводить. Сейчас одна теория, а практика – там. Правда, один вопрос не грех решить прямо сейчас.

Я, Данил и старший Вург, не сговариваясь переводим взгляд на Хому.

– Иду с вами, – вскидывается парень.

Молчим.

– Павел Дмитриевич, – говорю. – Можно начистоту?

– Можно, – говорит отец семейства, отчего-то избегая смотреть на сына.

– Хома… не хмурьтесь, мне, как человеку пропащему, удобнее так его называть. Так вот, Хома сейчас в первейшей зоне риска. Вы это сами прекрасно понимаете. Стукнуть зачарованной дубинкой могут и по нему. А могут и не стукнуть. Но помощь элементалиста нам сейчас очень бы пригодилась.

Хомяк сидит, понуро уставившись в столешницу.

– У вас есть ещё один элементалист.

– Кыша в этот навоз я не стану втягивать. К тому же он в курсе, и сам в историю с головой не полезет. Человек семейный, ему есть что терять.

Павел Дмитриевич прищуривает левый глаз. Я уже успел изучить небогатую мимику пленителя – сейчас Вург здорово взбешён.

– А Сергею нечего терять? Ты знаешь, сколько ему лет, парень?

– Постойте, – перебивает Павла Данил, – Фокс, кажется, о другом сейчас говорит.

– Именно, – киваю. – Без Хомяка-Сергея мы лишаемся стихийника. Шансы на успех падают. Хотя, видит Бог, я даже не представляю толком, чем нам придётся заняться. Расклад такой: вы будете следить, чтобы Серёжа не заходил в Канву, пока всё не утрясётся… ведь там его будут ждать. Скажите, как долго ваш сын продержится без Канвы? Как давно он туда заходит? Выдержит месяц?

Снова напряжённое молчание. Только Хомяк радостно цепляется за подброшенный мною спасательный круг:

– Я как-то раз две недели не заходил, после этого заболел…

Но Павел Дмитриевич его, кажется, не слышит:

– Вы собираетесь копаться там целый месяц?

– Откуда мне знать? – говорю я, разводя руками. – Канва большая. Мы, простые смертные, её границ не знаем. И всё это время нужно держать парня на цепи. Мы будем заходить и выходить, обсуждать, обмениваться мыслями, а Хома – сидеть рядом… вы знаете, что такое наркоманская ломка?..

Данил тычет мне в бок локтем:

– Фокс, не заговаривайся. Черту не пересекай.

– Данил Николаевич, всё в порядке, – тихо говорит Вург. – Я понимаю, о чём мне хочет сказать молодой человек. Подумаю. И Сергей… хорошо подумает. А пока идите в свою Канву, решайте вопросы.

Я первым соскакиваю с барного табурета. Хлопаю Данила по плечу.

– Вперёд, – говорю, – по койкам, верный товарищ!

* * *

Под потолком чадит светильник. Толстая струя дыма касается камня, коптит его, оставляя чёрные разводы. Иногда с деревянного держателя срываются искры, летят вниз, но до пола не долетают – гаснут.

– Кыш, ты бы хоть камни заменил, – говорю я, морщась от боли.

Сидящая возле меня Ната укоризненно качает головой, продолжает бинтовать руку влажными от мази тряпицами. На вид ерунда, но лечит – почти панацея. Жаль, Пряхи не спешат продавать чудодейственный рецепт. Вот и приходится с серьёзными болячками топать в город.

К счастью, у Кыша неплохие связи, и целители сами приходят к нему в дом. И вкус тоже неплохой. Ната – высокая темноволосая брюнетка. Формами создатель не обидел, одежду «на выход» она подбирает соответствующе. Видимо, это такой особый вид рекламы: на работу выходить в блузке с глубоким декольте. Чтобы красота природная радовала глаз и отвлекала от тяжёлых ударов по кошельку.

Девушка хороша во всех отношениях. Дело врача знает на «пять» – в этом сомнений нет, не зря Кыш, сам будучи медиком, к ней обращается. Только по-русски не понимает ни бельмеса.

– Я бы заменил, – бормочет Кыш. Элементалист сидит в кресле-качалке, кутается в плед. Зубы сжимают мундштук трубки – по комнате плывёт приятный аромат. – Кабы бы мне их кто принёс.

