Текст книги "Танец с Клинком"

– Ты хочешь сказать, что сделал мне предложение по телефону?!

Скакнувшие вверх интонации звенящего сталью голоса не предвещали ничего хорошего.

Плавно крутанув кистью, я попытался закончить спектакль – поймал винтовку за ствол, дёрнул на себя и сделал шаг ей навстречу, подныривая под цевьё винчестера. Грохот неожиданного выстрела в гулкой прихожей снятого Алексой дома прозвучал особенно раскатисто и оглушающе. Моё левое ухо протестующе отозвалось болью и зазвенело. А летящий в лицо приклад сверкнул серебром оковки и угодил мне точно в лоб.

До-о-о-он-н-н-г! «Доспех духа» не сумел защитить до конца – голова мотнулась, протестующе застонали шейные позвонки, а глаза собрались в кучку на переносице. Иначе я не понимаю, как мог получиться такой причудливый ракурс. Моя фурия посчитала один удар недостаточным и от всей души приложилась прикладом ещё раз, выбрав целью челюсть. И я упал на одно колено, в последний момент опершись на правую руку. Упал и тут же вскинул голову, обращая на неё разъярённый взгляд.

Кажется, она что-то кричала. Разметавшиеся в разные стороны жемчужные волосы, пылающие багрянцем чёрные глаза, приталенный и распахнутый на груди мундир, демонстрирующий расстёгнутую блузку.

Кровь вскипела. Издав нечленораздельный рык, я рывком преодолел разделявшие нас пару шагов и… нарвался на встречный удар коленом. Холодный, расчётливый и безошибочно точный.

Прокатившись по паркету практически до самых дверей, я перестал себя сдерживать и на ноги поднялся уже облачённым в чернильную дымку «покрова тьмы». Поднялся и, хрустнув шеей, метнулся вперёд. Разум временно уступил бразды правления. Меня вели инстинкты. Древние, как само человечество.

Багровое свечение вокруг её силуэта обрело очертания полупрозрачных, изящных рыцарских доспехов, и навстречу мне ринулась воительница. Пылающие алым глаза, обнажённые в оскале и как будто удлинившиеся верхние клыки, холодная мраморная кожа.

Паркет под нашими ногами трещал и ломался. Столкновение вызвало мощную ударную волну, взломавшую штукатурку на стенах прихожей. С трудом остановив раскрытой ладонью её кулак в багряной рыцарской перчатке, я на мгновение остановился. Замер, будто в нерешительности. Дал последний шанс.

Наивный… Имперская служба безопасности всегда учит своих офицеров на совесть. Особенно потомственных.

Она била уверенно и хладнокровно, безжалостно и дьявольски быстро, беспрестанно наступая и не давая шанса выйти из глухой обороны. Мне оставалось только уворачиваться, сбивая её удары, или жёстко блокировать, обновляя то и дело слетающий «стихийный покров». Первое замешательство прошло только спустя полминуты её натиска. За это время Алекса дважды отправляла меня в нокдаун, пока я не приноровился к её стилю. И тогда схватка пошла на равных.

Сделав вид, будто она «провалилась» после тяжеловесного хука левой, девушка скрутила корпус, разворачиваясь на одной ноге, и, вложив в удар набранную разворотом инерцию, попыталась вновь пробить мою челюсть. Бэкфистом. С её точки зрения, я никак не успевал отреагировать, разве что успел бы напитать «покров» дополнительной энергией. И в принципе, она была права. Разве что…

Я просто разом высвободил всю энергию из замкнутого контура своей защиты, грубо разорвав связующие точки плетения техники. Толчок хлынувшей во все стороны энергии можно сравнить с ударом автомобиля, врезавшегося в человека на скорости порядка восьмидесяти километров в час. Алексу отшвырнуло от меня как невесомую игрушку. Короткий полёт эсбэшницы остановила только дальняя стена прихожей.

