Текст книги "Галили"

Как вы уже, наверное, догадались, женщина, воздавшая по заслугам ушлому газетчику, была не кто иная, как моя дорогая Мариетта. Полагаю, вы успели уже составить достаточно ясное представление 6 ее характере, чтобы понять: она весьма гордилась своим поступком. Вернувшись в «L'Enfant», она поведала нам с Забриной о случившемся во всех подробностях.

– Зачем тебя вообще туда понесло? – если мне не изменяет память, проворчала Забрина, когда Мариетта закончила рассказ.

– Хотела подстроить им несколько милых пакостей, – созналась Мариетта. – Но стоило выпить пару бокалов шампанского, как мне захотелось других развлечений. А тут как раз подвернулась эта девчонка. Я понятия не имела, кто она такая. – Мариетта застенчиво улыбнулась. – А она, бедная лапочка, ничего не знала обо мне. Но льщу себя надеждой, наша встреча помогла ей встать на путь истинный.

Тут мне следует сделать небольшое отступление, касающееся последующих успехов дочери сенатора на поприще любви.

Примерно через год после свадьбы Гири на обложке журнала «Пипл» появилась фотография сияющей Мередит Брайсон, заголовок сообщал о том, что эта юная особа вступила в ряды последовательниц Сафо.

Внутри было помещено пятистраничное интервью с дочерью сенатора; как водится, откровения новой знаменитости сопровождало множество фотографий. Одна из них запечатлела Мередит на фоне собственного дома в Чарльстоне, на другой она стояла на заднем дворе, с двумя кошками на руках, на третьей Мередит и ее семья присутствовали на церемонии инаугурации президента, и вид у дочери сенатора, взятой крупным планом, был откровенно скучающий.

– Я всегда интересовалась политикой, – заявила она в начале интервью.

Но журналист поспешил перейти к более пикантным темам.

– Когда вы осознали собственные лесбийские пристрастия?

– Я знаю многих женщин, которые утверждают, что в глубине души их всегда влекло к себе подобным, – последовал ответ. – Но, если честно, я не имела представления о своей тайной сути, пока не встретила женщину, открывшую мне глаза.

– Не могли бы вы сообщить нашим читателям, кто эта счастливица?

– Нет, я предпочитаю держать ее имя в тайне, – ответила Мередит.

– Вы пригласите ее в Белый дом?

– Пока нет. Но я намерена обязательно сделать это впоследствии. Мы уже говорили об этом с Первой Леди, и она заверила меня, что мою подругу ждет самый теплый прием.

Беседа шла в такой же развязной манере на протяжении нескольких страниц, но больше ничего достойного внимания сказано не было. После упоминания Мередит о Белом доме я невольно представил, как они с Мариеттой занимаются любовью в спальне Линкольна, прямо под портретом старины Эйба. Да уж, за такой снимок многие редакторы с радостью выложили бы кругленькую сумму.

А из Мариетты с тех пор было не вытянуть ни слова о дочери сенатора. Тем не менее я не могу избавиться от предчувствия, что в будущем судьба «L'Enfant» вновь пересечется с тайной жизнью здания на Капитолийском холме. В конце концов, «L'Enfant» построен президентом. Не стану утверждать, что этот дом стал его самым выдающимся детищем – это звание по праву принадлежит «Декларации независимости», но нельзя пренебрегать тем фактом, что корни «L'Enfant» тесно переплетаются с корнями демократии. А как говаривал пророк Зелим, круговорот вещей подобен вращению звезд, и то, что, казалось, безвозвратно кануло в прошлое, рано или поздно вернется. С этой точки зрения далеко не лишено смысла предположение, согласно которому уничтожение «L'Enfant» будет вызвано и ускорено той самой силой, что некогда создала его.

Глава IX

Теперь вы знаете, как Рэйчел Палленберг и Митчелл Гири стали мужем и женой, знаете всю историю их любви от первой встречи до торжественной клятвы, принесенной у алтаря. Вы знаете, в сколь могущественную семью вошла Рэйчел и как велики были богатства этой семьи, знаете и о том, что Рэйчел была страстно влюблена в Митчелла и что он отвечал ей тем же.

Как же случилось, спросите вы, что столь красивую историю любви ждал столь печальный конец? Почему спустя чуть более двух лет, в конце дождливого и слякотного октября, Рэйчел, одинокая и разочарованная, ехала по унылым улицам Дански в штате Огайо, проклиная тот день, когда она впервые услышала имя Митчелла Гири?

