Текст книги "Моссад: путем обмана (разоблачения израильского разведчика)"

Глава 4
«Продвинутые»

Кадетам все время вбивали в голову, что они должны быть гибкими, уметь приспосабливаться и использовать все свои способности. Все, что мы когда-то сделали, может пригодиться; потому нам нужно изучать все и как можно больше. Мишель М. и Хайм М., оба члены моей маленькой прочной компании, попали на курс с черного хода. Оба любили поболтать. Они знали почти всех преподавателей и любили постоянно расписывать нам, как они однажды станут с легкостью вербовать генералов и других высокопоставленных персон. На курсе я знал английский лучше всех, за исключением Джерри С.. и я был лучший по оперативному мышлению, т.е. по умению анализировать обстановку и предугадывать возможные проблемы.

Так как Хайм и Мишель были для меня людьми, лучше знавшими окружающий мир, я относился к ним с уважением, и они взяли меня под свое крылышко. Мы жили недалеко друг от друга и ездили обычно в Академию и домой вместе, обычно с вечерними посиделками в кафе «Капульски», за кофе, пирожными и разговорами. Кстати, только там я ел самый вкусный в моей жизни Шварцвальдский вишневый торт.

Мы стали действительно близкими друзьями. Мы вместе рассуждали, строили планы, нападали на предполагаемых противников. Мы всегда старались на тренировках вместе решать задания, потому что могли положиться друг на друга – или, по крайней мере, думали так. И никто нам в этом не препятствовал.

Орен Рифф, наш старший инструктор, работавший раньше для «Тевель», всегда уделял большое внимание теме официальной связи (Liaison). Изо всей собираемой информации 60–65% получают из средств массовой информации – радио, газет, телевидения, около 25% – с помощью спутников, контроля над телефонными переговорами и радиоэлектронного перехвата, 5–10% – через офицеров связи (Liaison) и только от 2 до 4% от «Humant», т.е. от собственно агентов, а также через прямое получение сведений для отдела «Цомет» (позднее переименован в «Мелуха»). Но этот маленький процент самый важный из всей получаемой информации.

Занятия во второй части курса включали двухчасовый научный доклад Зейва Алана, знаменитого офицера связи Моссад при ЦРУ. Он рассказывал о Соединенных Штатах и о Латинской Америке. Алан объяснил, что, имея дело с офицером связи иностранной разведслужбы, он рассматривает его как звено цепи, и его самого рассматривают как звено цепи и источник. Ты передаешь ему информацию, а он тебе. Ты только соединяющее звено. Но так как вы оба люди, все должно быть в ажуре.

По этой причине люди Liaison, если необходимо, меняются. Если ты в хорошем контакте со своим партнером, то есть шанс установить личные отношения с другой стороной. Если отношения развиваются хорошо, то у твоего контакта возникает к тебе чувство симпатии. Он понимает опасности, которым подвергается твоя страна. Цель состоит в том, чтобы поднять чисто разведывательную активность на такой личный уровень, как будто имеешь дело с настоящим другом. Но при этом никогда нельзя упускать из виду, что он и тогда остается честью большой организации. И он знает намного больше, чем имеет право тебе рассказать.

Но иногда складывается такая ситуация, когда тебе нужны сведения, которые он дает тебе «бесплатно», просто как другу, если знает, что это не нанесет ему вреда, и еще знает, что ты будешь держать язык за зубами. Такие сведения очень ценны, и, когда пишешь донесение, проходят по степени важности «Джамбо». Алан взглянул на нас через очки, как у Джона Леннона, и похвастался, что у него больше опыта с донесениями уровня «Джамбо», чем у любого другого в Моссад.

Но мы сами – офицеры Моссад – не будем снабжать кого-либо чужого информацией «Джамбо». Мы будем готовить «как-бы-Джамбо» – сведения, которые будут передаваться другой стороне в качестве ответной услуги за полученные оттуда благодаря личным контактам сведения. Передача настоящих «Джамбо» рассматривалась бы как настоящее предательство.

