Текст книги "Великие любовники"

А в это время Генрих III, понуждаемый Лигой, чьим пленником он фактически стал, против своей воли снова взялся за оружие. Генриху Наваррскому пришлось противостоять армии противника, имевшей подавляющее численное превосходство. Когда враги окружили его в замке Нерак, он, в очередной раз проявив смелость и хитрость, сумел прорвать вражескую блокаду и скрыться в направлении Ла-Рошели. Хотя он и оказался разлученным с Коризандой, все мысли были обращены к ней. Он писал ей письма, которые заканчивались пылкими признаниями в любви. Как, например, вот это письмо: «…Душа моя, не забывайте меня. Верьте, что моя верность вам непоколебима и незапятнанна. Такого со мной никогда еще не случалось. Если это вас удовлетворит, живите счастливо. Ваш раб обожает вас. Миллион раз целую твои руки, сердце мое»

Такой тон может удивить, в особенности от такого отчаянного вояки и… неутомимого юбочника. Эта нежность не мешала ему сражаться с той же энергией, что он и доказал 20 октября 1587 года в битве при Куртра. В результате упорных боев он разбил католическую армию под командованием герцога де Жуайеза. Погиб и сам главнокомандующий, и многие его офицеры. Гордый своей победой, Генрих послал Коризанде захваченные в бою вражеские знамена. Это заставило Агриппу д’Обинье заскрежетать зубами. «Все были очень недовольны, – заявляет он, – когда король Наваррский бросил свои слова на ветер, а победу посвятил любви».

Вражеские знамена сопровождались страстным письмом, в котором король в очередной раз клялся в своей верности. Он даже несколько перегнул палку, потому что в это же время познакомился с одной двадцатилетней жительницей Ла-Рошели по имени Эстер. Поговаривали, что красотка все еще была девственницей… После знакомства с ним она, естественно, быть таковой перестала.

Но Генриху надоели сражения, особенно против своего шурина. С присущим ему политическим чутьем, будущий король Франции хотел прекратить разорение королевства, которое в один прекрасный день могло достаться ему. Его позицию резко критиковали его же сторонники, а Гизы и лигисты посылали ему проклятия. Этот ливень клеветы и несправедливых обвинений в конечном счете повлияли на моральное состояние Генриха, и он признался Коризанде в своем отчаянии. Молодая женщина постаралась утешить своего «малыша», за которым она продолжала бдительно присматривать. Однако ей стали известны измены любовника, и их связь продолжалась уже семь лет. И если чувства Коризанды к «малышу» за это время не изменились, то в душе Генриха страсть первых лет сменилась нежностью. И король дошел до того, что теперь уже начал рассказывать графине де Гиш о своих любовных похождениях на стороне. Всякий раз, когда ему доводилось бывать в Ла-Рошели, Генрих с особым удовольствием навещал прекрасную Эстер Имбер[54]54
  Имбер, Эстер, или Изамбер, – фаворитка Генриха IV, имела двоих сыновей от короля. Умерла в нищете.


[Закрыть]. Удовольствие его было настолько большим, что молодая особа вскоре оказалась беременной. И Генрих получил еще одного незаконнорожденного ребенка! Тому дали нелепое имя Гедеон-Господин, а его отец признал его. Увы, ребенок прожил всего несколько месяцев, к большому огорчению его родителя. Тем временем Генрих занялся приятным делом зачатия ребенка с другой девушкой из Ла-Рошели по имени Мартина. Но намного больше, нежели любовные похождения, короля занимало будущее страны. Он пришел к выводу, что мир в стране может быть достигнут только в том случае, если Генрих III и он объединят свои силы, чтобы раз и навсегда покончить со сторонниками Лиги. Со своей стороны, Генрих III тоже пришел к такому выводу. Ему удалось скрыться из дворца Тюильри и достичь берегов Луары, где встретились оба короля и проявили чувства взаимной дружбы. Генрих Наваррский обязался помочь Генриху III восстановить власть над королевством. Операция по завоеванию страны должна была начаться со взятия Парижа. Столица к тому времени находилась полностью в руках лигистов, равно как и бо́льшая часть страны.

