Текст книги "Последняя битва"

Глава третья
Обезьян во славе

– Почтенный Конь, почтенный Конь, – говорил король, поспешно перерезая постромки, – как удалось чужестранцам поработить вас? Разве Нарния завоёвана? Разве была битва?

– Нет, государь, – задыхаясь, выговорил конь. – Аслан здесь. Всё это по его приказу. Он велел…

– Берегитесь, государь, – сказал Алмаз. Тириан поднял глаза и увидел, что со всех сторон бегут тархистанцы, а с ними несколько говорящих зверей. Двое убитых упали без крика, и прошло несколько секунд, прежде чем остальные поняли, что происходит. Но теперь они поняли. Многие сжимали в руках ятаганы.

– Скорее! Садитесь на меня! – крикнул Алмаз.

Король вскочил на спину старому другу; тот поскакал прочь. Когда они оставили врагов далеко позади, единорог дважды или трижды сменил направление, пересёк ручей и крикнул, не замедляя шаг:

– Куда теперь, государь? В Кэр-Параваль?

– Остановись, друг мой, – промолвил Тириан. – Дай мне спешиться. – Он соскользнул со спины единорога и повернулся к нему.

– Алмаз, – произнес король. – Мы совершили тягчайшее преступление.

– Они нас вынудили, – ответил Алмаз.

– Но напасть на них врасплох, не вызвав их на бой, – напасть на безоружных! Я навсегда опозорен.

Алмаз понурил голову. Ему тоже было стыдно.

– И потом, – сказал король, – конь говорил, что это всё по приказу Аслана. И крыса говорила то же самое. Все говорят, что Аслан здесь. Что, если это правда?

– Государь, как же мог Аслан отдать столь ужасный приказ?

– Он не ручной лев, – сказал Тириан. – Откуда нам знать, что может и что не может Аслан. Нам, убийцам? Алмаз, я вернусь. Я отдам свой меч, предам себя в руки тархистанцев и попрошу их отвести меня к Аслану. Пусть он судит меня.

– Это верная смерть, – сказал Алмаз.

– Неужели, по-твоему, меня волнует, приговорит меня Аслан к смерти или нет? – произнёс король. – Не лучше ль умереть, чем жить и знать, что Аслан пришёл и не похож на Аслана, в которого мы верили и которого ждали? Как будто взошло солнце, и солнце это чёрное.

– Я понимаю, – сказал Алмаз. – Как будто ты пьёшь воду, и это сухая вода. Вы правы, государь. Идём, сдадимся сами.

– Нет надобности идти нам обоим.

– О, если только мы любили друг друга, дозвольте мне идти с вами теперь! – сказал единорог. – Если вы умрёте, а Аслан – не Аслан, зачем мне жить?

Они повернули и пошли назад, роняя горькие слёзы.

Как только они дошли до просеки, тархистанцы подняли крик и бросились на них с оружием. Но король протянул им меч рукоятью вперёд и сказал:

– Я, бывший король Нарнии, ныне – бесславный рыцарь, сам предаю себя правосудию Аслана. Ведите меня к нему.

– И меня тоже, – сказал Алмаз.

Темнолицые люди окружили их плотной толпой, пахнущей чесноком и луком, белки глаз угрожающе сверкали на коричневых лицах. Они набросили верёвочную петлю на шею единорога; они забрали у короля меч и связали ему руки за спиной. Один из тархистанцев, походивший на начальника (у него вместо тюрбана был шлем), сорвал золотой обруч с головы Тириана и поспешно спрятал в своей одежде.

Они провели обоих пленников вверх по склону холма, где была широкая вырубка. И вот что увидели пленники.

В центре вырубки, на самой вершине холма, стояла небольшая хижина, крытая соломой и походившая на хлев. Дверь её была заперта. На траве перед входом сидел Обезьян. Тириан и Алмаз, ожидавшие увидеть Аслана и ничего не слыхавшие про Обезьяна, остановились в недоумении. Это, конечно, был Хитр собственной персоной, только раз в десять безобразней, чем в бытность свою у Каменного Котла, потому что теперь он был одет в ярко-алый кафтан, сшитый на гнома и потому плохо на нём сидевший, а голову его венчало что-то вроде бумажной короны. На задних лапах, никогда не стоящих как следует (ведь, как вы знаете, задние лапы у обезьян больше похожи на руки), были туфли, расшитые драгоценными камнями. Рядом лежала куча орехов, Обезьян грыз их и сплёвывал шелуху. К тому же он постоянно задирал кафтан и чесался. Множество говорящих зверей стояло перед ним, почти все выглядели озабоченными и обескураженными. При виде пленников раздались вздохи и всхлипывания.

