Текст книги "Разговоры за кулисами. Невероятные и правдивые истории о музыке и музыкантах"

Разговоры за кулисами. Невероятные и правдивые истории о музыке и музыкантах
Сост. Вячеслав Есаков

Информация от издательства

Составление и вступительная статья Вячеслав Есаков

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Есаков В. В., составление, 2008

© Есаков В. В., вступительная статья, 2008

© Издательский дом «Классика-XXI», 2008

* * *

Вместо предисловия

В предлагаемой вашему вниманию книге собраны анекдоты, истории, забавные высказывания о музыке и музыкантах. Истории, рассказываемые музыкантами за кулисами до или после концерта, а нередко – и во время его. Истории о музыкантах, рассказанные их слушателями, – ведь публика тоже находится за кулисами. Только с другой стороны.

Этот сборник анекдотов и шуток – не первый и, уж конечно, не единственный. Широко известны и с увлечением читаемы изданные еще в советские времена «Музыканты смеются» и «Музыканты шутят». Немало забавных историй о музыкантах содержит антология «Знаменитые шутят». Выходят подобные издания и в настоящее время.

В этой книге мы старались не повторять предыдущие издания, отобрав лишь самые веселые истории из них. Акцент в этом сборнике сделан на самом популярном в наше время и принципиально устном жанре – анекдоте. Бытующие в среде профессиональных музыкантов, они вошли в книгу «прямо из жизни». Многие анекдоты позаимствованы из интернета. Некоторые истории были почерпнуты из мемуаров современных музыкантов и писателей (Кондрашина, Вишневской, Довлатова и др.). Таким образом, в книге представлена широкая панорама музыкантского фольклора, существующего на сегодняшний день среди профессиональных музыкантов и любителей музыкального искусства.

Именно анекдот как жанр в наше время в значительной степени подменил собою и эпос, и мифологию. И эта анекдотическая мифология современности в определенном смысле более реальна, чем сама жизнь. Известный советский эстетик Юрий Борев, составитель шеститомной антологии исторического анекдота (преимущественно советского и постсоветского времени), пишет в предисловии к своему изданию: «В отличие от исторической, художественная правда говорит не обязательно о действительно случившемся, а о том, что должно было случиться по вероятности. ‹…› Информация о вероятном более ценна, чем информация о действительном, потому что более соответствует действительности. Легенда, творящая по вероятности, более достоверна, чем жизнь, творящая по случайности». Исторические анекдоты из собрания Ю. Борева, посвященные музыке и музыкантам, частично включены в эту книгу.

Конечно, отделить вымышленный случай, «сочиненный» анекдот от реально сложившейся ситуации весьма непросто, да в этом и нет необходимости – грань между «действительно случившимся» и правдоподобно сочиненным весьма зыбка. Реальные события, передаваемые из уст в уста, с легкостью меняют своих героев (Бах заменяется, к примеру, на Верди, а тот, в свою очередь, на Шенберга), столь же просто меняется исторический антураж – неизменной остается лишь «анекдотическая» сущность истории. Поэтому исторический анекдот (наряду с бытовым) также вошел в «Разговоры за кулисами».

Юмор музыкантов, в отличие от юмора представителей других (в том числе и художественных) профессий, имеет свои особенности. Во-первых, не посвященному в секреты ремесла нередко трудно их оценить и даже просто понять (может быть, для кого-то эта книга послужит поводом узнать что-то новое о музыке). Во-вторых, именно среди музыкальных анекдотов – большой процент «неприличных» историй и даже так называемого черного юмора. Диапазон шуток и анекдотов, бытующих в музыкантской среде, простирается «от тонкой иронии до скабрезности и грубого неприличия. ‹…› Иногда эти шутки бьют как фонтан, оставляя далеко позади себя очевидные интеллектуальные способности конкретных музыкантов. ‹…› Чем выше одухотворенность музыки, тем ниже подчас шутки, как, например, в письмах Моцарта», – так утверждает знаменитый социолог и музыковед Теодор Адорно. Собрание анекдотов, которое вы, уважаемый читатель, держите в руках, позволит вам самому убедиться в этом.

