Текст книги "БЕЗ НАЗВАНИЯ"

БЕЗ НАЗВАНИЯ
Кирилл Маев

Редактор Иульям Шекспир

© Кирилл Маев, 2017

ISBN 978-5-4485-6239-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я съел ее на обед

1

Даже выкурив весь свежий воздух из комнаты, я не переставал думать о ней – и обо всех ее частях тела, о желудке и далее, далее. Тем не менее, когда ко мне постучали, я представлял уже голую Дайан Китон у себя на коленях.

Открыл в надежде, что это пришли поздравлять меня с выигрышем в лотерее.

– Но вы не участвовали.

– Я собирался.

– Нет, не собирались.

Как так? Что за отчаянный пессимизм. Передо мной стоял неизвестный человек лет за тридцать. За двадцать.

– А кто вы?

– Хемингуэй.

– Правда? Давно хотел с вами познакомиться, вы прекрасный писатель.

– Спасибо, но я пришел по другому поводу.

– Садитесь.

Он огляделся. Я огляделся. Даже восемнадцатилетняя девственница этажом выше стыдливо оглядывалась, смотря на себя перед зеркалом. Стульев в комнате у меня не было. Ничего не было. Лишь матрас в дальнем углу – поближе к окну, видимо, даже он планировал сбежать.

– Ладно, давайте так – вы ничего странного не замечаете?

– Стараюсь замечать, – согласился я.

– Посмотрите внимательно, это важно.

Я начал смотреть внимательно. Смотрел вверх и вниз, влево и вправо, все как учил меня мой окулист и инструктор по вождению окулистов.

– Ммм, все-таки, ничего не вижу.

– А моя левая рука?

– Нет, не вижу.

– Вот видите.

– Да нет же, не вижу.

Левой руки действительно не хватало. Причем это не сразу бросалось в глаза, я уверяю. С моей близорукостью если что-то и может броситься, то лишь оголодавшая по близости студентка филологического отделения.

– Думаю, вы можете мне помочь.

Еще раз огляделся – голые стены, матрас.

– А вы уверены, что я?

– Сомнений нет, вы.

– Ну, хорошо.

Я почувствовал себя увереннее. Достал сигарету, медленно закурил. Зря – это была последняя сигарета.

– Но вам нужно точно выяснить, где моя левая рука.

Я на это выпустил довольно круглое кольцо дыма. Посмотрел ему в глаза:

– Скажите, у вас давно никого не было?

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду – годы одиночества, тихое отчаяние по ночам, и пустые почтовые ящики, и застывшие стрелки на часах..

– У меня на часах стрелок нет.

– И у меня нет.

Сигарета подходила к концу. Он мне не нравился.

– Хотя бы непристойные мысли вас посещают?

– Я посещаю церковь.

– Ох, я бы на вашем месте лучше сосредоточился на мыслях.

Он сделал кислую мину. Надо быть аккуратнее – опасности поджидают нас даже там, где нормальные люди моют руки втайне от родных. Не на все ответы хватает тайн.

– Я ничего не почувствовал, – наклонился он ко мне, – просто вдруг сегодня утром проснулся – а ее нет на месте. И знаете, что я думаю?

– Знаю.

– Не врите, я думаю – ее украли, пока я спал.

В подворотнях шелестели трамваи своими осенними колесами, ветер с залива обжигал руки только что влюбившимся, и я снова подумал о ней – казалось, она была где-то рядом, все время, такая прекрасная и милая, в своем сиреневом платье. И эти солнечные улицы, глаза цвета зеленых устриц и подсолнухи в ее волосах, и счастливые дни, и несчастные месяцы, и деревья зелеными пальцами спускались к нам сквозь яркие вспышки света.

Я перевел взгляд на окно – серое, низкое небо желчью выдавливало из себя остатки своего завтрака на грязный асфальт.

– Вы о чем-то вспомнили?

– Нет, я забыл.

– Хмм, – сказал он, – я все-таки думаю, у вас получится, если что – вот мой номер, звоните в любое время.

Он оставил какую-то бумажку на столе и вышел из комнаты.