Камушки для светильников добыть просто. Если обладать достаточной степенью везения. Стоит выйти ночью на болото, развести костёр – они сами придут к тебе в руки. Вернее, прилетят. Но главное не это… Болотные огоньки – твари злющие, бьют своих без разбора. И горе-иллюзорщика могут отправить на землю. Или оставить пару серьёзных ожогов.

Если не изловчишься полить огонёк водой. После банных процедур он становится мирным, послушным камнем. Такие штуковины часто используют вместо ламп – главное, не забывать вовремя окунать их в бадью с водой. Иначе рискуешь обзавестись жгучим паразитом, и, в конечном итоге, лишиться дома. Спалит к тропосам.

Ната, завершая перевязку, нажимает чуть сильнее чем следует – я дёргаюсь от боли. Девушка улыбается, что-то бормочет себе под нос на португальском.

– Чего она?

– Говорит, что если бы не Аня, ни за что бы не пошла сюда из-за такой пустяковины, – отвечает Кыш, выпуская под потолок облачко дыма.

Невольно перевожу взгляд на кровать, стоящую посреди комнаты. Аня, как и её двойник на Земле, мирно спит. Разве что выражение лица из ангельски-беззаботного стало серьёзным. Возле неё, на лавке, сидят Хома и Данил.

В тусклом свете выражения лиц кажутся мрачными, но я знаю: парни просто устали. Мы уже второй день бьёмся над треклятым дневником. Мозги приходится напрягать всем четверым.

И вот почему.

Записная книжка, подброшенная нам «работодателями», оказалась занятной вещью. Автор на протяжении вот уже сорока страниц трудится над проблемой превращения золота в Чудо. Неизвестный нам старатель едва ли не каждую запись ставит опыты, пока, правда, безуспешные. Мы бы разобрались с документом гораздо быстрее, не будь у автора ужасного почерка – даже Кышу его разобрать не так-то просто. Для меня и Данила он вообще не читаем.

– Кстати, – вдруг вспоминает старший элементалист. – Я со всей этой мутью совсем забыл кое о чём тебе сказать.

– М?

Придирчиво проверяю, плотно ли сидит повязка. Португалка забинтовала на совесть – не могу даже кистью пошевелить.

– Тебе передаёт привет маленький мохнатый друг.

Хомяк с Даном удивлённо переглядываются. Меня словно молнией ударяет: а ведь верно, фрик! Совсем про него забыл!

– Имп, которого вы мне привели, – говорит Кыш, откладывая трубку в сторону. – Твердит о старателе и своём «шаманамэ». Раз даже брякнул, что их ватажка без культурного диалога не уйдёт с моей земли. После всего этого у меня назрели два крупных вопроса. Первый: какого тропоса, и второй: давно ли ты с фриками на короткой ноге?

Здоровой рукой достаю из-за пазухи часы. Нажимаю на кнопку – крышка откидывается. Считаю.

– Меньше двух суток. Что ж, внемли. Не успели мы отойти и на километр от башни…

Кыш слушает внимательно. Иногда качает головой, хмурится, что-то обдумывая.

– Сроду за импами такого не водилось, – говорит он. – Очень необычно.

Мы, не сговариваясь, смотрим на спящую Анну. «Станем говорить, когда дела будут завершены». Дел мы наворотили – это факт. Завершили – вряд ли.

– Надо бы этому импу одно место под хвостом прижечь хорошенько, – задумчиво произносит Кыш. – Может, выложил бы чего интересного про ваших работодателей.

– Не поймаем, – ухмыляюсь. – Хитрые, черти. Пока собираем добровольцев, копытных уже и след простынет.

Кыш выбивает пальцами дробь по дереву подлокотника.

– Верно, – вздыхает он. – Что ж. Что сказать могу? Читайте книжку, зализывайте раны, а потом ищите этого… шамана. Такое ощущение, что вас в тиски взяли. Тут – ловкачи в хамелеонках, там – фрики с разговорами. Ни шага в сторону.

– Есть ещё верх и низ, – говорит Данил. – Справимся.

Дверь с деревянным стуком закрывается. Это вышла Ната. Как всегда, не прощаясь.

* * *

Дан сосредоточенно сопит над бумагой. Кыш так же сидит в кресле. Одной рукой небрежно держит дневник, читает вслух. Данил послушно записывает. Я в который раз пробегаю глазами по тексту, жду, когда к рукописи добавится ещё пара листов.

Моя задача – отсортировать записи так, чтобы выстроилась чёткая последовательность взлётов и неудач автора. Работа кропотливая, но не зряшная: ценную информацию, в крайнем случае, можно будет продать.

«2 июля, шаг четырнадцатый. Есть первые подвижки: золото тает, обращается в медь. Возможно, стоит проводить ритуал обращения в месте, где было украдено Чудо».

«5 июля. Удалось выкупить браслет. Прежняя хозяйка уверяет, что золото добыто в Мраморном карьере пять лет назад. Женщине можно верить – иду по следу».

«10 июля. Карьер заняло стадо щетинников. С десяток поросят и четыре взрослых особи. Собираю отряд».

«21 июля, шаг пятнадцатый. Теория о том, что, возможно, рождение чуда напрямую связано с местом, где его добыли, не подтверждается. Результат, как и прежде: золото удалось обратить в медь. Не более того. Хотя нельзя исключать факта, что прежняя владелица металла что-то перепутала».

Вздыхаю. Упорству неизвестного старателя можно только завидовать. Рисковать жизнью, тратить время на то, чтобы подтверждать уже десятую теорию – это надо быть действительно идейным человеком. Хотя в дневнике автор не объясняет, ради чего всё задумано, я, как прагматик, думаю – ради денег.

Фермерам нужно Чудо? Пожалуйста! Проблемы с фриками? Можно помириться!

– Кыш! – говорю я.

– …отправляюсь в… – элементалист морщится, недовольно смотрит на меня. – Чего?

– Никак не могу найти тот момент, где старателю удалось превратить золото в медь первый раз. Описания что, нет?

Кыш смеётся:

– Нет, конечно. Здесь половина страниц с корнем выдрана. Что ты как маленький – не будут с тобой «работодатели» секретом делиться. Коммерческая тайна!

Снова погружаюсь в чтение. Так, промах за промахом, я, вместе с неизвестным автором прохожу нелёгкий путь, длиной в долгих три года. Триста семь «шагов», иногда безумно смешных, иногда – смешных до безумства. Автор предпочёл оставить имена друзей в тайне, обозначая их скромными заглавными буквами с точкой на конце.

Таких А., Е., Г., и прочих – скопилось на три алфавита. Причём, следуя из контекста, ясно, что многие из них – не последние в Канве люди. Я по памяти начал перебирать старателей, могущих подойти под описание человека с подобными связями, богатством и влиянием.

Саша Гойл, Голубоглазка… морщу лоб, пытаясь вспомнить ушедших на покой старателей. Ещё Серый Волк из русских. Этот, в своё время, отмыл целую тонну золота. Живёт теперь припеваючи в собственной крепости. Поговаривают, что на земле он себе отстроил точную копию иллюзорного замка.

В уме отсеиваю тех, кто не стал бы рисковать, ставя опыты: характер не тот. Так, или раз так, получается, что из ныне живущих никто превращать золото в Чудо не умеет. Шила в мешке не утаишь. Значит, нужно перечислять личностей легендарных. Тех, о ком правда скрыта за ширмой времени.

И первым на ум приходит…

– Ткач, – полушёпотом говорю я. Вскакиваю с места – на пол, вальсируя, падают листы. – Я – тупица! Ткач же!

Дремлющий облокотившись на столешницу Хомяк испуганно дёргается. Локтем задевает баночку с чернилами. Та скачет по струганным доскам, оставляет на заполненных убористым почерком листах уродливые кляксы. Данил неверящим взглядом смотрит на миниатюрный хаос, кулаки его начинают сжиматься. Перо переламывается в ладони. И секунду спустя обломки летят в меня.

– Твою мать, Фокс! – произносит сквозь зубы Дан. – Припадошный!

– Извините, – бормочет Хомяк, тщетно пытаясь оттереть ладонью чёрное пятно с локтя куртки.

Кыш терпеливо откладывает дневник в сторону, не забыв заложить страницу тонкой щепкой. Теперь все трое смотрят на меня. С интересом.

– Женя накорябала в том письме… Дан, я показывал тебе, помнишь?

– Помню, – кивает Данил. – И его ты тоже заляпал.

