Текст книги "12 великих античных философов"

Глава 11. Парадные лошади

Если кто хочет иметь парадную лошадь, видную, с легкими движениями, то это можно сделать не со всякой лошадью. Для этой цели должен быть возвышенный дух и крепкое тело. (2) Некоторые думают, что лошадь, имеющая гибкие голени, будет поднимать и весь свой корпус, но это далеко не так. Только лошадь, имеющая гибкие, короткие и сильные бедра, – мы говорим не о тех что со стороны хвоста, но что между ребрами и задом вдоль – паха, – такая лошадь будет легко подкладывать задние голени под передние. (3) Если осадить такую лошадь, она согнет задние ноги в прыгательных составах, а передние поднимет вверх, так что перед зрителем будет живот с нижними частями. В это самое время нужно давать ей удила, чтобы она по своей воле делала то, что для зрителя наиболее красиво в лошади.

(4) Некоторые и этому учат с помощью удара, притом по голеням, или приказывая ударять на бегу палкой под бедра; (5) но мы и здесь, как всегда, самым лучшим уроком считаем, когда за исполнение воли всадника лошадь надеется получить от него ласку. (6) Когда лошадь делает что-либо по принуждению, она, как и Симон говорит, не понимает этого, и действия ее некрасивы. Это все равно как если бы кто стал стегать или шпорить танцора. В подобных случаях и человек и лошадь представляет не красоту, но безобразие. ППрекрасное и блистательное должно выказываться по данному знаку без всякого понуждения; (7) и если в езде гнать коня до обильного пота, а после хороших подъемов скоро отпускать удила, то можно быть уверенным, конь добровольно будет стараться подниматься. (8) На таких конях рисуют богов и героев; так обращаются с конями и прекрасные мужи и кажутся нам величественными.

(9) Поднявшийся на дыбы конь представляет нечто столь прекрасное, удивительное и восхитительное, что приковывает к себе взоры всех, и молодых и старых, и всякий готов бесконечно смотреть, когда он выказывает свою прелесть.

(10) Но если владеющему таким конем придется быть филархом или гиппархом, он не должен думать о том, чтобы только самому красоваться: вся его свита должна быть достойна всеобщего созерцания. (11) Но если он будет ехать так, как особенно хвалят подобных коней, которые часто становятся на дыбы и затем идут медленно коротким шагом, ясно, что и прочие лошади будут за ним идти шагом; а в таком зрелище разве может быть красота? (12) Если же он, подняв коня, будет вести не очень скоро и не очень медленно, а так, как держат себя гордые, смелые и сильные кони, то последует топот копыт, фырканье и ржанье всех лошадей, так что удивление будет сопровождать не только его, но и всю его свиту. (13) Если же кто счастлив при покупке коней, кормит их, чтобы могли выносить труды, хорошо обращается с ними как в военных упражнениях, так в торжественных шествиях и в борьбе с неприятелем, то что мешает ему возвышать достоинство приобретенных коней, иметь отличных коней и самому отличаться в верховой езде, если божество этому не препятствует.

Глава 12. Вооружение всадника и лошади

Я желаю написать и о том, какое должно быть вооружение того, кто намерен служить в коннице.

Во-первых, панцирь нужно сделать по своей мерке, потому что хорошо лежащий панцирь держится всем телом, слабый – только на плечах, а слишком узкий скорее узы, чем вооружение. (2) Так как и шея подвергается опасности, то и для нее должна идти защита от панциря. Это придает красоту и в тоже время, в случае надобности, может прикрыть лицо всадника до самого носа. (3) Лучшие шлемы, по-нашему мнению, беотийские[495]495
  Элиан (V. II. III, 26) сообщает, что у Ксенофонта считалось лучшим вооружением: эолийское копье, аттический панцирь, беотийский шлем и епидаврский конь.


[Закрыть]: они прикрывают то что остается от панциря и не мешают зрению. Но сам панцирь должен быть сделал так чтобы не мешал сидеть и нагибаться. (4) Для живота, срамных частей и кругом должны идти такие крылья от панциря, чтобы прикрывать эти части. (5) Так как повреждение левой руки делает всадника неспособным к службе, то мы советуем изобретенное вооружение, так называемую «руку» (нарукавники), потому что оно не только защищает плечо, мышцы, локоть и часть держащую вожжи, но кроме того вытягивается и сгибается, и наконец прикрывает промежуток между плечами и подплечьем. (6) Правая рука должна быть поднята для дротика или для меча; и все что здесь мешает от панциря нужно удалить.

