Текст книги "Ветер чужого мира"

5

Машины не обратили на них никакого внимания. Диковинные механизмы высотой в половину человеческого роста напоминали пауков. Помимо двигавшихся на шарнирах рук и ног у пауков имелись стальные щупальца, похожие на серебристых змей.

Сверху над машинами висел плотный рой стальных жуков. Вне всякого сомнения, именно они управляли подготовкой корабля к запуску.

– Когда все будет готово, в нашем распоряжении останется не больше трех минут, – сказал брату Хьюг. – За это время нужно успеть поместить наше послание в контейнер. И еще: до самого старта придется как-то сдерживать эту ораву, не подпуская ее к кораблю. Эти твари быстро заподозрят неладное и попытаются оттеснить нас от площадки. Но если мы сумеем продержаться…

– Должно быть, марсиане уже сообщили на Землю об отправке, – перебил его Скотт. – Помнишь, мы всегда узнавали об этом за несколько дней? Может, теперь они не называют место приземления, но док в любом случае будет ждать корабль.

Сжимая в руках тяжелые молотки, братья застыли в напряженном молчании.

Все пространство вокруг стартовой площадки было заполнено стальными пауками, но в их действиях отсутствовал даже намек на хаос. Каждый знал свою работу и выполнял ее с поразительным умением и быстротой. Заканчивались последние приготовления, проверялись все настройки. Рой стальных жуков, неусыпно наблюдающих за происходящим вокруг корабля, вырос до размеров облака.

– Пора начинать, – негромко произнес Хьюг.

Скотт молча кивнул.

– Учти, малыш, тебе придется сдерживать натиск этих тварей, – еще раз напомнил ему брат. – Правильно рассчитай силы. У контейнера две крышки: наружная и внутренняя. Мне нужно будет отвинтить их, вложить послание и завинтить снова. Просто оставить послание на корабле нельзя. Оно сгорит, как только корабль войдет в плотные слои земной атмосферы.

– Действуй, Хьюг. У тебя получится, – стараясь, чтобы голос его звучал бодро, откликнулся Скотт. – Я не подпущу эту мерзость к тебе.

Стальные пауки как по команде откатились от площадки, и вокруг нее образовалось несколько ярдов пустого пространства.

– Вперед! – крикнул Хьюг.

Оба метнулись к пусковой площадке.

Их нападение было полной неожиданностью для марсианских машин. Один из пауков загородил было братьям дорогу, но Скотт ударом своего молотка сплющил ему корпус. Паук, лихорадочно перебирая щупальцами, повалился на песок.

В считаные секунды Хьюг успел вскарабкаться по лестнице и оказался возле корабля.

На Скотта, зловеще размахивая щупальцами, двинулся другой паук. Скотт пригнулся. Щупальце просвистело у него над головой. Тогда землянин выпрямился и, как и в первый раз, ударил молотком по корпусу. Ошеломленный паук (если этим механическим тварям было знакомо подобное чувство) зашатался, попятился назад и упал.

В несколько прыжков Скотт оказался у основания лестницы, по которой взобрался его брат, поднялся на пару ступенек и занял круговую оборону. Паук, рискнувший приблизиться, с глухим лязгом покатился вниз. Его место тут же заняли другие. Их щупальца извивались, стараясь зацепить Скотта и сбросить вниз. Какому-то пауку это почти удалось: Скотт только чудом удержался, когда металлическая змея ударила его по ноге.

Боль прибавила землянину ярости. Тяжелый молоток, совсем не предназначенный для войны с марсианами, крушил стальных пауков. Пространство вокруг площадки заполнялось их помятыми и продавленными телами.

Краешком глаза Скотт видел, что Хьюг уже успел вложить конверт с посланием в контейнер и завернуть внутреннюю крышку. Оставалось лишь поставить на место внешнюю, но та была массивнее и требовала бо́льших усилий.

А времени до старта оставалось совсем мало. Возможно, считаные секунды. А ведь братьям нужно было еще убраться подальше от площадки, иначе пламя двигателей их испепелит.

У Скотта взмокло все тело. Едкий пот заливал глаза, мешая смотреть, щекотал ноздри и стекал вниз. Судя по звукам, доносившимся сверху, брат заворачивал последнюю гайку на внешней крышке контейнера.

Увидев, что к нему подбирается еще один механический паук, Скотт словно забыл, что перед ним всего-навсего машина, размахнулся и в неизъяснимом бешенстве ударил. Молоток пробил металлический корпус и застрял внутри.

