Текст книги "100 мг Паланги"

100 мг Паланги
авторская серия «Фальсификации и подделки»
Кирилл Кошкин

© Кирилл Кошкин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Выпуск данного сборника, дает возможность русскоязычному читателю составить собственное мнение о творчестве выдающихся лифонских поэтов. Это стало возможно благодаря коллективу переводчиков «Стылый ковш», которые бескорыстно приняли участие в этом проекте. В настоящее время это единственный сборник лифонских поэтов на русском языке в который вошли как авторские тексты, так и тексты народных и городских песен начала 21 века. Оценить качество перевода можно, сравнив с оригинальным текстом, который приводится после каждого русского варианта. Книга иллюстрирована лифонскими «кхиро», выполненными в классической манере по традиционным лифонским сюжетам: «bilo», «elo», «spalo».

Название сборника: «100 миллиграмм Паланги», никак не связано с известным литовским курортом. В лифонской повседневной жизни «палангой» называется сердечно-сосудистое средство с традиционными побочными эффектами – логореей, анальным зудом и ощущением всеобщего упадка. Вот почему в метафоре названия так отчетливо проступают скрытые скелеты позабытых семейных историй, ветхие тряпицы знамен отступивших и попавших в окружение армий и прочей сырой, непропеченной херни, что так близка нетрезвому русскоговорящему организму на грани нервного, да и психологического срыва, в целом и, разумеется, по факту.

Составитель К. А. Кошкин

Подбор рисунков и перенос на бумагу Кошкин К. А.

 
Пелефон Стуто (пер. К.А.Кашкин)
Старый порт.
 
 
Текут, влекут ромбиками на воде весеннего цвета
Мысли пустяковые, располагаются в неизвестном
Месте души, угодливо снабженной алкоголем.
Мысли рябятся, толкаются в акварельных телах
Яхт и судн.
Смешиваются с отраженными птицами
и клювами портовых желтых кранов с ноздрями
колесиками. Штифты, шнифты или как? Некого
спросить.
Истребительски выделенный нос, словно
Моторный отсек у чайки, выбирающей середину канала
для полетов, середину мыслей для курса
поиска корма.
Лучший фарватер мыслей, смешанных с отраженной
Оспяной реальностью, для поиска куска. И
Тоска нелетающего, обременяющего интерпретацией
Романтической аэродинамику и подъемную силу
Чужого тела, одаренного крыльями.
Нелетучие мысли пленкой растекаются по
Вечной поверхности, теряя себя и оставляя
Запустье и смывные следы своей недолговечности.
Овеществленные мысли сложены раздельно в сумки,
Пакеты и готовы. Кто к дальнейшему следованию,
Кто к успокоению на какой-то такой-то свалке.
Истончились, застеснили друг друга и ушли в
Первично напряженное сердце мелкой занозой
Невзмахнутых крыльев.
 
 
Pelefon Stuto
Starii port. (Оригинал)
 
 
Nazhralsja v portu.
Sizhu, gljazhu.
Na vodu i to, chto v nej.
Na lodki gljazhu
Na chaek gljazhu,
Na krany – ih net milej.
Mysli, kak pticy —
Letjat, letjat
Kljuvov bojus’ ja ih.
Gruwu ja o tom
Chto letat’ ne mogu
Po nebu, vmesto nih.
Vot zhizn’ moja
podhodit k koncu —
ja tak nigde ne byval.
Ne videl sever,
Ne videl jug, —
Kryl’ev ne rspravljal.
Teper’ ja p’janica gor’kih slez
P’ju do poslednej cherty.
Deshevym toplivom proshlyh grez
Zhgu pred soboju mosty.
 

Старый порт

 
Чайшип Смилкис (пер. Ива Аккарас)
Утро в отеле.
 
 
Отражение нескромного в зеркале номера
Old Mill. Затяжка сетчатого материала,
Повторяющего линию ноги.
Касание теплого, живот к животу, течение
Неги по ветвящимся каналам близости,
Запах, ткущийся в сердце.
Среднее утро в отеле, когда фразы повисают
Как школьные аппликации серийно слепленные
К празднику, смешивающие собой обыденное
И впервые созданное линейным учреждением школы.
Возникает умение. Лад момента.
Переданная пуговица – суть, струна вандала,
Обесчестившего вчерашнюю чужую подушку за
Рюмкой. Большая пуговица. Негодная для
Пристегивания, но заключающая в себе приязнь.
Уничтожение усердия чужого декора, общественного места,
Создающее тайнопись передающих дары,
Натягивающая нити сети междудвоимия.
По отрезу рукава холодный язык влажного
Залива и ощутимое шерстяное участие
Теплоты утробы сердца.
 