После того как 23 декабря 1588 года по приказу короля в Блуа был убит Генрих де Гиз, столицу оборонял его брат, толстый Майен. И делал он это с помощью испанских войск, присланных ему на подмогу королем Филиппом II. Генрих Наваррский решил немедленно начать штурм. «Скоро мы увидим колокольни собора Парижской Богоматери, – сообщил он Коризанде, словно бы речь шла о девице, добавил фразу: – Признаюсь, что во всем королевстве не найти большего наслаждения, чем обнять этот город и положить ладонь на его грудь».

Под грохот пушек Генрих взял Кламар, Ванв, Медон и достиг холмов предместья Сен-Клу. В Париже Майен и лигисты всякий раз вздрагивали при мысли, что вскоре в город войдет еретик, но их спас кинжал Жака Клемана. В семь часов утра 1 августа 1589 года юный монашек явился в Сен-Клу, где находилась резиденция Генриха III, и попросил у короля аудиенции. Ни о чем не подозревая, король Франции принял его. Под предлогом того, что должен сообщить королю очень важную тайну, Жак Клеман приблизился к монарху и внезапно вонзил ему в живот отравленный кинжал. Убийца был растерзан на месте[55]55
  Клеман, Жак (1565–1589) – убийца французского короля Генриха III. На самом деле прибежавшие на крик слуги немедленно закололи убийцу. Труп, привязанный к колеснице, был привезен на место казни, четвертован (разорван четырьмя лошадьми) и сожжен.


[Закрыть], но спустя несколько часов король от полученной раны скончался. Перед тем как умереть, он успел передать корону наваррскому королю. Началось царствование Генриха IV. Но ему оставалось самое сложное – завоевать свое королевство. А страна после вести об убийстве Генриха III начала бурлить. В Париже все были этому рады, там прошли праздничные шествия, прославлявшие смерть «короля-изменника» и заодно осуждавшие еретика, который пришел ему на смену. Впрочем, в вопросе относительно нового монарха единого мнения не было: многие отказывались служить королю-протестанту. С остатками войск Генриху IV было невозможно взять Париж штурмом. Он снял осаду, и началась пора продолжительных боев, в результате чего спустя несколько лет его, наконец, признали все французы.

В этой книге не ставится цель рассказать обо всех перипетиях, которые закончились триумфом короля. Мы хотим проследить его любовный путь параллельно с дорогой воителя. Решив временно отказаться от захвата столицы, он направился в Нормандию. После ряда упорных боев, увенчавшихся победой при Арке 17 сентября 1589 года, эта провинция была покорена. Майен со своей армией отступил, но пока не сдался. Имея огромное численное превосходство, толстый лотарингец продолжал твердить, что надо было истребить всех гугенотов, но он учел безумную отвагу и стратегические способности французского короля. Утром 14 марта 1590 года в Иври Генрих приготовился дать решающее сражение. Чтобы увлечь за собой войска, он произнес знаменитую фразу, которую учат наизусть все школьники Франции: «Следуйте за моим белым плюмажем, он укажет вам дорогу к славе и чести!»

Вдохновленная примером своего командира, немногочисленная, голодная, плохо оснащенная королевская армия опрокинула врага. На этот раз Майен был разгромлен, и Генрих мог снова приступить к осаде Парижа. Он на несколько дней остановился в Ла Рош-Гийон у маркизы де Гершвиль, которая ему очень понравилась, но впервые его ухаживания натолкнулись на упорную добродетель маркизы. Это была одна из редких неудач короля.

Теперь он мог начинать штурм своей главной цели – Парижа. Но перед тем как начать приступ, он окружил город плотным кольцом, чтобы закрыть доставку туда боеприпасов и продовольствия. Одно за другим в его руки переходили предместья столицы: Сен-Дени, холмы Шомон, Монсо, Монмартр, на холме которого его артиллерия заняла идеальную позицию. Но взятие Монмартра было важно не только со стратегической точки зрения, в этом были замешаны и дела сердечные: в Монмартрском аббатстве жила очаровательная аббатиса Катерина де Бовилье, особа восемнадцати лет от роду. Монашеский сан не помешал ей броситься в объятия короля. У мадемуазель де Бовилье были прекрасные рекомендации: она была крестницей Марии Бабу де ла Бурдезьер, которую близкие люди называли прекрасной Бабу, а среди них были Франциск I и Папа Клемент VII! Нет ничего удивительного, что король частенько заезжал туда для прочистки печных труб.

