Текст книги "Эта девушка"

Глава 5

Медовый месяц

Лейк резко садится на постели и сердито смотрит на меня:

– Какого черта, Уилл?!! Гевин знал про нас? Знал с самого начала?

– А ты думаешь, только у вас с Эдди были от нас тайны?!

– Эдди знала, что он в курсе? – недоверчиво спрашивает она.

– Думаю, нет. В отличие от некоторых Гевин умеет хранить секреты.

– Поверить не могу! – Прищурившись, она пораженно откидывается на подушку. – И что он сказал, когда я явилась к тебе на урок?

– Ну, я мог бы рассказать тебе все о том дне, но тогда придется пропустить наш первый поцелуй. Тебе разве не хочется послушать, чем закончилось наше свидание?

– Ты же знаешь, что хочется! – улыбается она.

Очертя голову

– А что такое «время жертвы»? – спрашивает она, когда я возвращаюсь за столик с напитками.

– Время жертвы – пробный шар для жюри. Сейчас кто-нибудь выступит вне конкурса, чтобы судьи имели какую-то точку отсчета для выставления баллов.

– Значит, вызвать могут любого? Даже меня? – Похоже, одна только мысль об этом приводит ее в ужас.

– Что ж, лучше иметь что-нибудь наготове для такого случая, – поддразниваю ее я.

Она смеется, кладет локоть на стол, поворачивается ко мне и проводит рукой по волосам. Я ощущаю едва уловимый аромат ванили. Какое-то время она просто смотрит на меня и улыбается. Улыбаются даже глаза. Она выглядит умиротворенной, и мне это по душе.

Мы сидим так близко, что я ощущаю тепло ее тела. Наши бедра соприкасаются, руки всего в сантиметре друг от друга. Она переводит взгляд с глаз на губы, и впервые за весь вечер я чувствую, что пришло время для первого поцелуя. От одного взгляда на ее губы мне хочется целовать их снова и снова, ведь она так близко. Я напоминаю себе, что, хотя сегодня вечером я просто Уилл, за мной наверняка наблюдает как минимум один из моих учеников.

Безмолвная близость, возникшая между нами, заставляет Лейк покраснеть. Она отворачивается к сцене, будто почувствовав, что я борюсь с желанием поцеловать ее. Я беру ее за руку и кладу себе на колено. Под столом. Опускаю взгляд и медленно глажу ее пальцы, потом запястье, мне уже не терпится погладить ее предплечье, потом добраться до губ… Однако я вовремя останавливаюсь. Ласкаю кончики ее пальцев и мечтаю оказаться с ней где-нибудь наедине, подальше от посторонних взглядов. Не понимаю, что завораживает меня в этой девушке. Не понимаю, почему мне хочется говорить с ней о вещах, о которых в другой ситуации я не стал бы даже упоминать.

– Лейк, не знаю почему… – начинаю я, продолжая легко скользить кончиками пальцев по ее руке, и после секундной паузы признаюсь: – Ты мне очень нравишься.

Наши пальцы сплетаются, и я отворачиваюсь к сцене, чтобы она не чувствовала себя обязанной что-либо ответить, однако краем глаза замечаю, как она хватает свой стакан и быстро выпивает все шоколадное молоко. Значит, она тоже это чувствует!

Жертва поднимается на сцену, и Лейк будто подменяют. По-моему, на какое-то время она даже забывает, что рядом сижу я. Женщина начинает декламировать свои стихи. Лейк наклоняется вперед и слушает очень внимательно – от начала до конца. Меня буквально завораживает выражение ее лица, и я не в силах отвести от нее взгляд. Как же между нами возникла столь глубокая связь, да еще так быстро?

Мы провели так мало времени вместе… Черт, да я вообще ее практически не знаю! Не знаю, на кого она учится, какое у нее второе имя, когда день рождения… В глубине души я прекрасно знаю, что все это не имеет никакого значения. Важно только то, что происходит здесь и сейчас, и этот момент – однозначно мой «отпад» на сегодня.