Алан рассказал нам, что у него много друзей в американской разведке. – Но я всегда думаю о самом важном, – сказал он и сделал эффектную паузу. – Когда я сижу рядом со своим другом, это не значит, что он сидит со своим другом.

С этими словами он нас оставил.

За лекцией Алана последовал доклад о техническом сотрудничестве разведслужб. Тогда мы узнали, что Моссад обладает самым богатым в мире опытом взламывания замков. Различные британские производители ключей и замков направляют свои новые разработки британской Секретной службе для проверки их надежности, а она пересылает их на анализ в Моссад. Нашим людям приходится проанализировать замок, выяснить, как его можно открыть и послать назад вместе с «сертификатом», где значится, что его – сообразно случаю – «взломать нельзя».

Однажды после обеда Дов Л. забрал нас на автостоянку, где стояли семь белых машин типа «Форд-Эскорт». (В Израиле автомобили Моссад, Шабак и полиции обычно белого цвета. Только шеф Моссад использовал в те времена темно-вишневый «Линкольн-Таункар».) Нас следовало научить определять, не следят ли за нами из машины. Эту тренировку тоже пришлось повторять снова и снова. Все выглядит совсем не так, как рассказывается в фильмах и книгах – внезапно встают волосы на затылке и чувствуешь, что тебя преследуют. Этому учатся на практике и исключительно на практике.

На следующий день Ран С.читал лекцию о «сайаним», важном и уникальном элементе операций Моссад. «Сайаним», т.е. «помощники» это всегда евреи. Они живут заграницей и не имеют израильского гражданства. Контакт с ними обычно устанавливается через их родственников в Израиле. Например, израильтянина, у которого родственник проживает в Англии, могут попросить написать ему письмо. В письме будет написано, что человек, передавший это письмо, представляет организацию, основной задачей которой является защита и спасение евреев диаспоры. Не может ли родственник в Великобритании ему каким-то образом оказать содействие?

Во всем мире тысячи «сайанов». Только в Лондоне их 2000 активных и еще 5000 в резервном списке. Они решают самые разные задачи. «Сайан с автомобилем» может сдать в аренду Моссад автомобиль безо всяких документов, «сайан с квартирой» может снять жилье, не вызывая подозрений, «банковский сайан» может достать деньги даже в полночь, «врач-сайан» вылечит огнестрельную рану, не сказав ни слова полиции. Так создается резерв людей, на которых всегда можно опереться в случае необходимости. Это люди, оказывающие услуги и хранящие молчание из чувства лояльности. Им лишь компенсируются их расходы. Часто доверием «сайанов» пользуются «катса», используя их помощь в своих личных целях. «Сайаним» никак не смогут это проконтролировать.

Но в любом случае всегда можно быть уверенным, что еврей или еврейка, узнавшие, что речь идет о Моссад и не готовые к сотрудничеству, все равно никого не выдадут. Так создается совершенно безопасная система вербовки, охватывающая миллионы евреев за пределами страны. Намного легче оперировать людьми на месте, и «сайаны» повсюду оказывают неоценимую практическую пользу. Но их никогда не подвергают риску – и никогда не предоставляют им секретных данных.

Предположим, «катса» для маскировки нуждается в складе радиоэлектроники. Достаточно позвонить «сайану», работающему в этой сфере, и он быстро поставит 50 телевизоров, 200 видеомагнитофонов и все остальное со своего склада. И вот ты уже «владелец» склада товаров стоимостью в 3–4 миллиона долларов.

Так как большую часть своих действий Моссад проводит в Европе, очень полезно заиметь адрес фирмы в Северной Америке. Потому есть «сайаны с адресами» и «сайаны с телефонами». Если «катса» требуется адрес и номер телефона, он может использовать адрес и номер телефона одного из таких «сайаним». Получив письмо или приняв телефонный звонок, «сайан» сразу знает, что ему делать. Некоторые «сайаны с фирмой» наняли на работу до 20 человек, отвечавших на телефонные звонки, печатавших письма, отправлявших факсы, все для Моссад. Шутка в том, что 60% услуг служб автоответчиков в Европе оказывается для Моссад. Без него эти службы обанкротились бы.