Взамен этого здесь накладываются шарниры, которые при поднятии руки раскрываются и при опускании закрываются. (7) Для плеча, по нашему мнению, лучшее вооружение, которое накладывается вроде поножей, чем то которое связывается с панцирем, а обнажаемая часть правой руки должна прикрываться у панциря телячьей кожей или медной бляхой; или же остается вовсе без прикрытия.

(8) Так как в случае опасности для коня опасность грозить и всаднику, то нужно вооружать и коня налобником, нагрудником и набедренниками, которые служат и для всадника. Но более всего нужно прикрывать бока лошади, как самое опасное и самое слабое место. (9) Их можно прикрыть чепраком, который должен быть так сшит, чтобы не только мог прочно сидеть всадник, но и чтобы не жал спины лошади. Все прочее вооружение коня одинаково защищает коня и всадника.

(10) Голени и ноги, конечно, должны быть выше набедренников, но они будут защищены, если только башмаки[496]496
  Кожаные башмаки, собственно, полубашмаки с подошвами и высокими каблуками.


[Закрыть] будут из той же кожи, из какой делаются подошвы: тогда будет защита для голеней и обувь для ног.

(11) Таково вооружение для избежания опасности, если боги к тому милостивы. Для нанесения вреда противнику мы более предпочитаем кривую саблю, чем прямой меч, потому что для всадника, с высокого места, удар саблей удобнее, чем удар мечем. (12) Вместо пики с длинным древком, которая и не крепка и неудобна мы советуем два терновые копья, одним из которых умеющий всадник может бросить, другим действовать прямо, вбок и назад. Кроме того такое копье крепче и удобнее.

(13) Наконец, бросать копье мы советуем как можно дальше, потому что это дает больше времени и для поворота и для перемены копья. Вкратце мы напишем, как лучше бросать копье. Если его бросить, выставив левую сторону вперед и правую подвинув назад, привставши на бедрах и немного нагнувши копье, то копье пойдет наиболее сильно и далеко, и наиболее верно, если только верно направлено в цель.

(14) Таковы наставления, правила и упражнения для частного человека. Что должен знать и делать начальник конницы, показано в другой книге.

Гл. XII. 3) лучший шлем – беотийский.

Авсоний. Мозелла

 
              Быструю я перешел с туманным течением Наву[497]497
  Нава – приток Рейна.


[Закрыть]
               И, подивившись стенам обновленным у древнего Бинга[498]498
  Бинг – город на реке Наве.


[Закрыть]
               (Галлия некогда здесь уподобилась Каннам[499]499
  Канны – местечко в Апулии на правом берегу реки Ауфида. Около Канн Ганнибал одержал в 216 г. до н. э. блестящую победу над римлянами.


[Закрыть] латинским,
               Здесь на равнинах лежат не оплаканы бедные толпы),
               Дальше пустынным путем идя по лесам бездорожным
               И никакого следа не видя труда человека,
               Через сухой прохожу, тропою повсюду безводной,
               Думний, Таверны, омытые вечным потоком, и поле,
               Ста поселенцам сарматским отмерено было недавно,
               И наконец Нивомаг на границе белгов я вижу:
               Лагерь прославленный здесь Константином был дивным
                                                            построен.
               Чище тут воздух в полях, и Феб лучезарным сиянием
               С ясного неба уже пурпурный Олимп открывает.
               Но понапрасну сквозь свод перепутанных веток древесных
               В сумраке зелени ищешь глазами сокрытое небо;
               Яркий, однако же, блеск и для взора прозрачную ясность
               Светлого дня не таит нисколько воздух открытый.
               Ласковых этих картин созерцанье напомнило живо
               Мне Бурдигалу родную с ее культурой блестящей:
               Вышки домов, на прибрежных обрывах повсюду висящих,
               И виноград на зеленых холмах, и приятные воды
               С тихим журчаньем внизу под ногами текущей Мозеллы[500]500
  Река Мозелла (Мозель) – приток Рейна. Она протекала по территории, принадлежащей белгам. Мозелла живописна и богата рыбой.


[Закрыть].
               Здравствуй, река, что отрадна полям, поселянам отрадна.
               Городом, власти достойным[501]501
  Имеется в виду Кобленц, расположенный при впадении Мозеля в Рейн.