Жертва закончила свое выступление. Лейк убирает руку из моей и вытирает слезы с глаз. Я обнимаю ее и прижимаю к себе. Она не сопротивляется и кладет голову мне на плечо.

– Ну как? – спрашиваю я, касаясь подбородком ее макушки и поглаживая волосы, источающие аромат ванили.

Похоже, ваниль становится моим любимым запахом, не говоря уже о том, что я теперь просто обожаю южный акцент.

– Это просто потрясающе! – шепчет она.

Потрясающе! Именно так я в свое время сказал папе, когда он впервые привел меня на слэм.

Поборов в себе желание взять ее за подбородок и впиться губами в рот, я решаю все-таки подождать, пока мы останемся наедине. Но желание захватывает меня целиком, сердце явно не в ладу с разумом, и я наклоняюсь вперед, прижимаюсь губами к ее лбу и закрываю глаза. Пока на этом придется остановиться.

Мы сидим в обнимку и слушаем дальнейшие выступления. Она смеется, плачет, вздыхает, морщится от боли, словно проживая каждое выступление вместе с автором. Когда на сцену выходит последний участник первого раунда, я понимаю, что опоздал. Я хотел рассказать ей все до того, как дело примет серьезный оборот, но совершенно не ожидал, что это случится так скоро… Я зашел слишком далеко, и пути к отступлению отрезаны: я влюблен по уши.

Продолжая смотреть на сцену, я краем глаза слежу за Лейк, внимательно наблюдающую за тем, как выступающий настраивает микрофон. Затаив дыхание, она ждет начала выступления.

– Стихотворение называется «Очень длинное стихотворение», – объявляет поэт. Лейк смеется и подается вперед.

 
Смерть. Единственное, что неизбежно в этой жизни.
Люди не любят говорить о смерти, потому что
им становится грустно.
 
 
Они не хотят представлять себе, как жизнь будет
продолжаться без них:
все, кого они любили, немного погорюют,
но будут продолжать дышать.
 
 
Они не хотят думать о том, что жизнь будет
продолжаться без них,
их дети будут расти,
заключать браки,
стареть…
 
 
Они не хотят представлять себе, как жизнь будет
продолжаться без них:
их вещи продадут,
на медицинской карте поставят штамп «Завершено».
Их имена станут лишь воспоминанием для всех,
кого они знают.
Они не хотят представлять себе, как жизнь будет
продолжаться без них, поэтому не принимают смерть
заранее, предпочитая избегать этой темы,
надеясь и молясь о том, что она непостижимым
образом…
минует их.
Забудет о них,
пройдет мимо и заберет следующего в очереди.
 
 
Нет, они не хотели представлять себе, как жизнь будет
продолжаться…
без них.
Но смерть
никого
не забывает.
Поэтому они столкнулись лоб в лоб со смертью,
скрывавшейся под личиной автопоезда
в клубах тумана.
Нет.
 
 
Смерть не забыла о них.
 
 
Если бы они только успели подготовиться, принять
неизбежное, построить свои планы, понимая, что
на кону не только их жизнь.
 
 
По закону в девятнадцать лет меня могли считать
взрослым человеком, но
я чувствовал себя всего лишь
девятнадцатилетним.
 
 
И был совершенно не готов,
ошеломлен
тем, что в моих руках оказалась жизнь семилетнего
ребенка.
 
 
Смерть. Единственное, что неизбежно в этой жизни.
 

* * *

Участник отходит от микрофона. Лейк смахивает еще одну слезинку и начинает аплодировать вместе со всеми. Ее полностью захватило происходящее. Когда она наконец снова прижимается ко мне, я беру ее за руку. Мы провели здесь уже два часа. Она наверняка устала, ведь неделя у нее выдалась непростая. Да и сам я обычно до конца не остаюсь, потому что в пятницу нужно идти на работу.

