Текст книги "Миссис Кеннеди и я"

Глава 8
Осень 1961-го

Летом 1961 года, с того момента как мы впервые посетили Гианнис в конце июня, миссис Кеннеди провела почти четыре месяца вдали от Белого дома. Несколько раз она возвращалась, чтобы принять участие в разных мероприятиях, таких как ужин в Маунт-Вернон в июле и государственный обед 19 сентября с президентом Перу Доном Мануэлем Прадо. Эти случаи были одними из очень немногих моментов, когда у меня получалось съездить домой.

Двадцать четвертого января, после ужина с президентом Прадо в Вашингтоне, мы отбыли в Нью-Йорк. На следующий день миссис Кеннеди намеревалась посетить выступление президента перед Организацией Объединенных Наций. Как обычно, мы остановились в «Карлайл-Отеле»: президент и миссис Кеннеди заняли один из номеров класса люкс, а агенты были рассредоточены по всему зданию. Некоторым из них приходилось ютиться втроем и даже вчетвером в одном номере – свободных номеров не хватало на всех, да и администрация хотела сократить расходы.

На следующий день после выступления президента мы вылетели в Ньюпорт, Род-Айленд, и направились в Хаммерсмит-Фарм, где жили мать и отчим миссис Кеннеди – Хью Очинклосс. Дети – Джон и Кэролайн – уже ждали нас там: их привезли днем ранее агенты секретной службы.

Я уже как-то раз был в Ньюпорте вместе с президентом Эйзенхауэром, так что местность была мне знакома. Памятуя о величественных резиденциях Кеннеди в Палм-Бич и Гианнисе, я ожидал, что поместье Очинклосса будет на одном уровне с ними. Однако, завидев дом, я понял, что он превосходит все виденное мною ранее.

Это был особняк в викторианском стиле. Выглядел он так, будто его сюда перенесли прямиком из Англии. Выцветшая черепица придавала дому уют и простоту, свойственную коттеджам, однако коттеджем этот огромный особняк назвать язык не поворачивался. В доме было три этажа и двадцать восемь комнат. Над крышей возвышались многочисленные кирпичные трубы и даже небольшая башенка. Особняк стоял на возвышенности, окруженный почти двумя сотнями квадратных километров земли – это в восемь раз больше, чем площадь всего поместья Кеннеди в Гианнис-Порт, у залива Наррагансетт. Большую часть земли вокруг дома покрывали газоны. Я подумал, что только для того, чтобы поддерживать их в презентабельном виде, нужна целая бригада садовников. Также на территории имения находилась огромная конюшня, которая явно была больше и роскошнее обставлена, чем дом с двумя спальнями в Уошберне, в котором я вырос.

Между конюшней и домом находился теннисный корт. Повсюду змеились дорожки, покрытые гравием. Они вели от дома к корту и конюшням и дальше, к причалу, который был построен на небольшом каменистом пляже. Я мог лишь представлять, что здесь творилось 12 сентября 1953 года, когда тысяча двести человек пришли на свадьбу Джона Кеннеди и Жаклин Бувье.

Незадолго до прибытия президента одну из его яхт, «Хани Фитц», привели в Ньюпорт. Судно длиной двадцать восемь метров стояло на якоре в Ньюпортской марине, и каждое утро его пригоняли на причал у фермы Хаммерсмит. Когда президентом был Эйзенхауэр, она называлась «Барбара Энн», в честь одной из его внучек. Президент Кеннеди переименовал яхту в «Хани Фитц» в честь своего дедушки по материнской линии, Джона Фрэнсиса «Хани Фитца» Фитцджеральда. Каждый день семья президента пользовалась яхтой для обеденных прогулок, а я следовал за ними на моторной лодке.

Был сентябрь, летняя жара понемногу сменялась осенней прохладой, и во время водных прогулок приходилось надевать легкую куртку или свитер. Как-то раз утром, когда мы готовили лодки и яхту к отплытию, миссис Кеннеди позвонила на командный пост секретной службы.

– Мистер Хилл, мне бы хотелось после обеда покататься на водных лыжах, – сказала она. – Вы не могли бы взять их с собой?

– Водные лыжи? – переспросил я. – Вы уверены? Вы ведь в курсе, какая сейчас холодная вода, миссис Кеннеди?

