Текст книги "Шляпы"

Чепцы: служанки и молочницы

Чепцы носили все женщины начиная с XVII века, в помещении и на открытом воздухе – они были маркерами респектабельности и скромности. Англичанки славились своими чепцами, но высокий чепец «commode» или «fontange», популярный как во Франции, так и в Англии, был в большей степени способом укладывания и украшения волос, чем головным убором: это была вертикальная, веерообразная рамка, покрытая кружевными складками, которая крепилась к льняной шапочке, к которой также присоединялись длинные ленты или фалды[119]119
  Термин «фонтанж» часто используется для этого фасона, хотя, строго говоря, он обозначает прическу и чепец, а не веер с оборками.


[Закрыть]. Он мог достигать головокружительных высот: Джозеф Аддисон в журнале The Spectator за 1711 год утверждал, что «в природе не существует более переменчивой вещи, чем дамские прически. ‹…› Я видел, как они поднимаются и опускаются на более чем тридцать градусов»[120]120
  Addison J. The Spectator Papers. 1711. No. 98. June.


[Закрыть]. На улице эти конструкции скрывались под капюшоном или шляпкой-«кибиткой». Когда позднее чепцы приобрели более простые формы из льна и муслина, фалды подкалывали наверх.

На портрете дочерей Георга I, выполненном в 1733 году, они изображены в круглых шапочках из муслина, обрамляющих лицо как чепцы, длинные концы подвязаны под подбородком. Круглые закрывающие уши чепцы, которые мы видим на служанках на групповом портрете кисти Уильяма Хогарта 1750 года (ил. 9), скорее всего, изготовлены из льняного батиста: это защитная практичная рабочая форма, но они мало чем отличаются от королевских чепчиков. Джон Стайлз в исследовании, посвященном одежде XVIII века – «Костюм народа», объясняет значение одежды в жизни простолюдинов. Он указывает на то, что «при изучении взаимоотношений между профессией и одеждой важно помнить о том, что почти любой элемент гардероба рабочего человека, возможно, был нужен в качестве рабочей одежды»[121]121
  Styles J. Dress of the People. New Haven; London: Yale University Press, 2007. P. 52.


[Закрыть]. Домашние чепцы с рюшами по краям и завязками из лент, вначале бывшие обыкновенным головным убором для замужних женщин всех сословий, который носили как в помещении, так и на улице, со временем усложнялись и к 1800 году стали элементом высокой моды. По словам Эйлин Рибейро, посещавшие Британские острова иностранцы «с трудом отличали служанок от их госпож»[122]122
  Ribeiro A. Dress in Eighteenth Century Europe. New Haven; London: Yale University Press, 2002. P. 82.


[Закрыть].

Ил. 9. Уильям Хогарт. Портрет слуг. 1750. Галерея Тейт, Лондон

Ил. 10. Джозеф Хаймор. Памела и мистер Уильямс. 1744

Служанки носили чепцы, но они не были частью униформы, так что оставалась некоторая свобода выбора. Джейн Карлайл в 1830‐х годах отмечала, что, когда к ней с визитом явился красивый итальянский граф, ее горничная Анна надела «чепчик из сетки с крайне оригинальным узлом из лент»[123]123
  Holme T. The Carlyles at Home. London: Persephone Books, 2008 [1965]. P. 22.


[Закрыть]. Хотя жалованье прислуги было очень скромным, им часто предоставлялась одежда, нередко с барского плеча. Они также следили за модой и тратили на одежду существенную часть своего дохода. Чепцы, как утверждает Стайлз, были «очень заметным аксессуаром»; даже на улице их было видно под шляпками и капюшонами. Он пишет, что в 1780‐х годах служанка потратила 2 шиллинга (примерно 15 фунтов в 2014 году) на чепец, другая отдала 5 шиллингов и 10 пенсов (примерно 35 фунтов) за кружево для украшения своего чепца[124]124
  Styles. Р. 286.