Действительно, в «Разговорах…», представляющих собой реальный, а не «дистиллированный» фольклор, немало анекдотов, близких к черному юмору. Не следует думать, что это проявление ненависти музыкантов к своей профессии, к своему инструменту. Это нечто иное – одна из граней своеобразного выражения полноты жизни, полноты бытия, доходящей до границы с небытием, – ощущение, изначально присущее музыке, без которого она становится просто набором звуков, «дорогостоящим шумом», по меткому выражению Теофиля Готье.

Составляя эту книгу, мы стремились сделать ее по-своему полной, а потому попытались представить в ней музыкантский фольклор во всех сферах его бытования. Заглянув в содержание, вы можете выбрать чтение себе по вкусу: похожие на правду разговоры «…о солистах и пианистах» или исторические «…о композиторах и сочинениях», психологические (о сложных человеческих отношениях) – «…о дирижерах и оркестрах» или философские, с оттенком черного юмора «…о музыкантах и жизни».

Редакция благодарит за помощь при составлении сборника

М. Варганова,

Д. Германа,

А. Карманова,

М. Лидского,

М. Лифшица,

М. Мирзоева,

А. Пухова,

В. Тарнопольского,

Д. Хватова.

Вячеслав Есаков

…о музыкантах и жизни

Великие платят жизнью за искусство, маленькие – зарабатывают искусством на жизнь.

В одной очень суеверной семье родился ребенок. Родители сразу относят новорожденного к гадалке, чтобы узнать его судьбу. Старая цыганка кладет дитя на стол, раскладывает перед ним всякую всячину – пачку сигарет, бутылку водки, эротические журналы, пачку денег – и говорит:

– Смотрите, к чему ребенок потянется, от того самого его в жизни и нужно беречь.

Все замерли в ожидании. Чадо растерянно озирается, а затем радостно сгребает все, что было на столе, в охапку и прижимает к себе. Родители в шоке, однако цыганка их успокаивает: «Ничего, ничего – музыканты тоже люди…»

* * *

Сидят рядом гадалка и музыкант в подземном переходе. Прохожих нет, скучно. Гадалка:

– Давай, – говорит, – погадаю!

– Да у меня денег нет тебе заплатить…

– А я так погадаю. Линии твоей руки говорят о двух вещах в твоей судьбе – хорошем и плохом. О чем хочешь узнать сначала?

– Давай о хорошем.

– Когда ты умрешь, будешь в раю дирижировать самым большим симфоническим оркестром, составленным из лучших музыкантов всех времен.

– Боже, я не осмеливался даже мечтать об этом! А какая плохая новость?

– Первая репетиция – завтра.

* * *

Один оркестрант рассказывает другому:

– Приснился мне сон, что я умер. Стучусь в ворота рая, а ангел мне отвечает, что музыканты им не нужны, мол, и ангелов хватает.

Иду расстроенный вдоль забора и вдруг вижу тебя! Бегу обратно, кричу – как же так, вон ведь у вас музыкант!

– Да какой он музыкант! – говорит ангел…

* * *

Разговаривают две акулы. Одна говорит:

– Мне вчера такой хороший человек встретился! Довольно упитанный, вкусный, а сердце – так вообще деликатес!

Другая говорит:

– А мне попался музыкант. Так себе, тщедушный, сердечко маленькое, но зато уж печень!..

* * *

На балу у людоедов все стоят в ожидании танцев, и тут кто-то громко издает странный такой утробный звук. Капельдинер прислушивается и объявляет:

– Господа! Танцев не будет, какая-то дрянь снова сожрала музыкантов.

* * *

В воинскую часть приезжает с проверкой генерал. Kак водится, навели на всей территории порядок, листья на деревьях подкрасили, а как генерал приехал – выстроили всех солдат на плацу и решили устроить военный парад. Генерал обходит строй и, подойдя к самому рослому солдату, спрашивает:

– Kак фамилия?

– Рядовой Соколов!

– Орел, Соколов! А скажи, вот смог бы ты убить своего раненого командира, чтобы он не попал в плен к врагу?

– Hикак нет, товарищ генерал!

– Молодец! Десять суток отпуска.

Идет дальше, к следующему солдату:

– Kак фамилия?

– Рядовой Орлов!

