Текст книги "Восемь лет с «Вагнером»"

В этот момент командиру приказали рассосаться по второй линии обороны и открыть коридор для ополченцев. Зашло почти 400 ополченцев в эту дыру, как бы в сам поселок, именно к нашей линии обороны. А мы сидим, ждем, когда ж наступать будем. Ополченцы уже вот-вот начали идти вперед, наступать, в бой ввязались. А командир нам говорит: «Сидим, ждем».

Потом пришел и нам приказ: наша сторона – правый фланг, мы должны дойти до депо и зачистить его. Там укропы еще держались. Я там не участвовал, Ник отобрал другую группу – пацаны пошли до депо, там повоевали. Насчет потерь точно вспомнить не смогу, потому что тогда другой задачей был занят. Какие-то потери были, кого-то эвакуировали «трехсотым».

Артиллерия и терриконы

– Перед заходом в поселок 8 Марта мы еще стояли на Центральном, это перед Чернухино. Справа – Чернухино, слева – перед Центральным, где террикон. У нас задача была с местными ополченцами, местный ополченец там командовал, позывной Узбек. Задача была взять этот террикон, потому ополчение пять дней подряд ходило его брать и пять дней подряд с потерями отходило.

Нас поставили сначала наблюдать. Мы там под жестким артобстрелом сидели, там с чего только не колбасили, но в основном «Грады» прилетали на наше поле. В общем, мы наблюдали за этим терриконом и наводили свою арту. На террикон, на склады, на танки, которые под Чернухино катались. В общем, мы три дня наводили все это дело. Там я, кстати, встретил в ополченцах еще одного человечка, с которым срочку служил. В окопе сидим, разговариваем, как раз тоже под обстрелом. Спрашиваю: «Ты откуда?» Он – оттуда-то. А я, говорю, оттуда. Оказалось, земляки, с соседних улиц. Он – полченец, я – в ЧВК, но оба земляка – там, в Донбассе.

Из того, что там запомнилось, как мы ночью ходили два раза на террикон. Укропы себя достаточно беспечно вели на самом терриконе, особенно те, кто у них в охранении сидел. Мы практически уже к подножью подходили, а нас никто не засек и не обстреливал. Видимо, они там устали, потому что ротации долго не было. Мы тогда артиллерию наводили на такие точки, с которых обстрелы мирных поселков массированно велись. Тогда мы плотно работали с Барселоной из первого отряда, я сейчас не знаю, кем он, но тогда он заведовал артой.

Мы там нормально поползали перед Чернухино и перед этим терриконом – я, Злой, Борода и Морячок. Боестолкновений прям серьезных как бы и не было – планировалось блокпост укроповский захватить, но потом нас отозвали уже на поселок 8 Марта. Сказали, что ополченцы сами разберутся, там, мол, уже подкрепление придет, и они с подмогой захватят блокпост.

После Дебальцево нас отвели обратно в Вергулевку и сообщили, что объявили перемирие. 15 марта нас уже начали отводить вглубь. Мы еще посидели в Луганске пару дней и потом по отпускам уехали.

Часть 2. Сирия
(сентябрь 2015 – май 2018 гг.)

Начало 2010-х годов на Ближнем Востоке и в Северной Африке ознаменовалось серией антиправительственных выступлений и «цветных революций», щедро подогреваемых иностранными агентами влияния и прямым вмешательством США и стран Западной Европы. Так называемая «арабская весна» привела к затяжным военным конфликтам и свержению устоявшихся форм государственности, вслед за которыми в страны региона пришли разруха, нищета и смерть – вечные союзники американской демократии.

Одним из наиболее показательных случаев стала ситуация в Сирийской Арабской Республике, где с 2011 года продолжается затяжная гражданская война. Манифестации против правительства Башара Асада, спровоцированные событиями «арабской весны» в других странах Ближнего Востока, вскоре переросли в боестолкновения на улицах древних городов, а место «сирийской оппозиции» заняли боевики, преступники и радикальные исламисты. Постепенно светские или сепаратистские тенденции сменились жестокими проявлениями террористической идеологии – в первую очередь, за счет деятельности отрядов моджахедов, созданных на базе международной сети «Аль-Каида» или движения «Братья-мусульмане»[3]3
  Организации признаны террористическими, и их деятельность на территории РФ запрещена.


