Текст книги "Турция до османских султанов. Империя великих сельджуков, тюркское государство и правление монголов. 1071–1330"

Глава 8
Распад царства Данишмендидов. Сельджуки между Византией и Нур ад-Дином. После Мириокефалона (1141–1186 гг.)

Со смертью Мухаммеда закончилось сотрудничество между Данишмендидами и Сельджукидами, поскольку объединенное царство Данишмендида не пережило его. Мятеж против его сына Дху’л-Нуна был организован двумя братьями Мухаммеда: Ягы-базаном, правителем Сиваса, и Айн ад-Даудом, который вернулся от франков и правил Малатьей. Теперь Масуд, в свою очередь, явился защитником Данишмендида и поначалу отдал предпочтение Дху’л-Нуну. Однако позже он предпочел Ягы-базана, старшего из братьев и, возможно, более подходящего для того, чтобы стать главой семьи, и поддержал своего рода разделение, при котором Сивас и Кайсери (Кесария) оставались Дху’л-Нуну (1143–1144 гг.). Вероятно, что именно в этот раз он захватил Анкару и Чанкири, иными словами, западные районы территории Данишмендидов, оказавшись лицом к лицу с византийцами, и Джахан, граничивший с землями франков и армян. С той поры он стал самой сильной фигурой в Малой Азии.

Естественно, что все это сказалось на отношениях турок и Византии. Когда после смерти своего отца Мануил Комнин вел византийскую армию назад из Киликии, ему пришлось разогнать турок, которые в очередной раз пытались перекрыть ему дорогу, в районе Сангариуса и Меандра и даже юго-восточнее Никеи. Поскольку эти турки в некотором смысле были подданными Масуда, Мануил установил несколько более близкие отношения с Ягы-базаном. В 1146 году он предпринял поход на Конью (Иконий). В одном из сражений Масуд потерял члена семьи Гаврас, который долгое время служил ему, но был схвачен греками. Предместья Коньи были разграблены. Хотя Масуд помирился с Ягы-базаном, Мануил смог разбить армию противника. Он оставил без внимания мирные предложения, переданные ему женой-туркменкой его двоюродного брата Иоанна Комнина (который и сам перешел к тюркам). Как бы все могло обернуться, если бы он упорствовал и дальше? Однако в этот момент он получил новости о прибытии участников 2-го Крестового похода. Поэтому он принял предложение о мире и отошел.

Как мы знаем, у Византии были плохие отношения с крестоносцами. Оказавшись перед лицом объединения греко-турецких сил, которое продолжало сохраняться после того, как они пересекли страну, крестоносцы убедили людей с Запада, что это предательство христианской веры, и современные историки порой слишком упрощенно смотрят на тогдашнее положение дел. Реальность была иной. Учитывая политическую ситуацию в Европе, Мануил Комнин не мог не испытывать определенного беспокойства по поводу крестового похода, а лидеры крестоносцев не приняли условия, которые он установил во время предшествующих переговоров. Вполне понятно, что он должен был чувствовать необходимость быть свободным в своих действиях. Более того, турок из Малой Азии не интересовал Иерусалим, а для крестоносцев было совершенно не важно, пройдут ли они по землям государств Сельджукидов или по соседним территориям. Присущая крестоносцам упрощенная идея о том, что все мусульмане едины, была ошибкой, ответственность за которую не лежала ни на византийцах, ни на турках. И точно так же, конечно, в сознании всех христиан того времени не существовало идеи о том, что цели христианства едины для всех его течений.

С точки зрения турок, 2-й Крестовый поход был гораздо менее важным, чем первый, хотя и тот в некоторых аспектах переоценен. Теперь территория сельджуков была ограничена практически одним Анатолийским нагорьем, и Конрад II, намеревавшийся пересечь его без лишних хлопот, был вынужден повернуть назад. Людовик VII, которому ничего не оставалось, кроме того, чтобы следовать вдоль границ контролируемых турками земель, подвергся нападению в беспокойной пограничной зоне. Греки, с которыми крестоносцы не церемонились, иногда помогали туркам. Для последних самым главным было восстановить мир с Константинополем.