Уходя, повернулся:

– Но вы же понимаете, что я не Хемингуэй?

– Понимаю.

Он закрыл дверь, и я уже не считал его таким хорошим писателем.

2

Все время улицы пытались съесть меня. Если у них не получалось – они съедали кого-нибудь другого, и я искренне надеялся, что этот кто-то другой – тоже не я.

– Это не навсегда, – утешал меня фонарный столб.

– Что ты имеешь в виду, глупенький?

– Завтра утром меня демонтируют, и переплавят на железо в огромном адском котле как последнюю шлюху.

Я отошел от него подальше. Мама всегда говорила, что ноги надо держать в тепле, а мох растет с северной стороны. Эти знания о местоположении моха не раз выручали меня в жизни.

– Привет, это же ты?

Через улицу ко мне подбежал незнакомый человек.

– Привет, – ответил я, – нет, не я.

– Ох, понимаю, ну, говори, как всё?

– Не скажу.

– Говори-говори.

– Нет, не скажу.

– Что же ты все не говоришь и не говоришь.

Кто он? Что от меня хотел? Я хотел только одного – но этого «одного» было много, и оно все увеличивалось в количествах, когда я его хотел.

– Черт, ты как сам не свой, – он осмотрел меня, – хочется верить, что у тебя уже все хорошо.

– Иногда так хочется, что руки чешутся.

Они чешутся, и я их чешу – расчесываю. Я знаю, это любовь. Любовь должна спасать от одиночества, но даже весьма любвеобильная Джоан Мари Лорер была найдена в одинокой постели, наглотавшись антидепрессантов.

Я убежал от него, и еле заметил, как потом наступило следующее утро, и все снова на своих местах. Вспомнил о человеке и его пропавшей руке. Не причудилось ли мне это? Кто он? Откуда приходил? Все это походило на паранойю. В страхе начал щупать свои – и левую, и правую, минут пять я их щупал, а после понял, что единственное, что нужно – это правильно выбрать бар.

Тут-то он мне и позвонил, когда я носки из-под кровати доставал. Точнее, один – левый.

– Нашли что-нибудь?

– Кое-что нашел.

– Думаете, это поможет?

Я попытался надеть носок на руку.

– Возможно, возможно..

– Слушайте, я знаю, куда вы собираетесь.

– Правда?

– Не стоит вам этого делать, не стоит.

– Правда?

– Обещайте, что вы сейчас же снимете носок с руки и сосредоточитесь на пропаже.

– Хорошо, сосредоточусь.

Я повесил трубку, быстро оделся и уже через десять минут заказывал чудесный коктейль из виски, пустого стакана и всего такого. Какой чудесный коктейль, какой чудесный..

– Мы закрываемся.

– Что?

Я очнулся. В баре уже никого не было, и охранник легонько тряс меня за плечо. Легонько в том смысле, что все-таки не сломал. Надо было двигаться дальше, надо было что-то делать.

Я вышел наружу трезвый и побитый изнутри, а деньги остались в кассе.

– Ладно, – набрал я его номер, – я найду вашу руку.

– Вы все правильно решили.

– Скажите, у вас есть недоброжелатели?

– Никогда не было.

– Никогда? Вы что, преподаете слово божье?

– Я посещаю церковь.

– Помню, помню..

Я прошел по узкой улице, на меня набросился какой-то странный переулок, где дома окнами упирались друг в друга. На втором этаже одного из таких домов окна были панорамными – на всю стену. Там стоял рояль. Кто-то сидел за ним и играл – играл прекрасно. Я не мог уловить мелодию, но она текла, как морская волна, как ветер – свободный и легкий. Я посмотрел на свои руки – они расплывались.

Потом я вернулся домой.

Смотрю телевизор, жду. Уже девять часов. Ее все нет. Продолжаю смотреть. Двенадцать. Два часа ночи. Вспоминаю – она же работает сутки трое. Точно, как же я забыл.

3

Спустя несколько дней дым рассеялся. Я проснулся с ясной головой и пустым желудком. С улицы пахло чем-то одухотворенным, пришлось выглянуть. Прекрасная девчушка в сиреневом платье шла вдоль проспекта. Она была так похожа, и эти подсолнухи в волосах, и острые груди – все совпадало. Я уже был готов сбежать по лестнице, как он оказался у меня в комнате.