И без того изрядно потрёпанная отголосками нашей схватки, после столкновения стена обзавелась новыми каньонами трещин, но устояла. А вот девушка, оставив приличных размеров выбоину, бессильно рухнула на пол у её подножия. «Латы Цепеша» угасли, исчерпав потенциал защиты, и на мгновения Алекса оказалась совсем беззащитной. Но это не значило, что она готова сдаться. И когда её взгляд вновь устремился на меня, в нём не было ни тени покорности. И на самом их дне я наконец-то смог уловить плескавшуюся в них обиду.

– Прости меня. Мне следовало поступить иначе. – Преодолевая звон в ухе, я старался не морщиться и говорить тише, но всё равно слова прозвучали в наступившей тишине слишком громко. – Но я люблю тебя. И ты будешь моей. Без вариантов.

Опустившись на раздробленный паркет рядом с ней, я нежно провёл кончиками пальцев по её щеке, отодвигая пряди жемчужных волос в сторону. Девушка вздрогнула и непонимающе распахнула глаза, когда я придвинулся ближе, подминая её под себя и укладывая на спину. Кровь бурлила. Кипела. Требовала.

– Лео, ну не здесь же… – протестующе пискнула Алекса, слыша треск пуговиц мундира и блузки. Но губы её были покорны и слегка приоткрылись навстречу моим, шепча напоследок: – Сволочь…

Воспоминание дрогнуло и развеялось. Приоткрыв смежённые веки, я стряхнул с себя остатки дремоты и улыбнулся. Алекса поставила на столик пиалу и, растрепав мои волосы, вернулась к плите, не забывая провоцирующе покачивать бёдрами. Тонкий шлейф аромата корицы и гвоздики, смешанный с отчётливыми нотками вина, привлёк моё внимание и спустя несколько секунд я уже грел ладони, не решаясь продегустировать незнакомый мне напиток.

– Это глинтвейн, Лео. Согревает душу и расслабляет, – сказала Алекса, заметив, что я продолжаю медитировать над пиалой и вдыхать её ароматы. – Пей. Я почти закончила. Только не засыпай больше. У меня на тебя планы…

Осторожный и недоверчивый глоток не разочаровал. Ощущая, как внутри распространяется тепло, я расслабленно откинулся на спинку диванчика, вытянул ноги, укладывая их на сиденье дивана, и словно скинул с себя тяжесть прошедшего дня.

Умиротворение. Расслабленность. Покой.

Маленькое, тихое и уютное счастье. Но, увы, мимолётное…

Глава 2

С раннего детства Алекса предпочитала спать у стены. Мучаясь от бессонницы, она частенько бездумно водила по обоям указательным пальцем, повторяя очертания нарисованных мультяшных зверьков. Ей нравилось придумывать им имена и характеры. А как она протестовала, когда отец задумал сделать в её комнате ремонт и тем самым лишить маленькую девочку первых и самых верных друзей! Протестовала, отчаянно защищая тех, кому она доверяла все свои тайны.

Ведь среди сверстников не отыскалось желающих дружить с Окаянной. Порой дети бывают значительно более жестоки, чем взрослые. Она всегда чувствовала себя чужой среди своих.

Грустно улыбнувшись воспоминаниям детства, Алекса провела кончиками пальцев по стене перед собой – по острой листве и выпуклым стеблям зарослей бамбука; повторила изгибы искусно изображённой россыпи валунов по краям бурлящего белой пеной ручья; погладила вздыбленный загривок белогрудого медведя, нависшего над пойманной им рыбиной…

Она только начинала понимать, почему Леон назвал это место своим настоящим домом. Убранство его комнаты дышало заботой, создавая для потерявшего всё парня уголок спокойствия и уюта. Здесь его любили. По-настоящему.

Леон тревожно дёрнулся во сне. Его рука на талии Алексы ощутимо напряглась, подтягивая почти выскользнувшую девушку обратно. Прижавшись спиной к его груди, она успокаивающе прикоснулась к его предплечью. Парень что-то неразборчиво проворчал сквозь сон и снова расслабился, оставив её наедине со своими мыслями.

