Текст книги "Средиземноморский пират"

– Посмотри туда, – показал рукой Джордино.

Питт оторвал взгляд от панели с приборами и с интересом посмотрел через окно со стороны Джордино на голубую машину воздушных сил, которая мчалась к гидросамолету по взлетной полосе. В машине находилось несколько офицеров, а позади с радостными криками бежала толпа из тридцати-сорока человек. Они гнались за машиной, как шумная стая гончих собак.

– Сейчас ты увидишь, что я, черт возьми, называю торжественным приемом, – сказал Питт, широко улыбаясь.

Джордино прижал носовой платок к кровоточащей ссадине. Когда ткань пропиталась кровью, он скомкал ее и выбросил из окна на землю. Его взгляд остановился на расположенной рядом береговой линии, беспокойные мысли завладели им на какое-то мгновенье. Наконец, он повернулся к Питту:

– Я полагаю, ты в курсе, нам здорово повезло, что мы приземлились здесь.

– Да, я знаю, – вяло отозвался Питт. – Была пара моментов там, наверху, когда я подумал, что призрак подбил нас.

– Желал бы я знать, черт побери, кто он такой и ради чего все это разрушение?

По лицу Питта было заметно, что он о чем-то напряженно думает,

– Единственный ключ – желтый Альбатрос.

Джордино удивленно посмотрел на своего друга.

– А какое значение может иметь цвет этого старого летающего отщепенца?

– Если ты изучал историю авиации, – Питт говорил с оттенком добродушного сарказма: – То ты должен помнить, что германские пилоты во время первой мировой войны раскрашивали свои боевые самолеты в необычные, иногда присущие только им цветовые гаммы.

– Оставь свои уроки истории на потом, – проворчал Джордино. – Сейчас все, что я хочу, – это выбраться из этого карцера и насладиться той выпивкой, которую ты мне обещал. – Он поднялся со своего кресла и направился к выходному люку.

Голубая машина резко затормозила рядом с большой серебристой летающей лодкой, и все четыре двери разом распахнулись. Пассажиры с громкими криками высыпали из машины, и начали стучать кулаками по алюминиевой крышке люка самолета. Вскоре подоспевшая толпа облепила гидросамолет, люди с громкими приветственными криками размахивали руками перед стеклом кабины.

Питт продолжал сидеть и лишь помахал им из окна. Его тело ломило от усталости, но мозг оставался достаточно трезвым и продолжал активно работать. Одно название вертелось у него на языке, пока, наконец, он не произнес его вслух:

– Ястреб Македонии.

Джордино уже у выхода обернулся к нему:

– Ты что-то сказал?

– Да так, ничего, – Питт шумно выдохнул. – Ну, пошли, я покупаю выпивку, как обещал.

2

Когда Питт проснулся, было еще темно. Он не знал, как долго он спал. Возможно, он только вздремнул. a может быть, он находился в объятиях сна несколько часов. Он не знал, да и не хотел знать этого. Металлические пружины казенной кровати скрипели, когда он поворачивался в поисках более удобного положения, но сон не шел к нему. Его мозг пытался найти причину. Может быть, ему мешает гудящий шум кондиционера, спрашивал он самого себя? Но он привык спать под громкий стук двигателей самолета, так что это не могло быть причиной. Может, ему мешал треск цикад? Весь остров был покрыт ими. Нет, было что-то еще. Наконец, он понял. Ответ таился в глубине его дремлющего мозга. Это была его вторая половина, его подсознание, которое заставило его проснуться. Как на экране перед ним снова и снова мелькали картины странных событий прошедшего дня.

Один кадр остановился, отодвинув на второй план остальное. Это была фотография в галерее Имперского Военного Музея. Питт живо представил себе ее. Камера запечатлела германского пилота, позировавшего около своего боевого самолета во время первой мировой войны. На нем была летная форма, его правая рука лежала на голове огромной немецкой овчарки. Собака, очевидно, талисман, высунув язык, смотрела на своего хозяина преданными глазами. Пилот повернул к камере свое мальчишеское лицо, которое казалось голым без традиционного прусского шрама от дуэли и монокля. Однако, гордая тевтонская военная кровь легко угадывалась по оттенку его дерзкой улыбки и прямой осанке.

