Текст книги "Первый шаг в кино. Дипломы во ВГИКе (сборник)"

«Вторая жизнь» – студентка Виктория Бугрова

Магия ВГИКа

Засохшие лягушки

Я читаю с трех лет. До семи лет я росла в лесу. Две пятиэтажки военного городка не в счет. Говорят, личность человека формируется именно в первые семь лет жизни. Значит, меня создали лес и книги (нисколько не умаляя значимости участия родителей). И я рада, что так сложилось. Близость к дикой природе навсегда останется во мне. Закрытый военный городок подарил свободу детства, а значит, и свободу выбора, и ответственность за принятие решений. А уж сколько воспоминаний-образов врезалось настолько глубоко, что если я ими не поделюсь, меня разорвет. Теперь я точно знаю, как бы изобразила на экране жару: пыльная тропа через поле к озеру, каждый шаг – маленький взрыв пепельной иссохшей почвы. А вдоль тропинок – высохшие лягушки, больше похожие на подошвы старых ботинок. И все, как одна, головами по направлению к озеру.

А дальше, когда я пошла в школу, начались и вовсе чудеса. Семья следовала за отцом то на Урал, то в Приморье, то в другие, не менее интересные части страны. Я была достаточно сдержанной девочкой, но это позволяло мне приглядываться, рассматривать, наблюдать, запоминать, сравнивать все со всем, что попадалось на моем пути. Вокруг меня постоянно были новые люди, такие разные, иногда непонятные мне, но от этого не менее интересные. Частые переезды, маленькие временные квартирки без воды и электричества, грязные комнатушки общежитий – все это в детстве не имеет значения, вспоминается лишь потом. А вот яркие впечатления от новых городов, знакомств остаются навсегда. Всегда при общении с «невоенными» сверстниками меня удивляла их реакция на вполне обычные для меня вещи. Я поражалась – они не были внутри военной подводной лодки, не катались на велосипеде по авианосцу, не летали на самолетах, не ездили на танках, не видели ракет, «катюш», не держали в руках настоящий пистолет. Сложно было понять, как такие «обычности» могут вызывать столько восторга и зависти. Знакомиться, вливаться в новый коллектив быстро перестало быть для меня проблемой. Ведь я сменила восемь школ из-за службы отца. К счастью, учеба никогда не была для меня проблемой, программа давалась легко всегда и везде.

Когда я родилась, мой отец, военный, поставил ультиматум: дочь назвать Виктория. Пожалуй, это было чуть ли не единственный раз, когда он участвовал в моем «воспитании». О, как я ревела потом из-за имени, требовала другое. И только лет в пятнадцать я поняла: да, я – Виктория.

В 2005 году, вернувшись в «родные леса» я окончила Космодемьянскую среднюю школу с серебряной медалью. Хотя и имею «отличный» аттестат. Но сельским школам, как считают некоторые бюрократы, выдавать золотые медали вредно для здоровья.

Глава 2. Нелюбовь, Личность, Арлекины, все-таки Любовь – и все в ящике живота

Кино я всегда не любила. В воинские части, где служил отец, привозили только что-то невыразимо серое. Кстати, там я поняла, что кино рождается в зрительном зале. Даже жанр. Вы себе представить не можете, что, скажем, «Ромео и Джульетта» могут вызвать столько смеха в зале – здорового солдатского хохота.

Читая с трех лет, я жила в мире фантазий. Кино не было мне интересно. В нем все было плоско и предсказуемо, в книгах объемно и неожиданно. Меня воспитывали книги.

Но несколько книг буквально перевернули меня. Одной из первых был «Архипелаг ГУЛаг» А.И. Солженицына. Честно говоря, я как-то одно время растерялась в жизни. Честь, благородство, доброта, честность, справедливость – так ли это важно? Подлость, лицемерие, ложь, беспринципность – так ли это плохо? Девиз «поступай так, как тебе удобно» становится нормой. Но к чему тогда вообще сводится понятие «человек»?