– …она написала между строк. Так, чтобы нельзя было сразу увидеть «..ач». Женя имела в виду Ткача! Того самого!

Кыш, закусив губу, откидывается на спинку кресла. Элементалист, кажется, сразу понял, что я хочу сказать.

– Причём здесь Ткач? – непонимающе хмурится Дан.

– Это его дневник, – говорю я. – Мы сейчас его путь проходим!

* * *

Попросите любого иллюзорщика рассказать красивую легенду Канвы. Невероятную, романтичную. Или мрачную и жестокую. Затем ещё одну. И ещё. Зуб даю: все они так или иначе будут связаны с Ткачом.

Я думаю, что дело здесь не в каких-то особых качествах человека-легенды. Просто он, как и ему подобные, был первым. В прямом смысле слова. Первые иллюзорщики, из тех, кто вовремя подсуетился, обладали могуществом, недоступным современным канвианцам.

Ткач – один из успешнейших старателей. Один из отцов-основателей столицы, личность противоречивая. Слишком уж часто в легендах он выступает на стороне фриков. А рядовые иллюзорщики, напротив, от его действий страдают.

Чего стоит сказка про Колодец Синего бора.

Группа поселенцев решила обжить место рядом с источником Силы. Недалеко от Столицы, всего-то три дня пути. Тамошнее Чудо – подземный родник, исполняющий желания. На просьбы вселенских масштабов водичка, конечно, не отзывалась. А вот на мелкие, вроде двойного удоя, богатого урожая – пожалуйста. И быть деревеньке процветающим городом, кабы не Ткач.

По легенде, старатель заявляется к поселенцам посреди ночи, просит их уйти с насиженного места. Мол, Чудо это злое, добра от него не дождёшься. Надо всего добиваться руками, а не через джинна из колодца. Иллюзорщики над ним смеются, гонят прочь. Ткач приходит к ним ещё три раза – его выставляют за порог.

На четвёртую ночь в ворота деревни ломится целая орда фриков – их вопли слышат жители соседних селений, видят всполохи. С рассветом самые храбрые отправляются к соседям, узнать – как они там. А когда приходят, видят, что ворота распахнуты настежь, и «нет никого, ни живого, ни мёртвого». Воды в колодце тоже нет. Лишь на дне – горсть медных монет.

Если прогуляться по сети, можно найти целые сборники канвианского фольклора, и в каждой второй сказке будет присутствовать Ткач. Иллюзорщики видят его как воплощение местных сил природы. Иногда ласкающее, благодарное. Иногда – карающее.

А ещё в интернете можно наткнуться на «блог Ткача». Сетевой дневник, который якобы вёл самый известный старатель. По факту это – сборник нехитрых мудростей, наставлений начинающему иллюзорщику. На него частенько ссылаются форумы для новичков. Чего греха таить, и я в своё время распечатывал его, зачитывал до дыр.

Предвижу вопрос: что случилось с Ткачом? Любители сказок и страшилок истово верят, что он до сих пор бродит где-то по тёмным лесам, издалека следит за людьми, чтобы те не сотворили с Канвой того, что сделали с Землёй.

На самом деле Ткач, как и все из его поколения, либо погибли, либо перешли в абсолютники.

Другого пути у иллюзорщика нет, будь ты хоть четырежды легендой.

* * *

– Неужели он был русским? Я думал, британцем.

– Скорее Норвежцем.

Кыш подбрасывает в камин поленьев. Огонь затухает, комната погружается в полумрак – света от камней почти что нет. Затем пламя охватывает угощенье, по глазам бьёт нестерпимо-ярким светом. Недовольно щурюсь.

– Это всё домыслы, – качает головой Данил. Он закрывает лежащую на столе тетрадь. – Голая теория.

– Как посмотреть, – говорю. – Мраморный карьер, тот, о котором я думаю – это в двух шагах от Столицы. Чтобы в нём жили щетинники? Нет. Кабанов можно встретить около границ, но никак не рядом с людьми. Пугливые.

– А то мало в Канве карьеров, – морщится друг.

Кыш негромко покашливает. Мы устремляем на него взгляды. Элементалист, опершись о стену плечом, держит в руках дневник. Смотрит на нас, хитро ухмыляясь.

