Текст книги "Русская философия смерти. Антология"

Псалом первый

Дайте струны мне, и я воспою Несравненного, Тайну Великую, которому имя – Жизнь.

Он отверг небытие и с высоты Своей бросил зерно и сказал: «Да будет», и воплотил Дух Свой, который есть Любовь.

Я смотрю на светлое солнце, к которому тянется всё живущее, на мох зелёный, весело сверкающий росинками на солнце, смотрю на облако, несущееся далеко на кристальном бирюзовом небе, на дерева высокие, стройные, – и вижу Его Одного.

Я хотел спросить, зачем светит солнце, несётся облако, зачем лес густой бросает тень свою и под своё крыло зовёт всё живущее; но я увидел здесь Тебя, Несравненного, Тайну Великую и умолкнул.

Срубят лес, упадёт облако, зайдёт солнце. Но Ты, Великий, останешься как теперь, ибо имя Твоё – Вечность и Бесконечность!

Вот я вижу: идёт Беспощадное Время – воин великий, окованный с ног до головы, блестящий своим шлемом, и всё разрушает.

Но пусть меняется лес, море и суша – кто уничтожит это, когда Ты – жизнь?

Вот я вышел на горы и увидел вырубленный лес. И стояли пни обезображенные, как черепа на поле битвы, и сказал я с грустью: вот было красивое и стало безобразным, было великое и стало ничтожным. Кто снова даст жизнь мёртвому?

И обернулся я в сторону и увидел: вот на вырубленном месте поднимаются молодые деревья и свежая зелень ласкает глаз.

Вот поднялись гордые чашечки цветов и залили весь воздух благоуханием, и ударило солнце лучами своими, и распустились пёстрые цветы. И прилетели пчёлы, и пили мед, и жуки закопошились в траве.

И упал я в благоговении, и сказал: «Кто Ты, Великий и Дивный, чтобы славословить Тебя? Кто Ты, Кем держатся солнце и малые жуки, без Которого ель не принесёт иглы своей?

Кто Ты, чтобы мне принести Тебе сердце свое? Кто Ты, чтобы мне отдать всю волю Свою?

Вот лес густой стоит, и солнце светит в нём, и листва ласкает глаз своей зеленью.

Шум стоит кругом; вот пролетела пчела, жук чёрный прополз, и белка пробежала и смотрит с ветки.

Вот мошки несутся на солнце, и золотая муха, блестя, сидит на яркой зелени.

Вот птица поёт в вышине, и вершины могучих дерев качаются плавно.

Вот прокричала птица, а муравьи несут сучок в свою нору… Я слышал шум этот и старался разобраться в нём и понять то, что это – Жизнь.

Я понял, что это пчела жужжит, отыскивая мёд; муравей несёт иглу от ели и птица поёт потому, что Ты так хотел.

Я понял, что всё это – нескончаемый гимн Тебе – победителю небытия. Я услышал, что Ты сам везде здесь.

Кто бы выточил крылья этому жуку; кто научил бы трудиться этого муравья; кто выткал бы этот бархатный мох и заставил деревья тянуться вверх, блестя своей одеждой?

Кто мог бы создавать солнца и не забыть это мелкое существо, которое лежит на пределе моего зрения? Кто, кроме Тебя?

Я смотрел на деревья и думал, что они стоят неподвижно.

Я смотрел на гору и думал, что всегда она будет стоять так; смотрел на солнце и думал, что оно вечно.

Но теперь я понял, что всё течёт и всё говорит, как тонкая восковая свеча, и Ты один неизменен.

Где тот, кто хотел снять покрывало Тайны с лица Твоего? Разве не пронеслись они все, как облако несётся по кристальному небу?

И понял я, что это всё – облако, которое несется по воле Твоей, и Ты только вечен.

Срубят лес, красоту дивную, и убьют птиц и зверей, но зазеленеет новый, и новые птицы запоют в нём, и новые звери закопошатся в нём.