– Я знаю, и это меня совершенно не беспокоит, – ответила она. – У меня есть костюм для подводного плавания. Не волнуйтесь.

– Миссис Кеннеди, – сказал я и рассмеялся. – Вы представляете, на что пойдут журналисты, лишь бы сфотографировать вас в этом костюме? Вы – первая жена президента, которая катается на водных лыжах. Могу вас заверить, что Мэйми Эйзенхауэр и Бесс Трумэн никогда этого не делали. Ни в костюме для подводного плавания, ни без оного.

Она рассмеялась:

– Ну теперь мне еще больше хочется это сделать!

Она и правда надела черный неопреновый костюм для подводного плавания, и мы потянули ее за собой на моторной лодке. Море было самым спокойным в бухте Поттер и вблизи частного пляжного клуба Бейлис-Бич. Люди на берегу вставали и смотрели в нашу сторону. Можно было почти физически ощутить, как расходятся слухи о нашем прибытии. Некоторые журналисты поспешно брали в аренду лодки и плыли в нашу сторону. Мы ничего не могли с этим поделать, так как никто из них не заплывал за границу охраняемого нами периметра, но ни мне, ни миссис Кеннеди такое внимание прессы не нравилось.

Я все время думал о том, какая же холодная эта проклятая вода и как мне будет несладко, если придется прыгнуть за борт, чтобы спасти первую леди. Костюма для подводного плавания у меня не было. К счастью, помощь ей не понадобилась. На следующее утро в газетах новых фотографий я не обнаружил.

Примерно в это же время миссис Кеннеди решила научиться играть в гольф. Мы ходили в Ньюпортский загородный клуб, где она брала уроки у своего давнего друга Билла Уолтона. Миссис Кеннеди преуспела в гольфе, как и в большинстве видов спорта, которыми она занималась. Ее удары по мячу были удивительно точными и сильными, а форма напоминала мне форму профессиональных женщин-игроков в гольф, которых я видел по телевизору.

Судя по всему, миссис Кеннеди твердо вознамерилась стать хорошим игроком, и эта уверенность сквозила во всех ее действиях.

Погода в Ньюпорте была довольно приятной, хоть и довольно прохладной. Солнечные и облачные дни сменяли друг друга. Однако в пятницу 29 сентября погода резко изменилась, как это часто бывает у берегов Новой Англии, и густой холодный туман опустился на город.

Едва мы вернулись в Хаммерсмит-Фарм после небольшой прогулки, как мне позвонили: у моей жены начались схватки. Ее увезли в Александрийский госпиталь в Виргинии. Новость застала меня врасплох: я полагал, что это должно было случиться не ранее чем через две недели.

Я тут же сообщил об этом первой леди.

– Миссис Кеннеди, – сказал я. – Мне только что стало известно, что моя жена рожает. Мне нужно как можно скорее вернуться в Вашингтон.

– Конечно, мистер Хилл, – ответила она. В ее взгляде читалось искреннее беспокойство. – Езжайте сейчас же и ни о чем не волнуйтесь.

К несчастью, в ту ночь я так и не смог вылететь в Вашингтон. Ближайший аэропорт находился в Уорике, но из-за тумана все полеты были отменены. Еще одним вариантом была военно-морская авиабаза в Куонсет-Поинт, располагавшая большим ассортиментом воздушных судов. К сожалению, полеты были отменены и там. Мы связались со службой береговой охраны, и они пообещали попробовать помочь. Однако позже они сообщили мне то же, что и остальные: все полеты отменены. Никто не мог ничего поделать. Я застрял в Ньюпорте.

На следующий день небо прояснилось, и я наконец сел в самолет. В аэропорту меня встретил агент из спецгруппы «Белый дом» и отвез в госпиталь. Там я смог увидеть и подержать своего сына, Кори Джонатана. Он родился слегка недоношенным, но был полностью здоров. Меня переполняла гордость: я стал отцом второго сына!

Суматошный график семьи Кеннеди был испытанием для всех агентов и их семей. Президент Кеннеди путешествовал гораздо чаще, чем его предшественник Эйзенхауэр, так что агентам из президентской группы нередко приходилось работать вдали от дома и семьи. Так как миссис Кеннеди часто и надолго уезжала из Вашингтона, я тоже подолгу не виделся с детьми и женой.