– Мне трудно без руки, очень! Вы знаете, кем я работаю?

– Может, хирургом?

– Смешно, смешно.

Я попытался его обойти. Не получилось.

– Извините, но сейчас я страшно спешу.

– Там никого нет.

– От этого еще страшней.

Он надвигался на меня. Я отступил к окну. В панике повернул голову и взглянул еще раз. В двух метрах от моего окна находилась монолитная стена соседнего дома. Под окном – перегородка. Ничего кроме этого не было видно.

– А я думаю – куда же я дел эту перегородку..

Тут он подвинулся ко мне еще ближе, уставился прямо в глаза. Мне стало холодно от этого взгляда, и от того, что обещали синоптики на день рождения.

– Знаешь, какой сегодня день недели?

– Вторник.

Он отрицательно помотал головой. Ничего не сказал. Поправил пальто, выправил осанку. Сомнения уже рождались в моей голове и в головах миллионов людей, еще тогда – несколько сотен лет назад, когда Галилей начал проповедовать свои несуразные мысли о вращении земли вокруг солнца.

Но как же черепаха и три кита на ней, Галилей, как же вращаться им? У тебя нет ответов на эти вопросы, наглый шарлатан.

Я решил проследить за ним. Аккуратно, на цыпочках дошел до его дома – и он скрылся, где-то там, внутри. Зачем я это сделал – непонятно. Ради приличия походил еще кругами, а потом в бар пошел. Посетителей не было. У стойки стоял бармен и подозрительно смотрел куда-то на календарь. Он молчал. Я молчал. Через десять минут сдался.

– Ждете чего-то? – спросил он.

– Счастливых дней и стаканчика самого дешевого виски.

– И что получается?

– Получается, что стаканчика – дольше.

Наливал он правой, но как-то странно. Я пригляделся.

– Вы правша?

– Конечно.

Он засуетился. Отошел в другой конец. Не очень-то он похож на бармена. И на правшу.

– Спасибо.

Я все всматривался в него, и всматривался. Потом заказал еще один стаканчик, и еще. Что за странный напиток – никак не получается им напиться!

По возвращению домой, у входа в подъезд ждала полиция.

– Холодно на улице, да?

– На этой – нет.

– Холодно, не спорьте. Вы когда спорите, еще более подозрительный.

– Пасмурно на улице как-то, – ответил я.

Они выглядели сурово. Обступали меня, обступили.

– Мы знаем, что вы пытаетесь сделать.

– Да? Вы тоже ее ищете? – спросил я.

– Еще как.

– Может, поможем друг другу?

– Это было бы прекрасно, этого мы и добиваемся.

– Хорошо, тогда я скажу вам – сегодня я следил за ним и выяснил, где он живет.

– Кто?

Холодный ветер с залива разносил обрывки газет по улицам. Темное небо спускалось так низко, что казалось, скоро коснется крыш. И голые деревья, и голые проспекты, и голые внутренности.

4

И умирают дни. Ты смотришь на них сверху, и они образуют целую гору под тобой, которая только растет, из-за того, что они умирают. С одной стороны – ты поднимаешься все выше, но с другой – этот холм с каждым днем все более шаткий.

Я вспоминал ее тело, и ее саму – она так смеялась, так смеялась. Перевожу взгляд на пальцы – странно это все.

Я набрал знакомый номер:

– Я боюсь тебя, – послышалось в трубке.

– Я тоже.

– Нет, на самом деле, что случилось?

– Ко мне приходил человек без руки.

– Господь всемогущий!

– Нет, не он.

В трубке неровно дышали. Возможно, стоит проверить легкие, проветрить, вынести их на улицы, показать им этот отравленный городом воздух – пусть забирают его, себя и меня, и всех нас, лишь бы больше не видеть эти замерзающие дни, этот непрерывно опускающийся столб ртути.

– Может, ты приедешь? – спрашиваю.

– Нет, я не приеду.

– Мне здесь так одиноко.