После «Архипелага» все встало на свои места. В самых страшных ситуациях не остается ничего, кроме Личности. Система, правила, общественное мнение – это все само по себе, а выбор человек всегда делает сам. Эта книга написана для меня и про меня.

И еще творчество Набокова. Для меня – малознакомый, непонятный, но такой притягательный господин. Этот господин настолько приличен и благообразен, что нет нужды сомневаться в его порочности. Бесстрастное лицо, чуть ироничная улыбка, а в глазах отражаются карикатурные уроды, фальшивые, трусливые, подлые настолько, что начинаешь задумываться – не мое ли это отражение? Невозможно не любоваться этим человеком, противиться его обаянию. И я готова отвечать на любые его вопросы.

Любимое направление в живописи – сюрреализм. От картин Сальвадора Дали начинают гореть щеки и чесаться левая лопатка. Только они дарят мне такое яркое и шокирующее путешествие внутрь себя. Минута, две – и вот уже песок засыпал глаза, по щеке стекает яичный желток, на губу уселась пухлая дама, а я ищу в ящике своего живота цветок нарцисса. А нахожу, почему-то, портрет Ленина.

А потом совершенно случайно, как и приходит к нам судьба, я увидела фильм М. Антониони «Фотоувеличение» («Blow-up»). И меня затянуло. Я поняла, что кино может (и должно) быть настоящим, не про «жизень», а про Жизнь. Потом были и Тарковский, и Бертолуччи, и Кеслевский, и еще…

Так что теперь у меня два учителя и собеседника – кино и книги. А музыка помогает. Только бы успеть наговориться и высказаться.

Глава 3. Неубий

После школы я поступила в Московский государственный университет приборостроения и информатики на специальность «Мировая экономика». Я прошла по конкурсу на бюджет, да и углубленное изучение двух языков на выбор примирило меня с действительностью. Я верила, что смогу выжать максимум из этого университета, чтобы потом идти дальше.

Так и вышло. Оглядываясь сегодня на то время, я понимаю, что приобретенный опыт был бесценен. Это стало очередным периодом взросления и развития. Я успевала работать, «попробовала» жизнь, которая меня ждала. Странный был привкус. В МГУПИ я проучилась четыре года. Оставалось только написать диплом…

Я порой искренне считаю себя фаталистом. Случайности не случайны. На третьем курсе я познакомилась с компанией ребят, которые не отказались от своих творческих мечтаний. Да, их работа или учеба были далеки от креатива. Но это не мешало им заниматься в театральных студиях, кинокурсах и так далее. Я сначала не понимала их, но с ними было очень интересно и познавательно. Глядя на них, я невольно сравнивала себя с ними. Хм, это я могла бы, это у меня тоже получалось… Мне есть, что сказать миру! Я хочу говорить. Из той малопонятной мне тоски снова выпорхнула мечта. И я знала, что теперь готова идти туда, куда испугалась прежде. Я пошла за мечтой.

Я вспомнила – или мне показалось, – я режиссировала всегда. С детьми во дворе, с родителями в доме, с одноклассниками, в театральной школе, но больше всего, разумеется, в своих фантазиях. Это так высоко и страшно, а от этого еще выше – создавать новый мир. Другой мир, мир в постоянных пограничных ситуациях. Мир, в котором всегда чувства открыты, глубоки и решают все.

Как здорово в этом моем мире разносить уютный и привычный мирок обывателя. Выворачивать его наизнанку и заставлять изучать свои внутренности. Засыпать его розовыми слонами, чтобы стало тошно. Как грандиозно в этом мире торжество правды, веры, любви и мудрости. В этом мире, может быть, нет счастья, но есть вещи куда более важные – подвиг, служение, миссия. Я все это вспомнила.