– Сокол, Орлов! Смог бы ты убить своего раненого командира?

– Hикак нет, командир для солдата – это отец и мать, я бы раненого командира на себе вынес из окружения.

– Молодец! Присвоить звание сержанта.

Остался генерал ответами доволен, идет дальше и, проходя мимо военного оркестра, подходит к щуплому солдату с большим барабаном.

– Kак фамилия?

– Рядовой Рабинович…

Генерал, слегка замешкавшись:

– Hу хорошо, а вот смог бы ты убить своего раненого командира, если бы вы выходили из окружения врага?

– Чем убить? Барабаном?

* * *

Hочь. Часа три. Мужик стучит в стену:

– Если ты, зараза такая, не перестанешь играть на тромбоне, я сойду с ума!

Из-за стены:

– Извини, сосед, но ты опоздал. Я уже часа два как не играю…

* * *

Больной, доставленный с ожогами рук в больницу, спрашивает у доктора:

– Доктор, я буду жить?

– Будете, будете.

– А на пианино играть смогу?

– Сможете, сможете.

– Ну надо же! А ведь раньше никогда не играл!

* * *

Немолодая балерина приходит устраиваться в театр на работу.

– Что будете танцевать? – интересуется директор.

– «Умирающего лебедя».

Танцует.

– Ну как? – спрашивает.

– Бедное животное, – только и смог сказать директор.

* * *

Один парень сидит в Большом театре в седьмом ряду партера. Пиджак у него грязный, рубашка разорвана, волосы всклокочены. Билетерша подходит к нему и говорит:

– Покажите ваш билет.

Парень протягивает ей свой билет, билетерша восклицает:

– Молодой человек! Вы не можете здесь сидеть! У вас билет на балкон!

Парень обжигает ее взглядом:

– А что, разве не видно, что я упал?

* * *

Знаменитый администратор Одесской филармонии Козак всегда стоял на улице возле филармонии, когда приезжали артисты. Они выходили из автобуса и радостно:

– Дмитрий Михайлович, здрасте, мы прибыли!

– Какие же вы прибыли? Одни убытки!

* * *

Объявление в кассе провинциального музыкального театра:

«На концерт лауреата многих конкурсов,

единственного в республике камерного хора

под руководством

заслуженного работника культуры республики

В А С И П У П К И Н А

НА СЕГОДНЯ

Б И Л Е Т – П Р О Д А Н!»

* * *

На симфоническом концерте один из слушателей вдруг забеспокоился, заерзал и стал обращаться к соседу:

– Извините, это вы сказали «черт побери»?

– Да что вы!

Тогда он трогает за плечо человека, сидящего впереди:

– Послушайте, «черт побери» не вы сказали?

Человек посмотрел на него недоуменно.

– Да… – в задумчивости пробормотал зритель, – значит, музыкой навеяло.

* * *

Помер один мужик, попал на небо. Ну, посмотрели там досье на него, вроде грехов немного, определили в рай. Ведет его архангел в рай, а он смотрит – вдалеке, в аду, компания гуляет, кружками пивными размахивает, музыка раздается, девчонки у всех на коленях сидят. Мужик и говорит архангелу:

– Я бы… это… лучше в ад.

– Это можно, – отвечает архангел, – только имей в виду, что кружки у них без дна, девочки – из резины, а музыка – Шостаковича!

* * *

В союзе композиторов прорабатывают молодого композитора, злоупотребляющего спиртным.

– А что в этом такого? – оправдывается он. – Мусоргский вот пил. И Бетховен пил. И Моцарт тоже пил.

– Ну Моцарт-то что пил? – спрашивают.

– А что ему Сальери наливал, то и пил!

* * *

На банкете в Доме композиторов один музыкант, большой любитель выпить, говорит своему коллеге:

– Что ж ты, брат, ничего не пьешь?

– Видишь ли, – отвечает тот, – пить при тебе – это все равно что в присутствии Паганини играть на скрипке!

* * *

Когда архиепископ Кентерберийский был студентом, он снимал комнату у одной весьма набожной вдовы. Каждое утро вдова пела один и тот же псалом.

Как-то, не выдержав однообразия, будущий архиепископ спросил у хозяйки, чем этот псалом так пришелся ей по вкусу.