– Меж тем, кажется, Фокс не промахнулся. Слушайте, что пишет наш аноним в конце…

* * *

«Шаг триста тридцатый. Третий Узел мною ликвидирован. Энергию вливаю в золотую бляшку. Настал черёд умереть четвёртому Узлу. Как только нити, замкнутые на бляшке, будут распущены — Канва падёт. И зло, которое она несёт, пресечётся.

Теперь, когда до победы всего шаг, я в который раз задумываюсь: всё ли правильно рассчитано? Так ли я понял замысел Канвы? Может, Р. права? Вдруг наши души для неё – не пища и материал? Вдруг то, что произошло – случайность, катастрофа двух планов бытия?

Но что бы ни говорила Р., правда за мной. За нами. Мы, люди разумные, не должны нести бремя чужой катастрофы».

«Шаг триста тридцать первый. Команда рядом с логовом Узла. На этот раз основа приняла форму обра. Тварь крепкая, сообразительная. Но мы его переиграем. В. считает, что приступом, группой в семь человек, взять логовище не выйдет, нужна поддержка. Разумно. Но я чувствую, что время моё подходит к концу – Канва не хочет отпускать меня без боя.

Уговариваю бойцов начать штурм с рассветом. Настрой – пораженческий».

«Шаг триста тридцать первый. Как и ожидалось – вся группа погибла. Даю один день на восстановление, два – на сбор добровольцев. В идеале нужен месяц, но, боюсь, такой роскоши от Канвы я не дождусь».

«Почти на месте. Договариваюсь с Ч. на случай, если меня не станет. Бляшку спрячет он. Не сомневаюсь: найдутся старатели, могущие распустить несложный узор».

«Шаг триста тридцать первый. Положение ухудшилось. Канва как будто чувствует наш замысел: с вечера погода испортилась. Теперь льёт дождь. Гать возле болота затопило – придётся идти другим путём».

«Застряли возле Северного хребта. И здесь потоп – сошёл сель. Половина команды слегла с неизвестной болячкой. Припарки не помогают».

«Выйти получилось с пятидесятой, кажется, попытки. Ненавижу тебя, Канва».

«Остались только я, Р. и Ч. Разбили лагерь в четырёх километрах от логовища. Даже отсюда слышны вопли летунов. Так далеко прошли, стоим у самого порога Освобождения. Но двинуться не можем. Как глупо».

«Шаг триста тридцать… уже не важно. Я не могу выйти из Канвы. Не получается. Кажется – конец. Уже и с мозгами что-то не то. Итак, старатель! Я знаю, ты найдёшь эти бумаги. Пусть их качество будет для тебя доказательством – что это был мой путь, путь Ткача. Я смог пронести его через барьер сплетений. Я смог расплести Канву, хоть немного. И ты сможешь. Поймёшь. Я верю».

«Забыл сказать про Ч. А что хотел? Не знаю. Рыть – копать. Земля сырая. Огонь – жжётся. Расплести…».

* * *

Кыш закрывает дневник, широким шагом подходит к столу, книжечка ложится рядом с бумагами, словно подытоживая: утомительная дешифровка закончена. Теперь настало время думать. И делать выводы.

В комнате висит тишина, нарушаемая лишь треском поленьев в очаге. Я сижу, скрестив пальцы возле переносицы. Данил смотрит на мирно спящую Анну. Кыш мечется по комнате: хватает трубку, берётся её набивать, но половина табака сыпется на пол, и элементалист, корча недовольную гримасу, бестолково вертит люльку в руках.

– Фокс, а разве ты умеешь делать золото… наоборот? – наконец спрашивает Хомяк.

Я молча улыбаюсь. Кыш замирает на полушаге. Мундштук вновь устраивается у него в зубах. Стихийник пытается затянуться, не замечая, что в трубке нет заправки.

– Умеешь? – не сводя с меня взгляда, спрашивает он.

Вздыхаю:

– Нет, конечно. Поверили, да?

– На секунду…

И снова молчание. В глазах друзей вижу немой вопрос: «раз не умеешь, тогда какого тропоса к тебе прикопались работодатели?». Напряжённо думаю: где я мог просчитаться, сболтнуть то, что могло натолкнуть шантажистов на такую мысль. По всему выходит, что нигде. Я не из говорливых. Да и не любят иллюзорщики болтать со старателями.

