Текст книги "Назначение в никуда"

2

Комнату примерно футов восемь на двенадцать образовывали слегка изогнутые, крашеные в белое стены с рядами экранов, циферблатов, шкал инструментов и с большим количеством приборов и рычагов, чем в рубке P2V ВМС. Человек в сером сидел в одном из двух стоящих рядом кресел перед цветной световой стрелкой. Он сверкнул в мою сторону быстрым взглядом, в то же самое время ударив по кнопке. Возник мягкий гудящий звук, появилось неясное чувство движения в какой-то среде, иной, чем пространство.

– Закрыто, но я не думаю, что они видели нас, – произнес он напряженно.

– По крайней мере, на нас нет tac-лучей. Но уходить мы должны быстро, прежде чем он установит в полном масштабе образ сканирования.

Он смотрел на маленький, светящийся зеленым экран размером с летную модель радароскопа, одновременно двигая рычагами. Сканирующая линия пробегала по экрану сверху вниз, делая около двух циклов в секунду. Я никогда не видел ничего подобного.

Но ничего подобного я никогда не видел и из того, что пришлось увидеть за предыдущие несколько минут.

– Кто они? – спросил я. – Что они такое?

Он окинул меня с ног до головы быстрым взглядом.

– На данный момент достаточно сказать, что они представляют кого-то, кто вас невзлюбил.

Он щелкнул переключателем, и свет полностью потускнел. На большом экране в шесть квадратных футов величиной с резким щелчком изображение приобрело фокус. Это была та платформа. Она парила над неспокойной водой примерно в пятидесяти футах отсюда и удалялась. Изображение было ясным, как будто я выглядывал в открытое окно. Один из людей в белом играл по волнам мощным лучом голубоватого света. Моя лодка исчезла, и в поле зрения не было ничего, кроме нескольких огрызков, обломков и остатков приборов, вертящихся в черной воде.

– Вы разошлись с его последователями холодно, – сказал человек в сером,

– и это ему очень не понравилось – но тут ничем нельзя помочь. Подобрав вас, я поставил себя в положение, которое можно назвать невозможным. – Он уставился на меня, как – будто обдумывал, как много мне можно сказать. – После того, что уже произошло, это не то слово, которое я использовал бы с легкостью, – заключил он.

– Откуда вы? ФБР? ЦРУ? Не думал, чтобы у них было что-либо подобное этому. – Я кивнул в сторону фантастической панели управления.

– Мое имя Байярд, – сказал он. – Боюсь, вы должны будете, ненадолго довериться мне, мистер Кэрлон.

– Как вы узнали мое имя?

– Проследив за ними, – кивнул он на экран. – Я о вас узнал кое-что.

– Почему вы меня подобрали?

– Любопытство – такое же хорошее качество, как и любое другое.

– Если вы шли у них на хвосте, как вам удалось попасть сюда вовремя? Первым?

– Я экстраполировал их курс и опередил на голову. Мне повезло: я вас вовремя запятнал.

– Как? Ночь темная, а огней я не зажигал.

– Я использовал инструмент, который реагирует на… некоторые характеристики материи.

– Не будете ли вы так любезны, Байярд, слегка прояснить это?

– Я не намерен быть таинственным, – сказал он, – но есть инструкции.

– Чьи?

– Этого я не могу вам сказать.

– Тогда я просто прошу вас выпустить меня на ближайшем углу, отправиться домой и выпить пару глотков, как если бы ничего не произошло. К завтрашнему утру все это будет казаться глупым – за исключением моей лодки.

Он уставился на экран.

– Нет, вы, конечно, не можете этого сделать. – Он бросил на меня острый взгляд. – Вы уверены, что ничего не осталось сзади? Что-то, что может бросить какой-либо свет на все происходящее?

– Это вы – человек-загадка, а не я. Я просто рыбак или был им до этого дня.

– Не простой рыбак. Рыбак по имени Ричард Генри Джоффри Эдвард Кэрлон.

– Я не думаю, что есть в живых хоть кто-нибудь, кто знает, что у меня три средних инициала.

