Текст книги "Свалка"

Клиффорд Саймак
Свалка

1

Они раскрыли тайну – вернее, пришли к разгадке, логичной и научно обоснованной, – но не выяснили ничего, ровным счетом ничего достоверного. Для опытной команды космических разведчиков это никак нельзя было считать нормальным. Обычно они с ходу брались за дело, выкачивали из планеты прорву информации, а потом вертели факты так и эдак, пока они не выстраивались в логической последовательности. А здесь таких фактов, настоящих конкретных фактов, просто не было – кроме одного-единственного, очевидного даже для двенадцатилетнего мальчишки.

Именно это беспокоило капитана Айру Уоррена, о чем он и сообщил Лопоухому Брэди, корабельному коку, который был его приятелем с юности и оставался таковым, невзирая на свою слегка подмоченную репутацию. Они блуждали по планетам вот уже более трех десятков лет. Даром что их разнесло по разные концы табели о рангах, они и по сей день могли сказать друг другу такое, чего не сказали бы никому другому на борту, да никому и не позволили бы произнести.

– Слушай, Лопоухий, – выговорил Уоррен. – Тревожно мне что-то.

– Тебе всегда тревожно, – отпарировал Лопоухий. – Такая уж у тебя работа.

– Эта история со свалкой…

– Ты хотел всех обставить, – заявил Лопоухий, – а я предупреждал тебя, чем это кончится. Я ведь говорил, что тебя загрызут заботы и ты лопнешь от сознания своей ответственности и напы… напыщ…

– Напыщенности?

– Точно, – подтвердил Лопоухий. – Это как раз то слово.

– Вот уж чего за мной не водится, – возразил Уоррен.

– Конечно, нет, тебя только тревожит эта история со свалкой. У меня в заначке есть бутылочка. Хочешь немного выпить?

Уоррен отмахнулся от соблазна.

– В один прекрасный день я выведу тебя на чистую воду и разжалую. Где ты прячешь свое пойло? В каждом рейсе…

– Усмири свой паршивый характер, Айра! Не выходи из себя…

– В каждом рейсе ты ухитряешься протащить на борт столько спиртного, что раздражаешь людей своим красным носом до последнего дня полета!

– Это личный багаж, – стоял на своем Лопоухий. – Каждому члену экипажа дозволено взять с собой определенное количество багажа. А я больше почти ничего не беру. Только выпивку.

– В один прекрасный день, – продолжал Уоррен, свирепея, – я спишу тебя с корабля, причем, за пять световых лет от ближайшей цивилизованной планеты.

Угроза была давней-предавней, и Лопоухий ничуть не испугался.

– Твои тревоги, – заявил он, – не доведут тебя до добра.

– Но разведчики ничего не выяснили. Понимаешь, что это значит? Впервые за время существования космической разведки мы нашли очевидное доказательство, что кто-то еще, кроме землян, также овладел космическими полетами. И не узнали об этой расе ничего. А обязаны были узнать. С таким-то количеством добра на свалке мы к нынешнему дню должны были бы настрочить о них толстенный том!

Лопоухий презрительно сплюнул.

– Ты имеешь в виду – не мы должны, а твои хваленые ученые.

Слово «ученые» в его устах прозвучало чуть ли не ругательством.

– Они толковые ребята, – заявил Уоррен. – Лучшие из всех, кого можно было найти.

– Помнишь прежние денечки, Айра? – спросил Лопоухий. – Когда ты был младшим лейтенантом и наведывался ко мне, и мы пропускали вместе по маленькой…

– Какое это имеет отношение к делу?

– Вот тогда с нами летали настоящие ребята. Брали дубинку, отлавливали пару-тройку туземцев, быстренько вразумляли их и за полдня выясняли больше, чем эти ученые со всей их мерихлюндией способны выяснить за целую вечность.