– Я бы не сказала, чтобы он так уж особенно мне нравился, – ответила вдова. – Просто дело в том, что после третьего стиха яйцо получается в мешочек, а после пятого – вкрутую.

* * *

Зажиточная супружеская пара поехала на закупки в торговый центр. Отоварившись, они обнаружили, что их автомобиль угнали. Они вернулись в центр и с телефона-автомата позвонили в полицию. Через час полицейский прибыл, и когда они подошли к месту парковки, то с удивлением обнаружили свой угнанный автомобиль с запиской под дворниками. Угонщик очень извинялся за беспокойство, но жена его должна была вот-вот родить, и он отвез ее в больницу на угнанном автомобиле. В качестве компенсации за причиненное беспокойство к записке были приложены два билета на концерт Паваротти. С возвращенным чувством веры в человека пара с удовольствием наслаждалась пением великого маэстро. Когда они вернулись домой, то увидели, что из их дома вынесено практически все и к двери опять же прикреплена записка: «Но ведь надо ребенка в университет потом послать…»

* * *

Из акта:

«Приемочная комиссия констатировала, что здание похоже на симфонию. Неоконченную».

* * *

Идет Василий Иванович, встречает Фурманова.

– Куда идешь? – Фурманов спрашивает.

– Да вот, диссертацию написал, иду защищать.

– Как называется-то?

– «Как решетом воду носить».

– Кто ж так диссертацию называет? Назови ее лучше так: «Анализ проблем транспортировки вещества в жидком агрегатном состоянии в сосудах с перфорированным дном».

Защитил диссертацию Василий Иванович, выходит – стоит Петька.

– А ты чего, Петька, здесь делаешь? – спрашивает.

– Диссертацию защищал.

– Как называется?

– «Влияние русских народных музыкальных кнопочных инструментов на развитие религиозно-философской мысли России конца ХVIII – начала ХХ века».

– Скажи, Петька, Фурманова встречал?

– Встречал.

– Как твоя диссертация до него называлась?

– «На фига попу баян»!

* * *

Видит как-то раз Петька – Василий Иванович сидит и что-то сосредоточенно пишет.

– Василий Иванович, что пишешь? – спрашивает.

– Оперу…

– Оперу? Да брось, ты и нот-то не знаешь!

– Вот опер приедет, посмотрим, кто что знает…

* * *

Мужик женился на артистке, которая во время концертов объявляет со сцены музыкальные номера. В первую брачную ночь она вдруг встает с постели и громко возглашает:

«Супружеские обязанности! Исполняется впервые!»

* * *

Ночью супругам никак не удается уложить малыша.

– Может, я ему что-нибудь спою? – говорит жена.

– Ну зачем же так сразу? – возражает муж. – Попробуй с ним сначала по-хорошему.

* * *

Почтенную леди спрашивают:

– Что вы делаете, леди, узнав, что ваш муж собрался в оперу с другой леди?

– Устраиваю концерт дома.

* * *

Дама-конферансье перед объявлением концертного номера тренируется в произнесении трудной фамилии:

– Дюбюк. «Птичка». Дюбюк. «Птичка»…

Выходит на сцену, торжественно объявляет:

– Композитор Дюбюк. «Птючка»!

* * *

Застенчивый студент консерватории, впервые выступая в роли конферансье, выходит на сцену и, заглядывая в измятую бумажку, объявляет:

– Сейчас студентка второго курса… Наталья Орлова… исполнит «Желание» Шопена… Музыка тоже Шопена…

* * *

Студентке консерватории первый раз поручили вести ответственный концерт. Она выходит на сцену и, чтобы не забыть текст, скороговоркой объявляет:

– Как меня, младу-младеньку, обработал Шостакович!

* * *

Сын спрашивает у отца-программиста:

– Пап, а что такое ноты?

– Ноты, сынок, – это такие маленькие миди-файлы на бумажном носителе.

* * *

Как-то в присутствии Александрова Сталин спросил Любовь Орлову:

– Тебя муж не обижает?

– Иногда обижает, но редко.

– Скажи ему, что если он будет тебя обижать, мы его повесим.

Полагая ситуацию шутливой, Александров спросил:

– За что, товарищ Сталин?

