Текст книги "Грузовой лифт"

4. Второй ключ

Сегодня утром злобный дождь барабанит в стекло фрамуги. В тишине чердака капли звенят, подобно галопу призрачных пальцев, возникших из прошлого. Не важно. Поскольку мы спали полностью одетыми, дабы уберечься от промозглого холода, размягчающего все, что он пронизывает, мы уже готовы к новому дню.

Спустимся для начала в полуподвал, чтобы забрать ключик, спрятанный между камнями, и вызовем для этого грузовой лифт. Как только мы окажемся внизу, вы сами отправите кабину обратно, быстро включив механизм, а затем мы спрыгнем на цементный пол подвала и, вооружившись ключом, вы подниметесь, если захотите, по запасной металлической лестнице. Очутившись наверху, вы сможете влезть в кабину, стараясь не оступиться, поскольку в нынешних условиях падение для нас было бы роковым. Затем вы кончиками пальцев обследуете периметр верхнего приемника, насколько позволит длина вашей руки. Меж двух планок пола ваши пальцы натолкнутся на корпус замка. В эту минуту мы спросим себя, в который из своих карманов вы могли положить чертов ключ, который мы забрали. Если вы носите брюки, сразу же отыщите его в правом кармане, если же вы носите платье, подождите секундочку, пока мы пришьем к нему кармашек, спрятанный под складкой.

Теперь, хорошо вытянув руку, вы можете сами поискать скважину замка и удостовериться, что модель ключа, которым мы располагаем, не соответствует модели корпуса. Вы немедленно вылезаете из лифта и обыскиваете все закоулки чердака и комнаты. Нигде нет корпуса, который нам позарез нужен для перехода к следующей главе нашего приключения. День проходит в исследованиях, и вот уже спускаются сумерки. Удрученные, дрейфующие по кривой мечты, вы сидите между туалетом и комнатой, прямо в шкафу, чьи дверцы и задник я сам не забыл открыть. Это позволяет вам смотреть то на кровать, под которой висит мешочек с селедками; то влево, на край стены, недавно захваченной гроздьями лишая, под чешуйками которого передвигаются микроскопические букашки; то на плечики старого серого пальто, висящего в нескольких сантиметрах от ваших глаз. Огорченные тем, что не нашли нашего корпуса, вы витаете в облаках, и тут под влиянием этого меланхоличного дрейфа взгляд ваш вдруг останавливается на верхнем упоре раздвижной двери, которую мы, как вы помните, поместили слева от вас…

Почему деревянная планка, на которую вы смотрите в эту минуту, так грубо приклепана, спрашиваете вы себя. Вы распрямляетесь, чтобы установить причину этой аномалии, протягиваете руку к заклепке и обнаруживаете, что она вращается над замочком. Со дна своего кармана вы достаете найденный нами ключ и засовываете его под заклепку, отодвигая ее другой рукой. Он входит! Теперь откройте ложный упор, который кажется вам пустым. Не расстраивайтесь. Кончиками пальцев ощупайте его уступ. Медленно падает другой ключ и, коснувшись дна шкафа, отскакивает на паркет. Вы его хватаете, передаете мне, и я убеждаюсь, что он почти такой же, как тот, которым мы только что открыли упор, и вновь закрываю этот упор дверцами шкафа и раздвижной дверью. Идите за мной. Я поднимаюсь на чердак, открываю люк, вызываю кабину, которую мы отправили обратно вниз, чтобы не возбудить подозрения у Ламбера, и влезаю туда. Под полом, между рейками, я ищу кончиками пальцев другой корпус – тот, что мы нашли, но не бойтесь: я держу второй ключ, привязанный к моему запястью куском бечевки, которую вытянул из мешка на чердаке между нашим уходом и прибытием. Я подношу его – он входит. Поворачиваю на пол-оборота, и мы слышим, как на дне шахты включается механизм. Недолго думая, опустим ключ в карман. Привяжем конец бечевки к нашему поясу и спустимся в подвал. Едва кабина останавливается, я опираюсь, как вы догадываетесь, о выступ. Мы спрыгиваем на землю, и вы убеждаетесь, что под цоколем лифта просела одна плита, открывая нашим взорам вход в другую вертикальную шахту, снабженную вмурованными перекладинами. В ответ на мое приглашение вы влезаете в отверстие и начинаете спуск. Между нашими ногами медленно растет световой круг. Поведите рукой по камням – чувствуете, какие они сырые? Ступеньки тоже становятся все более липкими. Спуск опасен, осторожно, не поскользнитесь. Мы, несомненно, отыскали тайный ход Ламбера. Но, черт возьми, как он умудряется так быстро перемещаться? И вот мы достигаем дна. Ступим на твердую землю и оглядимся. Перед нами подвал, во всем схожий с тем, который мы только что покинули, если не считать дюжины металлических дверей на трех стенах в метре над полом (по четыре на стену) – горизонтальных прямоугольников с двойными запорами на кремальере.[2]2
  Кремальер (кремальера) – приспособление для плавного и точного передвижения части какого-либо прибора, состоящее из зубчатой пластинки с винтом.