– Тут немного другая картина, – сказал Уоррен. – Тут же нет никаких туземцев…

По правде говоря, на этой планете вообще почти ничего не было. Она казалась заурядной в буквальном смысле слова и не смогла бы набраться незаурядности даже за миллиард лет. А разведка, само собой, не проявляла особого интереса к планетам, у которых нет шансов набраться незаурядности даже за миллиард лет.

Поверхность планеты представляла собой по преимуществу скальные обнажения, чередующиеся с беспорядочными нагромождениями валунов. В последние полмиллиона лет или что-нибудь вроде того здесь появились первичные растения. Мхи и лишайники заползли в расщелины и поднялись по скалам, но, кроме них, другой жизни здесь, по-видимому, не возникло. Хотя, положа руку на сердце, даже в этом не было полной уверенности, поскольку обследованием планеты как таковой никто не занимался. Ее не подвергали ни тщательному осмотру, ни детальной проверке на формы жизни: слишком уж всех заинтересовала свалка.

Они и садиться-то не собирались, а просто вышли на круговую орбиту и вели дежурные наблюдения, занося полученные рутинные данные в полетный дневник. Но тут кто-то из операторов заметил свалку, и с этой минуты их всех затянуло в неразрешимую, доводящую до бешенства головоломку.

Свалку сразу прозвали свалкой, и это было точное имя. По всей ее площади было разбросано… что? Вероятно, части какого-то двигателя, однако, по большому счету, нельзя было поручиться даже за это. Поллард, инженер-механик, лишился сна и покоя, пытаясь сообразить, как собрать хотя бы несколько частей воедино. В конце концов ему удалось каким-то образом соединить три детали, но и собранные, они не имели никакого смысла. Тогда он решил разъединить детали сызнова, чтобы понять, по меньшей мере, как они соединяются. И не сумел их разобрать. С этой секунды Поллард словно рехнулся.

Части двигателя – если это был двигатель – валялись по всей свалке, будто кто-то или что-то вышвырнуло их в безумной спешке, нимало не заботясь, как и куда они упадут. Но в сторонке аккуратным штабелем было сложено другое имущество – судя по всему, припасы. И среди этого – какая-то пища, хотя и довольно странная пища (если вообще пища). Были пластиковые бутылочки диковинной формы, наполненные ядовитой жидкостью. Были предметы из ткани – вполне возможно, одежда (дрожь пробирала при мысли, что за существа носили подобные наряды). Были металлические прутья, скрепленные в пучки при помощи каких-то гравитационных сил. И было множество другого добра, для которого не находилось вообще никакого определения.

– Им бы давно следовало найти ответ, – продолжал Уоррен. – Они раскалывали орешки покрепче этого. За месяц, что мы торчим здесь, им бы следовало не только собрать двигатель, но и запустить его.

– Если это двигатель, – уточнил Лопоухий.

– А что же еще?

– Ты мало-помалу начинаешь лепетать, как твои ученые. Наткнулся на что-то, чего не можешь объяснить, и выдвигаешь самую правдоподобную с виду версию, а если кто-нибудь посмеет усомниться в ней, спрашиваешь сердито: а что же еще это может быть? Такой вопрос, Айра, – это не доказательство.

– Ты прав, Лопоухий, – согласился Уоррен. – Конечно, это не доказательство. Оттого-то мне и тревожно. Мы не сомневаемся, что там, на свалке, космический двигатель, а доказательств у нас нет.

– Ну кому придет в голову, – спросил Лопоухий вспыльчиво, – посадить корабль, выдрать из него двигатель и вышвырнуть прочь? Если бы они учудили такое, корабль сидел бы здесь по сей день.

– Но если двигатель – не ответ, – ответил Уоррен вопросом на вопрос, – тогда что же там валяется?

– Понятия не имею. Меня это не беспокоит. Пусть другие ломают голову, если им это нравится. – Он поднялся и направился к двери. – У меня по-прежнему есть для тебя бутылочка, Айра…

– Нет, спасибо, – отказался Уоррен.

И остался сидеть, прислушиваясь, как Лопоухий, громко топая, спускается вниз по трапу.