Но проблемой остается, что Моссад совершенно не заботит то, какие ужасные последствия для положения евреев по всему миру принесет разоблачение этой системы добровольных помощников. Если спросить об этом, ответ прост: «Ну что, в самом худшем случае, случится с этими евреями? Они тогда все приедут в Израиль. Прекрасно».

«Катса» в некоторых резидентурах должны заботиться о «сайаним». Большинство активных «сайанов» посещается «катса» примерно раз в три месяца, что для данного «катса» означает от двух до четырех личных бесед с «сайаним» в день и многочисленные телефонные переговоры. Такая система позволяет Моссад обходиться минимальными кадрами. Например, если в резидентуре КГБ работает 100 человек, то сравнимая резидентура Моссад обходится шестью – семью.

Люди ошибаются, полагая, что Моссад вредит то обстоятельство, что он не располагает резидентурами в однозначно враждебных «странах-целях». У Соединенных Штатов есть резидентура в Москве, у русских – резидентуры в Вашингтоне и Нью-Йорке. А у Израиля нет резидентуры в Дамаске. Но они не понимают, что Моссад рассматривает в качестве цели весь мир за пределами Израиля, включая Европу и США. Большинство арабских стран не располагает заводами по производству вооружений. У большинства их нет и элитных военных академий. Если нужно завербовать сирийского дипломата, не обязательно делать это в Дамаске. Если нужно получить сведения о ракетах некоего арабского государства, то их следует собирать в Париже, Лондоне или в США, где эти ракеты производятся. Что есть у саудовцев? «АВАКС». Это «Боинг». А «Боинг» – фирма американская. Зачем тогда нужны саудовцы? Все вербовочные результаты Моссад в Саудовской Аравии ограничивались в период моей службы одним атташе японского посольства. Этого хватало.

А если нужно выйти на высокопоставленных офицеров, то и они учились в Англии или в США. Летчики обучались в Англии, Франции или в Америке, «коммандос» тренировались во Франции или Италии. Их можно завербовать там. Это просто и в большинстве случаев безопасно.

Ран С. рассказывал на своих занятиях все о «белых агентах», людях, которых завербовали тайно или открыто, но они, разве что за очень малым исключением, не знают, что работают на Израиль. Это всегда не арабы и у них хорошие технические знания. В Израиле царствует предубеждение, что арабы ничего не понимают в технике. Это выражается в анекдотах, например о человеке, продававшем арабские мозги за 150 долларов, а еврейские только за два доллара. Когда его спросили, почему арабский мозг такой дорогой, он ответил: «Потому что им почти не пользовались». Так в общих чертах израильтяне представляют себе арабов.

Работать с «белыми агентами» обычно менее рискованно, чем с «черными» (т.е. арабами). С одной стороны, работающие за границей арабы, вероятно, находятся под постоянным контролем арабских секретных служб – и они, узнав, что ты работаешь с «черным агентом», могут попытаться тебя убить. Самое плохое, что могут сделать во Франции с разоблаченным «катса» Моссад, работавшим там с «белым агентом» – выслать из страны. Но самого «белого агента» ожидает судебный процесс за государственную измену. Его стараются защитить всеми средствами, но основному риску, в конечном счете, подвергается он. А при работе с арабским агентом опасность угрожает обоим партнерам.

Одновременно с продолжавшимися занятиями в аудиториях Академии не останавливались и тренировки с автомобилями на местности. Мы изучали технику, называемую «maulter», это означает незапланированное заранее использование машины для определения слежки или для импровизированного собственного наблюдения. Если нужно ехать через незнакомый район без заранее запланированного проверочного маршрута, есть порядок, которого нужно придерживаться – свернуть налево, затем направо, проехать, остановиться и т.д., для того чтобы, прежде всего, исключить случайности и удостовериться, что «хвоста» за тобой нет. Нам постоянно напоминали, что мы не «прикованы» к машине. Если кажется, что за тобой следят, но уверенности нет, возможно, разумнее всего выйти из машины и пройти пешком, чтобы провериться.

