Текст книги "Ткачиха"

Глава 7

Когда Бетти и Рубашечник вышли в Холмы, солнце пропало. Хотя Бетти только что своими глазами видела, как солнечные лучи падают на протоптанную тропинку, стоило выйти из-за деревьев и сделать шаг в сторону, как они исчезли. Небо заволокли тяжёлые свинцовые тучи, превратив небосвод в сплошной серый монолит. Как будто огромная гранитная плита накрыла пространство над бескрайними Холмами. Вид этого неба заставил Бетти вспомнить о сооружениях древних – каменных дольменах, которые были настолько же массивны, насколько пугающи.

Сами Холмы поразили воображение Бетти. Повсюду, куда только падал её взгляд, вздымались сизые груды земли, покрытые редкой зелёной травой. В воздухе медленно плыли серебристые нити. Земля бугрилась, словно перед извержением вулкана. К горизонту пролегла серая пепельная пустошь. Клоки тумана бродили между Холмами, как неприкаянные призраки. Это сумрачные сгустки пугали, пожалуй, даже больше внезапно изменившейся погоды.

А ещё больше её теперь пугало то, что рядом Рубашечник. Человек, который должен был стать ей верным другом, – мысль была детская и капризная, но ведь в сказках всегда так? Героиня попадает в неприятности, и ей на помощь приходит добрый и благородный рыцарь, спасая из передряг. Рубашечник и без того не сильно напоминал рыцаря. А теперь Бетти не знала, как находиться с ним рядом.

Он лгал ей и явно использовал для каких-то своих целей – был бы он честен, так рассказал бы всё с самого начала! А то, что он ведёт какие-то тайные дела с одним из слуг Ткачихи, вообще оставалось за гранью понимания Бетти.

Девочка чувствовала, что ещё немного, и все те чувства, что сейчас бурлили в ней – разочарование, отчаяние, тоска, недоверие, – просто выплеснутся некрасивыми слезами. Она не хотела выглядеть слабой перед Рубашечником.

Поэтому она подняла голову и открыла уже рот, чтобы сообщить ему: ей всё известно! Или он расскажет всю правду, или она идёт одна! – но встретилась с ним взглядом и замерла. У него было озабоченное лицо. И он смотрел куда-то за спину Бетти.

– Что… такое? – напряжённо спросила Бетти.

Взгляд Рубашечника стал печален.

– Всё хуже, чем казалось, – прошептал он. – Я было порадовался, что она не расплела тебя и ты можешь спокойно пройти сквозь Тени. Но… Она продолжает это делать прямо сейчас. Я вижу нити, что идут прямо из твоей спины.

Бетти, извернувшись, посмотрела через плечо. И правда! Почти незаметная нить тянулась от её спины, теряясь в Лесу. Было не сложно догадаться, куда она убегала. В беспроглядную тьму, в логово жадной Ткачихи.

– Вы… можете что-нибудь с ними сделать?

– Знаешь…. Я никогда не встречал здесь такую, как ты, – он не сказал «живую», но Бетти услышала. Рубашечник потёр подбородок. – С обычными Расплетёнными ничего не получилось бы: сюда попадает только их оболочка, остатки, которые Ткачихе уже не очень-то нужны. Вот они и бродят по Холмам, точно отчаявшиеся призраки. Но ты… Ты борешься с ней. Сопротивляешься её чарам. Я попробую.

Бетти поёжилась: вокруг ощутимо похолодало. В лесу было тепло и солнечно. В Холмах же налетел холодный ветер и пробрал до самых костей, заставив дрожать. Как хорошо, что она догадалась захватить толстовку.

Рубашечник неожиданно провёл ладонью по её спине, и Бетти чудом удержалась от вскрика – таким внезапным оказалось прикосновение.

– Что вы делаете?!

– Я подумал вот о чём. Ты же настоящая девочка. Значит, у неё уходит много сил. Даже в этом мире, где она так сильна, жизнь преобладает над ней. Нить совсем тоненькая. Что, если просто её оторвать? – спросил он.