Я уже собираюсь встать, чтобы вывести ее из кабинки, и тут ведущий последний раз вызывает на сцену желающих. Лейк поворачивается ко мне, и я сразу понимаю, что у нее на уме.

– Нет, так нельзя! – заявляет она. – Как ты можешь привести меня сюда и не выступить?! Ну пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!!!

Я совершенно не собирался выступать. Вообще не собирался. Но, господи, как же она на меня смотрит! Поняв, что все равно не смогу ей отказать, я сдаюсь. Этим глазам не скажешь «нет». Я со смехом откидываюсь на спинку дивана:

– Лейк, ты меня убиваешь! Говорю же, у меня пока нет ничего нового!

– Ну, прочитай что-нибудь старое! Или народу слишком много и ты боишься?

Она не знает, что я выступаю очень часто и уже привык. Для меня это так же естественно, как дышать. Я не нервничаю перед выходом на сцену уже пять лет – с тех пор, как вышел на нее в первый раз.

По крайней мере, не нервничал до сегодняшнего дня.

Я наклоняюсь к ней и смотрю прямо в глаза:

– Не боюсь… Но в зале есть одна девушка…

Наши лица так невероятно близко, что было бы вполне естественно ее поцеловать. Еще пара сантиметров, и я могу ощутить вкус ее губ. Она перестает улыбаться и чуть прикусывает нижнюю губу, а взгляд скользит по моему рту. Я понимаю, что она хочет того же, что и я. Непривычное волнение где-то в области живота нарастает, и я быстро теряю самообладание, но едва начинаю наклоняться к ней, как она складывает ладони под подбородком и жалобным голосом просит:

– Не заставляй меня умолять!

– Ты уже умоляешь! – со смехом отстраняюсь я, на секунду даже забыв о ее просьбе.

Продолжая держать сложенные ладони под подбородком, она смотрит на меня с ангельской улыбкой, и я понимаю, что никогда не смогу ни в чем ей отказать.

– Ну ладно, ладно, – сдаюсь я. – Но помни, ты сама напросилась!

Достаю из кармана бумажник, вынимаю деньги и машу купюрой:

– Я участвую!

Ведущий узнает меня, я выхожу из кабинки и начинаю пробираться к сцене. К такому повороту событий я оказался совершенно не готов… Ну как я мог не подумать о том, что она может попросить меня выступить? Надо было что-нибудь новенькое написать. Ладно, просто расскажу мое любимое, о преподавании. Оно довольное простое, к тому же мы, по-моему, еще не говорили о том, чем я занимаюсь. Вот заодно и узнает.

Я выхожу на сцену, поправляю микрофон и смотрю на зрителей. Когда наши взгляды встречаются, она облокачивается на стол и кладет подбородок на руки, потом кокетливо машет мне и широко улыбается. Она так на меня смотрит, что сердце тут же сжимается от чувства вины. Сейчас она смотрит на меня так же, как я на нее.

С надеждой.

И тут до меня доходит, что не стоит упускать такую возможность и читать стихотворение о моей профессии. Это мой шанс выложить все как есть… Использовать выступление как способ объяснить ей, кто я есть на самом деле. Если сила ее чувства ко мне может хотя бы вполовину сравниться с моей, она заслуживает правды и должна знать, что может ожидать ее впереди.

– Что ты будешь сегодня читать, Уилл?

– Стихотворение под названием «Смерть», – отвечаю я, не сводя глаз с Лейк.

Ведущий уходит со сцены, я делаю глубокий вдох и готовлюсь произнести слова, которые решат, есть ли у нас с ней будущее.