И снова главным следствием стало то, что в дальнейшем политика Сельджукидов повернулась на юго-восток, главным образом против франков. Став господином в Джахане, Масуд теперь соседствовал с тем, что осталось от графства Эдесса между Тавром и Евфратом, поскольку Зенги, мусульманский правитель Мосула и Алеппо, добился падения Эдессы в 1144 году (что стало причиной 2-го Крестового похода). В 1146 году Зенги умер, однако его сын Нур ад-Дин в Алеппо продолжил его политику против Жослена II Эдесского, который нашел убежище в Тель-Башире (Турбесселе) и против Раймунда из Антиохии. Возможно, Масуд чувствовал себя оскорбленным франками из Эдессы за то, что они, как мы видели, несколько раз давали приют его врагам или мятежникам. Но в более широком смысле он мог желать заново присоединить франко-армянские владения, чтобы создать буфер и расширить свои владения на юго-восток, а потом вести политику проникновения через Северную Сирию в турко-арабские государства на старой мусульманской территории (возможно, он вспомнил о том, что его дед владел Антиохией, и увидел способ обеспечить другим способом то, чего не смог добиться его отец Кылыч-Арслан сорок лет тому назад).

Нур ад-Дин оказался победителем в борьбе против франков в том смысле, что ему повезло: на его врагов напали сзади, пока он атаковал их с юга. Пойманные в тиски, они были обречены. С другой стороны, он вовсе не имел желания получить в Сирии суверена, чья власть могла бы ограничить его собственную. В результате между ними началась странная игра противоречивых альянсов и отступлений. Если не считать кое-каких более ранних стычек, настоящей точкой отсчета, с которой начались ужасы, обрушенные Нур ад-Дином на франков Антиохии, стал 1149 год, когда был убит Раймунд. После этого разгорелась война. В 1149 году Масуд оккупировал Мараш. Таким образом, главной проблемой стал Тель-Башир (Турбессель), его завоевание и права на него. Нур ад-Дин переметнулся на другую сторону и, когда в 1150 году случилось так, что принц франков был захвачен туркменами из Сирии, даже приветствовал перемирие между Жосленом и Масудом. Тогда-то они и договорились, что оба должны присоединиться к предстоящей осаде крепости, которая должна была бы перейти к Нур ад-Дину в качестве приданого за дочерью Масуда, на которой он собирался жениться. На самом деле потом Масуд нашел повод порадовать себя, захватив в 1151 году Кайсын, Бехесни, Рабан и другие места, иными словами, северные зависимые от Тель-Башира районы, из которых, что ясно подтверждает их важность, он создал пограничную зону для своего сына и предполагаемого наследника Кылыч-Арслана. Что же касается Тель-Башира, франки, надеясь получить эффективную помощь или просто спасая лицо, сдали его Мануилу Комнину, поскольку маленький гарнизон был не в состоянии защитить Тель-Башир от Нур ад-Дина.

Другие предприятия Масуда в последние годы являются проявлениями той же политики. В Малатье после смерти Айн ал-Даула Масуд под угрозой изгнания потребовал от его малолетнего сына Зу-л-Карнайна официального признания (1152 г.). В Киликии, где Торос II в основном за счет греков создавал княжество, Масуд вмешался на стороне Мануила Комнина, хотя прежде всего, безусловно, в своих собственных интересах. В любом случае в 1154 году его вмешательство стало ответом на просьбу или, по меньшей мере, результатом договоренности с Мануилом Комнином. В 1153 году он позволил уговорить себя на перемирие с Торосом, в то время как некоторые более независимые туркмены в Восточном Тавре начали проникать на многообещающую территорию – внутреннюю область Селевкии. В 1145 году он вернулся вместе с Кылыч-Арсланом, и хотя брат Тороса Стефан при поддержке тамплиеров из Амануса и других взял над ним верх, тем не менее впервые пересек всю киликийскую равнину до самых предместий Александретты.

