Текст книги "Биотехнология и общество. Сборник материалов форума «Биотехнология и Общество», ассоциированное мероприятие II международного конгресса «ЕвразияБио». 12 апреля 2010 г., Москва"

Литература

1 Приказ Минобразования РФ от 11.02.2002 N 393 «О Концепции модернизации российского образования на период до 2010 года, одобренное Распоряжением Правительства РФ от 29 декабря 2001 г. № 1756-р.

«Биоэкополис или биотехнополис» (онтологические особенности построения системы «общество – природа»)

И. В. Добролюбова

(Институт философии РАН, Москва)

В жизни каждого человека огромную роль играет стремление к красоте, удобству, улучшению качества жизни, настойчивое желание обустроить среду обитания. Экология жилища, его функциональность, безопасность, доступность играют важнейшую роль в жизни каждого человека. Каждый человек формирует среду. Многие стремятся сделать грамотный выбор в создании собственной среды обитания. Но и среда, в свою очередь, влияет на человека, формирует его. Выдвижение на первый план уникальности каждой человеческой личности, стремление индивидуализировать все, что связано с ней, требует построения такой окружающей среды, которая соответствовала бы, биосоциальной природе человека. В свою очередь, функциональные, структурные, художественные особенности данного подхода максимально сохраняют природную составляющую в формировании среды его обитания.

Образом предельно обобщенной среды, где реализуется биосоциальная природа человека, может считаться система «общество-природа». Кажущаяся простота данной двухкомпонентной системы обманчива. Первичный анализ подсистемы «природа» и подсистемы «общество» дает возможность сделать вывод о более сложном едином целом. Система «общество-природа» развивающаяся, сложная, многокомпонентная, многоуровневая система со специфическими иерархическими, структурными, организационными отношениями. Очевидно, что элементом, структурной единицей данной системы должно быть образование, имеющее как природные, так и социальные компоненты. Многочисленность компонентов, конгломератов компонентов системы позволяет различным авторам, вычленяя социальные черты, характеризующие взаимодействие общества с окружающей его средой обитания, и природные черты, характеризующие саму эту природную среду, представлять структурную единицу системы по-разному, например: как территориальную антропоэкологическую систему (А. Д. Лебедев), геобиосоциосистему (А. Р. Чумаков), антропо (демо) экологическую систему (В. С. Преображенский, Е. Л. Райх), социоэкосистему (например, Н. М. Мамедов,В. Н. Голубев) и т. д.

Наиболее предпочтительным для обозначения элемента, структурной единицы системы «общество-природа» является термин «социоэкосистема», т. к. в нем в максимально сжатой форме отражены общие и специфические признаки элемента данной системы. Также, можно отметить, что сама система в целом может быть представлена как аналог глобальной (планетарной) социоэкосистемы, где все человеческое сообщество взаимодействует с природой во всем ее многообразии. В свою очередь в качестве элементов глобальной социоэкосистемы могут быть представлены социоэкосистемы меньшей степени общности, регионального (в границах определенной территории, устанавливаемой на основе экологических, географических, социально-экономических критериев) и локального (местного) характера, где вычленяется взаимодействие определенной группы, сообщества людей с окружающей природной средой на определенной территории, в пределах автономно управляемых административно-хозяйственных единиц (например: регион как самое крупное членение, объединяющее по интересам несколько государств, отдельное государство, административные области, районы, города, с/х предприятия и др.). Отражение сложной эволюционирующей иерархически организованной системы «общество – природа» можно найти в иерархически структурированной организации планетарной социоэкосистемы: глобальная состоит из государственных, государственные из областных, областные из районных, районные включают городские, либо сельскохозяйственные. Каждая социоэкосистема включает две подсистемы: природную, состоящую из неживой и живой природы, и социально-экономическую, состоящую из социальной и хозяйственной систем… Кроме того, каждая подсистема имеет свой компонентный состав: природная включает приповерхностную толщу земной коры, почвы, растительный и животный мир, поверхностные и подземные воды, атмосферный воздух социально-экономическая – население, жилье, предприятия, инженерные сооружения, коммуникации, транспорт и другие антропогенные объекты. Поддержание социоэкосистемы в гармоничном и долговечном состоянии требует оптимизации всех ее компонентов, стимуляции функциональных структур, максимизации ее производительности. Управляющую и регулирующую роль в системе должен выполнять социум, его производственные, политические культурные, рекреационные, эстетические структуры.