 
Смерть. Единственное, что неизбежно в этой жизни.
Люди не любят говорить о смерти, потому что
им становится грустно.
Они не хотят представлять себе, как жизнь будет
продолжаться без них:
все, кого они любили, немного погорюют,
но будут продолжать дышать.
Они не хотят думать о том, чтo жизнь будет
продолжаться без них,
их дети будут расти,
заключать браки,
стареть…
Они не хотят представлять себе, как жизнь будет
продолжаться без них:
их вещи продадут,
на медицинской карте поставят штамп «Завершено».
Их имена станут лишь воспоминанием для всех, кого они знают.
Они не хотят представлять себе, как жизнь будет
продолжаться без них, поэтому не принимают смерть
заранее, предпочитая избегать этой темы,
надеясь и молясь о том, что она непостижимым
образом…
минует их.
Забудет о них,
пройдет мимо и заберет следующего в очереди.
Нет, они не хотели представлять себе, как жизнь будет
продолжаться…
без них.
Но смерть
никого
не забывает.
Поэтому они столкнулись лоб в лоб со смертью,
скрывавшейся под личиной автопоезда
в клубах тумана.
Нет.
Смерть не забыла о них.
Если бы они только успели подготовиться, принять
неизбежное, построить свои планы, понимая, что на кону не только их жизнь.
По закону в девятнадцать лет меня могли считать
взрослым человеком, но
я чувствовал себя всего лишь
девятнадцатилетним.
И был совершенно не готов,
ошеломлен
тем, что в моих руках оказалась жизнь семилетнего
ребенка.
Смерть. Единственное, что неизбежно в этой жизни.
 

* * *

Я отхожу от микрофона, волнуясь еще больше, чем в начале выступления. Я выложил все начистоту. Вся моя жизнь в концентрированном виде уместилась в стихотворении, прочитанном за одну минуту.

Сойдя со сцены, я иду в нашу кабинку. Лейк тыльной стороной ладони вытирает слезы. Пока непонятно, о чем она думает, поэтому я иду медленно, чтобы дать ей время осмыслить все услышанное.

Сажусь рядом с ней. Лицо у нее грустное, поэтому я улыбаюсь, пытаясь разрядить ситуацию, и протягиваю руку за стаканом.

– Я же предупреждал!

Лейк молчит, и я не знаю, что еще сказать, чувствую себя неловко и начинаю думать, что, возможно, выбрал не лучший способ посвятить ее в историю моей жизни. Наверное, мое откровение оказалось для нее слишком неожиданным. Надеюсь, она не станет говорить, как ей меня жаль… Ненавижу, когда меня жалеют.

Я уже начинаю раскаиваться, что выбрал именно это стихотворение, как вдруг Лейк берет меня за руку – нежно, словно без слов пытается передать мне все, о чем думает. Поставив стакан на стол, я поворачиваюсь к ней и вижу в ее глазах совсем не жалость, а нечто совсем другое: в ее глазах сияет надежда!

Эта девушка узнала о моей жизни все – все, о чем я боялся ей рассказать: о смерти родителей, о гневе и обиде на них, о лежащей на мне ответственности, о том, что, кроме меня, у Колдера никого нет. Она знает обо всем этом и все равно продолжает с надеждой смотреть на меня полными слез глазами. Я касаюсь ее щеки и провожу пальцем по мокрой дорожке. Она берет мою руку в свои, подносит к губам и, не отводя взгляда, целует меня прямо в ладонь. У меня аж сердце замирает. В этом простом жесте ей каким-то образом удается передать мне все свои мысли и эмоции.

Мне вдруг становится совершенно все равно, кто на нас смотрит. Я должен поцеловать ее… Просто обязан!

Я беру ее лицо в ладони и склоняюсь к нему все ближе, пытаясь заглушить голос разума, который вопит, что надо немного подождать. Она с готовностью прикрывает глаза, я замираю в нерешительности, но, как только ее дыхание касается моих губ, понимаю, что пропал. Медленно я прижимаюсь губами к ее нижней губе – удивительно мягкой, нежной. Кажется, будто все звуки вокруг стихли и раздается лишь стук моего собственного сердца, заставляющий пульсировать каждую клеточку тела. Я медленно скольжу губами к ее верхней губе, но, почувствовав, что ее губы начинают раскрываться, неохотно отстраняюсь. Я очень хочу поцеловать ее, больше всего на свете, но все-таки помню, что вокруг много людей, двое из которых к тому же мои ученики. Я решаю отложить настоящий поцелуй на потом – ведь стоит только начать, и останавливаться уже точно не захочется.