К счастью, жены агентов секретной службы дружили и много общались. Многие из нас жили недалеко друг от друга, и наши дети были примерно одного возраста, так что, пока ребята были в разъездах, жены встречались и проводили время вместе. Когда 27 октября мы вернулись в Белый дом, я был уверен, что в этом году мы больше не будем ездить в Ньюпорт и Кейп. Оставался лишь День благодарения. Я с нетерпением ждал возможности хотя бы месяц поспать в своей постели и провести время с семьей. К сожалению, этому не суждено было сбыться. На следующих выходных мы поехали в Гианнис, затем в Ньюпорт, после чего на несколько дней вернулись в Вашингтон для встречи с премьер-министром Индии Джавахарлалом Неру и его дочерью Индирой Ганди. До меня начало доходить, что миссис Кеннеди старается держаться подальше от Белого дома. Судя по всему, постоянные обеды с дамами и чаепития нравились ей не больше, чем мне. Миссис Кеннеди не любила быть в центре внимания, а светские беседы ее утомляли. Она придирчиво выбирала мероприятия, которые казались ей важными, но впоследствии нередко отказывалась посещать их. Это очень выматывало Тиш Болдридж, которой приходилось искать персонал на замену, когда миссис Кеннеди говорила ей, что чувствует себя плохо или что изменила планы, – а потом она узнавала, что мы уже выехали в Миддлбург.

Тем не менее стоило первой леди узнать о прибытии главы какого-нибудь государства, она тут же целиком посвящала себя планированию мероприятия. Думаю, успех в Маунт-Верноне прибавил ей уверенности в себе, а также показал, что она способна мыслить масштабно при организации такого рода встреч. Одним из самых запоминающихся событий стал для меня вечер с Пабло Казальсом.

– Вы любите музыку, мистер Хилл? – спросила как-то раз миссис Кеннеди, когда мы были в Ньюпорте.

– Да, я очень люблю музыку, – ответил я. – В колледже я даже пел в квартете.

– Неужели?

Она выглядела так, будто вот-вот рассмеется. Видимо, одна лишь мысль о том, что я, серьезный агент секретной службы, могу петь, казалась ей невероятной.

– Да, это правда, – ответил я с улыбкой. – А еще я играл на трубе. Неплохо, кстати, играл.

Она все-таки рассмеялась и сказала:

– Простите, мистер Хилл. Вы всегда такой серьезный! Я и подумать не могла о вас как о человеке, способном петь или играть на музыкальном инструменте.

– Я серьезно отношусь к своей работе, это точно. Но в свободное время я вовсе не прочь поразвлечься.

– Я вовсе не хотела сказать, что вы не развлекаетесь, мистер Хилл, – со смехом поспешила возразить миссис Кеннеди, – но раз уж вы любите музыку, вам следует обязательно посетить со мной ужин с губернатором Пуэрто-Рико.

Я уже знал о приезде губернатора Луиса Муньоса и его жены, как и о государственном ужине в их честь, но не мог понять, что общего это имело с моей любовью к музыке.

– Но почему, миссис Кеннеди?

– После ужина нас ожидает особенный концерт. Пабло Казальс, один из величайших виолончелистов нашего времени, согласился сыграть для нас. Он не играл в Соединенных Штатах тридцать три года! Разве это не прекрасно?

Ее энтузиазм был заразителен.

– Думаю, концерт будет просто потрясающий. Полагаю, мне придется отнести свой смокинг в химчистку, – ответил я.

13 ноября 1961 года я стоял в задней части Восточного зала, одетый в смокинг, и слушал концерт Пабло Казальса. Аккомпанировали ему пианист Мечислав Хоршовский и скрипач Александр Шнайдер. Это действительно был самый трогательный и впечатляющий концерт в моей жизни.

Миссис Кеннеди очень любила приглашать видных деятелей искусства в Белый дом, чтобы продемонстрировать важность культуры для гармоничного развития страны. В тот вечер они с президентом собрали людей, способных по-настоящему оценить единственный шанс увидеть Казальса в Америке. Среди гостей были композиторы Леонард Бернстайн, Аарон Копленд, Юджин Орманди и Леопольд Стоковский. Также присутствовали Генри Форд II, основатель IBM Томас Джон Уотсон, нефтяной магнат Эдвин Поули и Элис Рузвельт Лонгуорт, дочь президента Теодора Рузвельта, которая еще помнила прошлый концерт маэстро в Белом доме в 1904 году. Этот вечер был особенным не только из-за присутствия Казальса, но и из-за пришедших гостей. Для меня было честью находиться среди них.