О чём говорить с вором? Пусть даже с таким полезным?

Положа руку на сердце, скажу, что я – не из самых результативных старателей, что добывают по килограмму золота в месяц. Но и не аутсайдер. Твёрдый середнячок. Многое в нашей нелёгкой работе зависит не от местных талантов (прядильщика), а от дара, поднесённого природой ещё на Земле. От дара коммуникабельности. Не каждому старателю удаётся попасть в слаженную команду, ужиться в ней.

Мне посчастливилось связаться лишь с Данилом и Кышем. Но для успешных вылазок троих мало. Вот у Ткача была правильная группа – семь человек. Довольно грозный противник для зверей и фриков. Но собрать такую – великое дело.

Кажется, приходи в город, болтайся неделю в питейных – найдёшь себе хоть двадцать молодцов. Из новичков.

Найти-то найдёшь, без труда. Но толку от неподготовленного иллюзорщика в поле – ноль. Возьмём Хомяка, для примера. За один поход едва не сорвал операцию дважды. А теперь представим, что таких элементалистов человек пять…

К тому же едва ли не самое главное в работе бродяг – это заметать следы. Сколько ни прячь от хитрых глаз фриков лагерь, за день «лопухи» так нашумят, что покойники на кладбищах абсолютников начнут скрежетать зубами во гневе.

Подводя итог: я не легендарный старатель, не мастер добычи металла. Повода на подозрения в редком даре, как у Ткача, тоже не давал. И с фриками дружбы до позавчерашнего дня не водил.

Если всё так, то почему я?

– Абсурд, – говорю. – Какая-то дикая подстава. Если кто-то на меня наговорил… то «работодатели» должны быть полными кретинами – зажимать человека на Земле, не пробив толком справки о нём.

Кыш, сумевший, наконец, набить трубку, выдыхает облачко сизого дыма.

– Идиотизму нет предела, – говорит он. – Но мне кажется, ваши злодеи не из этой породы. Выступили перед вами клоунами – да, но у них явно непростые связи и там, и здесь.

– Угу, – кивает Дан.

– Хамелеонки мрен добудешь, дырки эти, опять же – чертовщина, даже не слышал о них, – продолжает элементалист. – И на Земле Фокса здорово зажали. И на хвост богатенькому папке не побоялись встать. Не простые они, нет…

Запускаю пятерню в волосы, морщу лоб:

– Чего ж им надо?

– Ясное дело, чего. Нам покойничек Ткач расписал все чётко и понятно. Так, мол, и так, хочу разнести Канву. Значит и вашим ребятам того же нужно. Всё остальное – тайна, покрытая сами знаете чем.

– Шоколадом, – вскидывается Хомяк. На лице парня – грустная улыбка.

Смеёмся.

– Если бы шоколадом, – бормочет Кыш. – Фокс не бегал бы, как наскипидаренный. Короче говоря, как ни пляши, тебе надо связаться с «работодателями», и всё обговорить.

– Они шлют сообщения туманного содержания, какие могут быть разговоры? Не удивлюсь, если, когда я позвоню, они со мной стихами заговорят.

– А пусть говорят, – кивает элементалист. – Это их форма конспирации. Вам сейчас нужна любая информация, пусть даже такая. И попытайся выцепить свою Женю. Ясное дело, что она в курсе событий – не зря ушла по-английски. – Кыш молчит, глядя куда-то сквозь меня. – Вообще, ты не задумывался, что стиль её записюльки очень похож на стиль «работодателей»?

– Бред, – говорю. – Она…

И осекаюсь на полуслове. А почему, собственно, бред? Если наши террористы желают уничтожить Канву, «как завещал великий Ткач», то почему бы этого не пожелать и Жене? Мотаю головой, отгоняя шальные мысли: ерунда, нет у подруги мотива ввязываться в подобную авантюру. Она человек мирный.

– У неё нет причин, – отвечаю. Тон получается неуверенным.

Друзья это чувствуют, переглядываются, грустно ухмыляясь.

– Что? – недовольно спрашиваю я. – Она не из активистов. Существо мирное.

– У женщины может быть тыща причин развязать баталию, – туманно говорит Кыш. – Лишь бы овчинка стоила выделки. Думай, Фокс. И – ушки на макушке.