– Терпение, – шепчу я, призывая на помощь всю свою выдержку.

Я глажу ее по щеке и, прикрыв глаза, прижимаюсь к ней губами. Лейк понимающе улыбается. Я скольжу пальцами по ее рукам и пытаюсь восстановить дыхание, потом прижимаюсь к ее лбу своим и смотрю ей прямо в глаза. В этот момент я точно знаю, что она чувствует.

– Ничего себе! – выдыхает она.

– Да уж! – соглашаюсь я.

Еще несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза. Когда ведущий начинает объявлять, кто прошел во второй раунд, я быстро возвращаюсь в реальность. Все, хватит! Если мы останемся здесь, я посажу ее к себе на колени и зацелую до смерти! Нет, лучше уйти отсюда.

– Давай сбежим, – шепчу я, беру ее за руку и веду к выходу.

– Ты не хочешь остаться до конца? – спрашивает она, когда мы выходим на улицу.

– Лейк, ты много времени провела в дороге, а потом несколько дней распаковывала вещи. Тебе надо выспаться.

– Выспаться… – Она зевает. – Неплохая идея.

Мы подходим к машине, я открываю дверцу, но, прежде чем усадить Лейк, крепко ее обнимаю. Все происходит неожиданно и быстро, как будто даже против моей воли. Что она со мной делает? Такое ощущение, что мозг просто отказывается работать в ее присутствии.

Надо взять себя в руки и отпустить ее, пока ситуация не зашла слишком далеко, думаю я, но ничего не могу с собой поделать. Она тоже обнимает меня, кладет голову мне на грудь и вздыхает. Несколько минут мы стоим молча, боясь шелохнуться. Я не целую ее, не глажу, не говорю ни слова, но почему-то мне кажется, что такой близости я никогда еще ни с кем не ощущал.

Никогда.

Я не хочу отпускать ее, но краем глаза замечаю, что из клуба выходят Гевин и Эдди, поэтому отстраняюсь и наконец усаживаю Лейк в машину. Сейчас неподходящий момент знакомить ее с Эдди.

Мы выезжаем с парковки. Лейк прислоняется лбом к стеклу и вздыхает:

– Уилл… спасибо тебе!

Я беру ее за руку. На самом деле это мне хочется сказать ей «спасибо. От сегодняшнего вечера я ожидал многого, но он превзошел все мои ожидания. Лейк устала, я вижу, что она вот-вот заснет. Она прикрывает глаза, и я всю дорогу молчу – пусть отсыпается.

Подъехав к ее дому и притормозив, я ожидаю, что Лейк проснется, но она спит. Я глушу двигатель и собираюсь разбудить ее, но у нее такое безмятежное выражение лица, что у меня рука не поднимается. Глядя на нее спящую, я пытаюсь разобраться в своих чувствах. Как вышло, что мне стал так близок человек, с которым мы знакомы всего несколько дней?

Я любил Воэн, но, если честно, такой эмоциональной связи у нас не было никогда. Ничего подобного, с тех пор как… На самом деле я такого вообще не помню. Новизна, страх, радость, волнение, спокойствие – словно я ощущаю все чувства сразу и они сливаются в единую волну, которая подталкивает меня к Лейк, побуждает обнять ее и никогда не отпускать.

– Спасибо тебе, – шепчу я, прижимаясь губами к ее лбу.

Я выхожу из машины и открываю ее дверь – Лейк тут же просыпается. Я помогаю ей выйти, и мы молча идем к ее дому, держась за руки. На прощание я снова прижимаю ее к себе. Она кладет голову мне на грудь, как будто объятие на парковке у клуба и не заканчивалось. Интересно, это кажется ей таким же естественным, как и мне?