– За шею, – мрачно ответил вождь.

* * *

Осенью 1939 года хореограф Игорь Моисеев был на правительственном приеме. Сталин его спросил:

– Не поставишь ли чего-нибудь новенького?

– Что скажут, то и поставим.

– Того, что нам нужно, ты не поставишь.

– А что нужно?

– Разгром Англии!

* * *

Самуил Евгеньевич Фейнберг спросил у Каретникова:

– Интересно, как бы вы разрешили такую задачу… Представьте себе: Бах, Вагнер и вы плывете в одной лодке и лодка вдруг начинает тонуть. Чтобы спастись, кто-то должен быть выброшен в воду. Кого бы выбросили вы?

Ни секунды не раздумывая, Каретников отвечает:

– Я бы выбросился сам.

– А по правде, вы по правде должны сказать.

– Я бы выбросился сам.

– Нет-нет! Я вас серьезно спрашиваю!

– Я бы выбросился сам.

– По условиям задачи самому прыгать нельзя.

– Я бы выбросился сам.

Самуил Евгеньевич некоторое время грустит, а затем, почесывая эспаньолку, задумчиво произносит:

– А вот я бы выбросил Баха. – И в ответ на изумленно-вопросительный взор продолжает: – А есть ли у вас гарантии, что в соседней кирхе не сидел такой же гениальный органист?

* * *

Встретились как-то ревербератор с камертоном и решили они четвертную паузу между тактов протянуть. Ловили-ловили ее синкопами, а она по флажолетам триолями взяла да и смодулировала в другую тональность!

…о композиторах и сочинениях

На каком высоком художественном уровне можно было бы удерживаться, если бы не нужно было время от времени что-нибудь написать!

Однажды Иоганн Себастьян Бах играл на органе одну из своих прелюдий. Его ученик, присутствовавший при этом, стал восхищаться исполнением. Бах сказал:

– В этом нет ничего сложного. Просто нужно нажимать нужные клавиши в нужное время!

* * *

Иоганн Себастьян Бах отличался, как известно, крайней бережливостью. Однажды ему встретилась группа нищих, крайне фальшиво распевающих религиозные песнопения. Бах сделал вид, что ищет мелочь, но не может найти. Причитания нищих нарастали. Тогда Бах все же «нашел» монету и подал нищим, после чего пение стало стройнее и диссонансы смягчились. Сильно удивившись, Бах щедро одарил их, что привело песнопения наконец к полному и совершенному кадансу.

* * *

Французского композитора Жана Филиппа Рамо как-то раз упрекнули в том, что для создания своих опер он обращается к услугам посредственного либреттиста.

– Дайте мне официальный протокол, и я сделаю из него оперу, – улыбнулся композитор.

* * *

Первый концерт Генделя в Лондоне не имел успеха. Это огорчило друзей композитора, но сам Гендель был невозмутим.

– Не волнуйтесь! – говорил он. – В пустом зале музыка звучит лучше.

* * *

Когда немецкий композитор Карл Мария фон Вебер закончил партитуру своей оперы «Вольный стрелок», он послал ее на отзыв Бетховену, мнение которого ценил очень высоко. Бетховен ознакомился с партитурой и возвратил ее автору с кратким заключением: «Советую больше не писать опер».

Вебер был глубоко огорчен таким отзывом. Встретившись с Бетховеном, он спросил, действительно ли его опера так слаба и беспомощна.

– Наоборот, – ответил Бетховен, – я считаю музыку вашей оперы настолько совершенной, что мне кажется невозможным создание другой, еще более совершенной оперы.

* * *

Как-то раз Франц Шуберт путешествовал по Малороссии и близ небольшой деревни увидел дочь местного головы, которая была весьма хороша собой. Подойдя к девушке, Шуберт сказал по-немецки:

– Я еще не встречал в своей жизни девушку красивее вас. Поэтому в вашу честь я напишу мессу. Скажите только, в какой тональности вы хотели бы ее получить?

Девушка не поняла ни слова из того, что сказал ей маэстро, и стояла потупившись. Местный кучер, наблюдавший эту сцену, обратился к Шуберту:

– Пустое дело, барин, це дура!

