Текст книги "Вольные переводы"

МЕДЛЕННОЕ ТАНГО

Диалог танцующей пары

На сухумском пляже одноглазый мужчина бренчал на гитаре. Под навесом резались в очко картежники. У самой воды жарились на солнцепеке отдыхающие. А гитара продолжала стонать и плакать.

Двенадцатилетний Игорек бросился в воду и поплыл хорошо отработанным кролем. Ноги его безостановочно работали, ритмично вспенивая за собой воду. При взмахе левой рукой он поднимал из воды голову и, глубоко вдохнув воздух, уже не выныривая, взмахивал правой. Руки работали синхронно, в такт с ногами.

– Из него наверняка получится рекордсмен, – сказал отец Игоря, положив руку на плечо жены и как бы привлекая этим жестом ее внимание.

– Да, он, наверно, прославится, – подтвердила жена. – Ваня, убери руку. У меня плечи обгорели.

– Надо было одеколоном смазать, говорил я тебе, – убрал Иван руку.

– Хорошо, сегодня так и сделаю, – с улыбкой ответила жена, и довольные супруги устремили взгляды в море, любуясь своим чадом.

Мальчик миновал предупредительную зону буйков и продолжал плыть, не снижая скорости.

Не чувствуя усталости, проплыл еще сорок метров кролем, а потом перешел на брасс. Подбирая под себя ноги, по-лягушачьи резкими толчками выбрасывал тело вперед, вскидывал голову и, вдохнув воздух и нырнув, продолжал стремительное движение.

Супруги сидели на песке и с гордостью комментировали заплыв сына.

– Хорошо идет, – сказал отец. – Из него обязательно получится чемпион.

– Да, красиво плывет. Смотри, какие уверенные, спортивные движения, – посветлело от удовольствия лицо матери.

– Да, у него блестящее будущее, – кивнул головой отец. – Лида, а помнишь Валеру? Как он здорово плавал.

– Да, как не помнить, известный был спортсмен, – Лида тревожно коснулась рукой своего плеча.

– Ты помнишь, он мог шесть часов подряд свободно держаться на воде, – Ваня обнял жену за талию и прижал ее к себе. Так они сидели молча. Женщина первой нарушила молчание.

– Вот эти марафонские заплывы и погубили его. Его нашли где-то близ Риги и так и не выяснили причину, по которой он утонул.

– Ваня! Ты видишь Игоря? – Женщина приподнялась, опершись на плечо мужа.

Иван показал пальцем в сторону моря. Далеко далеко ед ва виднелась голова мальчика. Лида как-то неестественно улыбнулась и, по пояс, войдя в воду, поплыла брассом к сыну. Иван, оставшись на берегу в одиночестве, прилег на спину и задумался.

Прошло время. Солнце жгло плечи. «Непоседа жена моя… и Игорек в нее весь. Впрочем, я и сам люблю заплывать далеко в море», – думал Иван. Легкий ветерок взметнул песок на пляже. Иван протер глаза и глянул на воду, ища взглядом своих. На море появилась легкая рябь.

Гитарист продолжал наигрывать что-то грустное. Он был одет в черную выцветшую рубаху, на голове у него красовалась старая соломенная шляпа.

Иван привстал. Ветер опять взметнул столбы пыли. Далеко среди бурунов то терялась, то появлялась чья-то голова. По направлению к ней рвалась вторая. Иван по цвету, шапочки узнал жену. Тот, кто плыл впереди, видимо, был его сын. Иван присмотрелся: «Почему он не возвращается, уже целый час, как он в воде. Приехали всего на два дня, и этот чертенок не дает отдохнуть, как следует», – подумал Иван.

Он вошел в воду и поплыл, мощными толчками рассекая волны. За несколько взмахов миновав буйки, он перешел на брасс. Широкими движениями плыл сорокалетний мужчина, наслаждаясь водой и думая о том, чтоб не потерять направления. Долго плыл так, потом перевернулся на спину и посмотрел на берег – около пятисот метров было пройдено, но жены и сына все еще не видно.