Ягы-базан со своей стороны атаковал греков, но, поскольку у него больше не было простого способа для экспансии в западном направлении, он повернул на север, где прямо перед ним в направлении Унье (Эноэ), Бафры и Самсуна лежали районы, находившиеся в зависимости от империи, или Трабзона (Трапезунда). Конечно, до аннексии прибрежных районов было еще далеко, но важно само направление.

Приблизительно в апреле 1155 года после тридцатидевятилетнего царствования Масуд скончался. Несмотря на обычные при смене власти сложности, царствование его сына Кылыч-Арслана, продлившееся почти так же долго, не выявило никаких изменений в политике по сравнению с последним периодом жизни его отца.

Преодолеть сложности, связанные с наследованием, оказалось проще благодаря разногласиям среди Данишмендидов и политике Мануила Комнина, результатом чего стало то, что никто не мог или не пожелал по-настоящему этим воспользоваться. Кылыч-Арслан избавился от одного из своих братьев и от знатных людей, которые его поддерживали, но не смог предотвратить мятеж, организованный другим, Шаханшахом, вспыхнувший в его новых владениях Анкаре и Чанкири. Тем временем Ягы-базан и Нур ад-Дин заключили союз и с помощью армян, недовольных своими новыми хозяевами, напали на территории, недавно завоеванные сельджуками на северных границах Сирии. Однако вмешательство религиозных властей позволило Кылыч-Арслану снова помириться с Ягы-базаном, который без труда обеспечил нейтралитет со стороны Мануила Комнина, отдав в обмен крепость в Исаврии. В 1157 году он восстановил свою власть над провинцией Кайсун, предприняв шаги по умиротворению христиан, и предложил христианским князьям Киликии, Антиохии и Иерусалима коалицию против Нур ад-Дина.

Успешной реализации этого проекта помешали действия Мануила Комнина. В 1159 году он вернулся к великому плану своего отца, обогнул территории Сельджукидов, не проникая в них, и пришел в Киликию, а оттуда в Антиохию, где пообещал франкам, что будет драться против Нур ад-Дина, чтобы оправдать протекторат, который он установил над ними. На самом деле его цель состояла не столько в том, чтобы уничтожить Нур ад-Дина, что освободило бы франков от нужды в его помощи, которую они наверняка чувствовали, сколько в том, чтобы использовать его против Кылыч-Арслана, против которого он теперь стремился проводить более активную политику. Обстоятельства складывались благоприятно, поскольку разногласия между Кылыч-Арсланом, защитником Дху’л-Нуна и Ягы-базаном непрерывно усиливались. В 1160 году они стали более серьезными из-за вопроса о преемнике в Малатье, где умер Зу-л-Карнайн. Наконец, когда брат Нур ад-Дина после ссоры с ним нашел убежище у Кылыч-Арслана, Нур ад-Дин сам восстановил свою власть над спорными территориями на сирийской границе.