– Он знает. Он знает также и то, что делает вас достаточно значительным, чтобы стать объектом полномасштабной операции Сети. Хотел бы я знать, что это.

– Должно быть, это случай ошибочной идентификации. Во мне нет ничего, что заинтересовало бы кого-либо, кроме специалистов по несчастным случаям.

Байярд нахмурился, глядя на меня.

– Вы не будете возражать, если я проведу несколько тестов на вас? Это займет лишь минуту-другую. Ничего неприятного.

– Это будет приятной переменой, – сказал я. – А какого рода тесты? И с какой целью?

– Разобраться, что с вами такое, что заинтересовало их, – кивнул он на экран. – Я скажу вам о результатах, если таковые будут. – Он вытащил какой-то прибор и нацелил его на меня, как фотограф, настраивающий экспозицию. – Если бы это слово уже не затерлось, – сказал он, – я бы назвал эти показания невозможными. – Он указал на зеленую стрелку, метавшуюся по светящейся шкале, как по катушке компаса на Северном Полюсе.

– Согласно этому, вы находитесь в неопределенном количестве мест одновременно. И это, – он ткнул пальцем в меньший циферблат со светящейся желтой стрелкой, – говорит, что энергетические уровни, концентрируемые в вашем районе, – порядка десяти тысяч процентов от нормы.

– У вас перепутались провода, – предположил я.

– Явно, – продолжал он думать вслух, – вы представляете звеньевую точку в том, что известно как пример вероятностного стресса. Если допустить мою догадку, главное звено.

– Что значит?..

– Большие дела зависят от вас, мистер Кэрлон, – просто произнес Байярд.

– Что или как – не знаю. Но происходят довольно странные вещи – и вы в центре их. То, что вы сделаете дальше, будет иметь глубочайший эффект в будущем мире – многих мирах.

– Помедленнее, – попросил я. – Давайте оставаться в реальности.

– Существует больше, чем одна реальность, мистер Кэрлон, – просто сказал Байярд.

– Кем, сказали, вы являетесь? – переспросил я.

– Байярд. Полковник Байярд Службы Имперской Безопасности.

– Безопасности, а? И Имперской к тому же. Звучит несколько старомодно – если вы не работаете на Хайле Селассие.

– Империум – большая сила, мистер Кэрлон. Но, пожалуйста, примите на веру слова, что мое правительство не враждебно вашему.

– На данный момент, это уже кое-что. Как получилось, что вы говорите по-американски без акцента?

– Я родился в Огайо. Но давайте на данный момент отложим это в сторону. Я потратил кое-какое время, смахнув вас у него из-под носа, но он не уступит. И к его услугам обширные ресурсы.

У меня все еще было ощущение, что он говорит сам с собой.

– Олл райт, вы потратили время, – подсказал я ему. – Что вы собираетесь делать с этим?

Байярд указал на экран с тонкой красной стрелкой, которая трепетала по картушке компаса.

– Этот инструмент способен отслеживать отношения высокого порядка абстрактности. Дается точка опоры, и он указывает положение артефактов, близко ассоциируемых с субъектом. На данный момент он указывает на отдаленный источник к западу от нашего положения сейчас.

– Наука, мистер Байярд? Или колдовство?

– Широчайший научный уровень, тем больший, что он входит в столкновение с той областью, которая некогда была известна как оккультные науки. Но оккультные – значит, просто тайные.

– И что это все должно сделать со мной?

– Аппаратура настроена на вас, мистер Кэрлон. Если мы последуем за ней, это может привести нас к ответам на ваши и мои вопросы.

– И когда мы туда доберемся – что тогда?

– Это зависит от того, что мы найдем.

– Вы не выдаете слишком много, не так ли, полковник? – заметил я. – У меня был долгий день. Я ценю то, что вы подобрали меня с лодки, прежде чем та утонула – и я полагаю, что должен вам какую-то благодарность за спасение меня от еще одного теста из нерв-автомата. Но игра в вопросы без ответов окончательно утомила меня.

– Давайте достигнем взаимопонимания, мистер Кэрлон, – ответил Байярд. – Если бы я смог объяснить, вы бы поняли – но объяснение будет включать рассказ о том, что я не могу сообщить вам.