Чтобы убрать зажатость, стеснительность, навязанную «официальным» миром, и все то, что мне мешало освободить голову для творчества, в 2008 году я пришла к А.Н. Дрознину и Е.В. Колесниковой в экспериментальную актерскую мастерскую «АктэМ». Но актерские этюды мне удавались хуже, чем режиссерские пробы себя. Когда я поняла, что придумываю и воплощаю заданные этюды с помощью других людей, я постепенно отходила все дальше и дальше от сцены. Педагоги так и сказали: режиссура – 5, актерское мастерство – 3.

Так мечта стала целью.

Глава 4. Топ-топ, топает малыш

Я объявила родителям, что буду поступать во ВГИК. Мы уже довольно долго не жили вместе, они привыкли, что решения я принимаю сама. Я очень ценю, что мои родители мне доверяют. Никто не стал отговаривать, хотя родители искренне не понимали меня, да и, видимо, не очень-то верили в успешность затеи.

Подготовку к турам я помню плохо. Я читала полезные и, как потом оказалось, бесполезные книги, сутками бродила по городу с фотоаппаратом, делала сотни снимков, потом выбрасывая их. Держала под рукой блокнот, ведь важная мысль для письменных заданий зашла только на минутку и вот-вот уйдет. У меня словно перестроилось зрение, любая мелочь казалась восхитительной и крайне важной. Но я помню нарастающее ощущение волшебства и трепет. Я иду. Я двигаюсь.

Очные туры и ожидание результатов после каждого из них стали настоящими эмоциональными американскими горками. То казалось, что пришло озарение, то – что я говорю полную чушь. Огромной неожиданностью для меня стало, что мне придется сдавать ЕГЭ, в приемной комиссии мне ясно сказали: раз у вас неоконченное высшее, это не нужно. За день до сдачи оказалось, что нужно. Я рассмеялась в первый раз: в школе я сдавала обычные экзамены, ЕГЭ еще и в помине не было. Школу я закончила в 2005 году, поступаю в 2009. Я нервно хихикнула снова.

Когда дома я решила посмотреть примерные вопросы ЕГЭ, я рассмеялась во второй раз. Если быть честной, я хохотала. Причиной тому стал вопрос из тестов: как называлась третья глава «Капитанской дочки»? Отсмеявшись, я закрыла тесты, прекрасно осознавая, что готовиться к ним просто глупо. Кололо то, что результаты были решающими. Я прошла все туры, я была на 7-ом месте из 7 бюджетных. Да, такая нелепость. Непроработанная система просочилась и в творческие вузы. Думаю, педагоги тоже были в некоторой растерянности, ведь в творческих турах они уже сделали свой выбор.

Я никогда этим не хвасталась. Думаю, теперь, оканчивая обучение во ВГИКе, я могу себе это позволить.

Я ПОСТУПИЛА ВО ВГИК! НА РЕЖИССУРУ!

Глава 5. Жемчужины

Я поступила на режиссуру неигрового фильма к очень сильному, опытному и, что особенно важно, до сих пор снимающему мастеру – Игорю Андреевичу Григорьеву. И тот факт, что я попала именно в документалистику, я считаю большим везением. При поступлении я не была способна полностью это осознать. Понимание пришло со временем. Когда я сравнивала расписания игрового и неигрового курса, я видела множество преимуществ, у нас были такие курсы, которых не было у «игровиков». Это только мое скромное мнение, не хочу никого обидеть. Но один эпизод убедил меня в этом. Однажды мне было необходимо что-то снять здесь и сейчас, у меня было 2 камеры, но я была одна. И я обратилась к студенту-игровику параллельного курса. Он очень растерялся. Оказалось, на третьем курсе обучения он ни разу не держал в руках камеру. Тогда растерялась я, ведь с первого курса мастер давал съемочные задания, которые мы должны были снять сами. Именно тогда мы попробовали держать в руках камеру, работать с ней. Мастер учил нас чувствовать кадр на практике. Этот первичный навык оператора, я считаю, очень важен для документалиста. Я уверена, что режиссер документального кино должен уметь снимать как самостоятельно, так и с оператором.