На другой лекции, которую читал «катса» по фамилии Рабитц, нам описали израильскую резидентуру, «резидентуру на месте», которая из штаба Моссад ведет разведку против Кипра, Египта, Греции и Турции. Ее «катса» называют «прыгунами», потому что, работая основное время в штаб-квартире в Тель-Авиве, они на пару дней «прыгают» в эти страны и инструктируют там агентов и «сайанов». Во всех этих странах работать опасно, потому что их правительства ориентированы на ООП.

Работу в израильской резидентуре «катса» не любят. В своей лекции Ран С. достаточно открыто дал это понять. По иронии судьбы позднее именно он стал ее руководителем.

Для развлечения мы начали соревноваться с 25 студентами другого курса Академии – курса для офисных служащих, специалистов по компьютерам, секретарей и другого персонала. Они посещали базовый курс, посвященный основам работы организации, и были намного более серьезными учениками, чем мы.

Чтобы не допускать их к желанному теннисному столу, мы постоянно прятали ракетки и мячи, но на баскетбольном поле они сами выступили против нас. Мы, кадеты, играли в баскетбол со всем напряжением сил. У нас был парень, «обслуживающий» табло, и мы всегда выигрывали. Другая команда долго возмущалась этим, тем не менее, мы играли с ними раз в неделю по вторникам с 12.00 до 13.00.

Наш учебный план становился все плотнее. Научив нас обращаться с человеком в период между первым контактом с ним и его вербовкой, нам стали объяснять основные финансовые правила. Например, прежде чем договариваться с кем-то, нужно проверить состояние его финансов. Конечно, нельзя внезапно заваливать деньгами бедняка, ведь это сразу же вызовет подозрения.

Предположим, если агент возвращается в свою страну-цель, тогда его нужно обеспечить деньгами. К примеру, у него двухлетний договор и его месячная зарплата в Моссад составляет 4000 долларов. Если агенту требуется тысяча долларов в месяц без изменения его стиля жизни, то «катса» открывает для него счет в банке, возможно в Англии, и переводит туда его годовой заработок. Итак, агент получит сразу 12000 долларов, а остальные 36000 ему перечислят на счет. На второй год, если он остается «в деле» на два года, ему снова дают 12000 долларов как «предоплату», и еще 36000 кладут на его счет. Тогда он не только обеспечен деньгами для ежедневных потребностей, но и будущее его гарантировано. Так бюро крепче привязывает агента к себе. Этим оно защищает свои собственные интересы.

Есть еще система выплаты бонусов – дополнительно, денежным переводом в письме, например, в зависимости от полученной информации или от положения агента. Размеры таких премий колеблются в среднем от 100 до 1000 долларов, но важный агент, например сирийский министр, может, исходя из качества его донесений, получить и от десяти до двадцати тысяч долларов.

Из 30–35 «катса», которые постоянно используются, каждый ведет не менее 20 агентов. Каждый из этих приблизительно 600 агентов получает в среднем 3000 долларов плюс 3000 долларов бонус. Многие зарабатывают значительно больше. Таким образом, бюро только на зарплату агентам выделяет в месяц не менее 15 миллионов долларов. К этой сумме нужно добавить расходы на вербовку, конспиративные квартиры, операции, автомобили и многое другое; всего в месяц набираются сотни миллионов. «Катса» может без проблем заплатить только за еду и выпивку 200– 300 долларов в день, а его общие ежедневные расходы достигают тысячи долларов. Это еще 30–35 тысяч долларов в день. И это еще без зарплаты самого «катса», которая составляет от 500 до 1500 долларов в месяц.

Никогда не говорите, что разведка стоит дешево.

Затем Дов учил нас планировать «безопасный маршрут». Это маршрут, безопасность которого кто-то уже обеспечил.

