Текст книги "Русская литература XIX века. 1850-1870. Учебное пособие"

К сожалению, в отдельных статьях критиков-публицистов появлялся «менторский» тон. Так, Чернышевский, еще более радикальный в своих оценках, позволил себе нападки на Тургенева после выхода его повести «Ася» (1858). Вместо осмысления нравственно-психологической проблематики этой любовной повести Чернышевский дал обличительный социально-политический анализ жизни русской дворянской интеллигенции за границей. Статья «Русский человек на rendezvous» (1858) послужила поводом к разрыву Тургенева с редакцией «Современника». С другой стороны, Чернышевский обогатил терминологию критической мысли гегелевскими понятиями. Анализируя психологизм первых произведений Л. Толстого, он вводит термин «диалектика души».

Чернышевский в большей степени был публицистом и общественным деятелем, чем критиком. Он был арестован и пострадал не как писатель, а как политик-революционер. Поводом для ареста послужила прокламация «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» (август 1861). Она призывала не верить царю, который заодно с помещиками, но избегать пока разрозненных бунтов и готовиться к организованному выступлению. Доносчик Костомаров указал на Чернышевского как автора прокламации. Убедительные доказательства, опровергающие доносчика, опубликованы лишь недавно. Во время двухлетнего заточения в Петропавловской крепости писатель создал свой знаменитый роман «Что делать?» (1863).

Хотя авторство революционной прокламации было не доказано, публициста приговорили к 14 годам каторги (сокращенной по приказу царя вполовину) с последующим поселением в Сибири. Только в 1883 г. он был переведен в Астрахань, а в 1889 (незадолго до смерти) – в родной Саратов.

Близкими по мировоззрению и стилистике стали литературно-критические статьи молодого Д.И. Писарева (1840–1868). Он сотрудничал в ежемесячном журнале «Русское слово» (1859–1866), который возглавлял Г.Е. Благосветлов. Писарев был сторонником философского материализма и естественно-научного знания. Значительное влияние он оказал на идеологию народников 70-х годов, хотя сам народником не был. Считается, что критик явился одним из родоначальников нигилизма «базаровского» типа. В 1862–1866 гг. находился в Петропавловской крепости за революционную пропаганду. Удивительно, но это не помешало ему продолжить свою литературную работу. Писарев высоко оценил роман Чернышевского «Что делать?» в статье «Мыслящий пролетариат» (1865) и творчество Тургенева (статья «Базаров», Толстого, Достоевского. В его рассуждениях часто звучал термин «реализм» (например, статья «Реалисты», 1864), который он понимал как научное, социальное, философско-критическое мышление, основанное на опыте жизни.

Критическая мысль того времени представлена и другими яркими именами. Среди них особенно заметны были А.В. Дружинин (1824–1864), А.А. Григорьев (1822–1864), К.Н. Леонтьев (1831–1891).

В конце 40-х – начале 50-х годов А.В. Дружинин сотрудничал в «Современнике». В 1856 г. он получил приглашение возглавить редакцию журнала «Библиотека для чтения». Еще в «Современнике» Дружинин выступил против Чернышевского, который не понравился ему и как человек, и как радикальный литературный критик. Полемику с ним, начатую в «Современнике», Дружинин продолжил на страницах своего журнала.

Критик отстаивал «вечные» духовные, эстетические ценности литературы. В программной полемической статье «Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения» (1856) он спорил с позицией Чернышевского в статье «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1855–1856), противопоставляя разоблачительному реализму Гоголя гармонический гений Пушкина (Гоголь, как известно, противопоставил своему социально-критическому направлению путь религиозных исканий). Теория «чистого искусства» была сосредоточена на оценке художественной пластики, восприятии слова как эстетического феномена.