Увлекшись расправой, землянин не заметил, как вокруг его ноги обвилось щупальце другого паука. Скотт потерял равновесие и рухнул в гущу копошащихся металлических тел.

Сражение продолжалось. Чувствовалось, что и у пауков прибавилось решимости покончить с землянином. Они напирали на Скотта отовсюду. Он наносил удары, упрямо пробиваясь сквозь стену металлических рук и щупалец.

Передняя, смотровая, часть его шлема была сделана из сверхпрочного материала. При ударе этот материал не крошился, но начинал быстро покрываться густой сетью мелких внутренних трещин, полностью теряя прозрачность.

Теперь Скотту приходилось двигаться ощупью и наносить удары наугад. Но не это было самым страшным: на корабле имелись запасные шлемы. Гораздо хуже, что ему порвали ткань скафандра: чья-то металлическая рука вырвала целый лоскут. Нос и легкие сразу же обожгло едким марсианским воздухом.

Скотт неистово размахивал молотком, испуская дикие крики, похожие на боевой клич индейцев. Он слышал, как падали металлические тела. Над головой по-прежнему надсадно звенели стальные жуки.

Потом все звуки потонули в чудовищном реве, сравнимом разве что с грохотом Ниагарского водопада. Двигатели марсианского корабля! Он улетает на Землю!

– Хьюг! – обезумев от радости, завопил Скотт. – Хьюг, мы сделали это! Мы отправили послание!

Атака металлических пауков разом прекратилась. Скотт едва держался на ногах, обливаясь потом. Все тело болело, но он ликовал.

Они с Хьюгом победили! Они отправили послание! Земля получит предостережение, и марсиане лишатся возможности завоевать соседнюю планету. Все планы, все мечты марсианских лилий (если эти цветы умеют мечтать) теперь обречены на провал.

Скотт отвинтил и швырнул на песок теперь уже бесполезный шлем… Он стоял, окруженный кольцом механических пауков, которые наблюдали за ним в ожидании его дальнейших действий.

– Ну, что же вы испугались?! – крикнул им Скотт. – Вас много, а я один! Неужели струсили?

Кольцо пауков разомкнулось. На песке лежало что-то похожее на обгорелый скомканный мешок. Скотт выронил молоток и чуть не захлебнулся враз подступившими слезами.

– Хьюг!

Песок вокруг брата был опален пламенем двигателей. Спотыкаясь, Скотт подошел ближе.

– Хьюг! – снова позвал он. – Хьюг, очнись!

Бесформенный мешок не шевельнулся. Хьюг Никсон был мертв.

Мутными от слез глазами Скотт оглянулся на марсианские машины. Те, что он повредил, валялись неподвижно. Остальные двигались к зданию, чтобы исчезнуть в его стальных недрах.

– Будьте вы прокляты! – крикнул Скотт, обращаясь не к машинам, а к марсианским лилиям. – Гнусные, бездушные цветы!

Скотт понимал всю нелепость своих обвинений. Растительная цивилизация Марса была начисто лишена каких-либо чувств. Обитатели красной планеты не знали ни любви, ни радости победы, ни горечи поражения. И жажды мести они тоже не знали. Цивилизация марсианских лилий была холодной, механистичной, подчиненной своей, растительной, логике. Марсиане предпринимали только те действия, которые достигали цели. Пока был шанс не допустить людей к кораблю, пока еще можно было отложить полет и извлечь опасное послание, они сопротивлялись. Но корабль все-таки взлетел, и его невозможно вернуть назад. Ситуация осталась в прошлом, и о ней следовало забыть.

Скотт бросил взгляд на тело брата… Гарри Декер, Джимми Болдуин, а теперь и Хьюг Никсон. Трое землян, достигших Марса и нашедших здесь свой конец. Вряд ли он, Скотт Никсон, надолго переживет своих соплеменников. Человек не может дышать марсианским воздухом.

Скотту вспомнились слова Хьюга, сказанные в день их встречи: «Несколько часов ты им сможешь дышать. Но это будут твои последние часы».

Скотт оглянулся по сторонам. Нескончаемые пески марсианской пустыни с ярко-красными пятнами лилий, все так же подрагивающих на ветру. Все те же стальные жуки, поблескивающие под неярким солнцем. И стальное здание без окон и дверей.

