Текст книги "100 слов о…"

– Женя! Ты ранен! Всё плечо и рука в крови.

А я в горячке и не заметил, как осколок мне пол-уха оттяпал, кровища. Меня ребята перебинтовали, как куклу, а тут наш полковник заявился.

– Спасибо, братцы! Если бы не вы, эта самоходка нам бы такую переправу задала! – говорит и ко мне поворачивается.

– Что, ранен, герой? Давай в санчасть, пока затишье.

– Разрешите, товарищ полковник, остаться здесь, я ведь только контужен немного, а как же Гитлер без меня помрёт вдруг?

Так я и сказал ему в точности. Он засмеялся:

– Запиши, что отказался! – говорит адъютанту.

Я от того, что рядом сижу с таким мужиком, млею от уважения, а он и доволен: нечасто, видно, слушатели находятся. Долго ещё про войну рассказывал, своих друзей перечислял, где кого похоронил. Немцы сегодня выпендриваются, русские у них агрессоры, опять Москва – враг номер один. А Евгений Васильевич и сегодня их дрездены и лейпциги могилами друзей своих меряет, да помнит, сколько он сам гадов положил.

Золотой запас

– Закончилась война дней через пять после той переправы, – продолжал Евгений Васильевич. – Мы, конечно, попраздновали знатно, отметили победу. А потом чистить нас начали. Как я не хотел от своих ребят уезжать, а заставили! Только совершенно здоровых оставляли. Вот меня с моим куском уха, контузией и списали в запас. Попсиховал немного, да про своё золотишко и вспомнил. Эшелоном в Смоленск, Оршу. Нашёл то место. Ёлка моя стоит, родная, только вокруг мелколесье подросло. Я и устроился лесником в лесничество, к ней поближе. Год почти поработал, жил в общежитии, впятером в комнате. Золотишко туда не возьмёшь. Из Москвы награда меня нашла. За ту переправу, за ухо моё орден Красной Звезды дали. Нацепил к медалям орден, да и женился мгновенно. Работала она там же, в лесничестве. Дали нам квартиру, а ещё через год сын родился. Я десять слитков и принёс домой. Спрятал под пол, жене ни слова. А вовремя забрал половину клада! Пришёл туда через неделю – рядом с ёлкой моей стоят вагончики, кирпичный завод начали строить, ведь железная дорога рядом, удобно. Ещё через месяц и вовсе то место распахали, площадку готовили под фундамент. У меня словно что-то в сердце оборвалось. Переживал. И так сложилось в душе, что уговорил жену свою уехать оттуда. Вот и попали мы в ваш город. Купили домик, живём, как все. Слитки прикопал под домом, а на душе неспокойно. Такое количество золота, я слышал, на расстрельную статью тянет. Так и дерёт душу, что же с ним делать, куда спрятать, чтобы и с прибором не нашли? К тому времени проводили мимо нас линию водопроводную. Прораб и зашёл ко мне, мол, если позволишь через участок линию провести, кран тебе во дворе поставим. Тогда ни у кого во дворах, в домах краны не устанавливали. Обычно на углу улицы, переулка один кран на десять-пятнадцать дворов. Как было не согласиться? А когда прокопали траншею, я и понял, куда спрячу слитки. Под трубой их ни один прибор не найдёт. Дело сделано, но в последний момент бес попутал, и я решил один слиток оставить. Думал, разрежу и по кусочкам продам. Лишний раз подтверждаю: чтобы заниматься любым делом, нужно хотя бы что-то о нём знать. А я выскочил и – попался сразу на подставу. Отсидел в колонии год и получил от жены письмо с известием, что сынок мой умер – беда, видно, одна не ходит. Написал жене, чтоб не ждала меня. Ничего уже туда меня не тянуло, а тем более слитки. И думать о них забыл. Отбарабанил десять лет и только тогда узнал, что ещё пять должен жить в Березниках. Здесь и нашёл свою судьбу; и жену, и трёх детей, и теперь внуков. Как нашёл её, так это своя история. Обедать ходил в столовую, где она работала. Смотрю: ходит между столиков, грудь – во-о, щёки – во-о! Настоящая русская женщина. В эти щёчки да в тыковки мои и влюбился с первого дня. Я в жизни по бабам не ходок, пригласил на свидание, в первый же день поцеловал, а на втором свидании предложил замуж за меня. Она, видно, сгоряча да и согласилась. Мужикам-то вокруг совсем другое нужно. Потом, когда дети пошли, что уж… Ходим иногда в гости к одним знакомым. Он говорит: «Вот моя комната, моя постель. Вот комната жены». Дивимся мы: как это врозь спать? Мы ложимся, она мне головку на плечо и, как в неведомое царство, улетаем. Не могу без неё спать. Она в больнице, а я ночей не сплю, хожу по дому, как неприкаянный. И вот скажи – любовь это или нет? А ещё объясни мне: неужели ему, там наверху, надо было мне столько испытаний, искушений в жизни сделать, чтобы здесь, в этом холодном краю, я смог найти своё настоящее счастье.