– О господин Хитр, глашатай Аслана, – сказал главный тархистанец. – Мы привели ваших пленников. Благодаря нашей ловкости, а также по милости великой богини Таш мы взяли живьём этих отъявленных убийц.

– Дайте мне меч этого человека, – сказал Хитр.

Они вручили Обезьяну королевский меч, с ножнами и перевязью. Тот нацепил его себе на шею, отчего стал выглядеть ещё глупее.

– С этими двумя разберёмся потом, – сказал он, сплёвывая шелуху в сторону пленников. – Пока у меня есть дела поважнее. Эти могут подождать. Теперь слушайте меня. Первое – это орехи. Где предводитель белок?

– Здесь, господин, – сказала рыжая белка, выходя вперёд и нервно кланяясь.

– Ах, вот ты где, – сказал Обезьян, бегая глазами. – Я хочу, то есть Аслан хочет ещё орехов. Того, что вы принесли, недостаточно. Вы должны принести ещё, ясно? Вдвое больше, нет – ещё больше. Чтобы были здесь завтра на закате, и чтоб среди орехов не было ни мелких, ни порченых!

Среди белок пронёсся шепот отчаяния, а предводитель, набравшись решимости, попросил:

– Пожалуйста, может быть, сам Аслан поговорит об этом с нами. Если б нам позволили его увидеть…

– Нет, вам не позволят, – сказал Обезьян. – Может, он будет так добр (хоть вы того не заслужили) и покажется этой ночью. Но он не позволит вам толпиться вокруг и приставать со своими вопросами! Все ваши просьбы передавайте через меня, так они доставляют ему меньше беспокойства. А вы, белки, живо за орехами! И чтоб завтра утром были здесь! А то пожалеете.

Бедные белки помчались прочь, словно за ними гналась собака. Новый приказ застал их врасплох – почти все орехи, заботливо припасенные на зиму, были съедены, а всё остальное они уже отдали Обезьяну.

Тут из толпы раздался глубокий голос – он принадлежал косматому, клыкастому вепрю.

– Нет, почему мы не можем видеть Аслана и говорить с ним? – произнёс он. – Когда в старые времена он появлялся в Нарнии, все могли говорить с ним лицом к лицу.

– Не верьте, – сказал Обезьян. – Даже если это и было, времена меняются. Аслан говорит, что был слишком мягок с вами. Он вам покажет, как думать, будто он ручной лев!

Звери тихонько захныкали, потом воцарилась мёртвая тишина, ещё более жалкая, чем стоны.

– Теперь запомните вот что, – сказал Обезьян. – Я слышал, некоторые говорят, что я обезьяна. Это ложь. Я – человек. Да, я похож на обезьяну, но потому, что очень стар – мне сотни и сотни лет. Я стар и мудр. Я мудр, и потому со мной одним говорит Аслан. Ему некогда разводить разговоры со всякими бестолковыми зверями. Он говорит мне, что вы должны делать, а я говорю вам. И советую делать это побыстрее – он шутить не любит.

Тишина стояла гробовая, только плакал маленький барсучонок да мать успокаивала его.

– Теперь ещё, – продолжал Обезьян, засовывая за щёку очередной орех. – Я тут слышал среди лошадей такие толки, дескать, поторопимся и закончим поскорей работу с брёвнами и опять будем свободны. Выкиньте это из головы. Все, кто может работать, будут работать и впредь. Аслан обо всём договорился с повелителем Тархистана, Тисроком, как зовут его наши темнолицые друзья. Всех лошадей, быков, ослов – всех пожизненно отправят в Тархистан. Там они будут возить тяжести, как это принято во всех странах. Всех роющих зверей – кротов, кроликов, гномов – отправят в рудники Тисрока. И…

– Нет, нет, нет, – завыли звери. – Этого не может быть. Аслан не продал бы нас в рабство Тисроку!