На обратном пути из Сирии в Константинополь Мануил Комнин очень сильно страдал от изматывающей тактики нападений со стороны разнообразных банд, в той или иной степени зависящих от Кылыч-Арслана. Зимой 1159/60 года он организовал ответные репрессалии, за которыми, в свою очередь, последовали акты возмездия. Совершенно ясно, что вопрос не мог быть решен локальными действиями подобного рода, и Мануил подумал, что необходимо нанести мощный удар по самому султану сельджуков. С этой целью он завязал тесные отношения с Ягы-базаном и Шаханшахом и отправил за франко-сирийскими и армяно-киликийскими войсками, которые были ему обещаны в 1159 году. Потом сельджукский султан снова решил, даже ценой определенных потерь, попытаться заключить мир с Мануилом и с его союзниками. Он признал завоевания Нур ад-Дина, оккупацию Данишмендидами Джахана, а также владения Шаханшаха. Мануилу он предложил отдать пленных, признать и уважать границы Византии, вернуть города, которые он завоевал, сражаться против врагов империи и в обмен на субсидии предоставлять войска, когда бы они ни потребовались. Наконец, чтобы предотвратить любые контринтриги, он сам предпринял впечатляющий шаг – отправил советника-христианина Христофора просить Мануила о встрече в Константинополе. Эта встреча была организована в соответствии с церемониалом, который был так важен для Византии. Нужно было, чтобы триумф политики империи был с исчерпывающей ясностью виден всем, и в то же время варвар должен был утонуть в праздничных мероприятиях и согнуться под тяжестью подарков. Договор, достигнутый ранее, был дополнен гарантиями, данными целым рядом туркменских правителей. Ценой предоставления подкреплений (например, в 1167 г. против венгров) и, сверх того, удовлетворения всех требований престижа Кылыч-Арслан фактически обеспечил себе свободу действий против других своих противников в Малой Азии (1162 г.).

В отношении Данишмендидов ему помог случай. Ягыбазан, который пытался расширить свою власть за счет Артукидов из Харперта и Мангуджакидов, в 1164 году умер. Против его преемника Исмаила вспыхнули мятежи, и Кылыч-Арслан воспользовался ими, чтобы снова оккупировать Джахан. Потом, порвав с Зу-л-Нуном, который колебался и в дальнейшем был бесполезен, он лишил его всех владений (1168 г.). На следующий год настала очередь Шахан-шаха, которого вынудили отправиться в изгнание. Теперь, если не считать Исмаила, из соперников у Кылыч-Арслана оставался только юный правитель Малатьи Афридун, которого традиционно поддерживали Артукиды из Хисн-Кайфы и Ханзита.

Не имея возможности рассчитывать на Византию, пострадавшие правители обратились к Нур ад-Дину, который, будучи целиком и полностью поглощен завоеванием Египта его военачальниками Ширкухом и Салах ад-Дином (Саладином), вернул Кылыч-Арслану спорные территории на сирийской границе, чтобы избежать любых проблем на севере (1167 г.). Но в 1171 году, когда Саладин прочно обосновался в Египте, он освободился и смог снова обратить внимание на север, где усилившаяся власть Сельджукидов наверняка ему не нравилась. Шаханшах, Зу-л-Нун и Афридун из Малатьи укрывались у сирийского правителя, который снова прославился благодаря своим победам над франками и египтянами. В результате сформировалась широкая коалиция, куда вошли войска самого Нур ад-Дина с контингентом его племянника из Мосула, войска Артукидов из Хисн-Кайфы и Мардина и войска армянина Млеха из Киликии, которые все объединились под началом Исмаила. Голод, вызванный их присутствием в Сивасе, привел к восстанию, Исмаил был убит, в то время как другое восстание в Амасье против его вдовы дало Кылыч-Арслану возможность захватить этот город, находившийся в самом сердце территории Данишмендидов. В свою очередь Зу-л-Нун, унаследовавший Сивас, находился под угрозой. Вслед за этим Нур ад-Дин сам отправился в поход, после того как с помощью каких-то аргументов убедил халифа передать ему северные территории. Затем Кылыч-Арслан, как всегда, начал переговоры с Нур ад-Дином, которому не хотелось рисковать своими приобретениями, слишком долго оставаясь вдали от дома, в сложной незнакомой стране. Он согласился. Договорились, что Кылыч-Арслан оставит Сивас Зу-л-Нуну с гарнизоном Нур ад-Дина. Возможно, он в любом случае должен был вернуть Анкару Шаханшаху, поскольку, не исполнив свои обязательства в отношении «священной войны», в которой Нур ад-Дин считался победителем, он должен был возобновить ее против Византии (1173 г.).