На современном этапе возникают новые социоприродные иерархические целостности – природно-хозяйственные территориальные системы – связанные с природой хозяйственные объекты, производства на природных территориях. Все ПХТС базируются на природной подсистеме, являются вторичным образованием по отношению к ней, максимально вписаны в природу. Незначительное хозяйственное освоение, максимальное приближение к естественной природной среде – основные признаки природных территориальных комплексов (ПТК). Более активное хозяйственное освоение, прямое взаимодействие с природными (водными, земельными, биологическими и др.) ресурсами – признаки агропромышленных комплексов (АПК). Максимальное изменение природных территорий, их интенсивное хозяйственное освоение характеризуют хозяйственные (техногенные, урбанизированные) системы – это территориально-производственные комплексы (ТПК).

Несмотря на настоятельную необходимость сознательно, целенаправленно в целях выживания, в соответствии с новыми требованиями времени «усилиями людей и волей закона» создавать новые дружественные природе социоэкосистемы – положительных примеров почти нет. Разрабатываемая (например, Кавтарадзе Д. Н., Сафрошкин Ю. В., Яницкий О. Н. и др.) более 40 лет концепция «экопоселений»: экодеревень, эконоосферных поселков, экополисов (экогородов, экоградов, экосити, технополисов), реализующая построение техноэкосистемы максимально вписанной в природную среду, не имеет однозначно положительных примеров. Все же будущее реальных малых городов Одинцово, Косино, Красногорска, Каширы, Луганска, Вологды и т. п., наукоградов Пущино-на Оке, Зеленоград, Дубна, Черноголовка, Новосибирский Академгородок, (либо проектов, таких как Владивосток АТЭС 2012, Сочи-2014), называемых экополисами, пока мало похоже на реально строящийся экосити Нью Сонгдо (Ю. Корея), экогород Масдар-Сити (ОАЭ) или Донгтан (КНР) [Богдан Батыров. «Мода на биоэкополисы». Ж. «Большой Бизнес» № 10 (65), 2009]. Интернет, пестрящий новыми терминами названий городов будущего: «футороград», «футурополис», «умный город», «биокластер», «биорегион», «Т-экополис», «биоэкополис», «агробио-экополис», «биоагроэкополис», демонстрирует большой интерес к данной проблематике, но фактически констатирует, что не добавляется ничего нового, кроме названия, в теорию вписания техноэкосистемы в природную среду. Возможно, логичнее такую конструкцию назвать «биотехнополис», где как раз и отражается дружественное соразвитие технического потенциала социоэкосистемы и природной среды; проявляется и другой смысл, отражающий создание новых комплексов экологически чистых производств на основе высоких технологий, биотехнологий (напр., проект Центра инноваций в Сколково).

Литература

1 Пырин А. Г. Природная среда общества (социально-философский анализ). М., 2006.

2 Тетиор А. Н. Городская экология. М.: Академя, 2006.

3 Глазычев В. Л. Городска я среда: тех нологи я развити я. М.: Ладья, 1995.

4 Яницкий О. Н. Экология города. Зарубежные междисциплинарные концепции. М., Наука, 1989.

5 Сафрошкин Ю. В. Экополис – шанс на будущее: основы концепции гармоничных низовых ячеек расселения ноосферы. М.: ОИН, Социоинновация, 1991.

6 Вопросы социоэкологии. Львов, 1987.

Влияние экологии урбанизированных территорий на психоэмоциональный статус молодежной популяции

А. Д. Доника

(Волгоградский государственный медицинский университет, г. Волгоград)

В современной литературе широко обсуждаются проблемы промоторного действия антропотехногенной нагрузки (от англ. promote, т. е. способствующего действию других факторов). Так, в частности, в ряде работ было указано на рост неврологических расстройств вследствие влияния электромагнитной нагрузки [1], городского шума [2]. В ряде исследований было показано, что генетические структуры людей, находящихся в состоянии психологического дискомфорта, обладают большей чувствительностью к действию средовых мутагенов и, следовательно, степень выраженности стресса может быть использована, как один из показателей общетоксической нагрузки при оценке индивидуальной чувствительности генома человека к действию комплекса генотоксических факторов окружающей среды [3].