– Тихо! Молчать! – рявкнул Обезьян. – Кто говорит про рабство? Вы не будете рабами. Вы будете зарабатывать, и очень неплохо. Эти деньги пойдут в казну Аслана, на общее благо.

Он метнул взгляд – почти подмигнул главному тархистанцу. Тот поклонился и произнёс в напыщенной тархистанской манере:

– Мудрейший глашатай Аслана, Тисрок (да живёт он вечно) полностью одобряет превосходнейший план вашей светлости.

– Вот видите, – сказал Обезьян. – Всё улажено. И всё для вашего блага. На ваши деньги мы устроим в Нарнии настоящую жизнь. Рекой польются бананы и апельсины, дороги и большие города, школы и учреждения, конуры и намордники, сёдла и клетки, кнуты и тюрьмы – словом, всё!

– Да мы не хотим всего этого, – сказал старый медведь. – Мы хотим быть свободными. И мы хотим, чтобы Аслан сам говорил с нами.

– Немедленно прекрати спорить, – сказал Обезьян. – Я этого не вынесу. Я человек, а ты – толстый, глупый, старый медведь. Что ты понимаешь в свободе? Вы все думаете, свобода – это делать что заблагорассудится. Нет. Это не настоящая свобода. Настоящая свобода – делать, что я вам велю.

– О-хо-хо, – проворчал медведь, почёсывая за ухом. Он решил, что такое понять трудновато.

– Простите, – раздался тоненький голосок. Он принадлежал ягнёнку, такому юному и пушистому, что всех удивило, как он вообще осмелился заговорить.

– Что ещё? – спросил Обезьян. – Быстрее.

– Простите, – повторил ягнёнок. – Я никак не пойму. Какие могут у нас быть дела с Тархистаном? Мы принадлежим Аслану. Они принадлежат Таш. Это их богиню зовут Таш, и они говорят, что у неё четыре руки и голова грифа. Они убивают людей на её алтаре. Я не верю в Таш, но если она есть, как может Аслан дружить с ней?

Обезьян вскочил и шлёпнул ягнёнка.

– Детка, – прошипел он, – отправляйся к мамочке сосать молочко. Что ты в этом смыслишь? А вы, остальные, слушайте. Таш – другое имя Аслана. Все эти старые взгляды, будто мы правы, а тархистанцы нет, – просто глупы. Теперь нам всё известно. Тархистанцы называют то же самое другими словами. Таш и Аслан – просто разные имена сами знаете Кого. Поэтому мы можем больше не ссориться. Усвойте это как следует, тупые скоты. Таш – это Аслан. Аслан – это Таш.

Вы знаете, какой несчастной бывает иногда морда вашей собаки. Вспомните это и попытайтесь представить морды всех этих говорящих зверей – честных, покорных, сбитых с толку птиц, медведей, барсуков, кроликов, кротов, мышей, – ещё более грустных. Хвосты их опустились, уши обвисли. У вас сердце бы разбилось от жалости, если бы вы увидели эти морды. Только один зверь не выглядел несчастным.

Это был кот – огромный рыжий котище в самом расцвете сил. Он сидел, выпрямившись и обернув хвостом задние лапы, в первом ряду, пристально смотрел на Обезьяна и тархистанского военачальника и ни разу не моргнул.

– Прошу прощения, – сказал кот, – вот это меня заинтересовало. Согласен ли с этим ваш тархистанский друг?

– Несомненно, – ответил тархистанец. – Превосходнейший Обезьян… я хотел сказать – человек… совершенно прав. «Аслан» не более и не менее чем «Таш».

– Главным образом не более чем Таш? – подсказал кот.

– Ничуть не более, – произнес тархистанец, глядя прямо в глаза коту.

– Ты удовлетворён, Рыжий? – спросил Хитр.

– О да, вполне, – холодно ответил кот. – Благодарю вас. Я хотел удостовериться. Кажется, я начинаю понимать.

До сих пор король и Алмаз хранили молчание. Они ждали, чтобы Обезьян приказал им говорить, ибо думали, что вмешиваться бесполезно. Но теперь, оглядевшись и увидев несчастные лица нарнийцев, Тириан понял, что они поверили, будто Аслан и Таш – одно и то же, и не выдержал.