– Я, как ни верчу ситуацию, не вижу… – пытаюсь возразить.

Элементалист останавливает меня жестом. Вынимает изо рта трубку. И, указывая в мою сторону мундштуком, говорит:

– Самая главная у них причина – любовь, мой юный друг. Говорю же – думай…

* * *

Открываю глаза. Надо мной чужой потолок, с вензелями псевдолепнины по углам. И свет, пробивающийся через плотную ткань штор, другой, непривычный.

Не люблю выходить из Канвы в малознакомом месте. От этого потрясение, которое испытывает мозг, только усиливается. Ведь ему и так немало достаётся: смена одного мира на другой – не шутки.

По привычке, стараясь не шуметь, разминаюсь, иду в ванную – приводить себя в порядок. Минут десять разбираюсь с хитрыми смесителями. Наконец, удаётся создать нужную температуру воды.

После душа спускаюсь вниз, в столовую. Ещё с лестницы чувствую манящий аромат кофе. Меня ждут.

Барная стойка завалена кучей бумаг. Но место для тарелочек с тостами и непривычно маленьких чашечек – нашлось.

Троица: Дан, Хомяк и Павел Дмитриевич приветствуют меня кивками.

– Что-то ты долго.

– Душ принимал, – говорю я. Усаживаюсь на высокий табурет. – Что у нас на повестке дня?

– Твой телефон, – говорит старший Вург. Сегодня он в простенькой рубашке с коротким рукавом, брюках без ремня.

Замечаю на оголённой коже рук кляксы шрамов. Да, татуировки не так-то просто смыть с тела, особенно если делались профанами. Впрочем, этот факт я почти сразу выбрасываю из головы: мало ли чем занимался человек в молодости. В конце концов экономическое прошлое нашей страны не было радужным, и тёплые места занимали люди разного толка…

– Мой телефон выключен, – говорю.

– Вот именно. Данил предлагает включить, пересмотреть смс, и… попробовать дозвониться до наших шантажистов.

Приходится идти за курткой. Через минуту всё готово. Симка занимает место под аккумулятором, телефон с оптимистичной мелодией включается.

– Нас могут вычислить, – предупреждаю.

На экране – значок поиска сети. Совсем немного – и мы увидим новые «приветы» от «работодателей». А может, и не увидим: вполне возможно, что после моего бегства они решили пренебречь этой формой связи.

– Пусть, – говорит Павел Дмитриевич, недобро ухмыляясь. – Им бы волноваться, чтобы я их не вычислил…

Мобильник пищит дважды: всё-таки пришли сообщения. Первое – до меня попытались дозвониться родители. Что ж, надо перезвонить. Во всей этой суматохе совершенно забыл о них – стыдно! А вот второе, как ожидалось, от шантажистов.

«Добрый день, старатель! Ты, верно, ломаешь голову над задачей, которую мы тебе задали. Но не сердись. Так надо для нашего с тобой общего дела. К тому же думать полезно. С тобой хочет поговорить один элемент Канвы. Поговори. Если что неясно – звони. Передавай привет Ч. и своему могущественному другу.

P.S. Не смей мучить, или убивать Ч. – иначе девушка умрёт.

Щедрые работодатели».

– Я заберу твой мобильник, – говорит Павел Дмитриевич. Натыкается на мой ироничный взгляд, добавляет: – Пожалуйста.

– Забирайте, – отвечаю.

Глава семейства Вург с мрачным видом забирает аппарат, удаляется наверх – мы слышим, как скрипят под его весом ступени.

– Сегодня войдём в Канву раньше обычного, – после непродолжительного молчания вздыхает Данил. – Мы решили, что теперь основное наше поле деятельности там. С делами Земными разберётся Павел.

Удивлённо вскидываю брови.

Интересная у нас команда! Всё продумали – один я остался за бортом.

– Вы решили? А как же реальная жизнь? Моя жизнь, дружище? – спрашиваю. – Или мне махнуть рукой на университет, родных? А ты? Неужели ты не боишься Канвы? Сам знаешь, чем грозят частые входы. «Работодателей» нам с тобой бояться нечего, они нас не убьют. Здесь, по крайней мере. Глупо бежать от стихии. Такие люди, как они, не боящиеся могучего Вурга, и есть самая натуральная стихия.