Волгоград является крупным промышленным городом, экологическое неблагополучие которого обусловлено многими антропотехногенными факторами, в частности в городе отмечается один из самых высоких в стране показатель заболеваемости бронхиальной астмой, являющийся маркером экологического неблагополучия города. Практический интерес рассматриваемой проблемы инициировал исследование неблагоприятного влияния экологии на состояние здоровья молодежной популяции г. Волгограда.

Согласно современным концепциям состояние психологического статуса является объективным критерием для оценки здоровья и психической адаптации к воздействиям окружающей среды [4]. В этой связи мы провели исследование уровня невротизации молодежной популяции на модели студентов Волгоградского государственного медицинского университета по методике Л. Л. Дмитриевой, взятых в паритетных соотношения юношей и девушек, общим числом 436 человек. Математическая обработка данных проводилась в соответствии с ГОСТ 8.207–76 методами вариационной статистики с вычислением параметрических (t-критерий Стьюдента) и непараметрических (χ²) критериев различия и коэффициентов корреляции с помощью пакета прикладных программ Excell for Windows.

Согласно полученным результатам, распространенность субклинических уровней невротических состояний среди студентов медицинского вуза значительна и имеет гендерные различия качественных и количественных характеристик. По данным распределительного анализа первое место у девушек занимают субклинические уровни невротических состояний по шкале тревоги, которые чаще регистрируется среди девушек 2 и 6 курса (80,2 % и 72,9 %), реже у девушек 3 и 4 курса (54,2 % и 57,5 %), р<0,05. На втором месте у девушек – распространенность субклинических форм по шкале астении (от 51,8 % девушек 4 курса до 68,1 % девушек 2 курса), р>0,05. Астенический синдром характеризуется сочетанием повышенной возбудимости с раздражительной слабостью и может расцениваться как проявление утомления. Третье место занимают субклинические формы по шкале ипохондрии (от 42,5 до 66,2 % девушек) и четвертое место – по шкале депрессии (от 37,95 до 48,2 % девушек). На первом месте у юношей – субневротические расстройства по шкале тревоги и астении – от 36,8 % на 6 курсе до 62,1 % на 3 курсе; и от 35,8 % на 2 курсе до 51,8 % на 4 курсе. Значительно меньше юношей с субклиническими расстройствами по шкале ипохондрии и депрессии (до 4,9 % на 4 курсе). Распространенность субклинических уровней невротических состояний у юношей ниже, чем у девушек (р<0,05 для 2, 4 и 6 курсов).

Клинические уровни невротических расстройств имеют сходные характеристики. У девушек преобладают клинические уровни невротических расстройств по шкале астении (до 26,7 % на 6 курсе), в меньшей степени – тревоги (до 14,0 % на 2 курсе), незначительно – ипохондрии (до 10,1 % на 2 курсе) и практически отсутствуют по шкале депрессии (0–4,8 %). У юношей на первом месте – невротические состояния астенической формы (до 24,3 % на 3 курсе). Клинические уровни по шкале депрессии и тревоги у юношей встречаются редко (до 11,1 % на 4 курсе, до 8,1 % на 3 курсе), практически отсутствуют – по шкале ипохондрии (до 2,7 %). Распространенность клинических форм невротических расстройств по шкале астении у девушек выше, чем у юношей (р<0,05 для 2,4,6 курсов). В целом у студентов преобладают невротические проявления по шкале астении и тревоги.