Иван ватерпольным приемом вырвался из воды по пояс. За полторы секунды успел зафиксировать их взглядом в трехстах метрах от себя, и тут же, не мешкая, поплыл в их сторону. Тревожное ощущение охватило его, когда он увидел побелевшее лицо жены. Она потеряла шапочку, и волосы, спутавшись, закрывали ей глаза. Женщина, молча, показала головой в сторону сына.

Иван взглянул на него. Лицо мальчика скривилось в гримасе от боли. Отец нырнул и, нащупав руками его ногу, укусил в то место, где она была сведена судорогой. Игорь почувствовал облегчение и медленно поплыл в сторону берега. Но сейчас уже плохо стало Лиде. Она целых триста метров тащила на себе сына, силы ее были на исходе, и она еле-еле держалась на воде. А волнение на море усиливалось. Иван взял руку жены, перекинул ее себе за шею и поплыл вслед за сыном. Подтянувшись к нему, снова увидел на его лице гримасу боли. «Па… – с трудом выговорил тот, глотнув соленой воды, – па… сейчас бедро свело…». Не договорив, Игорь пошел на дно. Иван едва успел схватить его за волосы. Мать из последних сил поддерживала сына, подплыв под его плечи. Отец, не теряя времени, вложил левую руку сына в правую жены, а сам, пристроившись между ними, поплыл, неся на своих плечах обоих.

Игорек от боли терял сознание. «Нет, так не годится, наглотается соленой воды», – подумал Иван и приподнял рукой его голову. Сейчас ему приходилось работать только ногами и одной рукою.

Лида напряженно всматривалась в сына, вцепившись в него.

Иван в отдалении увидел буйки. Это его немного приободрило, но в свободной руке сил уже не оставалось. Усилившиеся волны перекатывались через их головы. Тело невозможно было удержать в горизонтальном положении, ему приходилось из-под воды подталкивать висевших на его плечах, обессилевших жену и сына. Они наглотались соленой воды и стали совершенно беспомощными, что еще больше увеличивало их тяжесть. Он уже задыхался, но вот совсем рядом показались буйки, и надежда придала ему сил – до берега оставалось не более пятидесяти метров.

Полуденный зной и горячий ветер согнали отдыхающих под навес. Кто-то из них приподнялся и протянул руку к морю, сказав:

– Посмотрите, неужели им не надоело целый день в воде барахтаться.

– Но зато как здорово плавает вся семья, аж завидно, – добавил второй, приподняв голову, а потом, отвернувшись и взглянув на карты, покрыл трефовую девятку валетом той, же масти.

– Откуда они? – спросил лысый мужчина и, надеясь поправить положение, заглянул в карты к соседу.

– Ты что, не знаешь? Из Харькова! Под нами живут, – ответила женщина, с интересом следившая за игрой и разговором.

– Ты чем ходишь?! Бубновым валетом?! Хорошо! Вот тебе козырная дама.

Лысый самодовольно рассмеялся.

– Все, крыто?! Ну, теперь держись, Николай. Гитарист продолжал играть теперь уже по заказам картежников… У Ивана, который уже пересек, было линию буйков, вдруг потемнело в глазах. Жена и сын были уже без сознания. Только рука Лиды мертвой хваткой держала Игоря… Иван уже ничего не видел. Он высвободил обе руки и поплыл к берегу. Он уже не ощущал ни времени, ни страха…

Спасатели вытащили всех троих из мелководья и уложили на топчаны. Пляжный врач с помощью отдыхающих попытался вернуть их к жизни. Вскоре Лида и Игорь пришли в себя. С большим усилием удалось разжать пальцы Лиде, чтобы высвободить руку сына. Как только Лида пришла в себя, она сразу бросилась к нему, крепко прижала к груди.

Весь пляж толпился вокруг них. Гитарист, приподнявшись на цыпочках, пытался разглядеть все своим единственным глазом.