Еду я домой и думаю, что лучше бы Евгений Васильевич продал тот слиток да пожил нормально. Не обеднело бы наше государство. А с другой стороны, не было бы у него любимой жены, детей, внуков. Не поймёшь нас, человеков, всё нам не так…

С чем я еду домой? На все вопросы найдены ответы. Но человека какого встретил! Громадину! Да рядом с ним эти десять килограммов золота – просто песчинка…

Вот где наш золотой запас!

Гармония по-рыжему
Анна Андим

http://book-l.ru/garmoniya-po-ryzhemu-anna-and/

Всё на свете стремится к равновесию, и волшебный мир не исключение. Люди, животные, птицы, магические существа… Сказка и реальность тесно переплетаются между собой, заимствуя друг у друга характерные черты и особенности. Сборник «Гармония по-рыжему» не только подскажет, можно ли с помощью хитрости и колдовства достичь желаемого; расскажет о том, как бывает в тех местах, где звери разговаривают, пользуются заклинаниями, летают драконы, а ведьмы меняют судьбы людей, но и объяснит происхождение знакомых понятий в фантазийной, сказочной форме, интересной как детям, так и их родителям.

Екатерина Годунова

Суворовская, Ставропольский край

«Любимый, вы меня не любите…»

 
Любимый, вы меня не любите,
Вы не обучены любви.
Мою вы душу просто губите,
А ведь порадовать могли.
 
 
О чувствах шутите, злословите,
Я улыбаюсь и терплю.
Любимый, вы меня не стоите,
Напрасно вам себя дарю…
 

«Граната красное тело…»

 
Граната красное тело
Рвала на куски и ела…
Тяжёлые капли сока
Дарили мне дух Востока…
Струился нектар по венам
Горячим огнём Вселенной…
Я «спарить» с душой посмела
Граната красное тело…
 

«Жизнь словно кофе: то горько, то сладко…»

 
Жизнь словно кофе: то горько, то сладко.
Хаоса много, мало порядка.
 
 
Мысли рождаются – дни умирают.
Горя с избытком – любви не хватает.
 
 
Вместо пшеницы ненависть зреет.
Души незрячие, души болеют.
 
 
Что-то не ладится, что-то не гладко.
Жизнь словно кофе: то горько, то сладко…
 

«Лета кубик внутривенно…»

 
Лета кубик внутривенно,
Солнца шарик под язык…
Жаль, что в мире всё мгновенно,
Крик младенца – вдовий крик.
 
 
Пробужденье. Полдень. Полночь.
Дней цветная мелькотня…
Жизнь оттачивает почерк,
Пишет книгу про меня…
 
 
В холода я будто пленный,
Сил и радости впритык…
Лета кубик внутривенно,
Солнца шарик под язык…
 

Андрей Голубь

Владивосток

Венский поездок

В посёлке Покрышкино на улице Ленина помер местный слесарь Антип. Мужик он был простой, жил как все – не то чтобы бедно, но и не то чтобы богато, с соседями был относительно дружен, жену не бил, детей не ругал. Привычек скверных Антип не имел, выпивал, как все, разве что песни горланил матершинные, когда подопьёт, но это уже было его, Антипа, дело, где и что петь, и никто из местных его за это не корил. Добра за жизнь слесарь Антип скопил немало, но добро это было неказистым и простым, а на другое Антип не заработал.

Похороны Антипа прошли через три дня по всем поселковым канонам – гроб на табуретках, причитающие старухи и длинная дорожка из гвоздик. Жена слесаря, прождав положенные сорок дней, укатила с соседом и детьми залечивать душевную рану на юга, а квартиру оставила одной бдительной соседке. Рано утром она вручила ей ключи с наказом раздать всё, что имелось в доме, всем желающим. Старушка эта после отъезда Антиповой жены добросовестно написала записку на доску объявлений, а к вечеру слегла с сердечными болями и уехала в больницу на карете скорой помощи. В записке говорилось следующее:

«В пятницу раздам Антипа, покойного слесаря, вещи всем желающим. Валентина. 15 кв.»

Первым эту записку увидел местный хулиган, который шёл рано утром в игровой клуб прогуливать уроки. Ведомый, как позже скажет участковый, хулиганскими мотивами, он подписал на клочке слово известное, но некультурное, поэтому здесь оно напечатано не будет. Местный дворник, увидев безобразие, отходил шалопая метлой, а записку исправил, чтобы не вызывать возмущения местных жителей.

Не успели ещё покраснеть следы от прутьев метлы под брюками хулигана, как из подъезда вышла семья Куриных в полном составе. Отец с сыном несли ковёр, чтобы просушить его на заборе, жена с дочерью шли следом и несли два таза белья, спеша занять свободные бельевые верёвки. Младший Курин заметил объявление и остановился.

– Папка, гляди! Бабка Валентина вещи Антипа покойного раздавать будет! Пишет про поезда какие-то!

– Антип, я слышала, в депо работал по молодости, – добавила жена. – Нужно будет сходить посмотреть.

– Вот это дело! Может, там инструмент какой завалялся, сходим, – ответил отец.

Мимо подъезда прошёл пенсионер из соседнего дома, беглым взглядом он окинул доску объявлений и сел за столик во дворе, чтобы немного отдохнуть в теньке, к нему подсели ещё два местных жителя, достали домино, начали играть. Один из них припомнил покойного Антипа и его набор инструментов.

– Шабашить приходил всегда со своим, – сказал один из них, звонко щёлкая по столу костяшкой домино, – даже сварочный аппарат содержал.

– В пятницу Семёна зашлём на разведку, нехай поглядит, – ответил другой.

Со стороны кооперативных гаражей во двор направлялась целая компания местных маргиналов-алкоголиков, которые ещё до обеда успели изрядно принять на грудь и теперь слонялись и бездельничали. Новое объявление привлекло их внимание, когда до подъезда оставалось ещё метров десять.

– Работа там, может, какая, – произнёс один из них и ускорил шаг.

– Если работа, то я пойду, мужики, мне нужнее, – ответил второй. Все втроём они подбежали к доске и принялись жадно читать.

– Поезда, мужики! Поезда! Вы себе представляете? У моей тётки в детстве был венский поездок с рельсами и гудочком. Так она его потом у какого-то коллекционера на песцовую шубу выменяла! Храни Боже Антипа, покойного раба твоего!

Неожиданно на первом этаже, в квартире, окна которой выходят прямо на доску объявлений, дёрнулась занавеска, за которой скрывалось суровое лицо заместителя старосты дома Елены Карловны. На старости лет слух уже начал её подводить, поэтому основные моменты из этого диалога она выписала в специальную тетрадку. Красной ручкой Елена Карловна обвела слова «венский поездок» и «песцовая шуба».

Дважды попытавшись дозвониться в пятнадцатую квартиру, Елена Карловна набрала на телефоне номер соседки сверху.

– Ирина Олеговна, добрый день. Возмутительно, не то слово! Валентина дорогостоящие вещи покойного Антипа в обход жилищного комитета раздаёт! В частности песцовую шубу и дорогой венский поездок! Да, конечно, надо разобраться. Я схожу к ней, попробую разузнать, что к чему. И вам всего доброго, Ирина Олеговна.

К вечеру все члены жилищного комитета срочно собрались у двери Валентины. Четырнадцать человек, суммарный возраст которых уже давно перевалил за тысячу, громко кричали и требовали у Валентины через дверь права первыми войти в квартиру покойного.

– Валентина! – кричала через дверь Ирина Олеговна. – Мы вам объявляем импичмент! Откройте немедленно дверь!