Аполлон Григорьев сотрудничал сначала в журнале Погодина «Москвитянин», а в 1861–1864 гг. стал одним из ведущих критиков журналов братьев Достоевских «Время» (1864–1863) и «Эпоха» (1864–1865). В своих статьях он стремился избегать крайностей как социально-публицистического направления, так и теории «чистого искусства». Свою теорию он назвал «органической критикой». Критике «форм», которой увлекались в «Библиотеке для чтения», он противопоставлял «критику духа» произведения. Художественный текст он сравнивал с живым организмом. Этим определялось и его «органическое» восприятие. По существу, это был классический подход в единстве формы и содержания, обозначенный еще пушкинской категорией «вкуса» как чувства соразмерности и сообразности.

Константин Леонтьев придерживался консервативной позиции. Религиозные откровения современной литературы, в том числе и Достоевского, он считал еретическими. Осуждал он у нравственно-философские искания интеллигенции. В статье «Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой» он утверждал, что Вронский полезнее для России не только «искателя» Левина, но и самого Толстого. Православие Леонтьева имело обрядово-аскетический характер, что и привело его в итоге к постригу в Оптиной пустыни.

«Почвенничество» братьев Ф.М. и М.М. Достоевских развивало иное понимание христианства. Одним из его идеологов считается и Н.Н. Страхов (1828–1896). Иногда почвенниками называют также А. Григорьева, Лескова, да и Толстого в связи с особой разработкой нравственно-религиозной философии народа. Однако сам Достоевский не вмещался в рамки этой религиозно-психологической и философско-этнографической категории. Русское христианство рассматривалось им апокалиптически, как особая миссия православного народа, суть которой – «спасти человечество и дать новые формы жизни и искусства». Не случайно философское сближение концепции Достоевского и Вл. Соловьева, который вспоминал, что писатель называл апокалиптическую «Жену, облечённую в солнце» (Откр.12;1), Россией, а «дитя», рождаемое Ей, – «новым словом», которое Россия должна сказать миру (см. «Три речи в память Достоевского»). Для религиозных философов начала XX в. Достоевский осознавался как пророк не в метафорическом, а в прямом, духовном смысле слова (см. Н. Бердяев «Откровение о человеке в творчестве Достоевского» или Д.С. Мережковский «Пророк русской революции»), Достоевского можно также считать родоначальником философской критики и публицистики («Дневник писателя» 1873–1876, 1877, 1880–1881), получившей развитие на рубеже XIX–XX вв. в статьях русских религиозных философов.

На рубеже 60—70-х годов начало формироваться новое общественное движение – народничество. Идеологами этого движения стали М.А. Бакунин (1814–1876), П.А. Лавров (1823–1900), П.Н. Ткачев (1844–1885). Народники считали, что радикальное решение всех социальных проблем может быть достигнуто революционным путем и силами самого народа, руководимого интеллигентами-революционерами. Политического результата первое (1874 г.) «хождение в народ» не принесло. Крестьяне часто сами выдавали агитаторов. Однако народничество сыграло важную нравственную роль. Оно было реальным делом служения народу. Второе хождение в народ (1875 г.) получило общий просветительской характер. Земство дало для этого новые возможности. Интеллигенты «пошли в народ», работая врачами и учителями, осваивая народные ремесла.

Самобытной русской идеей стал анархизм Бакунина, который утверждал, что его жизненная цель состоит в том, чтобы быть свободным и освобождать других. Это была уникальная личность, фигура, достойная авантюрно-приключенческого романа. Одержимый стихией личной свободы, он перенес это мироощущение и в свою социальную систему. В книге «Государственность и анархия» (1873) Бакунин доказывал, что любая государственность, монархия или республика, является источником «эксплуатации и деспотизма». Власть развращает человека, делая одних тиранами, других рабами. Он считал, что необходимо бороться не за власть, а за социальные свободы. Государство как система насилия станет ненужной, если хозяином собственности станет сельская община. Мужик, утверждал Бакунин, «социалист по инстинкту», его не надо агитировать, а прямо призывать к бунту. «Учить народ? – спрашивал он, – это глупо. Народ сам лучше нас знает, что ему нужно». Такая «анархия» была своеобразной утопией свободы, нечто похожее на теократию. Но она невозможна без духовного преображения человека. М. Волошин в поэме 1924 г. «Россия» формулирует эту национальную стихию в виде антиномии: «У нас в душе некошеные степи. / Вся наша непашь буйно заросла / Разрыв-травой, быльем да своевольем. / Размахом мысли, дерзостью ума, / Паденьями и взлётами – Бакунин / Наш истый лик отобразил вполне. / В анархии – все творчество России…». Это не разрушение, не беззаконие и не безвластие, а внутреннее духовное освобождение.