[Закрыть]. Девушка-служанка Памела, героиня одноименного романа Сэмюэля Ричардсона 1741 года, при попытке сбежать от любовных преследований мистера Б., не желает забирать с собой платья, подаренные ей бывшей хозяйкой, и потому покупает «два миленьких чепца и соломенную шляпку». Она отличает «простой чепец»[125]125
  Richardson S. Pamela. London: Penguin Books, 1980 [1741]. P. 77, 87. Цит. по изд.: Памела. Шельмела: Бестселлеры XVIII века / Пер. с англ. и коммент. Т. В. Ковалевской и др. СПб.: Дмитрий Буланин, 2013. С. 122, 136.


[Закрыть] от того, что ей отдала госпожа. На серии картин Джозефа Хаймора 1744 года, иллюстрирующих «Памелу», героиня в основном представлена в домашних чепцах, но в сценах, где важно подчеркнуть ее скромность, мы видим ее в чепце, скрывающем уши (ил. 10).

Памела дала свое имя соломенной шляпке с низкой тульей, которую носили поверх чепца на открытом воздухе. Этот фасон, который также именовали «молочница» или «bergère» (фр. пастушка), носили женщины всех сфер деятельности, подробнее о ней идет речь в главе 5. Домашний чепец под шляпкой носили вплоть до середины XIX века: он то увеличивался, то убывал в размерах, следуя изменениям моды и эволюции женских причесок. Его можно заметить под черными атласными шляпами на картине Джона Стаббса «Косцы» (1785). Стайлз поясняет, что, несмотря на то что такие головные уборы кажутся неправдоподобно элегантными, в то время их действительно носили женщины из рабочего класса и они не были закреплены за какой-либо определенной профессией. Чепец приобрел защищающие лицо поля, боковые и задние секции и превратился в иконический капот «молочницы», который связывали с сельскохозяйственным трудом (ил. 11). Так же он был очень миловидным: Алек д’Эрбервилль, заигрывая с Тэсс в романе Томаса Гарди «Тэсс из рода д’Эрбервиллей», говорит о нем так: «А чепчик… вам, девушкам-работницам, во избежание беды лучше не носить таких чепчиков»[126]126
  Hardy T. Tess of the d’Urbervilles. Chapter 47. Цит. по изд.: Гарди Т. Тэсс из рода Д’Эрбервиллей. М.: Известия, 1960. С. 386.


[Закрыть]. Гарди сожалел, когда они вышли из употребления: «Теперь носят растрепанные капоты и шляпки»[127]127
  Hardy T. The Dorsetshire Labourer // Longman’s Magazine. 1883. Vol. 2. P. 258–259.


[Закрыть]. Однако он продолжает существовать в виде детского чепчика от солнца.

Ил. 11. Чепец «с крыльями». Том Браун. Качели в саду. 1900

Леди из романа Элизабет Гаскелл «Крэнфорд», действие которого происходит в 1830‐х годах, хотя относятся к моде с презрением, все же уделяют большое внимание чепцам: мисс Мэтти, желая достойно выглядеть перед гостями, в спешке случайно надевает парадный чепец поверх повседневного. К 1850 году чепцы стали всего лишь кружевным украшением для пожилых дам и рабочим головным убором для прислуги, и вскоре их оставили в прошлом как знак порабощения. В воспоминаниях о жизни в Оксфордшире 1880‐х годов Флора Томпсон описывает, как на девочек-служанок «надевали чепцы и кормили на кухне». Для собеседования с будущей хозяйкой двенадцатилетней Марте велят принести «чепцы и передники… как можно больше сменных»[128]128
  Thompson F. Lark Rise to Candleford. London: Penguin Books, 1973 [1939]. P. 160.


[Закрыть]. Нахальные служанки, подражавшие господским нарядам и манерам, были персонажами бесчисленных анекдотов конца XIX века. В 1891 году в суде признали несправедливым увольнение девушки-служанки за отказ носить чепец. Журнал Punch опубликовал по этому случаю шутливое стихотворение:

 
We may put all our money in mines,
We may put all our cheese into traps,
But we put, it is clear, our foot in it, dear,
When we tried to put you into caps[129]129
  Cit. ex.: Walkley C. The Way to Wear’Em: 150 Years of Punch on Fashion. London: Peter Owen, 1985. P. 32.


[Закрыть].
 
 
Мы могли бы все деньги вложить в рудники,
Мы могли бы весь сыр поместить в мышеловки,
Но мы сами попадемся в ловушку, душечка,
Если бы попытались надеть на тебя чепец.
 