Будучи протестантом, Генрих IV не придавал религии большого значения при выборе любовниц. Катерину де Бовилье потом сменила другая аббатиса, прелестная Катерина де Верден. Ей было двадцать два года, что не позволяло занять должность матери-настоятельницы аббатства Лоншам. Но при ней было все, чтобы удовлетворить набожность короля. Он сумел оценить заслуги юной матери, сделав ее настоятельницей монастыря Сен-Луи де Вернон. Эта новая связь дала повод пошутить одному из его боевых товарищей, маршалу Бирону:

– Все в Париже утверждают, что вы сменили религию!

– Как это? – спросил озадаченно Генрих IV.

И тут Бирон пояснил со смехом:

– Поменяли монастырь на Монмартре на монастырь в Лоншам![56]56
  А. Кастелло. Генрих IV.


[Закрыть]

Эти победы, сколь бы сладостными они ни были, все же не могли удержать надолго непостоянного монарха. Когда его связь с Коризандой переросла в нежную дружбу, голова и сердце короля оказались свободными. Именно в этой благодатной обстановке и появилась та, ставшая большой любовью короля – Габриэль д’Эстре[57]57
  Эстре, Габриэль де (1570–1599) – дочь начальника артиллерии, фаворитка Генриха IV. Имела громадное влияние на короля, но не злоупотребляла этим, пользовалась общим уважением двора. Отравлена фруктами.


[Закрыть]. Прекрасная Габриэль!

Обстоятельства, которые предшествовали их встрече, были достаточно необычными, поскольку их свел тогдашний любовник этой молодой особы. Роже де Бельгард был главным конюшим Генриха III и остался на этой должности при его преемнике. Как и король, он слыл большим охотником до дамских прелестей, и оба мужчины частенько обменивались игривой информацией относительно своих новых побед. Когда Бельгард стал часто восхвалять перед повелителем прелести этой девицы, Генрих очень заинтересовался, потребовал познакомить его с ней и отправился с главным конюшим в замок Кевр, где жила Габриэль. Стоило ему только увидеть ее, как он тут же безумно влюбился и потребовал от Бельгарда уступить ему ее. Бельгард подумал о своем будущем и подчинился. Но дело еще не было сделано: хотя девушке было всего семнадцать лет, она знала, как следовало поднимать ставки! У нее уже был довольно внушительный послужной список любовников: годом раньше герцог д’Эпернон предложил ее Генриху III, но тот не выразил желания, что было неудивительно. Зато кардиналу де Гизу, который, несмотря на сутану, очень любил женский пол, принял красавицу с восторгом. После его преосвященства Габриэль нашла прибежище в объятиях пиккардийского дворянина по имени де Ставей, но бросила его ради соблазнительного Бельгарда, по-настоящему влюбившись в него. Подобное раннее созревание могло бы удивить нас, если бы мы не знали родословной мадам д’Эстре. Ее бабка, уже упомянутая за ее галантные подвиги прекрасная Бабу, родила семерых дочерей, ставших достойными продолжательницами дела мамаши и по праву заслуживших прозвище «семь смертных грехов». Одна из этих «грехов», Франсуаза, вышла замуж за адмирала Антуана д’Эстре, маркиза де Кевра. Она подарила ему шестерых дочек, им дала воспитание сообразное той карьере, которую им желала. Это заставило господина д’Эстре сказать о жене так: «Эта женщина превратила мой дом в публичный».

Габриэль, последняя из выводка, готовилась пойти по следам своей дорогой мамочки. Странное дело, объяснения короля в любви оставили ее равнодушной. Она любила только Бельгарда, и Генрих был раздосадован такой реакцией, к чему он явно не привык. Больше того, когда он уезжал из Кевра, она сухо поставила его на место, не пощадив его самолюбие: «Я никогда не полюблю вас!» – сказала она ему.