Месса была написана в тональности C-dur.

* * *

Как известно, Франц Шуберт крайне равнодушно относился к судьбе своих сочинений: то, что уже было написано, теряло для него интерес. Однажды известный австрийский певец Иоганн Фогль показал Шуберту одну из его недавних песен, транспонированную копировщиком. Посмотрев ноты, композитор воскликнул:

– Песенка складная! Кто ее написал?

* * *

Однажды к Францу Шуберту зашел его друг, австрийский живописец и график Мориц фон Швинд. В тот момент Шуберт испытывал крайнюю нужду и у него не было даже нотной бумаги. Видя это, Швинд сел за стол, достал свой альбом и принялся рисовать нотные линейки. Он израсходовал всю свою бумагу, что позволило Шуберту писать музыку еще несколько дней.

Многие годы спустя на вопрос, какие из своих рисунков он больше всего ценит, Швинд ответил:

– Нотные линейки для Шуберта.

* * *

Как-то раз Шуберт присутствовал на званом вечере, где исполнялись его песни. Молодая певица была весьма привлекательна, но от ее чересчур резкого голоса Шуберту стало не по себе.

Сидевшая рядом с Шубертом дама прошептала ему:

– Боже мой, сколько у нее чувства!

– Да, – ответил композитор. – Но совершенно нет сочувствия!

* * *

Однажды посетитель, зайдя в кабинет Россини, застал маэстро за огромной партитурой, которую он нетерпеливо поворачивал в разные стороны… Это была партитура «Тангейзера». Сделав еще несколько усилий, Россини остановился.

– В конце концов, – сказал он, вздохнув, – все в порядке, это совсем не так плохо. Я бьюсь больше получаса и только сейчас стал кое-что понимать.

Партитура лежала перед ним вверх ногами!

Случайно в этот самый момент в соседней комнате раздался грохот.

– О, что это, какая полифония! – воскликнул Россини. – Corpo di Dio! [Черт побери!] Но это ужасно похоже на оркестр «Грота Венеры»!

Тут внезапно раскрылась дверь, вошел слуга и сообщил, что горничная уронила большой поднос с посудой.

* * *

Россини принял навестившего его летом 1867 года Джузеппе Верди в саду своей загородной виллы в Пасси. Время от времени с близлежащей станции доносились пронзительные свистки локомотива, прерывавшие их беседу. Верди заметил:

– Как оскорбляют ваш музыкальный слух эти современные диссонирующие звуки!

– О нет! – ответил маэстро, слегка покачав головой, а потом добавил с грустной улыбкой: – Этот свисток мне всегда напоминает блаженные времена моей молодости. Бог мой, сколько свистков я слышал на представлениях моих первых опер…

* * *

Один молодой композитор как-то пригласил Россини на премьеру своей оперы. Россини прибыл на премьеру, уселся в ложе, по итальянскому обычаю – в цилиндре. Когда началась опера, Россини перед каждой арией снимал цилиндр и грациозно им размахивал.

– Что вы делаете, маэстро? – спросил сидевший подле него автор оперы.

– Приветствую своих знакомых, которых встречаю в вашей музыке, – любезно ответил Россини.

* * *

Россини был в гостях у одного барона. Среди приглашенных находился Альфред де Мюссе. Его попросили прочитать что-нибудь, и Мюссе прочитал свое новое стихотворение «Не забывай». Тогда Россини, обладавший феноменальной памятью, решил подшутить над поэтом и как бы невзначай спросил:

– Чьи это стихи? Я что-то не припомню автора…

– Ваш покорный слуга, – ответил Мюссе.

– Да полноте, – лукаво сказал Россини, – я их еще в детстве знал наизусть.

И без малейшей запинки, слово в слово, повторил только что услышанное стихотворение Мюссе.

* * *

Вместе с приятелем Россини присутствовал на концерте Листа. В антракте приятель спросил Россини, как ему понравилась игра знаменитого виртуоза.

– Первое отделение он посвятил тому, чтобы на него смотрели. Пока я только могу сказать, как Лист выглядит, – ответил Россини.

