Текст книги "Пустой мир. Кровь и честь"

Глава 3. Неприятные встречи

– Герцог Росский со свитой! – торжественное объявление церемониймейстера заставило Эдварда дернуться от неожиданности, так что чуть не выронил бокал из рук, услышав ненавистное имя.

– Какого демона он здесь появился? – молодой барон ругнулся, сразу отвлекшись от танцующих пар в центре зала, а точнее, от Изабеллы, которую пригласил на танец двоюродный брат. Дочь Карийского Дома видела его в мирной жизни слишком редко. Сейчас наследник вассального Карийскому баронату герцогства проходил обязательную службу в королевских войсках и смог выкроить буквально двое суток, чтобы вернуться вернулся домой из части, расквартированной для защиты колонизационного поста в одном из отдаленных анклавов, с которым Рейнсвальд сейчас вел торговлю. Изабелла видела брата даже реже, чем своего жениха, постоянно занятого делами родного бароната, и нельзя было отказывать ей в таком шансе.

– Успокойся, Эдвард, – сказу придержал его Рокфор, стоявший рядом и тоже наблюдавший за танцем своей дочери, – думаю, у твоих подчиненных должна быть очень веская причина, чтобы ослушаться прямого указа.

– Конечно, должна быть, – прошипел молодой барон сквозь зубы, стараясь хотя бы внешне выглядеть спокойным, – иначе я просто прикажу их всех расстрелять, за неподчинение и халатность!

– Граф Гористар со свитой! – объявили следующими, от чего удивился уже Рокфор, попытавшись рассмотреть над головами собравшихся здесь дворян появление одного из главных политических и территориальных соперников Тристанского бароната.

– Что? Этот старый пень тоже решил сюда пожаловать? Он-то что задумал? – Карийский феодал даже не думал скрывать своего удивления. Хотя у его феода с Гористарами никогда не было серьезных противоречий, отношения между ними в лучшем случае можно было назвать натянутыми.

– Думаю, только то, чтобы провести сюда Респира! – решил Эдвард, отставляя бокал на поднос дрона-официанта, – Если граф взял его под свой протекторат, моя охрана не могла ему препятствовать и помешать провести его в зал как гостя. Вот только чего он этим добивается? Устроить еще один скандал? На его совести их и так больше, чем у всего моего рода! Рокфор, вы позволите, я вас оставлю… по правилам этикета мне необходимо самому, как хозяину приема, встречать графа. И ничего не говорите Изабелле. Если она узнает, что этот псих здесь, то точно испортит себе остаток вечера, – оставив карийского барон, принялся пробираться к парадным дверям.

По пути Эдвард выбрался из общей толпы зрителей и направился к столам с закусками, где, помнится, оставил некоторое время назад графа Фларского, выдержавшего длительный перелет и успевшего проголодаться. Теперь, когда объявили танцы, в банкетном зале оставалось немного народу, в основном только старики, уже отвыкшие от танцев, да и те, кто их не считал себя хорошим танцором.

Граф, как ни странно, относил себя ко вторым, с трудом избежав белого танца, поскольку многие из молодых дворянок оказались очень даже не против станцевать с претендентом на королевский престол.

– Барон, куда вы так торопитесь? – граф сам увидел его, и помахал рукой, сам обращая на себя внимание, – мне казалось, вы были просто очарованы танцами. Нашли что-то интереснее? – отвлекшись от разговора с корсаром, он заметил, как напряжен хозяин сегодняшнего вечера.

– Противнее, – возразил Эдвард, – вы слышали, что Респир все-таки пожаловал сюда, даже зная, какой прием ему будет оказан.

– Я слышал вашего глашатая, – кивнул граф, держа пальцами шоколадную вишенку, – только не думал, что вы отреагируете уж столь эмоционально. Гористар один из самых уважаемых феодалов королевства, без его внимания не обходится ни одно событие столь важного политического значения, как, например, ваша свадьба.

– Мне совершенно безразличен Гористар, – отрезал Эдвард, – я не доволен, что он привел с собой графа Росского. В последний раз, когда мы встречались лично, я пообещал этому человеку, что прострелю ему голову… Может быть, вы пройдете со мной? Граф будет весьма удивлен, что его решили встретить с порога именно в таком составе.

– Господа, извините, что встреваю в ваш разговор, но можно мне с вами? – спросил стоявший рядом с ними Северед, – хотелось бы лично увидеть этого самого Респира, о котором столь много говорят… Он, должно быть, весьма оригинальная личность…

– Конечно, капитан, – согласно кивнул головой тристанский барон, – и не рассчитывайте, что все пройдет гладко. Возможно, вам придется оттаскивать меня от этого негодяя.

– Я бы скорее позволил вам его забить до смерти, – усмехнулся капитан, отставив свой бокал в сторону и расправив плечи, – но, думаю, это не пойдет на пользу вашему честному имени. Хотя обычно я драки не разнимаю…

Представители Гористаров все еще стояли у входа, в сопровождении взвода вооруженной охраны из тристанской гвардии. Старый граф Гористарский, опирающийся на костяную трость с набалдашником из крупного драгоценного камня, в подбитом черным мехом кафтане красного цвета с золотой вышивкой в виде тонких лоз, покрытых цветами и листьями. Уже отметивший свое второе столетие, граф отпустил короткую белую бороду и сплетал волосы в длинный хвост на затылке. Орлиный нос и толстые брови завершали внешний вид этого человека, одного из самых опасных и умных феодалов королевства, даже при дворе своего соперника стоявшего с видом хозяина. Респир на его фоне совсем терялся, хоть и выглядел сейчас так, будто его уже смертельно оскорбили. При входе у него забрали все оружие, даже церемониальную шпагу, оставив только пустые ножны. По правилам этикета подобное уже являлось серьезным оскорблением.

– Барон Тристанский, – старый Гористар успел поздороваться прежде, чем Респир открыл рот, а перебивать своего могущественного дядю тот не решился, только краснел и наливался кровью, вынужденный молча стоять в тени графа, уже готовый начать скандал. Респир даже внешне не производил впечатления психически здорового человека, бледный, с тонким лицом и красными глазами, все время бегающими из стороны в сторону, и с дергающимися уголками рта, словно с трудом контролируя собственную мимику.

– Граф Гористарский! – поклонился Эдвард в ответ, – в последнее время вы слишком часто посещаете мои земли. Или даже дикарей приглашаете, меня не предупредив…

– Как всегда, твой дом встречает нас со всем своим широко известным гостеприимством, – старый граф Гористара улыбнулся сквозь бороду, – Как понимаю, вы говорите про тот случай на поверхности. Простите великодушно, я надеялся на ваше понимание, но, кажется, мы уже разъяснили ситуацию, и дело решилось миром.

– Кроме нескольких тысяч убитых дикарей, – кивнул Эдвард, – и вашего посла, предупреждавшего о вашем недовольстве… Хотелось бы услышать и ваши собственные объяснения по этому поводу.

– Не думаете же вы, что я стану вас обвинять в убийстве кучки дикарей? – старый граф даже развел руками, неожиданно радикально изменив свою позицию по сравнению со словами посла, – мы с вами уяснили некоторые вопросы и четко очертили свои интересы, большего мне от вас и не требовалась, мой дорогой друг.

– К сожалению, не могу назвать вас другом, – еще раз поклонился тристанский барон, – и все же, прошу ваших объяснений по поводу прибытия сюда, барон Гористарский, – ему не терпелось как можно быстрее закончить этот диалог и уже выставить всю делегацию из ворот замка. Не желал видеть Гористарского графа и его протеже Респира сегодняшним вечером, но правила этикета заставляли оставаться вежливым и искать повод для того, чтобы просить их покинуть замок.