Разговор окончен. Дыхания больше нет. Стены убивали весь остаток солнечного света, протискивающийся сквозь грязные окна.

Мне пришлось открыть еще одну бутылку, и снова начать представлять голую Дайан Китон. Какая же она была голая..

– Мне понравилось, как ты играл, – сказал кто-то.

– Черт, КТО ЗДЕСЬ?!

– Тихо-тихо, предлагаю тебе еще у нас выступить, что скажешь?

– Я не понимаю, о чем речь?

– Ты хорошо играл.

– Нет, не очень.

– Играл.

Я очень скучал по ней. Вспоминал, как мы вместе пришли в парк аттракционов. Денег не было, были последние – и я думал, черт с ним, черт со всем, было лето, был праздник, и безоблачно-светлое небо окутывало нас. Синее, бескрайне синее.

– Залезай в кабинку.

– Нет, я боюсь, – говорила она.

– Я буду тебя держать.

– А если она развалится?

– И ее тоже.

Колесо обозрения несло нас вверх и вниз, влево и вправо, оно сходило со своей платформы и бежало, крутилось по всему городу, по дорогам, по небу, и мы падали в объятия друг друга, и жадно срывали одежду, и погружались в моря друг друга, в прозрачные синие моря..

– Давай еще сахарной ваты купим?

– Прости, у меня кончились деньги.

– Ох, это же всего лишь вата?

– Прости.

Мои мысли развеял звонок телефона. Я все в этой же комнате на грязном полу, и темные стены, и голые деревья за окном, и серое низкое небо своими холодными руками протискивалось сквозь все щели в окнах и заползало прямо в горло.

– Завтра встретимся в парке, я вам кое-что скажу.

– Вы сами нашли свою руку?

– Ничего я не нашел!

– Тогда может..

– Завтра, завтра!

5

Неизвестный стук в дверь, а утро было холодным и мрачным, холодным и серым. Я открыл – никого. На полу лежал конверт.

Посмотрим, посмотрим.

Я заползаю обратно, сажусь на матрас в углу, вскрываю. Узнаю этот аккуратный почерк – как будто узнаю. В конверте была одна записка: «Я съел ее на обед».

Очень интересно.

– Почему вы не пришли сегодня в парк?! – дозвонился он вечером.

– Нет-нет, я в эти игры больше не играю.

– Какие игры?

– Я получил записку.

Через полчаса он был у меня. Немного растрепанный, но лишь немного – и пальто, и осанка была при нем. Руки не было.

– Напишите, – говорю я ему.

– Что?

– Напишите ваш номер, еще раз, прошу, я потерял его и не помню.

Он недоверчиво подошел к столу и красиво стал выводить цифры. Да, этот аккуратный почерк невозможно не узнать.

Я сверил эту надпись и ту, что в конверте – конечно, почерки совпадали.

– Ага! – вы что, обманываете меня? Что это вообще такое?

– Это не я написал.

– Но почерк ваш?

– Похожий почерк.

Я укоризненно на него посмотрел.

– Да это одно и то же! Вы сумасшедший – сами отрезали себе руку и съели ее. Что вы от меня хотите? Вызвать вам скорую?

– Послушайте, я не делал этого. Я не знаю, кто это сделал, и зачем меня подставляет, но вы должны мне поверить.

– Нет-нет, я вам не верю, не надо.

– Все-таки поверьте.

– Нет, не могу.

Упрямился. Сразу видно – овен. И по гороскопу наверняка овен.

– Хорошо, я заплачу вам вдвое больше.

– Но вы мне еще не платили..

Теперь он укоризненно посмотрел на меня.

– Понимаете, этот кто-то – кто украл руку, хочет запутать нас, и особенно вас, это опасный человек!

– Опасный?

– Просто продолжите поиски, и вы все поймете.

– Если я просто продолжу поиски?

– Да, если вы просто продолжите поиски.

Мне было грустно. Внезапно стало – я сам не мог понять отчего. От несправедливости? Одни люди обманывают других, более доверчивых, чтобы потом самим стать более доверчивыми и быть обманутыми. Искренности почти нет. Ложь от начала и до конца. И даже смерть – та же самая ложь, еще при жизни.