[Закрыть].

В 2013 году полномасштабное участие в войне против правительственных войск САР начинают прибывшие из Ирака силы группировки «Исламское государство»[4]4
  Организация признана террористической, и ее деятельность на территории РФ запрещена.


[Закрыть]. Уже в 2014 году боевики этой террористической организации рассорятся с другими радикальными исламистами, займут половину Сирии и провозгласят «халифат» – террористическое квазигосударство на территориях Ирака и Леванта с претензией на мировое господство.

На тот момент огромную роль в военно-техническом и политическом сотрудничестве с Дамаском сыграла Россия. Начиная с 2011 года Москва оказывала дипломатическую поддержку Башару Асаду, блокируя в Совете Безопасности ООН проекты антисирийских резолюций западных и арабских стран, предполагавшие наложение санкций против правительства Сирии. Кроме того, Россия поддержала правительство САР поставками оружия, военной техники и боеприпасов, а с 2012 года – организацией обучения сирийских военнослужащих силами военных советников. Кроме того, именно Россия спасла Дамаск от прямой военной интервенции Запада, предложив уничтожить запасы химического оружия, находившиеся у сирийской армии.

Интервенция боевиков ИГ и распространение их идеологии на базе радикального исламизма также беспокоили и Россию, имевшую до этого опыт антитеррористической борьбы с бандподпольем на Северном Кавказе. Кроме того, активное продвижение боевиков по территории САР и захват административных центров сирийских провинций привело к крайне опасной ситуации как для Ближнего Востока, так и для всего цивилизованного мира. Правительственные силы оказались не в состоянии сдержать натиск исламистов, рвавшихся к Дамаску, и остановить развал всей Сирии.

В этих условиях, когда официальный Дамаск был на грани полного поражения в войне, Сирии неожиданно протянули руку помощи. 28 сентября в ходе своего выступления на 70-й юбилейной сессии Генеральной Ассамблеи ООН Президент России Владимир Путин раскритиковал подход западных держав к подрыву ситуации на Ближнем Востоке как итогу «арабской весны». А уже 30 сентября 2015 года Россия официально объявила о начале военной операции в Сирии по просьбе законного правительства страны.

Глава 6. Горная Латакия
(сентябрь – ноябрь 2015 г.)

Для проведения военной операции армия РФ в кратчайшие сроки сумела перебросить, развернуть и подготовить для выполнения боевых задач полноценную войсковую группировку. Первоначально в состав авиагруппы ВКС России, базирующейся на авиабазе Хмеймим в окрестностях Латакии, вошли более полусотни самолетов и вертолетов. Костяк авиагруппы составляют модернизированные бомбардировщики Су-24М и штурмовики Су-25. Кроме того, в нее включили несколько новых фронтовых бомбардировщиков Су-34. Для сопровождения ударной авиации на базе находится истребитель Су-3 °CМ, а оборону объекта несут вертолеты Ми-24 и Ми-8.

Действия правительственных сил поддерживались не только российской авиацией с воздуха: на земле подразделениям сирийской армии также оказывали поддержку. Согласно сообщениям СМИ, примерно в начале октября 2015 года в Сирию прибывают штурмовые отряды ЧВК «Вагнер». Первой задачей подразделения стала поддержка продвижения сирийской армии в горной части провинции Латакия.

Отрядам «вагнеровцев», занявшим место авангарда наступления в Латакии, предстояло зачистить горные районы, примыкающие к границе Сирии с Турцией, откуда боевики могли теоретически перебросить большие силы для создания угрозы авиабазе Хмеймим. Благодаря действиям русских специалистов, закрепившимся на господствующих высотах в Северной Латакии, сирийская армия смогла продвинуться по всей линии фронта.

Первое знакомство с баллонами

– Нас отправили по отпускам в августе 2015-го. А когда мы приехали из отпуска, нам объявили о том, что мы заезжаем в Сирию – в Латакию. Первая кампания была очень маленькая: когда мы заехали, лично я там пробыл 29 дней.