Тогда в дело вмешалась ее тетка, Изабэль де Сурди. Будучи одной из «семи смертных грехов», эта почтенная дама могла дать племяннице только бесценные советы. Прежде всего она посоветовала ей, поскольку король явно клюнул на наживку, чтобы побегал за ней с высунутым языком и смог получше оценить то, что Габриэль сможет ему дать, когда настанет время. Когда он готовился напасть на Руан, Габриэль убедила его начать с осады Шартра. Господин де Сурди, дядя девушки, был губернатором этого города, и его оттуда вышвырнули лигисты. Теперь он жаждал вновь вернуть себе все вытекавшие из его положения прерогативы. Хотя король и остерегался следовать советам женщин в государственных делах, он все-таки подчинился желанию красотки, продолжая питать надежду на достойное вознаграждение с ее стороны. И он пошел на приступ Шартра. Чтобы очаровать Габриэль, которая участвовала в кампании, король проявил безумную смелость и 19 апреля 1591 года захватил город. По всей вероятности, именно в тот день его ожидание и закончилось. Для Генриха раскрывшиеся двери спальни красавицы показались вратами рая, но она была иного мнения. Красотка не только не испытывала ни малейшего удовольствия от любовных игр с королем, но он внушал ей настоящее отвращение. Причин для этого было несколько: король был вдвое старше ее, с преждевременно поседевшими волосами и бородой, он казался ей на десяток лет старше, чем был. От него несло чесноком, который Габриэль не могла выносить. Что же касается его любовной активности, то она не удовлетворяла ее, если верить признанию: «Генрих только возбуждает мой аппетит. Мне приходится искать на стороне того, кто меня удовлетворит».

А найти такого мужчину было очень просто – Роже де Бельгард, которого она продолжала любить. А он не пропускал возможности заглянуть к ней, когда короля не было рядом. По этому поводу Андре Кастелло рассказал нам одну пикантную историю, случившуюся в замке Бю, где в то время жила Габриэль: «Бельгард испросил разрешения у короля отлучиться от двора. Генрих разрешил, а сам направился на ночь в Бю. Утром Генрих проснулся и уехал к войскам, которые осаждали Дре. Осажденные не предпринимали никаких вылазок. Наш король вернулся к Габриэль, но увидел, что дверь кабинета, который сообщался с ее спальней, была заперта. Услышав, что король вернулся, Бельгард успел только спрятаться в маленькой комнате. Генрих обо всем догадался, стал кричать, звать на помощь, а Габриэль, как водится, зарыдала. В конце концов король решил взломать дверь, но засов оказался прочным, и Бельгард ус пел выскочить в окно. Габриэль оставалось только одно средство – заплакать…»

Несмотря на то что у него не было и сомнения в неверности возлюбленной, слезы произвели на Генриха магическое действие, и он не стал ни о чем дознаваться.

К счастью, накануне каждого нового сражения король становился более воинственным. Несмотря на то что при каждой стычке враг бывал разбит, борьба с католическими войсками и их союзниками грозила стать вечной. Генрих понял, что утвердить окончательно свою власть над страной он мог только путем смены религии. А это было тяжело для его сознания и гордости. И все-таки он решился. 25 июля 1593 года в соборе Сен-Дени король торжественно отрекся от религии, в которой был воспитан с детства. После его вступления в лоно римской церкви противники не сразу сложили оружие. Но постепенно в их рядах начался разброд. Толстый Майен сам развернулся на девяносто градусов и заявил о своей преданности королю. За ним последовали другие вожди повстанцев. Со своей стороны, и Габриэль поняла, что в руки ей попалась редкая птичка, и стала постоянно находиться рядом с ним, не обращая внимания на непостоянство характера любовника. Это она сказала послу Венеции: «Прекрасно понимая, что мне грозит опасность быть забытой, как это было со всеми любовницами, которые отдалялись от него, я прилежно нахожусь рядом с ним. Я – словно луна, которая прячется за солнцем, не теряя при этом собственного сияния»[58]58
  М. де Декер. Генрих IV, женщины Короля-галанта.