– Обезьяна! – вскричал он могучим голосом. – Ты лжёшь. Ты гнусно лжёшь. Ты лжёшь, как тархистанец. Ты лжёшь, как обезьяна.

Он хотел продолжать и спросить, как жестокая Таш, которая питается кровью своих людей, могла оказаться тем же, кем был добрый Лев, чьей кровью спасена Нарния. Если бы он продолжал, правление Хитра могло кончиться в этот самый день, звери увидели бы правду и свергли обезьяну. Но прежде чем он произнёс ещё хоть слово, двое тархистанцев заткнули ему рот, а третий сбил с ног. Когда король упал, Обезьян провизжал испуганно и злобно:

– Уберите его! Уберите! Уберите туда, где ни мы его не услышим, ни он нас. Привяжите его к дереву. Я… То есть Аслан… будем судить его позже.

Глава четвёртая
Что случилось этой ночью

Король был настолько ошеломлён неожиданным ударом, что с трудом понимал происходящее, пока тархистанцы развязали ему руки, потом вытянули их по бокам, прислонили его к ясеню, примотали верёвками за лодыжки, колени, пояс и грудь и, наконец, оставили одного. Часто труднее всего переносить мелочи – и вот его больше всего мучило, что, падая, он разбил губу и теперь не мог вытереть тонкую струйку крови, щекотавшую подбородок.

Отсюда был виден маленький хлев на вершине холма и сидящий перед ним Обезьян. Король слышал, что тот всё говорит и ему время от времени отвечают из толпы, но слов не разбирал.

«Хотел бы я знать, что они сделали с Алмазом», – подумал король.

Постепенно звери начали расходиться. Некоторые проходили совсем близко от Тириана. Они смотрели на связанного короля со страхом и жалостью, но ни один не заговорил. Час проходил за часом; сначала Тириану захотелось пить, потом есть. Наступил вечер, ему стало ещё и холодно. Сильно болела спина. Солнце село, стемнело. И тут он услышал мелкие шажки и увидел, что к нему приближаются несколько маленьких существ. Слева шли трое мышей, в центре кролик, справа – двое кротов. Эти двое несли на спинах мешки, что в темноте выглядело весьма причудливо, и король не сразу понял, кто они такие. Затем звери, все сразу, встали на задние лапы, положили холодные передние ему на колени и покрыли их шумными звериными поцелуями. Они смогли дотянуться до колен, потому что говорящие звери в Нарнии выше своих бессловесных английских собратьев.

– Господин наш король, дорогой господин наш король! – раздались тихие пронзительные голоса. – Мы так сочувствуем вам. Мы не решаемся развязать вас, чтобы Аслан не рассердился. Но мы принесли вам ужин.

Тут же первая мышь проворно вскарабкалась наверх и уселась на верёвке, обмотанной вокруг его груди, морща носик прямо напротив его лица. Вторая мышь вскарабкалась следом и устроилась как раз под первой. Остальные звери стояли внизу и передавали провизию наверх.

– Пейте, государь, потом вы сможете есть, – сказала верхняя мышь, и Тириан обнаружил у своих губ маленькую деревянную чашку. Она была не больше рюмочки для яиц, так что он едва ощутил вкус вина. Но мышь спустила её вниз, где её наполнили и вновь передали наверх. Так продолжалось, пока он не напился (кстати, жажду вообще лучше утолять множеством маленьких глотков, чем одним большим).

– Вот сыр, государь, – сказала первая мышь. – Не слишком много, а то вам снова захочется пить. – За сыром последовала овсяная лепёшка со свежим маслом, за ней – ещё немного вина.

– Теперь налейте немного воды, – сказала первая мышь. – Я умою короля. Тут кровь.

Король чувствовал, как что-то вроде маленькой губки освежило его лицо.

– Маленькие друзья, – сказал Тириан. – Чем я могу отблагодарить вас?

– Что вы, что вы, – запищали голоса. – Что ещё могли мы сделать? Мы не хотим другого короля. Мы – ваш народ. Если б против вас был только Обезьян и тархистанцы, мы скорее дали бы изрубить себя в куски, чем позволили вас связать. Но мы не можем идти против Аслана.