2

Кеннет Спенсер, специалист по инопланетным психологиям, явился в каюту, уселся в кресло напротив Уоррена и объявил:

– Мы наконец поставили точку.

– Какая там точка! – откликнулся Уоррен. – По существу, вы даже и не начали…

– Мы сделали все, что в наших силах. Провели все положенные исследования, анализов хватит на целую монографию. Подготовили полный набор фотоснимков плюс диаграммы и словесные описания…

– Тогда скажите, что значит весь этот хлам.

– Это двигатель космического корабля.

– Если это двигатель, – заявил Уоррен, – тогда давайте его запустим. Разберемся, как он работает. А главное, попробуем понять, что за существа построили именно такой двигатель, а не какой-то другой.

– Мы пытались, – ответил Спенсер. – Каждый из нас трудился, не жалея сил. Конечно, у части экипажа нет соответствующей подготовки и знаний, но от работы никто не отлынивал.

И ведь правда, они не жалели себя, урывая считанные часы на сон, перекусывая на ходу.

– Мы столкнулись с инопланетным механизмом, – промямлил Спенсер.

– Ну и что? Мы и раньше сталкивались с инопланетными идеями, – напомнил Уоррен. – С инопланетной экономикой, инопланетными верованиями, инопланетной психологией…

– И все же то были люди. Большая разница.

– Не такая уж и большая. Взять хотя бы Полларда. В данной ситуации он ключевая фигура. Разве вы не ждали от Полларда, что он сумеет разгадать загадку?

– Если ее можно разгадать, тогда, конечно, Полларду карты в руки. У него хватает и знаний, и опыта, и воображения.

– Вы полагаете, надо улетать? – внезапно спросил Уоррен. – Вы явились ко мне затем, чтобы сказать это напрямик? Пришли к выводу, что сидеть здесь больше нет смысла?

– Вроде того, – согласился Спенсер.

– Хорошо, – произнес Уоррен. – Если таково ваше мнение, верю вам на слово. Взлетаем сразу после ужина. Остается сказать Лопоухому, чтоб подготовил банкет. Своего рода торжественный вечер в честь наших выдающихся достижений.

– Не сыпьте соль на раны, – взмолился Спенсер. – Гордиться нам действительно нечем.

Уоррен с усилием поднялся с кресла.

– Спущусь к Маку и скажу, чтоб подготовил машины к старту. По пути загляну к Лопоухому предупредить насчет ужина.

Спенсер остановил его:

– Я встревожен, капитан.

– Я тоже. А что именно вас беспокоит?

– Кто были они, эти существа, эти создания с другого корабля? Вы же понимаете, мы впервые встретили достоверное свидетельство, что какая-то иная раса, кроме людей, достигла стадии космических полетов. И что с ними здесь случилось?

– Вы боитесь?

– Да. А вы?

– Еще нет, – ответил Уоррен. – Но, наверное, начну, когда у меня будет время хорошенько над этим подумать.

И отправился вниз по трапу сообщить Маку о подготовке к взлету.

3

Капитан нашел Мака в его клетушке. Инженер сосал почерневшую трубку и читал захватанную библию.

– Хорошая новость, – сказал Уоррен с порога. Мак отложил книгу и снял очки.

– Есть одна-единственная информация, которую вы можете мне сообщить и которую я восприму как действительно хорошую новость.

– Так слушайте ее: мы скоро стартуем.

– Когда, сэр? Совсем скоро не получится.

– Часа через два примерно. Успеем поесть и разойтись по каютам. Я дам команду.

Инженер сложил очки и засунул их в карман. Потом выбил трубку в ладонь, выкинул пепел и опять стиснул погасшую трубку в зубах.

– Мне всегда было не по себе на этой планете, – признался он.

– Вам не по себе на любой планете.

– Мне не нравятся башни.

– Вы сошли с ума. Мак. Тут же нет никаких башен.

– Нет, есть. Я ходил с ребятами по окрестностям, и мы обнаружили башни.

– Может, скальные образования?

– Нет, башни, – упрямо повторил инженер.