Слишком много мыслей… Противоречивых, создающих путаницу и ввергающих Алексу в смущение. Всегда холодная и сдержанная, как и полагается офицеру ИСБ, рядом с Леоном она становилась совершенно другой – чувственной, пылкой, искренней и порывистой. Впервые в жизни ей по-настоящему хотелось чем-то делиться с другим человеком. Делиться и узнавать его, постепенно подпуская всё ближе и ближе. Она доверяла ему, а он ей…

Но от этого не становилось легче. Скорее наоборот. С тех пор как она вернулась из столицы, минуло уже две недели. И с каждым днём приказ начальства становился всё более невыносимым.

– Привяжи его к себе, Бладштайнер. Привяжи и обеспечь лояльность империи. Любыми способами! – сказал тогда шеф отдела по контролю над иностранцами. – И проследи, чтобы он наконец-то принёс присягу! Иначе мы сами приведём его к ней!

Алекса вздрогнула и прижалась к Леону ещё крепче, словно пытаясь укутаться в его объятия, спрятаться от этих воспоминаний и согреться. На несколько секунд она обрела спокойствие и умиротворённость.

Но мысли не успокоились и лишь сменили русло. Слишком много мыслей… Должна ли она рассказать? И как это сделать, чтобы он не оттолкнул её от себя? Его характер…

Девушка даже поёжилась, представив его неистовство и злость. Ей уже доводилось ощущать их – как со стороны и издалека, так и «изнутри», повторно проживая некоторые эпизоды из жизни Леона. Например, его недавний инцидент с Иланой.

Алекса тяжело вздохнула. И решительно прогнала возникшую в сердце жалость к своему мужчине. Он не нуждался в подобном. И, с её точки зрения, поступил именно так, как должен был. Особенно, если учесть, что был неравнодушен к этой лесной колдунье. Но его ярость, его ненависть к ней в то мгновение были настолько ужасающими, что девушка очень долго не могла избавиться от отголосков того дня.

Встряхнув головой, Окаянная вновь попыталась очистить разум.

– Всё потом. Наслаждайся моментом, дурочка! – отчитала она себя, едва шевеля губами. – Решение придёт, и всё будет хорошо.

Прозвучало наивно и слегка по-детски. Но это временно успокоило её. На несколько секунд.

Слишком много мыслей…

На смену тревогам пришла ревность, ворохнулась и выразила робкий протест против формата сложившихся отношений. Алексе нравилось думать о себе как о будущей жене Леона, но… Ей, как и многим девушкам, хотелось быть единственной и неповторимой. А получалось только неповторимой. Патриархальное устройство мира и брачные традиции в этом плане совпадали в большинстве стран мира – полигамные браки в среде аристократии считались нормой и вряд ли могли кого-то удивить. Бладштайнер предстояло стать первой. И она уже знала о наложнице, той самой китаянке, из-за которой произошло столько всего…

– Сучка! И он тоже хорош! Пригрел змею! – раздражённо фыркнула Алекса себе под нос. Следом вспомнилась госпожа Астахова, с которой она провела незабываемые дни в заключении. Ещё одна… претендентка! – Альфа-самец!..

Остатки сна улетучились. Бесцеремонно сняв с себя руку, она села на кровати и мстительно стянула с парня его часть простыни, служившей им укрытием от ночного холода, по капле проникающего сквозь приоткрытое на проветривание окно. Леон сонно заворочался и, перевернувшись на другой бок, сграбастал в объятия подушку и вновь удовлетворённо засопел. Едва сдержавшись, чтобы не столкнуть его с кровати ногой (люлей-то получать не хочется!), девушка соорудила из простыни нечто вроде римской тоги и аккуратно выбралась из постели.

За прикрытым шторами окном игриво резвилась утренняя метель. Предрассветные сумерки исчезали под натиском восходящего солнца. Но его лучи ещё не пробились сквозь лесные чащи на горизонте, и небо по-прежнему сохраняло серо-стальные оттенки.

Зябко передёрнув плечами, Алекса отошла от окна и неохотно ступила босыми ногами на ламинат, начинавшийся за пределами комнаты. Сердце продолжало обиженно трепыхаться, не понимая: почему она должна делить любимого мужчину?!