– Мы ходим по кругу в наших разговорах, полковник. Я полагаю, вы это понимаете.

– Круг сужается, мистер Кэрлон. Я надеюсь, что это не петля, которая захлестнет всех нас.

– Это весьма драматический язык, не так ли, полковник? Вы так произнесли это, что оно прозвучало как конец мира.

Байярд кивнул, остановив взгляд. В многоцветном свете приборов его лицо было жестким, составленным из напряженных линий.

– Именно так, мистер Кэрлон, – высказался он.

Луна поднялась, окрасив серебром дорожку на воде. Мы прошли Бермуды, увидев в отдалении огни Азор. Пролетело больше двух часов; под нами неподвижно лежал океан, пока в виду не появился берег Франции, чертовски далеко.

– Сенсоры аппроксимации сейчас работают на уровне бета, – сказал Байярд. – Мы в нескольких милях от того, что ищем.

Он двинул рычаг, и залитый лунным светом изгиб берега ушел под нас быстро, бесшумно и гладко. Мы выровнялись на высоте пары сотен футов над вспаханными полями, скользнули над черепичными верхушками крыш маленькой деревушки, проследовали вдоль узкой извилистой дороги, что прорезала ряд заросших лесом холмов. Далеко впереди на черной земле заблестела широкая река.

– Сена, – сказал Байярд, изучавший иллюминированную карту, что прокручивалась перед ним на маленьком экране, с красной точкой в центре, представлявшей нашу позицию. – Индикатор сейчас дает показания в красной зоне, чуть дальше.

Река впереди делала поворот меж крутыми берегами. На самой широкой точке стоял плоский, покрытый лесом остров.

– Что-нибудь из этого вам знакомо? – спросил Байярд. – Были вы здесь когда-либо раньше?

– Нет. Ничего особенно похожего. Просто река и остров.

– Не просто остров, мистер Кэрлон, – сказал Байярд. – Взгляните поближе. – В его голосе прозвучала нотка подавленного возбуждения.

– Там есть здание, – сказал я, разглядев массивную кучу камня, завершающуюся башнями, как у замка.

– Довольно знакомое здание – известное как Шато-Гайяр, – заметил Байярд и посмотрел на меня. – Значит для вас хоть что-нибудь это имя?

– Я слышал о нем. Довольно старое, не так ли?

– Примерно восемьсот лет.

Пока мы беседовали, челнок скользил через реку к каменным стенам и башням крепости. Байярд отрегулировал рычаги, и мы остановились, повиснув в пространстве примерно в пятидесяти футах перед высокой стеной. Там рос плющ, и сквозь темную листву просвечивал старый, как скалы над ним, камень.

– Мы в пятидесяти футах от центра резонанса, – произнес Байярд. – Это где-то ниже нас.

Стена перед нами скользнула вверх, поскольку челнок спускался вертикально. В каменной кладке виднелись узкие бойницы между обветренных контрфорсов, как когтями сжимавших каменный фасад.

Мы остановились у основания стены.

– Наша цель где-то на двенадцать футов ниже этой точки и приблизительно в шестидесяти футах на норд-норд-ост, – пояснил он.

– Значит, где-то в фундаменте, – ответил я. – Кажется, нам не повезло.

– Вы скоро столкнетесь с еще одним необычным испытанием, мистер Кэрлон,

– предупредил Байярд. – Не теряйте вашей невозмутимости. – И он хлопнул по выключателю.

Вид на экране исчез в какой-то разновидности светящейся голубизны цвета газового пламени, и все-таки выглядевшей твердой. Он передвинул рычажки, и призрачная стена скользнула вверх. Линия булыжника, служившего поверхностью, проплыла мимо, как вода, поднимающаяся над перископом, и экран вернулся к твердой голубизне с ясно определенными линиями слоев, пересекаемых под углом. Несколько врезанных камней, более темная тень на голубом, как желатиновые лампы, плавающие в аквариуме, несколько изогнутых корней, бледных и просвечивающих, куски битой посуды. Экран становился темнее, почти непрозрачным.