[Закрыть] Их можно принять за дверцы печей, не так ли? К дальней стене придвинут стол, уставленными дымящимися блюдами и бутылками вина. Вас угнетает обстановка? Хорошо, возвращайтесь на чердак, а я останусь. К тому же на столе всего один прибор. Под салфеткой – конверт с письмом, адресованным нам. Подождите минутку, не уходите, сначала прочтем вместе это послание. Вот оно:

Наешьтесь досыта и отдохните, потом откройте двери десяти первых ниш начиная слева. Под аркой каждого свода вы увидите этажерку с помещенным в нее документом. Ознакомьтесь с ними. После чтения сих паралипомен,[3]3
  Паралипомен – добавление к прежним сочинениям.


[Закрыть] если не перехотите со мной встречаться, подождите меня здесь.

Ламбер.

5. Ниши

Креветочные лепешки с хлебным мякишем, фаршированные артишоки, поджаренные бараньи котлеты с мятой, молодые петушки в остром соусе, бресские сыры, отменная пуатуская козлятина, «эпуас»,[4]4
  Сорт десертного сыра.


[Закрыть] белые эльзасские и красные бордоские вина, пирожные для гурманов – каких только лакомств не отыщется на дне пещеры в ста метрах под землей!

Из стаканчика я вынимаю зубочистку, а из раскрытой коробки на столе – одну из тех толстых сигар, чей запах будит воспоминания… Но вернемся к действительности.

Разве он уточнил, что двери на кремальере, пронумерованные от одного до двенадцати, ведут к нишам в форме воронок, которые переходят в трубы, погружающиеся во тьму? Что двенадцатая, герметически закрытая, оказывается той, что вы обнаружили сразу справа от себя, когда выбрались из шахты, соединяющей оба подвала? Что в каждой из этих ниш, за исключением одиннадцатой, стоит этажерка, на которой лежит реестр? Что на обложках всех реестров помещены ярлычки с именем и двумя датами: Роже Ламбер, от сих и до сих? Что, судя по нумерованным фотографиям, приклеенным к оборотной стороне каждого шмуцтитула, все Ламберы похожи друг на друга? Разве сказал он затем, что реестры составлены с соблюдением одних и тех же цифровых правил? Разве он упомянул, наконец… Но мы увидим это позднее, поскольку я слышу, как кто-то кашляет в 12-й нише, дверь которой я не смог открыть, и она теперь медленно поворачивается на петлях. Из ниши показываются две ступни в теплых домашних тапочках, а следом за ними – тонкие, кривые ноги. Длинное худое животное, чей череп в форме артиллерийского снаряда торчит из-под серебристой шевелюры, отряхивается и вновь ныряет до половины туловища в округлое отверстие, притягивая к себе сумку с ремнем через плечо, покрытую наклейками. Повернувшись к нам, оно здоровается, и мы узнаем ночного посетителя чердака – старика, похожего на Ламбера. Сегодня на нем не большой плащ из перьев, а простая обтрепавшаяся накидка. Он шагает к столу, где дымится толстая сигара, которую я только что положил на край бутафорского подсвечника из кованой меди, берет эту сигару, делает одну затяжку, выдыхает дым, а затем, не глядя на меня, вынимает из сумки термос и садится. Металлическим голосом, отдающим рыбой, он говорит:

– Ламбер просит извиниться, что не смог прийти: ему нужно уладить кое-какие дела, вы увидитесь с ним завтра.

Не дожидаясь ответа и опережая любые вопросы, он собирает остатки моей еды и без особой жадности их проглатывает, словно выполняя поручение.

– Кого мне поблагодарить за пир, устроенный нам после того, как мы нашли ключик, отмыкающий плиту шахты, обычно закрытую кабиной грузового лифта?

Тут старик выдерживает паузу, медленно поднимает голову и, разглаживая волосы, указывает костью на дверь 12-й ниши, откуда он только что вылез:

– Меня.

Затем принимается вылизывать тарелки и после этого заявляет, насмешливо на меня уставившись, что Ламбер – циклотимик, псих, маньяк и патологически неуравновешенная личность. Он морщится:

– Не надейтесь, что все придет в норму, пока вы остаетесь здесь… Он будет держать вас взаперти и морить голодом, принуждая вас трудиться…

– Но над чем?

– Разумеется, над реестром!

Видимо, рассудив, что сказал достаточно, он отвинчивает пробку термоса, наливает кофе в две чашки, которые носит, нанизывая за ручки на пояс-шнурок, поддерживающий штаны, и смотрит, как над напитком клубами поднимается пар. Долгое смущенное молчание как бы расширяется, заполняя собой все помещение. Он продолжает:

– Конечно, вам известно, что у вас есть два выхода – они же входы. Один – в комнате Ламбера и одиннадцать – здесь, ведущих к центральному штреку (двенадцатый оставлен мне). Сети постоянно доступны, но я не советую вам заходить туда в одиночку, поскольку без проводника вы наверняка там и останетесь. Не торопитесь. В реестрах вы найдете очень подробные планы. Расшифруйте их и, если получится, выучите наизусть. Затем повидайтесь с Ламбером. Он знает пару-тройку полезных вещей, которые сможет вам сообщить…

Старик встает из-за стола, берет свою сумку с ремнем через плечо и бросает туда пустые бутылки и столовые приборы. После этого направляется к 12-й нише, останавливается и, повернувшись на три четверти к нам, без выражения подытоживает:

– Поверьте, мне жаль, но я пока не могу ничего вам больше сказать.

Энергичным жестом он забрасывает сумку в трубу, кидается туда со сложенными руками и исчезает. Дверь на кремальере со скрипом закрывается. Конец пятой главы.

6. Альвеолы

В начале шестой главы в скважине замка поворачивается ключ, и я открываю глаза, поскольку, услышав этот характерный звук, внезапно вспоминаю, что вчера, ожидая возвращения Ламбера, задремал в кресле в его комнате. Правда ли я проспал всю ночь или же свет, проникающий в эту минуту в окно, знаменует начало вечных сумерек?

С другой стороны, не обрел ли я (за пять глав) некоторую непрозрачность или являюсь по-прежнему лишь силуэтом, внутри которого плавает розоватое желе, волнуемое летучими вихрями – сродни тем, что в первых лучах зари образуются, а затем рассеиваются на поверхности рек? Через мгновенье я смогу в этом удостовериться, поскольку Ламбер, который возвращается домой и толкает дверь, не забывая ее запереть на ключ, обращает взор к окну и так пристально смотрит на кресло, что посторонний человек должен понять: сиденье действительно занято.

Тем не менее он не говорит ни слова и, похоже, даже не замечает моего присутствия. В раздраженном состоянии человека, готового свернуть другому шею, он кладет руку на кровать и, опускаясь на колени, осматривает испод сетки, затем распрямляется, становится напротив кресла и, показав мне задницу, садится на меня. Странно, я не чувствую на ногах никакой тяжести. Какое-то время он наблюдает за уличным движением, а потом, опершись о мои руки, выпрямляется.

– Хорошо, – говорит он, направляясь к столу для бриджа, откуда убирает колоду карт, стакан и графин. Он приподнимает поднос, соединенный с каркасом двумя шарнирами.

С просторного днища он достает две рабочие спецовки и бросает одну мне на колени. Снимает пальто и натягивает на себя другую.