Для первой леди этот вечер тоже был особенным. Она лучилась счастьем и выглядела восхитительно. Это было официальное мероприятие, и все гости оделись самым торжественным образом, но царственные манеры и ослепительная улыбка выделяли ее из толпы лучше любых украшений.

Выступление Казальса привлекло внимание общественности, и, хотя концерт и доставил миссис Кеннеди огромное удовольствие, как только вечер подошел к концу, она с радостью покинула Вашингтон. На следующий день мы направились в Миддлбург, чтобы провести несколько дней в Глен-Ора.

Все еще сияющая от эмоций после выступления Казальса, миссис Кеннеди достала пачку газет. Пока я вел машину, она зачитывала отрывки из рецензий.

– Это был просто потрясающий вечер, миссис Кеннеди, – сказал я, – вам следует гордиться тем, что его организовали именно вы.

– Спасибо, мистер Хилл, – сказала она с улыбкой, – я очень рада, что вам понравилось. Жаль, что вы побывали там на работе, а не в качестве гостя. Но я бы не хотела, чтобы вы пропустили это событие.

– Я благодарен вам за заботу, миссис Кеннеди, вы очень добры, – сказал я.

– Надеюсь, вы понимаете, как высоко я ценю все, что вы делаете для меня, мистер Хилл. Благодаря вам мое мнение о секретной службе несколько изменилось.

Мы выехали из Глен-Ора в пятницу утром, 17 ноября. Миссис Кеннеди собиралась покататься верхом с Пьемонт Хант. Ее лошадь по имени Ирландец везли в трейлере следом за нами.

Прошло немало времени с тех пор, как первая леди ездила верхом в последний раз, и одного взгляда на нее хватало, чтобы понять, как она взволнована. На ней были галифе, блейзер, сапоги и ни грамма макияжа – и все же она выглядела даже более привлекательно, чем в вечернем платье на выступлении Казальса. Это была та миссис Кеннеди, какой я ее узнал и запомнил, – непринужденная, раскрепощенная и уверенная в себе вдали от лишних глаз.

– Прогулка может затянуться, – предупредила она. – После того как мы вернемся, я присоединюсь к остальным за завтраком. Я не знаю точно, когда вернусь.

– Хорошо, миссис Кеннеди. Желаю вам приятно провести время. Вызовите меня, когда будете готовы уезжать.

Позади нас люди рассаживались по коням. Гончие бегали вокруг, оглашая окрестности лаем. Я заметил, что лошадь миссис Кеннеди волнуется и конюх никак не может ее успокоить.

– Похоже, Ирландцу не терпится пуститься в путь, – сказал я, – будьте осторожны.

– О, не беспокойтесь за меня, – сказала миссис Кеннеди, бросая взгляд на коня. – Он довольно норовистый, но меня слушается. – Затем, широко улыбнувшись, она добавила: – Это вы будьте осторожны, пытаясь поспеть за мной на машине по этим неровным тропинкам!

Я рассмеялся. Миссис Кеннеди направилась к остальным наездникам, собравшимся на поляне неподалеку.

– Доброе утро, Джеки! – крикнул кто-то из них. – Рады вас видеть!

– Доброе утро! – ответила она. Миссис Кеннеди выглядела расслабленно и естественно, иными словами – в своей тарелке. Здесь она была всего лишь одной из всадниц, пришедших покататься на лошадях. Никто не относился к ней как-то по-особенному, и ей это нравилось. Здесь первая леди могла побыть просто Джеки.

Я наблюдал за тем, как она поставила ногу в стремя и забралась на Ирландца. Затем я сел за руль фургона и выехал на позицию, с которой было видно всю группу, скачущую по холмистой местности хозяйства Меллон.

До меня доносились свист кнутов и собачий лай. «Интересно, – подумал я, – неужели они считают, что со всем этим шумом смогут застать врасплох хоть одну лису?» Всадники поскакали по своему обычному маршруту. То тут, то там они перескакивали через заборы и живые изгороди. Миссис Кеннеди любила прыгать, и у них с Ирландцем это хорошо получалось. Я медленно ехал по проселочным дорогам, пытаясь поспевать за группой и держать их в поле зрения. Это было непросто.