Игорь Андреевич на примере своего опыта и своих работ дал мне в руки все инструменты, необходимые для создания фильма. Он и его педагоги буквально впечатали в голову: название, интрига, история, раскрытие характера, темпоритм, целостность, второй план, контекст, четкое понимание жанра, способы и многое другое. Он говорит: есть только белая тряпка, она и судья. Да, только экран рассудит и расставит все по местам, но я еще в этом слышу – смотри свой фильм как зритель, как бы сложно это ни было. Сложно перечислить все, что дал мне мой мастер во время обучения. Я знаю одно – я не хочу чтобы ему когда-нибудь стало стыдно за меня, чтобы он всегда мог называть меня своей ученицей.

Наталия Константиновна Полонская, изящная леди от кинематографа, научила меня чувствовать поэтику и пытаться ее создавать. Никогда не забуду слова, прозвучавшие от нее: принцип необходимости и достаточности. Наталия Константиновна показала, как рисовать график фильма, для меня стало открытием, насколько иногда все проясняется, и становятся видны ошибки. Ее задания на создание коллажей, казалось, мало имели отношения к кино. Но позже стало ясно, какой внутренней свободой одаряют подобные упражнения.

Татьяна Петровна Юрина щедро поделилась своим умением создавать живые и светлые фильмы. Я знаю, что она постоянно в работе, в съемках, в монтаже, и при этом выкраивает время для нас, чтобы показать четкие приемы из своего арсенала, которые, если я сумею правильно применить в своем фильме, заставят его заиграть новыми красками. Ожить. Я ценю Татьяну Петровну за ее способность честно и без прикрас рассказать о современном непростом производстве документальных фильмов, но ободряюще, приправляя практическими советами, как справляться с возникающими проблемами.

Нельзя переоценить вклад в мое образование Олега Николаевича Кавуна. Он научил меня не бояться делать в искусстве то, что хочется, даже если есть опасность быть непонятой. Главное, чаще вспоминать эти слова, они дарят свободу творчества и спасают от зацикленности. Я навсегда запомню его слова, что любые возникшие идеи должны быть воплощены, иначе они начинают гнить внутри, отравляя и мучая. Олег Николаевич разложил известные театральные методики на вполне конкретные приемы для работы с неактером, то есть, с героем документального фильма.

Галина Семеновна Прожико прежде всего научила меня смотреть кино. Не оглядываясь на эпоху, на идеологию и прочую мишуру. Своими показами она привила вкус к хорошему кино, а ее бесценные лекции показали путь развития документального кино с учетом тех или иных исторических причин. Это научило меня на подсознательном уровне анализировать фильмы, понимая что, как и зачем сделал тот или иной режиссер. Она заложила в мою голову папочки с просмотренными фильмами, чтобы я знала, где искать нужные мне кадры, хронику, цитаты. Отдельное спасибо за уникальные фильмы, которые я никогда и нигде не смогла бы увидеть, если бы не Галина Семеновна.

Современные неигровые фильмы, показанные нам Марией Викторовной Безенковой, стали для меня окном в мир, я увидела уровень западного кино, темы, которые там актуальны. И как сравнение – современные российские фильмы разных жанров. Дискуссии после просмотров позволяли прийти к пониманию ситуации в мировом документальном кино. Нельзя переоценить рассказы и советы Марии Викторовны о фестивалях и способах попасть туда.

Обязательно хочу вспомнить Утилова Владимира Александровича. Сложно что-то написать. Скажу только, что наша группа была на его последней лекции во ВГИКе.

И, конечно же, пятничные показы Виктора Петровича Лисаковича. Он всегда старался пригласить на показ режиссеров, чтобы мы могли познакомиться, пообщаться, задать вопросы о фильме и не только. Благодаря Виктору Петровичу мы были в курсе того, чем занимаются отечественные режиссеры из разных эпох сегодня. Это было очень познавательно и удивительно.