* * *

Венгерский композитор и пианист Ференц Лист был как-то приглашен на ужин к одному аристократу. Собралось большое общество, так как хозяин предупредил, что у него будет играть знаменитый Лист. Ужин, поданный гостям, был весьма и весьма скромным. И не успели присутствующие прикоснуться к еде, как хозяин уже громко провозгласил:

– А сейчас наш глубокоуважаемый гость нам что-нибудь сыграет из своих произведений.

Проголодавшийся композитор, не успевший поесть, взял несколько аккордов, потом встал, вежливо поклонился хозяину и сказал:

– Мне кажется, что я с лихвой отработал сегодняшний ужин.

* * *

Итальянский композитор Луиджи Керубини присутствовал на генеральной репетиции одной из своих опер. Исполнитель главной партии был весьма старательным певцом, но с довольно слабыми вокальными и сценическими данными. После окончания репетиции кто-то из присутствующих заметил композитору:

– Маэстро, певец сделал все, что было в его силах. Почему бы вам не сказать ему несколько теплых слов в награду за его исполнение?

– Вы правы, – ответил благодушно настроенный Керубини. – Пожалуйста, пригласите его.

Польщенный приглашением, певец подошел к Керубини. Композитор протянул ему руку и сказал:

– Я не сержусь на вас.

* * *

На одной из репетиций оркестра в Лондоне Вагнер, крайне недовольный трубачами, с трудом сдерживая свою ярость, сказал музыканту-переводчику:

– Скажите этим ослам, что, если они не будут играть прилично, я выкину их вон!

Переводчик, внимательно выслушав гневную тираду дирижера, немедленно перевел:

– Джентльмены, маэстро вполне отдает себе отчет в тех затруднениях, которые причиняет вам его музыка, просит вас сделать все, что в ваших силах, и ни в коем случае не волноваться.

* * *

На премьеру «Тангейзера» в парижской Гранд-опера Вагнер пригласил Мейербера.

– Что скажете, маэстро? – спросил Вагнер после спектакля.

Вместо ответа Мейербер указал на спящего зрителя: «Смотрите сами».

Вскоре после этого была поставлена опера Мейербера, на которую автор пригласил Вагнера.

– Каково впечатление? – спросил на этот раз Мейербер.

– Взгляните! – И Вагнер торжественно указал на спящего зрителя.

– А, этот? – не задумываясь, переспросил Мейербер. – Этот спит еще с того вечера, когда шел ваш «Тангейзер».

* * *

Одна танцовщица, с возрастом утратившая способность достаточно изящно двигаться по сцене, решила заняться вокальным искусством. Разучив несколько несложных арий, она явилась к Рихарду Вагнеру с просьбой послушать ее. После того как вокальный репертуар посетительницы был исчерпан, Вагнер попросил ее продемонстрировать свое танцевальное искусство. Его просьба была исполнена, и в комнате воцарилось долгое молчание.

Наконец артистка не выдержала:

– Скажите же, маэстро, понравилось ли вам мое пение?

– Для танцовщицы неплохо. Кстати, для певицы вы неплохо танцуете, – последовал ответ.

* * *

Однажды в Вене к Берлиозу подбежал маленький живой человечек:

– Господин Берлиоз, я страстный поклонник вашего грандиозного таланта… Прошу позволения прикоснуться к руке, написавшей «Ромео и Юлию»!

С этими словами он вцепился в рукав композитора и блаженно застыл.

– Сударь, – осторожно тронул его за плечо Берлиоз, – держитесь лучше за другой рукав: я имею обыкновение писать правой рукой.

* * *

Композитор и дирижер Людвиг Шпор приходил на репетиции своей новой оратории с восьмилетним сыном. Сын безучастно слушал всю ораторию, но, когда начинала звучать финальная фуга, заметно оживлялся. Шпор решил выяснить причину особого расположения мальчика к полифоническому стилю музыки.

– Тебе нравится моя фуга? – спросил отец.

– Нет, папа, – ответил сын, – просто когда оркестр начинает эту фугу, я знаю, что твое сочинение кончается, мы скоро вернемся домой и будем обедать.