Если бы мое повествование было авторским вымыслом, я бы представил вам самые убедительные объяснения этого прискорбного разрыва. Например, рассказал бы, как однажды, неожиданно вернувшись домой, Рэйчел застала своего мужа в постели с другой женщиной, или о том, как между ними разгорелась ссора, во время которой оба дошли до взаимных оскорблении, – возможно даже, в пылу этой ссоры Митчелл признался, что женился на ней только потому, что заключил пари с братом. Но, увы, я должен придерживаться фактов и признать: на самом деле ничего подобного не произошло. Не было ни измен, ни бурных ссор, никто из супругов ни разу не повысил на другого голос. Да Митч и не был способен на такое. Больше всего на свете ему нравилось быть любимым, ради этого он готов был избегать споров и столкновений даже в том случае, если бы они пошли на пользу им обоим. Именно поэтому Митчелл старательно закрывал глаза на все возникавшие у Рэйчел проблемы, опасаясь, что любое упоминание о них может повлечь за собой тяжелый и неприятный разговор. Чуткость и деликатность, так привлекавшие Рэйчел в будущем муже, исчезли бесследно. Если что-то ее тревожило и расстраивало, он предпочитал этого не замечать. Подобное невнимание можно было оправдать его занятостью, ведь у представителя семейства Гири всегда находилось множество дел, вынуждавших его оставлять Рэйчел в одиночестве. Единственным утешением ей служили роскошь и комфорт, окружавшие ее повсюду.

Впрочем, было бы несправедливо возлагать всю вину за разрыв на одного Митчелла, объявляя Рэйчел невинной жертвой. Она очень быстро поняла, что жизнь ее в качестве миссис Митчелл Гири не будет согрета теплотой растущей нежности и привязанности. Митчелл был всецело поглощен семейным бизнесом, в котором Рэйчел не принимала да и не желала принимать ни малейшего участия. Вместо того чтобы пожаловаться Митчеллу на одиночество и скуку, объяснить ему, что ей нужна душевная близость, а не положение светской жены, Рэйчел смирилась с создавшейся ситуацией. Ситуация меж тем стремительно ухудшалась. Чем менее откровенна была Рэйчел, тем труднее ей становилось поддерживать разговор с Митчеллом.

К тому же разве осмелилась бы она признать, что несчастлива в браке – ведь весь мир считал ее избранницей, попавшей в земной рай! Она могла поехать, куда ей заблагорассудится. Она могла опустошать самые дорогие магазины. Они с мужем ездили в Аспен кататься на лыжах, в Вермонт на уик-энд, полюбоваться листопадом, который там особенно красив. Она была на церемонии вручения «Оскара» в Лос-Анджелесе, на демонстрации весенних коллекций модных домов в Париже, на театральных премьерах в Лондоне, на карнавале в Рио. Нет, сетовать на судьбу было бы черной неблагодарностью с ее стороны.

Единственным человеком, с которым Рэйчел могла поделиться своей тоской, была Марджи. Впрочем, та не слишком ей сочувствовала, ибо воспринимала все происходящее как неизбежность.

– Обычная история, детка, – заявила она. – Так было всегда и будет до скончания веков. Или по крайней мере, до тех пор, пока богатые мужчины будут жениться на бедных девушках.

– Я не... – вспыхнула Рэйчел.

– О, дорогая, я не хотела тебя обидеть.

– Я вышла за Митча вовсе не из-за денег.

– Милая, кто же в этом сомневается. Ты вышла бы за него, будь он беден как церковная крыса и столь же уродлив. А я вышла, бы за моего ненаглядного Гаррисона, даже будь он уличным танцором в Сохо. Такие уж мы преданные жены.

– Я люблю Митча.

– И сейчас любишь?

– Не понимаю, что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, вот сейчас, сидя здесь рядом со мной, после того, как ты столько всякой всячины про него наговорила – он и холодный, и бесчувственный, и поговорить по душам не умеет – ты все равно его любишь?

– О господи, что ты несешь...

– А, значит, ты сомневаешься.

Повисло молчание, и обе женщины размышляли о том, что теперь чувствует Рэйчел к Митчу.

– Не знаю, что я испытываю к нему сейчас, – наконец призналась она. – Иногда мне кажется, что он не...