– Пока что я не могу ни видеть вас, ни слышать, но уверен, что вы здесь, – говорит он, обратив взор в мою сторону. – Поэтому прошу вас надеть этот комбинезон и следовать за мной. Если я увижу, что он расправился, я пойму, что вы нормально сложены…

Он продолжает смотреть на меня, словно я стеклянный, но как только я натягиваю форму, глаза его загораются. На его лице возникает понимающая улыбка. Он поводит плечами и заходит в шкаф: я – следом. Добравшись до чердака, он бежит открывать люк и приглашает меня спуститься первым.

– Теперь положите ключ, который вы у меня украли, на закраину пола, только не уроните…

Я повинуюсь, он хватает ключ и, вытянув руку, сует в коробку, а затем включает лифт.

– Вы совершили серьезную ошибку, забыв положить этот предмет на место, ведь если запереть этот проход, отрезается целый сектор маршрута, который я должен преодолеть, когда желаю войти.

Очутившись в подвале, мы поднимаемся на полметра и спрыгиваем, он пролезает в шахту с перекладинами, тогда как лифт поднимается, затем мы спускаемся в подвал с нишами. Он идет к третьей, сдвигает ее дверь и заходит туда с карманным фонариком в руке. Проползает пару метров, направляя перед собой луч света, и велит мне сделать то же самое, ни о чем не беспокоясь.-

Мы влезаем в округлую трубу, где как раз могут поместиться два человека. Я насчитал шестьдесят метров и обессилел. Мне кажется, вдалеке слышен шум водопада. Но это просто наша одежда трется о стенки. Труба выпрямляется, поднимается вертикально, и я нащупываю перекладины. Хватаюсь за них и подтягиваюсь. Несколько секунд проходит под аккомпанемент нашего прерывистого сопения. Я больше не слышу дыхания Ламбера. Куда он делся? Вверху я замечаю его фонарик. Он удаляется. Я отталкиваюсь ногами и вытягиваю руки, стремясь на воздух. Прислоняюсь спиной к стенке. Труба такая узкая, что в этом месте впору бы сесть. Почему же я этого не сделаю? Ламберов луч останавливается, шарит в темноте вокруг меня, замирает на моем лбу.

– Вы идете? – Его голос, низвергаясь по трубе, становится громовым. – Еще тридцать метров, а потом вам придется ползти! – Я догоняю его и протискиваюсь, как могу, обдирая кожу на голове и локтях. Застреваю во второй раз и не вижу больше ни зги…

Двигаясь ощупью, я ползу к выходу. В тревоге ты зовешь, умоляешь дать хоть какую-то подсказку, но не получаешь ответа. Ты лишь чувствуешь, что справа труба расположена горизонтально, а слева поднимается вертикально. Мы устремляемся по второй, надеясь, что она ведет к небесной лазури. По мере того, как мы взбираемся по перекладинам, дышать становится легче. Ты считаешь каждый метр, я вытираю пот со лба: выдержим ли мы? На высоте наших рук простирается площадка. Есть ли рядом шахта? Преодолеем головокружение, чтобы не упасть. Наверное, Ламбер скрылся за поворотом, оставив нас здесь подыхать, а под рукой даже нет фонарика или пламени зажигалки, чтобы попробовать сориентироваться. Заблудились. Нет. Там кто-то дышит. И вдруг тебя ослепляет свет. Он направил фонарик тебе в глаза.

– Подойдите, я на вас посмотрю. Придется избавиться от лишнего веса и пересмотреть ваши гастрономические привычки! Присядьте вон там! А теперь проследите взглядом за движением моего фонарика…

Как вы можете убедиться, мы находимся под сводом в форме полусферы. Выход – прямо за вами. Когда пойдете обратно, будьте осторожны. Вам достаточно представить свое состояние, если вы упадете с высоты тридцати метров. Труба узкая. Вы оборвете на себе одежду и обдерете кожу…

Посмотрите на эти четыре металлические трубки, прикрепленные к стенке. Они образуют второй вход, снабженный красной сигнальной лампочкой, которая загорается, как только пересекаются два взгляда, в ближайшее время – мой и ваш. Это место называется альвеолой. В подземной сети, куда мы попали минуту назад, их целое множество. Привыкнете. Возьмите пальцами двойную трубку, перед которой стоите, и поднесите ее к глазам. Эта зрительная труба вращается на оси. Теперь у вас есть оптический аппарат, позволяющий наблюдать за каждым миллиметром пространства. Насколько мне известно, не существует другой машины, способной достичь такой же степени совершенства, поскольку она тотчас доставляет вас туда, куда вы желаете отправиться!