Первой нашей задачей стала зачистка горной части провинции Латакия. Когда мы пошли в Горную Латакию, то вошли во взаимодействие с местной сирийской армией. Пошли в наступление. Там я первый раз познакомился с баллонометами, которые использовали боевики. Когда мы заняли первую линию обороны – выбили оттуда игилоидов, – нам на позиции начали прилетать баллоны. Конечно же, потери были. Из моих друзей по крайней мере никого не было, а так у пацанов по отрядам, конечно, потери были – не фатальные, но все же. Авиация наша достаточно неплохо нам помогала: те места, с которых активный артобстрел велся, они подавляли очень быстро.

Бой как в компьютерной игре

– Первую ночь еще так себе пережили, более-менее. А вот вторая ночь была такая, что я вспомнил, как в Луганском аэропорту это было. Только мы закрепились на нашей линии обороны, как игилоиды ночью на нас полезли. Реально, как в компьютерной игре: они идут, орут: «Аллах акбар», в них стреляешь, они падают, тут же вылезает еще один из-за дерева или из-за камня, опять орет «Аллах акбар», ты в него опять стреляешь – он падает, вылезает следующий… и они все не кончаются и не кончаются.

На нас на том месте, где мой взвод сидел, нападали с трех сторон. Там был язык, выдающийся в горе, и с трех сторон нападали игилоиды – практически все были одеты в черное, на лбу – повязки с шахадой. Держались мы часа, наверное, три – отбили несколько волн атаки, точно три или четыре было крупных волны.

На четвертый час боя получили команду отходить назад. Наш отход прикрывал офицер сирийский и пулеметчик – они вдвоем остались на нашей позиции, и как только мы отошли, мы узнали, что они погибли потом. Прикрыли наш отход, дали нам возможность выйти.

Из нашего взвода мы тогда никого не потеряли – ни «двухсотыми», ни «трехсотыми». Отошли достаточно организованно, прикрывая друг друга. Ни одного орудия не бросили – унесли минометы 82-миллиметровые, которые с нами были, АГСы, все успели унести.

Прижаты огнем к минному полю

– Штурмовали высоты. С одной высоты выбили духов и спустились с гор – нам потом нужно было подниматься на вторую высоту. С нами были садыки, с правого фланга, но они не смогли продвинуться. Мы начали подниматься на высоту без садыков, и получилось так, что мы заползли на минное поле. Оно было с левой стороны, на нем вначале садыки подорвались, но мы этого не видели. Кое-как с правого фланга мы это минное поле обошли, но высоту ту мы так и не взяли. Бой двенадцать часов длился, но нам пришлось отступать. Когда начали отступать, противник придавил нас огнем в упор к минному полю, чтобы мы там начали подрываться.

У всех тогда был ступор – было непонятно, что делать дальше, как поступить. Первые трое пошли с минером, но подорвались. И тогда мой товарищ пополз на коленях вытаскивать парней, коленом наступил на мину, и ему ногу оторвало. Решил помочь товарищам, причем под плотным огнем, и сам подорвался. Умер он уже в больнице в Москве. На следующий год я узнал, что перед той командировкой он говорил, что если его ранят, то жить он не захочет. В итоге так и получилось. Причем врачи, которые его латали, сказали, что он просто не хотел жить, не боролся, не цеплялся за жизнь. Поэтому и умер. Вот такая судьба у человека.

Пулемет против зушки

– Когда мы брали первый поселок, который мы с садыками взяли, Андрюха стоял за «Утесом», на пикапе. Потом ребята рассказывают: они закинулись в поселок, их духи запустили – и потом зушкой давай их поливать. Народ сразу в рассыпную, спешился – зенитка работает и не дает никому башку поднять. И, значит, Андрюха подрывается, бежит к своему пикапу, прыгает за пулемет – и давай поливать в ответ. Все лежат, все поныкались, а Андрюха отработал, придавил огнем зушку, а потом уже остальные в себя пришли и давай работать.

