Текст книги "Только для мужчин"

– Алекс, сейчас в самом разгаре работа над новым номером. Не могу же я ее делать на больничной койке и со сломанной рукой. Кстати, что сказал доктор: как долго я здесь пробуду?

– По крайней мере несколько дней. Пуля вы-звала определенный шок. Доктор хочет быть уверен, что, прежде чем он тебя выпишет, ты хотя бы сможешь передвигаться.

– Тогда, Алекс, ты должен мне помочь! Я не могу собрать номер, находясь здесь.

– Ладно, я оставлю Мыльному Пузырю заявление о том, что через две недели уволюсь, а по вечерам буду работать над «Мачо». Это все, что я могу сделать.

– Этого более чем достаточно. Спасибо, дружище.

– Марк… – Марк едва ли не впервые видел своего друга смущенным. Отвернувшись, Алекс тихо сказал: – Я должен извиниться перед тобой, дружище. Я смеялся над тобой, говорил, что ты не сможешь этого сделать, называл тебя юнцом. Я был не прав. Ты это сделал, и сделал все сам.

– Я не все сделал сам. – Марк усмехнулся, вспомнив всех тех, кого он уговорил помочь. – Но, конечно, большую часть я сделал сам. Забудь об этом, Алекс, – понизив голос, добавил он. – Дело прошлое. Послушай, я создаю корпорацию – «Мачо энтерпрайзиз». Я консультировался с адвокатом, и он сказал, что это единственно возможный вариант. И выпускаю акции. Я хочу, чтобы ты стал главным редактором журнала. Так и будет указано в выходных данных, а я буду издателем. Даю тебе десять процентов акций с правом выкупить еще один пакет за десять процентов стоимости.

– Ты говоришь как настоящий бизнесмен, – усмехнулся Алекс. – В этом нет необходимости, дружище.

– Нет, есть. Поначалу твоя зарплата будет не слишком большой. Я не смогу платить тебе столько, сколько ты сейчас получаешь.

– Кто я такой, чтобы спорить? – Алекс поднял стоявший у его ног кейс. – У меня тут появилась одна идея, Марк. Я думаю, ты должен подробно написать о том, за что выступает «Мачо», каковы цели издания. Изложи все, что ты мне говорил, – как вывести секс из средневековья.

Алекс достал из дипломата папку, несколько карандашей, пачку желтой бумаги и положил все это на кровати рядом с Марком.

– Хитрож… подонок! – упрекнул его Марк. – Когда ты шел сюда, ты знал, что я предложу тебе работать в «Мачо»!

– Откуда я мог это знать? – с невинным видом возразил Алекс. – Я просто готовил для тебя еще одну записку.

– Ну конечно! – Однако подброшенная Алексом идея уже завладела его воображением. – В любом случае это прекрасная мысль! Как я сам не додумался! Я назову это… «Манифестом "Мачо"»!

– Видишь, что получается, когда два величайших ума работают вместе?

В дверях раздался какой-то шорох, и в палату вошла молодая медсестра. Ей было лет двадцать пять, и даже форменный белый халат не мог скрыть того факта, что у нее великолепная фигура. От шуршания шелка у нее под юбкой по телу Марка пробежала дрожь.

– Время посещения закончилось, мистер Лаваль, – тоном, не допускающим возражений, произнесла медсестра. – Доктор разрешил только короткий визит, а вы находитесь здесь уже полчаса. Нам нужно отдохнуть, не правда ли, мистер Бакнер?

– Ухожу, уже ухожу! – поспешно сказал Алекс, захлопывая кейс, и двинулся к двери. – Не напрягайся, дружище.

Медсестра уже вставляла градусник в рот Марку и щупала его пульс.

Остановившись в дверях, Алекс сказал, глядя на медсестру:

– Помни о своем состоянии, Марк.

Марк расхохотался, термометр выпал у него изо рта.

– У меня только рука не в порядке! – крикнул он вслед уходящему Алексу.