Питт даже припомнил подпись на фотографии: «Македонский Ястреб».

Лейтенант Курт Хейберт из 91 авиационного полка одержал 32 победы над врагом на Македонском фронте, один из выдающихся асов великой войны. Предположительно был сбит и пропал без вести в Эгейском море 15 июля 1918 года.

Некоторое время Питт лежал в темноте с отрытыми глазами. Сегодня ночью больше не удастся заснуть, подумал он. Привстав и облокотившись на руку, он дотянулся до прикроватной тумбочки, взял свои часы марки «Омега» и поднес их к глазам. Светящиеся цифры показывали 4.09. Затем он сел, опустив босые ноги на кафельный пол. Пачка сигарет лежала рядом с часами, он достал одну и прикурил ее от серебряной зажигалки. Глубоко затянувшись, он встал и потянулся. Его лицо сморщилось; мускулы спины до сих пор ощущали дружеские похлопывания, которые достались им от радушных людей с Брейди Филд сразу после того, как они с Джордино спустились из кабины гидроплана. Питт невольно улыбнулся в темноте, когда вспомнил о крепких теплых рукопожатиях и поздравлениях, доставшихся им. Лунный свет, падавший в окно офицерской казармы, и теплый прозрачный воздух раннего утра заставили Питта почувствовать себя отдохнувшим. Он снял трусы и начал рыться в багаже при скудном освещении. Когда ему удалось нащупать плавки, он быстро надел их, захватил полотенце из ванной и шагнул в темноту ночи.

Там, на улице, блестящая средиземноморская луна окутала его тело, она заливала призрачным светом окружающий пустынный ландшафт. Небо было усыпано звездами и млечный путь яркой белой полосой выделялся на черном бархатном небе.

Питт направился по дорожке, ведущей от офицерской казармы к главным воротам. Он остановился на минуту, посмотрев на пустынную дорожку, и заметил многочисленные черные прогалы в линии разноцветных огней, обрамлявших края посадочной полосы. Наверняка некоторые огни сигнальной системы были повреждены во время налета, подумал он. Несмотря на это, основная полоса оставалась видна для пилота, совершающего ночную посадку. Позади промежуточных огней он сумел различить темный силуэт гидросамолета, одиноко пристроившегося на противоположной стороне площадки, как утка в гнезде. Пулевые повреждения в корпусе Каталины были незначительными, и техники Службы Обеспечения Полетов собирались утром сразу же приступить к ремонту, обещая, что восстановление займет всего лишь три дня. Полковник Джеймс Льюис, командир базы, принес свои извинения за задержку, объяснив это тем, что часть техников будет заниматься ремонтом поврежденных при налете реактивных самолетов и уцелевшего транспортника С-133. Между тем Питт и Джордино решили воспользоваться гостеприимством полковника и остаться на Брейди Филд, используя вельбот с Первой Попытки для сообщения между кораблем и берегом. Такая договоренность устраивала всех, потому что жилые каюты на борту Первой Попытки были тесными и уже переполненными.

«Не рановато ли для купания, приятель?»

Голос оторвал Питта от его мыслей, и он увидел, что стоит под белым ярким прожектором, установленным над контрольно-пропускным пунктом у главного входа в базу. КПП располагался на ограничительной линии, где заканчивалось и начиналось движение, и там мог находиться только один человек. Невысокий плотный охранник шагнул из двери и внимательно посмотрел на него.

– Мне не спится, – едва сказав это. Питт почувствовал себя в глупом положении, потому что не придумал ничего более оригинального. Но, черт возьми, ведь это же правда, подумалось ему.

– Я вас не осуждаю, – сказал охранник. – После всего, что сегодня случилось, я был бы действительно удивлен, если кто-нибудь на базе смог бы заснуть спокойно. – Но сама мысль о сне вызывала рефлекс, и охранник зевнул.

– Вам должно быть ужасно скучно сидеть здесь всю ночь в одиночестве, – сказал Питт.