Теперь посмотрите сюда (луч фонарика перемещается на пол): у вас также есть шлемофон, связанный с моим при помощью рации. Два этих шлема позволяют нам переговариваться, не переставая наблюдать за тем, что происходит по ту сторону стенки. Как только наденете наушники, вам достаточно будет передвинуть оптическую трубку на один миллиметр, чтобы включить всю систему. Вы готовы? Тогда начнем.

Ламбер гасит фонарик. Я беру зрительную трубку, подношу ее клипу, и она автоматически настраивается на расстояние между моими глазами. Не успел я передвинуть трубку, как зажигается сигнальная лампочка. Мы нависаем над просторной комнатой, занятой четырьмя десятками людей, которые сидят за тремя прямоугольными столами, поставленными под прямыми углами. Наушники заполняет праздничный гам.

– Алло? – (Это голос Ламбера.) – Будьте очень внимательны и отмечайте, пожалуйста, все, что увидите. Для облегчения задачи вот вам несколько сведений: сейчас мы находимся у Банье – соседей, которые сегодня отмечают помолвку своей младшей дочери и сына одного вольноградского ремесленника… Чтобы приблизить изображение, осторожно поверните первое из двух колец, опоясывающих вашу трубку. Второе служит для противоположной операции. Если вы правильно отрегулируете прибор, то сможете увидеть даже зрачки любого из гостей, собравшихся за этим столом.

Тощий малый, сидящий напротив нас в самой глубине комнаты, – это сам Банье. Бедняга разместился здесь не просто ради соблюдения протокола, как вы могли бы подумать, а потому что на четырех этажерках, высящихся за его спиной, расставлено около сотни маленьких стеклянных гондол, привезенных из Италии. Невысокая женщина с редкими волосами, сидящая на лощеной подушке (взгляните, как она раскачивается на своем сиденье), – это мадам Банье. Вы найдете массу полезных сведений о ней на полоске под номером 8735-h моего личного реестра. Что касается двух других, сбоку, это, как вы догадываетесь, будущие свекор и свекровь. Наконец, посмотрите налево: поодаль от других белокурый молодой человек обнимает у окна молодую девушку. Это жених и невеста. Теперь прокомментируйте сцену, обоснуйте ваши операции и наблюдения. Я вас слушаю.

– В эту самую минуту…

– Погодите. В реестре, соответствующем нашим наблюдениям, мы располагаем двумя возможностями. Первая – комментировать события по мере их развития. Вторая – предвосхищать их. Выбирая одну, вы ускоряете ход вещей, а выбирая другую, произвольно замедляете его, что в нынешнем случае мне кажется предпочтительнее. Поэтому говорите лучше: «Как всегда».

– Как всегда, мы присутствуем на завершении семейной трапезы…

– Так-то лучше звучит.

– Бокалы осушены, тарелки собраны. Господин Банье сообщает присутствующим, что хотел бы спеть. Пожилые проявляют внимание, молодежь – нетерпение. После первого куплета песня заканчивается…

– Скажите: «Обрывается. Ворон!»

– Простите?

– Я велел вам сказать: «Ворон!»

– Ворон… – Полувсхлипом. – В огромном волнении Банье прочищает горло, жестом подзывает к себе жениха и что-то шепчет ему на ухо. Молодой человек соглашается, идет к своему отцу и передает ему слова Банье. Под столом возится стая детишек. Блондинчик в детском комбинезоне усердно намазывает маслом туфли старой дамы, чье лицо цвета газетной бумаги выражает в эту минуту…

– Как всегда…

– Как всегда, горечь и скуку. Банье хлопает в ладоши. По этому сигналу гости встают со стульев и быстро сдвигают столы к стенам. Посредине расчищенной комнаты Банье обращается к отцу жениха, который, похоже, очень удивлен. Стулья расставлены кружком. Гости размещаются, Банье раздевается до пояса, отец жениха протягивает очки своей супруге и, становясь в центр круга, улыбается Банье. Звенит…

– Пощечина, отец жениха отступает на шаг, а Банье всякий раз выкрикивает одну фразу: «Со всего размаха, это игра!»