Неодобрительно ворча, медсестра подняла упавший на кровать термометр и осторожно положила на поднос с таким видом, как будто градусник сразу же густо облепили бесчисленные микробы. Марк принялся откровенно ее разглядывать. У медсестры была ярко выраженная нордическая внешность: васильково-синие глаза, светлые волосы, розовый цвет лица. Накрахмаленный халат едва не лопался под напором ее больших грудей.

– Как вас зовут? – поспешил спросить Марк, пока медсестра не засунула ему в рот другой термометр.

– Джейн, – подчеркнуто строго ответила она. – Всего-навсего Джейн. Как я понимаю, вы издаете журнал. Тогда, должно быть, вы умеете читать. – И она сурово указала на табличку, приколотую над ее левой грудью.

Марк только открыл рот, чтобы ответить, как она ловко засунула туда термометр.

Измерив температуру, медсестра сделала пометку в своих записях.

– У меня высокая температура?

– Немного повышенная. Но этого следовало ожидать, учитывая то, что с вами случилось.

– Вам не приходило в голову, что это может быть из-за вас? В вашем присутствии у кого угодно температура поднимется до небес.

Вместо ответа Джейн только строго посмотрела на него.

– Наверно, вам уже говорили об этом, – смущенно пробормотал Марк.

– Я слышу об этом по десять раз на дню, мистер Бакнер.

С этими словами она взяла свой поднос и вышла из палаты, оставляя за собой шуршащий след.

Ошеломленный Марк долго лежал, улыбаясь, затем встряхнул головой, взял папку с бумагой, которую оставил ему Алекс, и принялся писать:

«Для нашей страны настало время свободно говорить о сексе. И не только о гомосексуализме, хотя это тоже необходимо. Слишком долго секс относили к темным сторонам нашей жизни, о которых следует говорить только шепотом, слишком долго подвергали различным запретам. Этот синдром стыда приводит к тому, что и нагота находится под запретом. Человеческое тело прекрасно, так почему же мы должны его стыдиться? Если бы Господь желал, чтобы люди были все время прикрыты, Он сотворил бы нас одетыми.

Почему секс должен считаться чем-то постыдным? Секс – это естественная функция нашего организма, это источник наслаждения и удовольствия, общество не должно идти на поводу у моралистов-пуритан, загоняя его в чрезмерно жесткие рамки…

Особенно суровыми являются те запреты, которые препятствуют освещению проблем секса в печати. Журнал «Мачо» будет непоколебимым защитником сексуальной свободы во всех ее проявлениях. Наш боевой клич – долой оковы! Несомненно, впереди нас ждут враждебные выпады моралистов и постоянные попытки усилить цензуру. Мы будем бороться с ними всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами…»

Марк продолжал писать, карандаш так и летал по бумаге. Как будто прорвало плотину и все мысли, которые столько времени копились в его мозгу, вырвались наружу. Теперь у него есть аудитория и есть возможность влиять на нее.

Марк писал до тех пор, пока лекарство, которое ему дала медсестра, не начало оказывать свое действие. Карандаш вывалился из пальцев и покатился по одеялу. В следующее мгновение папка соскользнула с кровати и со стуком упала на пол.

Марк уже крепко спал…

Глава 6

Следующие два дня Марк яростно писал – если, конечно, ему позволяли доктор и медсестры. Он черкал, вставлял новые слова, переписывал. Кровать и пол были завалены листками желтой бумаги. Доктор и сестры ругались, но Марк не обращал на них внимания и продолжал работать, заставляя Джейн контрабандой приносить чистую бумагу.

Дело шло на поправку, температура спала, и доктор обещал через день выписать его из больницы.

– Честно говоря, мистер Бакнер, я нахожу, что вы нас уже чересчур утомили. Мне еще ни разу не приходилось видеть, чтобы лежачий больной вел такую кипучую деятельность.

И вот наступил момент, когда работа была закончена. В последний день своего пребывания в больнице Марк дописал последний абзац «Манифеста "Мачо"».

Он со вздохом откинулся на подушки. Марк немного устал, но в то же время испытывал приятное возбуждение. И напряженность в паху. Последнее его не особенно удивляло. Он часто испытывал это ощущение, закончив работу, которая ему нравилась.