[Закрыть].

Но Генрих, казалось, вовсе не был утомлен этой связью. Напротив, он был влюблен, как никогда, и доказывал это, осыпая ее дорогими подарками и деньгами. Постоянство его чувств выражалось и в письмах: «Любовь делает меня столь же ревнивым к моему долгу, сколь к вашему доброму расположению, моему единственному сокровищу. Поверьте, мой прекрасный ангел, что я ценю его столь же высоко, как дюжину одержанных мною побед. Оставайтесь же славны тем, что победили меня, хотя я никогда не бывал побежден, кроме вас, кому я миллион раз целую ноги».

Но парочке все же пришлось расстаться, чтобы 7 июня 1594 года Габриэль смогла родить мальчика, его назвали Цезарем, и он стал герцогом Вандомским. Генрих сразу же стал проявлять к нему большую любовь, хотя и не был абсолютно уверен в том, что отцом не был Бельгард. Чтобы утвердить официальное положение фаворитки при дворе, он решил выдать ее замуж. Речь шла о многовековой традиции, ей следовали все любовницы королей. Ради соблюдения формальностей надо было найти подставного супруга, готового на все условия за сумму, размер которой определялся королевской щедростью. Выбор Генриха пал на дворянина, чья фамилия уже считалась символом слепоты, – барона де Бенэ[59]59
  Фамилия эта созвучна слову «простак». – Прим. пер.


[Закрыть]! Он действительно проявил неслыханную покладистость. Но ему, впрочем, недолго пришлось выполнять свою работу, поскольку находившийся в эйфории от окончательного завоевания королевства и появления на свет сына Генрих стал склоняться к мысли сделать любовницу королевой Франции. Но этот план встретил неодобрение его окружения. Среди них был и Агриппа д’Обинье, который с присущей ему прямотой заметил: «Если вы станете мужем любовницы, то презрение, которое падет на вас, окончательно перекроет дорогу к трону».

Действительно, этот трон был еще таким шатким. К тому же Генрих IV все еще был женат! За кругленькую сумму и освобождение из крепости Юссон Маргарита Валуа конечно же была готова согласиться на расторжение брака, но только если ее место займет женщина королевских кровей. Странное требование со стороны женщины, которая развлекалась со своими слугами!

Но все советы, казалось, не могли повлиять на решение Генриха. Он упорствовал в своих матримониальных замыслах и показывал это достаточно зрелищно. Когда 15 сентября 1594 года он торжественно въехал в столицу, Габриэль была рядом с ним. Это пришлось не по вкусу парижскому люду, и любовница была осмеяна в четверостишье:

 
Какой-то странный ходит слух:
Король наш в услужении дам
Живет в грехе, ну просто стыд и срам,
И в ангелов возводит шлюх.
 

Фаворитке были даны такие прозвища: «герцогиня дерьма» или «королевская шлюха». Генрих IV не обращал на это никакого внимания и продолжал настаивать на своем. Он сделал так, чтобы брак Габриэль был расторгнут по причине его несостоятельности. Для того чтобы облегчить это дело, официальный муж красотки в своей услужливости дошел до того, что распустил слухи, что он импотент. Более услужливым быть просто невозможно.

Самым удивительным было то, что, казалось, ничто не могло уменьшить страсть короля, даже измены любовницы, про которые ему доносили. Эти зависимость и подчиненность могут только удивлять, если знать о его решительности в других сферах жизни. Это письмо к Габриэль может служить тому доказательством: «Нет ничего, что бы не вызывало моих подозрений и укрепляло их в плане того, как вы ко мне относитесь. Вам известно, как оскорбляет меня присутствие рядом с вами моих соперников. Сила вашего взгляда стирает половину моих жалоб, но вы удовлетворяете меня словами, а не сердцем… Примите же решение, моя госпожа, иметь одного только слугу. Никто в мире не сможет так преданно любить вас, как я. Никто не может быть вернее вам, чем я. Я так хочу вас видеть, что отдал бы четыре года жизни, чтобы скорее закончить это письмо и миллион раз поцеловать ваши ручки…» При дворе все с удовольствием насмехались над королем, обсуждая любовные похождения фаворитки. Даже простолюдины были в курсе этого, свидетельством чему был ходивший по улицам Парижа девиз – прямой намек на главного конюшего: «Красивой страже – красивые ножны!»[60]60
  Фамилию Бельгард можно прочесть как «красивая стража». – Прим. пер.