– Не тот человек, за которого ты выходила замуж? – подхватила Марджи.

Рэйчел кивнула. Марджи в очередной раз плеснула виски в свой стакан и наклонилась к уху Рэйчел, хотя в комнате, кроме них, никого не было.

– Детка, он никогда и не был тем человеком, за которого ты выходила замуж, – громким шепотом сообщила она. – Он просто изображал того Митча, которого ты хотела видеть рядом с собой.

Марджи откинулась на спинку кресла и взмахнула перед собой руками, словно отгоняя прочь целый рой призраков Гири.

– Они все такие. Бог знает почему. – Марджи отхлебнула виски. – Поверь мне, даже Гаррисон может быть настоящим душкой – когда это в его интересах. Видно, они оба в дедушку пошли.

Рэйчел вспомнила Кадма на своей свадьбе, когда, сидя в кресле с высокой спинкой, он излучал обаяние, раздавая его направо и налево, словно Папа Римский благословения.

– Если все это не более чем притворство, то какой же он, настоящий Митч? – медленно проговорила она.

– Он сам этого не знает. И, думаю, никогда не знал. Если разобраться, то несчастных Гири стоит лишь пожалеть. Столько богатства, столько власти, а они не способны этим воспользоваться.

– Но они всю жизнь пользуются своим богатством, – в недоумении возразила Рэйчел.

– Нет, – отрезала Марджи. – Это богатство использует их. Они ведь не живут. Ни один из них не живет. Только делают вид. – Марджи принялась внимательно рассматривать свой пустой стакан. – Я знаю, что слишком много пью. Сжигаю свою печень и, наверное, скоро доведу себя до могилы. Но стоит мне опрокинуть в себя несколько стаканов виски, я забываю о том, что я – миссис Гаррисон Гири. Трезвая – я его жена, пьяная – женщина, которую он не захотел бы знать. И меня это забавляет.

Рэйчел сокрушенно покачала головой.

– Все это так ужасно, – вздохнула она. – Может, тебе стоит просто уйти от него?

– Я пробовала, ничего хорошего не вышло. Если хочешь знать, я три раза пыталась от него уйти. Однажды прожила одна целых пять месяцев. Но... дело в том, что к определенному образу жизни привыкаешь очень быстро. И уже не можешь по-другому.

Рэйчел бросила на нее растерянный взгляд.

– Да, богатство очень затягивает, – продолжала Марджи. – Видишь ли, мне не нравится жить в тени Гаррисона. Но жить без его кредитных карточек мне нравится еще меньше.

– Но ты можешь развестись и получить хорошее обеспечение. А после жить, где тебе нравится и как тебе нравится.

Теперь настал черед Марджи покачать головой.

– Я все это знаю, – еле слышно сказала она. – Вот только мне надо оправдаться в собственных глазах. – Она схватила бутылку и в очередной раз плеснула виски себе в стакан. – На самом деле я не ухожу по одной-единственной причине – потому что в глубине души мне этого не хочется. Возможно, мне лестно сознавать себя частью столь прославленной династии. Забавно, правда? – ухмыльнулась она и хлебнула виски. – Не смотри на меня так испуганно, детка. Пусть я намертво приросла к Гири, это вовсе не означает, что ты не можешь уйти. Кстати, сколько тебе лет?

– Двадцать семь.

– Всего ничего. У тебя вся жизнь впереди. Знаешь, что тебе надо сделать? Официально развестись с Митчем, отсудить у него пару-другую миллионов и отправиться посмотреть мир.

– Боюсь, увидев мир, я не стану счастливее.

– Понятно. А что может сделать тебя счастливее?

Рэйчел задумалась на секунду.

– Я была хотела... чтобы у нас Митчем все стало, как до свадьбы, – наконец пробормотала она.

– О господи! – вздохнула Марджи. – Ну, тогда, дорогая, тебе не позавидуешь.

Глава Х

Митчелл становился прежним, хотя и ненадолго, только когда они с Рэйчел говорили о будущих детях. Он с упоением расписывал, каких чудесных, изумительных детей – красавиц-дочек и сыновей-сорванцов – они произведут на свет. Митчелл не хотел откладывать появление первенца, он мечтал о большом потомстве. У Рэйчел даже создалось не слишком приятное впечатление, что ее муж хочет возместить слабую производительность своего брата (у Гаррисона и Марджи был только один ребенок, восьмилетняя девочка, которую звали Алексия).