Кроме того, прошло уже почти четыре дня…

В этот момент в палату вошла медсестра Джейн и, кажется, удивилась тому, что Марк больше не пишет.

– Исписались, мистер Бакнер?

– Все готово, – весело сказал он.

Она сложила разбросанные листки в ровную стопку.

– Я должна вам кое в чем признаться, мистер Бакнер.

К изумлению Марка, ее щеки порозовели еще больше.

– В чем же, Всего-Навсего-Джейн?

– В тот вечер, когда вы начали писать, в тот вечер… Я пришла и увидела, что вы спите, а вокруг валяется исписанная бумага. Я… ну, я прочла то, что вы написали, хотя это было нелегко – у вас не очень разборчивый почерк.

– Я знаю. Один мой друг сказал, что я пишу клинописью. – Он внимательно посмотрел на Джейн. – И что вы об этом думаете?

– Я… – Она отвела взгляд, затем быстро заговорила: – Я согласна с тем, что вы написали. Я думаю, что это совершенно правильно. Слишком много людей придерживаются старомодных взглядов на секс.

– А вы с этим не согласны?

– Я – нет!

Марк усмехнулся:

– Вы придерживаетесь своих убеждений на практике?

– Что? – Она вопросительно взглянула на него. – Я не понимаю…

– Я, например, живу согласно своим убеждениям. – Он вытянул ноги, и под простыней обозначилась выпуклость.

Джейн ахнула и покраснела еще больше.

– Мистер Бакнер!

– Друзья зовут меня Марк, а я считаю вас своим другом. По крайней мере мне бы так хотелось.

Он запустил руку ей под юбку и провел рукой вверх по ноге, гладкой, как шелк. Встретив тонкую преграду в виде теплых трусиков, рука Марка остановилась. Джейн сжала бедра.

– Мы… мы, наверно, сошли с ума! – яростным шепотом проговорила она, но не сделала ни малейшей попытки отодвинуться. – Дверь… в любую минуту сюда может кто-нибудь войти!

– Там есть замок. Зачем нужна отдельная палата, если в ней нельзя уединиться?

– Вы в гипсе.

– В гипсе у меня не самая важная часть тела.

Ретировавшись из-под юбки, Марк взял руку Джейн и положил на свой пах.

– Господи! – Она покачнулась, закрыла глаза, дыхание ее участилось. Пальцы Джейн ласкали его лишь секунду, затем она отдернула руку.

Вновь забравшись ей под юбку, Марк быстро достиг самого верха. Обхватив ее промежность, он почувствовал, как она стала влажной.

Все еще не открывая глаз и закусив нижнюю губу, Джейн слегка покачивалась взад-вперед и тихо стонала.

Наконец, точно очнувшись, она со вздохом сказала: «Господи, я определенно сошла с ума!» – и поспешила к двери, чтобы запереть замок. Затем, отвернувшись от Марка, она стянула с себя трусы. Мелькнули розовые бедра и черный пояс для чулок. Когда она снова повернулась, Марк уже лежал, откинув простыню и распахнув нелепый больничный халат.

Джейн быстро взобралась на кровать и оседлала Марка, встав на колени. Затем одной рукой приподняла свою юбку, а другой, обхватив его член, резким движением направила его в себя.

Почувствовав прилив наслаждения, Марк начал двигать бедрами.

– Нет, нет, просто лежи! – выдохнула Джейн. – Ты можешь повредить свою… – Она замолчала и принялась неистово двигаться.

В этом было что-то странное – их губы ни разу не встретились, они не ласкали друг друга, если не считать мимолетного прикосновения через простыню. Марк даже не видел ее груди. Соприкасались только их половые органы. И вот именно эта странность как раз сильно возбуждала Марка. Было слышно лишь тяжелое дыхание Джейн и чмокающие звуки, которые издавала их слившаяся плоть.

Она скакала на нем, закинув голову назад и прижав руки к бокам. Здоровой рукой Марк поглаживал левую ногу Джейн. Мышцы бедра были твердыми, как канаты.

Удовлетворение наступило очень быстро.

Почувствовав, что кончает, Марк задрожал, выгнулся дугой и разрядился в нее. Из груди его вырвался стон.