Вечером в кафе джаз играл «Эй, Стамбул». Парочки увлеченно танцевали. Парень с каштановыми волосами пригласил девушку на танец, и они медленно влились в круг танцующих. «Истанбул, Константинополь…», – звучало на танцплощадке. Лицо юноши приняло интимное выражение, и он почти шепотом заговорил с девушкой:

Юноша: Вы были сегодня на пляже?

Девушка: Конечно, я так хорошо загорела.

Юноша: Мне нравится ваш загар. А вы слышали о том, что сегодня случилось?

Девушка: Да, как же. Исключительный случай! Мать и сын наглотались морской воды, но их откачали.

Юноша: Не повезло отцу, он их на себе вытащил, но хоть бы и сам только воды наглотался.

Девушка: Да! Врач сказал, что, может быть, и он бы выжил. Но у самого берега у несчастного разорвалось сердце…

Юноша. Жаль его, хороший, говорят, был мужик.

Девушка: Да, сейчас таких уже не бывает. Джаз переключился на медленное танго.

Юноша: Вы уж поверьте, иногда всет аки встречаются. Девушка зарделась румянцем, потом взглянула на молодого человека. Ей понравилось его красивое, загорелое лицо, и она, прижавшись к нему, полностью отдалась ритму и очарованию медленного танго.

Гурам Рчеулишвили родился в 1934 году.

В 1957 году начал печататься и сразу был признан многообещающим явлением в грузинской литературе. В 1960 году он погиб, спасая тонущих в бушующем море. Его талантливые рассказы оказались неподвластны времени. Они, как фрески, с каждым годом становятся все драгоценнее и притягательней. В 1959 году в автобиографическом рассказе «Мне сейчас двадцать пять лет» он писал: «Мне до смерти пока далеко, жизнь пока еще слишком прекрасна». Но злой рок почему то преследует именно избранных. Впрочем, и сама фамилия как бы подтверждает неординарность его происхождения.

В переводе Рчеули – избранный, швили – дитя. Мистикой окутана вся его жизнь и творчество.

В рассказе «Медленное танго», который он написал 23 августа 1956 года, день в день за четыре года до гибели, описан трагический случай, когда мужчина, спасая тонущих жену и сына, гибнет сам.

Гурам погиб, спасая почти незнакомых ему людей. Случи лось это в райском уголке, в городе Гагра, с которым были связаны лучшие воспоминания нашей молодости. Море в тот день штормило, было около семи восьми баллов. Облака темнели и, сливаясь с горизонтом, приближались к берегу. Отдыхающие толпились на набережной, зачарованные зрелищем взбунтовавшейся стихии. Компания подвыпивших молодых людей (семеро мужчин и одна девушка) решили порезвиться в волнах. Гурам грудью загораживал им путь на лестнице, ведущей с набережной к пляжу. Весь пляж был во власти волн, они с грохотом разбивались о парапет. Трое из них все-таки заплыли в море, но выплыть обратно к берегу не решались.

Гурам стоял на тринадцатой ступеньке спиной к морю и, раскинув, руки, пытался удержать остальных, когда огромная волна накрыла его с головой и унесла в море. Он вынырнул и, доплыв до берега, попытался добежать до спасительной лестницы. Волны преследовали его по пятам. С набережной ему кричали:

– Скорей! Скорей!

Гурам успел улыбнуться им и махнуть рукой, но в это время громадная волна настигла его и, сильно ударив о парапет, затянула в пучину. Никто уже не надеялся увидеть его живым, но Гурам и на этот раз выплыл, хотя бороться с волнами ему на этот раз было гораздо труднее (потом, когда нашли его тело, оказалось, что правая рука его сломана). К нему на помощь бросился местный житель абхаз, который гдет о работал спасателем, но Гурам отослал его к троим ленинградцам, которые, обессилев, барахтались в волнах. Наконецт о подоспел вертолет, но Гурам, сначала, помог всем взобраться по веревочной лестнице, а потом попытался подняться сам.