– Думаете, получится? – опасливо спросила Бетти.

– Мы никогда не узнаем, если не попробуем.

Бетти глубоко вздохнула и зажмурилась.

– Давайте. Давайте попробуем.

Рубашечник медлил. Он обошёл её со спины, положил руку на плечо и крепко сжал. Другая его рука легла девочке между лопаток.

– Готова?

– Да! – Бетти судорожно кивнула.

Она почувствовала лёгкий рывок, как будто от её спины оторвали что-то, что приклеилось, словно паутина, и дало корни, – а потом наступило облегчение.

Бетти осторожно обернулась. В руке Рубашечника блестела серебряная нить, исчезая в ближайшем туманном облаке. Рубашечник разжал кулак, и нить медленно поплыла по ветру.

Спина болела в том месте, где нить только что касалась её. Но то была боль облегчения. Такая остаётся после вынутой занозы или вправленного вывиха. Бетти словно стало легче дышать. Она расправила спину и выдохнула.

– Спасибо! Я и не знала… Что можно от них освободиться.

– Я делал это первый раз. Но, как видишь, моя теория сработала, – усмехнулся Рубашечник. – Как ты?

– Намного лучше. Полна сил! – Бетти даже подпрыгнула на месте в подтверждение своих слов. – Надо идти!

А то мама точно заметит, что её нет! Такое поднимется! Гости наверняка уже собрались!

– Мы должны поспешить. Здесь мы как на ладони.

– Ты говорил, что в Холмах много нитей… – Бетти не заметила, как перешла с Рубашечником на «ты». Словно он вдруг перестал быть для неё незнакомцем, ведь она знала о нём больше, чем он думал.

Она решила пока помедлить с тем, чтобы всё ему высказать. Да, он странный тип и доверять ему небезопасно, но ведь он только что избавил её от нитей! Освободил от Ткачихи.

Пока она будет держаться к нему поближе – до тех пор, пока сама не разберётся, что к чему.

– Много нитей и много Расплетённых. И охотников. Холмы – это очень небезопасное место.

Теперь, когда Рубашечник оборвал нить, Бетти почувствовала себя легче. Но она понимала, что это ненадолго. Ткачиха видит её, Ткачиха знает, где она. Следит за каждым шагом.

Бетти обернулась.

Свет в Лесу померк.

Стало темно и очень холодно.

Из темноты на неё смотрели сотни глаз. Ей показалось, что она различает зрачки гигантского паука.

Бетти повернулась к Лесу спиной и бросилась прочь – догонять Рубашечника.

Да, она приняла верное решение. Правильно папа всегда говорил: «Поспешишь – людей насмешишь». Прежде чем сделать какую-то опрометчивую глупость, её стоило со всех сторон обдумать. Вот она едва не поссорилась с Рубашечником! А ведь тогда она бы так и осталась с нитью один на один, и что бы тогда было? Ткачиха бы сожрала её на ужин, и даже ниточки воспоминания о ней не осталось бы. И уж точно Рубашечник не стал бы после такого собирать её обратно.

В конце концов, Рубашечник – взрослый человек. Даже очень взрослый, если вспомнить, что он пробыл в Тенях долгое время. А у взрослых людей – это Бетти знала уже очень хорошо – постоянно были какие-то тайны. При этом взрослые умудрялись делать тайны из совершенно безобидных, на взгляд девочки, вещей. Она это знала потому, что у мамы вечно были секреты от папы, вроде счёта из косметического салона; а у папы какие-то свои тайны от мамы – о них Бетти никак не удавалось узнать, разве что иногда он возвращался с работы позже обычного, когда мамы не было дома; а у мисс Сюзи Гвинн в конторке хранились шоколадные конфеты, которые она ела втайне не только от учеников, но и от других учителей. Только Артур Ним всё равно это заметил и рассказал Бетти. Они подумали, что можно как-то воздействовать на мисс Сюзи, но до сих пор не решили как.