– Такова наша бабская доля, – тоскливо сказала она сама себе, проскользнув в ванную комнату и замерев перед огромным зеркалом над умывальником. – Будь его отношения с Мэйли построены на расчёте, я бы…

Алекса осеклась, так и не договорив, понимая, что пытается солгать сама себе. Встретившись с отражением глазами, она укоризненно покачала головой и, словно почувствовав, что этого недостаточно, погрозила себе пальцем. Отражение послушно кивнуло и грустно поступило глазки.

Едва слышно щёлкнула дверь ванной комнаты. Девушка не успела даже дёрнуться, как Леон оказался за её спиной и, приобняв за талию, шутливо укусил за мочку уха.

– Просил же разбудить, если проснёшься раньше меня. Плохая девочка! Непослушная! Ещё и покрывало забрала!

– Какая есть, – задрала она носик, подставляя шею под его мягкие губы, и изящно подняла руки вверх, давая простыни соскользнуть с обнажённого тела. – Доброе утро, любимый! Пора просыпаться…

Покраснев от некоторой двусмысленности своих слов, она сквозь смежённые веки наблюдала за тем, что отражалось в зеркале – то, как одна ладонь её мужчины плавно скользнула вверх, накрывая её грудь и жадно сжимая, а вторая стекла вниз, прячась меж её бёдер, раздразнивая и разжигая в ней желание…

Поток мыслей в сознании девушки значительно истончился. И вскоре ей уже вообще не хотелось думать. Потом. Всё потом.

Алекса наслаждалась моментом. Была любима. И любила.

* * *

Кавалькада рычащих двигателями мотоциклов бодро вкатилась в распахнутые настежь ворота загородной базы ЧВК «Сибирский Вьюн», привлекая к себе внимание не только часовых на вышках периметра, но и немногочисленного техперсонала возле ангаров и трёх десятков пехотинцев, занятых отрабатыванием навыков перестроения в условиях открытого боя. Стальные кони чуть сбавили скорость и неторопливо проехали всю базу насквозь. Было в этом что-то мальчишеское и хвастливое.

И неудивительно. «Эскадрон» кадетов ВКШ понтовался вполне естественно и без свойственной возрасту натуги. Юноши вели себя, как и полагалось дружной компании молодых аристо: они задирались, бахвалились и были готовы ответить на любой вызов, при этом не смотрели на всех свысока и общались вполне свободно, а не разговаривали через губу. Наёмникам «Вьюна» такое поведение даже нравилось. Особенно после нескольких поединков, прошедших с переменным успехом и минимальными травмами для проигравших участников.

Поэтому очередной визит оголтелой молодёжи был воспринят весьма радушно. Всеми, кроме начальства базы.

– Вы чего припёрлись?! У вас экзамены по алгебре на носу! – недовольно прокричал я, выглянув из ворот технического ангара. Моя перемазанная техническим маслом физиономия не предвещала прогульщикам ничего хорошего. – Вы готовиться должны, а не…

– А не участвовать в различного рода сомнительных боевых операциях одного нахального молодого хана, – холодно парировал единственный безлошадный всадник, соскакивая с бронированного двухместного квадроцикла «Витязь». – И раз уж поучаствовали, нам бы хотелось пожинать её плоды вместе!

Калашников, так и оставшийся за рулём, уже стянул с головы шлем и языком жестов сигнализировал: «Командир ранен».

Судя по всему, в голову, раз у рыжего столь отвратное настроение. Староста тоже снял шлем и явил собравшимся хмурое, не выспавшееся лицо с тёмными кругами под глазами. Видимо, в отличие от остальных, не стал игнорировать учебу и остаток ночи просидел над учебниками. В остальном его недовольно можно понять.

– Можешь и дальше дуться. Не поможет, – отрицательно покачал я головой, уверенно встретив его недовольный взгляд. – Это не у меня на шее две несовершеннолетние японки с непонятным статусом! На тебе ответственность. А значит, и в операциях можешь участвовать только в качестве вспомогательных сил! Ещё раз повторить?! Или мне для ясности придётся это вырезать у тебя на подкорке?!

Рыжий протестующе выпрямился и уже открыл рот для отповеди, когда прошедший мимо него Хельги со смешком хлопнул его ладонью под челюсть.

Лёхины зубы звонко клацнули, а сам староста обиженно взвыл: прикусить кончик языка ему довелось в прямом смысле слова.

– Иначе он бы не заткнулся, – повинился варяг, приближаясь и протягивая руку. – Рад видеть тебя, брат!

– И я тебя, брат!

Воинское рукопожатие за предплечье и хлопок по плечу уже стали привычными, хотя в первое время после знакомства с парнями я ещё иногда кланялся. Поприветствовав остальных, я с сожалением отметил отсутствие Савелия.

– Сколько он будет восстанавливаться?

– Не менее недели. «Каменщик» ранга Ветеран, пятая степень совершенства, не меньше. Мы его еле-еле пробили, – отозвался Калашников, ткнув в бок смурного Джучи. – Этот деятель вообще два раза промахнулся!

– Полтора! Вторая пуля прошла вскользь по наплечнику «голема»! – возмутился потомок Чингисхана, зло сверкнув глазами. – Ему просто повезло!

– Ты промазал и засветил позицию. А «каменщик» правильно подставился, – обрубил я, вспоминая этот эпизод из записей со шлемов. – Повезло Димке, который удержал защиту, попав под дружественный огонь!

– Так это рикошет был?! Ну, всё, луноликий! Не выпущу с полигона, пока десять из десяти сто раз подряд не выбьешь! – взвился наш техник, отвесив незадачливому стрелку подзатыльник.

С трудом сдерживая смех, я покачал головой, мысленно отметив то, с какой лёгкостью парни рискнули жизнью. И уже не в первый раз.

Диего и близнецы Харальдсоны торопливо поздоровались и… свалили в один из гаражей, укатив туда свои мотоциклы. Как оказалось, они сумели договориться с техниками о какой-то модернизации – уникальной, родом из Свободных Земель. Боюсь даже представить, во что превратятся их двухколёсные монстры.

Кастилец во время операции очень спокойно воспринял свою роль охранника при транспорте и тем заслужил мою признательность. Даже доводы не понадобились. На брифинге дель Кастильо безразлично пожал плечами и ничем не выдал разочарования, понимая, что бойцу его редкой специализации одного выстрела весьма сложно будет случайно не прикончить противника.

– Так, парни… Пока выдвигаетесь в штаб, мне с доспехом надо закончить. Буду через полчаса. Пойдём разбалтывать «молчи-молчи».

– Что? – хором и одинаково заинтересованно произнесли Лёха, Хельги и Димка.

– Да, парни, – спокойно подтвердил я. – Мы поймали контрразведчика империи! Бывшего контрразведчика.

Удержать в плену стихийного бойца ранга Учитель не такая уж простая задача. Но только если заморачиваться соблюдением конвенций, а в моём случае – ещё и нескольких законов Российской империи. Само собой разумеется, что ничем подобным голову я себе забивать не стал.

Благородному не пристало вникать в уложения, противоречащие его священному праву на месть. Этот весомый аргумент довольно успешно использовался в суде на протяжении уже не одного столетия. Пленённый наёмник сам нарушил с десяток законов. И я был вправе решать его судьбу самостоятельно. И терпеливо ждал полной разгерметизации шлюза, преграждающего мне путь к его одиночной камере.

Бетонированное помещение глубоко под землёй освещалось десятком ослепительно ярких ламп дневного света. Сделав шаг под его низкие бугристые своды, я с любопытством огляделся по сторонам, подмечая бронезаслонки в тех местах, где располагались акустические динамики. Помещение не могло похвастаться даже скромным убранством – только голый холодный бетон, вытягивающий тепло из человеческого тела, и толстые якорные цепи, надёжно приковавшие Учителя за руки в центре камеры. Стальные фиксаторы на полу удерживали его ноги возле колен и на щиколотках. Максимально неудобное положение тела ограничивало силу любых его попыток встать и даже просто пошевелиться.