Официантки

Чепцы, однако, вернулись в составе униформы официанток. Во второй половине XIX века модные городские магазины и улучшенное качество общественного транспорта способствовали тому, что поход за покупками стал приличным для дамы видом независимого досуга. Тогда в больших и малых городах стали появляться чайные (tea-rooms), чтобы обеспечить респектабельные уголки для отдыха. Приготовление чая и чаепития считались женским занятием и ассоциировались с домашним уютом – в отличие от кофе, – и чайные с изящным фарфором, столовым бельем и официантками в фартуках и чепцах были достойным местом, где дамы могли провести время и пообщаться.

Чайная была изобретена в Глазго, одном из богатейших городов Европы XIX века[130]130
  Kinchin P. Tea and Taste: The Glasgow Tearooms. Wendlebury: White Cockade, 1991. P. 59.


[Закрыть]. Стюарт Крэнстон, чаеторговец, открыл свои чайные заведения в 1875 году, но настоящую популярность они приобрели только в 1886 году, когда его сестра Кейт открыла собственную чайную. В деловом центре города такие заведения были предназначены для посетителей обоих полов. Они отличались «передовыми взглядами на комфорт и вкус»[131]131
  Kinchin. Р. 66.


[Закрыть], но именно выбор Чарльза Ренни Макинтоша в качестве архитектора и оформителя нового помещения чайной Кейт Крэнстон в 1896 году стал поворотным моментом в истории чайных. В Лондоне открылись чайные Лайонса с «горничными-официантками» в черных платьях, фартуках и чепцах. Макинтош, помимо проектирования поразительно современного интерьера, не похожего ни на шотландский, ни на английский, также выступил дизайнером костюма для официанток – униформой его не назвать. На фотографии 1900 года мы видим двух элегантных девушек в светлых нарядах, на них жемчужные ожерелья-ошейники и банты – никаких чепцов. Макинтош, однако, требовал единообразной прически: требование еще более трудно выполнимое, насколько я понимаю, чем просто надеть чепец. Отказ от любого знака порабощения или чего-либо по-английски уютного может быть заслугой как феминистки-жены Макинтоша, так и самой Кейт Крэнстон.

Чепцы прослеживаются в образе американских «Девушек Харви», молодых женщин с хорошей репутацией, которых в 1886 году нанимал англичанин Фред Харви для работы в качестве официанток в буфеты при железной дороге Санта-Фе. Вышколенные, с хорошей зарплатой, обеспеченные квартирами и под присмотром, официантки носили длинные белые фартуки, как ни странно, дополнявшиеся достаточно эпатажными головными уборами: декоративными бантами, разросшимися до размеров чепца. Бесстыдство этого гигантского банта нарушало цельность в остальном чопорного и благочинного образа. Домыслы о сексуальной доступности часто осложняли жизнь работающих женщин, как мы убедились на примере плетельщиц соломенных шляпок в Лутоне и лондонских модисток из Вест-Энда; в этих игривых бантах скрывались намеки на артисток кабаре.

В 1887 году британская компания по производству табака назначила Джона Лайонса управляющим своей сети общественного питания. Будучи художником, Лайонс хорошо понимал важность самопрезентации компании. Его первая чайная, открывшаяся в Лондоне в 1894 году, с ярким интерьером и опрятными официантками, где подавались блюда и напитки высокого качества, затмила все прежние кафе. Фред Уиллис вспоминает «уютные» чайные заведения 1890‐х годов с официантками в белых чепцах и передниках, «сновавших туда-сюда». В отличие от достаточно противоречивого посыла «Девушек Харви», официантки Лайонса выглядели по-домашнему спокойно. В 1920‐х их называли «Ниппи» (от англ. nippy – проворный) за расторопность, и они стали национальным символом в своих чепцах с вышитым спереди вензелем «L» (ил. 12). Лайонс стремился сохранить их образ незапятнанным; безупречная униформа была обязательной, и до Второй мировой войны замужние женщины на работу не принимались. Однако в 1932 году, когда Гарольд Дэвидсон, приходской священник округа Стиффки, предстал перед судом по обвинению в домогательствах к девушкам в центре Лондона, оказалось, что излюбленными его жертвами были «Ниппи». Девушек ни в чем нельзя обвинить, но скандал, должно быть, увеличил интерес к чайным заведениям и, как следствие, прибыль владельца.