Конечно, я не могу описать всех педагогов и все, чем они нас всех и меня лично одарили. Даже те, кого мне удалось упомянуть, сделали для меня гораздо больше, чем вмещает бумага. Культурология, литература отечественная и зарубежная, музыка, история искусств и философия искусств – все это – россыпи жемчуга, который был передо мной. Надеюсь, я успела собрать достойное ожерелье, чтобы идти дальше, уже как самостоятельный режиссер, вооруженный знаниями и умениями.

Глава 6. Кто я?

Итак, кто я сегодня, готовящаяся переступить порог ВГИКа? Оглядываясь назад и сравнивая себя с собой вчерашней, я вижу более уверенного человека, не боящегося отстаивать свои взгляды и принципы, но открытого к диалогу и обсуждению. Я стала инициативнее, научилась выбирать правильный подход к людям. Мой кругозор намного расширился, я научилась смотреть на вещи под разными углами. Мир перестал быть черно-белым, он стал объемным. И я стала живой, чувствующей и рефлексирующей. Мне по-прежнему есть, что сказать этому миру. Только теперь, я надеюсь, я смогу сделать это более профессионально. Благодаря ВГИКу, мастеру и остальным педагогам.

«Вторая жизнь». Искусство, требует жертв

Меня привлекает неизвестное. Скорее всего, такие чувства испытывают многие. Но профессия режиссера документального кино – магический ключ, помогающий если не постичь, то хотя бы приблизиться к этому манящему неизвестному. Я прекрасно помню слова Галины Семеновны Прожико: ребята, вы себе представить не можете, сколькими профессиями вы сможете овладеть, занимаясь кино.

Таксидермист – само по себе загадочное слово. А уж профессия и вовсе окутана тайной. Да, все мы видели чучела в музеях, у кого-то дома как сувенир. Но что все эти люди (а их немало, как показал поиск), делают сегодня? Музеи забиты и не обновляют экспозиции, коллекционеров, заставляющих квартиры чучелами, я не встречала, хотя и не исключаю, что такие есть. Мне показалось интересным снять фильм о человеке с такой необычной профессией. Так родился замысел картины «Вторая жизнь».

Александр, главный герой

Итак, интернет. Таксидермические студии. Позвонив в первую же, я попала на хозяина. Сложно объяснить, но уже по голосу Александра, владельца студии, я поняла – надо ехать и знакомиться. Встретились мы в этот же день, я осмотрелась, порасспрашивала, побродила по мастерской. Он согласился на съемки. Мало того, его слова «здесь вы можете делать все, что угодно», очень ободрили.

Я начала работу над проектом еще до официального запуска. Недели две я ездила к нему, как на работу, привозила будущую съемочную группу. Все это я делала для того, чтобы герой к нам привык, не замыкался из-за посторонних. И каждый день мы разговаривали, разговаривали, разговаривали. На самые разные темы. Это помогало сформировать замысел фильма, оформить основную идею в голове и на бумаге.

Я удивилась, что у Александра столько работы, что он просто физически не успевает делать что-либо для продажи. Список его клиентов огромен. В основном это охотники, желающие сохранить трофей. В фильме есть короткий эпизод в доме такого охотника.

Его мастерская была будто из сказки. Только из очень страшной сказки. Искусственные зубы, стеклянные глаза, огромное количество шкур. И, конечно же, чучела. Они менялись каждый день. Не считая «обычных» лосей, медведей и кабанов, я увидела, как работают над павианами, крокодилами, антилопами, бородавочниками. Нас всех заворожил бюст ягуара, висевший на стене. А с огромным медведем, стоящим в полный рост у входа, переобнималась вся группа.

При написании рабочего сценария мы с оператором выбрали стиль съемки: одна часть съемок должна была передавать атмосферу страшной сказки (на это наталкивала сама фактура и обстановка), а другая – сам рабочий процесс, бытовую, тяжелую и очень кропотливую работу.