Он был уже на полпути к спасению, но веревка вдруг оборвалась, и он упал в море. Нашли его только через четыре дня в семнадцати километрах от места трагедии, в поселке с сакральным (в данном случае) названием Гантиади (Рассвет).

Почему именно Рассвет?

Может, потому, что в раю нет закатов и там вечно царит Рассвет, для таких светлых личностей, как Гурам. В день его гибели, в киоски города Гагра поступил журнал «Цискари» с его рассказами, но он так и не успел узнать об этом. Он остался в нашей памяти «Невыдуманным Джонатаном Чайкой, которая живет в каждом из нас». В последний вечер своей жизни он написал письмо домой, в котором белыми стихами обращался к маме.

Мой перевод воспринимается скорее всего, как импровизация на тему Гурама Рчеулишвили, а полная мистики миниатюра Георгия Иванова, которую я выбрал эпиграфом, лишь усиливает эффект восприятия.

В новелле «Не так уж сильно волновалось море» Гурам писал:

«Как мне сообщить об этом близким?

Если даже я скажу им правду, разве этим смогу помочь им хоть чем– нибудь?

Лучше вообще ничего не говорить, пока не найдут его тело, в них хотя бы будет теплиться надежда на то, что он еще жив».

Гурам остался жить в своих произведениях вечно молодым, злой судьбой на взлете подстреленным, ярким талантом, многое сказавшим, но намного большего не успевшим досказать…

Импровизация на тему Гурама Рчеулишвили

Ночь, как Сахара, как ад, горяча.

Дымный рассвет. Полыхает свеча.

Вот начертил на блокнотном листке

Я Размахайчика в черном венке,

Лапки и хвостика тонкая нить…

В смерти моей никого не винить.

Георгий Иванов

Не приезжай пока ты к морю, мама,

Оно взбесилось, все вокруг круша.

Боюсь, оно тебя похитит, мама.

Ты – ангел мой, у нас одна душа.

Ты слабое и нежное создание,

И буйство волн, увы, не для тебя,

А я для них, как божье наказанье,

Бросаю вызов, чайкою паря.

Им по душе волн страшные громады,

Им не страшны превратности судьбы,

И грома не пугают их раскаты,

На суше им покоя не найти.

А ветер вновь колдует над волною,

Бездушный к ним и к самому себе.

И только я, с капризною судьбою,

Среди соленых брызг играю на волне.

Не приезжай пока ты к морю, мама,

Оно взбесилось, все вокруг круша.

Боюсь, оно тебя похитит, мама.

Ты – ангел мой, а я – твоя душа.

Елена Гоголашвили

КУТУТА

Быль, ставшая легендой.

Вздрогнули горы, потрясенные случившимся.

Наконец -то оттаяло ледяное сердце Кутуты, и полюбила она покорителя вершин Звиада.

Неуловимой ланью резвилась в горах Кутута, и ни один из горцев не мог оставить даже царапины на ее ледяном сердце.

Не перенесла родов Хорезма, и овдовевший отец не привел в дом мачехи, сам воспитал девочку, научил ее пользоваться оружием, охоте на оленей и туров.

Выросла, расцвела красавицей Кутута… Подальше бы от дурного глаза…

Многие горцы пытались признаться ей в любви, но при встрече с ней у них заплетался язык, и они лишь молча, провожали ее взглядом.

А весна приходила, бередила раны в сердцах юношей и уходила своей дорогой… Не одну весну проводил и Звиад, так ни разу и не заговорив с Кутутой. Глубоко в сердце таил он огонь ее черных глаз. Не раз покорялись недоступные вершины отважному юноше, и не сыскать было равного ему в горах. Но знал он характер Кутуты и, не желая уступать ей в гордости, сам сторонился девушки.