Дышать становилось все труднее. Чувствуя, как у него царапает в горле и жжет в легких, Скотт наклонился, поднял обгоревшее тело брата и понес туда, где белели кресты.

– Надо успеть сделать ему крест, – прошептал он.

Высоко над головой, в космической дали, светилась голубая планета.

Вы проиграли, марсиане! Земля не станет рабыней вашей бездушной, вымирающей цивилизации!

Новый вид связи

1

Эйнштейн не пришел. Это было необычно. Эйнштейн очень редко опаздывал или отсутствовал. Обычно он ждал, когда можно будет приступить к обучению, которое продолжалось уже в течение месяца. Джей Мартин предпринял новую попытку.

– Эйнштейн. Эйнштейн. Ты здесь?

Но Эйнштейна не было.

Консоль перед Мартином гудела, мерцали сенсоры. В отсеке царила тишина – технологическая пустота, изолированная от внешнего мира. Мартин протянул руку и поправил шлем.

– Эйнштейн. Эйнштейн. Где вы?

Первые ростки паники проклюнулись в сознании Мартина. Быть может, Эйнштейн решил отказаться от работы, посчитав ее бесполезной? И он (или она, оно, они?) просто ускользнул прочь, бросил его, окончательно потеряв надежду чему-то научить такого тупого и невежественного ученика, как он?

Что-то переместилось, в далекой пустоте раздался тихий свист. Странно, подумал Мартин, оно всегда появляется именно так – неприятное ощущение далекой пустоты. Ведь на самом деле не было ни расстояния, ни пустоты. Несущие волны защищены от любых ограничений электромагнитного спектра. Мгновенное действие, никакого отставания по времени, словно пространства, материи и времени попросту не существует.

– Эйнштейн? – спросил он, убежденный, что это не Эйнштейн.

Он не ощущал присутствия Эйнштейна, хотя и не сумел бы объяснить, как он его распознавал.

Вновь раздался тихий свист.

– Да, – сказал Мартин, – я здесь. Кто ты?

И голос (мысль? пульс? разум?) заговорил:

– Критическая точка, – сказал голос.

– Не понял. Критическая точка чего?

– Вселенной. Вселенная достигла критической точки. Наступила всеобщая смерть. Вселенная добралась до самой далекой точки. Теперь она заканчивается. Энтропия достигнута.

– Вы говорите странные вещи, – сказал Мартин.

– Вселенная всегда стремится к энтропии.

– Только не здесь, – возразил Мартин. – Здесь нет энтропии. Звезды все еще горят.

– У края. На внешней границе. Край вселенной достиг точки энтропии. Смерти тепла. Энергии нет. Начинается обратное падение. Она отступает.

Даль посвистывала. Пустота причитала.

– Вы на краю?

– Рядом с границей. Вот откуда мы знаем. Наши измерения…

Даль взвыла, заглушив последние слова.

– Как долго? – спросил Мартин. – Сколько осталось до конца?

– Столько, сколько прошло от начала времен. Наши подсчеты…

– Пятнадцать миллиардов лет, – сказал Мартин.

– Нам непонятны ваши единицы измерения.

– Не важно, – сказал Мартин. – Не имеет значения. Мне не следовало произносить эти слова.

– Какая досада! Какая ирония!

– Досада? И при чем здесь ирония?

– Мы так долго пытались. Все так долго пытались. Понять вселенную, а теперь у нас нет времени.

– У нас полно времени. Еще пятнадцать миллиардов лет.

– Возможно, у вас они есть. А у нас – нет. Мы слишком близко к краю. Мы попали в зону смерти.

Мольба о помощи, подумал Мартин. Жалость к себе. Он был потрясен: раньше они никогда не просили о помощи.

Собеседник Мартина перехватил его мысль.

– Нет, мы не просим помощи. О ней не может быть и речи. Это предупреждение.

Затем мысль исчезла. Даль и пустота несколько мгновений посвистывали, а потом наступила тишина.

Мартин, сгорбившись, сидел в отсеке, на его плечи навалились гигантские расстояния и пустота.

2

День для Пола Томаса начался неудачно.

Пронзительно заверещал сигнал связи.

– Слушаю, – сказал он.

Голос его секретарши произнес:

– Мистер Рассел хочет с вами поговорить.

Томас состроил гримасу.

– Пусть войдет.