 
Chai-Ship Smilk`s
Utro v otele. (Оригинал)
 
 
Ja prosnulsja rano – ona ewe zdes’.
Edva nadela chulki
Ja prosnulsja tiho – nikuda ne polez
Mne nuzhno nastroit’ mozgi.
Ja ne pomnju chto vchera strjaslos’ —
Kak my ochutilis’ zdes’.
No telo ee i zapah volos
Nezhnost’ vkljuchili vo mne.
Ja byl neistov, v kurazhe, v chadu
Vo mne bushevala strast’.
Ee ja sorval v chuzhom sadu —
Gospod’ pozvolil ukrast’.
Teper’  lezhu bez trusov i ne splju —
Smotrju na nee tajas’.
Ja zhazhdu ee, hochu, ljublju
Ne otkryvaja glaz.
Ona ujdet navsegda v nikuda
Ee mne potom ne najti
Teper’ i potom ja sdohnu s toski
No ne pomeshaju ujti.
Kaftan moej zhizni slishkom mal.
Pugovicy – ne v razmer.
Ja noch’ju vchera schast’e ukral.
Sberech’ – ne zahotel.
 

Утро в отеле

 
Кайлос Пине (пер. Д. Свиной)
Без ответа.
 
 
В моменте ощутив полноту, оглядывающийся,
Подчиняющийся наплыву ощутимого всеведения,
Оглядывающийся чем-то внутренним, ищущий
Возможности спросить: «Ты знаешь в чем тут дело?»
Но не желающий слышать в тон: «В чем?»
Ловящий полукружием внутренней горсти
Несказуемости подлежащей выражению,
Отвечаемости, сливающейся с сереньким небцом,
Водицей, ветерцом, машинцой и лодцой,
В несколько прозрачных нот аккорда
Состоявшейся сейчас жизни.
Капнула всей вселенной на
Чей-то черный зонт раскрытый
И исчезла.
Оглянуться ни к чему уже.
Вопрос истаял.
 
 
Cyilos Peneut
Bez otveta. (Оригинал)
 
 
Rasterjannyj.
Pustoj i lishnij
Stoju odin na beregu.
Mne nekuda idti.
Sprosi vsevyshnij.
Ja i tebe otvetit’ ne smogu.
Ja ne smogu smotret’ v glaza,
I tvoi vopros pridet`sa vstretit` nemo:
Kuda zhe delos’ schast’e?
Ne poterjal? Togda ze gde ono?
A ja skazhu: «Vot ty: sedoj, ugrjumyj, groznyj.
Iz-pod brovej. Ugljami mne v zrachki gljadish.
Vot ja – rumjanyj, sytyj, prazdnyj —
Ty ne pomozhesh’ mne najti ochki?
Prishel – i slava!
Sprosil? Nu vot i horosho!
Teper’ ty gde-to chudom kapnul?
Otlichno, Bozhe! Znachit, ja poshel?!
A kak ty dumal, Bozhe?
Ty – moj smenwik.
Ja otbyl tut.
Teper’ tvoja pora.
Tam dozhd’?
Otkroju staryj zontik,
Maskvich ebanyj —
Vot skoree b sneg poshel.
Pojdu domoj.
Tebe molitsja ja ne stanu.
Ty prosto —
ochen’ staryj chelovek.
Nu a potom. Kogda zakonchish’ smenu,
Ko mne – bez stuka, gospodi, proshu.
Ja zhdu tebja. Ty ne prihodish’, suka.
Vestej ne podaesh’, a znachit ja gruwu.
 

Без ответа.

 
Пулис Майнер (пер. З. А. Грязнулин)
Старая мать.
 
 
Плакса пришла к овалу лужи бассейна.
Отражает сосны в полноте свечения игл.
Шумит за рыжими их телами море, а плакса роняет
Расходящиеся круги на зелень стола воды.
Коньяк, сигарета тяжелой марки,
Пудель, мечущий кривые бега на бирюзу
Реек помоста. Соболюкас и односторонне
Зудящая янина хозяйки.
Липнет простуженным голосом к сыну
Последним этажом окрашивания
Обветшалого материнства.
В голове – пустой веселый тоннель
Безмыслия и втыкания пустого глаза
Между стволами рыжего
И удаление от всякого.
 
 
Poolis Mainer
Staraja mat’. (Оригинал)
 
 
Moja staraja zhutkaja mama,
Ty prishla na mogilu moju.
Ne mogu ja izbegnut’ srama
Za odezhdu plohuju tvoju.
Tut v adu, ne bassejn razumeetsja
No ponjatija est’ – nam ne vrut.
Chto zhe ty, razvalina glavnaja,
Podnasrat’ mne sumela i tut?
Ja teper’ posmeshiwe demonam
Mama, ja kloun v adu!
Kak zhe mne tebja v zope bezvremen’ja
Zakopat’ by hotelos’ v sadu.
Gde teper’ ja? i gde kto ewe?
Kak zhe ty tak mogla postupit’
Bezrazmernoj ljubov’ju-vlagaliwem
Ty sumela menja poglotit’?
Unichtozhit’ mne um, reputaciju
I teper’ ja soglasen na vse.
Obewali mne dekapitaciju —
Vot! Lubuisja! Ewe i ewe!
Moja mama v osipavwem vide
Navewaet teper’ I menja.
Eh, ti, mama, mama-mamulechka,
Pravda baby trewat – ne moja?!
 