– Но если вы обнаружили их, – возмутился Уоррен, – то почему не доложили?

– Чтобы ученые устроили вокруг них тарарам и мы застряли здесь еще на месяц?

– А, все равно, – сказал Уоррен. – Вероятнее всего, это вовсе не башни. Кто бы стал трудиться, возводя башни на этой занюханной планетке? Чего ради?

– У них жуткий вид, – сообщил Мак. – Зловещий – самое точное слово. От них пахнет смертью.

– Ну да – кельтская кровь. В душе вы по-прежнему суеверный кельт: скачете по мирам сквозь пространство, а втайне до сих пор верите в призраков и башни. Средневековый ум, просочившийся в век науки.

– От этих башен, – упрямо заявил Мак, – веет жутью.

Капитан и инженер довольно долго стояли друг против друга. Потом Уоррен, протянув руку, легонько похлопал Мака по плечу.

– Я никому об этом не скажу, – пообещал он. – Давайте, раскручивайте свои машины.

4

Уоррен молча сидел во главе стола, прислушиваясь к разговорам команды.

– Они затеяли здесь аварийный ремонт, – заявил физик Клайн. – Разобрали все, что смогли, а когда собирали заново, то часть снятых деталей ставить обратно не стали. По каким-то причинам им пришлось реконструировать двигатель, и они сделали его проще, чем прежний. Вернулись к основным принципам, отбросив все излишества, всякие технические безделушки, но при этом новый двигатель у них получился менее компактным и более громоздким, чем прежний. Потому-то им пришлось оставить здесь еще и часть припасов.

– Однако, – задал вопрос химик Дайер, – если потребовался такой сложный ремонт, то где они взяли материалы?

Бриггс, специалист по металлургии, откликнулся:

– Здесь полно рудных месторождений. Если бы планета находилась не так далеко от Земли, то могла бы стать золотой жилой.

– Мы не видели следов рудных разработок, – возразил Дайер. – Ни шахт, ни плавильных печей, ни устройств для обогащения металла и его обработки.

– Мы их и не искали, – заметил Клайн. – Пришельцы могли спокойненько добывать руду в двух-трех милях отсюда, а мы и не догадываемся об этом.

– Беда наша в том, – вмешался Спенсер, – что мы все время выдвигаем предположения, а потом принимаем их за установленные факты. Если они занимались здесь обработкой металлов, было бы важно узнать это поточнее.

– А зачем? Какая нам разница? – спросил Клайн. – Мы знаем главное – здесь приземлился космический корабль в аварийной ситуации, но экипаж в конце концов сумел починить двигатели и благополучно взлетел…

Старый доктор Спирс, сидевший в конце стола, ударил вилкой по тарелке.

– Да не знаете вы толком ничего, – воскликнул он, – даже того, был ли это космический корабль или что-то иное! Которую неделю подряд я слушаю ваш кошачий концерт и должен сказать прямо: за всю свою долгую жизнь не видывал такой несусветной суеты при столь ничтожных результатах…

Вид у всех собравшихся за столом был ошарашенный. Старый док обычно вел себя тихо и почти не обращал внимания на то, что творится вокруг: знай себе каждодневно ковылял по кораблю, врачуя мелкие болячки – кому придавило палец, у кого воспалилось горло… Каждый в экипаже нет-нет да и задавался не совсем приятным вопросом: а справится ли старый док, если грянет настоящая беда и понадобится, например, провести серьезную операцию? Во врачебное искусство дока не слишком верили, что не мешало всем относиться к нему с симпатией. Очень может быть, симпатия эта основывалась на том, что док предпочитал не вмешиваться в чужие дела.

Ланг, специалист по системам связи, высказался:

– Мы нашли следы посадки, док, помните? Отметины на скале. Как раз такие, какие может оставить космический Корабль.

– Вот-вот, – насмешливо повторил док, – может оставить, а может и не оставить. Может, корабль, а может, не корабль…

– Корабль, что ж еще!..