– Мы сейчас в твердой породе, – сказал Байярд холодным тоном, как если бы показывал дома кинозвезд.

Мы остановились, и я почувствовал, будто несколько миллионов тонн планеты толкнули меня. Это дало мне странное ощущение, словно я был дымным облачком, этаким газообразным гранитом, ограниченным тонкой скорлупой.

– Машина, я бы сказал, совершенная, – проворчал я. – Что еще они может делать?

Байярд выдал легкую улыбку и дотронулся до панели управления. Текстура скалы закружилась вокруг нас, как грязная вода с просачивающимся сквозь нее мутным светом. Мы продвинулись вперед примерно на десять футов, проскользнули сквозь стену и оказались в комнатке с каменными стенами и потолком, без окон и с толстым слоем пыли на всем. После путешествия сквозь скалу здесь было почти светло, так что можно было видеть кое-какие вещи: лохмотья на стенах, оставшиеся от сгнивших гобеленов, грубо сколоченная из неровных досок деревянная скамья с кучей пыли на ней, несколько металлических блюд и кубков, украшенных узором из цветных камней, безвкусно выполненные ювелирные изделия, обломки проржавевшего железа.

– Я думаю, мы что-нибудь найдем, мистер Кэрлон, – вымолвил Байярд, и на этот раз тон был менее холодным. – Выйдем?

Он сделал что-то со своими рычагами, и мягкое гудение, о котором я уже забыл, хотя и слышал, сбежало со шкалы. Сцена на видеопласте исчезла, как будто выключился прожектор. Он щелкнул еще одним переключателем, и жесткий белый свет засиял среди черных стен, отбрасывая в углы причудливые тени. Панель скользнула назад, и мы вышли. Пол под нашими ногами был покрыт толстым ковром пыли, запах вечности в воздухе походил на запах заплесневелых книг во всех библиотеках мира.

– Старый склад, – произнес Байярд той разновидностью шепота, что исходит из потревоженной могилы. – Опечатанный, вероятно, много веков назад.

– И очень нуждающийся в метле, – добавил я.

– Одежда, дерево и кожа сгнили напрочь, за исключением того, что стащили, и большая часть металла окислилась.

Я пошевелил кучу ржавчины носком. Оставалась чешуйка размером с блюдце. Байярд опустился на колено, пошуровал в ржавчине и поднял чистый погнутый кусок.

– Это genouillere, – сказал он. – Наплечник; часть рыцарского доспеха.

Достав прибор, похожий на счетчик Гейгера с кабельным питанием, он обвел им всю комнату.

– Здесь за работой экстраординарные силы, – вымолвил он. – Отметки напряжения поля Сети вышли за пределы шкалы.

– Значит?

– Ткань реальности натянулась до точки разрыва. Это почти так же, как бесконечность в континууме – трещина в последовательности энтропии. Силы, подобные этим, не могут существовать, мистер Кэрлон, недолго, во всяком случае, без нейтрализации!

Он зафиксировал регулировку на инструменте, поворачиваясь кругом, чтобы нацелить его на меня.

– Кажется, вы представляете собой фокус сильно поляризованного потока энергии, – сказал он, подошел ближе, направляя прибор на мое лицо, повел им вниз по моей грудной клетке и остановился на какой-то вещи, находившейся на моем бедре. – Нож, – сказал он. – Могу я посмотреть на него?

Я вынул нож и вручил полковнику. Там не на что было смотреть: широкое толстое лезвие около фута длиной, у основания довольно грубое, с неуклюжей крестообразной гардой и с несоразмерной, обтянутой кожей рукояткой. Для чистки рыбы он не совсем подходил, но он находился у меня с давнего времени. Байярд держал металлический указатель напротив ножа и смотрел, не веря глазам своим.

– Откуда вы это взяли, мистер Кэрлон?

– Нашел. – Где?

– Очень давно в сундуке, на чердаке.

– В чьем сундуке? На чьем чердаке? Сосредоточьтесь, мистер Кэрлон. Это может быть жизненно важно.