Мы ознакомились с согласованием действий с «Йарид», отделом оперативной безопасности в Европе, и посмотрели длинный фильм на эту тему.

Команды «Йарид» состоят из 5 -7 человек. В то время было всего три такие команды. Пока они находились в Европе, их начальником был шеф по безопасности в Европе.

На этой лекции в основном рассказывалось о поддержке, которую «Йарид» оказывает «катса», но и о том, как и сами «катса» могут обеспечить себе безопасный маршрут, если «Йарид» не может помочь. Изучив это, я стал смотреть на мир другими глазами. Регулярно посещая кафе в Тель-Авиве, я вдруг начал замечать на улице то, чего раньше просто не видел – полицейских, следящих за людьми. Это происходит постоянно, но если тебя этому не научили, то ты ничего не заметишь.

Следующей была лекция Йегуды Гила о тонкостях вербовки. Гил был легендарным «катса», которого Рифф представил как «мастера». (См. пролог «Операция „Сфинкс“, главу 12 „Шах и мат“, главу 14 „Операция „Моисей“.) Он начал с высказывания, что для вербовки существует три «приманки“: деньги, чувства – все равно, месть или политические убеждения, и секс.

– Всегда подходите к делу медленно и осторожно, – объяснял Гил. – Будьте сдержанны. Например, у вас есть член национального меньшинства в стране, с которым поступили плохо. Его можно завербовать. И если вы даете ему деньги, и он берет их, то вы знаете, что он завербован. И он тоже знает, что завербован. Каждый понимает, что деньги просто так не дают, и никто не ожидает получать деньги, не делая ничего взамен.

И потом еще вопрос секса. Очень полезная штука, но не средство оплаты, ведь большинство людей, которых мы вербуем, мужчины. Есть пословица: «Женщины дают и прощают, мужчины берут и забывают». Поэтому сексом не платят. Вот деньги, этого люди не забывают.

Даже если что-то сработало, говорил Гил, это не значит, что был выбран именно правильный метод. Правильный метод функционирует всегда, неправильный – от случая к случаю. Он рассказал историю об одном арабском рабочем, «отере» (или «наводчике»), который должен был организовать встречу с лицом, которого хотели завербовать. Гил ждал в машине, пока «отер» привел этого человека. Гил работал под «легендой» знакомого коммерсанта. «Отер» уже давно работал на Моссад. Приведя потенциального агента, он представил Гила в автомобиле как Альберта, а вербуемого как Ахмеда. Потом он обратился к Ахмеду со словами: «Это тип из израильской разведки, о котором я тебе рассказывал. Альберт, Ахмед готов работать на вас за 250 долларов в месяц. Он сделает все, что вы хотите».

«Отер» – всегда араб – используется по той причине, потому что очень мало «катса» говорят на арабском. И для араба легче установить первый контакт именно с другим арабом». Отер» в некотором смысле растапливает лед. Через какое-то время «катса» выясняет, будет ли толк с этого потенциального арабского рекрута.

В истории Гила сработало прямое обращение. Ахмеда завербовали, но он действовал не по правилам. Гил внушал нам, что нужно плыть по течению жизни и никогда не забывать об этом при вербовке. Все должно проходить совершенно естественным путем. Предположим известно, что человек, которого собираются завербовать, определенным вечером будет в одном бистро в Париже. Известно и то, что он говорит по-арабски. Тогда Гил подсядет к нему за стойкой бара, а чуть дальше разместится «отер». Внезапно «отер» сделает вид, что только что узнал Гила, поздоровается с ним и заведет с ним беседу на арабском. Пройдет совсем немного времени, как тип рядом с ними включится в разговор. Конечно, они должны заранее быть проинформированы об его прошлом, чтобы разговор затронул интересующие его темы.