Столбы

– Мы приехали в 2015 году в Сирию, день на акклиматизацию, еще даже командир нашего отряда не приехал, ну и командир самый главный говорит: «Надо задачу выполнять». Повезли нас на место на муниципальных автобусах. Заезжаем в деревню – выходит местное население, приветствует, начинает доставать большие тарелки, финики, арбузы, воду ледяную, к себе домой начинают пускать в туалет. И вот задача у нас такая: занять холмы впереди и, когда отработает артиллерия, занять какое-то селение.

Ну все, мы прыгаем в «Уралы», потом – спешиться и со всей х*рней идти. Запрыгиваем, и тут начинается. Летит ракета. Как потом оказалось, это были «Смерчи». Наверху разрывы, как фейерверки, как зушка работает. И блин, начинаются приходы – просто столбы летят вниз, бл*ть. Просто в двадцати метрах от нас труба врезается на метр глубиной в скальный грунт. Она не разорвалась, и мы такие, как бы: «Зае*ись!» И вот эти столбы начинают в шахматном порядке падать.

Ну и все, мы давай свою задачу выполнять. Выезжаем туда, надо было пройти два холма, на третьем остановиться и держать дорогу, чтобы помощь не подъезжала. В итоге приехали, и вокруг вот такие столбы торчат. И еще из местных ополченцев был такой карлик с автоматом, мы ему: «Молодец, страну защищает!» (Смеется.)

И вот эта ху*та рядом воткнулась. Мы там какое-то время на высоте посидели, нас потом сначала вернули на базу, а потом повезли охранять военных, артиллеристов. Все, мы встали, сделали круговые посты, и через два дня я просыпаюсь от аплодисментов. Я спрашиваю у пацанов наших: «Что происходит?»

– Да это у арты первые стрельбы.

«Тамам, садык!»

– Это была Горная Латакия, мы только зашли, когда упал наш Су-24. Мы пошли в сторону северной границы, я был пулеметчиком на джихадке, на пикапе с пулеметом. И получилось так: горный серпантин, с нами сирийцы, мы тогда в одних рядах двигались с садыками. Наша задача была поддержать их – в первые эшелоны не лезть, а просто поддержать. Но, как всегда, все пошло не так. На перекресток к сирийцам приехала какая-то машина, джихадка одна и вторая, им начали выдавать обед. Я переводчику сигналю: «Убери их отсюда, район неблагоприятный, убери». А их человек 30–40. И тут слышу разрыв, тут же плотная стрельба по нам, очень плотная. Наш мужик, смотрю, на четвереньках пополз, а мужчина крупный и вообще не предназначен на четвереньках двигаться. Так он на четвереньках проползает перед моей машиной.

Получилось так, что водитель у нас на тот момент был сириец. Машины за ним закреплены. Он говорил, что у него три брата погибли на войне, и он вот такой за них пришел отомстить игиловцам. Я сел за пулемет и начал в сектор насыпать. Слышу, за моей спиной запасное колесо зашипело, дырки уже в машине, а сириец в кабине сидит. Я насыпаю-насыпаю, стреляю-стреляю-стреляю и понимаю, что ко мне уже пристрелялись, уже в машине достаточно дырок. Я выскакиваю из машины, говорю этому водителю: «Давай поменяем позицию».

Хоп, поменяли позицию, съехали в лощинку метров на пятьдесят. Оттуда начинаю насыпать, он выходит из машины, подает мне вторую ленту, тыды-дын-ды-дын. Потом, когда все закончилось, мы огнем всех подавили, с нашей стороны никого ни убитых, ни раненых не было. В машине, конкретно в кабине, насчитали четыре дырки. И вот этот сириец как сидел, он сидел за рулем спиной к противнику, у него пуля прошла под мышкой, прямо в рулевую колонку. Вот он – да, молодец. Двоих его коллег, которые должны были помогать мне, во время боя просто сдуло. Они, наверное, минут через 15 появились. А вот он помогал мне заряжать, молодец. Я потом долго наблюдал за ним. Мы там встречались несколько раз, потом, со временем нам машины насовсем передали уже. И я ему тогда сказал: «Ооо, тамам, садык».