– К моему глубокому сожалению, мы вынуждены были отвлечь вас от столь важных дел с совсем небольшой просьбой, на которой очень настаивает мой родственник, герцог Росский, – старый барон взглядом указал на Респира, – сам я приехал, чтобы поздравить вас с помолвкой. И еще приветствовать графа Фларского, который. Как говорят, он тоже почтил этот вечер своим присутствием.

– Кажется мне, я не извещал никого, куда направляюсь, – громко добавил граф обвинительным тоном, и Эдвард не без удовольствия отметил мимолетное выражение растерянности на лице Гористара. Однако старик был слишком хитер, чтобы признавать свою ошибку, как и причину, по которой узнал о его приезде на помолвку.

– Господин, простите своего старого слугу, что не смог сразу выказать вам свое уважение, будучи не приглашенным на этот приятный во всех отношениях вечер, – натянуто улыбнувшись, старый граф Гористар поклонился, – ваша слава, граф, бежит далеко впереди вас самих. И будьте уверены, уже весь Рейнсвальд знает, что вы оказали Тристану большую честь своим визитом в столь важный для барона день.

– Ну, учитывая тот факт, что не прошло и часа, как я ступил на землю Рейсвальда, это говорит о том, что у здешнего дворянства невероятно длинные языки или же слишком большие уши, которыми они узнают слишком много лишнего, – довольно холодно заметил граф, не поддавшись лести. И, как бы между прочим, добавил, – И, кстати, как здоровье моего уважаемого соперника, графа Розмийского? Не поскользнулся ли он еще на той губе, которую в последнее время раскатал гораздо шире, чем подобает серьезному человеку?

– Я передам графу ваши заботы о его здоровье, – вежливо ответил граф Гористар, проглотив колкость не моргнув и глазом, – думаю, граф Розмийский по достоинству оценивает свои шансы, поскольку в наше время слишком многие уже забывают о принципах настоящего дворянина, требуя то, что не принадлежит им по праву.

Старый граф Гористар прошелся по той самой грани, что разделяет придворные фразы с еще легкими оскорблениями, и теперь уже граф Фларского вынужден был пропустить мимо ушей направленное в его сторону замечание. К сожалению, продолжающийся обмен колкостями был прерван самым грубым образом, когда Респир дошел до предела, истощив свое недолгое терпение.

– Да к демону ваши интрижки! – довольно громко рявкнул, выйдя вперед, – можете с ними и потом разобраться! Я приехал сюда только ради одной цели! Я хочу видеть ее немедленно! Куда вы ее спрятали? – он настолько осмелел, что открыто толкнул в плечо своего дядю, чуть не потерявшего весь свой важный и напыщенный вид, запутавшись в меховых накидках и едва сумевшего сохранить равновесие.

Граф Фларский, впервые столкнувшись с такой эмоциональной личностью, как Респир, не смог скрыть своего удивления от увиденного и даже отступил назад, рефлекторно протянув правую руку к рукоятке пистолета, лежащего в кобуре. Только Респир все равно не обращал на него внимания, как, впрочем, и на всех остальных, полностью сконцентрировавшись на стоявшем перед ним Эдварде.

– Не смейте меня обманывать и говорить, что ее здесь нет! Я все прекрасно знаю! Вы перевезли Изабеллу из этой ее вечной тюрьмы, Карийского дворца, где в заточении держали с самого детства, сюда. Думали, что я не смогу найти ее в этом месте! Только все равно вы просчитались! Наши чувства гораздо выше всего этого!

– Простите меня за вмешательство, – наклонившись к Эдварду, прошептал Северед, не отрывая глаз от безумца, продолжавшего кричать на весь замок, – он все время такой или только касательно этого вопроса? Его ведь в клетке держать надо, не выпуская… даже если он дворянин…

– Думаю, его лучше повесить бы надо было, – так же шепотом сказал Эдвард, даже не особо вслушиваясь в тот бред, что, захлебываясь, нес Респир, окончательно отстранивший своего дядю в сторону, – а Гористар, кажется, знал, что именно так все и будет, что меня больше всего и пугает. Старик что-то задумал…

– Дело пахнет порохом, – заметил корсар, глядя на вытаращившего глаза Респира, – помяните мои слова.