Но секс, пусть даже не ради самой любви, а во имя продолжения славного рода Гири, неизменно доставлял Рэйчел радость. Когда тела их переплетались, когда руки Митча ласкали ее, а губы его сливались с ее губами, в ней оживало чувство, испытанное во время их первого объятия, первого поцелуя. О, тогда ей казалось, что ни один человек на свете не ощущал ничего подобного.

Митчелл не был хорошим любовником. Рэйчел с удивлением обнаружила, что в постели он скован, почти неуклюж. Меньше всего он походил на человека, покорившего бессчетное множество знаменитых красавиц. Однако неспособность мужа к сексуальным изыскам нравилась Рэйчел. Во-первых, она сама от природы была застенчива и рядом с Митчеллом могла не стыдиться этого, во-вторых, так приятно было вместе учиться доставлять друг другу наслаждение. Впрочем, как Митчелл ни старался, ему не удавалось удовлетворить ее полностью. Он был не способен ощущать ритм ее тела, угадывать, когда она ждет от него нежности, а когда – неистовства. Все ее робкие попытки выразить свои желания словами он пресек в корне.

– Терпеть не могу, когда ты говоришь о таких вещах вслух, – заявил он как раз в тот момент, когда они, утомленные, лежали бок о бок – Возможно, я слишком старомоден, но, по-моему, женщине не стоит об этом даже упоминать. Это...

– Не достойно леди? – с улыбкой подсказала она.

Он встал и направился в ванную, на ходу завязывая пояс халата.

– Да, – бросил он, не оглядываясь на Рэйчел. – Это не достойно леди.

– Я всего лишь хотела выразить... выразить, что я хочу...

– Что ты хочешь от меня в постели?

– Да. Разве в этом есть что-то постыдное? Разве об этом нельзя говорить?

Митчелл вздохнул, словно утомленный ее непонятливостью.

– Рэйчел, – проникновенно произнес он. – Я повторял тебе это много раз. Ты можешь говорить обо всем.

– Нет, не могу, – возразила она. – Ты повторял мне это много раз, но сам ты так не думаешь. Стоит мне произнести хоть слово, которое тебе не по душе, и ты готов заткнуть мне глотку.

– Это неправда.

– А чем, по-твоему, ты сейчас занимаешься?

– Я вовсе не затыкал тебе глотку. Я просто сказал, что нас с тобой, по всей видимости, воспитывали по-разному. И, находясь в постели с женщиной, я не желаю выслушивать от нее приказы.

С каждой минутой раздражение Рэйчел росло, и она не считала нужным скрывать это.

– Можно подумать, я попросила тебя оттрахать меня во все дырки или...

– Ты опять за свое.

– Проблема не в том, что я отдаю тебе приказы, а...

– Я не желаю тебя слушать.

– Да, у тебя слишком нежные уши, и в этом наша проблема.

– Нет, наша главная проблема в том, что у тебя слишком грязный язык.

Рэйчел вскочила с постели. Ее обнаженное тело все еще покрывали бисеринки пота (после близости с ней Митчелл всегда отправлялся в душ первым и отмывался дочиста). Ее нагота смутила Митча. Он отвел глаза, не решаясь взглянуть на тело, которым обладал всего десять минут назад. До этой минуты он никогда не казался ей смешным. Да, порой он вел себя совсем по-детски, порой держался излишне надменно. Но смешным он не был никогда. Но сейчас, наблюдая, как он, взрослый мужчина, потупился, словно оробевший школьник, она едва не расхохоталась; впрочем, зрелище было слишком жалким, чтобы вызвать смех.

– Нам с тобой надо кое-что выяснить, Митчелл, – произнесла Рэйчел подчеркнуто спокойным тоном, но дрогнувший голос выдал бушевавшую в ее душе ярость. – У меня вовсе не грязный язык. Если ты стесняешься говорить о сексе, это твоя проблема...

– Не надо перекладывать с больной головы на здоровую.

– Дай мне сказать.

– Ты и так сказала более чем достаточно.

– Но я не закончила.

– Зато я закончил слушать, – отрезал он и двинулся в сторону ванной.

