Текст книги "Ложка перца в бочке счастья. Мастер-класс по радости от Лепрекона и всех, кто вас раздражает"

Глава десятая

 
Порой
Следует верить, что
Невероятное
Возможно.
И даже более того –
Что оно случится с нами.
 

По пути домой в уме всплыла его песенка, и я стал повторять ее про себя. В ней чувствовалось что-то особенное, как будто если напевать ее снова и снова, пока не поверишь в нее, то все так и будет. Со времени той прогулки в лесу и до того момента, когда я сейчас пишу эту книгу, я немало поиграл с подобными песенками. И обнаружил, что если немного приладить песню под себя, чтобы повторение ее в вашей голове приносило пользу, то получите очень интересные результаты.

Когда будете сочинять такую песенку для себя, учтите, что в ней должна быть рифма, чтобы песня легко звучала и повторялась в уме. Напевайте ее целый день и ощущайте благодарность за то, что все, о чем поете, как будто уже так и есть, – вы обнаружите, что это очень увлекательно. Чем увлекательно? Полученными результатами! Я часто использую этот метод, потому что знаю, что получу результат. Конечно, я добавляю сюда посылание любви, но больше как ощущение, чем на ментальном уровне. Особенно я люблю напевать эти песенки, когда засыпаю, или когда сижу и мечтаю, или когда куда-то иду. В этом деле важно подобрать песенку под себя – чтобы она легко повторялась, а еще нужно добавить в нее ощущения того, что все уже так и обстоит. Кроме того, песенка должна быть радостной.

Некоторые из вас могут подумать, что это похоже на мантры[9]9
  Мантра – распевная молитва тибетских монахов. – Примеч. пер.


[Закрыть], но это не так. Мантры не столь эффективны, потому что в них нет веселья и радости. Если полагаете, что мантры работают, съездите в Тибет и убедитесь, что это не так. Если песенка вам радостна, то она автоматически будет наполняться вашей любовью, и в этом будет источник ее силы. Если вы попробовали напевать песенку и почувствовали усталость, то выбросьте этот текст или измените его, ибо ваши ощущения показывают, что источник этого текста скорее в недостатке, чем в радости. Если же чувствуете себя бодрее – то это то, что нужно. В общем, я решил поделиться с вами этой информацией, потому что сам очень люблю использовать этот прием.

 
У меня все получается!
Всегда и все получается!
Всегда и все получается!
У меня все получается,
Да, все получается!
Я занимаюсь любимым делом и люблю свою работу.
Я люблю свою работу и занимаюсь любимым делом.
Всегда занимаюсь любимым делом!
Всегда занимаюсь любимым делом – и все у меня получается.
Все у меня получается – потому я всегда могу заниматься любимым делом!
 
 
Все у меня получается!
 
 
Всегда делаю то, что мне нравится, – так, как хочу.
Сложи об этом песню и громко ее спой!
Чувствуй, что поешь, и сам будь этой песней.
 
 
Я всегда занимаюсь тем, что люблю, – так, как мне нравится.
Сложи себе песенку. Пой эту песенку. Ощути эту песенку, стань этой песенкой.
 
 
Каждый день я делаю то, что мне нравится, – так, как сам хочу.
И мне все легко удается.
 
 
Каждый день я занимаюсь любимым делом, так как это мне нравится, – и мне все легко удается!
 
 
Мне все легко удается, все легко удается.
 
 
Я богат, здоров, занимаюсь любимым делом, и мне все удается!
 
 
Я богат, здоров, счастлив, удачлив,
Я богат, здоров, счастлив, удачлив,
Я богат, здоров, счастлив, удачлив!
 
 
Моя книга – мировой бестселлер, ведь я такой везучий!
Моя книга – мировой бестселлер, ведь я такой везучий!
Моя книга помогает миллионам людей,
Моя книга помогает миллионам людей,
У меня все всегда получается!
 
 
Мне все легко достается!
Все у меня получается.
Мне все легко достается,
Все получается!
 
 
Я богат, здоров, счастлив, удачлив,
Я богат, здоров, счастлив, удачлив,
Ощущаю, что богат, здоров и счастлив!
Ощущаю себя богатым и здоровым – и очень этому рад!
Всегда ощущаю себя богатым, здоровым, счастливым и удачливым!
 
 
Я счастливчик из счастливчиков,
Выигрываю всегда и во всем!
Всегда выигрываю в жизни!
 
 
Выигрываю всегда и во всем.
 
 
Все, чего хочу, легко ко мне приходит.
 
 
Я богат, здоров, счастлив и удачлив.
У меня все получается!
Я богат, здоров, счастлив и удачлив.
У меня все получается!
Я богат, здоров, счастлив и удачлив.
У меня все получается!
 

Глава одиннадцатая

 
Люди всегда полагают,
что не могут чего-то делать,
сравнивая то, что у них получается, с тем,
что считается стандартом.
Они не понимают,
что их талант значительно превосходит
стандарты, что они – другие.
 

 
Появись сейчас Бог
И скажи:
«Те, кто постоянно несчастен, пойдут прямиком в ад».
У меня бы возник лишь один вопрос:
«Когда я несчастен – я ведь уже нахожусь в аду.
Разве это не тот же ад?»
 

На следующее утро я встал пораньше с намерением провести время на яхте до того, как после полудня отправлюсь встречать жену, прибывающую на пароме. Принимая душ и одеваясь, я раздумывал, что отвечу, когда она спросит, как я провел выходные. Подумал: «Самому будет интересно послушать».

Я вышел на веранду, ожидая, что лепрекон может появиться из-за угла в любую минуту. По всему было видно, что предстоял еще один прекрасный день. Поверхность океана была гладкой, как стекло, отражение восходящего солнца колыхалось на воде золотым потоком света длиной в шестьдесят миль. Идеальный день, чтобы провести его на яхте, отдавшись на милость течений.

Руди уже ходил за мной следом, полагая, что я собираюсь на прогулку, еще не подозревая, что мы отправляемся на яхте, что он не очень-то любил. Особенно когда мимо проходила другая яхта, и нас покачивало на встречной волне.

После короткого завтрака и привычных утренних дел (ответить на несколько имейлов и отослать полудюжине корреспондентов файлы с книгой «Посланник») я приготовил бутерброд, чтобы взять с собой, собрал несколько нужных вещей и отправился в путь.

Лепрекон пока не показался, но я был уверен, что за ним дело не станет. Яхту я швартую на противоположном берегу острова, так как это единственное безопасное место для стоянки. Берег острова в основном представляет собой скалы, среди которых есть несколько заливов, где можно бросить якорь. Но все причалы находятся на противоположной стороне острова. В машине по дороге к яхте я думал о моей первой книге и о том, как сложилась ее судьба.

Я никогда не умел правильно писать слова – независимо от того, сколько читал или писал. После того, как я больше года писал книгу слово за словом, оказалось невозможно найти кого-нибудь, кто бы взялся за то, чтобы откорректировать текст. Люди говорили: «Присылайте, я взгляну», – но не перезванивали мне. Тогда я связывался с ними и интересовался, как дела, но всегда в той или иной форме получал холодный отказ. Да, я признаю, что правописание было ужасным, но деньги-то, которые я предлагал, были настоящие!