Дрожа всем телом, Джейн раскачивалась взад и вперед, приглушенно вскрикивая от экстаза. Даже когда Марк рухнул на постель, она продолжала двигаться, потом наконец остановилась, но по-прежнему сидела сверху. Лицо Джейн сильно покраснело. Ее глаза были теперь открыты, но смотрели на Марка невидящим взглядом.

– Я совсем сошла с ума! – прошептала она.

Едва Джейн соскользнула с кровати, они оба, словно по сигналу, услышали, как поворачивается вверх-вниз дверная ручка. Глядя на нее, Джейн застыла от ужаса. В дверь постучали.

– Господи! – Она поспешно подняла с пола свои трусы и, не надевая, сунула в карман. Стук повторился, на этот раз еще настойчивее.

– Минуточку! – крикнула Джейн, озираясь по сторонам. Ее возбуждение еще не прошло, лицо было по-прежнему красным. Подбежав к двери, Джейн отперла ее. Пока она суетилась, Марк успел прикрыться.

Дверь распахнулась, и на пороге появился встревоженный Алекс.

– Я подумал, что Марку стало хуже…

– Прошу прощения, сэр, – выпалила Джейн. – Я мыла пациента и не хотела, чтобы кто-нибудь…

Не договорив, она проскользнула мимо Алекса и исчезла из виду.

Алекс с задумчивым видом закрыл дверь и вошел.

– Мыла, значит? Стало хуже? Черт! – Он усмехнулся. – Ты ее трахал, что ли? Вот почему дверь была заперта!

– Ссылаюсь на Пятую поправку.[1]1
  Поправка к Конституции США, которая позволяет не давать показаний против самого себя.


[Закрыть]

– Ты можешь ссылаться на Пятую, Шестую или Десятую поправку, дружище, но я все равно знаю, что ты трахал эту медсестру. Господи, ты неисправим!

Марк жестом указал на стопку бумаги, лежавшую на столе:

– Она прочитала первую часть «Манифеста» и полностью с ним согласилась.

– Ты уже его закончил? – Алекс пододвинул стул, закурил сигару и начал читать. Через минуту палата была заполнена коричневым дымом. Прочитав несколько страниц, Алекс поднял глаза на Марка. – Значит, согласилась? Если такое случается с каждой бабой, которая это прочитает, тебе лучше стать затворником.

Он продолжил чтение. Привыкший к каракулям Марка, Алекс разбирал их без особого труда.

– Это великолепно, дружище, просто великолепно! – наконец воскликнул он. – Я дочитаю сегодня в офисе. Это будет сенсацией, вот увидишь. Тираж обязательно подскочит.

Марк был очень доволен – как и всегда, когда слышал похвалу от Алекса, – но виду не подал.

– И даже редактировать не нужно? – грубовато спросил он.

– Ну, может быть, немного вот здесь и здесь, – отмахнулся Алекс.

Марк сел.

– Только попробуй, Алекс Лаваль! Если изменишь хоть слово, я тебя убью!

– Да будет тебе! – засмеялся Алекс. – Это все твое, и только твое. Я даже не прикоснусь к твоим драгоценным словам – клянусь. – Он выдохнул облако дыма и откинулся на стуле. – Мы должны кое-что решить, дружище. Этот Бен Поуг…

– Ну да, я ждал, что ты об этом заговоришь. Но ведь без него, Алекс, я не добился бы такого тиража, как сейчас.

– Это бесспорно. Но сейчас он уже стал обузой. Нам он больше не нужен, а его репутация только создает лишние проблемы. Нам нужно проникнуть в аптеки, в универмаги – повсюду, где продаются журналы.

– Он будет в бешенстве, когда об этом узнает.

– И пускай. Я все беру на себя, ладно?

– Еще бы! А ты сможешь найти нам хорошего распространителя?

– Без проблем. Положись на меня. С тех пор как прошел слух, что скоро я стану главным редактором «Мачо», ко мне уже с этим подкатывались.

– Слух? – с подозрением переспросил Марк. – Готов поспорить, что знаю, кто его распространяет: ты сам.