Старый док фыркнул и вернулся к еде, орудуя ножом и вилкой с безучастным видом – голова опущена к тарелке, салфетка под подбородком. Все на борту давно заметили, что ест он неопрятно.

– У меня такое чувство, – продолжил Спенсер, – что мы позволили себе сбиться с правильного пути, предположив всего-навсего аварийный ремонт. По количеству частей, выброшенных на свалку, я сказал бы, что они столкнулись с необходимостью реконструировать двигатель полностью и, начав с самых азов, построить совершенно новый, лишь бы выбраться отсюда. У меня такое чувство, что эти выброшенные части составляют единое целое. Знать бы, как их собрать, – и мы получили бы двигатель в первозданном виде.

– Я и пытался это сделать, – вставил Поллард.

– Идея полной реконструкции двигателя тоже не проходит, – заявил

Клайн. – Это значило бы, что новый двигатель оказался не похожим на прежний в принципе, не похожим настолько, что прежний пришлось послать ко всем чертям до последнего винтика. Разумеется, подобная теория объясняет, отчего здесь прорва всяких частей, но такого просто не может быть. Никто не станет реконструировать двигатель на новых принципах, оказавшись в беде на безжизненной планете. Каждый предпочтет придерживаться того, что знает, к чему привык.

– Ну и кроме того, – добавил Дайер, – если принять идею полной реконструкции, это вновь возвращает нас к проблеме материалов.

– И инструментов, – подхватил Ланг. – Откуда они взяли инструменты?

– У них на борту могла быть ремонтная мастерская, – возразил Спенсер.

– Для проведения мелких ремонтных работ, – уточнил Ланг. – И уж, во всяком случае, без автоматов и станков, нужных для постройки совершенно нового двигателя.

– Но больше всего меня беспокоит то, – сказал Поллард, – что мы не способны ни в чем разобраться. Я пытался подогнать части друг к другу, понять, как они связаны между собой, – должны же они как-то соединяться, иначе это просто бессмыслица. В конце концов я ухитрился приладить друг к другу три детали, но дальше дело не двинулось. И три соединенные детали тоже мне ничего не сказали. Ну ни малейшего проблеска! Даже сложив три штуковины вместе, я понял не больше, не приблизился к пониманию ни на йоту ближе, чем тогда, когда они валялись порознь. А разобрать их снова и вовсе не удалось. Ну как по-вашему, если человек сумел собрать какую-то вещь, то уж разобрать ее он сумеет, не так ли?

– Не горюйте, – попытался утешить Полларда Спенсер. – Корабль был инопланетным, его строили чужаки по неведомым чертежам.

– Все равно, – не унимался Поллард, – должны быть какие-то общие принципы. Их движок должен иметь нечто общее с теми, что разработаны на основе земной механики. Что такое двигатель? Механизм, способный преобразовывать энергию, взять ее под контроль, заставить приносить пользу. Задача двигателя одна, какая бы раса его ни создала.

– А металл! – воскликнул Бриггс. – Неизвестный сплав, абсолютно не похожий на то, с чем мы когда-либо сталкивались. Компоненты сплава можно установить без особого труда, но его формула выглядит полным кошмаром. Такой формулы, по земным стандартам, просто не может быть. В сочетании металлов есть какой-то секрет, который я не могу раскрыть.

Старый док вновь подал голос со своего конца стола:

– Вас следует поздравить, мистер Бриггс, с хорошо развитой склонностью к самокритике.

– Прекратите, док, – резко приказал Уоррен, заговорив впервые с начала ужина.

– Будь по-вашему, – ответил док. – Если вы настаиваете, Айра, я прекращу…

5

Стоя возле корабля, Уоррен оглядывал планету. Вечер догорал, переходя в ночь, и свалка казалась всего лишь нелепым пятном более глубокой тени на склоне близлежащего холма.

Когда-то – и не так уж давно – здесь, совсем неподалеку от них, приземлился другой корабль. Другой корабль, детище другой расы.