Вот умер старец, но рядом с безобразным черепом этим тихо светится Жизнь младенца.

Умрёт солнце, но засияет новое; оживет Красота, и Истина, и Благо, ибо Ты – жизнь бесконечная.

И снова окинул взором я лес великий и увидел, что на нём крупно написано: Жизнь. И поклонился я до земли и припал в благоговении.

Псалом второй

И ударил я по струнам своим, и слышна была грусть.

Тысячи стрел вошли в сердце моё, и не нашёл я врача, который бы исцелил его.

Как горлинка подстреленная, тосковало сердце моё.

Кто принесет бальзам на рану мою?

Вот пчела пролетела с цветка своего, и трещала кобылка, довольная пищей своей, и птица пела песню свою.

И увидели они все меня, и сочли врагом своим, и оставили меня.

Люди посмеялись надо мной, хотя я им не сделал зла.

Как сосна среди поля, остался я, и, как облако, пронеслись родные сердцу моему.

Пред кем изолью я сердце моё? Кому передам чашу, которую я растворил?

Люди сказали мне: «Дикий человек ты, смешной! И мы не понимаем тебя».

И оставил я кровлю их и воззвал к Вышнему и сказал Ему: «Вот их много, и они смеются надо мной, а я – один и со мной сердце моё. Где же я найду Праведное?»

И увидел я две тучи: чёрную и бурую, что шли навстречу одна другой, – и сделалось темно.

Солнца уже не видел глаз мой, и услышал я гром и увидел молнии.

Вот цветы подняли лепестки свои и просили влаги дождя.

Где мне найти пристанище? Но облако сошло ко мне, и я увидел мост.

И сказал мне Дух: «Встань и смотри!» И я встал и посмотрел вниз.

И вот я увидел шар большой, окутанный кровавыми пара́ми и покрытый пылью; с большой быстротой нёсся он, и прочёл я на нём: гордость, алчность и пошлость.

И сказал я себе: пусть ещё четырежды столько стрел войдут в сердце моё, не отдам я его и сохраню, как дар моему Великому.

Где тот, кто не оставит меня?

Сильный не оставит меня.

По песчинке буду собирать богатство моё и вместе с жизнью своей отдам его Сильному.

Вот увидел я прекрасную женщину и пошёл я к ней, – и посмеялась она и сказала: вот я прекрасна, и ты должен служить мне и оставить всё своё.

Вот увидел я сильного и подошёл к нему, и сказал он: я сильнее тебя, и ты должен служить мне.

Вот увидел я мудрого и сказал он: я много знаю, и ты должен служить мне.

И опечалился я и сказал: вот они всё имеют и счастливы, а у меня что есть, кроме сердца моего?

Но вот подул ветер и сразил всех их, а сердце моё расцвело. Красивое стало безобразным, и сильное – слабым, и мудрое – безумным.

И сказал я: никому не отдам сердца моего! Великому сохраню его. Он влил бальзам в сердце моё; Он утешил меня в скорби моей; Он поднял меня из пропасти тёмной!

Зачем скорбеть! Ударю по струнам и воспою Безначального.

Как ель поднимается из семени своего, как цветок распускается из бутона своего, так пусть сердце моё развернётся пред Тобой.

Солью его с розами, цветами, с птицами, с насекомыми, с Природой всей: все вместе воспоём Тебя; пусть голос мой затеряется в общем гимне, лишь бы я был полон Тобой.

Как зерно под землёй тянется кверху, ищет солнца своего, так я томлюсь по Тебе – Солнце моём.

Не забуду Тебя, как цветок не забывает солнца своего, – и Ты не оставишь меня в скорби моей.

И упал я в траву, и поднялось сердце моё, и слился я с хором всего живущего, и прославил я Великого.

Псалом третий

Солнце льёт лучи свои, и лес шумит вершинами дерев своих.

Стрекоза, блестя изумрудным телом своим, прилетела ко мне, и кузнечик трещит в яркой зелени.

Мох седой, белый кругом меня.