– Мяу! – отвечала ей кошка Валентины.

– Граждане, граждане, она решительно отказывается открывать! Я точно слышала, как она сказала «нет»! Валентина, именем жилищного комитета, откройте!

Не меньше часа деревянная дверь Валентины сокрушалась под натиском членов комитета, после чего собрание закончилось и старикам пришлось разойтись. Ближе к ночи к двери Валентины подкралась Ирина Олеговна.

– Валентина, – прошептала она в замочную скважину, – нам с вами, как ответственным лицам, необходимо первыми войти в жилище Антипа. Песцовую шубу мы с вами уж как-нибудь поделим. Что мы, не люди? Вот вам небольшой презент.

С этими словами она свернула несколько купюр в трубочку и просунула их в замочную скважину.

– Валентина, вы согласны?

Никто не ответил. Ирина Олеговна пропихнула в замочную скважину ещё несколько купюр.

– А так?

Молчание. Ирина Олеговна выругалась и пошла наверх за заначкой. Стоило ей захлопнуть дверь, как на лестничной площадке появился ещё один представитель жилищного комитета Иван Никифорович. Он достал из кармана конверт с пенсией и судорожно начал скручивать купюры трубочкой и просовывать их в замочную скважину.

– Валентина, это Иван. Вы только меня не забудьте. Я с вами пойду!

Просунув в замочную скважину половину содержимого конверта Иван Никифорович услышал шаги и сбежал. Сверху спустилась Ирина Олеговна.

– Валентина, я слышала, как вы выходили. Я отдаю вам все свои сбережения и надеюсь на ваше благоразумие. Буду ждать вас в десять утра здесь на лестничной площадке.

Не меньше получаса ушло у Ирины Олеговны на то, чтобы просунуть все свои деньги в замочную скважину. После того, как она ушла домой, открылась соседняя дверь, откуда вышла младшая Курина.

– Бабушка, – шёпотом произнесла она в замочную скважину, – меня мама послала, я вам всегда помогала. Вот папкино кольцо и мой золотой кулончик, я всё в ваш почтовый ящик положу, заберите, пожалуйста. Только возьмите маму тоже в Антипову квартиру. В девять утра она к вам постучится.

Следом за ней у двери Валентины появилась делегация стариков из соседнего дома. Кто-то пустил слух, что в квартире Антипа стоит дорогой немецкий коллекционный сервиз, и поэтому они тоже намерены принять участие в дележе. Сообщив, что вернутся ранним утром, старики бросили все свои накопления в почтовый ящик и удалились.

Паломничество к двери Валентины продолжалось до поздней ночи и переросло в настоящие торги. Те, кто уже отдал Валентине деньги за делёж Антипова добра, ревностно следили за теми, кто приближался к её двери, а после их ухода возвращались и «перебивали ставку».

В шесть утра у двери Валентины собралась немыслимая очередь из жильцов всего района. Людей пришло настолько много, что все банально не вмещались в подъезд. Ближе к семи утра из квартиры вышел молодой человек с двумя спортивными сумками и с удивлением обнаружил столпотворение.

– Вы кто? – хором спросила толпа.

– Внук, – ответил молодой человек. – Бабушка просила забрать кое-какие вещи, кошку покормить и передать ключи от Антиповой квартиры.

Добрая сотня рук тут же потянулась к нему, он достал маленький железный ключик и вложил его в первую же попавшуюся ладонь. Началась отчаянная давка, парень от испуга запрыгнул обратно и захлопнул дверь. Толпа поднялась вверх по лестнице и налегла на дверь Антиповой квартиры, кто-то повернул ключ, и все вместе они ввались в жилище.

– Именем жилищного комитета! Я забираю шубу! – закричала Ирина Олеговна и ворвалась в комнату. – А где шуба? Кто шубу забрал?

Никакой песцовой шубы и дорогого немецкого сервиза в жилище Антипа не оказалось. Пустые покосившиеся шкафы, пузатый телевизор на маленьком столике и банки с соленьями на балконе. Побродив немного по пустой квартире, толпа с недовольством начала расходиться. Вместе со всеми из подъезда вышел внук Валентины, который быстро закинул спортивные сумки в машину такси и укатил в неизвестном направлении. Следом за ним выскочила Ирина Олеговна, хотела было догнать его, но не успела. В руке она держала единственный трофей из Антиповой квартиры, который она случайно обнаружила в мусорном ведре, – расколотый пополам игрушечный вагончик с оттиском на дне «Wien, Österreich».