– Вы думаете, это и впрямь Аслан? – спросил король.

– О да, да, – сказал кролик. – Он выходил из хлева прошлой ночью. Мы все его видели.

– На что же он похож? – спросил король.

– На огромного, страшного льва, разумеется, – ответила одна из мышей.

– Вы думаете, это Аслан убивает лесных нимф и продает вас в рабство тархистанцам?

– Это дурно, правда? – спросила вторая мышь. – Лучше б мы умерли раньше, чем всё это началось. Но сомнений нет. Все говорят, что так приказал Аслан. И мы его видели. Мы не думали, что Аслан будет таким. Мы… мы хотели, чтоб он вернулся в Нарнию.

– Похоже, на этот раз он очень сердитый, – сказала первая мышь. – Видимо, мы, сами того не зная, совершили нечто ужасное. Он наказывает нас за что-то. Но, мне кажется, он мог бы сказать – за что!

– А вдруг мы и сейчас поступаем неверно? – произнёс кролик.

– Мне всё равно, – сказал крот. – Даже если это неверно, я бы опять поступил так же.

Но остальные зашептали: «Тише», «Осторожно», – а потом сказали королю:

– Простите нас, дорогой король, но мы должны вернуться. Нельзя, чтобы нас застали здесь.

– Оставьте меня, дорогие звери, – сказал король. – Ради всей Нарнии я не стал бы подвергать вас опасности.

– Доброй ночи, доброй ночи, – говорили звери и тёрлись носами о его колени. – Мы вернёмся, если сможем. – И они засеменили прочь, а лес сделался ещё более тёмным, холодным и одиноким, чем до их прихода.

Появились звёзды, и медленно – о, как медленно! – текло время, пока последний король Нарнии, измученный, окоченевший, стоял, навытяжку привязанный к дереву.

Наконец что-то произошло.

Вдалеке зажёгся красноватый свет. Потом на мгновение исчез и вновь появился, больше и ярче. Король увидел тёмные силуэты, они сновали туда-сюда, что-то приносили и сбрасывали на землю. Он догадался, что там разожгли костёр и бросают в него вязанки дров. Он ясно видел хлев, освещённый красным заревом, толпу людей и зверей между ним и огнём и ссутулившуюся фигуру позади. Это, наверное, был Обезьян. Он что-то говорил толпе, но Тириан не мог разобрать слов. Обезьян трижды склонился до земли перед дверью хлева, потом поднялся и открыл дверь. Что-то на четырёх ногах скованно и неуклюже вышло из хлева и стало лицом к толпе.

Не то стон, не то рёв поднялся над толпой так громко, что стали слышны отдельные слова.

– Аслан! Аслан! Аслан! – кричали звери. – Поговори с нами. Утешь нас. Не сердись на нас больше.

Тириан не мог ничего разглядеть с такого расстояния, у хлева стояло что-то жёлтое и мохнатое. Тириан никогда не видел Великого Льва. Он никогда не видел даже обычного льва и не мог бы поручиться, что перед ним не Аслан. Однако он не ожидал, что Аслан окажется похож на это неуклюжее, безмолвное существо. Но кто его знает? На мгновение ужасная мысль пронзила его разум; но, вспомнив весь вздор о том, что Аслан и Таш – одно, он понял, что налицо обман.

Обезьян наклонился к голове жёлтого существа, словно прислушиваясь, обернулся и заговорил с толпой. Вновь раздался жалобный вой. Потом жёлтое существо, потоптавшись, развернулось и вошло – можно сказать, ввалилось – обратно в хлев, и Обезьян закрыл за ним дверь. Огонь начал меркнуть, погас совсем, и Тириан снова остался один средь холода и мрака.

Он думал, сколько королей жили и умерли в Нарнии в древние времена, и ему казалось, что он – самый из них несчастный. Он думал о прадеде своего прадеда, короле Рилиане, которого ещё принцем похитила колдунья и многие годы прятала под землёй северных великанов. Но в конце концов и у него всё устроилось, ибо два чудесных ребенка неожиданно появились из страны за краем света и освободили его, и он вернулся в Нарнию и правил долго и счастливо. «А со мной совсем не так», – сказал себе Тириан.