Облака несутся быстро надо мной, но ярко светит солнце…

Тоску слышу я в сердце моём; тонкой паутиной окутана наша земля.

Взглянули люди на мир и не узнали Невидимого. Они взалкали и стали есть глину; захотели пить и напились мути.

Прошли они мимо яств готовых и мимо источника чистого.

И сказали они мне: приди к нам, и мы накормим тебя пищей и напоим питьём нашим, – и удивился я им.

Облака несутся быстро, но ярко светит солнце…

И сказал я: Вековечный – пища уму моему. От века Единый – питьё сердцу моему!

Они сказали мне: нет Его, мир весь – холодные объятия, мир весь – ненужная, тяжёлая машина, и ты – сирота.

Огорчился я и спросил: что же вы дадите мне?

И они показали мне; и сказал я: не могу я питаться гнильём этим и не могу пить грязь.

И посмотрел я на небо и увидел:

Облака неслись быстро, но ярко светило солнце…

Туманом окуталась земля, и не узнали люди ни себя, ни мира.

И пришёл я к Природе и, как в зеркале, увидел всё.

Много видел я кругом, но имя ему – Один.

И сказал я: страдает сердце моё; тысячи бед окружили меня.

Люди хотели отнять у меня ещё то, что осталось в сердце моём. Вот тысячи орудий направили на то, чтобы отнять у меня дорогое моё.

И обратился я к моему Утешителю, и сказал: утешь меня, облегчи страдания мои; ответь на сомнения мои. Я изнемогаю от бедствий, и люди скоро отнимут у меня всё.

Где же я найду опору? Они много сильнее меня, и мне не сладить с ними.

Они вечно будут мучить меня, и не уйду я от страданий.

И поднял я глаза к небу; нет ответа.

И увидел я:

Быстро неслись облака, но ярко светило солнце.

…Вне веры нет твёрдой точки. Я искал твердости без веры и нигде не нашёл: всё – флюгера! Они говорят о нравственности, которая должна охватить всё, но сил не хватает поднять соломинку. «Слагают бремена тяжкая»… Вера есть закон и энергия к выполнению его. Мы осуждаем в других то, что в себе считаем похвальным.

…Ум мой заходит за разум. Отчего у меня всегда бывает такая меланхолия? Мне страшно тяжело. Нигде-то я не могу найти себе подходящего места… Берегите пташку… а не то – прощай. Что же взамен? Вот дом, построенный весь из гнилья и деревяшек. Что с ним делать? Чинить – невозможно. Единственное: разрушить его и построить новый. Этот дом не строится, он не состоит из отдельных частей; он или весь, или ничего. Выкинь весь балласт, и шар поднимется выше. Мучения выкидывают балласт. Человек есть сплошное противоречие; это – весы, которые почти невозможно привести в равновесие. Я ничего сейчас не испытываю – ни счастья, ни несчастья. Я чувствую только, что весы колеблются. Есть люди, которые погубят душу свою, но не спасут её через это, а ещё больше погубят. Всё молчит, и только запоздалый золотой серп луны поднимается над рекой… Я видел то место, где ждали счастья. Его не существует, быть не может… При колебании душевного равновесия и страшно, и сладко, и ужасно, как в глухую ночь, в зловещей тьме, на громадной реке и быстром, как ветер, челне… Вот лодка остановилась, еле движется по застывшей как бы воде и зловеще покачивается. А впереди густой, чёрный, как привидение, лес; дикий хохот филина, а там через листву виден белый крест какой-то могилы. Выкопать бы этот крест, вытащить мертвеца и расспросить его: да что же это всё значит?. Но реки уже нет. Я в какой-то мрачной пещере, где ничего не видно и лишь ощупываются какие-то дикие утесы и чувствуется присутствие каких-то гадов⁶. Тяжелы минуты человека, когда он представляет собой арену какой-то жестокой, тяжёлой борьбы. В океане вселенной живёт бесконечное множество детей; им розданы игрушки – и они все довольны. В одну телегу впрячь не можно…⁷ Горе, страдания и несчастия – вот пища человеку. Я сказал: сегодня мне предстоит сделать дело, но я утешаю себя, что будет время, когда дело будет уже сделано. Мой друг сказал мне: мне предстоит нынче умереть, и будет время, когда меня не будет. Вот наступит завтрашний день; дело моё сделано, а его уже нет. Прошло ничтожное время, а что оно для него значит? Минута времени та же – в игре за картами и в момент смерти… Представьте себе, что в момент между 3 и 4 часами вы должны умереть. В 4 часа обдумайте разницу между теперешним вашим положением и тем, которое могло бы быть. Не каркай, ворон! Песня твоя всем известна!. Прошедшего нет, только – настоящее; ничего не было; если было, то теперь во всей вселенной нет. Куда же это ушло? Этого нет, значит, это не реально, а значит, это – обман. Нехороший человек. Куда летите вы, звуки счастья и сочувствия? Вам нет здесь места! Вас звали, и вас не было; теперь все высушено внутри, и вы – злейшие враги.