– Да, скучновато, – отозвался охранник, держась одной рукой за кожаную портупею, а второй он сжимал автоматический Кольт 45 калибра, который висел у его бедра.

– Если вы собираетесь покинуть базу, вам следует показать мне пропуск.

– Извиняюсь, но у меня его нет. – Питт забыл попросить полковника Льюиса выписать им пропуска, чтобы выходить и входить на базу.

Важное и неприступное выражение появилось на лице охранника.

– Тогда вам следует вернуться в казарму и взять его. – Он смахнул с лица мотылька, летевшего на свет прожектора.

– Это будет напрасной тратой времени. У меня совсем нет пропуска, – сказал Питт, беспомощно улыбаясь.

– Не надо со мной шутить, приятель. Никто не может зайти на базу или выйти с нее без пропуска.

– Я смог.

В глазах охранника мелькнуло недоверие.

– Как же вам это удалось?

– Я прилетел.

Охранник с удивлением посмотрел на него. В его глазах появились огоньки. Еще один пролетавший мимо мотылек сел ему на белую форменную фуражку, но он этого не заметил. Затем из него громко вырвалось:

– Вы пилот с Каталины, летающей лодки!

– Виноват, так оно и есть, – ответил Питт.

– Послушай, я хочу пожать твою руку. – Губы охранника растянулись в широкой улыбке, обнажив ровный ряд зубов. – Это было самое захватывающее пилотирование, какое я когда-либо видел. – Он протянул массивную руку.

Питт взял протянутую руку и пожал ее. У него самого было сильное пожатие, но оно показалось бы слабеньким по сравнению с пожатием охранника:

– Спасибо, но я бы был более удовлетворен, если бы мой противник грохнулся на землю.

– Черт возьми, он не мог уйти далеко. Старая груда хлама дымила, как труба, когда перевалила через холмы.

– Может, он упал на другой стороне?

– Невозможно. Полковник посылал туда целый взвод охранников, чтобы мы на джипах прочесали весь остров. Мы искали до темноты, но так ничего и не обнаружили. – Он выглядел растерянным. – Конечно, меня больше вывело из себя то, что мы вернулись на базу слишком поздно, чтобы можно было где-нибудь перекусить.

Питт улыбнулся:

– Вероятно, он упал в море или сумел дотянуть до материка, прежде чем упасть…

Охранник передернул плечами:

– Может быть. Но в одном я уверен точно – его нет на Тасосе. Я лично гарантирую этот факт.

Питт засмеялся:

– Этого вполне достаточно для меня. – Он поправил полотенце на плече и подтянул свои плавки: – Ну, очень приятно было поговорить с тобой…

– Летчик второго класса Муди, сэр.

– А я – майор Питт.

Лицо охранника вытянулось:

– О, я извиняюсь, сэр. Я не предполагал, что вы офицер. Я думал, что вы один из тех гражданских из НУМА. Я разрешу вам выйти в этот раз, майор, но я буду признателен, если вы получите пропуск на базу.

– Обещаю, что первым делом после завтрака я займусь этим вопросом.

– Моя смена приходит в 8.00. Если вы не вернетесь к этому времени, я предупрежу сменщика, и он разрешит вам пройти без каких-либо хлопот,

– Спасибо, Муди, Возможно, увидимся еще. – Питт помахал ему, затем повернулся и зашагал вниз по дороге к берегу.

Питт держался правой стороны узкой мощеной дороги и где-то через милю подошел к маленькой бухточке, окруженной большими гранитными скалами. Лунный свет указывал ему дорогу, и он шел вслед за ним, пока его ноги не ступили на мягкий песчаный берег, Питт положил полотенце и подошел к линии прибоя. Волна разбилась, и белый пенный гребень скользнул по мокрому песку, лизнув его ноги. Поколебавшись мгновение, волна откатилась назад, создавая впадину для следующего гребня. Чувствовалось легкое дыхание ветерка, и блестящее море было относительно спокойно. На темной глади воды отражались лунные блики, и серебряная световая дорожка тянулась по морской поверхности до самого горизонта, где в абсолютной темноте встречались вместе море и небо. Питт погрузился в теплое безмолвие воды и поплыл вдоль лунной дорожки.