– Это был чердак моего деда, за день до его смерти. Сундук был в семье с давних дней. Рассказывали, что он принадлежал предкам, бороздившим моря в восемнадцатом столетии. Я рылся в нем и вытащил наружу этот нож. Не знаю почему, сохранил его. Он не совсем такой, как все ножи, но, кажется, очень хорошо подходит к моей руке.

Байярд посмотрел на лезвие ближе.

– Здесь есть буквы, – сказал он. – Похоже на старофранцузский: Бог и моя Честь.

– Не проделали ли же мы весь этот долгий путь, чтобы изучать мой нож? – удивился я.

– Почему вы продолжаете называть это ножом, мистер Кэрлон? – спросил Байярд. – Мы оба прекрасно знаем, что это не так. – Он ухватился за рукоять оружия и поднял его. – Для ножа он слишком массивен и чересчур громоздок.

– Чем бы вы его назвали?

– Это сломанный меч, мистер Кэрлон. Разве вы не знали? Он передал его мне, эфесом вперед. Когда я взял его, Байярд взглянул на свои шкалы.

– Стрелки поднимаются до голубого, когда вы берете его в руку, – произнес он голосом, звенящим от напряжения, как буксирный трос.

Рукоять меча в моей руке задрожала. Ее тянуло, мягко, как будто невидимые пальцы тащили за него. Байярд изучал мое лицо. Я почувствовал капельку пота, стекающую вниз по левой брови.

Не знаю, каким образом, но я попытался поднять обломки, сделал шаг – давление стало сильнее. Пронзительно холодная голубая вспышка, как от статического электричества, заиграла по куску заржавленного железа на скамье. Еще один шаг… и вокруг конца моего ножа вспыхнуло слабое голубое жало. Краем глаза я видел, что все объекты вокруг меня мягко осветились в полутьме. На скамье что-то шевельнулось, посыпалась пыль. Я повернулся на несколько дюймов, движение прекратилось. Я сделал шаг в сторону – нечто развернулось следом за мной.

Байярд пальцем пошвырял пыль и поднял кусочек металла, весь в оспинах приблизительно три дюйма на шесть, скошенный с обеих краев, с желобком у центрального гребня.

– Обыкновенный кусок ржавого железа, – сказал я. – Что же заставляет его двигаться?

– Если я не ошибаюсь, мистер Кэрлон, – сказал Байярд, – это кусок вашего сломанного меча.

3

– Я не верю в магию, полковник, – возразил я.

– Никакой магии, – ответил Байярд. – Между объектами тонкие отношения: влечение между людьми и неодушевленными предметами, которые играют роль в их жизни.

– Это просто старое железо, Байярд, и ничего больше.

– Объекты – часть своего окружения, – возразил Байярд. – Каждый квант энергии материи в этой Вселенной был здесь с ее зарождения. Атомы, составившие это лезвие, были сформированы прежде, чем было сформировано Солнце; они были здесь, в скале, когда первая жизнь зашевелилась в морях. Затем этот металл был добыт, выплавлен, выкован. Но сама материя должна была быть неизменной суммой всего материального Плана реальности. Комплексные взаимоотношения существуют между частицами данной мировой линии – отношения, на которые влияет использование, что, собственно, и есть предмет, который они составляют. Такие отношения существуют между вами и этим древним оружием.

Сейчас Байярд ухмылялся, как старый волк, почуявший кровь.

– Я могу сложить два и два: вы – с этой рыжей гривой и вашей психикой – да еще теперь с этим. Да, я думаю, что начинаю понимать, кто вы, мистер Кэрлон, и что вы такое.

– И что я такое?

Байярд сделал движение, указывая на комнату и массивный столб над нею.

– Этот замок был построен году в тысяча сто шестнадцатом для английского короля, – сказал он. – Его имя было Ричард, – известный Ричард Львиное Сердце.

– Это – что он такое. А что я?

– Вы, мистер Кэрлон, его потомок. Последний из Плантагенетов.

Я рассмеялся вслух от разочарования.

– Я предполагаю, следующим шагом будет предложение мне воспроизвести фамильные доспехи, пригодные лишь для памятника. Должно быть, это ваше представление о юморе, полковник. Если так, то через тридцать поколений любые связи между королем и самым последним его потомком будут несколько поверхностны.

– Полегче, мистер Кэрлон; ваше образование впечатляюще, – улыбка Байярда была угрюмой. – Ваша информация точна настолько, насколько она обширна. Но человеческое существо больше, чем статический комплекс. Есть связи, мистер Кэрлон, которые выходят за рамки Менделя и Дарвина. Рука прошлого еще может дотянуться до настоящего я будущего, чтобы влиять на них…

– Вижу. Парень с нерв-автоматом догнал меня, чтобы составить билль, который Ричард Первый посвятил своему портному…

– Потерпите минутку, мистер Кэрлон. Примите за факт то, что реальность более сложна, чем приближения, которые наука зовет аксиомами физики. Каждое деяние человека дает реперкуссии, которые распространяются по обширному континууму. Эти реперкуссии могут иметь глубочайшие эффекты – эффекты, превосходящие ваши представления об экзокосме. Вы еще не закончили со всем этими Вы вовлечены, неизбежно, нравится вам это или нет. У вас есть враги, мистер Кэрлон; враги, способные препятствовать всему, что вы можете попытаться предпринять. У меня начинает мерцать догадка, почему это может быть.

– Я допускаю, что кто-то потопил мою лодку, – сказал я, – но это все. Я не верю в обширные заговоры, нацеленные против меня.

– Не будьте самоуверенны, мистер Кэрлон. Когда я открыл, что кое-какие миссии были внесены на Р-И Три – официальное обозначение этого района – я усмотрел суть дела. Некоторые из этих миссий были относительно недавними – порядка двух последних недель. Но остальные датировались периодом почти в тридцать лет.

– Что подразумевает следующее: кто-то охотился за мной с тех пор, как мне исполнился год. Я спрашиваю вас, полковник: это разумно?

– В этом деле нет ничего разумного, мистер Кэрлон. Среди других курьезов есть и такой факт, что существование Р-И-3 не было официально известно Штаб-квартире Службы Безопасности и открылось лишь десять лет назад. – Он прервал речь, тряхнув головой, будто в раздражении. – Я представляю, что говоря все это, только добавляю к вашей путанице…

– Разве я один запутался, полковник?

– Все, что случилось, имеет только одно значение – оно является частью одного узора. Мы должны раскрыть, что является этим узором, мистер Кэрлон.

– И все это на основании ножа для чистки рыбы и куска старого ржавого железа?

Я вытянул руку, и он вложил в нее этот ржавый кусок. Его верхний конец был обломан в виде плоского V. Я почувствовал легкое притяжение, как будто эти два куска металла пытались ориентироваться один относительно другого.

– Мне кажется, мистер Кэрлон, – мягко спросил Байярд, – что вы с трудом стараетесь удержать эти два куска порознь?

Я позволил меньшему ошметку повернуться и медленно поднес его к острию ножа. Когда он был в шести дюймах, длинная розовая вспышка перепрыгнула через разлом. Тяготение усилилось. Я попытался удержать их на расстоянии, но не смог. Они двигались друг к другу, соприкоснулись… и миллионновольтный разряд скользнул вниз, заливая комнату ослепительным светом.

Лучи закатного солнечного света пробивались сквозь тучи и бросали тени поперек лужайки, поперек лиц тех, кто стоял передо мной, надуваясь высокомерием; мелкие людишки, сумевшие призвать короля к расплате. Один стоял впереди остальных, помпезный, в богатых одеждах, и торжественно читал свиток, произнося те требования, в которых заключалось желание согнуть мою королевскую власть.

К концу я позволил ему сформулировать свою измену, чтобы все могли его услышать, а затем дал свой ответ.

Из темного леса, окружавшего нас, выступили вперед мои лучники и в мертвом молчании согнули луки. И мое сердце пело, как их тетивы, когда стрелы находили свои места в сердцах предателей. И перед моими глазами были повержены фальшивые бароны, все до одного. И когда смерть была содеяна, я вышел вперед из своего павильона и посмотрел на их мертвые лица, растирая ногой ту полосу пергамента, которую они называли своей хартией.

Голоса и лица исчезли. Надо мной сомкнулись затемненные стены старого склада. Но словно прошло много лет, и комната была забытым воспоминанием из какой-то отдаленной жизни, прожитой годы назад.

– Что случилось? – резанул ухо голос Байярда.

– …Не знаю. Я слышал себя, и мой собственный голос звучал для меня странно. Что-то нашло на меня.

Я сделал усилие и стряхнул остатки тумана сознания. Байярд указывал на меня и на то, что я держал в руке. Я взглянул.

– Боже, меч!

У меня возникло ощущение, что время остановилось, а в ушах колоколом загремел пульс. Сломанное лезвие, раньше в фут длиной, сейчас было вполовину больше этого размера. Два куска металла сплавились в единое целое.

– Линия соединения настолько незаметна, – заметил Байярд, – как будто эти две части никогда не были разделены.

Мои пальцы пробежали по темному металлу. Цвет, рисунок окисления был нарушен.

– Что вы испытывали, когда это случилось? – спросил Байярд.

– Мечты, видения…

– Какого сорта видения?

– Не из приятных.

Глаза Байярда неожиданно устремились мимо меня на стену за моей спиной.

– Меч – не единственная вещь, на которую подействовало это, – сказал он напряженным голосом. – Смотрите!

Я оглянулся. На камнях, где раньше болтались одни лохмотья, висел вытертый гобелен с тусклым, грубо сработанным изображением охотника и собак. В нем не было ничего примечательного, за исключением того, что минут пять назад его здесь не было.

– Обратите внимание на рисунок, – заметил Байярд. – Большая фигура в центре носит плащ, отделанный горностаевыми хвостами – символ королевского достоинства. По моей догадке – это сам Ричард.

Он еще раз осмотрел комнату, нагнулся и подобрал что-то. Металл потемнел от возраста, но ржавчины на нем теперь не было.

– То, что здесь случилось, воздействовало на саму ткань реальности, – сделал вывод Байярд. – Реальность слепила форму, когда разрушилось напряжение Сети. Здесь находятся в равновесии фантастические силы, мистер Кэрлон; готовьтесь касанием сковырнуть один путь или другой. – Его глаза задержались на мне. – Кто-то работает над разрушением этого баланса. Я думаю, мы можем принять за аксиому, что должны противопоставить себя им.

Как только он замолчал, зазвенел звонок из челнока. Байярд прыгнул к панели и ударил по переключателям.

– С близкого расстояния на нас направлен, трассер, – рявкнул он. – Они последовали за нами сюда! Очевидно, энергия преобразования дала им точку нашего расположения для преследования.

Раздался знакомый гудящий звук; но на этот раз в нем слышались стонущие звуки, будто устройство работало под перегрузкой. Я почувствовал запах горящей изоляции, и из панели закурился дымок.

– Слишком поздно, – простонал Байярд. – Он задерживает нас подавляющим лучом. Мы не сможем сдвинуть идентичность с этой линии. Кажется, мы в ловушке!

Откуда-то возник глубокий бренчащий звук, я ощутил вибрацию пола. Из трещин в стенах всплыла пыль, поднявшаяся с пола. Металлические украшения издавали мягкий звон, падая со скамьи.

– Он прямо под нами, – сказал Байярд. – Он не дает полуфазной емкости, а использует силовую пробу, чтобы прорыть путь к нам, вниз.

– Хорошо, – сказал я. – Пусть. Двое против двоих – прекрасное сочетание.

– Я не могу упустить шанс, – сказал Байярд. – Это не только вы и я – это и машина. Она уникальная, специальная модель. И если то, что я начинаю подозревать, правда, позволить ей попасть в руки Рината было бы величайшим несчастьем.

– Рината?

Я приготовился задавать свои вопросы, но Байярд сдернул с пальца кольцо и вручил его мне.

– Это устройство управления для полуфазной машины. С его помощью вы можете держать машину вне видимости, пока она не уйдет. Это вы узнаете, когда исчезнет красный свет.

– Где будете вы?

– Я встречу его и попытаюсь направить в другую сторону от вас. Если у него возникнет хоть малейшее подозрение о том, что случилось, он сумеет обнаружить челнок и заграбастать его.