– Граф! – уже громче, чтобы перебить вопли Респира, обратился граф Фларский к Гористару, – уймите своего друга, пока наш хозяин не решил выпроводить его!

– Да кто ты такой! – теперь Респир, подавившись очередным посылом к своей чистой любви к Изабелле от того, что его кто-то посмел прервать, впервые обратил на графа внимание, – ты из той же шайки, сговорившейся, чтобы отнять у меня любовь всей жизни! Неужели можно представить себе, что такую любовь разрушит расстояние!

– Она не желает тебя видеть, Респир, – отрезал Эдвард, не желая больше молчать, – и в этом я с ней полностью согласен. И уж тем более она никогда не любила тебя! Перестань орать как пьяный на площади, и попытайся хоть что-то сохранить от своей чести, которую и так уже почти всю растерял! – эфес шпаги приятно охлаждал ладонь, напоминая о данном обещании.

К этому моменту вокруг собралась уже значительных размеров толпа гостей. В Тристанском замке была великолепная акустика, так что вопли Респира слышали буквально все приглашенные, теперь поторопившиеся увидеть причину такого шума. Герцог Росский был тем самым гвоздем программы, какой многие желали увидеть, надеясь на незабываемое зрелище, его безумные его чувства к дочери Карийского рода, какие сам никогда не скрывал, были даже более интересной темой для разговоров и сплетен, чем любовь самого тристанского барона. В действительности, мало кто хотел расстройства помолки Эдварда с Изабеллой, поскольку это один из немногих браков в Рейсвальде, заключенный по любви, а не только по одному расчету, что уже само по себе редкость в политических событиях королевства.

– А ты самый главный из всех злодеев! – герцог Росский, наверное, кинулся бы на Эдварда, если бы Гористар не успел схватить его за плечо, – как ты вообще только можешь думать, будто такая чистая девушка, как Изабелла, может отдать свое сердце такому деспоту, как ты! Она ненавидит тебя! Она писала мне, как ненавидит тебя!

– Писала? – изумленно выгнув бровь, переспросил Северед, увидев, что барон Карийский тоже подошел к ним, – мне казалось, он ее только издалека видел.

– Ну, ему может казаться, что и писала, – пожал плечами барон, исподлобья глядя на Респира, говорившего о его дочери, – не знаю, правда, кто. От моей Изабеллы ему никогда и строки не было написано, могу поклясться своей честью.

– Приведите ее сюда немедленно! Покажите ее мне, я хочу видеть, что вы с ней сделали! – почти завизжал Респир, вырвавшись от своего дяди, попытавшегося его удержать за локоть, – я никуда не уйду, пока не увижу ее! Где моя Изабелла?

– Барон, держите себя в рамках, – теперь уже пришла очередь хватать за руки Эдварда, порывавшего выхватить шпагу и проткнуть Респира на глазах у всех. Его терпение не было безграничным, тем более, после таких прямых оскорблений в его адрес при гостях еще и в его же доме. Он почти успел выдернуть шпагу из ножен, но капитан корсаров поймал его за руку в последний момент, удержав от столь необдуманного поступка.

– Этим днем будет объявлено о помолвке моей дочери и барона Тристанского, – вмешался, Рокфор, пытаясь обратиться к рассудку этого человека, – так что прошу вас, перестаньте доставлять всем неудобства своими бессмысленными претензиями!

– Помолвка? – Респир только сейчас разобрал это слово и сразу побледнел.

– Вообще, его даже жалко, – негромко добавил Северед, занятый только тем, что продолжал удерживать Эдварда от необдуманных действий, – он ведь действительно любит ее. Причем настолько сильно и без оглядки, что теряет рамки реальности. Такое чувство достойно уважения.