Она бросилась ему наперерез; как ни странно, собственная нагота придала ей уверенности. Она видела, что Митчелл ошарашен ее бесстыдством, и это пробудило в ней желание его подразнить. Если он считает ее вульгарной женщиной, она, черт побери, будет вести себя соответственно и вволю позабавится над его смущением.

– Что, милый, сегодня ночью мы больше не будем делать детей?– пропела она.

– Сегодня я буду спать в другой комнате, если тебя это интересует.

– Каждая новая попытка увеличивает наш шанс произвести на свет маленького Гири, – наставительно заметила Рэйчел. – Разве ты об этом забыл?

– Сегодня мне наплевать даже на это, – процедил он и, обойдя Рэйчел, скрылся в ванной.

Слезы навернулись на глаза Рэйчел лишь после того, как она сама приняла душ и насухо вытерлась пушистым полотенцем. Впрочем, учитывая серьезность произошедшей размолвки, плакала Рэйчел совсем недолго. Всхлипнув несколько раз, она вымыла лицо холодной водой и легла в постель.

До замужества она спала одна в течение многих лет и сейчас повторяла себе, что это даже удобнее. Если до конца дней своих ей не с кем будет делить постель, она не умрет от тоски и одиночества. По крайней мере, она не собирается никого упрашивать составить ей компанию под одеялом, будь он хоть трижды Митчелл Гири.

Глава XI

Как ни странно, ребенка они зачали именно в ту ночь, остаток которой Рэйчел провела одна. Семь недель спустя в кабинете семейного врача Гири, доктора Ллойда Ваксмана, Рэйчел услышала хорошую новость.

– Вы совершенно здоровы, миссис Гири, – сообщил доктор. – Уверен, все пройдет без осложнений. Кстати, ваша мать легко переносила беременности?

– Насколько я знаю, да.

– Это тоже очень хорошо, – кивнул головой доктор и сделал пометку в карточке. – Думаю, нам стоит встретиться, скажем, через месяц.

– А как вы мне посоветуете себя вести? Стоит ли чего-то остерегаться?

– Остерегайтесь излишеств, вот что главное, – слегка пожав плечами, сказал доктор. – Я говорю это всем своим пациентам, не только беременным. Вы сильная, здоровая женщина, и я не вижу причин для беспокойства. Но вам лучше не ходить за покупками с Марджи. А если все же окажетесь в ее обществе, не составляйте ей компанию за стаканом виски. Она по этой части мастер. И Господь свидетель, рано или поздно это убьет ее.

Через полторы недели после ссоры в спальне Рэйчел с Митчеллом заключили мир, но с тех пор между ними пролегла трещина. Рэйчел была не просто обижена, она была оскорблена, и хотя Митчелл сам сделал шаг к примирению, она не могла не сознавать – в душе он остался при своем мнении. Он правильно сказал: его так воспитали и другим он не станет. Человек не изменится за одну ночь.

Но известие о беременности жены вызвало у Митчелла столь бурный восторг, что неприятное чувство после ссоры притупилось, по крайней мере на некоторое время. Не только Митчелл, но и все его родные были так счастливы, словно случилось великое чудо.

– Всего-то ребенок родится, – как-то раз в разговоре со свекровью заметила Рэйчел.

– Рэйчел, – предостерегающе нахмурившись, остановила ее Дебора. – Ты знаешь, что это не так.

– Ну хорошо, родится ребенок Гири, – усмехнулась Рэйчел. – Но все равно, не слишком ли много шума? Тем более что ждать еще семь месяцев.

– Когда я носила Гаррисона, – пустилась в воспоминания Дебора, – последние два месяца Кадм каждое утро посылал мне цветы и карточку, на которой было указано, сколько дней осталось до родов.

– Обратный отсчет?

– Именно так.

– Чем больше я узнаю о вашей семье, тем более странной она мне кажется.

Дебора отвела взгляд и улыбнулась.

– Что такое? – спросила Рэйчел.

– Что?

– Чему вы улыбаетесь?

Дебора пожала плечами.

– Да так, ничему. Просто я подумала – чем старее я становлюсь, тем более странным мне кажется все вокруг.

Дебора сидела на диване у окна, и в ярких солнечных лучах выражение ее лица терялось.

– Ты представить себе не можешь, насколько иначе с возрастом воспринимаются некоторые вещи. Например, иногда я смотрю на своих старых знакомых, и их лица представляются мне невероятно загадочными. Словно передо мной жители других планет. – Дебора помолчала, отпила из чашки мятный чай и отвернулась к окну. – Так о чем мы с тобой говорили?