Старая мать.

 
Мукко Совис (пер. Б. Старая)
Зов.
 
 
Потемки чужих чуланов семейных.
Натянутые канаты кладовых старых
Обид.
Посыпанные битым стеклом оградки
Невысказанного неравного
Неравенства
Меньшей любви —
Иглой
Колет.
Потемки жестяных загнутых стоков
Темных движений, зова повторов,
Старых течений сценария
В старое тряпичное,
Пахнущее бабушкиной сумкой,
Забытыми папиными носками
Старой вагиной вдовы рыбака.
 
 
Mocco Sovietis
Zov. (Оригинал)
 
 
Na kladbiwe – opjat’ hujnja.
Zaryli vmesto suk bljadej.
Oni lezhat. Ne mysli ne taja.
Oni mertvy. I raznic net – huej.
I ja lezhu. Ne bljad’, a prosto staryj kloun.
Mne mezhdu nimi perspektiva est’.
Moj chlen, kak cheln v oktave stavit’.
I cheln kak chlen – plyvet, vo vlage, est’.
Sam vidish’ – ja skazal neumno.
Skazal – drugimi ne ponjat’.
No ja tverzhu: ja star i ja mudackij kloun.
Otkuda eto eho: a vse taki ty – bljad’?
 

Зов.

 
Неска Заннис (пер. В. Раженньев)
Служба.
 
 
Острие носа костела окружает себя
Велосипедами ближних торговцев,
Опирается на деревья ограды.
Внутри – Седой, в красной маленькой шапочке,
Настойчиво и устало взывает к пастве,
Алчет ее безнадежной истомой спасения,
С сединой, расползающейся короткими
Полосками структуры веры.
Приют с красной лентой финиша для тех, кто начал фальшстартом.
Для тех, кто так и не пришел домой
Избавится у очага близости от зябости
И стылости в костях души.
Тоска и здесь. Тоска.
Но есть кто-то рядом. Продутый сквозь
Металлические и мясные трубы воздух
Становится песней, повторяемой
Губами Бесприютности без надежды.
Устал. Сел. Слушай сидя.
Что хуже?
Что?
Хуже?
 
 
Nesca Zannis.
Sluzhba. (Оригинал)
Katoliki ne upotrebljajut anaboliki.
Katoliki ne ljubjat est’.
Katoliki pochti ne alkogoliki.
Katoliki bojatsja v dushu lezt’.
Moj papa nikogda mne ne byl papoj.
Moj papa prihozhanin. Pal dom. Zhest’.
Moj papa fariseiskih samih chestnyh pravil.
Moj papa slilsa, mne ne na chto prisest`.
Moj pop v krasivoj krasnoj shapke.
Moj pop saditsja tam, gde est’.
Moj pop monetu ne schitaet vzjatkoj.
Moj pop mne ne gospod’. Ja goloden, i ja zhelaju est’.
 

Служба.

 
Див Анус (пер. А.Н.А.Л.Боков)
Будни.
 
 
Суетно. Устало. Мелко.
Шастали одобренными маршрутами
Обыденного. Стали обладать банальным
Набором повседневного.
Кофе. Чай. Кефир. Алкоголь.
Изделия из разного.
Из разных масс.
Посадили усталый живот в такси.
Поволокли в беспамятном шуршании и
Вежливых беседах о тех кто борн в ю. э. сэ. са.
И говорит на полумертвом
Из несуществующих ныне для 5 класса учебников.
Вернулись к полосатым диванам,
Залесному прибою и поющим ветрами иголкам.
Закрытые глаза свернулись на диване.
Бутылка переместилась на балкон.
 
 
Dive Anus.
Budni. (Оригинал)
 
 
My shli v magazin.
Beremennye pokupali.
My ehali v taksi.
Beremennye docherjami.
My govorili s byvshimi,
Beremennye snishozhdeniem.
My ne ljubili nikogo,
Beremennye navazdeniem.
 

Будни.

 
Челнис Влесу (пер. К. А. Кашкин)
Вечер.
 
 
Розовой запеканкой в полукружие закат.
Ной синевы неба.
Пролесны многими слоями облака:
Темные у дачные кроны прочерчивают, качаясь,
Недоступное и без размера высокое.
Линии их истают в нарастающий сумерк.
Ах, их кроны станут темнотой чуть более плотной,
Чем воздух без света.
Их кроны ощутит зрение в кромешине
И соединит с «шу-шшш» песней игл и ветвей.
Какая-то лесная птица уронит мешок
Разговора с кажущимся, затухающим:
«быстрей-быстрей-быстрей».
Уронит в середине другого бесконечного
Чвирка и  лая
Новост

...

конец ознакомительного фрагмента