Рассел – чопорный и педантичный – вошел в кабинет и уселся на стул, стоявший напротив письменного стола Томаса.

– Что я могу сегодня сделать для отдела исследований и разработки? – спросил Томас, опуская вежливые банальности.

Рассела они никогда не интересовали.

– Гораздо больше, чем вы делаете сейчас, – ответил Рассел. – Проклятье, Пол, мне известно, что вы по уши зарылись в информацию. Она копится и копится. Но мы ничего от вас не получаем вот уже шесть месяцев. Конечно, мне известны правила, но не слишком ли строго вы их придерживаетесь?

– Что вас интересует?

– Во-первых, проблемы перемещений со скоростями, превышающими скорость света. Мне известно, что Мартин…

– Мартин продолжает над этим работать.

– Но у него уже должно что-то быть. Ведь он не только превосходный телепат, но и первоклассный астрофизик.

– Это правда, – не стал возражать Томас. – Нам редко удается заполучить таких людей, как он. Чаще всего попадаются парни с фермы или девушки, работающие в универсальных магазинах. Мы курируем несколько специальных программно…

– Только не надо уводить разговор в сторону, Пол. Мои люди с нетерпением ждут возможности начать работу над БСС[6]6
   Больше скорости света.


[Закрыть]. Мы знаем, что у вас кое-что есть.

– Самое смешное, что тут вы ошибаетесь.

– Мартин уже несколько месяцев этим занимается.

– Да, занимается. И ничего не понимает. И мы оба начинаем думать, что он неподходящий человек для решения подобных задач.

– Неподходящий человек? Астрофизик?

– Бен, возможно, дело вовсе не в физике.

– Но он вывел уравнения.

– Уравнения – да. Но они не имеют смысла. Вопреки распространенному мнению сами по себе уравнения не обладают магией. В них должен присутствовать смысл, а в этих нет ни малейшего. Джей думает, что они не имеют отношения к физике.

– Не имеют отношения к физике? А к чему же тогда?

– Вот в этом-то и состоит наша главная проблема, Бен. Мы с вами уже множество раз говорили об этом. Однако вы не хотите понимать. Или отказываетесь. Или слишком упрямы, чтобы позволить себе понять. Мы имеем дело не с людьми. Я это сознаю, и наши сотрудники – тоже. А вы не желаете меня услышать. Вы принимаете народ, живущий среди звезд, за необычных людей. Я не знаю, никто не знает, кто они такие на самом деле. Известно лишь, что их нельзя назвать людьми, даже необычными.

Мы прикладываем огромные усилия, пытаясь разобраться в проблеме. И вовсе не из-за неуемного любопытства, а потому, что тогда нам будет легче с ними работать. Но пока у нас нет ни малейшего представления. Вы меня слышите? Ни малейшего представления! Хал Роллинс говорит с кем-то – он полагает, что с роботом, необычным, конечно, но и тут полной уверенности у него нет. Никто ни в чем не может быть уверен.

К тому же в этом нет особой необходимости.

Они принимают нас, мы принимаем их. Мы проявляем терпение, и они относятся к нам терпимо. Возможно, даже в большей степени, чем мы, поскольку знают, что мы впервые используем новый вид связи. Наш образ мыслей не имеет ничего общего с их мышлением, но мы пытаемся понять друг друга. Никто из них не думает так, как мы, никому из нас не удается думать так, как они. Мы столкнулись с незнакомым нам видом разумной жизни, а у них аналогичные представления о нас – и это единственное, что можно утверждать с уверенностью. Но мы – все мы – принадлежим к братству разумных существ и изо всех сил стремимся к взаимопониманию: беседуем, сплетничаем, учим, учимся, обмениваемся информацией и идеями.

– Вечно вы потчуете меня каким-то вздором, – сердито проворчал Рассел. – Мне плевать на ваши философствования. Я хочу получить информацию и начать работать. Мы с вами заключили соглашение: в случае появления какой-либо обнадеживающей информации вы немедленно передаете ее нам.

– Однако окончательное решение принимаю я, – прервал его Томас. – Иначе и быть не может. В полученных нами сведениях есть некоторые сложности…

– Сложности, черт вас побери?!

– А что вы делаете с тем, что мы вам уже передали? Мы рассказали вам об искусственных молекулах. И чего вам удалось добиться?

– Мы над этим работаем.