Так или иначе, мне помогли создать веб-сайт, на который я и выложил книгу, чтобы люди могли ее оттуда бесплатно скачать. Без какой бы то ни было рекламы книгу заметили в мгновение ока. Читатели писали мне, что она нравится им именно в таком, не редактированном виде. Конечно, были и другие, писавшие, что я должен отдать ее в редактирование. Со временем я нашел компанию, взявшуюся за редактирование книги, а затем заменил сырую изначальную версию отредактированной. Но в течение некоторого времени предлагал для скачивания обе версии, и, что странно, многие сообщали мне, что нередактированная версия нравится им больше, а те, что изначально говорили, что книга нуждается в обработке, все равно не были удовлетворены. Издателей тоже было не удовлетворить, как я ни старался, потому я самостоятельно издал книгу так, как посчитал нужным, – в ней были исправлены ошибки, но не все. Как только я сделал то, что хотел (а не то, что считал должен сделать), то большинство читателей как будто было удовлетворилось. Но не издатели! Последние считали, что я сделал неправильно все, что только возможно, и нарушил все существующие правила. Однако книга была успешной, и восемь из каждых десяти человек, получивших от меня файл с текстом, позже приобрели бумажную книгу.

С одной стороны, мне нравится писать, особенно когда это приносит радость в жизни других людей, но с другой стороны, я терпеть не могу это занятие. Пожалуй, больше всего раздражают правила, бюрократизм и снобизм, прижившиеся в этой сфере. Литература – это искусство, самовыражение, тут не может быть правил, иначе она перестает быть таковым. Но о каком самовыражении можно говорить, если правила душат все на корню? У многих есть прекрасные мысли, но люди боятся писать, так как не могут втиснуться в узкие рамки писательских стандартов, придуманных каким-то дураком. Смотреть свысока на книгу только из-за того, что в ней много грамматических ошибок, – это все равно, что плохо относиться к человеку, который заикается. Стоит лишь подумать об этом, как я завожусь с пол-оборота.

И почему сейчас, по дороге к яхте, мне пришли в голову мысли на эту тему? Может, мне кажется, что меня толкают к написанию еще одной книги? Я чувствовал, что лепрекон появился именно поэтому. У меня на столе лежит неоконченная книга, в которой продолжается начатая в первой книге история. Я даже не знаю, почему не могу закончить ее. А одновременно ищу, чем бы заняться, – но и тут ничего не нахожу.

Похоже, я понапрасну заводился, чем только портил прекрасный день, что ждал меня впереди. «Немедленно прекрати! – прикрикнул я на себя. – Значение имеет лишь настоящий момент. Никто не принудит тебя снова этим заняться, потому что никому не под силу заставить тебя делать то, что ты не хочешь».

 
Делаю то, что мне нравится,
И только так, как хочу!
И у меня все получается!
 

Ко времени, когда мы доехали до яхты, я уже успокоился. Руди же выглядел не очень счастливым, так как видел, где мы находимся, и понимал, что это означает приближение плавания на яхте.

Как обычно, на причале были люди – часть из них тоже готовились отплыть, другие работали на яхтах. Яхта – это, в основном, починка и обслуживание, и лишь немного плавания – если повезет.

Закинув свои вещи в яхту, я перешел к обычному ритуалу проявления интереса к тому, как продвигается починка у моих соседей по причалу. По окончании которого прыгнул в яхту и подтянул ее ближе к причалу, чтобы Руди смог ко мне присоединиться. Начав отвязывать яхту, я вдруг почувствовал желание обернуться. И что же я увидел за спиной? Конечно же, коротышку-лепрекона, шагающего по настилу причала и подающего мне рукой сигнал подождать его. Конечно же, я придержал яхту, пока он не прыгнул на борт. Было очень странно наблюдать, как он идет по причалу мимо людей, а они совершенно не замечают его. Чтобы проверить, все ли у меня в порядке с головой, я даже повернулся посмотреть, видит ли его Руди. Руди провожал его взглядом и даже освободил лепрекону место, когда тот прыгал в лодку. Я почувствовал себя лучше, хоть и не намного. Кроме того, я отметил, что яхта совсем не покачнулась от его прыжка на борт.

«Хороши дела, – подумал я, – теперь на борту пес, который не любит яхт, и лепрекон, видимый только мне и псу!» Руди по-особенному посмотрел на меня, как будто говорил: «Если ты собрался сойти на берег, то я тоже здесь не останусь». Порой я задумываюсь, о чем он думает? Но, честно говоря, предпочитаю этого не знать.

Я оттолкнулся от причала, запустил мотор, и мы поплыли. Прыгая в яхту, лепрекон сказал что-то, что я пропустил мимо ушей, возможно: «Прекрасное утро!» – или нечто подобное. Мне пришлось попросить его освободить мое сиденье, чтобы я мог управлять яхтой. Если бы я доверил руль ему, это выглядело бы не слишком хорошо в глазах других владельцев яхт, которые не могли его видеть. (Ну, вы понимаете, что я имею в виду!) Сам же лепрекон выбрал раскладное кресло на носу яхты, с которого я люблю наслаждаться видом, когда дрейфую по течению. Это кресло расположено не по тому же борту, что и кресло рулевого, потому он не закрывал мне обзора. Но все равно я чувствовал себя несколько странно – с лепреконом сидящим на носу яхты. (Хоть и вся моя яхта выглядит так, как будто в ней обитает лепрекон.) Вот о чем я думал, глядя на него, сидящего в небольшом складном кресле из полосатого брезента. Я знал, что именно это маленькое существо воздействием на мое подсознание заставило меня выкрасить яхту именно так, что она выглядит, как обитель лепрекона. «Вот почему все смеются, чуть завидев ее!» – подумал я. Он обернулся и бросил на меня удовлетворенный взгляд.

– Мне будет не хватать этих вылазок с тобой, – сказал он, когда мы выходили из одного залива во второй, где уже можно было заглушить мотор и дрейфовать с течениями.

– Да что ты говоришь? – произнес я в ответ, только сейчас понимая, что нахожусь на самой причудливой из яхт.

Я решил направить яхту к острову, возле которого есть круговое течение, которое носит вас от одного конца острова к другому. Путешествие в один конец занимает двадцать пять минут. Но если вашу яхту подхватит основное течение, то может отнести в сторону.

Мотор выключен, я залез на крышу кабины и сел там, облокотившись на выступающую часть.

– В такие минуты ощущаю себя Томом Сойером, плывущим по Миссисипи, – сказал я, зажигая сигарету. И добавил, взглянув на него: – В детстве я любил сидеть на берегу озера, наблюдая за яхтами и мечтая когда-нибудь иметь собственную. Но никогда бы не предположил, что она будет выглядеть, как лодка лепрекона.

– Притом неплохая лодка, заметь, – ответил он с искорками во взгляде, сообщавшими мне, что эта яхта в большей степени его, чем моя.

– Я думал над тем, о чем мы тогда говорили, но так и не смог сообразить, чем хочу заняться, – сказал я с тайной надеждой, что он решит эту задачу за меня.

– Решение у тебя перед глазами.

– Не вижу его.

– Конечно же, видишь, но тебе мешают негативные ощущения, связанные с ним, а потому ты полагаешь, что оно тебе не нравится. Но ты любишь это занятие и прекрасно с ним справляешься – но по-своему, не так, как считается правильно.

Я подумал над его словами и ответил:

– Не понимаю.

– Прекрасно понимаешь! Ты учишь этому других, а сам не следуешь собственным советам.

– Хорошо меня слышишь? Не понимаю! Может, перестанешь ходить вокруг да около и просто скажешь? – ответил я, начиная раздражаться.

– Что ты посоветовал жене, когда она сказала, что ей нравится поэзия, и что было бы здорово, если бы она могла писать стихи? – спросил меня лепрекон.

Я подумал с минуту, пробуя вспомнить обстоятельства, а потом ответил:

– Это один из многих случаев. Люди всегда полагают, что не могут чего-то делать, сравнивая то, что у них получается, с тем, что считается стандартом. Они не понимают, что их талант значительно превосходит стандарты, что они – другие. Потому люди склонны оценивать свое творчество как недостаточно хорошее и прекращают им заниматься. Начинается все это еще в школе. Вам говорят написать стих, а потом сравнивают его с другим стихом. Если форма стиха такая же – вы получаете оценку «A»[10]10
  По пятибалльной шкале A-B-C-D-E, где высшей оценкой будет A, а низшей – E. – Примеч. пер.


[Закрыть], если форма другая – получаете всего лишь «D». Это же делают и в других сферах. Я рисую в собственном стиле – его нельзя оценить, как лучше или хуже любого другого стиля, но в школе как раз такую оценку и производили. Они пытались всех заставить рисовать одинаково, но ведь так нельзя! Мои рисунки получали столь низкую оценку, что я был зачислен в число не обладающих художественным талантом и отправлен в столярную мастерскую. Но сейчас те же самые рисунки стоят больших денег! В общем, я посоветовал Роберте писать как пишется и не сравнивать свои стихи с ничьими другими. Пусть ее поэзия будет особенной – ведь так и есть, так и должно быть.

– И что было дальше? – спросил он.

– Ее стихи напечатаны в книге и в нескольких журналах. Также Роберта получила приз за один или два стиха, точно не помню. Но, – я погрозил небу пальцем, – начни она писать эти стихи в школе, то их бы сравнивали со стихотворными образцами и, конечно же, не одобрили бы. Именно поэтому Роберта полагала, что не может писать стихи. Каждый может писать – и не просто стихи, а хорошие стихи – если только ему будет позволено быть самим собой; а продукт творчества будут воспринимать как форму самовыражения. Никто, кроме круглых дураков, не станет оценивать самовыражение человека.

Кроме того, Роберта также полагала, что не умеет рисовать. Она принимала за образец определенную форму, повторить которую не могла, что, по ее мнению, означало, что рисовать она не умеет. Потребовалось немало времени, чтобы убедить ее в том, что не только Роберта не может рисовать, как Ван Гог, – но и Ван Гог не может рисовать, как Роберта. Ван Гог верил в себя и еще больше – в свой художественный стиль – вот в этом-то и было его волшебство!

Сейчас Роберта занимается всем тем, в чем, по ее прежнему мнению, у нее не было ни капли таланта. Это стало возможным благодаря пониманию и принятию своего способа самовыражения в каждом виде творчества. Точно так же и с пением – ее естественный голос подобен пению ангела, но когда она подражает другим, вы слышите стон умирающего кита.

– Именно так! – согласился лепрекон. – Вот что останавливает людей в поиске радости – они боятся, что их способ самовыражения не будет принят, а возможно, у них даже и ничего не получится – и это ведет лишь к сумятице. Помнишь парня, которому говорили, что ему никогда не стать комедийным актером, пока не вылечится от заикания?

– Конечно, – ответил я со смехом, – если бы не его заикание, то не быть бы ему таким смешным артистом! Это придает колорит всему, что он произносит.

– Ага, значит, ты понял… – прокомментировал он.

– Нет, не понял, – возразил я.

– Как ты там говорил? А, вот оно: если чувствуешь раздражение, значит, внутри засела какая-то проблема. Чтобы ее разрешить – сначала надо найти и опознать.

Я поджег следующую сигарету, потому что от общения с ним разболелась голова.

– Создание книг приносит тебе столько радости, что ты просто купаешься в ней. Ты пишешь в своем уникальном стиле, но тебя раздражает неумение писать грамотно. Однако это можно просто сравнить с заиканием. Это характерная особенность твоего уникального стиля! Дойдет ли когда-нибудь это до тебя сквозь толстые черепные кости? – воскликнул он.

Было похоже, что его зацепило за живое. А терпением лепреконы, видать, не отличаются. Перед тем, как ответить, я на секунду задумался: «Умеют ли лепреконы плавать?»