Внутренние ощущения всегда переполняли Питта, когда он бывал один и рядом с морем… Казалось, что его душа покидала его тело и он превращался в бестелесную, бесформенную субстанцию. Его мозг становился ясным и чистым: вся умственная работа останавливалась, и все мысли исчезали. Он смутно ощущал тепло или холод, запахи, прикосновения и все другие чувства, кроме слуха. Все, что занимало его в такие минуты, – это наслаждение тишиной. Были забыты все его поражения, победы, любовь и привязанности, даже сама жизнь исчезала и терялась в безмолвии.

Он лежал на воде и плавал около часа. Наконец, маленькая волна ударила ему в лицо, и он непроизвольно проглотил несколько капель соленой воды. Он фыркнул, как бы разгоняя дискомфорт, и снова к нему вернулись все ощущения. Без особых усилий он начал грести к берегу. Когда его руки коснулись песчаного дна, он перестал плыть и отдался воле волн: он дрейфовал, как плавающий на поверхности воды обломок кораблекрушения, который медленно относит к берегу. Достигнув побережья, он прополз вперед, пока наполовину не высунулся из воды, позволив волнам заливать его ноги и бедра. Теплый прибой Эгейского моря поднимался из темноты и легко накатывался на берег, лаская его кожу. Он задремал.

Звезды начали гаснуть одна за другой на бледном предрассветном небе, когда внутренняя тревога шевельнулась в мозгу Питта и он, внезапно ощутив чье-то присутствие, моментально проснулся, но не пошевелился, а только немного приоткрыл глаза. Питт едва мог различить стоявшую около него фигуру. Напрягая зрение в бледном свете, он старался разглядеть силуэт более детально. Неясный контур медленно материализовался. Это была женщина.

– Доброе утро, – сказал он и сел.

– О, боже мой, – вскрикнула женщина.

Она поднесла руку ко рту, как бы пытаясь сдержать крик.

Было слишком темно, чтобы увидеть страх в ее глазах, но Питт знал, что это было так.

– Извините, – вежливо произнес он. – Я не собирался напугать вас.

Рука медленно опустилась. Она продолжала стоять, глядя на него сверху вниз. Наконец, она обрела голос.

– Я… Я думала, что вы мертвы. – Она мягко произносила слова.

– Я едва ли могу обвинить вас. Полагаю, если бы я увидел, что кто-то лежит в полосе прибоя в этот час, я бы подумал то же самое.

– Знаете, я едва не лишилась чувств, а вы сидите и так разговариваете.

– Еще раз, мои искренние извинения. – Неожиданно до Питта дошло, что женщина говорила по-английски. У нее был британский акцент, но слышался и легкий налет немецкого. Он поднялся на ноги:

– Позвольте представиться, меня зовут Питт Дирк.

– Я – Тери, – сказала она. – И я не могу выразить словами, как я счастлива видеть вас живым и здоровым, мистер Питт. – Она не назвала свое второе имя, и Питт не настаивал на этом.

– Поверьте мне, Тери, я тоже очень рад. – Он кивнул на место рядом с собой. – Вы не хотите присоединиться ко мне и встретить восход солнца?

Она рассмеялась:

– Спасибо. Мне бы хотелось. Но я едва могу разглядеть вас. Ко всему прочему, я знаю, что вы можете оказаться монстром или кем-то еще в этом роде. – В ее интонации проскальзывали нотки кокетства. – Могу я доверять вам?

– Если быть полностью и до конца честным, то нет. Я думаю, будет справедливо предупредить вас, что я изнасиловал около двухсот невинных девственниц прямо здесь, в этом самом месте. – Юмор Питта был слишком развязный, но он знал, что это была хорошая система проверки особенностей женского характера.

– Ох, чтоб мне провалиться, я бы много отдала, чтобы оказаться двести первой, но я не невинная девственница. – Уже было достаточно светло, чтобы разглядеть ее белые зубы, мелькнувшие в улыбке. – Я искренне надеюсь, что вы не обратите это против меня.