И, естественно, одной из наших задач была – не «потерять» героя и его историю во время рассказа о самой мастерской и обо всем, что в ней.

«Обнимательный» медведь

Сложности и риски при съемках были, как мне кажется, вполне обычные для документальных съемок. Но это понимание не спасало от переживаний. В сценарии были прописаны съемки ряда событий, но рядом с ними стояли знаки вопроса: К примеру, интереснейший эпизод привоза шкур из Сибири на один из вокзалов в каких-то малозаметных вагончиках. Об этом передавалось по «своим» каналам среди «своих», чтобы мастера могли урвать лучшие образцы. Но, к сожалению, этот эпизод мы не смогли снять, потому что во время наших съемок вагончик не приехал. Увы, на это мы повлиять не могли.

Рабочий момент на площадке

Когда мы только приступили к съемкам, мы, как было задумано, начали с общей обстановки, фактуры, постепенно привлекая в кадр Александра. Так мы пытались дать ему время привыкнуть к самой камере. Вспомнив совет моего мастера, во время перерывов, когда мы все вместе садились пить чай, выключенная камера всегда была направлена на героя. Если разговор становился особенно интересным, я просила оператора и звукорежиссера незаметно включить оборудование, чтобы, что называется, не спугнуть. Также во время съемок работы я постоянно задавала вопросы, уточняла, что именно он делает в данный момент, призывая Александра к диалогу с камерой. Но я старалась делать это осторожно, чтобы это не выглядело на экране навязчиво, нам важно было сохранить метод наблюдения в этот момент.

Кролик в шляпе или череп в кастрюле

Александр – очень разносторонний человек, пожалуй, я бы сняла о нем полнометражный фильм, поскольку короткий метр не позволяет показать все грани этого человека, его личности и характера. Мы не старались сесть на несколько стульев сразу, поэтому сосредоточились на изначальной задумке – герой и его профессия. Мне приходилось одергивать себя и во время съемок, и во время монтажа, поскольку другие линии повествования могли разрушить целостность картины, к которой я стремилась. Опыт, который получила я и, надеюсь, остальные участники съемочной группы, необычен, но очень важен для меня, как для будущего документалиста.

Экран не передает запахи. В этом случае – к счастью. Основной материал Александра – свежие, необработанные шкуры, иногда – целые животные. Процесс разложения тканей – один из этапов работы в некоторых ситуациях. А в сочетании с мощными химическими реагентами, воздух был, мягко говоря, тяжелым и неароматным. Но мы справились с этой неизбежностью, ведь документалист во время съемок порой оказывается в абсолютно разных местах. Бытовые неудобства не должны мешать работе. С этим моментом, я считаю, мы справились достойно.

Кроме того, эти съемки укрепили умение не отвлекаться на посторонние вещи, происходящие вокруг (у Александра несколько учеников, а мастерская не так уж велика), но видеть их, оценивать степень важности, интереса для фильма, и быть готовыми вовремя переключиться, чтобы не упустить ценный кадр.

Ах, да, вот он, «кролик»…

Лично для меня это стало хорошим уроком раскрытия характера человека во время интервью. Признаюсь, что хоть я и старалась подготовить, раскрепостить героя, непосредственно в момент записи прямого интервью он не был так открыт, как в естественных для него условиях. Но мы нашли выход, повторюсь, часть бесед была записана в его мастерской, иногда без камеры. Это дало нам необходимый и достаточный материал.

Ну и, несомненно, самое приятное – близкое знакомство с такой удивительной профессией и замечательным человеком Александром Сидельниковым, главным героем.

«233 градуса по Цельсию» или «Это невозможно!»

К моему огромному сожалению, к работе над фильмом «233 градуса по Цельсию» я приступила позже, чем того хотела. Стечение крайне неприятных и независящих от меня обстоятельств помешали мне начать съемки в запланированное время. Мне экстренно пришлось менять тему фильма о гипнозе, поскольку, помимо прочего, предполагаемые герои довольно долго, что называется, водили меня за нос. Переносили встречи, не отвечали на звонки. К несчастью, при съемках герой документального фильма вполне может отказаться от участия, не объясняя причин, если нет официального договора с ним. Я все равно оптимист, и считаю, что любой опыт – это ценный опыт.