Достойный парень, но такие там редкость. Когда мы закреплялись на высотах, мы их потом просто оставляли союзникам и дальше шли. Ну, получается, мы передаем сирийцам позиции, а они просят, чтобы русские побыли с ними, потому что им страшно. Либо же, получается, мы продвигаемся вперед, едет наша машина какая-нибудь подвоза воды, продуктов, БК, и нам водитель говорит: «А вот сирийцы уже снимаются и уходят обратно».

Сирийцы чересчур расслабленные, «доблестные» воины. У них есть кальян, у них есть матэ, и им больше ничего не надо. Они ночами спят, любят спать. Это их главная ошибка, а хотя, может, это просто их менталитет. Им без разницы. Придут и зарежут? Ну и ладно, мол, пущай зарежут.

Обыденный героизм

– Герой не тот, кто погиб, а тот, который погибшего на себе тащит или, например, черепную коробку пытается запихать обратно.

Мы как-то тащили одного, царство ему небесное, вернулся с поста в Горной Латакии. Там как получается? Духи запуливают мину, а я сижу в «Урале» и ем. Что-то прилетает, тебя пылью засыпало, ты орешь: «Дайте пожрать, мрази!» И дальше продолжаешь, оттого что голоден. А потом понимаешь, что в «Урале» сидели пацаны.

И вот бежишь туда, хватаешь первую попавшуюся разгрузку, выдергиваешь медицину и понимаешь, что вот у него голова расколота, вот мозги лежат, вот это. И вытаскиваешь. А то, что опять летит – пох*й, сейчас его надо вытащить. А он еще месяц по больнице провалялся, вроде как живой, а потом отошел.

Весь героизм обыденный. Когда ты первый раз едешь, еще может быть что-то романтическое, но сейчас уже все.

Про быт и уют

– Когда совсем грустно становилось в САР, люди могли просто включить музыку и просто танцевать прямо на позиции. Очень приятно, когда такой коллектив хороший. Отвлекались разным, находишь себе работу, но большая часть внимания уделяется бытовым условиям. Каждый раз, когда мы приезжаем на новое место, это тоже надо пройти. Очень большая работа проделывается. У тебя открытое поле, надо обосноваться, обустроиться, создать себе уют, в первую очередь – постель, кровать. Каждому человеку это нужно, он создан для уюта. Вот созданию этого уюта много времени уделяем, занимаемся спортом, чтобы рабочую форму не терять. Занятия, тренировки.

Глава 7. Первый штурм Пальмиры
(ноябрь 2015 – март 2016 гг.)

В мае 2015 года боевики «Исламского государства»[5]5
  Организация признана террористической, и ее деятельность на территории РФ запрещена.


[Закрыть] захватили древний сирийский город Пальмиру (современное арабское название – Тадмор), выбив оттуда правительственные силы САР. Падение Пальмиры сопровождалось многочисленными преступлениями и зверствами, совершаемыми боевиками как в отношении жителей города, так и в отношении археологических ценностей. Кроме того, город находится на перекрестке крупных магистралей и основных коммуникаций, и в первую очередь, шоссе Дамаск – Дейр-эз-Зор, перерезанное боевиками. Наконец, нельзя забывать и об экономической инфраструктуре вокруг древнего города: на расположенные в районе города газовые поля Джазаль, а также установки в Аш-Шаире и Телль ас-Савване приходится порядка 60 % добычи ресурсов во всей провинции Хомс и электропитание всей центральной части страны. Таким образом, вопрос контроля над Пальмирой переквалифицировался в вопрос контроля над всей Центральной Сирией.

Первые операции близ Пальмиры силами ЧВК «Вагнер» были начаты 5 ноября 2015 года. Ключевой задачей на первом этапе наступления было ликвидировать последствия прорыва ИГ и отбросить боевиков от трассы М-5. В результате продвижения в ноябре – декабре 2015 года российским военным специалистам удалось закрепиться на ключевых подходах к городу, однако сложная обстановка на других фронтах сирийского конфликта – в частности, в районе Алеппо – вынудила приостановить наступление на Пальмиру на два месяца.

В марте 2016 года, после решения стратегических задач на других направлениях, наступление на Пальмиру было возобновлено. В результате ожесточенных боевых действий уже к 23 марта силы ИГ покинули свои позиции по периметру Пальмиры и отошли в горные районы, обнажив пальмирский выступ для решающего броска. 24 марта основные силы сирийской армии, укомплектованные отрядами ливанского движения «Хезболла» и ополчением афганцев-хазарейцев («фатимидами»), начали продвижение в сторону археологического комплекса Пальмиры, а отряды ЧВК «Вагнер» начали планомерный штурм городских кварталов. Довершить разгром боевиков удалось 26 марта, когда «вагнеровцы» провели штурм аэропорта Тадмор, вынудив боевиков бежать из Пальмиры.

Как воевали сирийцы и «фатимиды»

– Мы тогда долго не могли взять одну высоту, долго стояли там, у меня погиб пулеметчик. Мы тогда пошли группой вместе с «фатимидами» и сирийцами. По плану «фатимиды» должны были уйти вперед и выйти во фланг, я должен был в центр войти. С правого фланга работали сирийцы.

Мы шли по горам, по горному хребту к развязке. Там дорога шла на Ирак. В принципе с этой высоты мы контролировали хребет, но туда было тяжело доставить артиллерию, и из-за сложности местности были проблемы с доставкой пищи. И морально было тяжело, и физически было тяжело, плюс командировка была длительная и боев было много. И если до этого я шел без потерь, то тут я уже потерял своих ребят.

Сперва исчезли «фатимиды» – как сквозь землю провалились, хотя сначала все говорили: «Руси, руси, мы с вами везде». А тут раз – и исчезли. Я дал команду сирийцам, чтобы они тоже начинали вести наступление, – мы уже все вышли на позиции и по времени должны были уже начать действия. Но когда я вышел на центр, я оказался один со своей группой. Вся тройка – сирийцы, русские и «фатимиды» – должны были растащить боевиков на мелкие группы, и тогда в принципе мы бы быстро-быстро выбили их оттуда. Но мы остались в одиночестве, и получилось, что мы для противника как в тире. Они сосредоточили весь огонь на нас.

Как мы потом выясняли, против нас там были сосредоточены силы каких-то индонезийцев. При этом там были и хохлы, что самое интересное. Как мы определили? У них были наши камуфляжи и «точки», то есть «поджопники», а в САР «поджопники» никто не использует.

В моей группе было 20 человек. У нас выбили сразу гранатометчика, зему моего, и пулеметчика. Пулеметчику надо отдать должное, прикрывал нас: когда гранатометчик погиб, мы его должны были вытащить. Так пулеметчик встал в полный рост – мой ровесник, пацан здоровый такой, питерский, кстати – и начал долбить по противнику. Прикрывал нас, пока его не ранили в ногу. Он тогда упал на колено, снова встал и продолжил вести огонь. В итоге его снайперы просто пробили всего: в него попадали, он снова вставал – и так несколько раз. Я не знаю, зачем он так, но он сам по себе человек такой был, никогда не пригибался.

Мы парней вытащить сразу не смогли, потому что я бы тогда еще больше людей потерял, – огонь был очень плотный. Мы вышли из этого котлована на свою высоту, опять закрепились и ночью дали залп трассерами по нашим погибшим пацанам. Что самое удивительное, духи после нас тоже дали залп трассерами – тоже дали залп моим погибшим. Мол, достойные воины были. Такое было в первый раз, и я больше ничего похожего не видел.

Кстати, в тот бой у меня в отряде пацан был. Когда убитых пытались вытащить, он под очень жестким шквалом огня пролез к погибшему пулеметчику, пытался тащить его. Но не сдюжил. Я уже ему в радиостанцию ору: «Все, уходи, сейчас уже тебя самого вальнут». Он уже ремень снял с себя, цепляет им за тело и начинает ползти. Не может вытянуть тело, шкребет и шкребет.

– Отпускай, брат, иначе мы все тут ляжем, – говорю я ему в рацию.