Таким образом, состояние психоэмоционального статуса студентов отличается высоким уровнем невротизации, который не только снижает качество жизни молодежи, но и осложняет процесс профессионального обучения. Астенический синдром характеризуется сочетанием повышенной возбудимости с раздражительной слабостью и, следовательно, может расцениваться как фактор социально-профессиональной дезадаптации на додипломной стадии профессиогенеза. Отличительной особенностью распространенности невротических проявлений у девушек является их полиморфный характер: астения, тревога и ипохондрия, в меньшей степени депрессия (0–4,8 %). Если у студентов-юношей практически не встречаются неврозы по шкале ипохондрии, то у девушек они встречаются у 5,2–10,2 % (р<0,05), что, возможно, обусловлено более широкой патологической пораженностью девушек, в частности у каждой третьей девушки были выявлены функциональные отклонения или заболевания репродуктивной сферы.

Таким образом, негативные показатели психоэмоционального статуса студенческой молодежи, в частности, высокий уровень невротизации выраженной астено-тревожной направленности, являясь маркерами психоэмоциональной дезадаптации к различным внешним факторам окружающей среды, могут рассматриваться как проявление промоторного действия экологических факторов крупного промышленного города на здоровье молодежной популяции. Полученные результаты подтверждают актуальность и практическую востребованность инновационных форм жизнеустройства, позволяющих предупредить негативное воздействие и снизить ущербы, обусловленные экологией урбанизированных территорий.

Литература

1 Аксенов О. И. Экологически обусловленные заболевания у населения Москвы, связанные антропогенной нагрузкой / О. И. Аксенов, И. Ф. Волкова, А. П. Корниенко // Гигиена и санитария.

2001. № 5. С. 82–83.

2 Дунаев В. И. Формирование электромагнитной нагрузки в условиях городской среды / В. И. Дунаев // Гигиена и санитария.

2002. – № 5. С. 65–67.

3 Ингель Д. И. Связь эмоционального стресса у жительниц г. Чапаевска с токсикологическими и генетическими показателями / Д. И. Ингель, А. М. Прихожин // Гигиена и санитария. 2002. № 1. С. 13–19.

4 Ушаков И. Б. Системная концепция индивидуального здоровья с позиций практической медицины / И. Б. Ушаков, Р. Л. Вартбаронов, В. М. Усов // Гигиена и санитария. 2004. № 2. С. 61–67.

Субъективная реальность и мозг: от расшифровки генетического кода к расшифровке нейродинамического кода психических явлений[3]3
  Работа подготовлена в рамках гранта РГНФ № 09-03-00154a.


[Закрыть]

Д. И. Дубровский

(Институт философии РАН, Москва)

Проблема объяснения сознания с позиций психофизиологии и нейронаук стала исключительно актуальной в условиях информационного общества и научно-технической революции, вызванной бурным развитием четырех мегатехнологий. Это – нанотехнологии, биотехнологии, информационные и когнитивные технологии (их связь обозначается в западной номенклатуре NBIC). Они взаимооплодотворяют друг друга, создавая небывалые, чрезвычайно мощные средства преобразования человека и земной цивилизации. В этом процессе стратегически важным звеном является разработка указанной проблемы, которая в классическом варианте именуется проблемой «сознание и мозг». Ее суть выражена словами И. П. Павлова: «каким образом материя мозга производит субъективное явление» [1, с. 247]. Она составляет центральный и наиболее трудный для исследования раздел психофизиологической проблемы, включает существенные философские предпосылки и аспекты, но остается научной по своему содержанию, методам исследования и результатам.

Проблема «сознание и мозг» (mind-brain problem) вот уже более полувека находится в центре внимания аналитической философии, где она представлена поистине колоссальным объемом литературы (порядка тысячи монографий и сборников, огромное число статей). Важно подчеркнуть, что в подавляющем большинстве представители аналитической философии опираются на результаты научных исследований; некоторые же из них принимают непосредственное участие в развитии когнитивных наук.

Теоретические трудности проблемы «сознание и мозг», начинаются уже с определения сознания. Понятие сознания многомерно, не поддается линейной экспликации, требует специального кропотливого анализа (эти вопросы подробно обсуждаются в [2]). Для наших целей достаточно выделить его главное специфическое свойство, из-за которого оно становится камнем преткновения для нейрофизиологических исследований и для научного объяснения вообще.