Также в стенах камеры располагались излучатели генератора Саймона, способные превратить высокорангового бойца в слабосилка. Но, увы, ни среди бойцов «Вьюна», ни среди «Ушкуйников» не отыскалось специалиста, способного обнаружить в теле пленника корундовые импланты. И потому полагаться на одни лишь достижения техники мне показалось неразумным. На помощь пришла химия. И несколько любопытных методов психологического давления. Если б я знал, каких именно…

Наёмник выглядел отвратительно: худое и костистое лицо, словно вырубленное из пористого бледно-серого камня, иссиня-чёрные провалы глазниц, протянувшаяся изо рта ниточка слюны и пустой, ничего не выражающий взгляд.

– Досадно, – разочарованно проронил я, просматривая выданную мне охранниками распечатку, и неожиданно прозрел: – Музыка жанра brutal death metal?! Двенадцать часов непрерывного прослушивания?!

– Мне тоже показалось слегка чересчур, хан Хаттори, – с трудом прохрипел пленник, поднимая на меня выцветшие серо-голубые глаза и болезненно щурясь от режущего белого света ламп. – Но я не в претензии. Что с моими людьми?

Вопрос наёмника остался без ответа. Повернувшись к шлюзу, я жестом пригласил ожидавших возле него друзей войти и с благодарностью принял протянутые Лёхой документы, распечатанные на гербовой бумаге. Мы подготовились к разговору ещё утром и запаслись весомыми аргументами.

– Кононов Артур Григорьевич. Позывной – Арт. Тридцать восемь лет. В прошлом майор Главного разведывательного управления РИ, отдел контрразведки. Здесь указано, что вы были уволены из рядов подразделения в 20… году. Формулировка «с позором» говорит о многом. – Зачитывая вслух содержание грамоты, предоставленной филиалом Гильдии наёмников, я делал это скорее для своих спутников. – Стаж работы в Гильдии – семь лет. Безукоризненный и безупречный. Двенадцать завершённых контрактов класса «А». Браво!

«Эскадрон» сымпровизировал, с лёту подхватив настроение. Выстроившись полукругом, парни одарили коленопреклонённого наёмника негромкими аплодисментами. Без издёвки и иронии. Они уважали столь нерядового и достойного противника.

И их реакция не прошла бесследно – наёмник с усилием выпрямил спину и поднял опущенную голову. Металл цепей застонал от напряжения, но выдержал. Враг показал свою силу. Побеждённый и несломленный враг. Но надолго ли?

– Что с моими людьми? – глухо повторил Кононов. Его залитые кровью из лопнувших капилляров глаза лихорадочно заблестели, выдавая внутреннее напряжение пленника. – Хан, они не виноваты! Они всего лишь выполняли мои приказы!

– Успокойтесь, Артур Григорьевич. Успокойтесь. Всё равно не поверю в благородные порывы, – мягко прервал его я, перекладывая документы в руках. – Судьба ваших людей ещё не определена. Как и ваша. Но я уже предпринял ряд некоторых действий. Ознакомьтесь.

Расположив лист гербовой бумаги перед лицом Кононова, я терпеливо дождался, пока он сфокусирует взгляд и внимательно прочитает представленный ему документ. Наёмник справился быстро. И почти не изменился в лице.

– Это было неизбежно. Такова плата за риск, – хрипло произнёс он и отвёл взгляд в сторону.

– Соглашусь. Нет ничего удивительного в том, что Гильдия отреклась от вас и аннулировала статус отряда. Со вчерашнего дня все контракты на имя отряда «Бэт» аннулированы. Гильдия предложит вашему нанимателю другой отряд или заплатит неустойку. Вы свободны от обязательств…

– Что вы имеете в виду?

За моей спиной едва слышно хмыкнул Калашников, а Хельги удивлённо присвистнул, понимая, в какое русло направляется течение разговора. Один только Лёха сопоставил все факты значительно раньше других и радостно усмехнулся. Как я и предполагал, сама моя просьба оформить документы в Гильдии поведала ему все возможные варианты развития событий.

– Вы свободны от обязательств, – терпеливо повторил я. – Штраф за провал задания и нарушение устава Гильдии уже внесён. Претензии со стороны господина Астахова также не стоят внимания.