И вот тогда он уже отпустил. Но пацан был достоин уважения: несмотря на огонь, на недостаток сил, все равно пытался любым способом вытащить. Позже мы тела, конечно, вытащили. И противнику мы не отдали – мы знали, где парни находятся, и даже ночью дежурили, чтобы никто не подошел к ним.

Я наводил артиллерию, она работала. А боевики с противоположного склона делали в скалах выбоины и туда прятались во время артподготовки. Когда арта отрабатывала, и пехота, то есть мы, начинала работать, противник вновь выскакивал на позиции и вновь начинал по нам долбить. Выбить их в принципе было невозможно с этой высоты. Я тогда вызвал вертолетчиков. Им-то хоть можно, они с противоположной стороны насовали боевикам хорошенечко. Потом я еще артиллерию вызвал, потом еще дымами прикрыли. Короче, мы залетели в итоге на эту высоту. Когда зачищали уже, духи в своих норах начали взрываться. У них были ошейники специальные, со взрывчаткой. Подлетаешь к нему – бах! – и башки нет. Делалось это для того, чтобы их потом не могли опознать.

Вот такой был бой. Три дня длился. Мы, когда высоту взяли, наверху повесили тельняшку. Потом приехали сирийцы, телевидение, вся фигня – туда притащились, тельняшку хотели снять и повесить вместо нее сирийский флаг. Могли бы снять, но тогда на защиту тельняшки встали афганцы – «фатимиды». Подлетели к сирийцам, начали стрелять им под ноги, указывая на тельник, говорят: «Руси, мы никому не дадим здесь повесить другой флаг». Вот такая уважуха у них была.

Но бой был, конечно, очень тяжелый. Если честно, мы даже не могли посчитать количество противника, потому что он убегал от нас, укрывался по лежакам. Но если судить как раз по этим лежакам, их было порядка тридцати человек. Считай, целый взвод. Такой хороший, качественный опорный пункт. Первый эшелон, второй эшелон, норы. Хорошо, хоть авиация помогла – если бы не «летуны», нам бы пришлось долго еще за эту высоту воевать. Вот если бы сирийцы и «фатимиды» с нами шли, то все было бы проще, местность позволяла им все видеть и простреливать. Я, кстати, в афганцах тогда сильно разочаровался. Думал, они более воинственный народ. Но, как оказалось, нет.

Первый опыт с беспилотниками

– Когда только начали работать в Сирии, у нас появился сформированный взвод беспилотников. Были до того электрические беспилотники «Суперкам», но они работали плохо и не показали результата. А в любой задаче, в любом деле важен результат и профессионализм. Короче, загубили проект, и какое-то время они ничего не показывали. В итоге мы поехали, отучились и начали работать.

Было еще такое – все отряды относились к БПЛА так: «Ай, да чо, бесполезное все это». Ну такое отношение было до поры до времени. У нас все были достойными операторами, все как на подбор хорошие ребята. Все быстро выучились, все вникли, заинтересовались – не было никого, кто бы вечером не сидел перед ноутбуком и не разбирался.

Для разведывательных целей и корректировки на данный момент «Орлан» – один из лучших самолетов по эксплуатационным качествам и по работе. Он может летать в дождь, он может летать в ветер. Мы летали в некоторые моменты при ветре в 25 м/с, и он летал. Ему не нужна взлетка, чтобы взлететь, а это основной показатель, ведь любой большой беспилотник привязан ко взлетке. А «Орлан» взлетает с машины. Мы поставили катапульту на машину и, как он взлетает, выезжаем с поля. Садится вообще на руки – пацаны сами ловили. Плюс он под облаками может летать, его не слышно особо, особенно если дождь. А если это город, то его вообще не видно и не слышно.

«Ночник» на высотах

– Эль-Барда – это две высоты. С одной стороны стояли «Карпаты», и железная дорога проходила посередине. «Горлышком» ее называли. По ней еще хотели закатить поезд, заминировать его и запустить к духам. Рядом шла гряда к Пальмире.