– Да, согласен. Порой и мне кажется, что создание книг – самое радостное занятие. Но почему-то оно сильно утомляет. Порой после десятка минут над книгой приходится восстанавливаться дня два. Что подтверждает тот факт, что это не мое призвание – иначе я бы ощущал прилив радости и энергии, от чего хотел бы делать это снова и снова, – отвечал я.

– Пробовал ли ты разбираться в том, почему не нравится писать книги? – спросил он.

– Да, мне тесно в узких рамках, принятых в издательском бизнесе. Все должно быть подогнано под шаблон. Нельзя начинать предложение с союзов «а» и «и» и т. п. Какая разница – если написанное имеет своего читателя? Даже если текст интересен одному лишь автору – что с того? В любом случае нужно позволить тексту оставаться в том виде, в котором он появляется. Вы же не исправляете «ошибки» в картинах Ван Гога – к чему же тогда делать то же с авторскими текстами? Это такая же форма самовыражения, как и рисование, а потому имеет право на то, чтобы остаться в первозданном виде. Вот что лишает меня радости! Вот от чего я разражаюсь каждый раз, когда сажусь писать!

– Ну и почему же так происходит? – спросил он.

– Что ты имеешь в виду? О чем ты спрашиваешь? – Я весь дрожал от возмущения.

– Кто не дает тебе творить так, как ты сам хочешь?

– Ну, можно начать с того, что ни один журнал и ни один издатель не возьмут такого текста, – ответил я.

– Это не совсем так. У тебя есть издатель, принимающий произведение в том виде, в котором ты его приносишь. Правда, ты сам платишь за издание, ну и что из того? Также у тебя есть читатели, которым нравятся твои тексты, – потому никто тебя не останавливает. А кроме того, существует еще и веб-страничка. В общем, ты свободен писать по-своему. Ведь так? – спросил он.

– Вроде бы да.

– К тому же ты уже создал книгу в своем стиле, и этот опыт оказался успешным, правда?

– Ну да. Только я никогда не глядел на ситуацию с этой точки зрения, – ответил я и замолк, чтобы обдумать услышанное, а также проверить, не подхватило ли нас главное течение.

Похоже, я попал в ловушку и не замечал, что уже давно справился с этой проблемой. И действительно, писать было очень легко, когда я делал это в собственном стиле.

– В общем, тут ты меня поймал! – сказал я.

– Разве не ты сам только что рассказал, что секрет следования за тем, что радостно и интересно, заключается в том, чтобы позволить себе заниматься чем-то – естественным для тебя образом? В том, чтобы доверять своей форме самовыражения и принимать ее?

– А как появилось мое абсолютное неумение грамотно писать? – поинтересовался я. – Неужели я сам так запланировал до того, как начать эту свою жизнь, чтобы придать колорит своим текстам?

– Типа того, – ответил лепрекон. – Ты задумал, чтобы это случилось, когда ты был школьником, по многим причинам. Твой стиль письма сформирован многими обстоятельствами, и именно такого результата ты добивался. Все жизненные испытания – некоторые из них тяжелые и болезненные – позволили тебе приобрести желанный жизненный опыт. Точно так же у альпинистов, мастерство которых формируется под воздействием трудностей и испытаний. Другими словами, твоя жизнь, идеи, мысли, испытания и все остальное становятся живой формой искусства. Ты – произведение искусства в такой же степени, как и все остальные. Все мы – живое искусство. Но особенно это проявляется в следовании за тем, что нам радостно.

– Прекрасное уточнение, – заметил я, – здорово подмечено!

Похоже, я не разрешал себе быть тем, кто я есть, и заниматься тем, что приносит радость. Если я и делал что-то увлекательное и радостное, то одновременно сопротивлялся этому, подавлял себя – и теперь понимаю, насколько это опустошало. Борьба происходила здесь, – я указал на сердце, – а не снаружи. Не важно, нравится ли хоть кому-то, что я пишу, – важно лишь оставаться верным себе.

– Именно так. Видишь, как просто? – согласился лепрекон. Мы замолчали, глядя на окружающую нас красоту.