Ил. 12. «Ниппи» из чайного заведения Лайонса. 1920

Шеф-повара, пекари и мясники

Ни одной официантке не удавалось достичь высот, равных значимости белого поварского колпака, созданного в 1820‐х годах и по-прежнему удерживающего свой статус. До введения колпака повара и пекари носили вязаные шапочки, сидящие плотно по голове, чтобы прикрыть волосы. В случае пекарей и кондитеров во Франции шапочка эволюционировала в плоский берет с плотной высокой тульей, служившей для переноски противней. Во время ежегодного парада ремесленных гильдий в средневековом французском городке Лош неподалеку от Тура, пекари и по сей день надевают мягкие фетровые чепцы цвета теста, по форме напоминающие булки хлеба, с каскадом блестящих петушиных перьев, символизирующих языки печного пламени. Изначально чепцы происходили от повседневных головных уборов и несли защитную и практическую функции; колпак же, напротив, был связан со статусом, а не практическим применением.

В Европе после наполеоновских войн все французское связывалось с культурным превосходством, и иметь повара-француза стало требованием этикета. Антуан Карем, нанятый в 1820 году в качестве шеф-повара в услужение лорду Стюарту, решил вставить в свой поварской колпак картон, чтобы придать ему больше важности. Он сказал, что прежний поникший колпак имел болезненный вид. Шеф-повара по всей Европе переняли французский колпак, чья высота соответствовала высоте шляпы-цилиндра, еще одного маркера авторитета в ту эпоху. Он претерпевал различные изменения: имел более мягкую форму, напоминая кочан цветной капусты, которая до сих пор остается в ходу; форму плоского берета; и, наконец, форму высокого тока: его драпировки репрезентировали сто способов приготовить яйцо.

Шеф-повара славятся своим соперничеством друг с другом. Когда ток Карема уже не мог стать выше, Алексис Сойер, шеф-повар лондонского джентльменского клуба The Reform в 1840‐х годах, превзошел его, надев плоский берет из черного бархата с кистью. Вся суть заключалась в его непрактичности: Сойер был слишком велик, чтобы готовить собственноручно. Мягкие шапочки помощников повара должны были напоминать им об их подчиненном положении. Уильям Теккерей описывал модного французского повара в 1852 году: на нем была белая шляпа, «сдвинутая на бок поверх его длинных кудрей»[132]132
  Thackeray W. A Little Dinner at Timmins // Miscellanies. London: Adamant Media Corp, 2012 [1857]. Vol. 7. P. 17.


[Закрыть]. Поскольку этот повар служил у шеф-повара Мироболана, его шляпа, скорее всего, была мягкой, по типу «цветной капусты», ведь носить в таком положении жесткий ток было бы крайне затруднительно.

На великолепном портрете Уильяма Орпена «Шеф-повар отеля Чатэм» (1921) (ил. 13) повар излучает авторитет. Он носит свой ток точно так же, как Эдуард VII носил свой цилиндр – словно корону. Его ток с мягким драпированным верхом более пригоден для повседневного ношения, чем жесткий, подобный башне колпак, который поставщики профессиональной одежды по сей день предлагают в исполнении из хлопка или мелованной бумаги, такие до сих пор можно увидеть в некоторых французских ресторанах. Никто и не предполагает, что ток практичен: рабочая одежда «играет важную роль в повышении или снижении престижа профессии – наставляет практическое руководство для поваров начала XX века – и ее следует носить с честью и тщательно содержать в порядке»[133]133
  Cit. ex.: Cunnington. Р. 134.


[Закрыть].

Ил. 13. Уильям Орпен. Шеф-повар отеля Чатэм. 1921

В мемуарах Фреда Уиллиса есть упоминание о том, что мясники и мальчики из сиротских приютов были единственными представителями мужского пола, которых в Лондоне можно было увидеть без головного убора. Это весьма странное утверждение, так как мясники, как кажется, располагали широким выбором шляп. Закон XVII века предписывал им носить шерстяные шапки, а к XVIII веку мясники носили вязаные колпаки. В начале XIX века пивовары и мясники носили похожую одежду: на карточках из настольной игры XIX века «Счастливые семьи» мистер Банг (англ. bung – пробка, затычка для отверстия в бочке), пивовар, изображен в красной вязаной шапочке (ил. 14), но уже в середине века на карикатуре из журнала Punch 1851 года мясник представлен во фраке и блестящем цилиндре, что говорит о том, что мясники продвинулись в плане гардероба. Он обращается к своему подмастерью, одетому в полосатый фартук и матерчатое кепи с козырьком, родственное школьной фуражке. Мисс Стэнбери из романа Троллопа «Он так и знал» (1869) нелестно отзывается о фуражке своего племянника, чьи эгалитарные взгляды она презирает, как об «одной из тех вихлявых и разболтанных вещиц на его голове, какие обычно носят помощники мясника»[134]134
  Trollope A. He Knew He Was Right. Oxford: World’s Classics, 1998 [1869]. P. 112.


[Закрыть] – одно из первых описаний фуражки как знака радикальных взглядов. Мясники, следуя моде, сменили цилиндры на котелки около 1860 года, хотя некоторые из них явно предпочитали обходиться без головных уборов: мистер Боунз (англ. bones – кости) в игре «Счастливые семьи» щеголяет модной прической, а не шляпой. К концу века мясники примерили соломенные канотье, и до сих пор их можно отличить по полосатым фартукам и канотье, теперь, как правило, пластиковым. Судя по эволюции их головных уборов, они были аристократами главных торговых улиц.

Ил. 14. Игральные карточки XIX века: мистер Банг, пивовар; мистер Чип, плотник; мистер Боунз, мясник

Плотники и возчики угля и рыбы

Определенные типы профессиональных головных уборов выполняли исключительно практическую функцию, их изобретали для решения проблем, возникавших в процессе работы. Плотники нуждались в легких одноразовых головных уборах для защиты от пыли и придумали небольшие квадратные шапочки из бумаги, похожие на «таблетницу», которую мы видим на голове плотника из игры «Счастливые семьи», мистера Чипа (англ. chip – щепка) (ил. 14). Когда в XIX веке бумага стала дешевой, такие простые головные уборы стали носить разного рода рабочие, штукатурщики, слесари-водопроводчики, укладчики кирпича и печатники, работа которых была связана с пылью и грязью. Джордж Элиот описывает бумажную шапочку Адама Бида, героя ее одноименного романа 1859 года, словно бы это была корона. Адам широкоплечий и высокий и имеет «черные, как смоль, волосы, цвет которых выступал еще более при светлом бумажном колпаке»[135]135
  Eliot G. Adam Bede. Oxford: World Classics, 1987 [1859]. P. 2. Цит. по изд.: Элиот Д. Адам Бид. М.: Рипол-классик, 2017. С. 6–7.


[Закрыть]. Элиот воспела бумажный колпак, а для Диккенса, напротив, он представлял грязь и унижение ручного труда. В «Дэвиде Копперфилде» (1850) Мик, носивший «рваный фартук и бумажный колпак»[136]136
  Dickens Ch. David Copperfield. London: Wordsworth Classics, 1992 [1850]. P. 136. Цит. по изд.: Диккенс Ч. Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим / Пер. с англ. А. В. Кривцовой и Е. Ланна // Собр. соч. в 30 т. Т. 15. М., 1959. С. 187.


[Закрыть], знакомит Дэвида с работой на ужасной фабрике. Музей Лондона, однако, хранит головной убор – «веерохвостую» шляпу, – который служил защитой от гораздо худшей напасти, чем какая-либо фабричная грязь. Это грубая прямоугольная толстая темная пластина из лакированной кожи весом в несколько килограммов. Она была похожа на обычную круглую войлочную фетровую шляпу: поля, поднятые спереди, расширялись и удлинялись книзу, образуя своего рода сточную канаву. Шляпа использовалась на рыбном рынке Биллингсгейта до XX века, и она демонстрирует, как грязная вода отводилась от головы. Рыбаки носили и по-прежнему носят зюйдвестку, мягкую водонепроницаемую версию этой шляпы.