Но вот, однажды весной… О, будь благословенна весна! Какая сила устоит перед ее колдовскими чарами? Под ее ласковыми лучами оттаяло и гордое сердце Кутуты, затрепетало и ответило любовью Звиаду. Ликовал очаг Хорезмы. Слезы радости блестели на глазах Кутуты и жемчужинами падали на кудри Звиада, – шла помолвка… Перекликались горы между собою о свершившемся. Подхихикнул Казбек Тетнульду – слышал, старик, новость?!

И тем ничтожнее показались эти вершины Звиаду, – им ли, вечно седым, унижаться до сплетен о любви?

Бросил он вызов горам.

На следующий же день ушел Звиад в горы, чтобы покорить безымянную вершину и назвать ее именем невесты. Провожала жениха невеста, благословляя его в опасный путь. С победой вернулся бы Звиад – сыграли бы свадьбу.

Шло время. Истекли все сроки, но Звиад не возвращался. Истомившимися от ожиданья глазами смотрела Кутута на дорогу, но пришла к ней страшная весть – вечным пленником заковала Звиада в лед бездушная гора. Позавидовала девичьему счастью ледяная вершина и приморозила его к своей груди. Или, может, надеялась, что отогреет он и ее сердце, как зажег он любовью неприступное сердце Кутуты.

Наполнились скорбью глаза Кутуты, и обледенело ее сердце. Не смотрела она больше в сторону гор и совсем забросила охоту. Все сидела дома и молча пряла пряжу.

Время шло. Отца забрала земля. Редкими нитями прокралась седина и вскоре посеребрила всю голову. Отшельница Кутута и не замечала, как изменился мир, пришла новая жизнь, новые люди… Вот уже шестьдесят раз приходила весна с тех пор, во многих молодых сердцах зажигая любовь… Но Кутута перестала ее замечать. Все сидела дома и пряла… пряла…

Однажды в горах разнесся слух, что альпинисты на вершине нашли замерзшего юношу и перенесли его в долину. Повалила туда вся деревня, но всем он казался нездешним, никто не мог опознать его.

«Горе матери твоей», – причитали женщины. Дошла эта весть и до Кутуты, и поплелась старая взглянуть на несчастного. Медленно подошла отшельница к толпе, взглянула на юношу, и… подкосились ее колени. Дрожащей, морщинистой рукой ласкала она юношу, отогревая его ледяной лоб, глаза, ресницы…

Хоронили юношу спустя шестьдесят лет. Вся долина провожала его в последний путь. Вместе со всеми шла, опираясь на палку, его восьмидесятилетняя невеста, хороня с ним свое верное сердце.

Перекликались горы: какое преданное сердце оказалось у Кутуты! Как она умела любить! Оставалось ледяным лишь сердце надменной вершины. То ли завидуя тому, что юношей сохранила жениха престарелой невесте, то ли гневаясь, что новое поколение не оставило ей согретого бессмертной любовью сердца юноши.

…А ту вершину и по сей день в народе зовут Вершиной Кутуты.

Вахушти Котетишвили

* * *

Пришли мы из небытия,

Чтоб мир познать всего за миг.

В чем смысл земного бытия?

Я так его и не постиг.

Кругом вода, и нет пути,

А время мчится, как лавина,

И от огня мне не уйти,

И дом родной стал, как чужбина.

Дорога к счастью не вела,

Вокруг да около петляла.

Жизнь – мачехою злой была,

Смерть – матерью родною стала…

Нино Торадзе

СКАЗКА О ПРАВДЕ

В некотором царстве, в некотором государстве жилб ыл король, и так же, как во всех других царствах, были и у него несправедливые, а порой и справедливые законы.

Богиня справедливости в том царстве была слепой, глухонемой и даже немножечко хромой, впрочем, как и во всех других странах, хотя давным-д авно, в незапамятные времена она, оказывается, не была калекой.

Из далекого прошлого до наших дней дошла одна легенда, по которой прародитель, создавший мир по своему образу и подобию, когда-то был прекрасным и справедливым, и поэтому все, к чему он прикасался, было также прекрасным и справедливым.