[Закрыть]

Габриэль дошла в бесстыдстве до того, что стала принимать Бельгарда в своей спальне в замке Фонтенбло. Прознав об этом, король устремился было к спальне любовницы, но потом вдруг повернул назад, шепча: «Нет, это разозлило бы мадам д’Эстре!»

Неужели он испугался, что, увидев правду своими глазами, ему пришлось бы принять меры против той, кого он так страстно любил? В этом нет никакого сомнения. Единственным последствием этого случая стало то, что Бельгарда на некоторое время удалили от двора. Что же касается Габриэль, то она стала маркизой де Монтре и получила великолепный особняк неподалеку от Лувра. В декабре 1596 года Габриэль родила королю еще одного ребенка, на этот раз девочку, за что стала чуть позже герцогиней де Бофор. Проходили месяцы, но намерение короля жениться на молодой женщине только укреплялось, невзирая на возражения, высказываемые со всех сторон.

21 мая 1598 года он сделал решительный шаг, послав любовнице такое стихотворение:

 
Я сумел на войне
Трон высокий занять,
И теперь на земле
Вы должны воссиять.
Ах, какая потеря!
Ах, несчастные дни!
Как смогу жить теперь я
Без вашей любви?
Половину короны
Я вам предлагаю.
Этот дар от Беллоны[61]61
  Беллона (лат. Bellona) – древнеримская богиня войны, входила в свиту Марса, богиня подземного мира.


[Закрыть]
Вас принять умоляю.
 

Пусть стихи были так себе, но в них было прямо выражено предложение. Впрочем, к свежеиспеченной герцогине де Бофор уже и без этого относились как к монархине, и она наслаждалась своей властью. Теперь Генрих уже не скрывал своих намерений. Это не мешало ему время от времени давать волю своему неистовому темпераменту, делать некоторые поправки в брачный контракт! Когда весной 1598 года ему пришлось отправиться в Бретань, чтобы убедиться в верности этой провинции, он познакомился с некой девицей по фамилии Дефоссе, которой дал несколько неосторожное обещание, как сообщил нам летописец тех времен: «В течение недели восторженная мадемуазель Дефоссе полагала, что она станет королевой Франции. Ее старик-отец, мать и даже дед, служивший еще Франциску I, начали строить планы относительно грядущего счастья: “Слава Господу! В наш дом пришла удача”».

Какое трогательное зрелище представляли собой семьи, которые на протяжении веков дрожали от счастья, когда их дочерей приглашали лечь в постель короля!

К несчастью для мадемуазель Дефоссе и ее родных, им вскоре пришлось разочароваться. Как всегда осторожная, Габриэль примчалась в Нант, чтобы воссоединиться с любовником и защитить свои завоевания! Следует, кстати, поставить ей в заслугу, что она совершила такую поездку, поскольку спустя всего несколько дней она произвела на свет третьего ребенка, которого назвали Александром… После Цезаря – Александр. Такие имена очень подходили сыновьям непобедимого воителя!

Именно в Нанте за неделю до этого, 13 апреля 1598 года, Генрих IV подписал очень важный документ – знаменитый эдикт, установивший свободу вероисповеданий на территории страны. Он стал основой мира и справедливости. А вот отмена Нантского эдикта спустя столетие королем Людовиком XIV была одной из самых крупных ошибок во французской истории. Из Рима пришли новости о скором расторжении брака короля с Маргаритой. Эта перспектива дала окружению короля возможность заговорить о его новой женитьбе на принцессе хороших кровей.

В то время в Европе было достаточно много незамужних принцесс. Среди кандидаток была, в частности, племянница герцога Флорентийского Мария Медичи, чью скромную внешнюю привлекательность скрашивало ее приданое. И это было немаловажно… Уже начались переговоры с флорентийским двором, но Генрих все медлил: он любил Габриэль, и в его голове вопрос о женитьбе с ней был уже решен. Один из его главных министров, барон де Росни, ставший известным потомкам под именем Сюлли, был решительно против этого безумия. Росни имел большое влияние на монарха благодаря непреклонности своего характера, что объясняло, почему до того времени Генрих не решался признаться ему в своих намерениях. Когда в один прекрасный день они остались наедине, король с тысячью предосторожностями затронул эту тему. «Нетрудно было угадать в этом потоке оговорок, – сообщает нам Сюлли, – что Его Величество уже долго об этом думал и был почти готов пойти на этот недостойный брак, на котором, видно, она так настаивала. Удивление мое было велико, но мне пришлось тщательно его скрыть. Я сделал вид, что увидел в последних словах Генриха что-то вроде шутки, хотя это отнюдь не было шуткой, и постарался моим ответом заставить короля устыдиться этой странной мысли. Я показал ему всю постыдность этого преступного союза в глазах всего мира и сожаления, которые ему придется испытать в последующем, когда пламя любви ослабеет и он начнет сожалеть о своем поступке». Но как можно было противиться воле короля, когда им двигало только одно желание. Его упорство было настолько велико, что он едва не свел с ума самого Папу Римского Клемента VIII. Решив во что бы то ни стало помешать свершению этого «святотатства», святой отец прибегнул к самым решительным мерам и пустил в ход небесную артиллерию: он повелел провести во всех приходах Рима молебны, чтобы Господь вмешался в это дело. И сам дал всем личный пример: заперся в своей молельне и остался на несколько часов «наедине с Господом». Следует поверить в то, что Всевышний ни в чем не мог отказать своему наместнику на земле, поскольку, когда Клемент VIII вышел из молельни, на его лице сияла довольная улыбка и он с уверенностью произнес: «Господь поможет».

Но вопреки вмешательству Всевышнего, Генрих IV во время одного из праздников в Лувре 23 февраля 1599 года публично объявил о своем намерении жениться. Не дав присутствовавшим времени, чтобы оправиться от неожиданности, он объявил дату свадьбы – на следующий день после Пасхи.

Габриэль чувствовала себя триумфатором и даже не попыталась скрыть своей радости и гордости: «Только Господь и смерть короля смогут помешать мне стать французской королевой!» – воскликнула она. И оказалась права…

6 апреля молодая женщина покинула Фонтенбло и короля, чтобы отправиться в Париж. Она решила плыть туда на лодке, поскольку – в очередной раз – она была беременна, а тряска в карете могла повредить ее здоровью. Король был огорчен этой разлукой в несколько дней, но в течение Страстной недели, чтобы заставить замолчать тех, кто обвинял его в ереси, он посчитал правильным не жить в грехе. Не забудем того, что в тот момент Габриэль была всего лишь его любовницей. Накануне, в ответ на нападки Росни против фаворитки, монарх сказал: «Поскольку вы полагаете, что моя жена должна быть красивой, хорошо сложенной и способной рожать детей, подумайте немного, известна ли вам та, в ком все эти качества воплощены». И, увидев затруднение министра, Генрих продолжил: «О, а вы – хитрая бестия! Вы делаете вид, что думаете, чтобы вынудить меня самого назвать такую женщину. Сознайтесь, не в моей ли любовнице соединены все эти три качества?»

Таким образом, в течение всех месяцев, которые предшествовали принятию решения о свадьбе, король столкнулся с почти всеобщим неодобрением. Но он упорно стоял на своем, хотя это и не мешало ему проявлять некоторые слабости. Пока он продолжал осыпать Габриэль пылкими заверениями любви, у него случились по крайней мере два любовных приключения. Первым была связь с дамой Глен, супругой советника парламента, а другая – с госпожой Изабэль Потье, женой канцлера де Буанвиля. Об этом случае нам сообщил Пьер де Летуаль[62]62
  Летуаль, Пьер де (1546–1611) – автор книги «Мемуары Пьера де Летуаля, или Дневник царствования Генриха III и Генриха IV».