В течение каких-нибудь десяти лет с Византией поддерживались хорошие отношения. Правда, бывали инциденты на границе, но банды, ответственные за них, не были лояльными подданными Сельджукидов, и, когда Византия применила ответные меры, Кылыч-Арслан не стал их защищать. Мануил Комнин сумел построить укрепления, под защитой которых снова поселились крестьяне, и он с успехом постепенно создавал защитную зону из того, что долгое время было просто ничьей землей. Цена, которую платил Кылыч-Арслан, была небольшой в сравнении с тем, что давал ему мир на других границах его сектора, и злопыхатели даже говорили, учитывая привычку Мануила выражать свою добрую волю подарками, что чем больший вред туркмены наносили грекам, тем больше подарков получал Кылыч-Арслан.

Однако в 1173 году наступил кризис. Договор с Нур ад-Дином и его союзниками создавал у Мануила впечатление смены альянсов. Когда он потребовал объяснений, Кылыч-Арслан в ответ намекнул на упреки со стороны мусульман в отношении «священной войны» (газавата) и на вмешательство халифа на стороне Нур ад-Дина. Однако после того, как Византия показала свою силу, он подтвердил договоренность. Потом в 1174 году Нур ад-Дин умер. Гарнизон в Сивасе сразу же сбежал, Зу-л-Нун и Шаханшах отправились в Константинополь, а Кылыч-Арслан, не нанося никаких ударов, оккупировал их владения. Но в договоре между Сельджукидами и Византией была одна статья, которую невозможно привести в деталях и которая в любом случае до сих пор оставалась лишь на бумаге, и теперь Мануил потребовал, чтобы она вступила в силу. То, что было завоевано Кылыч-Арсланом у врагов Византии или, по крайней мере, у некоторых из них, должно было быть передано грекам. Чтобы выполнить свое обещание (как он выразился), Кылыч-Арслан запросил греческие войска, против которых он настроил народ, и таким образом облегчил себе самому оккупацию городов, упорно хранивших лояльность своим старым правящим семьям, в частности Амасью. На этот раз Мануил не захотел или не мог позволить себе, чтобы с ним шутили. Он еще раз укрепил свои базы в стране, в особенности Дорилей, и провел обширные приготовления, полагая, что все это пригодится для серии операций, которые он проводил в Сирии совместно с франками (в то время его союзниками) против ислама, представлявшегося франкам единым и неделимым врагом. Напрасно зимой 1175/76 года Кылыч-Арслан отправил к Мануилу одного из членов семьи Гаврас, который тут же перешел к нему на службу. В 1176 году наступление началось.

Пока одна часть греческого войска пыталась, хотя и безуспешно, пройдя через Пафлагонию, отвоевать Никсар для Зу-л-Нуна, сам Мануил совершил бросок к самому сердцу земли сельджуков. На новые предложения Кылыч-Арслана он ответил, что мирные условия будут изложены в Конье. Однако у султана тоже было время, чтобы подготовиться. Большой греческой армии требовалось пройти ущелье Мириокефалон. По необходимости ей пришлось растянуться на очень большое расстояние. Кылыч-Арслан спрятал свои войска в засаде за возвышением. Греческая армия, которой мешал обоз и тела убитых, оказалась разделенной на две части, одну из которых перерезали, другую окружили. И греки, и турки ждали рассвета, чтобы возобновить бой, но Кылыч-Арслан, как всегда благоразумный и думающий о будущем, предложил мир, который Мануил теперь с радостью принял. Ему пришлось заплатить определенную дань и уничтожить укрепления в Дорилее и Сублее.