– О том, что Гири – странная семья.

– Х-мм. Наверняка я кажусь тебе большой чудачкой.

– Нет, – возразила Рэйчел. – Я не это имела в виду.

– Ты можешь говорить все, что в голову взбредет, – заявила Дебора, но голос ее звучал так, словно она думала о чем-то другом. – А на Митчелла не обращай внимания. – Дебора перевела на Рэйчел рассеянный взгляд. – Он сказал мне, что ты на него разозлилась. Поверь, я прекрасно понимаю, что он сам виноват. Митчелл может быть ужасным деспотом. Это у него от Гаррисона, Джордж таким не был. А у Гаррисона – от Кадма.

Рэйчел никак на это не отреагировала.

– Митчелл сказал, вы с ним поссорились, – добавила Дебора.

– Мы уже помирились, – сказала Рэйчел.

– Мне пришлось допытываться у него, что между вами произошло. Он не слишком любит делиться с мамочкой своими проблемами.

В голове Рэйчел одновременно пронеслось несколько мыслей. Во-первых, если Дебора требует, чтобы сын посвящал ее во все интимные разговоры, произошедшие между ним и его женой, она воистину заслуживает звания большой чудачки. Во-вторых, Митчелл, как это ни прискорбно, совершенно не умеет держать язык за зубами. А в-третьих, в будущем ей стоит последовать совету свекрови и говорить все, что в голову взбредет, не считаясь с тем, понравится ли это ее дражайшим родственникам. Теперь им придется с ней считаться. Она подарит нового члена клану Гири. И это вселяет в нее силу и уверенность.

Марджи правильно сказала: «Когда у тебя появится ребенок, ты сможешь с ними торговаться». Несколько циничный взгляд на вещи, зато здравый, а все романтические иллюзии Рэйчел к этому времени, увы, развеялись без остатка. Ребенок, которого она носит, сделает ее более независимой, и это к лучшему.

В конце января, в один из тех прозрачных морозных дней, что примиряют даже с самыми суровыми нью-йоркскими зимами, Митчелл явился домой в полдень и заявил Рэйчел, что приготовил для нее сюрприз. Но чтобы его увидеть, им надо кое-куда поехать. Причем прямо сейчас.

Движение на улицах было слишком сильным даже для Нью-Йорка. Ясное небо стало свинцовым, посыпалась снежная крупа, начиналась метель, которую обещали уже в течение нескольких часов. Рэйчел вспомнилась их первая встреча в Бостоне, которая случилась так давно.

Целью их поездки был дом номер 81 на Пятой авеню, шикарная многоквартирная башня, о которой Рэйчел много слышала, но никогда не бывала.

– Я кое-что для тебя купил, – таинственно сообщил Митчелл, когда они вошли в лифт. – Думаю, тебе неплохо бы иметь собственный уголок. Место, где ты сможешь укрыться от всех Гири на свете. – Он улыбнулся. – За исключением, разумеется, своего нежно любимого мужа.

Подарок Митча поджидал Рэйчел на последнем этаже – изысканно обставленный двухуровневый пентхауз. На стенах висели полотна современных художников, а мебель, при всей своей экстравагантности, оказалась удобной и практичной.

– Здесь четыре спальни, шесть ванных комнат и, как видишь, – Митчелл подвел жену к окну, – самый лучший вид в Америке.

– Господи, – пробормотала Рэйчел.

– Тебе здесь нравится?

Как это могло не понравиться? У Рэйчел не было слов. Квартира была замечательная, восхитительная. За время своего замужества Рэйчел успела привыкнуть к роскоши, но ничего подобного она и представить себе не могла. При мысли о том, сколько это стоит, у нее начинала кружиться голова.

– Все здесь твое, дорогая, – сообщил Митчелл. – Я имею в виду, на законных основаниях. Квартира, обстановка, картины – все куплено на твое имя.

Он подошел и встал у нее за спиной, из-за ее плеча глядя на усыпанный снегом прямоугольник Центрального парка.