– Откуда вы…

– Неважно. На данный момент вас, если мне изменяет память, беспокоит только судьба ваших людей, – прервал я вопросительное восклицание пленного и заговорил как можно более хладнокровно и безэмоционально: – У вас сутки на размышление. Присяга и верная служба моему роду или публичная казнь всего отряда. Вам я милосердно отведу роль зрителя. А остаток дней предложу провести в этих комфортабельных апартаментах.

– Вы не оставляете мне выбора, хан Хаттори, – закашлялся Кононов, неверяще покачивая головой. – Вы не боитесь удара в спину?

– Не боюсь. А выбор… Выбор человека иллюзорен. В большинстве случаев это всего лишь своеобразный способ самообмана. Диктат обстоятельств способен преодолеть только по-настоящему сильный человек. Желаете взять время на размышления? Или готовы дать ответ уже сейчас?

* * *

Самый опасный враг никогда не продемонстрирует неприязни. Его главным оружием станут спокойствие, расположение к себе и вежливость. Особенно вежливость. Она ничего не стоит.

Николай Астахов радушно поприветствовал меня, встав из-за рабочего стола своего кабинета, и отточенным жестом пригласил устроиться в одном из кресел для посетителей. Его сдержанное и безукоризненное поведение соответствовали требованиям этикета, хотя ситуация располагала к иному.

Провокация не удалась. Мысленно выразив разочарование, я оправил полы мундира и без тени сомнений сел на предложенное мне место.

«Ты ошибся, внук. И мужской разговор пройдёт не на твоих условиях, – недовольно проворчал дедушка Хандзо, хаотично расхаживающий по кабинету и настороженно присматривающийся к его скромной деловой обстановке. – Пушка! Клянусь рубиновыми сосцами Пресветлой Амэ, у него за шкафом спрятана трёхствольная пушка!»

Мой несдержанный смешок на его своеобразную клятву не остался незамеченным. Хозяин кабинета удивлённо вскинул брови и воспользовался моим упущением, чтобы самому начать разговор:

– Вы находите ситуацию забавной, молодой человек? Или вы разделяете точку зрения общества?

В пруд моего спокойствия угодил немалых размеров валун. От лица отхлынула кровь, а в груди заклокотала с трудом сдерживаемая злость. Злость на себя, на это самое общество, на несправедливость и судьбу в целом. Но не на сидящего напротив меня человека. Его непробиваемое спокойствие и ничего не выражающий взгляд вынуждали меня устыдиться.

– У меня своя точка зрения на происходящее, и она частично совпадает с вашей. И я дважды отстаивал её на дуэлях. В отличие от вас, господин Астахов! – не остался я в долгу и ответил собеседнику не менее болезненной подачей.

Его лицо также слегка побледнело и вытянулось, а неожиданно твёрдая квадратная челюсть выдвинулась вперёд. Облик Астахова имел мало общего с тем, что я видел на фотографиях досье, спешно собранного на аристо. Он изрядно похудел, о чём говорили складки кожи на его шее, впалые щеки и заострившиеся черты лица.

– Обмениваться любезностями можно довольно долго. Но мой визит изначально имел несколько иную цель, – продолжил я, отстукивая пальцами на крышке разделявшего нас стола простенький ритм. – Впредь, если вы пожелаете воспользоваться услугами наёмников Гильдии, твёрдо держите в памяти: избавившись от них, как от досадной помехи, в ваш дом придут огонь и меч. И автоматическая турель в укромной нише за шкафом уже никого не спасёт!

– Вы пришли угрожать мне в моём доме… – медленно произнёс Астахов, расслабленно откинувшись на спинку глубокого кожаного кресла. И улыбнулся. – Предупреждение услышано. Можете выметаться вон!

Сдержав взбрыкнувшую внутри ярость, я учтиво кивнул и легко поднялся из кресла, стараясь не показывать подрагивающих от внутреннего напряжения рук. И тогда на столешницу лег самый странный из всех козырей – скромная кипа листов. Тонких, бумажных, с неряшливой бахромой в том месте, где некогда они соединялись в одно целое.

– ЭТО, – выделив интонацией, Николай подвинул стопку ко мне, – её прощальный дар. На память. И позвольте, я тоже предупрежу вас, хан Хаттори: приблизившись к моей жене ближе, чем то позволяют приличия, вы развяжете мне руки. И тогда я убью вас. И ничто меня не остановит.