На заре человечества, во времена первобытных людей воздух еще был полон пьянящим ароматом правды и справедливости, и люди еще не знали, что такое ложь, лицемерие и несправедливость. Никто не помнит и не знает того, что же случилось потом, но, наверное, это было большое несчастье, раз с тех пор люди возненавидели правду и больше самих себя полюбили ложь. После этого осталась правда жить лишь только в легендах и сказках.

Вот такую печальную историю рассказал однажды стражник страдавшему бессонницей наследнику престола, и с той ночи принц окончательно потерял покой. Он решил, во что бы то ни стало, найти правду, раз она так добра и прекрасна. И ничто не могло остановить его, тем более что даже сам король одобрил его решение. Оказывается, и монарх втайне мечтал хоть раз в жизни встретиться с настоящей правдой, оценить красоту истины.

Надоела ему косая, глухонемая и хромая справедливость. Надел принц железные лапти, взял железную палку и двинулся в путь. Много стран он обошел, много разных людей повидал, но правды так нигде и не встретил. Огорчился принц, но, не теряя надежды, продолжал долгие поиски. Так, в поисках правды, добрался он до самых неприступных и холодных мест на земле.

Здесь, в царстве огромных ледяных глыб, суждено ему было найти самую сокровенную мечту человечества – правду.

Как то, пробираясь среди льдин, он заметил маленькую избушку. Обессилевшему от голода и холода принцу показалось, что у него уже начинаются галлюцинации. Он несколько раз протер глаза и, убедившись в том, что это не мираж, побежал к избушке, открыл двери и вдруг замер от неожиданности.

В избушке за столом сидела избитая и измученная седая старушка, такая же старая, как Небо и Земля. Сердце принца переполнилось состраданием, он подошел к старушке, опустился на колени и беззвучно заплакал:

Кто осмелился так оскорбить тебя, не посчитавшись с твоей сединой, – наконец выговорил принц, – какая мать воспитала такого подонка, который причинил тебе такую боль, кто так безжалостно изуродовал тебя? Назови мне его, и ты убедишься в том, что я смогу защитить твое достоинство.

Старушка ласково улыбнулась принцу и произнесла с сожалением:

– Человечество, мой друг! Люди!

– Как?! – воскликнул принц. – Но что ты такого совершила?

– За что тебя так возненавидело человечество?

Я?.. Я всего лишь, правда, мой маленький принц, и только, правда, и ничего, кроме правды.

С тех пор, как люди полюбили грех, я превратилась в их обличительницу, в этом и состоит моя вина, и только в этом мое «преступление».

Потрясенный такой несправедливостью, принц сквозь слезы обратился к старушке:

Как ты можешь говорить такое, старушка! Весь мир преклоняется перед правдой, все люди мечтают о правде и ищут ее. С твоим именем на устах люди гибнут за тебя, а ты клевещешь на человечество, обвиняя его в том, что оно истязало и мучило тебя. С чем сейчас мне вернуться домой в свою страну и что рассказать своим подданным, моему отцу? Как рассказать им о том, что правда, которую все представляли себе самой доброй и прекрасной на свете, на самом деле оказалась всеми забытой и никому не нужной искалеченной и немощной старушкой, которая смогла найти себе приют только в стране холодных и бездушных льдин, там, где не селятся и не живут люди?

Принц горько плакал, так как не мог скрыть своего разочарования.

Пожалела правда принца, ведь вскоре он должен был стать королем (а, не веря в правду, он не смог бы править своими подданными), приласкала его и посоветовала:

Не плачь, мой дорогой, и не переживай понапрасну, раз ты не в силах ничего изменить. Я научу тебя, как поступить, но пусть это будет нашим секретом. Ступай с миром и расскажи людям о том, что ты видел Правду, и она прекрасна и добра, как ничто на свете. Может быть, этой святой ложью ты поможешь и им, и себе. С тех пор так и повелось на свете. Люди верят в то, что, Правда прекрасна и добра, но в глаза ее так до сих пор никто и не видел.

А сказка жива и по сей день.