Бетти никому не рассказывала свои секреты – зачем, если взрослым на неё по большому счёту плевать? Они-то с ней ничем не делятся!

Поэтому Бетти не сильно удивилась, поняв, что Рубашечник не всё ей рассказывал. Просто взяла на заметку, что с ним стоит быть начеку. Но Рубашечник всё ещё оставался её единственным союзником в этом опасном мире, и только он знал, куда и зачем они идут.

Вот здесь, кстати, тоже был интересный момент. Бетти удивилась, как это она не подумала сразу – Рубашечник не говорил, что именно они должны делать у Святилища! Только то, что она должна туда дойти. И что так сказано в старинных балладах, которые он отказался цитировать. Это было очень подозрительно.

Но подозревать единственное знакомое живое существо, стоя посреди туманной пустоши, было бы очень глупым поступком, а Бетти не была воспитана как девочка, которая совершает глупые поступки. Её папа был очень рациональным человеком и всегда требовал от неё думать, прежде чем делать, и не поддаваться импульсам. Поэтому Бетти решила, что не будет слепо доверять Рубашечнику. Она знает теперь, что он обманщик, и надо быть хитрее него, чтобы не попасть в беду. А сейчас ей надо идти следом за ним и ни в коем случае не потерять из виду его красно-чёрную клетчатую рубашку и длинные белые волосы.

– Бетти, не отставай! – Рубашечник оглянулся. – Тебе тяжело идти? Хочешь взять меня за руку?

– Нет, я справляюсь! – Бетти сцепила руки за спиной. К её ужасу, её собственная ладонь была влажной от пота. Ветер бил в лицо, и идти было не только холодно, но и трудно: приходилось преодолевать его напор, чтобы сделать следующий шаг.

Вдалеке замаячил какой-то небольшой огонёк. Он выглядел невероятно уютным. Словно это фонарь над крыльцом дома, где ждут к обеду и волнуются – где же Бетти? Почему она так задержалась?

Или же кто-то добрый и надёжный, вроде главы полицейского управления, бродил по Холмам с фонарём в руке – куда же подевалась Бетти? Где она так долго ходит? Не потерялась ли?

Бетти захотелось закричать: «Нет, я не потерялась, я здесь!»

Мягкий свет манил её.

Там было дом, там была надежда.

Её выведут отсюда, её спасут! Разве может быть такой тёплый свет в холодных и злых владениях Ткачихи? Нет, конечно же, нет!

Бетти повернулась и решительно пошла в сторону огонька.

– Я иду! – крикнула она и помахала рукой. – Подождите меня!

Огонёк качнулся вправо-влево, словно отвечая: Бетти, поторопись, тебя ждут, ждут!

Но чем быстрее Бетти шла, тем сильнее отдалялся огонёк.

– Подождите!!! – крикнула Бетти и побежала.

Огонёк вспыхнул дальше.

Чьи-то длинные руки обхватили её поперёк живота.

– Стой! – закричал Рубашечник ей в ухо. – Это обман! Они тебя заманивают!

– Нет! – Бетти вырывалась, не в силах оторвать взгляда от света, маячившего вдали.

Огоньков становилось больше.

Вспыхнул второй, третий, четвёртый…

Но Рубашечник держал крепко, и вырваться из его хватки было почти нереально.

– Они ждут меня, разве ты не видишь? – в отчаянии спросила Бетти. – Я должна идти.

– Конечно, ждут! – сердито ответил он. – Чтобы разобрать тебя по ниточкам. Эти существа ещё не знают, что ты живая! И я не хочу проверять, что будет, если ты им попадёшься.

– Я… То есть они не хотят меня спасти? – Бетти моргнула.

Наваждение начало спадать. Огоньки перестали манить, весело танцуя. В их призрачном танце появилось что-то зловещее. Они вспыхивали, и гасли, и трепетали, и идти за ними больше не хотелось – при взгляде на них в груди змейкой сворачивалась тревога.