– Он достоин только того, чтобы я проткнул ему сердце, – прошипел Эдвард сквозь зубы, снова попытавшись вырваться, но у корсара была действительно железная хватка, – и только дайте мне возможность, как немедленно это сделаю. Небесами клянусь, я на нем живого места не оставлю, если он еще раз скажет ее имя, – в этот момент тристанскому барону было плевать абсолютно на все, начиная от правил этикета и заканчивая мнением своих гостей.

– Думаю, вам не пойдет на пользу затевать драку в таком месте, – так же негромко заметил корсар, – здесь все же не корабельная кают-компания. Да и там бы это смотрелось, по меньшей мере, безрассудно.

– Вы желали меня видеть, герцог Росский? – Изабелла, вместе со своими фрейлинами и в сопровождении нескольких подруг, вышла к нему, пройдя сквозь расступившихся гостей. Сейчас в ней не было и капли прежней теплоты и веселости, она была столь же холодной, как лед на пустых камнях, сколь же и прекрасной, как бритвенной остроты лезвие клинка. Ее появление остудило все стороны спора, заставив всех замереть в удивлении, только наблюдая за столь сильно изменившейся дочерью Карийского Дома.

– Я вас слушаю, герцог, что вы хотели мне сказать? – в своем серебристом платье она действительно напоминала клинок, разговаривала таким спокойным, но твердым тоном, что даже этот псих немного остыл. Увидев наяву и так близко человека, про которого столько мечтал, впервые растерялся, даже не зная, как реагировать на такую холодность. В его грезах, в болезненном воображении, такой Изабеллы попросту не существовало. Она должна была броситься ему на шею, целовать и кричать, как его любит, но точно не разговаривать таким ледяным тоном.

– Изабелла, любовь моя, – Респир протянул к ней руку, но она отшатнулась, не дав и коснуться себя, – что они с тобой сделали? Почему ты так холодна? Я пришел забрать тебя отсюда. Мы будем вместе, как в наших мечтах…

– Я не желаю вас видеть граф, – так же спокойно ответила Изабелла, пронзив его ледяным взглядом, – никогда не хотела и не хочу быть с вами. Я вас никогда не любила, а сегодняшним днем будет объявлено о моей помолвке с бароном Тристанским, так что прошу вас впредь не беспокоить меня. Если вы действительно любите меня, оставьте свои мечты и не мешайте мне быть счастливой, – с этими словами девица Карийского рода развернулась и снова скрылась среди гостей вместе со своей свитой.

Респир, окончательно сраженный фактом явления своей любви воочию, даже не нашелся, что сказать, бессильно открывая и закрывая рот в попытке хоть что-то из себя выдавить. Та Изабелла, что на самом деле существовала, вдребезги разбивала все его мечты, не оставляя никакой надежды.

– Но ты же любишь меня, – прошептал он вслед. И эта фраза словно вернула его к жизни, – ты же любишь меня! Ты любишь меня! Любишь! – Респир попытался следом за ней броситься в толпу гостей, но охрана, по сигналу Эдварда, схватила его, не дав и шага сделать. Герцог окончательно утратил всякое самообладание, вырываясь и лягаясь, продолжая что-то выкрикивать вслед Изабелле. Охранники, схватившись за руки, не давали ему броситься следом в толпу, удерживая на месте, но в то же время, помня, что перед ними дворянин, старались не применять грубую силу.

Эдвард уже не смотрел на него, вместо этого глядя на барона Гористара, стоявшего в самой расслабленной позе. Кажется, все происходящее не только не трогало его, но даже забавляло, и лишь легкая улыбка блуждала у него на губах, вместе с самым задумчивым выражением лица. Сейчас этот человек больше всего походил на шахматиста, сделавшего удачный ход и ожидающего реакцию соперника.

– Прошу вас, уведите его отсюда, – попросил Рокфор графа Гористарского, пока все отвлеклись на буйствующего Респира, – герцог Росский и так уже вышел из себя. Не дайте ему окончательно опозорить собственное имя, а заодно и ваше.

– Да, конечно, – согласился Гористар, словно только заметив буйства своего протеже – Респир, друг мой, я думаю, нам уже пора.

Охрана Эдварда буквально с рук на руки передала так и не успокоившегося Респира свите графа. Когда они уходили, Эдвард еще слышал крики этого человека, чувствуя себя так, словно поскользнулся на автомобильной подножке и упал в грязь.

– Знаете, это мне напомнило один случай на Тайхоте, – сказал Северед, тоже задумчиво глядя вслед Респиру, – там была немного похожая история, только любовь была настоящая. И дело очень паршиво кончилось.

– А можно немного точнее? – попросил Эдвард, эмоционально опустошенный после прошедшего разговора, – думаю, что сейчас не самое время рассказывать истории, но мне просто необходимо чем-то выбить из головы воспоминания об этой встрече. Так что, прошу вас, не стесняйтесь и рассказывайте все, что помните, – они вернулись к фуршетному столику, где тристанский барон первым же делом налил два бокала вина, один из которых протянул своему собеседнику.

– С удовольствием, – корсар кивнул и продолжил рассказ, пригубив вино, – так вот, на Тайхоте это тоже успело стать частью истории. Когда мы там приземлились, люди рассказывали ее как красивое, но жутковатое предание. Тогда остров был разделен на несколько карликовых государств, занимавшихся только тем, что изводили друг друга в постоянных междоусобицах… Интересно, что к каждой такой стычке им требовался повод, дабы выглядело все законно хотя бы приблизительно, поскольку начинать войну просто так считалось… невежливым, что ли. И вот во всем этом постоянно бурлящем котле интриг и взаимных претензий, двое детей, королевские отпрыски, полюбили друг друга. Девушка была из правящей семьи другого королевства, а отец влюбившегося паренька оказался весьма циничной персоной, сразу сообразив, как всем этим воспользоваться. Он изводил сына, постоянно приезжая туда то на прием, то на встречу, то просто как бы случайно, но девушку позволял увидеть издалека, порой обмолвиться парой слов, но ничего больше. До тех пор, пока его родной сын не решился сделать самую большую глупость в своей жизни и не попытался выкрасть девушку. Охрана принцессы, конечно, тут же пристрелила ловеласа при первой же попытке пробраться в ее покои, но дело было сделано. У его папаши уже стояли войска на границе, и он тут же, объявив о покушении на члена своего семейства, начал наступление уже через пару часов после гибели своего отпрыска. Его противник, так ничего толком не понявший, что происходит, не успел даже собрать собственные войска, как был разбит.

– Хотите сказать, что Гористар ищет повод, чтобы объявить мне войну? – спросил Эдвард, – это невозможно! Он не пойдет на открытый конфликт прямо сейчас.

– Ну, войну он, может, не объявит, но я чувствую, что этот старик практически толкает Респира к какой-то глупости. Такой большой и очень болезненной глупости, которая, в первую очередь, ударит по вам, – сказал Северед с самым серьезным тоном, – так что посоветовал бы вам готовиться к самому плохому. Вплоть до налета на замок… – он опустошил свой бокал и тут же снова потянулся за кувшином вина.

Чего бы ни хотел Гористар в действительности, но отравить церемонию объявления помолвки у него получилось. Изабелла была просто сама не своя, когда вышла с Эдвардом к своему отцу, торжественно читавшего небольшую речь о том, почему он согласен с тем, чтобы его дочь вышла за этого человека. За Эдварда, отвечая на вопрос, почему он берет в жены эту девушку, должен был говорить поверенный, поскольку отца у него не было. И подобную честь было решено отдать герцогу Камскому, как самому близкому другу, заодно успевшему окончательно протрезветь к нужному моменту.

Это очень старый обычай, уходящий корнями глубоко в историю, когда их предки еще только выживали в этом жестоком мире, где любой брак был связан с желанием усилиться и стремлением защитить тех, кто дорог. Мужчина должен был подтвердить свою способность к обеспечению семьи всем необходимым, а так же возможность защитить ее, если понадобиться, а женщина, в свою очередь, должна была не стать для него обузой и могла продолжить его род.

Под конец слово взял граф Фларский, как претендент на престол, а в будущем, как надеялся, уже и король, объявив свое высочайшее согласие на брак, со всей помпезностью, на которую только был способен, и, обращаясь от своего лица, говорил «мы», в третьем лице, на что имеют права одни лишь короли. Остезейцы, еще остававшиеся в замке и живо обсуждавшие прибытие Гористаров, а так же возможную войну между этими Домами, чуть не перевернулись от таких услышанных слов, но не ушли, побоявшись оскорбить барона.

– Итак, официальная часть нашего мероприятия подошла к концу, – не сдерживая улыбки, подошел к Эдварду барон Карии через несколько минут после завершения церемонии. Снова объявлены танцы, но тристанский барон был слишком нервным после недавней встречи, чтобы танцевать, отвечая на каждое приглашение вежливыми отказами.

– Именно, – улыбнулся кончиками губ его будущий зять, – передавайте вашей жене искренние заверения в моей радости по этому поводу. Кстати, вы ведь мне так и не сказали, почему она не порадовала эти мрачные своды, – молодой барон обвел глазами потолок Большого Зала, – своим визитом?

– Нездоровится, – пожал Рокфор плечами, – Врачи говорят, что ничего серьезного, но я все же не стал рисковать и утруждать ее перелетом сюда. На нее воздушные корабли плохо влияют. Думаю, из-за перегрузок и ее слабого сердца. Изабелла тоже волновалась по поводу ее отсутствия, но я решил, что так будет лучше всем.

– Примите мои искренние поздравления, – граф Фларский подошел к ним минутой позже, в сопровождении одного из остезейских баронов, выглядевшего, по меньшей мере, задумчивым, – позвольте представить господина Заистрита, одного из соучредителей Остезейского банка. Он весьма интересуется моим возможным участием в спонсировании экспедиции «Сакрала».

– Остезейский банк вложил весьма значительные суммы в создание этого корабля и спонсирование самой экспедиции, – подчеркнул остезеец, приветствовав поклоном Эдварда и Рокфора, – поэтому мы считаем вправе быть извещаемыми о событиях, какие связаны с данным кораблем. Сообщение о том, что экспедиция «Сакрала» будет направлена на… – он задумался на пару секунд, подбирая наиболее подходящие слова для данной ситуации, особенно когда сам граф находился рядом, – на спонсирование политических игр, связанных с престолонаследием, для нас несколько неожиданно.

– Кредит на спонсирование «Сакрала» всегда оставался открытым, насколько я помню, – пожал плечами Эдвард, сразу же разозлившийся из-за того, что ему не дают побыть счастливым хотя бы час, снова втягивая в политику, – в действительности о таких вещах надо спрашивать герцога Камского, а не меня. Все-таки это его проект, я лишь один из соучредителей. И потом, колония, если будет успешной, будет находиться под протекторатом короны, а не феодала. Так что мне не совсем понятны ваши сомнения…

Остезейский банк редко когда обращался к эмоциям, предпочитая рассчитывать чистую прибыль, веря цифрам гораздо больше, чем всему остальному, вместе взятому. И если шансы графа Фларского начнут расти вместе с успехом экспедиции Сакрала, то банк могут ждать большие финансовые потери, связанные с невозвратом средств, вложенных в ныне поддерживаемого ими претендента. В другом же случае, если начинать борьбу с графом, придется отзывать свои вложения в экспедицию, что так же влечет за собой большие проигрыши в ожидаемых прибылях. Остезеец хотел прояснить ситуацию, но барон Тристанский сейчас не горел желанием ему помогать.