[Закрыть], тебе обязаны белги;
               Ты на высотах своих виноград возрастила пахучий,
               А берега повсюду травой, покрыла зеленой.
               Ты, словно море, несешь корабли; покато струишься,
               Словно ручей, и насквозь, как озерные глуби, прозрачна.
               Трепетом струй на ходу ты можешь сравняться с потоком,
               Влагой своей питьевой побеждаешь холодный источник,
               Всем ты владеешь одна, что в ключе есть, в реке и потоке,
               В озере, в море с двойным теченьем – приливом, отливом.
               Плавно ты воды несешь, не смущаясь ни шелестом ветра,
               Ни разбивая струи у преграды подводного камня,
               Не заставляют тебя ускорять до стремнины теченье
               Мели, и нет посреди на тебе преграждающей путь твой
               Суши нигде; справедливо рекой настоящей зовешься;
               Так не бывает, когда рассекает течение остров…
               Берег не кроешь ты свой тростником, порождением тины,
               Не заливаешь, ленясь, берега безобразною грязью:
               Посуху можно вплотную к воде подойти человеку…
               Твердые здесь покрывают пески увлажненную землю,
               Не сохраняют следы шагов отпечаток обычный.
               Глазу до самого дна доступна прозрачная влага.
               Тайн никаких не хранишь ты, река: как воздух прозрачный,
               Если открыт кругозор, раскрывается ясному взгляду
               И не мешает в пространство смотреть незначительный
                                                                ветер, —
               Так, устремивши глаза в подводную глубь, далеко мы
               Видим, и тайны глубин сокровенные все нам открыты
               Там, где медлителен ток, и течение влаги прозрачной
               Образы видеть дает, что рассеяны в свете небесном:
               Как бороздится песок от медлительных струек теченья,
               Как по зеленому дну, наклонившись, трепещут травинки,
               Возле бьющих ключей, потревожены влагой дрожащей,
               Мечутся стебли травы; то блеснет, то закроется снова
               Камешек; зеленью мха оттеняется гравий подводный…
               Глаз, без того напряженный, томят все время мельканием
               Рыбки: играя, они проносятся стаей проворной…
               Ты, на речных берегах живущая, ты мне, Наяда,
               Порасскажи о стадах чешуйчатых и перечисли
               Стаи пловцов в прозрачном русле реки темно-синей,
               Между травой на песке головок чешуею сверкает…
               Тут же видна и форель со спиною в крапинках красных,
               Тут и голец, никому чешуей не опасный; морская
               Тень недоступна глазам при быстрых и легких движеньях…
               Не обойду я тебя, лосось красноватый с блестящим
               Телом, широким хвостом вразброд рассыпая удары,
               Ты из пучины речной поднимаешь высокие волны;
               Скрытый выходит толчок на поверхность спокойную влаги.
               В панцирь ты грудь облачил чешуйчатый, спереди гладок,
               Вкусное блюдо всегда обещаешь роскошному пиру,
               Можно тебя сохранять очень долгое время без порчи…
               Ты в иллирийских водах, в двухименном встречаешься Истре[502]502
  Река Истр называлась также Данубий (Дунай), поэтому поэт и называет эту реку двухименной.


[Закрыть]
               Ловят, мустелла[503]503
  Мустелла – порода рыб.


[Закрыть], тебя, увидав по всплывающей пене,
               В заводи наши плывешь, чтоб широким потоком Мозеллы
               Не привелось потерять столь известных повсюду питомцев.
               В сколько цветов расписала тебя природа! Вся сверху
               В черных точках спина, окруженных желтой каймою,
               Гладкий хребет обведен темно-синею краской повсюду,
               Ты чрезмерно толста до средины тела, оттуда ж
               Вплоть до конца хвоста торчит сухощавая кожа.
               Окунь, услада стола, и тебя пропустить не могу я.
               Ты между рыбой речной достоин с морскою сравниться,
               Можешь поспорить один с пурпурной даже барвеной[504]504
  Барвена – порода рыб.