– Просто стараюсь помочь твоему ребенку побыстрее подрасти. – Алекс обратил к нему невинный взгляд. – Ты ведь хочешь, чтобы твое детище росло, не так ли?

– Если бы я тебя послушал, оно никогда бы не родилось!

Алекс притворно вздохнул:

– Что мне не нравится, так это высказывания типа «А что я тебе говорил?».

– Ты будешь это выслушивать каждый раз, когда забудешь о…

В этот момент дверь распахнулась и в палату вошла Джейн – строгая, аккуратная, полностью овладевшая собой.

Резко остановившись, она замахала перед лицом обеими руками.

– Господи, дым! Мы горим! – Она открыла окно. – Здесь категорически запрещается курить!

– Прошу прощения, сестра, – промямлил Алекс и попытался загасить тлеющий окурок.

– Нет! – строго сказала Джейн. – Не смейте оставлять здесь эту гадость. На выход, на выход – и вы, и ваша сигара!

– Я иду, иду. – Алекс вскочил на ноги, поспешно собрал листки с «Манифестом "Мачо"» и направился к выходу. – До скорого, дружище.

– Это уж точно. Завтра я отсюда выписываюсь.

После ухода Алекса Джейн принялась убирать в комнате, стараясь не смотреть в сторону Марка. Он наблюдал за ней, посмеиваясь про себя.

Вскоре она закончила работу и, так и не сказав ни слова, собралась уходить.

– Сестра! – позвал Марк.

Помедлив, Джейн обернулась.

– У меня вот тут что-то распухло.

Отбросив всю свою сдержанность, она тут же подлетела к нему.

Александр Лаваль никогда не мечтал о том, чтобы стать редактором журнала. Собственно, в старших классах он даже не очень-то любил читать.

Он родился и вырос в «маленькой Италии», перенаселенном итальянском квартале Гринвич-Виллидж. Отец его был французом, а мать итальянкой – не слишком удачное сочетание, как думал Алекс позже, уже будучи взрослым. Семья жила хоть и бедно, но никогда особенно не нуждалась. Отец Алекса был шеф-поваром, однако поступить на работу в первоклассный ресторан ему не удавалось, поэтому он никогда не получал большой зарплаты. Чтобы увеличить доход семьи, мать Алекса вынуждена была работать.

Алекс был средним из троих сыновей. Поскольку мать много работала, надзор за детьми был довольно слабым. После школы мальчики часами слонялись по улицам. Старший бросил школу в пятнадцать лет и вскоре оказался в исправительном учреждении, дважды попавшись на краже автомашин. Следующие десять лет он то выходил из тюрьмы, то попадал в нее снова, пока не погиб во время тюремного бунта. Младший сын пошел другим путем: выучившись на дантиста, он стал преуспевающим зубным врачом.

Отец хотел, чтобы Алекс стал юристом, мать считала, что быть врачом гораздо лучше. Собственно, их удовлетворила бы любая респектабельная профессия. Но редактор журнала?

В юности Алекс мало беспокоился о своем будущем. Уже тогда он стремился к жизненным удовольствиям. Гурманские наклонности он унаследовал от своего отца, а чувственную натуру, вероятно, от обоих родителей. С пятнадцати лет у него не было проблем с сексом. Алекс нашел аптекаря, который продавал ему презервативы, и расходовал их по пачке в неделю, проявляя неожиданную даже для него самого осторожность.

Продолжая бродить по улицам, он несколько раз просто ради собственного удовольствия воровал какие-то вещи – не очень дорогие. Алекс никогда не входил ни в одну из уличных банд, а его недюжинные рост и сила внушали всем должное уважение. Его не трогали, хотя обычно парень, не принадлежавший ни к одной из банд, рисковал быть избитым всякий раз, когда он оставался один.

Позднее он благодарил судьбу за то, что не попался на воровстве. Дело было не в особой проницательности Алекса; даже самые умные из его друзей детства провели значительную часть своей жизни в тюрьме либо были убиты полицией или сообщниками.

Конечно, некоторым удалось выжить и стать влиятельными фигурами преступного мира. Один из таких друзей Алекса, Дом Пассаро, теперь был одним из главарей мафии и занимался игорным бизнесом. Алекс до сих пор каждый год получал от него на Рождество поздравительную открытку.

Когда Алекс окончил школу и поступил в колледж, он по-прежнему неясно представлял себе свою будущую жизнь. Располагая неплохими физическими данными, он мог стать отличным спортсменом. Однако, позанимавшись год футболом, он бросил, решив, что это слишком глупая игра.

В колледже Алекс выбрал курс искусствоведения. Он теперь много читал – и старых мастеров, и современных литераторов. Однако инстинктивно чувствовал, что писателем ему никогда не стать. Его таланты лежали в другой области. Он начал сотрудничать в издаваемой колледжем газете, а в последние два года учебы даже был ее редактором.

Алексу нравилось, когда жизнь вокруг него кипит. Он устроился было в газету, но вскоре понял, что пройдут долгие годы, прежде чем его допустят к репортажам – то есть туда, где действительно все кипит.

Он перешел в издательскую группу, выпускавшую серию журналов приключений, и наконец нашел дело по душе. Через два года Алекс уже был редактором одного из этих журналов. Под его руководством журнал опередил другие издания компании аж на пятьдесят тысяч экземпляров в месяц.

Но через пять лет эта работа Алексу наскучила. Независимо от политики редактора рынок для журналов подобного типа был ограничен. Поэтому Алекс с радостью воспользовался возможностью перейти на работу к Ласло Сноу, не задумываясь о том, что во многих отношениях ему будет неуютно у Ласло, ультраконсерватора по своим убеждениям и диктатора по натуре…

Теперь Алекс вновь чувствовал себя ожившим. «Мачо» манил своими почти неограниченными перспективами. Работая в тандеме с Марком, они сделают из «Мачо» журнал, о котором заговорят во всем мире.

В ту же минуту, когда Алекс, еще даже не уволившись от Сноу, приступил к работе над «Мачо», его охватило давно забытое возбуждение. Только теперь Алекс понял, каким инертным и самодовольным он стал. Нельзя так бояться риска.

Когда Алекс сказал Ласло Сноу, что увольняется, чтобы занять пост главного редактора «Мачо», Сноу возмущенно фыркнул:

– Неужели вы собираетесь влезть в эту грязь?

– Ну, грязь бывает разная, – весело ответил Алекс.

После долгих колебаний Сноу пообещал значительную прибавку к жалованью, но Алекс, не раздумывая, отказался.

Теперь ему предстояло принять еще одно важное решение и покончить со своим многолетним холостяцким существованием. Он собирался сделать предложение.

Алекс встречался с Эллен Кондон уже больше года – значительно дольше, чем обычно длились его отношения с женщинами. Это была спокойная, привлекательная двадцатисемилетняя женщина, и Алекс знал, что она любит его. Он встретил Эллен в литературном агентстве, которое многие годы снабжало его огромным количеством материала. Она была секретарем агента. Благодаря своей интуиции Эллен могла точно определить, что пойдет на литературном рынке, а что нет. Последние два года агент отправлял весь приходящий материал на рассмотрение Эллен и следовал ее рекомендациям.

Однако единственное, чего Эллен действительно хотела добиться в жизни, – это выйти замуж и завести детей, в чем она откровенно призналась Алексу. Они спали вместе уже несколько месяцев. Нельзя сказать, чтобы Эллен так уж сильно его возбуждала, но она отдавалась ему с готовностью и, похоже, наслаждалась тем, что делала. Фигура у нее была вполне привлекательная, хотя и, как подозревал Алекс, с некоторой склонностью к полноте. Однако ему, с его аппетитом и, соответственно, постоянным лишним весом, по правде говоря, грех было бы к этому придираться. И собеседницей Эллен была приятной – умной, но без претензий. Алекса она боготворила.

Что же касается самого Алекса, то он как раз достиг такого периода в своей жизни, когда подумывал о том, чтобы осесть и успокоиться.