– Умница. Нет, не хотят, – Рубашечник отпустил её и крепко взял за руку.

Потом повёл за собой.

– Вернись на тропу и не сходи с неё, – строго велел он. – В Холмах много опасностей, поэтому держись меня. Если что-то ещё подобное почувствуешь, закрывай глаза и говори мне. Поняла?

– Поняла, – кивнула Бетти.

Ей было жутко. Вот уж точно как в сказках…

Огоньки давно исчезли позади. Но Бетти всё равно то и дело оглядывалась, опасаясь, что огоньки вздумают её преследовать. Теперь она готова была дать им отпор. Гораздо проще сопротивляться чему-либо, когда уже знаешь, к чему быть готовым! Но огоньки медленно потухли вдали, и девочка вздохнула с облегчением.

Они зашагали по тропе.

– Ветра здесь дуют по часам! – объяснял Рубашечник, размашисто топая вперёд. – Это Татгэвит, он явно уже стихает. Самый злой из ветров! Но он приносит самые полезные нити, нити важных воспоминаний. Поэтому их сложнее всего достать.

– А что, есть и добрые ветра?

– Конечно, есть! Когда подует Диртгэвит, ты сразу поймёшь: он тёплый и мягкий, добрый, как улыбка матери или руки няни. Но берегись Гэвитанира: он похож на своего брата Диртгэвита, но лишь притворяется мягким. На самом деле он очень коварен.

– Как ветер может быть коварным?

– Он путает рисунок Холмов!

– Как это?

– Видишь тропинку, по которой мы идём? – Рубашечник показал вниз, и Бетти только сейчас обратила внимание на то, что они идут по узенькой, плотно вытоптанной дорожке. – Пока не задул Гэвитанир, мы можем спокойно идти вперёд. Но потом придётся делать передышку и изучать местность заново. Он приносит перемены и беспорядок. Холмы двигаются и могут скрыть тропинку, тогда придётся их обходить, но для этого надо помнить, где изначально вьётся тропа!

– Какой вредный ветер, – возмутилась Бетти.

– Просто он бунтарь, – улыбнулся Рубашечник, почему-то посмотрев при этом на Бетти.

– Ну а четвёртый ветер? Он есть?

– Конечно. Его зовут Таобсьер, и он самое равнодушное создание из всех, какие только водятся в Тенях. А равнодушие – это хуже, чем злоба и коварство, вместе взятые. От равнодушного существа можно ожидать чего угодно. Ведь оно не протянет руку помощи, не разделит твоих страданий – ему просто всё равно…

Бетти приоткрыла рот и тут же его закрыла. До этого дня ей в голову не приходило, что можно думать о ветре как о живом существе.

Рубашечник оказался прав: очень скоро злой Татгэвит умчался прочь, куда-то в сторону Леса. Наверняка у него было ещё много дел в Тенях. На несколько мгновений всё стихло. Бетти показалось, что время вокруг остановилось. Редкую траву на пустоши ничто не пригибало к земле, даже пыль не шевелилась под ногами. Они как раз взобрались на возвышенность, и оттуда открывался вид на бескрайнюю холмистую местность.

Бетти видела впереди смутные тёмные силуэты, одиноко бредущие в пустоте. Она подумала, что это, наверное, те Расплетённые, которым не повезло. Но она твёрдо намеревалась справиться. Дойти. Её больше не одолевали угрюмые мысли. Задача вернуться домой казалась вполне реальной.

А ещё над пустошью летели длинные серебряные нити. Бетти подумала, что это чья-то утраченная жизнь, и вздрогнула.

– Куда нам теперь? – тихо спросила она, опасливо подойдя поближе к Рубашечнику.

– Вперёд, – так же тихо и очень твёрдо ответил он.

Бетти заглянула снизу вверх в его лицо: на нём отражалась решимость идти до конца. Возможно, его тоже пугала неизвестность. Бетти зажмурилась на мгновение, а когда открыла глаза, то увидела, как меняется пейзаж. С Холмами словно кто-то играл в пятнашки: они менялись местами и наползали на тропинки так плавно, что глаз не мог уловить движения, только мгновенную смену пейзажа.

Словно дрейфуют – вспомнила Бетти слова Рубашечника.

– Плохо дело, – изменившимся голосом сказал Рубашечник. – Порядок не тот. Коварный Гэвитанир выходит на дежурство. А я надеялся, мы успеем к убежищу.

– Здесь есть убежище?!

– Да, некоторые холмы слишком стары и ленивы, и Гэвитанир обходит их стороной: ему совсем не хочется с ними связываться, даже он понимает, что это бесполезно.

– Что же делать? – заволновалась Бетти. – Бежать?

– Не успеем!

Бетти стало страшно. Неужели они в ловушке?

– Если Гэвитанир нас зацепит, что с нами будет? – спросила она.

Рубашечник покачал головой.

– Он может спутать всё: все мысли и воспоминания, с таким трудом обретённые. Я всегда успевал спрятаться и переждать, пока не сменится ветер. А ты… живая девочка, здесь… Страшно представить, что он сделает с тобой. Может, и вовсе сотрёт тебе память!

Бетти зажмурилась. Забыть всё? Себя? Маму? Папу? Артура Нима?

Рубашечник тем временем почти побежал вперёд, и Бетти бросилась следом за ним, едва успевая. Рубашечник был похож на куропатку, напуганную выстрелом охотника.

Следом за Рубашечником Бетти спустилась с предыдушего холма и взбежала на новый. Тропинки не было. Та, что привела их сюда, теперь исчезла. Вот как… Теперь придётся идти наугад…

Вдруг её внимание привлёк неожиданный звук. Шуршание и скрежет, такие странные в этом пустынном месте. Неожиданно часть холма вздрогнула и откинулась в сторону, как крышка от банки, открывая путь в довольно глубокую нору.

– Эй вы! – раздался оттуда звонкий девичий голос. – Сюда, быстро! Гэвитанир медлить не станет!

– И мы не промедлим, – повеселел Рубашечник. – Бетти, прыгай первая!

Бетти задержала дыхание и нырнула вниз. Хотя честнее будет сказать – просто свалилась кулём, но её подхватили четыре бледные и тонкие, точно фарфоровые, руки и осторожно поставили на землю. Рубашечник прыгнул следом. Его высокий рост позволил ему задвинуть земляное отверстие. Нора погрузилась в темноту, но ненадолго: сначала в глубине загорелся тонкий огонёк свечи, а потом несколько изящных настенных ламп.

– Где это мы? – огляделась Бетти. – Да здесь же самый настоящий дом!

– Это наш дом. – Из темноты вышла девочка.

На вид ей было не больше десяти лет, а ростом она едва доходила Бетти до плеча. У неё были длинные каштановые волосы, собранные в красивые косы, и нежно-голубое платье в оборках. Но больше всего Бетти поразили её огромные синие глаза с такими чёрными ресницами, каких в природе обычно и не бывает.

– Я Мэри-Энн, – представилась девочка и расправила своё изящное платье, делающее её точь-в-точь фарфоровой куколкой.

– И я Мэри-Энн, – прощебетал точно такой же голос за спиной Бетти.

Бетти обернулась и не сумела сдержать удивлённого восклицания: за ней оказалась точная копия первой девочки.

– Вот это да! – воскликнул Рубашечник и хлопнул в ладоши. – Их двое!

– Нас двое, – кивнула первая Мэри-Энн. – Но мы не сёстры и не близнецы. Это чтобы у вас не сложилось о нас ошибочного впечатления.

– Как так? – растерялась Бетти.

Ей казалось, что одинаковые девочки могут быть только сёстрами-близнецами. Двойняшками. А как же ещё?

– Я – это она! – сообщила первая Мэри-Энн и показала на вторую девочку.

– А она – это я, – весело добавила вторая.

– Давайте, чтобы вас не путать, мы будем называть тебя Мэри, а тебя Энн? – вмешался Рубашечник.

Девочки переглянулись и неуверенно кивнули.

– Вот и славно!

– А вы кто? – хором спросили они.

– Я тот, кого называют Рубашечник, а это Бетти Бойл. Мы ищем дорогу к Святилищу.

– Тогда вы попали по адресу! – обрадовалась Мэри.

– Мы знаем всё про Тени. Мы даже сделали карту, – добавила Энн.

– Идите за нами, – Мэри схватила Бетти за руку.

Рука у неё была очень холодная. Будто и впрямь фарфоровая.

Энн взяла под локоть Рубашечника и повела вперёд, в самую глубь тёмной пещеры.

* * *

Ткачиха пришла в движение. Все её многочисленные ноги вздыбились из влажной земли, в которой она спала, и вознесли её тяжёлое тело над поверхностью. Обвисшее брюхо всё равно касалось прелого дёрна, тяжёлое от сладкой еды – чужой радости и жизненной силы. Серебристые нити облепляли её туловище и, когда она двинулась вперёд, задрожали и порвались. Она не обратила на них внимания.

Её обед отошёл слишком далеко. Стало трудно наблюдать. И пожирать.

Она двинулась вперёд: лапы тяжело переступали по земле, брюхо волочилось, ломая и круша лес, но всё это было лишь иллюзией.

Истинной были её голодная пасть и сотни глаз, наблюдающих и ждущих. Пока ещё ждущих… Она присмотрит за ней. Девочка ускользнула от неё, словно мышка от кошки. Но в Тенях ей не скрыться. Стоит человеческому детёнышу сделать один неверный шаг – и наконец можно будет насладиться пищей…

Глава 8

Больше всего Бетти поразили даже не две одинаковые девочки, а то, что в пещере у них был целый дом. Она разглядывала стол, стулья, большую кровать и удобные полочки с чайником и шестью чашками и недоумевала: откуда такое в Тенях? Она видела достаточно, чтобы решить, что мир совсем дикий и комфорта тут ждать не стоит…

Мэри взяла чайник с полки и, встретившись взглядом с Бетти, ответила на невысказанный вопрос:

– Не удивляйся, всё вокруг создано из наших нитей.

Легко сказать – не удивляйся! Рубашечник закашлялся, услышав такое объяснение, и Бетти подбежала, чтобы похлопать его по спине. Отдышавшись, Рубашечник спросил:

– Как вы так используете нити? Я слышал, что подобное возможно, но ведь это значит навсегда расстаться со своими воспоминаниями…

– У нас есть некоторый резерв, которым можно пожертвовать, – объяснила Энн. – К тому же мне совсем не обязательно помнить этот стол. Он ничем не поможет, если будет в моей памяти. А сидеть за ним гораздо приятнее.

– И мне приятнее спать на мягкой кровати, а не вспоминать о ней, ёжась на колючей хвое Леса! – добавила Мэри и начала разливать по чашкам чай.

Это был самый настоящий чай! Горячий, хотя Бетти понятия не имела, откуда они взяли воду и заварку. Но ответ тоже нашёлся просто: в чайнике сиял кусочек нити.

– Это наша память о чае, – сказала Энн и протянула чашку Рубашечнику.

– Мы помним очень много чая, поэтому пейте, не стесняйтесь: нам хватит ещё надолго. – Мэри пригласила Бетти к столу.

Бетти поднесла чашку к губам. Это оказался очень хороший чай, такой часто подавали к столу у неё дома. У Бетти комок подкатил к горлу от этих мыслей. Она вдруг вспомнила родителей и поняла, как сильно соскучилась по дому, по улице Высоких Осин, по соседям и даже по задаваке Энни Мораг. Ей захотелось снова оказаться в своей комнате с чёрными шторами и чёрными наволочками, надеть идиотское парадное платье, есть чудесный торт, заказанный специально для неё, и пить чай там, а не среди Теней.

Вернётся ли она к ним когда-нибудь? Она надеялась, что да. Не могла не вернуться! Выше нос, Бетти Бойл!

Она моргнула, прогоняя непрошеные слёзы, и подняла голову. Рубашечник смотрел на неё в упор, и в его чудесных серых глазах читалась тревога. Бетти через силу улыбнулась ему и сделала ещё глоток чая.

Рубашечник с сомнением отвёл взгляд и обратился к близняшкам:

– Расскажите нам, кто вы такие? Если вы не сёстры, то кто вы тогда? Я никогда о вас не слышал, хотя уже давно в Тенях.

– Мы Мэри-Энн, – сказала одна из девушек. Кажется, это была Мэри, она выглядела более серьёзной. – И мы мало с кем здесь общаемся. Нам достаточно друг друга. Другие Расплетённые бегают и ищут свою память, или бегают за теми, кто ищет свою память, или просто скорбно бродят под ветрами, а нам и тут хорошо. Мы не хотим обратно, хватит с нас.

– То есть поначалу мы тоже искали свою память, а потом решили сделать вот это, – вставила улыбчивая Энн, обводя рукой пещеру. – Вообще-то, Энн оказалась здесь первой, – внесла уточнение Мэри, – и некоторое время бродила в Холмах и искала свои нити. Но их было очень мало.

– Всё потому, что Ткачиха ещё не расплела нас окончательно. А когда расплела и мы с Мэри встретились, решили, что так намного лучше.

– И всё-таки я не понимаю… Как это получилось? Как вы смогли так расплестись… – допытывался Рубашечник.

Бетти слушала молча. Ей до жути было интересно, что же скажут Мэри-Энн.

– Когда-то мы были одной взрослой девушкой по имени Мэри-Энн, – объяснила, наконец, Энн. – И однажды Ткачиха начала плести нашу жизнь. Дело в том, что в нашей жизни началась полоса неудач – в семье, в работе, в личной жизни. Много одиночества, много непонимания, и в конце концов трудности стали казаться непреодолимыми. Потом кое-что произошло, и мы полностью попали во власть Ткачихи…

– Но мы – тогда ещё я одна, – подхватила Мэри, – поняли, что нас расплетают, и решили бороться. Мы, то есть я, тогда ещё не знали, что Ткачиха погрузила в нас свои лапы так глубоко, что нельзя сбежать. Но мы отсрочили конец.

– Мэри-Энн была врачом, но мечтала писать книги, – продолжила Энн. – Мы очень хотели спастись, но тяжесть отчаяния была так велика, что наша личность разделилась на две части. И одна спряталась в глубине второй, чтобы Ткачиха не заметила. Так появилась Мэри. И когда Ткачиха расплела меня и утащила в Тени, Мэри осталась жить нашу жизнь в нашем теле. Тело было, конечно, к тому моменту неизлечимо больно, но всё-таки это была отсрочка.

– Мы выиграли пятнадцать лет! – гордо сказала Мэри. – За это время я успела написать книгу о Ткачихе. Вернее, о своём состоянии, но суть та же.

– Книга стала популярной, а Мэри-Энн прославилась! – гордо заявила Энн.

– И потом уже Ткачиха меня заметила и доплела, – печально закончила Мэри.

– С тех пор мы живём здесь, в Холмах, – проговорили они в унисон.

Рубашечник и Бетти переглянулись. По его растерянному взгляду Бетти поняла, что история чересчур невероятна даже для него, местного жителя, всякое повидавшего.

– Между прочим, когда мы встретились, то оказалось, что мы совершенно разные, – сказала Энн.

– Она вечно со мной спорит! – тут же сказала Мэри, и девочки засмеялись.

– А сколько вам было лет, когда вас расплели? – застенчиво спросила Бетти. Она не была уверена, насколько вежливо задавать такие вопросы, однако любопытство пересилило: девочки выглядели такими юными, но по их рассказам выходило, что они прожили долгую жизнь.

– Нам? – девочки переглянулись. – Мы не помним!

– Но много, – сказала Энн. – Я была уже взрослая, когда попала сюда.

– А я ещё старше! – добавила Мэри.

Бетти подумала, что не такие уж они и одинаковые. Взгляд Мэри всегда оставался серьёзным, даже если она смеялась, а Энн то и дело задорно улыбалась, и глаза у неё сверкали. Мэри была предельно аккуратна: её косы и платья находились в идеальном состоянии, без единого пятнышка или залома на ткани. Энн же казалась куда более беззаботной. Её юбка смялась, туфли были немного стоптаны, а из кукольных косичек выбивалась хулиганская прядь. Спутать их теперь, познакомившись поближе, было сложно.

– Почему вы тогда выглядите так… молодо? – судя по тону вопроса, Рубашечник тоже ощущал себя не в своей тарелке.

– Мы вытащили этот образ из нашей памяти, – кажется, обрадовалась вопросу Энн. – Точнее, я вытащила, когда оказалась здесь, а Мэри понравилось. Это было счастливое время, беззаботное детство. После всего, что мы пережили, нам хотелось быть не измученными и больными, а юными и красивыми. Вот мы и решили стать похожими на кукол, которых видели в магазинах и которых так хотели иметь в детстве!

Бетти удивилась. Раньше она не встречала никого, кто хотел бы быть похожим на куклу. Кроме, разве что, её мамы.

– Мы даже не поблагодарили вас за спасение! – спохватился Рубашечник. – Я так долго не был в Холмах, что едва не угодил в беду, да и Бетти за собой потащил. Если бы не вы, нам бы пришлось худо!

– Энн сразу сказала: наверняка им что-то здесь очень надо, иначе бы они не полезли прямо под Гэвитанир. Вам же что-то очень надо? – прямо спросила Мэри.

– Да, – ответила Бетти за Рубашечника. – Нам очень надо попасть к Святилищу как можно скорее. У меня очень мало времени. Понимаете, я попала сюда живьём. Прошла через Сердце Теней, и теперь Рубашечник – мы подружились в Лесу – пытается вывести меня обратно домой. А если Ткачиха меня расплетёт, я останусь здесь навсегда.

– Но если Ткачиха тебя уже расплетает, какая разница? – пожала плечами Энн. – Днём больше, днём меньше. Оставайся здесь с нами. Места тут хватит, да и запасы у нас немаленькие…

– Мы затем и идём к Святилищу, – пояснил Рубашечник. – Старые баллады гласят, что из лап Ткачихи вырваться всё же можно, если очень постараться. Стоит отправиться на поиски Святилища и войти в него, преодолев все преграды, – и она лишится власти. Для Бетти это шанс.

Мэри и Энн переглянулись.

– Хорошо, – решительно сказала Энн. – Ради такого шанса и правда стоит рискнуть! Мэри, принеси нашу карту.

Мэри исчезла в глубине пещеры и через некоторое время вернулась с большим, свёрнутым в трубочку листом. Она разложила его на столе, и Бетти с Рубашечником склонились над ней.

– Вот это да, – прошептал Рубашечник с восторгом в голосе. – Это и в самом деле карта Теней! Поверить не могу, что вижу её своими глазами…

* * *

Первый охотник опустился на одно колено перед величием Тьмы. Его давно уже бесплотное тело колыхалось под одеждами, будто он почти стал частью Её.

Он знал, что должен сделать.

Знал, что должен пойти и собрать других охотников, выбрать лучших для передового отряда и вооружить их до зубов.

Тьме нужна живая девочка. А всех остальных давно пора развеять по ветру.

Знал он и цену поражения.

Знал – и не страшился, поскольку давно лишился страха.

Страх Ткачиха сожрала у него первым. Преданность оставила на десерт.