– Я понимаю, иногда наша милейшая династия тебе здорово надоедает. Поверь, мне и самому частенько хочется послать их ко всем чертям. Представляю, каково тебе. – Он обнял ее, приложив ладони к заметно округлившемуся животу. – И мне хочется, чтобы у тебя было свое маленькое королевство. Если эти картины тебе не нравятся, можешь их продать. Я старался подбирать их под твой вкус, но если мне это не удалось, продай их и купи те, что тебе по душе. Кстати, я положил на твой счет в банке пару миллионов долларов на тот случай, если тебе захочется что-то здесь изменить. Ты здесь хозяйка. Распоряжайся по-своему усмотрению. – Он нагнулся к ней и прошептал, касаясь губами ее уха: – Конечно, я надеюсь, ты дашь мне ключ, чтобы я иногда мог прийти сюда и скрасить твое одиночество. – Голос его был ласков, но тон не предполагал отказа, бедра Митчелла мягко, но настойчиво прижимались к ней сзади. – Ну, так как, любимая?

– О чем ты?

– Ты позволишь мне навещать тебя?

– Зачем ты спрашиваешь? – Она повернулась в его объятиях так, чтобы увидеть его лицо. – Конечно, ты можешь приходить, когда захочешь.

– И мы с тобой сможем иногда немного развлечься? Несмотря на твое положение?

– В моем положении нет ничего особенного, – ответила она, прижимаясь к нему. – И я чувствую себя прекрасно. Лучше, чем когда-либо. – Она поцеловала его. – Я так тебе благодарна. Здесь изумительно.

– Это ты изумительна, – прошептал Митчелл, возвращая ей поцелуй. – Чем лучше я тебя узнаю, тем сильнее влюбляюсь. Наверное, мне не стоит говорить тебе об этом. Но ты лишаешь меня рассудка. Меня считают ходячим здравым смыслом, однако стоит мне оказаться рядом с тобой, я глупею, как дитя. – Он покрыл ее лицо жадными торопливыми поцелуями. – Хотя дети порой тоже изнывают от желания.

Об этом ему не было надобности говорить, она чувствовала прикосновение его твердой возбужденной плоти. Лицо его, обычно матово-бледное, раскраснелось, шея пошла пятнами.

– Ты пустишь меня внутрь?

Он всегда спрашивал об этом. Когда она злилась на него, эта фраза непременно всплывала у нее в мозгу и в такие моменты казалась чрезвычайно смешной и глупой. Но сейчас примитивная простота его слов показалась ей пленительной. Она хотела, чтобы он вошел в нее, точнее, чтобы в нее вошла та его часть, которую он не осмеливался назвать своим именем.

– Какую спальню выберем? – только и спросила она.

Они занялись любовью, не успев как следует раздеться, на кровати столь безбрежной, что здесь хватило бы места для настоящей оргии. Никогда прежде Митчелл не был так страстен, его руки и губы без конца ласкали ее шелковистый выпуклый живот, словно не могли насытиться. Казалось, этот живот, ставший наглядным свидетельством мужской состоятельности, возбуждал его, он бормотал нежные, восторженные слова, каких Рэйчел никогда от него не слышала. Все продолжалась не более пятнадцати минут, Митчелл не мог долго сдерживать семя. Закончив, он встал, как обычно, принял душ и спустился вниз, чтобы позвонить. Выяснилось, что он опоздал на важную встречу и что Гаррисон рвет и мечет.

– Лимузин я оставлю тебе, а сам поймаю такси, – сказал он, наклонившись и целуя ее в лоб. Волосы его еще были влажными после душа.

– Смотри не простудись. На улице метель.

Митчелл поглядел в окно. Снег валил так густо, что белая пелена почти полностью закрыла парк.

– Мне будет тепло, – дрогнувшим от нежности голосом произнес он. – Мысль о вас обоих – о тебе и о малыше – меня согреет.

Он ушел, но тело Рэйчел еще ощущало его присутствие, словно некий фантом фаллоса по-прежнему двигался внутри нее. Голос его по-прежнему звучал в ее ушах. На пике возбуждения он всегда называл ее деткой и сегодня не изменил своей привычке. Детка, детка, детка, повторял он, входя в нее. Но теперь ей казалось, что он обращался не к ней, а к ребенку, скрытому в ее чреве, пытался прикоснуться к нему, проникая в ее тело. Детка, детка, детка.

Она не могла разобраться в охвативших ее чувствах, не могла понять, умиляет ее это или раздражает. В результате она решила просто забыть, уютно устроилась под одеялом и уснула, а снег тем временем покрывал раскинувшийся внизу парк другим одеялом, белым и пушистым.