В 70—80-е годы сформировалась и народническая критика. Самым крупным её представителем был Н.К. Михайловский (1842 – 1904). Он был одним из редакторов «Отечественных записок» наряду с Некрасовым и Салтыковым-Щедриным. Так, в статье 1875 г. «Десница и шуйца Льва Толстого» (правая и левая рука, метафорически «сила» и «слабость») он доказывал, что сила Толстого в понимании жизни простых людей, их нужд и забот, их правды. Слабость он видел в его философии истории. Социолога и публициста, вероятно, не вдохновляла метафизическая концепция, сложившаяся уже в романе «Война и мир», где русский историософ вводит категорию «духа истории» – нечто похожее на учение Л.Н. Гумилева о «пассионарности» и К. Юнга о «коллективном бессознательном».

В 70-е годы в России возникли крупные революционно-террористические организации. Их предвестием стала «Народная расправа» во главе с С.Г. Нечаевым. После разгрома его группы в марте 1869 г. он бежал за границу, где встречался с Герценом, Огарёвым, сблизился с Бакуниным. Нечаев был человеком «дела». Он написал «Катехизис революционера», для которого не существует никаких нравственных ограничений. «Нравственно для него всё то, – заявлял Нечаев, – что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно всё то, что помешает ему». Название организации, в которую он привлекал и «разбойные элементы» и где он занял место диктатора, говорит за себя. Чтобы проверить бойцов и сплотить организацию, Нечаев приказал убить студента Иванова, не пожелавшего беспрекословно подчиняться вождю. Эти факты имели широкий резонанс в обществе и по-своему отразились в романе Достоевского «Бесы».

В конце 70-х близкие методы проявились и в других организациях. Это были «Земля и воля» (1878–1879 гг.), названная в честь организации 60-х годов, и «Народная воля». Первая ставила целью политическую пропаганду. Так, 6 декабря 1876 г. на площади у Казанского собора в Петербурге была организована массовая демонстрация студентов, курсисток, молодых рабочих. Сначала был отслужен молебен о здравии находящегося в ссылке Чернышевского, а затем перед демонстрантами выступил Плеханов, призывая к борьбе против деспотизма. Рабочий Потапов развернул над толпой красное знамя. Среди активистов организации, которая строилась как партия со своей иерархией и отделениями, были братья Михайловы, В. Фигнер, С. Перовская, Н.Морозов, которые создали непосредственно террористическую группу.

Члены «Народной воли» философскими и художественными вопросами не увлекались. 25 августа 1879 г. Исполнительный комитет организации вынес смертный приговор Александру II, и началась настоящая «охота». Начиная с выстрела Каракозова, на царя было совершено восемь неудачных покушений. Однако император не прятался от опасности. Возможно, он устал от гигантской дистанции, пройденной по пути Великих реформ, всколыхнувших Россию. К этому добавлялись сложные личные отношения с княжной Долгоруковой, ставшей его «гражданской женой», что вызывало осуждение двора и семьи.

Один из образованнейших и гуманных русских царей, воспитанный Жуковским, знавший несколько иностранных языков, изучавший русскую литературу в изложении Плетнёва, искренне интересовавшийся жизнью простых крестьян, объявивший при воцарении амнистию декабристам, завершивший кровавую Крымскую войну, ослабивший действие цензурного комитета, стал жертвой борцов за «справедливость». Царствование, начавшееся «оттепелью», завершилось взрывом на Екатерининском канале.

Литературный и художественный процесс этого насыщенного общественными явлениями и идеями периода в целом отличался стилевым единством. Центральными эстетическими явлениями середины XIX в. стали формирование реализма и тяготение к эпическим художественным формам. