Текст книги "«Бархатное подполье». Декаденты современной России"

Безработный камикадзе русского рока

Владимир Преображенский,

автор и продюсер фестиваля «Бархатное подполье»:

Если ради смеха мы возьмем такое явление, как декаданс, и упрямо проведем линию преемственности от французских символистов, от «проклятых» поэтов через эпоху джаза, европейский экспрессионизм, «битников» на российские просторы конца XX века, конкретнее – на отечественную рок-музыку, то мимо такой персоны, как Владимир Веселкин, нам, конечно, никак не пройти (в этом же ряду, к слову, нельзя забыть про «Апрельский марш», «Оберманекен», «Колибри» и Наталью Медведеву).

Стоит ли уточнять, что выдает в Веселкине декадента?

Вы, разумеется, подметите и любовь к Марлен Дитрих, и всевозможные боа, грим, да и общий образ «дитя порока»… Но это внешнее, а не менее важное – внутри.

«Я сам не понимаю, что я за животное», – поет Веселкин в одной из песен. Много ли вы знаете людей из балетной среды, пришедших в рок-музыку? То-то! Поэтому закономерно, что Веселкин в 1980-е влился в ряды самой нетипичной группы ленинградского рок-клуба – «АукцЫон». Однако своим – не по духу, а, правильнее сказать, по эстетике – Веселкин в рок-н-ролле так и не стал. Его все время тянуло в какие-то иные сферы.

Не скрою, группа «АукцЫон» мне нравится давно, причем особенно трепетно я отношусь к театрально-карнавальному, условно говоря, периоду коллектива, где в полной мере развернулся талант наиболее декадентских ее участников – Кирилла Миллера и Владимира Веселкина. Не случайно затем они создадут совместный проект и развернутся сразу в нескольких плоскостях – музыкальной, театральной, кинематографической. К сожалению, большинство этих работ малоизвестны, а некоторые и вовсе начисто утрачены…

Мне как-то всегда было обидно за музыкантов, отколовшихся от легендарных отечественных групп, будь-то Д. Умецкий (экс-«Наутилус Помпилиус»), В. Троегубов (экс-«Крематорий») и др. Веселкин – в этом ряду.

И поэтому когда я однажды в 2003 году на афише одного из клубов увидел имя бывшего шоумена группы «АукцЫон», о котором лет десять (как мне казалось) ничего не было слышно, то с интересом помчался на концерт. Там мы и познакомились.

Именно с этого знакомства началось мое активное движение к фестивалю куртуазного декаданса «Бархатное подполье», который через два года гордо заявит о себе на просторах столичного артхауса. Пользуясь случаем, хочу сказать Веселкину спасибо: именно он своей сокрушительной энергией, своим примером человека, не идущего на поводу у так называемых объективных обстоятельств, а умеющего строить их с плетью в руках, помог мне в тот момент поверить в мечту и воплотить в жизнь фестиваль «Бархатное подполье» абсолютно на пустом месте, без связей и спонсорских вложений.

На I Фестивале «Бархатное подполье», 2005 г.

Выступление в 2005 году на сцене московского «Клуба на Брестской» Веселкина, худющего на тот момент, как сушеная вобла, было выдержано в жанре алкогольно-провокационного пике, из которого наш герой ежеминутно рисковал не вынырнуть. Веселкин, исступленно заходясь у микрофона, то пел, то рычал и шипел, натягивал женские колготки, предрекал «третью мировую под названием Иисус Христос», голосом имитировал половой акт, вызвав эмоциональные женские стоны в зале… Дальше описывать? В тот вечер я заметил среди присутствующих режиссера Андрея Житинкина, подошел к нему и поинтересовался, что привело его к нам, в «Бархатное подполье». «Да знаете, вот хотел посмотреть на Веселкина, – ответил известный театральный деятель. – Посмотреть, что с ним нынче стало». Судя по всему, то, что «стало», Андрея Альбертовича немало шокировало, потому что, понизив голос, он вполголоса спросил: «А у него с головой все в порядке?» Ну что я Андрею Житинкину мог ответить?

Первая моя попытка сделать интервью с Веселкиным с треском провалилась. Довелось мне сопровождать нашего героя в сильном подпитии «до дому, до хаты» – в Царицыно, где он жил у замечательной барышни-психолога. Видя, как Веселкин жадно заглатывает по дороге «ноль пять», я почему-то еще питал смутные надежды, что все состоится. Когда мы «докатились» (пожалуй, наиболее точный глагол) до места назначения, Веселкин напоминал детский волчок, который кружил-кружил и остановился – наконец (пора бы уже, однако) где-то внутри завод кончился. Шоумен лег себе и затих, забывшись в объятиях Морфея. Не удалось!

Зато «Удалось» (название одноименного хита) по полной программе, когда Вальдемар выступил на весьма примечательном фестивале «Кислород-Рок-Театр» в «Б-2», завершая череду музыкально-театральных экзерсисов вечера. На одной песне он появился и с группой «Бостонское чаепитие», учинив фирменную пантомиму в песне «Там, за стеной». Кто знал, что таким Веселкина на сцене публика не увидит уже никогда!.. Через год Владимир Веселкин потерял ногу. «Он попал под трамвай, и ему отрезало ногу», – как-то буднично-лаконично сообщил мне один из друзей «безработного камикадзе». И я поначалу подумал, что меня жестоко разыгрывают. Что за абсурдно-булгаковская история? Не верил до той самой минуты, как навестил Веселкина в больнице. Что я увидел? Ни тени уныния, бешеная энергия, настойчивое желание («как только выпишусь из больницы») непременно выступить на готовившемся тогда втором фестивале «Бархатное подполье». Увы, не довелось. «Накатила суть» позже – и Веселкин выключился из общения с внешним миром на долгие два года.

Экс-шоумен группы «АукцЫон» В. Веселкин, 2009 г.

Второй раз Веселкин выступил на фестивале «Бархатное подполье» в 2009 году. Было заметно, что выступать ему не хотелось (по сохранившейся видеозаписи это видно).

Честно говоря, тогда я как-то боялся звать Веселкина на фестиваль, видя его общее состояние, далекое от уравновешенного. И, как горьковский герой, опасался, «как бы чего не вышло». Произошел по-своему трогательный и наивный разговор по телефону, в ходе которого я честно высказал свои опасения. Веселкин ответственно заявил: «Никаких эксцессов не будет, обещаю». После концерта за кулисами констатировал: «Ну вот видишь, я же сдержал обещание!» Сдержал. В том смысле, что обошлось без драк, разбивания сцены и аппаратуры, проблем с охраной и прочих внемузыкальных «опций».

Еще эпизод, врезавшийся мне в память: мы с Веселкиным сидим на задворках продуктового магазина, чуть ли не на асфальте, попивая какой-то ужасный коктейль из баночки. Два пьяницы и бродяги, не иначе. И как-то не вяжется с картинкой, что это «тот самый Веселкин» и скромный автор фестиваля куртуазного декаданса, ведущие беседу о Штраусе, Марлен Дитрих и советском кинематографе. Таковы парадоксы дикой российской действительности!

Наверное, это был посланный мне жизнью урок скромности.

Декаданс: утонченное искусство или очарование порока

Декаданс! Слово пленительное и вместе с тем отталкивающее (ведь переводится как «упадок»), красивое и пугающее. Томные взгляды, экзальтированные дамы, курящие тонкие сигареты исключительно через мундштук; элегантные, экстравагантные мужчины, ставящие эстетику выше этики и не признающие общепринятой морали. Таков образ декаданса, бытующий в обыденном сознании. Но чтобы судить о внешнем, нужно прежде всего понять его суть и истоки.

К середине XIX века европейское общество претерпело значительные изменения. Прежние монархии были свергнуты, аристократия и присущий ей образ жизни увядали, а буржуазия, напротив, стремилась утвердиться как господствующий класс, и не только в экономическом, но и в культурном плане. Разумеется, с развитием промышленности, когда жизнь становилась все более быстрой и беспокойной, старые культурные традиции уже не годились для жизни «новой элиты». Поэтому в искусстве, и прежде всего в литературе, стали утверждаться упрощенные, более понятные стандарты творчества, основанные на принципах материализма и детерминизма. Казалось, новый капиталистический мир мог бы бесследно стереть все то, что еще оставалось от прежней мечтательности романтизма и темных тайн готики. Однако Оскар Уайльд совершенно справедливо заметил устами своего героя Дориана Грея: «Иногда то, что мы считаем мертвым, долго еще не хочет умирать». Культура европейского аристократизма не умерла и не прогнулась под натиском мещанства. Если в сфере стиля и моды ответом на безвкусие буржуа стало движение дендизма, то наиболее значительным явлением в поэзии и литературе этого периода является декаданс. Воистину декаданс был одновременно противопоставлен своему веку и этим же веком порожден. Изначально этим термином обозначали кризисные явления в поздней Римской империи, когда родовитое население державы переживало затяжной духовный упадок: процветали апатия и разврат, значительно выросло количество самоубийств. Уже в XIX веке слово «декаденты» сначала использовалось в оскорбительном значении. Однако поэты, писатели и представители богемы, находя общепринятый образ жизни бездушным, циничным и чуждым себе, отрицая мораль и воспевая красоту формы, вовсе не стыдились своего нового прозвища и очень скоро стали использовать это слово в качестве самоназвания.

Искусствоведы не смогли прийти к единому мнению, следует ли разделять или же объединять декаданс с другим течением того же периода – символизмом. К. Бальмонт в статье «Элементарные слова о символической поэзии» говорит о триединстве декаданса, символизма и импрессионизма, называя их «психологической лирикой», которая меняется «в составных частях, но всегда единая в своей сущности». Действительно, на протяжении истории все три направления то сливались в единый поток, то расходились разными путями. Однако их объединяло одно – неприятие устоявшихся стандартов и традиций академизма, равно как и общепринятых принципов жизни в обществе.

Литературным манифестом декаданса XIX века стал роман французского писателя Жориса-Карла Гюисманса «Наоборот» (1884). Главный герой – аристократ дез Эссент, который, испытывая отвращение к окружающему миру, живет один в загородном доме и предается утонченным и извращенным удовольствиям. Пожалуй, таков и был портрет классического декадента: человек, ведущий образ жизни настолько раскрепощенный, насколько это совместимо с идеалами изящества и эстетизма, обладающий тонким, блистательным, но развращенным умом.

На самом деле понятие «декаданс» возникло в литературе еще раньше. В 1857 году вышел сборник стихов Шарля Бодлера «Цветы зла». Главными темами стихотворений являются скука, уныние, меланхолия. А сама книга посвящена Теофилю Готье, знаменитому поэту-романтику, что является своего рода мостом между романтизмом и декадансом. Самое первое издание сразу же вызвало скандал. Бодлер был оштрафован за нарушение норм общественной морали, а шесть стихотворений пришлось удалить из сборника по требованию цензуры (запрет был снят только в 1949 году). Очевидно, что публике было нелегко принять ядовитые и мрачные стихи Бодлера. При жизни его считали безумцем, а после смерти признали великим поэтом. Сборник «Цветы зла» считается истоком современной европейской лирики. Он повлиял на творчество Артюра Рембо, Поля Верлена и других поэтов-декадентов.

К концу XIX века английский декаданс, ответ искусства ханжеству Викторианской эпохи, сформировал особое направление – эстетизм. Наиболее точно, изящно и емко принципы эстетизма выражены в предисловии к роману Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея». Произведение обладает тонким стилем, чарующими образами и неповторимым сюжетом. Оно наиболее последовательно отстаивает позицию автора и передовых деятелей культуры того времени: обособленность искусства от морали, приоритет эстетики формы над этикой содержания, право художника на полную свободу творчества.

В Россию движение декадентства пришло из Западной Европы. Наиболее яркими представителями этого течения были Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Зинаида Гиппиус и Федор Сологуб. С 1990-х годов основным литературным журналом декадентов стал «Северный Вестник». Именно там впервые появились переводы Верлена и других основателей европейского декаданса.

Как и представители европейского эстетизма, русские декаденты стремились к замещению эстетикой логики и морали, считали, что сотворить абсолютную красоту может лишь искусство. «Природа создает недоделанных уродцев, – чародеи совершенствуют Природу и дают жизни красивый лик» (К. Бальмонт). Русский декаданс стал уникальным явлением Серебряного века, эталоном чувства и стиля в поэзии, которого наша современная культура, возможно, уже никогда не сможет достигнуть.

Алексей Ильин

Андрей Житинкин,

режиссер, писатель, народный артист России:

В этой жизни самое ценное то, что невероятно. И вероятность того, что декаданс, эстетизм, «Бархатное подполье» – все это будет кому-то интересно, меня больше всего и заинтриговала, когда я отправился на самый первый фестиваль десять лет назад, в 2005 году, потому что в нашей стране все, что связано с эстетизмом, дендизмом, всегда не особо приветствовалось и не приветствуется. Когда прошло уже десять лет, становится понятно, что вообще это была какая-то прозорливая история, потому что сейчас, когда поменялось кое-что в политике, в нашей социальной жизни, видится все это совсем иначе, смещаются приоритеты. К примеру, в условиях мирового кризиса становится понятно, к счастью, что он не способствует кризису идей. Да и вообще в России в самые сложные времена неизменно возникала некая параллельная история. Причем этот параллельный мир всегда был самым интересным. Не обязательно это Серебряный век или мир искусства… Это было и во времена Ивана Грозного, и во времена Петра I. Всегда было некое нишевое искусство, такое эстетическое подполье, которое не имело никакого отношения к политике. Мне сразу показалось интересным само название – «Бархатное подполье». Оно абсолютно точно эстетически отражает посыл этого движения, сумму смыслов, но никак, к счастью, не коррелирует с идеями, скажем, «бархатных революций»… У людей всегда есть интерес к чему-то сакральному, таинственному, к чему-то не совсем понятному. И в данном случае игра на этих интересах способствовала тому, что все больше и больше людей вовлекалось в сообщество «Бархатное подполье», созданное Владимиром Преображенским. Идея выиграла сразу! И то, что десять лет движение и фестиваль существуют, говорит о многом, потому что, если бы падал зрительский интерес, этого всего не существовало бы сейчас. Ведь все равно нужен обратный отклик. Любой творческий посыл – не важно, музыка это, поэзия или театр, – должен возвращаться ответной энергией, происходит ли это на театральной сцене, в клубе или каком-то андеграундном месте.

Еще тогда, в 2005 году, я увидел на фестивале «Бархатное подполье» много интересных молодых лиц, очень творческих и оригинальных, потому что все самое свежее, актуальное в искусстве – это прерогатива молодых. Если мы вспомним богемные салоны рубежа XIX–XX веков и начала XX, то увидим, что их движущей силой всегда были творческие молодые люди, неординарно мыслящие, которые ничего не боялись, смело обсуждали искусство и творили абсолютно так, как хотели, без оглядки на кого бы то ни было. Даже если это была иллюзия свободы, это все равно прекрасно! И то, что Владимир Преображенский и «Бархатное подполье» эту атмосферу возродили, замечательно. Я помню эти необычные костюмы, эти шляпы…

И еще один значимый момент, который я как режиссер не могу не отметить. Важна атмосфера! Если есть какая-то нарочитость или искусственность и излишняя придуманность, сильно трогать человека это не будет. А когда существует определенная недосказанность, перспектива, это интересно. Подобная атмосфера на фестивале «Бархатное подполье» как раз и была. Я это хорошо помню. Все, что происходило, не было похоже ни на ночной клуб, ни на тусовку, ни на презентации, которых сейчас полно. И пусть даже различные элементы, выразительные средства, которые есть в «Бархатном подполье», присутствуют на других мероприятиях, но именно здесь они формировались во что-то неповторимое и при этом органичное. Причем какие-то элементы, которые я увидел тогда, лет через пять в клубной жизни стали входить в моду, например бурлеск, атрибуты декаданса и дендизма.

Уже на первом фестивале «Бархатное подполье» были, как я помню, не только молодые артисты, но и определенного рода легенды декаданса и куртуазности – это группа «Оберманекен», Вадим Степанцов, бывший шоумен группы «АукцЫон» Владимир Веселкин. То, что удалось собрать таких разных артистов и придать всему единый смысл, – это удача. Насколько я знаю, за долгие годы своей карьеры они до этого на одной сцене не встречались. Это очень хорошо, потому что, когда каждый занимает какую-то свою определенную нишу, а потом они собираются вместе, возникает интересная драматургия: где-то взаимное отталкивание, как у родственных полюсов, где-то притяжение. Искра все равно возникает, а это самое чудесное. В момент эстетической, пусть даже подчас не осознанной полемики друг с другом у художников всегда рождается что-то любопытное, и на этом контрапункте потом можно обнаружить какие-то новые смыслы.

И то, что среди участников «Бархатного подполья» случались разногласия, – это нормально. Как мы знаем, во всех художественных салонах прошлого, в том числе и в России в период Серебряного века, была весьма откровенная полемика между поэтами, художниками, литераторами. Часто это было с изрядной долей иронии, нередко доходило до драк и даже дуэлей. Но примиряло их все равно искусство. Братались, принимали по рюмочке и продолжали творить. И может быть, даже не эти двое, а третий, например, такой эстетствующий наблюдатель, как я, на этом столкновении найдет для себя какой-то новый смысл, который вдохновит его в искусстве.

В середине нулевых богемное сообщество как-то растворилось, потеряло связи, и то, что Преображенский удачно собрал их на этот фестиваль, очень важно. Те же «куртуазные маньеристы», орден которых к тому времени распался надвое, растеряв значительную часть публики, на «Бархатном подполье» опять испытали триумф и оказались на актуальном острие новой моды. Тут, конечно, очень важен вкус куратора – человека, который подбирает артистов для воплощения той или иной идеи фестиваля или салона. Он находит их, соединяет… Это даже не режиссура. Это взгляд продюсера, который из несовместимых, казалось бы, осколков создает вдруг невиданную мозаичную картину.

Как хиппи стал эстетом

Из интервью Владимира Преображенского журналу «Контрабанда»:

У нас в гостях основатель и главный идеолог фестиваля культуры декаданса «Бархатное подполье», основатель и лидер группы «Бостонское чае питие», неоденди, эстет и просто приятный человек Владимир Преображенский. Кроме него в гостиной присутствовал и задавал вопросы заведующий музыкальным отделом журнала «Контрабанда» Виктор Швейкович.

Виктор Швейкович: Мы с тобой знакомы лет, наверное, двадцать. Была когда-то группа «Летучий Голландец» – такой хипповский сыроватый проект, но присутствовало в ней что-то очень живое и настоящее. Это «что-то» было настолько оригинальным и непередаваемым, что меня сие трогает до сих пор, когда я переслушиваю кассету «Летучего Голландца». В связи с этим первый вопрос. «Бархатное подполье», фестиваль декадентской культуры… Как ты пришел от хиппизма к декадансу?

Владимир Преображенский: Видимо, это были две грани, к которым я тяготел изначально, два полюса по разные стороны обывательско-потребительского мейнстрима, от которого я подсознательно бежал с самого начала. В хиппизме, как и в эстетизме и декадентстве, так или иначе воплощается идея эскапизма, то есть ухода в свой собственный мир, в сторону от общепризнанной морали и господствующей в обществе шкалы ценностей. Через оба эти полюса прошел мой интерес к восточным культурам, в частности к буддизму, а также любовь – сначала заочная, а потом и воплощенная в путешествиях – к Юго-Восточной Азии.

Это дало большой стимул к творчеству да и вообще позволило многое переосмыслить в жизни.

В. Ш.: Когда и как родилась группа «Бостонское чаепитие»?

В. П.: Группа «Бостонское чаепитие» – ровесница нашего века и тысячелетия, потому что она образовалась в 2000 году, с чистого листа. До этого, после распада «Летучего Голландца», я год не занимался музыкой вообще. Через год я взвыл и понял, что это никак невозможно. Тогда я честно признался себе в том, что же я хочу воплотить в музыке и искусстве на данный момент. Осознав это, я отказался от всякой хипповости и переключился на дендизм, эстетизм и культуру декаданса, к которой всегда по большому счету тяготел. Мне хотелось сгустить декадентско-эстетские краски и воплотить их в какой-то новой форме. Так получилась группа «Бостонское чаепитие», в которую изначально вошел замечательный гитарист Илья Зиненко. Вот, собственно, с ним мы и начинали, но он быстро отстранился от дел. Однако мы успели записать (по тем временам еще на кассете) сингл, он назывался «Ноктюрн». В него вошли одноименная песня «Ноктюрн» – наш первый хит, песни «Новый эскапизм» и «Тихие дни». Группа существовала примерно пять лет. Основными участниками на тот период были Данила Шлапаков (скрипка) и Мигель Сюч (флейта, клавишные), периодически менялись басисты и барабанщики. Мы вели полуакустическое существование. Где-то в 2007 году группа обрела свой новый, электрический состав и началась совсем другая история… Пришли бас-гитарист Иван Дацюк, барабанщик Михаил Протасов и Татьяна Гализина. Позже случилось так, что Миша и Таня, играя в «Бостонском чаепитии», стали мужем и женой, и это особенно приятно.

В. Ш.: Как я понимаю, «Бархатное подполье» – это синтез трех направлений: дендизма, эстетизма и декаданса?

В. П.: Правильно. И они все взаимосвязаны. Наш «вождь и учитель» Оскар Уайльд, например, воплощал в себе все эти составляющие. (Улыбается.) Ведь там, где к эстетизму подмешивается некая болезненная раздвоенность сознания, утрата прежних идеалов и мучительный поиск новых, собственно, и возникает декадентское мироощущение.

В. Ш.: На твой взгляд, декадентское мироощущение – это утрата каких-то идеалов и их поиск? Я-то всегда считал, что это полная безыдейность, цинизм, царство порока… Ну, понятно, что я имею в виду.

В. П.: А порок именно от этого и возникает – от осознания того, как на твоих глазах рушится мир, в котором ты вырос и который был тебе так дорог. Если мы обратимся к периодам истории, когда бурным цветом расцветал декаданс, то увидим, что сначала это крушение Римской империи, прогнившей изнутри, потом это крушение традиционной европейской культуры и ее христианской морали, приход ницшеанской, допустим, морали. То же самое с российским Серебряным веком, когда страна находилась в состоянии между двумя войнами и ощущение войны витало в воздухе. Было понятно, что страну, в которой люди родились, уже не вернуть. Этот разлом сознания произошел и у моих современников в связи с крахом СССР. Вот родился человек в одной стране, когда все люди шли, условно говоря, на север. У одних это пришлось на молодость, у других на детство – неважно. Суть в том, что вдруг идти надо не на север, а на юг. Конечно, когда в сознании происходит такой переворот – это трагический слом и некая дезориентация, анархия. Люди по-разному стали отвечать себе на вопрос, где добро, а где зло. И наступает та же эпоха декаданса, когда ты понимаешь, что все бессмысленно. Но за периодом упадка должен наступить новый Ренессанс!

В. Ш.: Что отличает «Бархатное подполье» от салонов начала XX века?

В. П.: Появляются новые инструменты для воплощения идей, иные образы, реалии, другой изобразительный язык. В 1920-1930-х годах не было рок-музыки, а в 1960-х она появилась. В наше время в декадентском салоне присутствует рок-музыка, и это совершенно нормально. Не было раньше солнцезащитных очков, а сейчас есть. «Бархатное подполье» вобрало в себя и бурлеск, и дарк-кабаре, и эстетику советских стиляг.

В. Ш.: Ты хорошо сказал, что декаданс расцветает на смене эпох, когда на место старой формации приходит новая. Как ты считаешь, именно сейчас подходящее время для декаданса?

В. П.: Хороший вопрос. Есть шанс, что из декаданса мы переходим в более совершенное состояние – состояние чистого эстетизма. В творческом и социальном плане нам стало все-таки чуть легче жить. Слава Богу, сейчас не 1990-е, и мы можем себе позволить чуть больше всего, например заниматься чистым эстетизмом.

2014 г.