– Наши отношения с Остезейским Союзом последнее время несколько натянуты, хотя совместное предприятие по разработке урановых руд на севере Флара процветает, принося всем ощутимую выгоду, – усмехнулся граф. Подхватив с подноса официанта два бокала с вином, протянул один из них банкиру, но тот вежливо отказался, – думаю, мы вновь можем с вами найти общий язык, если…

Что именно «если», он так и не успел договорить, остановившись на середине предложения, поскольку к их скромной компании подошел Райсор в сопровождении капитана Севереда и еще одного остезейца, видимо, занятые тем же вопросом.

– О, друг мой, – кивнул карийский герцог Эдварду, – кажется, у нас с нашими друзьями возникло небольшое непонимание в плане финансирования. Только думаю, ты уже в курсе… – закончил он, заметив стоявшего здесь же барона Заистрита, – как по мне, то совершенно не хочется втягивать «Сакрал» в политические игры. Этот проект, наверное, самое важное дело в моей жизни, не желаю разменивать его на политику.

– При всем моем уважении, – кивнул барон Заистрит в ответ, – проект «Сакрал» является, наверное, одним из самых важных политических событий последних двадцати лет. При его закладке сложно было представить себе, что столь амбициозный проект реален в действительности и даже способен подойти к той стадии, когда можно говорить о его готовности. Прежде на создание колонии уходили многие годы, а чтобы ее обеспечивать и снабжать, пока не наладит самостоятельное производство, требовались десятки рейсов нескольких кораблей. Колонизационный корабль, имеющий все необходимые возможности для обустройства полноценных поселений, способных выйти на автономное обеспечение практически сразу же, не может не стать очень важной картой в политике домов. Хотя бы потому, что представляет собой практически неиссякаемый источник дохода…

– Конечно, все это прекрасно понимают и без вас, – грустно усмехнулся Райсор, – только неужели нельзя обойтись без всего этого? Я хотел построить «Сакрал» потому, что мечтал о расширении Рейнсвальда. Мы не может быть вечно ограничены рамками одного острова и ряда колоний. Вокруг целый мир, неизведанный и неисследованный, а мы торчим на этом кусочке земли, грызясь друг с другом за каждое месторождение. Это же глупо!

– Вы думаете, если «Сакрал» будет действовать, грызня прекратится? – усмехнулся Северед, – неужели вы столь наивны? При все моем уважении… – он приложил руку к груди и чуть поклонился своими собеседникам, – я действительно восхищен тем, что вижу на Рейнсвальде. Столь крепкую и развитую цивилизацию можно увидеть редко, но согласитесь сами, без постоянных войн любая цивилизация обречена на медленно вымирание.

– Простите? – удивился Рокфор, – вы хотите сказать, что все, что мы делаем для поддержания мира и порядка бессмысленно, поскольку людям нужны войны? Вот это действительно звучит глупо! – он усмехнулся и отпил из своего бокала.

– Нет, именно это как раз и не имел в виду, – покачал головой Северед, – ваши действия по уравновешиванию сил на острове и согласованию конфликтов до того, как они возникают, абсолютно правильны, и если бы не вы, то кто-то другой просто обязан заниматься подобным. Только сейчас ответьте мне честно, без утайки, неужели все те конфликты, что возникают между Домами, порой настолько серьезные, что выливаются в настоящие сражения с тысячами погибших, действительно не могут быть решены мирным путем? Что все эти локальные войны ведутся из-за действительно важных вещей?

– Нет… – после некоторого раздумья покачал Рокфор головой, – почти всегда причина мелочна, решить ее можно гораздо спокойнее, чем король и старается заниматься. Если бы только не эта вечная гордыня.

– Вот именно об этом я и хотел сказать, – сказал Северед, – больше половины войн в нашей истории начинались не из-за того, что они действительно необходимы, а из-за того, что есть повод. Причины, конечно, всегда куда более значительны, но и тоже очень похожи. Земли, богатства, люди… В общем, ресурсы для развития и роста, что необходимо любому, будь он простым человеком или целым государством.