Любил ли он Эллен? В этом Алекс не был уверен, но он определенно относился к ней с нежностью. До сих пор он никогда не испытывал того сильного чувства, которое описывалось в прочитанных им бесчисленных рукописях. Может быть, любовь – это всего лишь вымысел впечатлительных авторов, выдумка, освященная церковью и обществом ради беспрепятственного продолжения человеческого рода? Или все же любовь действительно существует? Если даже и так, то Алекс ее не нашел и теперь уж вряд ли найдет, поскольку его молодость уже позади.

В тот день, когда Алекс забежал в больницу за «Манифестом "Мачо"», он пригласил Эллен на ужин.

Шотландка по происхождению, она обожала итальянскую кухню. Алекс тоже – при условии, что в заведении хороший шеф-повар. Впрочем, он ценил хорошую еду, приготовленную представителями любой этнической группы. Алекс старался реже посещать итальянские рестораны, поскольку итальянская пища слишком калорийна. Но сегодняшний вечер принадлежал Эллен, и Алекс привел ее в маленький закуток на Сорок пятой неподалеку от Бродвея, где находился лучший во всем Нью-Йорке (по крайней мере с точки зрения Алекса) итальянский ресторан. Зал вмещал не более двадцати человек, и Алекс не был бы самим собой, если бы не заказал места заранее.

Владелец заведения и одновременно шеф-повар, высокий и худой субъект с внешностью разъ-яренного крокодила, из алкогольных напитков подавал только вино.

– Алкоголь убивает вкусовые качества, синьор Алекс. Выпить что-нибудь крепкое – все равно что отрезать себе язык. Однако, – добавлял он, целуя кончики пальцев, – хорошее вино, конечно, не такое, какое подают лягушатники, наоборот, только помогает оценить соусы, приготовленные Луиджи!

Совершенно случайно Алексу довелось узнать, что Луиджи (настоящее имя которого было совсем другим) родился всего в двух кварталах от того места, где вырос он сам, и что акцент его был, естественно, напускным. Тем не менее Алекс никогда не оспаривал эту выдумку.

После того как Луиджи лично принял у них заказ (Алекс заказал фирменное блюдо, лазанью) и принес бутылку красного вина, Алекс провозгласил тост:

– За нас, Эллен, и за долгое счастье!

Они чокнулись.

– Ты не упомянул в этом тосте о «Мачо», – улыбаясь, заметила Эллен.

– Ты и «Мачо» в одном тосте – это было бы уже слишком, – застенчиво сказал Алекс.

– Почему же? Думаешь, я не знаю, что для тебя значит твоя работа?

– Ты тоже много для меня значишь, Эллен. И я надеюсь, что всегда смогу не смешивать одно с другим.

Они выпили.

– Значит, всегда, Алекс? – спросила Эллен, насмешливо посмотрев на него. – Это относится ко мне? Или к какой-нибудь следующей женщине?

– Эллен… – Внезапно смутившись, Алекс уставился на клетчатую скатерть.

– Да, Алекс?

– Я собирался подождать до тех пор, пока не накормлю и не напою тебя, но… – Он взял ее за руку. – Эллен, я хочу, чтобы ты была моей женой. Я прошу тебя выйти за меня замуж. Ты согласна?

– О, Алекс! Дорогой! – Слезы брызнули из глаз Эллен.

– Это и есть твой ответ? Слезы? – мягко сказал он.

Она стиснула его руку.

– Ты знаешь мой ответ, и знаешь его давно. Но я думала, что ты никогда этого у меня не спросишь. Господи, я говорю «да»! Конечно, я выйду за тебя замуж!

– Спасибо, милая. – Привстав, они поцеловались. – Я сделаю все, чтобы ты была счастлива.

– Я никогда не буду счастливее, чем сейчас!

– Конечно, теперь, когда я ухожу с высокооплачиваемой работы в новый журнал, который может в любую минуту прогореть, быть может, не лучшее время для женитьбы.

Эллен похлопала его по руке.

– Если меня это не беспокоит, то к чему тебе беспокоиться? Журнал не прогорит, его ждет большой успех. Особенно если ты будешь им руководить.

– Приятно, когда тебя хвалят. – Он усмехнулся. – Однако главная заслуга принадлежит Марку.