– Спасибо. В эту минуту…

– Как…

– Всегда, руки мужчин перекрещиваются и полностью перемешиваются…

– Перерыв!

– Мадам Банье кажется довольной, дочь невесты – встревоженной. Одни голоса требуют приостановки, другие – продолжения боя. Банье получает оплеуху, на которую отвечает затрещиной. Поединок окончен. Толстый мужчина, лежащий на полу, ищет среди подступающих теней милосердную руку, что протянет ему бифокальные очки. Банье громко выкрикивает, что все будет хорошо. Кто-то включает проигрыватель, и молодежь бросается на свободное место танцевать. Под столом сговаривается вокруг мешка стайка сорванцов. Все они одновременно выпрямляются. Видны их зубы. Над танцующими разлетается пригоршня моркови, которая обрушивается на жениха и невесту, убегающих в глубь комнаты…

– Крестьянский обычай…

– С искаженным от страха лицом Банье вбегает в наше поле зрения!

– Главное – не упустите его!

– Мы замечаем у него в руках обломки гондолы. Он отчаянно смотрит в нашу сторону и бессильно разводит руками, врывается какой-то человек, обнимает его…

– Это Вейра! Быстро уходим отсюда, сейчас же в 4-ю альвеолу! Бросьте этот объектив и идите за мной!

Даже не подумав оставить мне фонарик, Ламбер уже углубляется в трубу, ведущую к выходу. Я слышу, как он скользит, подскакивая, словно огромный паук, вдоль перекладин.

– Когда меня догоните, – вопит он снизу, – поверните направо! Потом проползите тридцать метров влево и взберитесь посередине вертикально, один раз налево и вперед; три направо, поднимитесь, проползите еще пятнадцать метров, и вы у цели!

Полчаса спустя мы добираемся до 4-й альвеолы. Каким образом, спросим мы себя, когда, запыхавшись, туда прибудем, как же я сумел не заблудиться? Подобное везение действительно похоже на чудо…

– Вы все перепутали, – говорит нам Ламбер, прикованный взглядом к объективу, – но все же посмотрите. Это стоило перехода!

Ощупью найдем объектив и понаблюдаем. Стены, где мы оказываемся, увешаны старыми маятниками. На всей мебели, которую мы замечаем, звякают кучи будильников. Ламбер направляет объектив к открытой двери, в которую мы входим. Мы движемся к перегородке, а затем к зеркалу, где появляется отражение комнаты. Вейра, повернувшись спиной, считает банкноты. Изображение затуманивается. Ламбер без объяснений полуоборачивается и возвращается в комнату с маятниками. Двигаясь теперь вдоль стен и обследуя низ мебели, он, очевидно, что-то ищет. Наконец, объектив останавливается на мохнатых ушах, торчащих из буфета.

– Заметили?

– Что, эту собаку?

– Нет, это не собака, а сын Вейра. Не желаю вам столкнуться с этим зверем за поворотом трубы. Как только его ноздри защекочет запах пота редактора, он ныряет в дымоход, который вы заметите чуть дальше, а затем ползет к своей жертве. Он перемещается с быстротой мопеда, и когда вас отыщет, тотчас набрасывается. С его языка ручьем стекает слюна. Он обнимает вас, лижет и отпускает лишь ослабленным, безжизненным, обессилевшим, наполовину утонувшим и задохнувшимся. Если придете сюда один, не забывайте: при малейшем подозрительном шуме нужно вернуться в нишу, запереть за собой дверь на кремальере и подняться на чердак. Этот зверь никогда туда не приходит. На открытом пространстве он становится медлительным.

Ламбер фиксирует оптическую систему на оси, включает фонарик и, не сводя с меня сердитого взгляда, заявляет:

– Теперь, когда вы познакомились с обстановкой, вернемся обратно. Сегодня вечером мне еще придется отлучиться. Не уходите пока. Изучите мой реестр. Ваши предшественники охотно подчинялись действующим здесь правилам и никогда не жаловались. Через пару дней, если пожелаете, вы сможете получить шахтерскую каску и ключ для передвижений. Конец шестой главы.