– Нет, я очень либерален в такого рода вещах. Но я должен попросить вас сохранить в секрете тот факт, что двести первая не была чиста, как первый снег. Если это станет известно, то моя репутация монстра будет подорвана.

Они оба рассмеялись, сели рядышком на полотенце Питта и продолжали вести разговор в шуточном, ничего не значащем тоне, пока горячее солнце с неохотой начинало подниматься над Эгейским морем. Когда первые золотые лучи сверкающего оранжевого шара показались на мерцающем горизонте, Питт более внимательно взглянул на женщину и увидел ее в новом свете. Ей было около тридцати, ярко-красный купальный костюм-бикини облегал ее стройное тело. Бикини был не слишком коротким, хотя его нижняя часть начиналась сантиметрах в пяти от пупка. Он был из блестящего сатина и казался неотъемлемой частью ее тела, внешним покрытием кожи. Ее фигура представляла собой обманчивое сочетание грации и прочности, живот казался гладким и плоским, груди были совершенны: не слишком маленькие и не очень большие. У нее были длинные, тронутые легким загаром ноги, чуть утонченные книзу. Питт решил не обращать внимание на столь незначительное несовершенство и поднял глаза к ее лицу. Ее тонкие черты сочетали красоту и загадочность греческой статуи и несомненно признавались бы совершенными, если бы не круглая оспина на правом виске. Обычно шрамик был закрыт ее черными волосами, достающими до плеч, но она откинула голову назад, когда смотрела на восход солнца, и эбонитового цвета пряди волос, касаясь песка, оставляли тонкие следы.

Неожиданно она повернулась и поймала изучающий взгляд Питта.

– Вы собирались смотреть восход солнца, – произнесла она со смущенной, улыбкой.

– Я видел восходы и раньше, но в этот раз я впервые лицом к лицу встретился с живой прекрасной Греческой Афродитой. – Питт заметил, как ее темно-карие глаза вспыхнули от удовольствия в ответ на его комплимент.

– Спасибо за комплимент, но Афродита была греческой богиней любви и красоты, а я только наполовину гречанка.

– И какова же другая половина?

– Мой отец был немцем.

– В этом случае я должен благодарить богов; вы так похожи на свою материнскую половину.

Она бросила на него чуть раздраженный взгляд:

– Хорошо, что мой дядя не слышит этого.

– Типичный немец?

– Да, конечно. В действительности он является причиной моего присутствия на Тасосе.

– Тогда он не может быть совсем плохим, – сказал Питт, восхищаясь ее глазами: – Вы живете с ним?

– Нет, на самом деле я родилась здесь, но выросла в Англии. Я закончила там школу и, когда мне исполнилось восемнадцать, влюбилась в решительного продавца легковых автомобилей, вышла за него замуж.

– Извините, я не знал, что продавцы автомобилей могут быть решительными.

Она проигнорировала его замечание с оттенком сарказма и продолжала.

– Он любил участвовать в автомобильных гонках в свободное время, и ему сопутствовала удача. Он побеждал в испытательных гонках, в соревнованиях по пересеченной местности, других состязаниях спортивных автомобилей. – Она пожала плечами и начала пальцем выводить круги на песке. Ее голос звучал чуточку с хрипотцой.

– Однажды его участие в авторалли в один из выходных дней закончилось трагедией; шел дождь, его машину занесло на повороте, и она ударилась о дерево. Он умер прежде, чем я смогла добраться туда.

Питт помолчал минуту, глядя с сочувствием на ее печальное лицо.

– Когда это было? – просто спросил он.

– Прошло уже почти восемь с половиной лет, – шепотом ответила она.

Питт пришел в изумление. Затем в нем начало подниматься раздражение. Что за глупость, подумал он. Какая непростительная глупость для такой красивой женщины горевать над погибшим мужчиной почти девять лет. Чем больше он об этом размышлял, тем сильнее становилось раздражение. Он видел слезы, стоявшие в ее глазах, когда она погрузилась в воспоминания, и это зрелище вызвало в нем отвращение. Он резко повернулся и дал ей весомую пощечину.