Затем он мысленно отправился назад, во времена отца Рилиана, Каспиана Мореплавателя, которого пытался убить его дядя, коварный Мираз. Но Каспиан бежал в леса, прятался у гномов, и его история кончилась хорошо – Каспиану тоже помогли дети, только тогда их было четверо, они появились откуда-то извне мира, выиграли великую битву и вернули ему престол. «Но это было очень давно, – сказал себе Тириан. – Теперь такого не бывает». Потом он вспомнил (ибо в детстве хорошо учил историю), как те же четверо ребят, что помогли Каспиану, были в Нарнии более чем за тысячу лет до того; тогда они победили страшную Белую Колдунью, и положили конец вечной зиме, и потом (все четверо) правили в Кэр-Паравале, пока не выросли и не стали великими королями и прекрасными королевами, и правление их было золотым веком Нарнии. Аслан часто появлялся в этой истории. В других историях он тоже появлялся часто, как припомнил теперь Тириан. «Аслан и дети из другого мира, – думал Тириан. – Когда было хуже всего, всегда являлись они. Ах, если б это случилось сейчас!»

И он воззвал: «Аслан! Аслан! Аслан! Приди и помоги нам сейчас!»

Но по-прежнему вокруг были холод, мрак и тишина.

– Пусть меня убьют! – взывал король. – Я ничего не прошу для себя. Приди и спаси Нарнию.

И хотя лес и ночь не изменились, что-то изменилось в самом Тириане – необъяснимая, неоправданная надежда придала ему какие-то новые силы.

– О Аслан, Аслан, – горячо прошептал он. – Если ты не можешь прийти сам, пошли мне хотя бы помощников. Или позволь моему голосу проникнуть за пределы мира и призвать их на помощь. – И, не понимая, что делает, он закричал изо всех сил:

– Дети! Дети! Друзья Нарнии! Быстрее! На помощь! Через миры я зову вас – я, Тириан, король Нарнии, владетель Кэр-Параваля и император Одиноких Островов!

И тотчас он погрузился в сон (если то был сон) – ярче и яснее всех его прошлых снов.

Ему казалось, что он в светлой комнате, а перед ним за столом сидят семь человек. По-видимому, они только что кончили есть. Двое из них были очень старыми: старик с белой бородой и старая женщина с мудрыми, весёлыми, лучистыми глазами. По правую руку от старика сидел юноша, ещё не совсем взрослый, моложе Тириана, но с лицом короля и воина. То же можно было сказать и о другом юноше, сидевшем по правую руку от старой женщины. Напротив Тириана сидела белокурая девочка, помладше, а с другой стороны от неё – совсем юные мальчик и девочка. Одеты они были, как показалось Тириану, ужасно нелепо.

Но у него не было времени думать о таких мелочах, потому что младший мальчик и обе девочки тут же вскочили и одна из них вскрикнула. Старая женщина вздрогнула и часто задышала. Старик, должно быть, тоже сделал какое-то резкое движение, ибо стакан с вином справа от него упал на пол и разбился: Тириан явственно слышал звон.

Тут Тириан понял, что они его видят – они уставились на него, словно на привидение, – но он заметил, что юноша королевского вида, сидевший справа от старика, не шевельнулся (хотя и побледнел), только крепко сжал кулаки, а потом произнёс:

– Говори, если ты не призрак и не сон. Ты похож на нарнийца, а мы – семеро друзей Нарнии.

Тириан хотел заговорить, он пытался выкрикнуть, что он, король Нарнии, в великой нужде. Но обнаружил (как мы иногда обнаруживаем во сне), что слов его не слышно. Юноша, говоривший с ним, поднялся из-за стола.

– Тень, или дух, или кто иной, – произнёс он, в упор глядя на Тириана. – Если ты из Нарнии, именем Аслана заклинаю тебя – говори. Я – Верховный Король Питер.

Комната поплыла перед глазами Тириана. Семеро стали прозрачными; они заговорили все разом, что-то вроде: «Смотрите! Он исчезает!», «Он тает», «Он пропадает». Через минуту он совершенно проснулся, по-прежнему привязанный к дереву, совсем замёрзший и одеревеневший. Лес был полон бледным, печальным светом, как перед восходом солнца, и король насквозь промок от росы; утро почти наступило.

Это пробуждение было худшим в его жизни.