Инвентаризация

Ранним утром к воротам воинской части № 1332, утонувшей в бескрайней тайге, подъехал заляпанный грязью внедорожник ФСИН с двумя пассажирами. Гудком водитель разбудил дежурного, опустил окно и крикнул:

– К Мельникову!

Дежурный – заспанный молодой солдат – кивнул и, кутаясь в бушлат, бросился поднимать шлагбаум. Машина заехала на территорию части. Через несколько минут один из пассажиров этого автомобиля уже сидел в кабинете командира части полковника Николая Федоровича Мельникова. Сам Мельников только вернулся в штаб с развода и сейчас озадачивал дежурного по телефону: «Два чая нам, так точно. С лимоном. Как нет лимончика? Ну, роди лимончик. Так точно. Никак нет. Так точно».

Гость немного волновался. Он проехал очень много километров по грунтовке и «танковым колеям» с одним-единственным приказом и сейчас переживал, что полковник не сможет удовлетворить его просьбу, хоть они и давние знакомые. Мельников закончил разговор коротким приказом: «Выполнять!» – и положил трубку.

– Рассказывай, Денис Олегович, с какими делами в нашу глушь пожаловали? К нам, сам понимаешь, просто так не ездят.

Денис Олегович решил не тянуть и сразу перешёл к делу.

– Я по поводу прапорщика Коновалова, товарищ полковник.

– А что там с Коноваловым?

– Заберите его, пожалуйста, товарищ полковник. Я вас по-дружески прошу. Полковник рассмеялся и покачал головой.

– Никак нет, товарищ… Кто ты там теперь по званию, Денис Олегович? Майор?

– Майор… Пока ещё, – ответил Денис Олегович. – Но если вы своего прапорщика не заберёте, то я очень скоро разменяю одну звезду на кучу маленьких.

– Понимаю. Но забрать Коновалова – никак нет.

Дежурный трижды постучал в дверь и вошёл в кабинет, на столе появились две рюмки, бутылка коньяка и тарелка тонко нарезанных лимонных долек. Полковник открыл бутылку и разлил коньяк по рюмкам. Денис Олегович, майор в синей форме сотрудника ФСИН, виски которого едва только тронула первая седина, поднял рюмку. Полковник произнёс тост:

– Ну, давай по маленькой за встречу! Рассказывай, что он натворил у тебя, наш Коновалов.

Майор залпом опрокинул рюмку, выдохнул, закусил долькой лимона и начал свою историю.

– Да что рассказывать…

Ничего не предвещало беды в Изоляторе временного содержания № 1 солнечным воскресным утром. Работа персонала шла в штатном режиме, майор Денис Олегович Шапкин смотрел смешные видео в интернете. «Вот это падение!» – произнёс комментатор, когда прохожий поскользнулся и проехал несколько лестничных пролётов на пятой точке. «Да, вот это точно», – согласился с комментатором Шапкин, отхлебнув горячий кофе из любимой кружки с надписью «Лучший сотрудник – 2017». Из коридора начал доноситься шум: привезли пополнение. Майор поставил видео на паузу и пошёл знакомиться с новыми «постояльцами». Всего новичков оказалось шестеро – трое молодых дебоширов, пьяный хулиган, бывалый зэк-рецедивист и возрастной прапорщик. Последний, по мнению майора, должен был доставить меньше всего проблем. Военный не вёл себя вызывающе, не требовал звонков или посетителей, а только травил пошлые армейские анекдоты. «А вы знаете… – спросил прапорщик Шапкина, когда проходил мимо него в коридоре. – …анекдот про танкистов на полигоне?» Шапкин этого анекдота не знал.

В первый день пребывания прапорщика в ИВС ничего интересного не произошло, зато в понедельник утром начали твориться странные вещи. Когда майор уже подходил к работе, мимо него быстрым шагом прошуршал солдат с микроволновкой.