– С ума сойти, – вздыхает она, – тебя не будет целых три дня! Столько же, сколько мы с тобой знакомы!

– Это будут три самых длинных дня в моей жизни, – смеюсь я, обнимая ее еще крепче.

Мы не разжимаем объятий, не желая расставаться. Наверное, понимаем, что впереди три самых длинных дня в нашей жизни.

Лейк украдкой косится на окно, как будто опасается, что за нами кто-то наблюдает. Меня охватывает непреодолимое желание поцеловать ее, но вместо этого я просто чмокаю ее в щеку, выпускаю из объятий и медленно возвращаюсь к машине. Лейк смотрит мне вслед с такой лучезарной улыбкой, что я тут же начинаю жалеть, что не поцеловал ее по-настоящему. Сев в машину, я понимаю, что, если не исправлю свой промах, заснуть мне сегодня ночью не удастся.

– Лейк! – окликаю я, открыв окно. – До дома путь неблизкий. Может, поцелуешь меня на дорожку?

Она смеется, подходит к машине и наклоняется к окну. Я нежно беру ее за затылок и притягиваю к себе. Как только наши губы встречаются, я понимаю, что окончательно пропал. Ее губы слегка приоткрываются… Наш первый поцелуй удивительно медленный и нежный. Она тянется ко мне через окно и гладит по волосам, притягивая к себе, – одним словом, сводит меня с ума. Поцелуй становится настойчивее, и я подумываю, не отменить ли нашу поездку. Наконец узнав вкус ее губ, я не смогу обойтись без них целых три дня. Ее губы именно такие, как я себе представлял. Разделяющая нас дверца машины кажется мне пыточным орудием. Мне хочется втащить эту девушку через окно и усадить к себе на колени.

Мы продолжаем целоваться до того момента, пока не понимаем, что либо ей нужно забраться ко мне в машину, либо нам пора расходиться. Одновременно мы замедляем темп и в какой-то момент останавливаемся, но расстаться никак не можем.

– Черт побери, – шепчу я, не отрываясь от ее губ, – с каждым разом все лучше и лучше!

Она согласно кивает и улыбается:

– Увидимся через три дня. Смотри осторожно до дома добирайся.

Она подмигивает мне, еще раз целует в губы и делает шаг назад.

С бесконечным сожалением я выезжаю на дорогу, готовый отдать все, что угодно, лишь бы не расставаться с ней на целых три дня. Выйдя из машины возле своего дома, наблюдаю, как уже у самой двери она убирает волосы в пучок и стягивает их резинкой. Ей идет такая прическа. Хотя и с распущенными тоже здорово. Замерев в восхищении, я вдруг вспоминаю, что за весь вечер так и не сказал, как классно она выглядит!

– Лейк! – кричу я.

Она оборачивается, и я перебегаю на другую сторону улицы.

– Забыл сказать тебе кое-что важное, – шепчу я, заключая ее в объятия и уткнувшись лицом в волосы. – Ты сегодня прекрасно выглядишь!

Потом я целую ее в макушку, отпускаю и возвращаюсь к себе. Лейк стоит на том же месте и смотрит мне вслед. Я улыбаюсь, захожу в дом и тут же бросаюсь к окну. Выглянув из-за занавески, вижу, как она снова поворачивается к двери и исчезает за ней.

– Ты что там разглядываешь? – спрашивает Майя.

– Да так, ничего, – вздрогнув от неожиданности, отвечаю я и быстро задергиваю занавеску. – Спасибо, Майя! – благодарю я няню, снимая куртку и ботинки. – Присмотришь за ним снова в следующий четверг?

– Ну да, как всегда, – отвечает она, направляясь к выходу. – Только вот за тем странным парнишкой я смотреть не буду!

Дверь за ней закрывается, я падаю на диван и вздыхаю. Это было лучшее свидание за всю мою жизнь! Готов поспорить, дальше будет еще лучше!