Был интересный бой, но мы тогда поржали чисто. Тогда вооружение было хорошее, оборудование поставлялось. Мы зашли на высоту на левом фланге, нам командир стоящих там бойцов говорит: «Вы посидите, там пока активность духов». Мы вышли, закрепились, ночью сидим, и тут у меня наблюдатели докладывают: «Духи!» Я командую: «К бою». Все вышли на свои позиции. Духи вытаскивают ДШК, в воздух т-р-р-р-р, стрельнули – видимо, думали, что на высотке сирийцы стоят и от одних звуков ДШК в штаны наложат.

Идут десяткой – довольные, счастливые: мол, сейчас сирийцы свалят, и они займут позицию. А у нас приборы ночного видения. Плюс у одного из наших была система «Пирс», она оказывает помощь ночным приборам, как луна – включаешь, и ночные приборы видят хорошо. Правда, противник тебя тоже видит хорошо, если у него есть «ночники», можно засветиться. Так вот, парень включает «Пирс», и все в «ночники» видят территорию, как днем. Ну, мы присели и, как в тире, начали их щелкать. Трех духов мы тогда вальнули, остальные буквально сразу испарились.

Хлопчик-гранатометчик

– Сирия. Встречный бой. Дистанция до противника – 200 метров. Мы предугадали погоду, в сумерках они плохо воюют. Мы зашли на них с левого фланга, как положено. Был у нас хлопчик-гранатометчик, ему дали китайские РПГ-вторые, которые стреляли через раз. Короче, он прыгает с брони, занимает позицию для стрельбы. Задача у него была – погасить огневую точку противника, пулемет. Делает выстрел, а не предусмотрел, что позади него на близком расстоянии колесо транспортного средства. При выстреле из РПГ происходит обратный выхлоп снаряда, и дистанция до любого объекта позади тебя должна быть не менее 2–2,5 метра.

Он производит выстрел, обратный выхлоп снаряда откидывает его вперед, он падает, разбивает лицо. Потом вскакивает, берет второй гранатомет, опять производит выстрел, опять так же падает, снова вскакивает и произносит такие слова заветные: «Эх… Я понял! Нужно было рот открыть!» А его товарищ, ведущий огонь из стрелкового оружия из-под машины, говорит своему напарнику: «Видал?! Сейчас мы тут навоюем…»

Секретная тактика «фатимидов»

– В Пальмире были впервые. Впереди нас шли «фатимиды». Спускаемся вниз, и каким-то чудом они оказались позади нас. Это их секретная тактика. Они, оказывается, просто ушли. С другой стороны должны были растащить противника сирийцы, но и сирийцы тоже ушли, и мы остались один на один с духами. Два «двухсотых» у нас было.

По нам там снайпер работал. Ну как снайпер… Все говорили, что у него оружие какое-то диковинное, иностранного производства. Но это был бред. Когда посмотрели по гильзам, стало ясно, что это был охотничий патрон на нарезной ствол. Не знаю, какой модификации и марки, патрон был не наш, но это был охотничий, не более того. Да, расстояние прямого выстрела – 200 метров, он четко попал одному нашему товарищу прямо в сердце, тот погиб на месте. Второй товарищ, чтобы достать тело, начал прикрывать с пулемета – работал уверенно, четко. Снайпер ему зарядил четыре попадания: с первого попадания срубил пулеметчика, но тот работал еще. А вот на четвертом попадании поразил цель. Пришлось нам оттянуться на некоторое время, отход прикрывали, пока тяжелые не подошли, простыми 5,45, мортирной стрельбой – просто чтобы пули свистели, и противник не поднялся.

Тогда мы поняли главную тактическую хитрость «фатимидов» и наших доблестных союзников. Если отступаем, они идут впереди. Если наступаем, они идут позади.

Ложная позиция

– Когда первый штурм Пальмиры был, мы в окружение попали. Духи на нас в лоб не пошли, а выбили сирипутов с другой высоты. Мы тогда впереди были, а вместе с сирийцами стояли пацаны из первого отряда – расчет «Утеса», четыре или пять человек. А против них – человек 30 духов. Они там уже перекидывались гранатами. Парни «Утес» ставили то с одной стороны высоты, то с другой. Ночью на одну позицию перетаскивали, днем – на другие.