На изображениях Лондона 1870‐х годов Гюстава Доре «веерохвостую» шляпу можно увидеть на нескольких категориях рабочих: грузчиках рыбы, докерах и работниках складов. Поскольку этот фасон шляпы был создан в силу необходимости, она не была частью униформы, но при этом была связана с определенными видами труда. Диккенс, описывая жилье котельщика в серии очерков «Путешественник не по торговым делам», где больной герой лежит в постели, видит его «в рваной лоцманской куртке и грубой клеенчатой зюйдвестке»[137]137
  Dickens С. The Uncommercial Traveller. P. 263. Цит. по изд.: Диккенс Ч. Путешественник не по торговым делам / Пер. с англ. Ю. Кагарлицкого, В. Ефановой и Н. Новикова // Собр. соч. в 30 т. Т. 26. М., 1962. С. 385.


[Закрыть]. Общее у этих профессий было то, что мужчины носили мокрые, грязные, дурно пахнущие грузы на своих плечах или головах. Все же уголь был ценным товаром, и в сборнике «Очерки лондонской жизни и его типов» (1849) Томас Миллер рисует более положительный образ возчика угля: «Мы знавали наймодателей, которые терпеливо ждали… своей платы, завидев пару зюйдвесток с ношей у своей двери»[138]138
  Smith A. et al. Sketches of London. Milton Keynes: Dodo Press, 2012 [1849]. P. 59.


[Закрыть]. В этом случае головной убор олицетворяет грузчика, как корона – монарха, а котелок – банкира. С появлением централизованного отопления и мусорных контейнеров на колесах мы утратили как головной убор, так и обозначающее его слово.

Каски

Строители, а также рабочие, чья профессия связана с риском падения на голову тяжелых предметов, теперь носят каски – настоящие шлемы. Каски являются близкими родственниками спортивных шлемов, которым посвящена седьмая глава, но они еще тяжелее и прочнее. В далеком прошлом кораблестроители укрепляли свои головные уборы древесной смолой; до Первой мировой войны в ходу также были шляпы из кожи, которую затем сменила сталь. В Америке 1930‐х годов строители обязаны были носить каски, и их производили с козырьками, чтобы обеспечить защиту глаз и лица. К 1940 году на смену стали пришли алюминий и полимерная смола – бакелит, а после войны их вытеснил термопластик как более дешевый, легкий и простой в обработке материал. Кроме того, он позволял производить каски ярких цветов, которые выглядят нескучно и к тому же – более безопасны, хотя вряд ли когда-нибудь каски смогут стать по-настоящему красивыми. Будучи обязательным средством защиты на стройках и фабриках, они кажутся демократичными, однако цвет стал основой иерархии: белые каски часто отводятся начальству. В неловко сидящих касках политики, королевские особы и знаменитости смело улыбаются на камеру, надеясь, что этот головной убор каким-то образом сделает их общественный имидж более демократичным.

Полицейские, пожарные и почтальоны

Головной убор как знак полномочий играет важнейшую роль в образе государственных органов, однако в случае полицейских и пожарных он также должен выполнять защитную функцию. Британские города XVIII века по ночам сторожили дозорные, и на картине Иоганна Цоффани 1763 года мы видим пожилого сторожа в несолидной вязаной шапочке. В 1805 году в Лондоне было создано конное охранное подразделение, а в 1829 году Роберт Пиль ввел пешие полицейские патрули. Пилю было необходимо избежать слишком милитаризированного образа полиции, так как любая отсылка к армии могла стать провокацией. Высокие фасоны выглядели более внушительно и могли служить лучшей защитой, чем плоские, поэтому первым форменным головным убором стали обыкновенные цилиндры с укрепленным кожей верхом. Они были достаточно крепкими, чтобы на них можно было встать или использовать в качестве оружия – нечто вроде швейцарского ножа в мире шляп (ил. 15). Стишок, записанный Флорой Томпсон, отсылает к эпохе до введения шлемов:

 
There goes the bobby in his shiny black hat
And his belly full of fat[139]139
  Thompson. Р. 485.


[Закрыть].
 
 
Вот идет Бобби в новеньком черном цилиндре,
А живот у него набит жиром.
 