Признаюсь, желание снимать научно-популярный фильм в тот момент у меня пропало. И я задумалась, что же я на самом деле хочу сказать, что меня волнует и что болит. Оглянувшись на свои прошлые работы, я увидела, что в них мало света. Они рассказывали о человеческой боли, об одиночестве, о людях со странной для меня жизненной позицией. Да, когда я снимала фильмы, я хотела помочь тем людям, разделить с ними их горести и страдания, рассказать об этом другим. Возможно, попытаться предостеречь от ошибок. Мой посыл всегда был добрым, но иногда это приходилось выражать тяжелыми кадрами, историями, наблюдениями.

И я почувствовала, что хочу снять фильм о добром человеке с необычной, возможно, героической, но странной и непонятной для меня профессией. Мой выбор пал на пожарных. Оставалась сущая чепуха – пообщаться с ними, выбрать поразившего меня больше остальных и поделиться кусочком его жизни со зрителями. Однако в какую бы часть я ни звонила, ответ везде был один: мы с радостью, но только после личного разрешения Елисеева.

Разыскав на сайте МЧС этого человека, я узнала лишь, что он начальник ГУ МЧС по Москве и нашла его координаты. Оформив официальное письмо от ВГИКа, я двинулась в путь. Это уже потом я узнала, что по правилам надо было сдать письмо в канцелярию, ждать ответа десять рабочих дней (что обычно означает двадцать, а то и больше). И вообще, надо было обращаться в пресс-центр.

Но в тот момент, когда я стояла на проходной одного из зданий управления МЧС, письмо было у меня в руках, я понимала, что мой диплом на грани срыва, и мне даже мысли в голову не пришло узнать о правилах подачи документов и прочей бюрократии. В каждой части твердили одну фамилию – Елисеев. Мне нужен был этот человек, и он нужен был мне для личного разговора. И тут случилось чудо.

Уж не знаю, как так получилось, но проболтались охранники. Сначала они твердили, что им вообще не положено знать номеров такого высокого начальства. Потом они все же выдали телефон секретаря. Я набирала номер каждые пять минут, выслушивала серию длинных гудков и каждый раз подходила к тем же охранникам, чтобы опечаленно сообщить об отсутствии результата. Через час им, наверное, стало просто жалко меня. Прямой номер генерал-майора Елисеева, начальника Главного Управления МЧС по городу Москве, был у меня в руках. Пусть этим добрым людям ничего плохого не было бы за их добрый поступок!

Телефон генерал-майора работал отлично. 2 гудка – и мы договорились о встрече на следующий же день. Я, как приличная девушка, опоздав на полчаса, открыла рот от удивления уже при входе в здание. «Меня ждет Елисеев» – это заклинание советую запомнить на будущее. Никакой проверки документов, сопровождение до кабинета, где меня уже ожидал начальник Пресс-центра. Я извинилась за опоздание, но его, казалось, это лишь восхитило.

Меня попросили подождать пять минут, я уселась в мягчайшее кресло и подумала: ну вот, перекинули-таки.

И только очарование происходящего собралось рассеяться, как меня пригласили в кабинет без номера и таблички. Такого количества генералов с разными приставками к званиям я не видела никогда, хоть мой отец и военный. Не узнать Елисеева, даже не зная его по фото, было невозможно. Он сидел в центре длинного стола, а облизывающие взгляды просто оставляли на нем влажные следы. И все улыбались. Сначала генералу, потом мне. Ну что ж, я не гордая.