Сознание обладает специфическим и неотъемлемым качеством субъективной реальности (далее сокращенно – СР), которое представляет осознаваемые психические состояния индивида, удостоверяющие для него факт его существования. Понятие СР охватывает как отдельные явления и их виды (ощущения, восприятия, чувства, мысли, намерения, желания, волевые усилия и т. д.), так и целостное персональное образование, объединяемое нашим Я, взятом в его относительном тождестве самому себе, а тем самым в единстве его рефлексивных и арефлексивных, актуальных и диспозициональных измерений. Это целостное образование представляет собой исторически развертывающийся континуум, временно прерываемый глубоким сном или случаями потери сознания. СР всегда представляет собой определенное «содержание», которое дано индивиду в форме «текущего настоящего», т. е. сейчас, хотя это «содержание» может относиться к прошлому и будущему. Все множество явлений СР, протекающих как последовательно, так и одновременно, в значительной степени организуется и управляется нашим Я, которое, в свою очередь, всегда в том или ином отношении проникнуто их «содержанием». Лишь в патологии возникают так называемые психические автоматизмы и другие проявления деперсонализации – переживание чуждости, независимости от Я отдельных явлений СР, их навязанности, неуправляемости [3].

Качество СР обозначается в аналитической философии и другими терминами: «ментальное», «феноменальное», «интроспективное», «субъективный опыт», «квалиа». Именно это качество создает главные теоретические трудности при попытках включить реальность сознания в естественнонаучную картину мира, в частности, при попытках объяснения его связи с мозговыми процессами. Наряду с этой онтологической трудностью перед нами не меньшая гносеологическая трудность. Явления СР описываются в категориях интенциональности, смысла, ценности, цели, воли, а мозговые процессы – в категориях массы, энергии, электрохимических процессов, пространственных отношений. Возникает задача соотнесения и интеграции в единой концептуальной структуре двух языков описания и объяснения, которые не имеют между собой прямых логических связей.

Эти онтологические и гносеологические трудности проблемы «сознание и мозг» (которые взаимообусловлены!) именуют в аналитической философии «провалом в объяснении»; для их преодоления используется редукционистская стратегия, представленная в двух ее вариантах: физикалистском (когда явления СР редуцируются к физическим процессам) и функционалистском (когда они редуцируются к функциональным отношениям). Сравнительно немногочисленные противники редукционизма (Т. Нагель, Д. Чалмерс, Дж. Серл и др.) не предлагают, однако, четкого концептуального решения указанной проблемы.

Такое решение должно представлять собой теоретически корректный ответ, по крайней мере, на два следующих вопроса, составляющих суть проблемы «сознание и мозг»:

I Как объяснить связь явлений СР с мозговыми процессами, если первым нельзя приписывать физические, в том числе пространственные свойства, а вторые ими по необходимости обладают?

II Как объяснить способность явлений СР служить причиной телесных изменений, если им нельзя приписывать физические свойства (массу, энергию и др.)?

Можно поставить и третий вопрос: как объяснить феномен свободы воли в свете детерминированности мозговых процессов? Он связан с первыми двумя главными вопросами и зависит от их решения.

В современных нейрофизиологических исследованиях и когнитивной науке эти вопросы неизбежно возникают, но они далеко не всегда четко выражены и осмыслены. При попытках их научного решения, как правило, явно или неявно используются метафизические или метанаучные посылки, которые определяют различные теоретические конструкции в психофизиологии. Задача состоит в том, чтобы не подключать к объяснению метафизические посылки, по крайней мере, в явном виде, ограничиться теми понятиями и теоретическими принципами, которыми оперируют когнитивные науки.

Для ответа на эти вопросы предлагается информационный подход [4].

Исходные посылки этого подхода следующие:

1) Информация необходимо воплощена в своем физическом (материальном) носителе, который является определенной кодовой формой ее существования.

2) Информация инвариантна по отношению к физическим свойствам своего носителя, т. е. может кодироваться по-разному (сокращенно далее это именуется «принципом инвариантности»).

К этому следует добавить одно соглашение.

3 Явления СР могут интерпретироваться в качестве информации (В силу интенциональности явлений сознания, т. е. явлений СР, их «содержательности»; ни одно из них не бывает «пустым». (Например, мое восприятие дерева, как явление моей СР, есть информация о соответствующем внешнем предмете.)