И с этим кораблем что-то приключилось. Разведчики из его собственного экипажа пытались понять, что именно, но все их попытки потерпели провал.

Он ощущал странную уверенность, что это был не обыкновенный ремонт. Что бы ни толковали все остальные, пришельцы столкнулись с проблемой более серьезной, чем обыкновенный ремонт. Корабль попал в ситуацию критическую, чрезвычайную и к тому же связанную с непонятной спешкой. Они так торопились, что бросили здесь часть своих припасов. Ни один командир не согласится бросить припасы, разве в ситуации, когда на карту поставлена жизнь.

Он медленно побрел по тропе, которую успели пробить от корабельного шлюза к свалке, и вдруг поразился тишине, глубокой, как в чудовищной недвижности самого космоса. На этой планете не было источников звука, ничего живого, кроме мхов, лишайников и других первичных растений, цепляющихся за скалы. Со временем здесь, конечно, появится иная жизнь, поскольку на планете есть воздух, вода и главные составляющие будущей плодородной почвы. Дайте срок, допустим, миллиард лет, и здесь разовьется система живых организмов, не менее сложная, чем на Земле.

Но миллиард лет, подумалось Уоррену, это все-таки чересчур долго.

Он добрался до свалки и двинулся по знакомому маршруту, огибая крупные узлы и машины, разбросанные вокруг. Но как он ни берегся, а раз-другой все же споткнулся о какую-то деталь в темноте.

Споткнувшись вторично, он наклонился и поднял штуковину, которая коварно подвернулась под ноги. Как он и догадывался, это оказался какой-то инструмент, оставленный пришельцами при бегстве. Он как будто видел их, бросающих инструменты и удирающих во всю прыть, – но картина получалась нечеткой. При всем желании он не мог решить, как они выглядели и от чего удирали.

Он подкинул инструмент разок-другой, взвесил на руке. Инструмент был легким и удобным и, несомненно, имел какое-то назначение, но какое – Уоррен не знал, не знал и никто в экипаже. Что за конечность сжимала этот инструмент – рука или щупальце, клешня или лапа? Что за мозг управлял рукой или щупальцем, клешней или лапой, сжимавшей этот инструмент и применявшей его для какой-то разумной цели?

Откинув голову назад, он посмотрел на звезды, сверкающие над планетой. Нет, это были совсем не те звезды, что знакомы с мальчишеских лет.

Мы далеко, подумал он. Как же мы далеко! Так далеко не забирался еще никто из людей…

Неожиданный звук заставил его вздрогнуть и обернуться. Кто-то сломя голову бежал по тропе.

– Уоррен! – раздался крик. – Уоррен, где вы?

В голосе слышался неподдельный испуг, больше того – нотки безумной паники, какие можно подчас услышать в визге перепуганного ребенка.

– Уоррен!…

– Да здесь я, здесь! Иду, иду!

Он стремительно зашагал навстречу человеку, бегущему в темноте. Тот мог бы проскочить мимо, не протяни Уоррен руку и не схвати за плечо, вынуждая остановиться.

– Уоррен, это вы?

– Что с вами, Мак?

– Я не могу… Не могу… Не…

– Что стряслось? Да говорите же! Чего вы не можете?

Инженер, в свою очередь, вытянул руки, неловко схватил капитана за лацканы сюртука и повис на нем, словно утопающий на спасателе.

– Ну давайте, выкладывайте, – торопил Уоррен, подхлестываемый нарастающей тревогой.

– Я не могу запустить двигатели, сэр!

– Не можете – что?..

– Не могу запустить их, сэр. И никто из моих ребят. Никто из нас не может их запустить, сэр.

– Двигатели! – повторил Уоррен, чувствуя, как душу стремительно охватывает ужас. – Что случилось с двигателями?

– С двигателями ничего не случилось. Это с нами что-то случилось, сэр. Мы не можем их запустить.

– Возьмите себя в руки! Слушаю вас: почему вы не можете запустить двигатели?

– Мы не помним, как это делается. Мы забыли.