Аккуратно собрав листки, я автоматически пробежался взглядом по тонким изящным строчкам почерка Наташи, вдохнул аромат духов, пропитавший собой бумагу, и вдруг произнёс:

– Дуэль неизбежна. И мы оба это понимаем. В таком случае, господин Астахов, я буду ждать ваших секундантов. Продолжайте готовиться. Как вижу, вы упрямо идёте к своей цели…

Её восклицание догнало меня уже на пороге, перед учтиво распахнутой дверью. Кивком поблагодарив предупредительного дворецкого, я хотел сделать вид, что ничего не заметил, и поглубже нахлобучил меховую шапку, собираясь покинуть особняк Астаховых.

Но проигнорировать следующее восклицание я уже не имел никакого права:

– Леонард! Остановись! Или, клянусь, ты никогда больше меня не увидишь!

Драматизм в её интонациях зашкаливал и не оставлял ни тени сомнений: как сказала, так и поступит. Эту черту характера в своей учительнице мне довелось познать одной из первых. Ничего не оставалось, как пойти на небольшую уступку. Развернувшись на каблуках, я приветливо улыбнулся. И молча стерпел хлесткую пощёчину. Даже в лице не изменился. Пока не рассмотрел Наташу как следует.

Передо мной стояла разъярённая фурия: светящиеся ультрамарином огромные глаза в обрамлении пушистых ресниц, изящно подчёркнутые изломом тонких бровей, метали снопы молний и очаровывали одновременно. Хотелось или пасть ниц или застыть соляным столпом. Преклоняться или бездумно истекать слюной, чувствуя себя самым радостным идиотом на всей земле.

«Подбери слюни, тряпка! – разорался дух в моей голове. – Позор на мою голову! Ох, доведут тебя бабы, внук, до могилы доведут!»

«Она не баба…» – мысленно буркнул я, автоматически потирая щёку и пытаясь уловить смысл того, что мне говорила Натали. Говорила и продолжала говорить, ведь первую часть её пылкого монолога я умудрился пропустить. Каким-то чудом, не иначе!

– Заявиться в этот дом?! Чем ты думал?! – эмоционально вопрошала Натали, и не думая хоть сколько-нибудь себя сдерживать.

К слову, вышколенный и опытный дворецкий испарился, как мне показалось, ещё во время её замаха.

– Думал… – заторможенно повторил я за ней, пытаясь выиграть время и понять, о чём разговор. Получалось не очень. – Думал, что настало время во всём разобраться…

«Тьфу… Почему ты мямлишь?! Не жуй, скажи как мужчина! – разочарованно сплюнул дед, передавая по эмпатической связи волну искреннего недовольства. – Вляпался?! Неси ответственность!»

«Не лезь, старик! Сам как-нибудь разберусь! – зло рыкнул я в ответ и невольно встряхнулся».

Отчитав меня, предок устроил необходимую встряску и привёл меня в нужное расположение духа. В одном дед прав на все сто – давно пора разобраться со своими и не своими бабами!

Одна из таких как раз стояла передо мной во всём блеске своей красоты, подчёркнутой строгим домашним платьем серо-стальных оттенков. И она как раз обвиняюще ткнула пальцем мне в грудь.

– Не смей здесь появляться, Леонард! Довольно!..

– Вот это ты правильно заметила: довольно! – сдержанно и холодно произнёс я, деликатно отступая на шаг назад и разрывая контакт между нами. – Не лезь в мужские дела, женщина!

– Что? – неверяще переспросила Натали, склонив голову набок. – Мужские дела? Да что ты вообще понимаешь?!

– Достаточно для того, чтобы не прятаться от того, над кем по моей вине смеётся весь город. Его чувства тоже стоит уважить, Натали. И раз он хочет сатисфакции, то я дам ему такой шанс. А заодно перестану лишний раз оглядываться по сторонам…

Тут я откровенно соврал. Не перестал бы. В Сибирске и без Астахова хватало желающих заполучить мою голову. И эти проблемы также не требовали отлагательств.