Если эти посылки и положение (3) принимаются, то из них следуют искомые объяснения.

I. Явление СР связано с определенным мозговым процессом как информация со своим носителем. Это особый тип функциональной связи, отличающийся от причинной связи. Возьмем тот же пример. Я вижу сейчас дерево перед окном. Переживаемый мной образ дерева есть явление СР (обозначим его О), его носителем (согласно современным представлениям) является определенная мозговая нейродинамическая система (обозначим ее Х). Связь О и Х является функциональной, она специфична в том плане, что О и Х есть явления одновременные и однопричинные, они находятся в отношении взаимооднозначного соответствия. Такой тип функциональной связи я называю кодовой зависимостью. Х является кодом О. Поэтому нейрофизиологическое объяснение данного явления СР О состоит в расшифровке его нейродинамического кода Х.

Задача такого рода отличается в ряде отношений от задач классического естествознания, так как носит герменевтический характер, она поставлена уже наукой (вслед за расшифровкой кода ДНК и генома человека). Говорить о пространственной локализации явления СР можно лишь в том смысле, что оно воплощено в определенном нейродинамическом коде.

Что означает задача расшифровки кода? Поскольку информация существует исключительно в кодовой форме, это может означать лишь одно: преобразование непонятного для данной системы кода в понятный. А постольку существуют два типа кодов. Я называю их: 1) «естественными» и 2) «чуждыми».

«Естественные» коды – непосредственно «понятны» той системе, которой они адресованы, «прозрачны» для нее, не требуют операции декодирования (слово «дерево» сразу понятно человеку хорошо знающему русский язык, ему не нужно специально (сознательно) анализировать физические и структурные свойства этого кодового объекта и т. п.). Информация в форме естественного кода «готова» для управления.

«Чуждые» коды – требуют декодирования. Но это означает не что иное, как преобразование «чуждого» кода в «естественный» код.

После того как найден и закреплен способ такого преобразования, «чуждый» код становится для самоорганизующейся системы «естественным», что знаменует акт ее развития.

В самоорганизующейся системе существуют «первичные», фундаментальные коды (например, код ДНК, частотно-импульсный код в нервной системе, над которыми настраиваются в процессе филогенеза и онтогенеза новые кодовые зависимости.

В явлениях СР личности дана информации, так сказать, в «чистом» виде (т. е. те мозговые коды, в которых воплощены явления СР, нами не ощущаются, не отображаются). Этот фундаментальный факт нашей психической организации объясняется тем, что в силу посылки (2) у живых существ для приспособления к среде развивалась в процессе эволюции способность приобретения информации и эффективного оперирования ею, а отображение носителя информации оказывалось для этой цели не существенным и потому не развивалось. На основе этого принципа объясняется и сам факт субъективного переживания – почему объективно существующие в мозгу нейродинамический коды переживается в качестве образов, мыслей и т. п., которых в мозгу нельзя обнаружить самих по себе.

Расшифровка мозговых кодов явлений СР – реальная научная задача. В этой области уже сейчас достигнуты значительные результаты. Ее решение способно вызвать судьбоносные для земной цивилизации последствия как позитивного, так и негативного характера.

Если мозговые коды явлений СР будут в существенной степени расшифрованы, то это поставит нас перед лицом чрезвычайных рисков, так как затронет фундаментальный принцип социальной самоорганизации – относительную «закрытость» внутреннего, субъективного мира личности. Будет нарушено неотъемлемое право личности: «открывать» другому свои мысли, намерения, чувства и т. п. лишь по своей воле. Кто, как, зачем станет «открывать» другого? Каковы могут быть социальные и иные последствия этого? Подобные вопросы требуют тщательного рассмотрения как в теоретическом, так и в практическом плане.

Перейдем к ответу на второй вопрос.