– Неправда! Ты рассказывал мне, как много вы об этом говорили. Я уверена, что большинство идей принадлежит тебе…

Алекс прервал ее:

– Этот его «Манифест "Мачо"» – сегодня днем я его забрал и прочитал. Это великолепно, Эллен, просто великолепно! Ничего подобного до сих пор не появлялось. Когда манифест будет напечатан, он произведет революцию в издательском деле.

– Из того, что ты мне рассказывал, у меня создалось впечатление, что главная цель Марка – революция в области секса.

Алекс внимательно посмотрел на нее:

– И это тоже. Но даже если так, что здесь плохого?

– Наверно, ничего, – опустив глаза, пробормотала Эллен. – Однако любая революция имеет тенденцию заходить слишком далеко.

– Весьма глубокая мысль, – насмешливо сказал Алекс. – Но не забывай, что эта страна имеет одну особенность… Мы никогда не заходим слишком далеко. Маятник всегда возвращается обратно. На нас что-то оказывает стабилизирующее влияние. Так будет и на этот раз.

– Надеюсь, что ты прав. Боюсь, что у меня несколько старомодные взгляды на секс.

– Не такие уж и старомодные, детка. – Алекс широко улыбнулся. – В постели ты никогда не была старомодной.

Эллен покраснела и отвела взгляд. Алекс от души рассмеялся. В мире осталось не так уж много женщин, способных краснеть.

В это время принесли заказ, и они начали есть. За едой Алекс пересказывал Эллен содержание «Манифеста "Мачо"», с энтузиазмом размахивая вилкой, словно дирижерской палочкой.

– Это вполне логично, – сказала Эллен, когда он кончил.

– Конечно. А ведь ты, кажется, не согласна с идеями, высказанными в манифесте. Я думал, ты считаешь себя современной женщиной.

– Ну, не настолько. Но в целом я согласна. Только вот одно… Тебе не кажется странным, что это касается только мужчин? А как насчет сексуальной свободы для женщин?

– Но это ведь подразумевается, Эллен, неужели не ясно? – с некоторым раздражением сказал Алекс. – В конце концов, «Мачо» предназначен именно для мужчин. Ты очень кстати напомнила мне… Я не сказал Марку, что обо всем этом думаю. – Он посмотрел на часы. – Еще не поздно позвонить в больницу. – Он улыбнулся как мальчишка. – И я должен сообщить ему насчет нашей свадьбы. Он будет рад.

– Готова поспорить, что знаю, какими будут его первые слова… А кто такая Эллен Кондон?

Алекс посмотрел на нее с удивлением:

– Но он ведь пару раз тебя видел!

– Я знаю. Марк помнит только тех, кто полезен для того дела, которым он занимается в данный момент. Я готова также поспорить, что женщин, с которыми он когда-либо занимался любовью, Марк помнит только по именам – если вообще помнит.

Алекс потянул себя за бороду.

– Не знал, что тебе не нравится Марк, Эллен.

– Не то чтобы не нравится… Скорее, я его немного боюсь.

– Боишься? Но почему, Эллен?

Она беспомощно махнула рукой.

– Я не могу выразить это словами. Просто я думаю, что он никогда не успокоится на достигнутом. Будет вновь и вновь что-то себе доказывать. Он похож на заядлого игрока, который чем больше выигрывает, тем азартнее становится. Я где-то читала, что такой игрок – даже самый удачливый – в глубине души желает проиграться в пух и прах. Желание, почти равносильное самоубийству. Он играет снова и снова, разрушая все, что его окружает. Вот почему я боюсь. Я боюсь, что это может случиться и с тобой.

– Вот так-так! – Алекс притворно нахмурился. – Знаешь, я всегда говорил, что женщинам нельзя много читать. От этого страдает их хваленая интуиция.

– Извини, Алекс. – Она погладила его по руке. – К чему мне беспокоиться о Марке Бакнере? Ты единственный мужчина в моей жизни, и я уверена, что ты сумеешь за себя постоять. Иди звони. Какая разница, помнит ли он, кто такая Эллен Кондон? Он будет счастлив, что тебе нравится его «Манифест» – уж в этом женская интуиция меня не обманывает.