Внезапно я заметил человека, сидящего на корточках посреди поля, прямо на пути приближающихся всадников.

Черт. Подъехав поближе, я узнал в нем Маршалла Хоукинса, местного фотографа, который был знаменит своими фотографиями лошадей и всадников из охотничьих клубов. Он притаился неподалеку от заборчика, через который вскоре группа должна была перепрыгнуть.

Гончие бежали тихо, и единственным более-менее громким звуком был приближающийся стук лошадиных копыт. Я был на дороге, в доброй сотне ярдов от забора, и единственное, что мне оставалось, – это закричать. Однако я решил, что мой крик может лишь осложнить ситуацию.

Я не опасался за миссис Кеннеди, но знал, что она будет в ярости, если у Хоукинса получится сфотографировать ее.

Подъехав настолько близко, насколько было возможно, я заглушил двигатель и вышел из машины. Первые всадники уже добрались до заборчика и начали через него перепрыгивать. Хоукинс все еще неподвижно сидел в траве, не издавая ни звука. В тот момент, когда миссис Кеннеди подъехала к забору, он резко встал в полный рост и начал снимать.

Резкое появление человека и щелчки затвора испугали Ирландца, и тот резко затормозил, упершись в землю передними ногами.

В немом ужасе я наблюдал, как миссис Кеннеди вылетела из седла над головой лошади, перелетела через забор и упала в траву.

Я уже готовился перепрыгнуть через ограждение, отделяющее дорогу от угодий, но тут я увидел, как миссис Кеннеди встает из травы, отряхивается, вскакивает на коня и, не сказав ни слова, уезжает вместе с группой. В момент падения она удачно выставила перед собой руки и, судя по всему, практически не пострадала. Мой страх за ее жизнь перешел в ярость к фотографу.

Я побежал в его сторону, ощущая мощный прилив адреналина.

– Что вы, черт побери, творите? – закричал я.

Судя по всему, ранее фотограф и не подозревал, что я за ним наблюдаю. Он выглядел испуганным.

Несколько секунд спустя я уже стоял вплотную к нему и гневно смотрел ему в глаза.

– Что вы, черт побери, творите? – повторил я.

– То же, что и всегда, – едко ответил фотограф, – снимаю охоту в полях.

– Черт! Из-за вас миссис Кеннеди могла серьезно пострадать! – рявкнул я и протянул руку к его камере. – Отдайте мне чертову пленку, Маршалл.

– Нет, – ответил он и прижал фотоаппарат к груди, – вы не можете ее у меня отобрать.

К сожалению, это был не вопрос государственной безопасности, и я был уверен, что Маршалл это вполне понимал. Я решил попробовать уговорить его отдать мне пленку.

– Вы же не хотите опозорить миссис Кеннеди перед всей страной? – спросил я. – Если вы опубликуете фото ее падения, ей явно будет неприятно. Вы этого хотите?

– Я не отдам вам пленку, Клинт, – ответил Маршалл.

Я понял, что это бесполезно. Он не был дураком и понимал, что у него на руках очень ценный кадр, и вовсе не спешил расставаться с ним. У меня больше не было времени препираться. Нужно было возвращаться к машине и догонять группу. Я лишь покачал головой и направился в сторону ограды.

– Передайте миссис Кеннеди, что мне жаль, что из-за меня она упала, – сказал мне вслед фотограф. – Я вышлю ей копию снимка, если она захочет.

Мне захотелось развернуться и разбить ему морду, но я понимал, что это ничего не решит. Я перешел на бег и вернулся в фургон.

Проехав немного вперед, я наконец увидел группу. Они спешивались. Все собирались вокруг миссис Кеннеди.

«Господи, – подумал я, – надеюсь, с ней все в порядке». Отсюда мне не было видно выражения лица, но то, что она могла стоять без посторонней помощи, было уже хорошо.

Я подбежал к миссис Кеннеди. Она сняла шлем и провела ладонью по волосам.

– Миссис Кеннеди, с вами все в порядке? – спросил я.

Она повернулась ко мне и улыбнулась.