…Я видел стихию и ужасался. В буре, в вихре, в смерче пронёсся Кто-то. Я увидел себя сирым и ничтожным. Небо помрачилось; тучи черные висели и облепляли всё небо, и вихрь нёсся, грозя гибелью. Молнии рассекали небо, и гром наполнял воздух весь. Дрожь проникла всё существо мое. Я возлюбил эту Силу и почувствовал её своим Творцом. Я возлюбил Духа, живущего здесь, и хотел разбиться в прах, чтобы раствориться в нём. Присутствие Его – жизнь, и чувствование Его присутствия есть счастье.

…Откуда-то несётся новая песнь и всплывают новые чувства. Если бы кто видел все эти умоляющие о помощи руки, эти скользящие над пропастью ноги; если бы кто слышал – эти вопли отчаяния, если бы видел всю эту кровь – тот утонул бы, захлебнулся бы в ней, тот не мог бы жить. Только весёлый шум, пьяные попойки, свет и страсти и заглушают этот бесконечный стон, – стон, заложенный в самые основания земли. Жизнь, эта шаблонная жизнь, рвёт лучшие цветы; для чего же им было восходить? Не насмешка ли это, не пародия ли только на жизнь?⁸ Зачем это несчастное существо, доброе, чистое, как кристалл, белое, как снег, глубокое, как пропасть, идёт по этой грязной дороге, падает глубже и глубже? Зачем не слышны были стоны и крики отчаяния и никто не бросился на помощь? Зачем не разделить эту скорбь между людьми поровну? Зачем кресты не одинаковы? Потеряна жизнь – всё без исключения! Ибо что можно дать взамен всей жизни?. Тихо всплывает луна и бесстрастным светом заливает землю. Всё спокойно?! Всё тихо?! Всё хорошо?! Кровь, кровь!! В глазах рябит! Пахнет кровью! Все убийцы! Раздавить бы всех одним ударом. Для всех этих несчастных это было бы счастье, а этим убитым зверям не должно быть места для жизни. Проклятие вам, бесстыжие животные, – я не могу назвать вас людьми. Да, вот этот ужас, эти стоны отчаяния, эти загубленные жизни, это издевательство над чистотой и святым – это делает мир таким крестом, который может нести только Бог.

Учёных настоящих нет почти; они все почти подкуплены за мишуру.