– А теперь я готов вам рассказать то, важное, ради чего и позвал вас сегодня.

– Нет, не надо, я буду искать так, как искал.

– Это очень важно.

– Нет-нет, уходите, вы мне надоели.

– Но я должен..

– Дверь там! – я был категоричен, он действительно меня утомил.

Медленно заковылял к двери. Покачал головой. Пусть качает, пока она у него есть еще на месте. Я молча закрыл дверь, уже представляя, как закажу себе пиццу.

Сквозь щели в окне пробирался ледяной ветер, и комната была печальна, и серые улицы разрастались грязным асфальтом.

6

Потом я оказался в комнате. Небольшая, стены – зеленые, цвета больничных палат. Странно, но я смотрел на себя со стороны – как будто в одном из углов потолка повесили выпуклую камеру. Я помахал ей рукой – человек в центре комнаты тоже помахал ей рукой.

Точнее, это же я. Не понимаю, я здесь или только смотрю на себя? Передо мной дверь – деревянная, облезлая. Хочется отсюда выбраться. Я смотрю, как человек в комнате занервничал. Я нервничаю?

Дверь начинает открываться. Человек удивлен, он хмурится. Из двери веет темнотой и холодом, и постепенно становится по-настоящему холодно. Человек хватается руками за голову и начинает кричать.

Я не слышу, как он кричит, но этот крик в моей голове. Я вижу, что он увидел.

– Да? – сонно раздалось в телефонной трубке.

– Это ты, это правда ты? Куда ты пропала, я уже чуть было аппетит не потерял.

– Господи, ты знаешь, который час? Черт, уже три, не отвечай.

– Я так рад тебя слышать, – я сжимал телефон, не спуская взгляда с обоев – это была моя обычная комната, и все на месте, все на месте..

– Ну, и что случилось?

– Мне приснился кошмар.

– Нет, я тебя просто убью сегодня.

– Сон, из которого я не могу выбраться, или наоборот – не могу уснуть.

– Ну, ты же там не один, верно? В общем, сегодня уже расскажешь, дай поспать, ну и ненавижу же я тебя.

В трубке послышались гудки.

Я положил ее на стол у кровати. Из окна выглянула тонкая полоска света. Еще одна. Она пробиралась внутрь комнаты, согревала, радовала. Я подошел к окну и отдернул шторы. Яркое дневное солнце ударило в глаза.

Я отвернулся.

Руки болят. Пальцы. Что-то с ними. Я не понимаю.

Вся комната залилась светом, вместе с ним ворвался и теплый ветер. Морской воздух наполнил легкие. Я выглянул в окно – подо мной была гигантская скалистая пропасть. Волны разбивались о камни. Впереди – океан. Справа и слева, насколько можно было видеть, скалы.

7

Потом уже ко мне домой пришла полиция.

– Полиция! Будет здорово, если вы откроете.

– А если не открою?

– Ох, и умеете же вы добавлять себе срок.

Я открыл, и вышел к ним на лестничную клетку.

– Как успехи? – поинтересовался я у них.

– А у вас?

– Я уже взял след.

– И где он?

– У меня в кармане.

– Тогда выверните карманы.

– Нет, не выверну.

– Выверните-выверните.

Какие же они настойчивые. Такую бы настойчивость девственницам на семьдесят восьмом свидании.

– Я могу показать, где он живет.

– Это нам подойдет, но для этого нужен протокол, без него мы никуда не пойдем.

– Меня это устроит.

Они переглянулись.

– Давайте тогда в среду?

– А почему бы и нет, – согласился я.

Они сказали, что еще дополнительно навестят меня, и чтобы я особенно никуда не уходил.

Я снова вспомнил парк аттракционов. Конечно, мы останавливались и около павильона с оружием. Надо было стрелять в беззащитные тарелки, чтобы выиграть беззащитного медведя. Она сказала, что у меня получится, и я поверил ей.

– На меня не наводите, – сказал продавец, когда увидел у меня в руках ружье.