– Значит, работайте упорнее. Прекратите жаловаться и добейтесь результатов. Мы оба знаем, как это важно. При помощи новых идей мы сможем переделывать любые материалы, создавать любые структуры. Мы построим такой мир, какой только пожелаем, и обеспечим его всем необходимым: пищей, металлами, тканями…

– Разработка таких глобальных открытий требует времени, – начал оправдываться Рассел. – Не нужно кипятиться.

– Мы дали вам информацию о замене клеток. Инструмент, необходимый для победы над болезнями и старостью. Если довести эти идеи до конца, мир станет бессмертным – если, конечно, мы захотим жить в таком мире и почувствуем в себе силы его контролировать. И что вы сделали в этом направлении?

– Мы продолжаем работать. Но требуется время.

– Мэри-Кей нашла то, что может стать идеальной религией. Она даже думает, что сумела обнаружить Бога. Иногда ей кажется, что она говорит с Богом. Что вы скажете по этому поводу?

– Оставьте Бога себе. Мы хотим БСС.

– Вы не получите БСС до тех пор, пока мы не будем знать больше. Как вы правильно сказали, у нас накопился колоссальный объем информации…

– Отдайте ее мне. Пусть мои ребята над ней поработают.

– Нет. Мы должны получить более четкое представление о БСС. По правде говоря, Бен, то, что мы уже знаем, несколько пугает…

– В каком смысле?

– Во всем этом есть нечто неправильное. Что-то здесь не так. Вы должны нам верить.

– Послушайте, Пол. Мы долетели до Центавра. Доползли до него. Ушли годы, чтобы туда добраться. И годы на возвращение. Но нам ничего не удалось там найти. Проклятье, ничего! С тем же успехом мы могли бы сидеть дома. Неудача поставила крест на межзвездных путешествиях. Народ не позволит повторить эксперимент. Срочно необходимо достичь успеха с БСС – в противном случае нам не видать звезд, как своих ушей. А теперь мы знаем, что БСС существует. Но вы не хотите поделиться с нами.

– Как только мы получим хоть что-нибудь определенное, сразу же передадим вам все данные.

– А почему бы не позволить нам взглянуть на то, что у вас есть? Если данные и в самом деле не поддаются пониманию, мы вам их вернем.

Томас покачал головой:

– Ни в коем случае.

3

Слов не было, хотя и возникало ощущение непроизнесенных слов. Не было и музыки, но возникало ощущение музыки. Не было пейзажа, но накатывало ощущение стройных деревьев, грациозно раскачивающихся на ветру, аккуратных лужаек, окружающих величественные здания, журчащего ручейка, блистающего в лучах невидимого солнца, озера, покрытого белыми барашками бегущих волн. Никакой реальности, но глубокая вера, что расколотая реальность таится где-то рядом, за углом, готовая вырваться наружу.

Мэри-Кей погрузилась в эту реальность, позволив ей окутать тело. «На этот раз, – подумала она, – вот сейчас, пожалуйста, Господи, пусть там будет то, что я сумею понять». Но, очутившись внутри, Мэри уже не жаждала найти там что-либо стоящее. Достаточно было и этого. Нет смысла чего-то желать, к чему-то стремиться. Душа наполнилась до самого края, а разум исчез.

На миг появилась одинокая человеческая мысль: «Настанет день – и я это получу, настанет день – и появится информация. Настанет день – и я узнаю крупицу правды».

А потом мысль исчезла. Нет никакой нужды знать. Важно лишь существовать – и ничего более.

Она перестала быть человеком. Она вообще перестала быть кем-либо или чем-либо – и просто существовала, лишившись всего, кроме внутреннего ядра сознания. У нее больше не было тела и разума. Интеллект улавливал только удивление и ошеломляющее счастье, невинную чувственность, бессмысленную радость существования и опьянение от самого факта пребывания здесь. Где бы это место ни находилось. Ее даже не волновало, где оно. Ей было все равно.

Долг и воля слабо сопротивлялись беспечности.

– Но почему? – воскликнула она. – Почему вы мне лишь показываете? Почему ничего не объясняете? Я разумна. Я хочу знать. Я имею право знать.

– Ш-ш-ш.

Шорох, колыбельная. Сопереживание. Нежность.

А потом святость.

И она полностью погрузилась в святость.