«Надо же, прям как у нас в столовой», – подумал Шапкин и на всякий случай пошёл быстрее. Чутьё майора не подвело. Когда он добрался до здания ИВС, оказалось, что некоторая часть вещей ночью исчезла в неизвестном направлении. Изолятор мгновенно «закрыли на лопату».

Шапкин поднял тревогу, но прибывший наряд полиции никаких следов преступников не нашёл, а лица солдата с микроволновкой Шапкин не разглядел. Пока он общался с вышестоящим начальством в коридоре по мобильному телефону, из-за угла вынырнул арестованный прапорщик с кружкой «Лучший сотрудник – 2017» в руке. На ходу он рассказывал кому-то анекдот про поручика и коня. Увидев Шапкина, прапорщик вытянулся по стойке смирно и выполнил воинское приветствие.

– Здравь желам, тварщ майор! – отчеканил военный. – Разрешите доложить! Прапорщик Коновалов приступил к инвентаризации имущества!

Шапкин отнял у прапорщика кружку. Уже через несколько секунд «инвентаризатора» скрутили и кинули в одиночную камеру под наблюдение. Шапкин лично закрыл за прапорщиком дверь одноместной камеры. Несколько раз Коновалова пытались допрашивать, но это ни к чему не приводило. Он продолжал докладывать о ходе инвентаризации. Заработавшись допоздна, Шапкин прилёг вздремнуть на небольшом диване в своём кабинете. Полноценно поспать не получилось, майор проснулся около трёх часов ночи от порывов холодного ветра. Из его кабинета пропало окно. Прапорщика разгневанный Шапкин обнаружил в медицинском кабинете. Тот переписывал серийные номера с врачебного оборудования. Несколько часов сна Дениса Олеговича стоили ИВС нескольких нар, скамейки, кожаного кресла, телевизора, двух чайников, всей системы видеонаблюдения и единственной служебной собаки. Шапкин решил допросить прапорщика на месте.

– Где окно, Коновалов? Сука, говори по-хорошему!

– Никак нет окна, – отвечал Коновалов. – У меня в плане инвентаризации вашего кабинета вот записано: «Окна – 0 шт.».

– А собака где?

– Собаки тоже никак нет, товарищ майор! «0 шт.» Вот написано, – удивлённо бормотал прапорщик.

– Как ты из камеры выбрался?

– Просто вышел. А почему бы и не выйти? Двери-то нет.

– Да я же тебя лично закрывал!

– Ну как же закрывали?! Вот у меня записано в плане инвентаризации: «Одиночные камеры – 5 шт. Дверей – 4 шт.». Типичное армейское разгильдяйство у вас тут. Эти недостроили, а нам, значит, отдуваться. Кстати, хотите, я вам анекдот про разгильдяйство? Шёл, значит, как-то мужик…

Шапкин опрокинул рюмку залпом и поморщился.

– Он у нас неделю пробыл, мы его выгоняли, а он всё равно возвращается. Дежурный хотел его застрелить, так нечем: он инвентаризировал бойки от пистолетов. Позавчера среди бела дня ворота инвентаризировал. Караульную вышку ночью инвентаризировал наполовину. Товарищ полковник, заберите его, пожалуйста.

– Никак нет, – отрезал полковник. – Ты меня пойми правильно, майор, Коновалов – прапорщик старой закалки. Золотой военный, таких один на миллион. Нужен части танк? Утром он будет стоять под окном. Тысяча новых «комков» офицерам? Пожалуйста. Но раз в несколько лет у него случается инвентаризация, как полнолуние у оборотней. Мы его уже куда только не пристраивали – больницы, санатории, курорты… Нигде его не берут теперь!

Решили вот так, через начальство твоё, по старой дружбе попробовать его закрыть, но и это, как мы видим, не помогло. Часть от его инвентаризаций несёт колоссальные убытки. Ты вот рядом со штабом, когда подъезжал, видел здание казармы? Не видел. Инвентаризировано, чтоб его! Давай, майор, ещё по одной!

Полковник наполнил рюмки и поднёс свою ко рту.

– Вы меня тоже поймите правильно, Николай Федорович, – произнёс майор и замолчал. За дверью громко рассмеялся дежурный.

– А вот ещё один. Встречаются два танкиста на полигоне…

Впервые за пятьдесят лет службы полковник Мельников поперхнулся коньяком и закашлялся.