[Закрыть]: «Случилось так, что перед ним оказалась одна дама, которая с ним заговорила. Молодой советник при дворе был плохо проинформирован и решил пригласить танцевать эту даму, уведя ее от короля. Король спросил, какую он занимал должность, а узнав, что тот имел честь быть советником парламента, произнес: “Чрево святой Гризеты, если все остальные советники моего двора походят на вас, то у меня очень глупый двор!” И несчастный советник был вынужден пасть на колени, чтобы молить о прощении».

Со своей стороны, увидев перспективу стать королевой, Габриэль уже больше ни на кого не смотрела. Кончились те времена, когда она могла позволить себе поиграть с Бельгардом. Теперь она не упускала случая, чтобы в очередной раз не сказать королю, что все ее помыслу обращены к нему. Конечно, временами она проявляла неуравновешенность характера. Когда она услышала о возможном браке Генриха с Марией Медичи, быстро взяла себя в руки, и ложе любовников прятало все их ссоры!

И вот 6 апреля эта парочка, к глубокому взаимному сожалению, вынуждена была на время расстаться. Король лично проводил ту, кого называл «мое все», до маленького порта Савиньи-ле-Тампль, где она должна была сесть в лодку. В момент расставания с Генрихом Габриэль со слезами на глазах бросилась ему на шею и попросила «присмотреть за ее Цезарем, Александром и Генриеттой». Генрих был потрясен, долго оставался на берегу, глядя вслед лодке, которая увозила его любимую. Неужели он предчувствовал, что никогда больше не увидит ее? Конечно же нет, но обычное настроение его покинуло.

В три часа дня Габриэль высадилась перед Арсеналом, где проживала ее сестра Диана, потом отправилась на ужин к банкиру Замету, принявшему ее с церемониями, положенными королевам. После ужина она отправилась ночевать к своей тетке мадам де Сурди. В среду утром она приняла Росни и постаралась склонить его на свою сторону, но будущий герцог де Сюлли остался при своем мнении.

В Чистый четверг молодая женщина вначале пошла на мессу в церковь Святого Антония. Ее сопровождала многочисленная свита. С этой свитой она вернулась к банкиру Замету, чтобы там пообедать. Обед был, как и положено, очень обильным, и Габриэль отдала ему должное, хотя ей показалось, что у съеденного ею апельсина был какой-то странный привкус. После ужина, поскольку стояла очень теплая для этого времени года погода, она решила прогуляться в саду. И там она вдруг почувствовала невыносимую боль в горле и желудке. Ее сразу же отнесли в особняк семейства Сурди, где ей стало чуть лучше. Но на следующий день – это была святая пятница – боли возобновились и стали невыносимыми. Обычное для того времени лечение в виде кровопускания только ухудшило ее состояние, и врачи очень скоро потеряли надежду на ее спасение.

В Фонтенбло были посланы несколько гонцов, чтобы сообщить об этом королю. Тот вскочил в седло и помчался по дороге в Париж, но на почтовой станции Вильжюиф прибывший из столицы канцлер Помпон де Бельевр остановил его: «Сир, – сказал он королю, – герцогиня умирает. Конвульсии обезобразили ее лицо. Вам будет очень горько увидеть в таком жалком состоянии и без лекарств ту, кого Ваше Величество так любили!»

Нет, у него не хватило мужества посмотреть в таком состоянии на лицо, которое он ласкал, чьи губы покрывали поцелуями каждую клеточку его тела. Убитый горем, король позволил отвезти себя назад в Фонтенбло, где упал на кровать, не будучи в силах сдержать рыдания.

А несчастная Габриэль промучилась долгих двенадцать часов, прежде чем испустить последний вздох. Она умерла на рассвете 10 апреля. Новость об ее смерти очень быстро разнеслась по стране, вызвав непристойную радость французов. Они радовались смерти «герцогини дерьма» так, словно получили новость о победе над врагом. Что же касается Папы Римского, он возблагодарил Господа. Значит, лик Господень его не обманул. Господь помог? Или преступная рука помогла исполниться воле Божьей…