– Байярд, я остаюсь, – сказал я. – У меня есть косточка для мистера Рината.

– Нет! Делайте, как я прошу, и не спорьте, или он заберет нас обоих!

Не ожидая ответа, он шагнул из челнока наружу, и вход за ним глухо защелкнулся. Его изображение появилось на экране.

– Ну же, мистер Кэрлон! – прозвучал его голос из динамика. – Или же для нас обоих будет слишком поздно!

В стене, к которой он стоял лицом, уже появилась трещина. Время для разговоров вышло. Я нажал в кольце камень-устройство, услышал мягкое «клик» и ощутил кружение пространства меж моими костями.

Возникло мягкое, высокого тона, завывание, пошло вверх и, перейдя в ультразвук, исчезло. Очертания Байярда стали просвечивающе голубоватыми, как стена за ним. Челнок стал для него невидимым.

– Хороший человек, – произнес Байярд шепотом, но довольно ясно.

Обернувшись, он встал лицом к стене. Секция ее выпятилась и упала внутрь. Лучи дрожащего света заиграли в отверстии, через которое внутрь шагнул человек. Это был Рината, со своим лисьим лицом. Я помнил, что оставил его в бессознательном состоянии на настиле пирса в Ки Уэст пару коротких промежутков жизни тому назад; в этом сомнения не было: острые глаза, узкая челюсть, блестящие, приглаженные волосы. Но сейчас он был в шикарной белой форме, которую носил так, будто родился в ней. Но его лицо беспокоило меня не этим. Я сильно ударил его тогда, а на нем не было и следа, удостоверявшего это.

Он оглядел комнату, затем посмотрел на Байярда.

– Кажется, вы далековато от дома, полковник, – произнес он нарочито медлительным голосом – ничего похожего на горловой тембр Ринаты.

– То же самое и с вами, майор, – ответил Байярд.

– Почему вы пришли сюда – в эту конкретную точку? И как вошли? Я не вижу никакого входа снаружи. Кроме того, которым воспользовался я.

Байярд посмотрел на проломленную стену.

– Ваша тактика кажется несколько грубой для использования ее в заповедном районе, майор. Вы действуете по приказу – или ушли в дело для себя?

– Боюсь, что в настоящем вы будете отвечать на вопросы, полковник, поскольку вы под арестом. Где вы оставили ваш челнок?

– Одолжил своему другу.

– Не уклоняйтесь, Байярд. Он полностью скрылся с моих экранов меньше чем полминуты назад – точно так же, как сделал это раньше, в Мексиканском заливе. Кажется, в вашем владении находится оборудование, не известное Имперской Безопасности. Я хотел бы попросить вас отвести меня к нему.

– Ничем не могу вам помочь.

– Вы понимаете, что я могу использовать силу, если это необходимо, но не позволю субъекту по имени Кэрлон ускользнуть из моих рук.

– Боюсь, что вы уже это сделали. Малыш повернул голову.

– Льюжак, – позвал он.

Сквозь дыру в стене вошел другой, тот, который пробовал на мне нерв-автомат. Эта игрушка снова была в его руках.

– Уровень три, – приказал майор. Льюжак поднял оружие и нажал кнопку сбоку. Байярд пошатнулся и сложился вдвое.

– Достаточно, – дал отбой маленький. – Полковник, у вас возникнут значительные затруднения: отсутствие на посту без разрешения, вмешательство в официальную операцию Сети и так далее. Всему этому будет воздано по заслугам. Но если вы сейчас станете сотрудничать со мной, я думаю, что смогу пообещать в какой-то мере облегчить вашу участь.

– Вы не знаете… что говорите, – Байярд с трудом выталкивал слова наружу, что было нелегко; я знаю, что творилось с ним. – Здесь… вовлечены силы…

– Не твое дело, что вовлечено, – отрезал майор. – Я не намерен позволять человеку проскользнуть сквозь мои пальцы. Говори сейчас же, как ты сделал это? Где он спрятан?

– Тратишь… дыхание, – произнес с трудом Байярд. – Вы же чертовски хорошо знаете, что не сможете сломить меня. Я хорошо подготовлен.