* * *

Шарль Гуно как-то разговаривал с молодым композитором. Автор «Фауста» задумчиво произнес:

– Чем дальше мы продвигаемся в нашем искусстве, тем больше ценим своих предшественников. Будучи в вашем возрасте, я говорил о себе «Я». Двадцати пяти лет говорил: «Я и Моцарт». В сорок лет: «Моцарт и я». А теперь говорю тихонько: «Моцарт».

* * *

– Что вы пишете только грустную, мрачную музыку? Слушатель хочет отдохнуть, повеселиться, уйти с концерта с радостным настроением. А вы?.. Напишите что-нибудь веселое, бодрое. И распродажа пойдет веселее, – говорил однажды издатель молодому Брамсу.

– Попробую, – ответил композитор.

Через несколько дней он пришел в издательство с большим свитком.

– Ну что, получилось? – встретил его издатель вопросом.

– Не знаю, – ответил, улыбаясь, Брамс и положил перед издателем ноты.

Новое произведение начиналось так: «Весело схожу я в могилу».

* * *

Немецкий композитор Иоганнес Брамс был приглашен на обед к одному аристократу. Композитор принял приглашение. Прибыв в замок аристократа, он нашел там изысканное общество.

Когда все сели за стол, хозяин, желая сказать что-либо приятное в честь композитора, провозгласил:

– Господа, по случаю присутствия нашего прославленного Иоганнеса Брамса я велел принести из моих винных подвалов мое лучшее вино – это, так сказать, Брамс среди моих вин!

Немного погодя, когда вино было попробовано, хозяин спросил у композитора, как ему нравится этот сорт вина.

– Вообще вино неплохое, – ответил Брамс, – но нет ли в ваших подвалах еще и Бетховена?

* * *

Однажды начинающий композитор попросил Брамса оценить его произведение. Брамс внимательно просмотрел партитуру, покачал головой, пожал плечами, погладил бороду и, наконец, добродушно спросил:

– Где вы покупаете такую хорошую нотную бумагу?

* * *

Брамс был в гостях. В его честь хозяйка дома испекла пирог, в котором нотными знаками из теста «записала» музыкальный этюд Брамса.

Композитор отрезал кусок пирога и заметил хозяйке дома:

– Вы меня не только играете, но и печете!

* * *

Французскому композитору Камилю Сен-Сансу пришлось как-то дирижировать в Лионе концертом, программа которого была составлена из его произведений. После нескольких репетиций композитор убедился, что почти никто из музыкантов не посещает их аккуратно: одному нужно было играть на балу, другому представлялось более выгодным играть в театре… Однако литаврист являлся пунктуально и репетировал очень прилежно.

Когда последняя репетиция окончилась, Сен-Санс отправился к литавристу, пожал ему руку и поблагодарил его за усердие. К удивлению композитора, музыкант был в сильном смущении.

– Не за что меня благодарить, маэстро, – сказал он. – Я получил большое удовольствие на репетициях, но… на концерте за меня сыграет другой. Мне предстоит в этот вечер играть на балу.

* * *

Камиль Сен-Санс был приглашен на обед к близким друзьям. Он опаздывал, но все терпеливо ждали. Наконец отчаянно проголодавшиеся гости попросили хозяйку приступить к обеду. Все сели за стол.

Приезжает Сен-Санс. Желая заслужить прощение, он решает прибегнуть к шутке: надевает чепец горничной, садится верхом на щетку, открывает дверь в столовую и принимается скакать галопом вокруг стола, распевая во все горло мотив из «Валькирии» Вагнера:

– Хейо-хо-хо! Хейо-хо-хо!

Перепуганные гости разбегаются. Тогда Сен-Санс останавливается перед хозяйкой дома и, к своему ужасу, замечает, что он ошибся этажом!

* * *

После смерти Иоганна Штрауса появилось много оперетт, скроенных из его мелодий. Первая была поставлена в 1899 году – «Венская кровь» некоего Мюллера. После множества представлений, которые выдержала оперетта, в одной из венских газет появилась статья, в которой были такие строки: «Мюллер, написавший оперетту на музыку Штрауса, нажил себе каменный дом. Если бы Штраус писал оперетты на музыку Мюллера, он бы умер с голоду».

* * *

Однажды аббат зашел в пустую церковь, где репетировал Иоганн Штраус-сын, и услышал, как юный музыкант исполнял на органе вальс.