II. Явление СР способно выступать причиной телесных изменений в качестве информационной причины. Ее отличие от физической причины определяется принципом инвариантности: причинный эффект (цель, процесс и результат производимого действия) вызывается тут именно информацией на основе сложившейся кодовой зависимости, а не самими по себе конкретными физическими свойствами носителя данной информации, поскольку они могут быть разными. Психическая причинность есть вид информационной причинности, и важно подчеркнуть, что она ни в коей мере не затрагивает принцип физической причинности. В самоорганизующихся системах именно информация служит фактором управления.

Явление СР способно выступать не только причиной телесных изменений, но и причиной других явлений СР (когда, например, одна мысль влечет другую и т. п.). Феноменологически центром активности здесь выступает наше Я. Но если я могу по своей воле оперировать своими явлениями СР, то это равносильно, что я могу по своей воле оперировать их нейродинамическими кодами, т. е. управлять некоторым классом своих мозговых нейродинамических систем, а это означает, что Я представляет особую самоорганизующуюся подсистему головного мозга.

Эго-система образует высший уровень мозговой самоорганизации и управления; именно на этом уровне функционируют кодовые структуры типа Х. Она охватывает не только сферу сознательных, но и сферу бессознательных психических процессов, регулирует их взаимодействие. Только в контурах эго-системы информационные процессы приобретают качество СР, что связано со специфическими кодовыми преобразованиями. Эти кодовые преобразования представляют, в частности, и уникальные особенности эго-системы (и, значит, личностные особенности индивида), в том числе и такой личностный параметр как волеизъявление [5].

Таким образом, акт свободы воли (как в плане производимого выбора, так и в плане генерации внутреннего усилия, а соответственно, генерации энергии для достижения цели) есть акт самодетерминации. Тем самым устраняется тезис о несовместимости понятий свободы воли и детерминизма, но детерминизм должен браться в смысле не только внешней, но и внутренней детерминации (задаваемой программами самоорганизующейся системы).

Теоретическое решение двух главных вопросов проблемы «сознание и мозг» имеет принципиальное значение для развития психофизиологии и когнитивных наук в целом. Задача расшифровки мозговых кодов психических явлений может рассматриваться как важнейший способ их нейрофизиологического объяснения.

Рассмотрение задач и результатов исследований в области психофизиологической проблематики, которые интенсивно ведутся в добром десятке крупнейших западных научных центров, позволяет говорить о сравнительно новом направлении в когнитивных науках – нейрокриптологии.

Разумеется, я отдаю себе отчет, что предложенное мной теоретическое решение [6] является, так сказать, пробным, одним из мыслимых вариантов, оно должно пройти серьезные критические испытания; и было бы важно противопоставить ему конкурентную концепцию. Ибо только таким путем можно продвигаться в решении крайне трудных проблем.

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что на современном этапе развития когнитивных наук и нейронаук (их области пересекаются, но далеко не совпадают), в условиях чрезвычайного обилия и разнообразия эмпирических данных, их высокой информационной избыточности, сохраняющейся разобщенности различных дисциплин, исследующих головной мозг, острой актуальности междисциплинарных проблем возникает настоятельная потребность в специальной теоретической деятельности, которая способна служить оптимизации исследований, сокращению в них избыточной информации (столь заметной в публикуемых результатах многих экспериментальных работ). Она призвана четко фиксировать узловые задачи, обозначать и стимулировать прорывные направления исследований.

В области нейронаук, особенно в психофизиологии, назревает то, что давно имеет место в физике – разделение труда между экспериментаторами и теоретиками, т. е. потребность в специализированной теоретической деятельности (Эйнштейн, Гейзенберг, многие другие выдающиеся физики не занимались экспериментами, были теоретиками, но хорошо известно, что именно они сыграли первостепенную роль в развитии физики). Ряд крупных ученых говорят об этом, подчеркивая колоссальное накопление фактического материала, дефицит его упорядочения и интегрального осмысления. Дж. Хокингс считает, что современные исследования мозга настоятельно требуют создания «теоретической нейробиологии» [7, с. 11]. В происходящем сейчас процессе становления такого рода специализированной теоретической деятельности первостепенная роль может принадлежать именно философам – профессионалам в области теории познания и методологии науки. Но для этого, конечно, они должны быть достаточно компетентны в соответствующих областях научного знания.