Ее глаза расширились от обиды и удивления, все ее тело содрогнулось от резкого толчка, словно она получила пулю.

– Почему вы ударили меня? – задыхаясь, срываясь на крик, спросила она.

– Потому что тебе это было нужно, просто необходимо, – непримиримо ответил он. – Эта тога, которую ты надела на себя, уже вся изношена, как шинель. И я удивлен, что никто раньше не додумался поставить тебя на колени и хорошенько отшлепать. Итак, твой муж был решительным. Ну и что? Он умер и похоронен, и траур по нему в течение всех этих лет не поднимет его из могилы. Отодвинь куда-нибудь память о нем и забудь его. Ты же красивая женщина – ты не должна принадлежать гробу, полному костей. Ты принадлежишь каждому мужчине, который оборачивается в твою сторону и восхищается тобой, когда ты проходишь мимо, и который страстно желает овладеть тобой. – Питт видел, как его слова проникали сквозь ее слабую защиту. – Ты подумай об этом. Это же твоя жизнь. Не отмахивайся от нее и не надо играть «Камиллу» до тех пор, пока не состаришься и не поседеешь.

Ее лицо выглядело растерянным при свете утреннего солнца, и ее дыхание прерывалось рыданиями. Питт позволил ей поплакать довольно долго. Когда она, наконец, подняла голову и повернулась к нему лицом, он увидел, что ее щеки залиты слезами, перемешавшимися с мелкими песчинками, прилипшими к мокрым пятнам. Она посмотрела кротко на него, и он уловил блеск в ее глазах. Они были мягкие и испуганные, как у маленькой девочки. Он поднял ее на руки и поцеловал. У нее оказались теплые и мягкие губы.

– Когда у тебя в последний раз был мужчина? – прошептал он.

– С тех пор не… – ее голос затих.

Питт овладел ею, когда длинные тени от скал ползли по берегу, закрывая их тела от солнца. Стая птиц-перевозчиков кружила наверху и спускалась вниз на мокрый песок у самой кромки воды. Они сновали вверх и вниз, играя в догонялки с прибоем. Иногда какая-нибудь из пролетавших птиц обращала на них внимание и следила похожими на бусинки глазами за двумя любовниками в тени, в этот момент она на мгновение застывала в воздухе, прежде чем снова вернуться к обыденным делам, добыванию длинным клювом еды в полосе прибоя. Тени становились короче по мере того, как солнце поднималось выше в небе. Рыбицкая лодка появилась в сотне метров от скал. Рыбаки, забросив сети в воду, были слишком заняты, чтобы заметить нечто необычное на берегу. Наконец, Питт отодвинулся и посмотрел на улыбающееся привлекательное лицо Тери.

– Я даже не знаю, благодарить мне тебя или просить прощения, – мягко произнес он.

– Пожалуйста, прими все это вместе с моей благодарностью, – произнесла она в ответ.

Он осторожно поцеловал ее в глаза.

– Видишь, что ты теряла все эти годы, – сказал он с улыбкой.

– Я согласна. Ты действительно показал мне чудесное средство от моей депрессии.

– Я всегда прописываю обольщение. Оно гарантирует выздоровление во всех случаях нервных расстройств и общего нездоровья.

– И каков ваш гонорар, доктор? – спросила она с присущим ей женским кокетством.

– Я уже получил сполна.

– Вам не удастся легко уйти от ответа. Я должна настоять на том, чтобы вы пришли в дом моего дяди на обед сегодня вечером.

– Сочту за честь, – ответил он. – Когда и как я могу попасть туда?

– Я попрошу шофера моего дяди, чтобы он забрал вас у входа на Брейди Филд в шесть часов.

Брови Питта резко взлетели вверх:

– Почему ты думаешь, что я с Брелди Филд?

– Ты явно американец, а именно там живут все американцы, которые находятся на острове. – Тери взяла его руки и прижала их к своему лицу. – Расскажи мне о себе. Чем ты занимаешься на своей Воздушной Базе? Ты летаешь? Ты офицер?