Затем Гил скажет «отеру»: «Ты встретишься со своей подружкой?» «Отер» ответит: «Да, но она приведет с собой подругу, и мы, конечно, не сможем заниматься этим перед ее глазами. Почему бы тебе к нам не присоединиться?» Тогда Гил скажет, что у него нет времени, ему, к сожалению, нужно еще кое-что сделать. В этот момент с большой долей вероятности можно предположить, что вербуемое лицо заявит, что он-де свободен – и это будет первый шаг к его вербовке.

– Вот так вам следует на это смотреть, – продолжил Гил. – И если с вами в Париже произойдет что-то подобное при участии людей, говорящих на иврите, вас возможно тоже вербуют. Ведь люди всегда чувствуют близость друг к другу, встретив в чужой стране кого-то, говорящего на их языке.

При установлении первого контакта очень важно, чтобы все выглядело как можно естественнее, чтобы обрабатываемому лицу ничего не показалось странным или смешным, когда он еще раз проанализирует то, что с ним произошло. Если так не получилось, то ты его не «завел». У него не должно возникнуть и мысли, что он мог быть целью. И перед тем, как подойти к кому-то в баре, следует очень тщательно изучить его досье, выяснить все об его симпатиях и антипатиях, даже о его планах на эту ночь – все, что помогло бы исключить риск и случайности.

Следующую большую лекцию читал Итцак Кнафи, который принес с собой целую пачку таблиц для объяснения инфраструктурной поддержки, в которой нуждается отдел «Цомет» (вербовочная работа и поддержка «катса») во время своих операций. Такая поддержка громадна. Начинается все с «сайанов» и включает приобретение денег, машин, квартир и т.п. Но основную помощь оказывают документы и бумаги». Катса» может выдать себя за владельца предприятия, выпускающего бутылки или начальника отдела в иностранном представительстве «Ай-Би-Эм». «Ай-Би-Эм» такое предприятие, которым очень легко воспользоваться. Оно настолько большое и разветвленное, что в нем можно годами прятать «начальника отдела». У нас были склады от «Ай-Би-Эм», сервисные службы и т.д. У нас были «их» рабочие и их офисы, а концерн ничего об этом не знал.

Но создать фирму, пусть даже «поддельную» – дело не простое. Нужны визитки, формуляры писем с соответствующими данными, телефон, телекс и многое другое.

В своих архивах Моссад располагает прекрасно подготовленными законсервированными фирмами, «кирпичиками» для создания полноценных фирм с адресами, регистрационными номерами, которые только и ждут, когда их вызовут к жизни. В эти предприятия даже вкладывают немного денег, чтобы заполнять налоговые декларации не вызывать подозрений. Во всем мире у бюро сотни таких предприятий.

В штаб-квартире Моссад есть пять залов, полных всем необходимым для «липовых» фирм. Эта документация размещается по алфавиту в выдвижных ящичках – в каждом из пяти помещений по восемь рядов полок, по 60 ящичков на полке. Информация содержит сведения об истории каждой фирмы, все финансовые и прочие документы, история всех ее регистраций и перерегистраций, в общем, все, что может понадобиться «катса» знать о «своей фирме».

* * *

Через шесть месяцев, посередине курса, у нас состоялась общая встреча («Баблат»), на которой мы говорили обо всем. Она продлилась пять часов.

За два дня до нее у нас была тренировка, во время которой мой коллега Арик Ф. и я сидели в кафе на Генриетта-Зольд-Стрит близ Кикер Хамдина. Я спросил Арика, не было ли за ним «хвоста». Он сказал, что пришел «чистым». Я тоже. – О?кей, я знаю, что пришел „чистым», и ты говоришь, что «чистый», но почему тот парень так на нас уставился? Что касается меня, с меня довольно. Я ухожу.

Арик сказал, что мы не можем уйти, нам следует подождать, пока нас заберут. Но я ответил: «Хочешь остаться – оставайся. А я уйду».

Арик утверждал, что я ошибаюсь, но я лишь сказал, что подожду его на Кикер Хамдина.

Я дал ему тридцать минут. После ухода я решил понаблюдать за кафе. У меня хватало времени, так что я разработал проверочный маршрут и проверил, нет ли слежки за мной.