[Закрыть]…
               Кто и зеленых линей не видал, утеху народа,
               Или не знает уклейку, для удочек детских добычу,
               Или плотву, что шипит на огне, угощенье для гостя,
               Да и тебя среди стай речных неизбежно, конечно,
               Надо, голец, помянуть. Ты двух пядей без дюйма, не больше.
               Длинную бороду ты распустил, усачу подражая.
               Ныне прославлю тебя, сом огромный, дичина морская.
               Ты словно маслом актейским умащен. Тебя за дельфина
               Считать я речного готов. Точно так ты, громадный, ныряешь
               В заводях, еле свое направляя широкое тело,
               Или безводье мешает ему, или травы речные.
               Если ж ты движешься вдоль по реке величаво, дивятся
               Все на тебя берега зеленые, темная стая
               Рыб и прозрачные воды; волна в русле закипает,
               И, разделившись, бегут до самого берега струйки.
               Так иногда в пучине Атлантики ветер пригонит,
               Или же сам по себе приплывает к окраинам суши
               Кит: приливает вода к берегам, поднимаются волны
               Кверху, и снизиться вдруг боятся ближайшие горы.
               Этот, однако же, кит нашей тихой Мозеллы, далекий
               От бушеванья, великий почет реке доставляет.
               Впрочем, довольно следить водяные пути и проворных
               Полчища рыб: я уже перечислил их множество видов.
               Пышность иную пускай нам покажет осмотр винограда,
               Вакха подарки пусть наш блуждающий взор потревожат.
               Длинный подъем до вершины холма над самою кручей,
               Скалы и солнечный склон горы, кривизны и извивы —
               Все виноградник сплошной, выходящий природным театром.
               Так-то Гавранский хребет[505]505
  Гавранские горы – в Кампании, между Кумами и Неаполем. Склоны этих гор славились, виноградниками, особенно такими сортами винограда, как фалернский и массикский.


[Закрыть] драгоценным покрыт виноградом
               Или Родопа[506]506
  Родопы – горы во Фракии.


[Закрыть], своим так Лиэем[507]507
  Лиэй – один из эпитетов Диониса (Вакха). Здесь это слово употребляется для обозначения винограда.


[Закрыть] Пангеи[508]508
  Пангеи – горы Македонии.


[Закрыть] блистают.
               Так зеленеет и холм Измарский[509]509
  Измар – гора во Фракии; на ней были виноградники, из лоз которых делалось особо крепкое вино.


[Закрыть] над морем фракийским,
               Бледную так и мои виноградники красят Гарумну[510]510
  Гарумна (нынешняя Гаронна) – главная река Аквитании.


[Закрыть].
               Сплошь вся покатость холмов до самой последней
                                                           вершины —
               Берег усеян реки зеленеющим всюду Лиэем…
               Да и не только людей восхищают такие картины.
               Я и в сатиров готов полевых и в наяд сероглазых
               Верить, что к этим они берегам сбегаются часто;
               Резвые шалости их козлоногих панов тревожат;
               Скачут по мелям они и сестер под водою пугают
               Робких и бьют по текучей воде неумелым ударом
               Часто, награбив с холмов виноградных кистей, и речная
               Здесь Панопея[511]511
  Панопея – морская нимфа.


[Закрыть] с толпой ореад[512]512
  Ореады – горные нимфы.


[Закрыть], постоянных подружек,
               От деревенских божков убегает, распущенных фавнов.
               В час же, когда среди неба стоит золотистое солнце,
               К заводи общей сатиры и сестры речные, собравшись
               Вместе, ведут, говорят, хороводы свои: в это время
               Зной им палящий дает от очей человека укрыться.
               Тут на родимой воде, играя, прыгают нимфы,
               Тащат сатиров на дно и от этих пловцов неумелых
               Вдруг убегают из рук, а те понапрасну хватают
               Скользкие члены и влагу одну вместо тела лелеют.
               Этому, впрочем, свидетелей нет, и глаза не видали…
               Вот чем, однако же, все насладиться свободны: тенистый
               В светлой реке отражается холм; весь в зелени, словно
               Влага речная, поток, сдается, порос виноградом.
               Что за оттенок воде придает вечернею тенью
               Геспер, когда опрокинет в Мозеллу зеленую гору!
               Плавают все, качаясь, холмы, дрожит виноградник
               Мнимый, в прозрачных волнах отражаются кисти, разбухнув…
               Вот на местах, где река образует подступ, нетрудный,
               Шарит по всей глубине толпа добычников жадных.
               Ах, как ничтожна защита для рыб в речной даже глуби!
               Тот, посредине реки волоча свои мокрые сети,
               Рыбок обманутый рой в узловатые ловит тенета;
               Этот в местах, где река струится спокойным потоком,
               Сети на дно опустил, приспособив их плавать на пробках;
               Третий на камнях сидит, наклонившись к воде и к согнутой
               Гибкой лозе на конец привязавши крючок смертоносный,
               В воду забросил уду, съедобной снабдивши приманкой.
               Стая блуждающих рыб, не предвидя коварства, разинув
               Пасть, налетает, глотнув широко раскрытою глоткой,
               Чувствует поздно она укол сокрытой иголки.
               Чуть затрепещется, знак подает, дрожанию лески
               Тотчас ответит конец уды дрожаньем заметным.
               Миг – и свистящий удар подсекает добычу, и мальчик
               Вкось из воды уже тащит ее…
               Бьется на камнях сухих привыкшая к влаге добыча.
               И светозарного дня трепещет лучей смертоносных.
               В речке родной у нее осталась вся бодрость; слабея,
               Воздухом нашим дыша, она прощается с жизнью.
               Вялым ударом уж бьет по земле бессильное тело,
               И цепенеющий хвост дрожит последнею дрожью.
               Не закрывается рот, и зеваньем зачерпнутый воздух
               Жабры назад отдают настоящим дыханием смерти…
               Сам я видал, как иные, дрожа предсмертною дрожью,
               С духом собравшися вдруг, высоко подскочивши на воздух,
               Вниз головой кувырком стремительно падали в реку,
               Сверх ожиданья свою обретая стихию обратно.
               Видя убыток себе, неразумно бросается сверху
               Мальчик за ними и вплавь старается глупо поймать их…
               Пусть и чужие края твои токи прославят, Мозелла,
               А не одни лишь места, где в верховьях свои рукава ты,
               Или где тихие воды струишь по извилинам пашен,
               Словно бычачьи рога позлащенные, пышно являешь,
               Или где рядом с германскою пристанью близишься к устью!
               Если почет оказать захотят моей легкой Камене[513]513
  Камены у римлян отожествлялись с греческими музами.