Согласно Закону о полиции 1856 года все города Великобритании должны были создать полицейские формирования с установленной формой одежды. Цилиндры можно было легко повредить, и в них было сложно преследовать преступников, поэтому в 1863 году был введен покрытый фетром пробковый шлем блюстителя правопорядка. Он совмещал в себе форму прусского армейского шлема и модный фасон шляпы-котелка. Спереди на нем была металлическая кокарда с личным номером полицейского и номером его подразделения. Подобные шлемы появились в полиции других стран, где их дополняли гребнями, подбородочным ремнем и шипами, но уже к 1900 году французские полицейские носили более практичное кепи с козырьком, и в континентальной Европе нормой стали фуражки. Отдавая предпочтение драматическому эффекту в ущерб практичности, итальянские блюстители правопорядка предпочитали наполеоновские двууголки, хотя летом они переходили на белые шлемы. В Америке шлем сохранялся до 1920‐х годов, и его успели запечатлеть на кинопленке в фильме «Кистоунские копы». Однако пробка служила плохой защитой во время гражданских беспорядков, и в Лондоне 1970‐х годов был введен шлем из твердого пластика на мягкой подкладке, хотя фасон головного убора остался традиционным. В 2002 году предпринимались попытки его изменить, но в итоге был сохранен первоначальный вид, так как в наши дни он приобрел неожиданную дополнительную функцию, став туристической достопримечательностью. Однако сотрудники полиции всех рангов надевают фуражки с козырьками для участия в автомобильных патрулях: как и с цилиндрами, со шлемами трудно управляться в автомобилях. Когда потребовались внушительные головные уборы для женщин-полицейских, был создан армированный котелок.

Ил. 15. Цилиндр полисмена. 1840

Ил. 16. Пожарные. 1910

Намного опередив полицейские шлемы, шлемы пожарных появились после Великого лондонского пожара 1666 года, когда были сформированы первые пожарные бригады. Первоначально пожаротушение самостоятельно организовывали местные жители, затем в XVIII веке эта задача перешла под контроль страховых обществ, вскоре признавших ценность униформы как для рекламы, так и для поддержания командного духа. Реклама страхового общества XVIII века демонстрирует героические фигуры мужчин в украшенных гребнями шлемах с отворотами на шее. Комиссар эдинбургской пожарной бригады в 1820‐х годах описывает «укрепленные кожаные шлемы, имеющие полые кожаные гребни для защиты от падающих материалов… отворот сзади, чтобы предотвратить попадание горящих веществ… на шею владельца»[140]140
  Cunnington. Р. 268.


[Закрыть]. Но к 1830 году пожарные, как и полицейские, стали носить цилиндры. Пожарные бригады вновь вернулись в ведение местного самоуправления, и когда в 1866 году была сформирована лондонская пожарная бригада, за образец для их медного шлема был взят шлем парижских пожарных (sapeurs-pompiers). Униформа варьировалась в разных городах, но этот блестящий шлем (ил. 16), на котором великолепно смотрится чеканный орнамент в виде перекрещенных пожарных гидрантов и факелов, прижился очень быстро. За три века в шлемах пожарных произошло поразительно мало изменений. Материалы теперь более легкие и прочные – с появлением электричества металл стал представлять опасность – но «римский» шлем первых пожарных до сих пор угадывается в очертаниях современной его версии «а-ля Дарт Вейдер».

Ил. 17. Почтальон. 1930‐е

Почтальоны нуждались в головных уборах для официальной идентификации, но также и в целях защиты: скорее от неблагоприятной погоды, чем от злоумышленников или падающих стройматериалов. В XVIII веке почтальоны, разъезжавшие на почтовых повозках, носили форму, похожую на ливрею кучера: первоначально это были шляпы с кокардами, а к 1830 году шляпы из бобрового фетра. Сотрудники Королевской почтовой службы состояли на службе английской короны, поэтому их униформа должна была производить должное впечатление. К 1790 году они красовались в алых ливреях и треуголках с золотой отделкой. Однако к 1830 году почтальоны, как и кучера, стали носить цилиндры. В 1861 году была введена новая форма: алая ливрея стала синей, но носилась с красным галстуком, также по ливрее и брюкам шел красный кант (ил. 17) – британцы по-прежнему ожидают, что почтовые ящики и почтовые фургоны будут красного цвета. В середине XX века была введена более мягкая фуражка с козырьком, знакомая юным телезрителям по передаче «Почтальон Пэт».