4

«Они смотрят на меня», – подумал Томас. В этом и заключалось его проклятие: они смотрят на него и ждут руководства и утешения, а ему нечего им сказать. Они находились там, на линии огня, а он оставался здесь, в безопасности, и ему было необходимо хоть что-то им предложить. Но сколько Томас ни пытался, он понимал, что у него ничего нет. И каждый из них остро чувствовал окружающую реальность – ведь в противном случае они не были бы телепатами.

Требуется мужество, подумал он, необычайное мужество, чтобы погрузить свое сознание в безбрежный космос – туда, где время и пространство сжаты или вовсе перестали существовать. Даже зная об этом, понимая, что пространство-время отброшено в сторону, необходимо всегда ощущать его присутствие, и рядом всегда будет таиться страх, что твое существо может быть в любое мгновение похищено и навеки затеряется в самых темных потоках.

А еще нужно обладать особой смелостью, чтобы встретиться с другим разумом, который может находиться всего в нескольких световых годах или в миллионах световых лет от тебя, и с враждебностью, невероятно преумноженной этими световыми годами. Но труднее всего понять, что ты здесь лишь посторонний, новичок, жалкий провинциал, нижний конец тотемного столба. И противостоять желанию скрыться и принести извинения даже в тех случаях, когда на то нет никаких причин. Ты точно ребенок, попавший из детского сада в школу, где старшие ученики возвышаются над тобой подобно богам.

Томас встал из-за письменного стола и подошел к окну. Снаружи расстилалась пустыня, отчужденная и равнодушная, вздыбленные ветром кучи песка, враждебные голые скалы. «Неужели нельзя было выбрать более подходящее место для нашего института? – подумал он. – Среди зеленых лужаек и деревьев, где журчат ручьи, и можно гулять по лесным тропинкам». Но для административного разума пустыня казалась оптимальным выбором. Огромные расстояния и открытые пространства служили защитой от любопытных, которые в противном случае толпами бродили бы вокруг и мешали работе. Нет, их проект не был секретным, но о нем мало рассказывали общественности, надеясь, что со временем интерес публики упадет и в конце концов наступит момент, когда все о нем забудут.

Жуткое дело – слишком жуткое, чтобы сообщать подробности. Попытки читать далекие разумы вселенной всегда вызывали дрожь и трепет. Люди не смогут спокойно спать, зная о том, что здесь происходит.

«Что же случилось с людьми? – спросил себя Томас. – Неужели они не понимают, что этот проект – главная надежда человечества? В течение тысяч лет оно одиноко продвигалось вперед, нянчилось с предрассудками, совершало и умножало ошибки, вместо того чтобы их исправить, творило несправедливости… Необходимы новая кровь, новое мышление – и позаимствовать их можно только у других культур, живущих среди звезд. В процессе взаимного обогащения блуждающее во тьме человечество обрело бы наконец новые цели».

Коробочка на его столе зачирикала. Томас отошел от окна и нажал на кнопку.

– В чем дело, Эвелин?

– Вам звонит сенатор Браун.

– Благодарю.

Сейчас ему совсем не хотелось беседовать с сенатором.

Он уселся к кресло и включил панель визора. На экране появилось продолговатое лицо сенатора – аскетичное, морщинистое и напряженное.

– Сенатор, – приветствовал его Томас, – как мило, что вы позвонили.

– Мне захотелось поболтать с вами, – сказал сенатор. – Мы так давно не имели такой возможности.

– Да, вы правы.

– Как вам, вероятно, известно, – продолжал сенатор, – бюджет вашего проекта будет обсуждаться через несколько недель. Однако я не в силах получить хоть что-нибудь от этих болванов, которые руководят вами из Вашингтона. Они говорят о знаниях как о самом ценном товаре. Они утверждают, что их рыночную стоимость оценить невозможно. И я хотел бы узнать, согласны ли вы с ними.

– Пожалуй, да, – ответил Томас. – Но подобные заявления, на мой взгляд, носят слишком общий характер. Существуют многочисленные побочные источники дохода. Полагаю, они рассказали вам о них.

– Конечно, – кивнул сенатор. – Они с особым удовольствием распространялись на эту тему.

– Тогда чего же вы хотите от меня?

– Реализма. Всего лишь старомодного реального подхода. Трезвой оценки.

– Я слишком тесно связан с процессом. Мне трудно относиться к нему объективно.

– Тем не менее постарайтесь. Это не для протокола – только между нами. Если потребуется, мы вас вызовем для дачи показаний. А сейчас скажите, насколько велики шансы путешествовать в будущем со скоростями БСС?