– Да, мистер Хилл, все хорошо.

Затем, нахмурившись, миссис Кеннеди спросила:

– Вы говорили с фотографом? Вам удалось забрать пленку?

– К сожалению, у меня не вышло. Он не хотел ее отдавать. Я посмотрю, что еще можно сделать, после того как отвезу вас в Глен-Ора. Самое главное, что с вами все в порядке. Ваше падение выглядело впечатляюще.

– О, это не первое мое падение с лошади и уж точно не последнее, – со смехом сказала она.

Ее друзья рассмеялись, и кто-то спросил:

– Ну что, кто проголодался?

– Приятного аппетита, миссис Кеннеди, – сказал я. – Я буду поблизости.

– Благодарю вас, мистер Хилл, – ответила она. – Со мной и правда все хорошо. Но мне бы очень хотелось заполучить ту пленку.

Да уж, мне тоже. Я был чертовски рад, что с миссис Кеннеди все было в порядке. Теперь мне предстояло написать длинный доклад обо всем, что произошло в это утро. Совершенно не хотелось этим заниматься.

Я звонил Маршаллу Хоукинсу несколько раз, но его позиция оставалась прежней. В конце последнего разговора он сказал:

– Я вышлю фото и вам, Клинт.

Я знал, что Маршалл собирается продать это фото тому, кто предложит больше денег. Это он и сделал. Миссис Кеннеди почувствовала себя очень неловко, когда увидела снимок в журнале «Лайф», и мне было плохо от осознания того, что я не смог этого предотвратить.

Несколько недель спустя в Белый дом по почте пришло плакатное фото в рамке, на котором была изображена падающая с лошади миссис Кеннеди. Я не знал, что с ним делать, поэтому отнес домой и положил в чулан.

Пресса и многие науськанные журналистами граждане страны были убеждены, что президент ездил в Гианнис и Ньюпорт исключительно отдыхать и развлекаться. На самом деле президент не может взять отпуск и по-настоящему расслабиться, пока занимает пост. Тем временем ситуация в мире ухудшалась. Советский Союз совместно с Восточной Германией начал затягивать удавку вокруг Западного Берлина. Контроль за границей ужесточился, и началась постройка стены, что вызвало беспокойство у всего западного мира. Соединенные Штаты мобилизовали около 150 000 резервистов. 40 000 солдат были посланы в Европу для усиления американского присутствия на континенте. Общая численность войск США в Европе теперь составляла 290 000 солдат. После неудачи в заливе Свиней Куба все еще вызывала сильное беспокойство у американского правительства. В то же время напряжение в Юго-Восточной Азии – в Лаосе, Камбодже и Вьетнаме – нарастало и требовало внимания. В пределах страны участившиеся попытки угона самолетов привели к созданию службы воздушных маршалов – специальной федеральной службы, отвечающей за безопасность на воздушных судах. Расовая сегрегация, в свою очередь, переросла в проблему, которую больше нельзя было игнорировать.

Миссис Кеннеди отдавала себе отчет в том, какая гигантская ответственность лежала на плечах президента. Она изо всех сил старалась окружить мужа уютом и заботой в те редкие моменты, когда он мог побыть с семьей и друзьями. Она часто приглашала Пола «Рыжего» Фэя и его жену Аниту в Миддлбург на выходные или на ужин в Белый дом. Президент и Рыжий дружили еще со времен службы во флоте. У них было похожее чувство юмора, и оба любили корабли. Частыми гостями также были Чак Сполдинг с супругой Бетти. Чак был шафером на свадьбе Кеннеди, а также помогал во время президентской кампании.

А еще был Лем. Леймон «Лем» Биллингс и Джек Кеннеди дружили еще с подготовительной школы в Чоате и были почти как братья. Лем постоянно крутился в Белом доме и часто сопровождал президента во время полетов на вертолете в Миддлбург, Гианнис и Палм-Бич. Он был высоким, худощавого телосложения, несколько женоподобным и, казалось, всегда находился где-то поблизости. Миссис Кеннеди терпела Лема, как порою терпят надоедливого брата. Его шалости и остроумие заставляли президента смеяться, а это дорогого стоило в такое трудное время.