…Что делается с моим бедным рассудком? Я вижу путешественника, собирающегося уплыть в дальний, безвестный океан. Как устал мой мозг! Завеса бытия шелохнулась, но образы не дают мне покоя. Ум мой совершил круг. Он рвался, как безумец, во все стороны, но крепкие тенёта скрутили его и не выпустят его. Кругом меня тьма, которой никогда не видал глаз человеческий, и в ней восстают окровавленные призраки. Я понял замирание и смерть. И как это близко и родственно. Я понял, что смерть – мой близкий родственник, несравненно ближе отца и матери. Смерть – это для меня другой я. Я жажду смерти, ибо завеса колышется, а ум мой теряется и мутнеет. Спасения мне нет. Среди разных жилок мозга я увидел моё милое прошлое. Я увидел розовые надежды, увидел счастье и любовь, а главное – жизнь. Милые картины! Зачем ушли вы, которые согревали сердце моё, где мне было тихо в моём небытии. Поля, солнце, любовь, тепло!. Ах, как мне теперь хорошо! Где же друзья мои? Кто протянет мне руку не для того, чтобы бросить в меня камень? Как холодно, сыро в этом бесцветном замирании!. А впереди потеря рассудка и холодная могила – вот мои розовые мечты. Веселись же, глупец! Нет, я не знаю, кто ты, но ты – враг мой. Нам никогда не понять друг друга… Но бедный мой разум! Жестоко умеешь мстить ты, Природа! Скорее бы проходило это облако, а там – что за ним, солнце или непроглядная мгла – мне всё равно. Силы мои не надломлены, их просто уже нет. А разве есть у меня друг, который бы подарил мне их? Мой бедный ум! Мне страшно за тебя. Пропасть близко. Бедный ум!

…Приблизься, светоч, чтобы пролить свет на мои мысли. Когда устанет мозг твой и расстроятся мысли твои, когда настроение твоё таково, что весь мир, кажется, только и занят тем, чтобы вести борьбу с тобой, а ты существуешь только для того, чтобы служить мишенью, – пей, пей, не задумываясь! Туманная дымка заволокнёт твою бессознательную работу мозга, и угаснет твое отчаяние. Посмотри, разве мир так не хорош!.

…Приветствую тебя, разверзнутая пасть могилы! Ты, которой Природа исправила свою ошибку, когда создала меня, – ты, в которую званы и счастливцы, не знающие страдания; ты только отрада моя и пристанище больному сердцу. Безобразие твоё пугает их, значит, мало устал тот, кто смотрит, какова постель. Мир… разве он восстаёт на меня? Нет, он просто вне меня, поэтому я ему не нужен. Так как могила – моя цель и утешение, то я буду счастлив хоть тем, что ни минуты не трачу на глупость и каждую секунду ближе к моей милой цели.

 
Склонились ветви старые, залитые луной, —
Склонились и задумались о жизни молодой.
Им снилась жизнь кипучая, их пылкие стремления:
Подняться в высь лазурную – разрушить все сомнения.
Им снилось солнце ясное, счастливая весна —
Как мир кругом прекрасен был, как жизнь была полна.
И солнце вновь поднимется, придёт опять весна,
Но жизнь уж не воротится, угаснет навсегда.
 

…Люди – это дворяне во вселенной. Но значит ли это, что они выше всех? Это, как само собой понятно, ещё вопрос.

…Я заиграю песнь новую, ещё неслыханную. Затрепещет сердце моё, просветлеет ум мой, и меч воли будет в руке моей. Мне снилась лестница с неба и упершаяся в самые основания земли. Ступеней много; и всматриваясь в них, я узнал в них страдания жизни… Я люблю вас, стоны, выходящие из глубины нравственной души, как огонь, разрушающий нечистоты. Мне нужна сила, и вы собираете всё моё существо в одну точку… Светлое солнце, и лес чудный, зеленый расточал благоухания. Спокойно отдыхал глаз, а сердце рвалось вверх! Вон вершины гор золотятся. Туда! Конец! Уж смерть! Ты здесь? И нет пощады. Отмените же этот закон. Да, она пришла, пока ты любовался; но она – конь твой, который прилетел, чтобы отнести тебя в те края. Смело – туда!

…Беспощадное время несется, как дикий конь. Бремя тяжкое лежит на груди моей, и я несу его и не знаю отдыха. Мир весь благоухал, звал в объятия свои; дерева отплетали сень и манили в зелёную чащу, и спокойное озеро призывало взор мой любоваться им. И я хотел идти. Но бремя моё давило меня, а ум мой метался, чуя погибель… Не вас люблю я, красоты природы, – вы прекрасны, но не от вас избавление моё. Я жду путника дальнего, жду его всю жизнь – и возрадуется сердце моё, когда завидит его. Имя его – Смерть.