– Мы над этим работаем, сенатор. Однако у меня создается впечатление, что предстоит проделать еще очень долгий путь. Полагаем, что дело тут не в физических процессах.

– А в чем?

– Пока мы толком ничего не знаем, могу лишь сказать, что речь идет о вещах совершенно для нас новых. Сам процесс, техника, а возможно, и состояние ума выходят за рамки человеческого опыта.

– Ну, это, знаете ли, чересчур запутанное объяснение. По-моему, вы мне голову морочите.

– Вовсе нет, сенатор. Просто я вынужден признать ограниченность возможностей человеческой расы. Разумно предположить, что одна раса на одной планете не способна постичь всю вселенную.

– У вас есть какие-то факты, подтверждающие эти гипотезы?

– Да, сенатор, у нас есть такие факты. В течение последних нескольких месяцев один из наших операторов пытается объяснить существу, с которым он контактирует, принципы нашей экономической системы. Задача оказалась чрезвычайно сложной. Даже самые элементарные понятия – такие, как купля и продажа, предложение и спрос, – очень трудно объяснить. Эти ребята – кем бы они ни были – не имеют ни малейшего представления о существовании экономики нашего типа, а если быть совсем точным, они вообще не понимают, что такое экономика. Более того, некоторые наши идеи кажутся им абсолютно невероятными и повергают их в ужас.

– Тогда зачем их излагать?

– Затем, что они спрашивают. Возможно, то, о чем мы рассказываем, не только пугает их, но и завораживает. Пока они проявляют интерес, мы будем с ними работать.

– Насколько я знаю, запуская проект, мы никому не собирались помогать.

– Но это улица с двусторонним движением, – возразил Томас. – Они помогают нам – мы помогаем им. Они учат нас – мы учим их. Идет свободный обмен информацией. Мы вовсе не альтруисты. Наш расчет состоит в том, чтобы в процессе объяснения этим существам принципов нашей экономики узнать кое-что и от них.

– Например?

– Например, пути модификации нашей экономической системы в лучшую сторону.

– Томас, на создание нашей экономической системы мы потратили пять или шесть тысяч лет.

– Из чего вовсе не следует, сенатор, что она совершенна. В процессе ее формирования допущено немало ошибок.

Сенатор фыркнул:

– Иными словами, речь опять идет о долговременном проекте?

– Наша работа по большей части рассчитана на значительное время. Почти все, что удается получить, трудно использовать сразу же.

– Мне это не нравится, – проворчал сенатор. – То, что я сейчас услышал, меня абсолютно не устраивает. Я просил вас рассказать о конкретных вещах.

– А я и говорю о конкретных вещах. И могу весь день рассказывать вам о них.

– Вы занимаетесь этим бизнесом уже двадцать пять лет?

– Для такой работы двадцать пять лет совсем небольшой срок.

– Вы утверждаете, что вам не удается получить БСС, но при этом тратите время на обучение экономике всяких болванов, которые даже не понимают, о чем вы говорите.

– Мы делаем все, что в наших силах, – сказал Томас.

– Но этого недостаточно, – возразил сенатор. – Налогоплательщикам надоело финансировать ваш проект. Они с самого начала не выражали особого восторга по поводу его открытия: боялись возможных последствий. Вы можете сделать ошибку и выдать инопланетянам наше местонахождение.

– Никто не спрашивал нас о том, где мы находимся.

– Но у них могут быть свои способы выяснить это.

– Сенатор, вы извлекли на свет древнее пугало, о котором уже давно следовало бы забыть. Никто не собирается на нас нападать. Никто не намерен захватить Землю. В целом речь идет о разумных и, полагаю, благородных существах. Но даже если я ошибаюсь, то, что есть у нас, не стоит их усилий и времени. Речь идет только об информации. Мы хотим получить сведения от них, а они стремятся узнать что-то новое от нас. Информация дороже любого другого товара.

– Мы вернулись к исходной точке.

– Черт побери, сенатор, но суть именно в этом.

– Надеюсь, вы не станете жертвой жуликов.

– Ну, придется рискнуть, однако я очень сомневаюсь в вероятности такого варианта. Как у руководителя этой части проекта, у меня есть возможность…

Сенатор не дал ему договорить:

– Продолжим наш разговор в другой раз.

– В любое время, – ответил Томас, стараясь сохранить вежливый тон. – Буду ждать с нетерпением.