Полезли тарелки. Я стрелял, и все они падали, одна за одной, друг за другом, как рождественские елки, как осенние одуванчики, как метадоновые наркоманы. Но когда дым рассеялся, стало понятно, что я сбил только две из одиннадцати.

– Хороший результат! – подбадривал меня продавец.

– Правда?

– Держите подарочное печенье.

– Какое песочное.

Медведя нам, разумеется, не дали. Мы все были беззащитными. Она тогда виду не подала, но я знал, чувствовал, что что-то пошло не так. Этот медведь как камень преткновения, как корень мандрагоры, да не к месту будет упомянут, как все ее вопросы в голове ко мне и моему образу жизни.

Я был не тем.

8

Тем временем «друзья» не унимались.

– Слушай, нигде не можем тебя найти, ты почему не отвечаешь?

– Господи, кто вы?

– Ну зачем ты так, мы же просто хотим тебе помочь.

– Помочь? Мешок для пожертвований под раковиной.

Я бежал по улицам. Светило солнце – редкое солнце сквозь толщи туч проглядывало, проглатывало меня, и от его света становилось еще больше не по себе, еще тревожнее.

Я прятал руки в карманы, они трескались от холода.

– Перекусить бы, – размышлял я про себя.

– Зачем тебе это? – отзывалось что-то внутри, возможно, желудочек, – гони прочь эти мысли.

– Но кушать же хочется.

– Это испытание.

– Я не пройду его.

– Пройдешь.

– Нет, не пройду.

Тем не менее, вместе с желудочком мы пошли в парк. Листья уже упали, и гнили на промерзшей, деревянной земле. Случайно, возле старого дуба, я увидел того парня – из бара. Он мельком взглянул на меня, и сразу же сорвался с места. Я – за ним.

Так мы шли минут пять, не оглядываясь, пока не зашли к каким-то пристройкам. Дальше – тупик. Я пригляделся – у него было две левых руки, это точно. Теперь понятно, почему он так странно наливал правой.

– Как погода, нравится?

– Нравится, – говорит.

– Пасмурная же погода.

– А мне все равно нравится.

– Понятно, понятно.

Я не стал ждать, и первым набросился – точнее, просто вывернул ему руку. Ту, насчет которой сомнений не было. Он завопил – все правильно, все умиротворенно.

– И где же ты достал еще одну руку?

– В рулетку выиграл.

– Вряд ли.

Я заломил руку посильнее.

– Хорошо, хорошо! Я расскажу правду.

– Правда – это то, что я не слышал уже много лет.

– Тогда слушай.

Мы присели, насколько это было возможно в данной ситуации, и он начал.

– Однажды я постирал свою прекрасную красную рубашку. Сам не знаю, зачем – какая-то неведомая сила вела меня. А живу я в маленькой комнате, в ней только стены и матрас в углу. Комната сырая, там холодно и влажно, хотя и ветер из всех щелей. Но на улице-то ветра больше! И я решил вывесить ее за окно – чтобы она высохла.

– Господи, что ты несешь?

– Сейчас-сейчас! – продолжал он, – повесил я ее за окно, там еще перегородка внизу была, очень удобно. Сижу, жду. Потом понял, что пора. В смысле – высохнуть уже должно было. Протягиваю я руку к ней на перегородку, все протягиваю и протягиваю, проталкиваю. Как вдруг! Сверху абсолютно вертикально падает окно – само стекло, которое в нем, без рамы, и отрубает мне руку, которой я тянусь за рубашкой.

– Но сейчас на тебе все эта же рубашка.

– А я ее другой рукой достал.

– Ага-ага.

– Самое интересное началось, когда я спустился вниз, чтобы поднять отрубленную руку. Там она нашлась, это да – но, почему-то уже левая.

– А потерял ты правую?

– Верно, и теперь у меня две одинаковых.

Я чуть ослабил хватку. Это была самая правдивая история из тех, что я слышал за последние пару лет, и я был в замешательстве. Я был замешен – во всем этом, и не знал ни как выбраться, ни как попасть.

Пропасть!

Вот, что мне оставалось.

Кажется, тот человек, что пришел ко мне для поиска своей левой руки, не совсем сумасшедший.