Затем я вернулся, поднялся на крышу дома, с которой можно было легко наблюдать за рестораном. Через десять минут в него вошел человек, которого мы там ждали, а еще через две минуты ресторан окружили полицейские машины. Они вытащили обоих из ресторана и избили до полусмерти. Я вызвал «Скорую помощь». Потом я узнал, что все это было совместным учением Академии Моссад и отдела «наружки» полиции Тель-Авива. Мы были наживкой.

Арику было тогда 28 лет, и он очень походил на похищенного в Ливане пастора англиканской церкви Терри Уэйта. Перед нашим курсом он служил в военной разведке. Он был самым великим лгуном в мире. Когда он говорил: «Доброе утро!», то для проверки нужно было выглянуть в окно. Арика не так сильно избили полицейские, потому что он постоянно говорил, конечно, лгал, но говорил. Арик знал, что пока ты говоришь, тебя не бьют.

Но Якоб, другой парень, только повторял: «Я не знаю, чего вы хотите». Здоровенный полицейский его ударил так, что он ударился головой о стену. У него был перелом основания черепа, два дня он пролежал без сознания, потом еще шесть недель в больнице. Он получал еще целый год зарплату, но с курса ему пришлось уйти.

Когда нас избивали, это было своего рода соревнованием. Эти «копы» хотели доказать, что они лучше нас. Это было хуже, чем быть пойманным на самом деле. Командиры обеих сторон, видимо, сговаривались между собой. – Я держу пари, что ты не расколешь моих ребят. – Думаешь? Насколько далеко я могу зайти?

На «Баблате» мы пожаловались, что не видим никакого смысла в том, что нас так жестоко избивают. Но нам сказали, что когда нас поймают, нам следует не оказывать сопротивления, а говорить». Пока вы говорите, ничего вам ваши охранники не сделают». Во время учений всегда есть опасность попасться в руки полиции. На этом мы учились принимать меры предосторожности.

Как-то в нашем учебном плане значилась лекция Марка Хесснера (см. главу 9 «Стрела»). Она посвящалась совместным операциям (речь шла об операции «Бен Бейкер», которую Моссад провел вместе с французской разведкой). Мы с друзьями решили подготовиться к занятию заранее, изучив материал по этому делу за ночь до лекции. Потому после занятий мы вернулись в Академию и поднялись в Комнату 6, где под замком хранятся архивные дела. Был август 1964 года, чудесная пятничная ночь, и мы совсем утратили чувство времени. Лишь после полуночи мы покинули комнату, заперев ее за собой. Машину мы запарковали возле столовой и как раз шли туда, как услышали шум, долетавший из бассейна.

– Что там, черт побери, происходит? – спросил я Мишеля.

– Давай посмотрим, – сказал он.

– Погоди, погоди, – засуетился Хайм. – Тише, тише.

– Я придумал кое-что получше, – сказал я. – Давайте вернемся наверх и посмотрим, в чем там дело.

Шум продолжался, пока мы проскользнули наверх по лестнице через окно в той маленькой ванной комнате, где меня однажды заперли во время вступительных тестов.

То, что я увидел, я не забуду никогда. В бассейне и вокруг него было около 25 человек, и все в чем мать родила. Заместитель шефа Моссад был тут. Хесснер. Много секретарш. Невероятно. Многие мужчины не производили особо приятного впечатления, но большинство девушек были великолепны. Должен признаться, так они выглядели намного лучше, чем в форме. Многие из этих женщин не старше 18–20 лет были солдатами, прикомандированными к бюро.

Некоторые из участников мероприятия плескались в воде, некоторые танцевали, а другие лежали справа и слева на простынях и трахались старым добрым образом. Ничего подобного я еще никогда до этого не видел.

– Давайте сделаем список присутствующих, – предложил я.

Хайм выдвинул идею принести фотоаппарат, но Мишель сказал: «Я ухожу. Не хочу терять работу». Йоси придерживался того же мнения, и Хайм согласился, что сделать тут снимки – не самая лучшая мысль.