22 ноября 1961 года вся семья собралась в Гианнисе, чтобы отпраздновать День благодарения. Приехали родители президента, Роза и Джозеф Кеннеди, а также большое количество дальних родственников. Я терялся в догадках, что же они собирались делать в такую холодную погоду, учитывая, что большая часть семейных увлечений была связана с водой. Кеннеди были весьма активным семейством, у них присутствовал соревновательный дух. Вскоре я узнал, что День благодарения в Кейпе обычно сопровождается игрой в тачбол и катанием на коньках на Мемориальном катке в Гианнисе.

Каток имени Джозефа Патрика Кеннеди-младшего был построен в честь старшего сына посла и Роуз Кеннеди, который погиб во Второй мировой войне. Члены семьи любили вместе гулять по мемориалу, кататься на коньках, смеяться и в целом – наслаждаться компанией друг друга. Мне нравилось наблюдать за ними со стороны, и я нередко ловил себя на мысли, что хочу присоединиться к ним.

Я любил коньки, так как сам вырос в Северной Дакоте и в детстве часто катался с друзьями после школы. В Уошберне был пустырь длиною примерно в полквартала. Он замерзал с приходом первых морозов и не оттаивал до Пасхи. Там мы с ребятами и катались. Если мне хотелось побыть одному, я шел на ручей Пэйнтед Вуд и катался там в мирном уединении. Эта привычка сильно беспокоила мою мать. Несколько ребят уже утонули там, провалившись под лед, но я никогда не боялся за себя. Более того, катаясь с сестрой или друзьями, я всегда шел впереди, прощупывая лед на предмет тонких мест и воздушных карманов.

Холод тоже меня не беспокоил – двадцать градусов ниже нуля были вполне привычной для меня температурой, а катание на коньках придавало бодрости и заставляло улыбаться. Такую же улыбку я видел на лицах миссис Кеннеди, ее мужа, Кэролайн и остальных членов семьи, когда они скользили по льду, радостные и довольные.

Если погода позволяла, они играли в тачбол. Все начиналось с того, что кто-то – обычно это был Бобби – собирал игроков и распределял их по командам. Зачастую им не хватало игрока, и тогда Бобби или его младший брат Тедди звали меня.

– Клинт, иди сюда! – кричали они. – Нам нужен еще один игрок!

В школе и колледже я играл в футбол и полюбил его. Меня не приходилось просить дважды.

Президент играл нечасто из-за проблем со спиной. Обычно в игре участвовали Бобби, Тедди, их жены – Этель и Джоани, сестры Юнис и Джин и их мужья – Сардж Шрайвер и Стив Смит. Также приглашались все гости, находящиеся поблизости. Матчи проходили очень весело и с большим азартом. Этель очень не любила проигрывать и поэтому относилась к футболу особенно серьезно. Господи, одно лишь воспоминание о том, как она играла, до сих пор заставляет меня улыбаться. Она была самым активным игроком на поле.

Тачбол был грубоват для миссис Кеннеди, так что чаще всего она сидела на крыльце и вместе с послом наблюдала за тем, как мы боремся и толкаемся.

Кеннеди относились ко мне как к одному из своих – порою я чувствовал себя частью семьи.

Я наслаждался тачболом – не только игрой, но и возможностью иногда как следует толкнуть кое-кого из игроков – в качестве расплаты за то, что порою они создавали мне кучу проблем и дополнительной работы. Например, иногда они без спроса брали машины секретной службы, а порой пытались советовать агентам, что им делать.

Мы довольно быстро отучились оставлять ключи в машинах даже в охраняемой зоне, потому что, если мы забывали их вытащить, кто-то – обычно Юнис, Сардж Шрайвер или Тедди – сразу же забирался в машину и уезжал в неизвестном направлении. Как назло, это всегда происходило прямо перед тем, как миссис Кеннеди или президент собирались куда-то ехать. Молодежь постоянно подшучивала над агентами, но, я уверяю, тогда это вовсе не казалось нам смешным.

К тому моменту я был в спецгруппе первой леди чуть больше года. Моя работа протекала вовсе не так, как я вначале себе представлял. Поначалу ни я, ни миссис Кеннеди не были уверены, удастся ли нам сработаться, но со временем мы смогли выстроить наши рабочие взаимоотношения на взаимном доверии и уважении.

Близилось Рождество, и снова мы направлялись в Палм-Бич.