Поражение было катастрофой скорее само по себе, чем с точки зрения тех мелких уступок, которые казались важными Мануилу. Это повторение Манцикерта веком позже означало, что вместо того, чтобы относиться к турецкой оккупации как к чему-то временному, внешнему, что можно постепенно поглотить, Византии теперь следовало рассеять подобные иллюзии. Фактически появилось новое государство – сила, с которой нужно считаться. Теперь Византии оставалось лишь пытаться защитить свои оставшиеся владения в Малой Азии, и больше она ничего не могла сделать. В долговременной перспективе это означало крах великого франко-византийского проекта. Сдержанность Кылыч-Арслана после Мириокефалона была еще более удивительной, чем сдержанность Алп-Арслана после Манцикерта. В последовавшие за ним годы туркмены, безусловно, имели все предпосылки для новых вторжений на византийскую территорию, но случилось так, что нападавших уничтожали, и Кылыч-Арслан не оказывал им прямой помощи. Война с Византией была ему навязана, она не соответствовала его желаниям. Аннексия западных территорий, одни из которых были разорены, другие населены жителями, глубоко эллинизироваными и связанными с Константинополем, в отличие от обитавших в центре Малой Азии, не могла казаться ему привлекательной. Главное, что он хотел сделать, – это объединить Малую Азию и живших там туркменов под своим началом, чтобы затем стать главой государства, которое постепенно, становясь все более организованным, смогло бы играть важную роль в политике всех мусульманских государств, граничащих с Сирией и Месопотамией, то есть все то, что оказалось бы под угрозой при слишком большой военной активности на западе.

В этом фактически и состоял проект, которому он в дальнейшем посвятил себя, не встречая особого сопротивления. Один из правителей в течение какого-то времени вел борьбу за Малатью, окончившуюся тем, что он передал ее Кылыч-Арслану (1177 г.). В Сирии и Верхней Месопотамии теперь росла власть Саладина, который, в свою очередь, оттеснил потомков Нур ад-Дина. Кылыч-Арслан вмешался на стороне его противника, правителя Алеппо, захватив Рабан, который тот уступил Саладину, а также атаковав союзника Саладина в Верхней Месопотамии, Артукида из Хисн-Кайфы и Ханзита. Он не добился большого успеха, но стал присутствовать на территории, где до сих пор его не было, и именно это было по-настоящему существенно.

Если к концу жизни Мануила последствия Мириокефалона, казалось бы, уменьшились, то с его смертью в 1180 году и в результате проблем, которые за ней последовали, усиливающееся давление туркменов, теперь уже не опасное для Кылыч-Арслана, сделалось неудержимым. Проследить различные стадии этого процесса достаточно трудно, поскольку он не носил характера объединенных действий, однако его общее направление можно увидеть, как и то, как ему способствовали другие противники Византии, а также внутренние распри между различными противоборствующими фракциями в ней самой. Перед 3-м Крестовым походом турки не столько путем осады, сколько воспользовавшись упадком и предательством, обеспечили падение Кютахьи, Улуборлу (Созополиса) и других селений на дороге в Анталью. Лаодикея осталась греческой, но сельскую местность заполонили туркмены, которые проникли вглубь до самого побережья Ликии, напротив Родоса. И хотя такие города, как Филадельфия, находившаяся в центре территории, остались греческими, они оказались в руках мятежников, опиравшихся на туркменские войска.

У Кылыч-Арслана больше не осталось никаких причин, чтобы не считать завоеванные земли своими собственными. Постепенно они все прочнее встраивались в общее целое, а одно из таких завоеваний, которое давало ему выход к морю, представляло для него особый интерес. Слух о нем дошел до андалузского путешественника Ибн Джубайра, благодаря отмеченному изрядным хвастовством паломничеству в Мекку жены Кара-Арслана из Амида, которая была дочерью Кылыч-Арслана, а также победным реляциям, изданным султаном и разосланным им в качестве личных писем к различным видным фигурам по всему миру. Примечательно, что среди адресатов был яковитский патриарх Михаил Сирийский, обычно проживавший в монастыре Мар Бар-Саума к югу от Малатьи. Очевидное желание Кылыч-Арслана, чтобы это письмо нашло отражение в сирийских хрониках, явно не предназначенных для глаз султана, позволяет предположить, что он, хотя и являлся одним из самых «экуменистических» умов своего времени, вовсе не рассматривал завоевания сельджуков как существенное поражение христианства.