Мы пробыли там около 20 минут. Это все были высокопоставленные шишки, и они обменивались партнерами. Меня это действительно шокировало, такого ведь не ожидаешь. В этих людях видишь героев, ими восхищаешься, а потом застигаешь их на сексуальной оргии у бассейна. А Хайм и Мишель, казалось, совсем не удивились.

Мы тихо выскользнули наружу, подошли к машине и вручную подтолкнули ее до ворот. Завели мы ее, только выехав за ворота и оказавшись у подножия холма.

Позже мы проверили еще раз и убедились, что такие вечеринки проходят регулярно. Место у этого бассейна самое безопасное во всем Израиле. Попасть туда может только тот, кто служит в Моссад. Что может произойти в наихудшем случае? Кадет увидит? Ну и что? Солгать можно всегда.

На следующий день в классе странно было сидеть и слушать лекцию Хесснера, после всего увиденного прошлой ночью. Я помню, что я что-то у него спросил. Я просто обязан был это сделать. – Как чувствует себя ваша спина, – спросил я. – А в чем дело? – спросил он. – Вы ходите так, будто вы ее перенапрягли, – сказал я. Хайм взглянул на меня, и у него отвисла челюсть.

После длинной и скучной лекции Хесснера мы выслушали еще одну – о структуре сирийских вооруженных сил. На такой лекции тяжело не уснуть. Если бы ее прочли на Голанских высотах, то это было бы интересно. Но здесь в аудитории рассказы о том, где расположены позиции сирийцев и т.п., навевали скуку. Правда, мы получили общее представление, что, похоже, и было целью занятия.

Следующий блок занятий касался обеспечения безопасности агентурных встреч в стране-базе. Первый час мы просмотрели снятый Моссад фильм по этой теме. Но фильм нас особо не впечатлил. В нем все время сидели люди в ресторанах. Самое важное здесь – научиться подобрать ресторан и провести явку. Перед каждой встречей с агентом нужно проверить, нет ли слежки. Встречаясь с агентом, сначала следует пропустить его и дать ему сесть. Тогда можно проверить, «чист» ли он. Каждое движение на этой работе подчиняется своим особым правилам. Если ждешь агента в ресторане – ты неподвижная мишень. Даже если во время встречи он встает и выходит в туалет, лучше ожидать его, не сидя на одном месте.

Так случилось однажды в Бельгии, когда «катса» по имени Цадок Оффир встречался с арабским агентом. Посидев несколько минут, араб вдруг захотел что-то принести. Когда он вернулся, Оффир все еще ждал его. Агент вытащил пистолет и разрядил его в разведчика. Оффир чудом выжил, агента потом убили в Ливане. Оффир охотно рассказывал всем эту историю, чтобы показать, как опасна может быть малейшая ошибка.

Нам регулярно напоминали, насколько важно уметь защитить самого себя. Они всегда говорили: «Сейчас вы учитесь как ездить на велосипеде, чтобы потом, когда окажетесь „снаружи“ вам и в мыслях не понадобится раздумывать об этом».

Правильная вербовка походит на камень, катящийся с горы. Мы пользуемся словом «ледардер», что означает: стать на вершине горы и столкнуть вниз кошачью голову. Так нужно вербовать. Выбрать кого-то и постепенно заставить сделать что-то незаконное или аморальное. Его, как камешек, сталкивают с горы вниз. Но если он сидит на площадке, то тебе он в этом не поможет. Тогда его нельзя использовать. Цель состоит в использовании людей. Но чтобы суметь ими пользоваться, их нужно изменить. Если человек не пьет, не хочет секса, ему не нужны деньги, у него нет политических проблем, и он доволен жизнью, то завербовать такого человека нельзя. Собственно, мы всегда работаем с предателями. Агент – всегда предатель, как бы он ни пытался объяснить свои действия. Мы работаем с людьми наихудшего сорта. И всегда говорим, что не шантажируем этих людей. Но нам это и не нужно. Мы просто ими манипулируем.