[Закрыть],
               Если потратить досуг на мои стихи удостоят,
               Ты на людские уста перейдешь в песнопенье приятном,
               Станешь известна ключам, и живым водоемам, и темным
               Речкам, и древним славою рощам. Почтит тебя Друка[514]514
  Друка – название речки.


[Закрыть]
               Вместе с неверной Друэнцией[515]515
  Друэнция – приток Роны.


[Закрыть], свои берега разбросавшей,
               Реки из Альп почтут и Родан[516]516
  Родан – древнее название реки Роны.


[Закрыть], через град раздвоенный
               Воды несущий и правому берегу давший названье.
               Слух о тебе передам я темным озерам и шумным
               Рекам, прославлю тебя пред Гарумной, широкой, как море.
 

Асклепиад. Эпиграммы

x x x

 
Чары Дидимы пленили меня, и теперь я, несчастный,
Таю, как воск от огня, видя ее красоту.
Если черна она, что за беда? Ведь и уголья даже,
Стоит их только нагреть, рдеют, как чашечки роз.
 

x x x

 
Пей же, Асклепиад! Что с тобою? К чему эти слезы?
Не одного ведь тебя Пафия в сеть завлекла,
И не в тебя одного посылались жестоким Эротом
Стрелы из лука. Зачем в землю ложиться живым?
Чистого выпьем вина Дионисова! Утро коротко.
Станем ли лампы мы ждать, вестницы скорого сна?
Выпьем же, весело выпьем! Несчастный, спустя уж немного,
Будем покоиться мы долгую, долгую ночь.
 

x x x

 
Трижды, светильник, тобой поклялась Гераклея порою
Ночи прийти, – не пришла. Если, светильник, ты бог, —
О, покарай за измену: когда она с милым резвиться
Будет, – угасни, не дай света утехам любви.
 

Федр. Басни

Лягушки против солнца

Эта басня направлена против Сеяна, всесильного фаворита императора Тиберия. Написана она в связи с предполагаемой женитьбой Сеяна на вдове Друза, брата Тиберия.

 
Соседа-вора свадьбу видел пышную
Эсоп и стал немедленно рассказывать:
Жениться как-то богу солнца вздумалось.
Тут к нему громкий крик лягушки подняли.
Услышав шум их, о причине жалобы
Спросил Юпитер. Жители болотные
В ответ: «Сейчас пруды он иссушил один
И морит нас, несчастных, на сухой земле,
Что ж будет, если он еще детей родит?»
 

Волк и ягненок

 
К ручью однажды волк с ягненком враз пришли.
Гнала их жажда. По теченью выше – волк,
Ягненок – ниже много. Глотки озорство
Злодея мучит, – повод к ссоре тут как тут.
«Зачем ты воду, – говорит, – здесь мне мутишь —
Хочу я пить здесь». А ягненок, страха полн,
Ему ответил: «Как могу вредить тебе?
Вода течет ведь – от тебя к моим губам…»
А тот, сраженный силой правды слов его:
«Прошло полгода, как ты здесь перечил мне».
Ягненок молвит: «Не родился я тогда!»
– «Ну что ж! отец твой, – волк в ответ, – перечил мне».
И тут, схвативши, растерзал ягненка он.
Вот эту басню написал я про того,
Кто гнет безвинных, повод выдумавши сам.