…Страшно, но приятно ходить по краю пропасти. Внизу зияет бездна. Я представляю себе это. Но я не могу идти по самому краю, у меня нет сил. И здесь страшно. Но как приятно, жутко-приятно сердцу. А ведь оно будет твоё; ты упадёшь, будь покоен, – и, конечно, разобьёшься: это будет цена твоего жуткого счастья.

…Высшее счастье для человека есть свобода. Никто чтобы не вмешивался.

Привычка – сестра небытия. Она имеет хорошую сторону – уменьшение интенсивности горя; но имеет и обратную сторону – уменьшение интенсивности всякой глубины. Мы привыкаем даже к той мысли, что мы существуем, что кругом нас огромный непонятный мир. Если бы мы не привыкли, то нашему ужасу не было бы предела. Но эта привычка делает нас глупыми, бесцветными. И вот вызвана поэзия – морфий, будящий наше сознание. Наука даёт ей пищу.

Псалом четвертый

…Если бы я мог поставить марку на этой минуте. Но, как вода из рук, течёт время. Тоска – из глубины сердца; печаль охватила всего меня; но меч – в руки!

Хорошо спит усталый. Могила ждёт усталого, и покоя твоего не нарушат. А теперь собирай силы.

Слеза покатилась из глаз моих, и задрожал весь мир в глазах моих.

Я закрыл глаза и услышал гром, и раскрыл их: и молния – как вихрь огненный пронёсся по мировой канве.

Я стоял в пространстве – и кругом меня была мгла, и дождь лил сплошной массой.

Ты – вихрь Вездесущий. Бесконечный. Безначальный и Вечный. В одной руке Твоей было беспредельное, огромное до ужаса пространство; в другой – беспредельный клубок тонкой нити – время.

И вилась нить эта, но конца ей нет.

Страшен был Он, но имя Его – спасение от Любви.

Одежда Его покрывала весь мир; и упал я в восторге, почувствовав край одежды Его. Но я забылся и очнулся при ярком свете – люди ходили за мной, больным.

Скоро восстал я, и привели меня в чертоги пышные, и веселились все, и считали меня своим близким. «Пей, ешь с нами, – говорили они, – и будь счастлив!» Я пристальней всматривался в лица их, и как нож вошёл в сердце моё. И почувствовал я себя духовным сиротой. Зачем вы вынесли меня из этого ливня? Зачем я не вижу края одежды Его? И сказал я: не хочу я вас! – и ливень хлынул со всех сторон, и почувствовал я Вихрь Силы, и ожил дух мой, и счастие Духа заполнило меня.

Псалом пятый

Покров Твой, Дух Сущий, развернулся над нами.

Светила кроткие пели тебе величавую песнь. И не познали люди святого Твоего, и отошли: кто сразу, кто только с виду поддерживая песнь святых Твоих.

И сказали они: устроим себе красоту земную и будем любоваться ею.

И не отнял Ты у них красоты Духа Твоего – не раскаются ли – для немногих сынов Твоих.

Сердце их стало, как сталь, и уши их отяжелели. И лилась песнь Божия – и нечем было воспринять её им, некуда поместить.

И, как гады, росли люди те.

Одинок ли тот, кто хочет жить в храме этом? Нет, здесь Он, имя которого Всё. И с кем Он, тот сам – все, ибо всё ему близко и входит в сердце его.

Не несётся Он и не стоит – но сущий.

Не живёт Он и не мертвый – но живой.

Нет чувств у Него, ибо Он – никакой; но имя Его – Любовь.

Растворите же сердце ваше, у кого оно не сталь и не камень.

Возжгите его, как свечу духовную, и примите в тайники его это Противоречие.