Питт изо всех сил старался выглядеть серьезным:

– Я занимаюсь уборкой мусора на базе.

– Неужели? Ты слишком интеллигентен для сборщика мусора. – Она посмотрела на его выразительное загорелое лицо, заглянула в его темно-зеленые глаза. – Ну, хорошо, я не буду расспрашивать тебя против твоей воли. Тебе уже присвоили сержанта?

– Нет. Я никогда не был сержантом.

Вдруг яркий проблеск в горах, метрах в шестидесяти от них, привлек внимание Питта. Блестящий предмет отразил солнечные лучи на короткое мгновение. Он посмотрел туда, где увидел сверкание, но ничего не увидел больше: ни вспышки, ни малейшего движения.

Тери заметила его напряжение:

– Что-то случилось? – спросила она.

– Нет, ничего, – солгал Питт. – Мне показалось, что я заметил что-то плывущее по воде, но оно исчезло. – Он посмотрел на ее приподнятое лицо, и в его глазах загорелись искорки. – Ну, мне пора возвращаться на базу, нужно еще убрать кучу мусора.

– Я тоже должна идти. Мой дядя, вероятно, удивляется, почему меня нет и что со мной случилось.

– Ты собираешься рассказать ему?

– Не говори глупости, – рассмеялась она. Она встала, отряхнула с тела песок и привела в порядок бикини.

Питт улыбался, вставая на ноги:

– Почему это женщины всегда кажутся такими скромными и застенчивыми перед тем как лечь, и становятся такими оживленными и беззаботными после?

Она беспечно пожала плечами:

– Я думаю, что секс расслабляет и избавляет от многочисленных разочарований, заставляет нас почувствовать себя более земными. – Ее карие глаза напряженно светились. – Как видишь, у женщин тоже есть животные инстинкты.

Питт игриво хлопнул ее по заду.

– Пошли, я провожу тебя домой.

– Тебе предстоит длинная прогулка. Вилла моего дяди находится в горах за Лиминасом.

– Где находятся горы и где Лиминас?

– Лиминас – это маленькая деревушка милях в шести вверх по дороге, – объяснила она, указывая на север. – Но я не понимаю, что ты подразумеваешь, спрашивая о горах? – Ее рука показывала на склоны острова в миле от дороги. – Как ты назовешь это?

– В Калифорнии, откуда я родом, мы называем все, что ниже девятисот метров высотой, холмами.

– Вы янки, всегда чересчур хвастаете.

– Это важное развлечение для американцев.

Они неторопливо поднимались по тропинке, ведущей из бухточки. У обочины дороги стоял маленький спортивный открытый Мини-Купер. Английская гоночная машина, окрашенная в зеленый цвет, была едва различима под слоем островной пыли.

– Как тебе нравится мой превосходный призовой гоночный автомобиль? – с ноткой гордости в голосе спросила Тери.

Питт рассмеялся: не столько над ее преувеличенным утверждением, сколько над британским использованием слова превосходный в отношении автомобиля.

– Клянусь Юпитером, он великолепен, – ответил он, подражая местной терминологии. – Это твой?

– Да, я купила его новеньким в Лондоне только в прошлом месяце и ехала за рулем всю дорогу из Гавра.

– Сколько времени ты еще пробудешь у своего дяди?

– У меня трехмесячные каникулы, и я пробуду здесь еще шесть недель. Затем я собираюсь вернуться домой на корабле. Путешествовать на машине по континенту очень интересно, но это довольно-таки утомительное занятие.

Питт открыл для нее дверцу, и она села за руль. Нагнувшись к сиденью, Тери достала связку ключей. Выбрав один, она вставила его в замок, повернула на деление и завела двигатель. Мотор, чихнув один раз, заработал с ровным шумом.

Питт наклонился над запыленной дверцей и легонько поцеловал ее.

– Надеюсь, твой дядя не будет ждать меня с ружьем.

– Не беспокойся. Он наверняка будет интересоваться твоей профессией. Он любит летчиков. Он сам когда-то был летчиком во время первой мировой войны.

– Ладно сочинять, – с сарказмом откликнулся Питт. – Держу пари, он будет рассказывать о своих полетах с Рихтгофеном.