Для меня, человека вне системы, происходящее казалось фарсом. Но поскольку на этом балу я была если не королевой, то заморской принцессой-послом, я наслаждалась. Елисеев подписал письмо еще до начала нашей беседы. Да и 15 минут беседой назвать сложно, однако за это время мы кратко обсудили, какой фильм я хочу снять, что несказанно обрадовало Главу, я получила обещание всяческой поддержки со стороны МЧС и всех сотрудников, а также приглашение рассмотреть предложение о дальнейшем сотрудничестве (стать штатным режиссером) по результатам съемок диплома. Правда, глава пресс-центра тут же «прикрыл» меня, рассуждая о том, что вряд ли художник захочет все время делать одно и то же, да еще и на заказ. Я согласилась, но добавила, что если все сложится удачно, то почему бы мне время от времени не работать с МЧС, если мне будет позволено выбирать героев и темы самостоятельно. Еще он с хитрой улыбкой спросил: «А все же, как вы узнали мой прямой номер? Это невозможно!». Когда он успел раздать указания по поводу меня всем генералам, я не заметила. Отдаю должное МЧС. Так с подготовкой к съемкам мне не помогала ни одна из организаций, к которым я обращалась во время других работ. В тот же день мне были предложены на выбор несколько возможных героев, каждый был по-своему интересен. Меня поразила история молодого работника пожарной службы Максима Алексеенко. Именно с ним я решила встретиться для первой беседы.

Приятная внешность, открытость во время неформальной встречи, искренность, готовность отвечать на вопросы – все это подкупило меня. Я знала, что ему уже сообщили о будущих съемках, что было равносильно приказу. Но мне было важно, чтобы он сам был заинтересован, я хотела видеть «горящие» глаза и желание работать вместе со мной над фильмом. Поэтому я сразу сказала: «Макс, я все понимаю, отказ от съемок для тебя невозможен, слишком «сверху» на тебя указали. Но я не хочу, чтобы тебе было неприятно или некомфортно. Я не хочу работать с тем, кто не хочет. Я вне вашей системы, поэтому легко могу освободить тебя от этого бремени по выдуманной «киношной» причине, если тебе это претит. Тебя может заставить начальство, но пользоваться этим я не буду».

Я заметила, что после этих слов Макс стал более расслаблен, и поняла, что сделала верный ход. Дальше мы поговорили о том, что я хочу снимать. Я пояснила, что через его фигуру хочу рассказать и показать работу и жизнь всех пожарных. Он заулыбался, я потом поняла, что эти слова стали для него решающими. Он еще скажет об этом в фильме: пожарное братство. Макс буквально ожил, высказал пару предложений для фильма, стал прикидывать, что и как можно было бы… Он включился в творческую работу. На том этапе это была моя победа. У меня был герой.

Экономия должна быть экономной

Съемки вынужденно делились на два разных типа: репортаж (в том числе выезды вместе с пожарными) и «студийные» смены. Я и оператор обсудили и нашли, как можно это использовать во благо фильма.

Студийные съемки – это наше обозначение смен, которые мы брали на студии. Камера Arri Alexa, разнообразный свет, различное оборудование – с такими вещами по пожарам не побегаешь.

Тут надо было продумывать каждый кадр по принципу достаточности и необходимости. У меня была одна задумка, оператору понравилось, вместе мы ее развили в определенный прием, который бы работал на наш фильм. Во-первых, мы запланировали эпизоды, которые в будущем должны были стать рамкой картины. Во-вторых, характер съемок позволял регулировать темпоритм фильма в целом. И в-третьих, это была возможность дать работе философское осмысление через изобразительный ряд.

Репортаж, выезды, как мы это называли, решили снимать на Mark III. Этот выбор давал мобильность, возможность быстро реагировать на события и, что важно – экономию места. У пожарных была возможность брать с собой только одного «лишнего» человека, но благодаря тому, что я и оператор довольно стройны, мы влезали вдвоем, ведь я писала звук сама. Единственно возможный выбор репортажной стилистики в данных обстоятельствах определил и характер этих съемок: динамичность, пристальность и оперативность.