Войди же, Святый, в обитель и очисти её присутствием Твоим; ибо Тебя, дивный Образ, не знают скопцы зрения и не услышат Тебя, Звук Чистый, скопцы слуха.

И скопцы сердца ищут помирить Противоречие в Тебе, а дотоле не знают Тебя.

И не искали Тебя, и не знали следов Твоих в раскрытом небе, где Волопас поднялся в зенит.

…Жизнь – минута. Помни это во всех обстоятельствах.

…Иногда плотское заявляет себя, зная, что духовное сочтет уже низостью состязаться, то есть зная, что приговор уже решен.

Человек есть образ и подобие Бога («и вдунул в него душу бессмертную»⁹). Человек есть тварь, но носит отпечаток Божества. Отсюда создается три пути для отношений его с внешним миром: истина, добро и красота.

Человек как тварь ищет своего начала; это – путь истины. Человек как Божественное начало ищет своего источника; это – путь добра. Человек как Божественный отпечаток озаряет мир творение родственного себе Духа; это – путь красоты.

Только в добре человек видит и Божество, и должность своих отношений к нему. Человек, идущий путём истины, будет всегда считать себя тварью; но вопрос – дойдёт ли он до Творца? И многие не доходят.

Человек, идущий путём красоты, способен идти дальше – он не может отречься от Божества, но он может свой отпечаток Божества, свое я, поставить на Его место. Это и есть источник сути зла.

Зло не есть только преслушание воли Божией – это есть обожествление себя. Поэзия, служащая важнейшим воплощением красоты, является почвой, на которой зло может найти полнейшее выражение.

Чтобы понять сущность Отца Зла – дьявола, мы рассмотрим ту поэзию, которая приняла название демонизма¹⁰.

Сначала являются поэты-пессимисты (Байрон), но пессимизм этот – поддельный; это желание развенчать созданный Божеством мир, а своими пышными идеями и фразами при этом дать как бы вместо него иной мир. Поэт желает творить, как Бог, – и в своих пессимистических нападках он в сердце доволен (и виде, яко добро¹¹), доволен своим твореньем.

Он желает быть подражателем Бога в Его могуществе и для этого, наконец, сам ставит себя на Его место. Это есть суть Зла. Первородители согрешили не тогда, когда съели яблоко вопреки воле Бога, – Зло зародилось, ещё когда они прельстились желанием быть как боги.

Но наука никогда не перестанет заявлять, что человек – тварь, а религия – что он только капля от Божества, хотя из того же источника. И эти пути мешают демонизму.

Наконец он решается раз навсегда отделаться от этих пут и объявляет науку и религию вздором. Нет здравого смысла; нет сердца; есть – я. Это «я» должно постоянно питать свою уверенность в том, что оно – Божество; и он творит, творит, без конца. Туманные идеи, ещё более пышные выражения их удовлетворяют; но никогда не насыщают демониста. Эта сильная деятельность, необходимая по самой природе зла, является той приманкой, на которую люди попадаются в руки отца зла. Когда человек не развит в добре и бездействует, вся жизнь делается для него скучной. Тогда является злой дух и шепчет: неужели тебе не надоела эта «преснота» (очень характерное выражение). Это – от пут сердца и разума. Нечего тебе зреть! Ты – Божество и будешь как бог. Ты всё можешь и так видишь без разума, не нужно тебе и законов сердца. Вглядись в себя – в бурном порыве, без всякой работы ты всё постигнешь; ты сам будешь творить; обрати разум и сердце лишь в игрушки для себя; будь софистом, чтобы творить, – хоть ложь, но творить; и ты увидишь, что ты – божество. Яд влит. Человек забывает, что «преснота» обусловливается тем, что он не служит как следует Божеству; что очи его уже не видят Его глубокой Всеобъемлемости – и он сам ставит себя богом. Творчество уносит его. Отравленный, носится он и не находит отдыха, упиваясь своей силой. Таков и сам Сатана.

Видения моей головы смущали меня.