– О нет, он никогда не был во Франции. Он воевал именно здесь, в Греции.

Саркастическая улыбка на лице Питта моментально исчезла, внутри появилось холодное мрачное предчувствие. Он так сильно вцепился в дверцу, что у него побелели ногти пальцев.

– А твой дядя никогда не упоминал… о Курте Хейберте?

– Много раз. Они обычно летали вместе на задания. – Она включила передачу, затем улыбнулась и помахала рукой. – Увидимся вечером. Не опаздывай. До встречи.

Прежде чем Питт успел сказать в ответ хоть слово, миниатюрный автомобиль уже мчался по дороге. Он еще некоторое время наблюдал, как машина ехала в направлении севера. Запыленное зеленое пятно повернуло на перекрестке, и последнее, что он увидел, были развевающиеся на ветру черные волосы Тери.

Уже становилось довольно жарко. Питт медленно повернулся и неохотно пошел по направлению к базе. Он наступил босой ногой на что-то острое и негромко ругнулся, прыгая на одной ноге и пытаясь вытащить занозу. Достав ее ногтями из пятки, он сердито отшвырнул этот осколок в придорожный кустарник. Питт стал внимательно смотреть себе под ноги, чтобы снова не уколоться, когда заметил отпечатки следов. У того, кто их оставил, на подошве был сапожный гвоздь с большой шляпкой. Питт присел и стал внимательно изучать следы. Он мог легко отличить свои следы и отпечатки ног Тери, ведь они оба шли босиком. Его рот скривился. В некоторых местах отпечатки ботинок наступали на следы от босых ног. Кто-то шел следом за Тери к берегу, заключил Питт. Он поднял руку и сощурил глаза, глядя на солнце. Было еще довольно рано, поэтому он решил продолжить расследование.

Следы доходили до середины тропинки и затем сворачивали к скалам. Здесь отпечатки кончались, поэтому он взобрался на крутой скалистый утес и спустился по другой стороне. Следы возвращались назад к дороге, но на этот раз далеко от тропинки. Острый шип кустарника оцарапал до крови руку Питта, но он даже не заметил этого. Он покрылся потом, когда снова выбрался на дорогу. Наконец, знакомые отпечатки подошвы с сапожным гвоздем пропали, и появились следы широких покрышек. Характерный ромбовидный рисунок протектора отпечатался в пыли около дороги.

На шоссе не наблюдалось никакого движения, поэтому Питт спокойно положил полотенце на середину дороги, уселся на него и попытался представить себе всю картину.

Тот, кто шел по пятам за Тери, остановился здесь, прошел пешком до ее автомобиля и затем последовал за ней по тропинке. Но, не дойдя до берега, преследователь, вероятно, услышал голоса, поэтому вынужден был свернуть и продолжать свой путь в темноте к скалам, где он спрятался и шпионил за девушкой с Питтом. После того, как стало светать, неизвестный возвратился к дороге, прячась за скалами, всеми силами стараясь не выдать своего присутствия.

Это была элементарная головоломка, и все аккуратно сходилось, за исключением того, что недоставало трех неизвестных. Кто и почему преследовал Тери? Питт улыбнулся внезапно возникшей у него мысли. Самый простой ответ, – это мог быть просто любопытный прохожий. Если это действительно так, то наблюдатель увидел больше, чем рассчитывал.

У Питта засосало под ложечкой. Была еще и третья отсутствующая деталь, которая его беспокоила больше всего. Что-то не сходилось в логических заключениях. Он снова посмотрел на следы протектора. Они были слишком большие для обыкновенного автомобиля. Они могли принадлежать только массивной машине, например, грузовику. Его глаза сузились, и мозг напряженно заработал. Он не слышал, как подъехала Тери, потому что спал. И грузовик мог, вероятно, остановиться без особого шума.

Напряженный взгляд Питта вернулся от следов протектора к берегу. Прилив сровнял песок, стирая все признаки недавнего присутствия людей. Он мысленно измерил расстояние от дороги до берега и начал решать задачу на манер школьного учителя пятого класса.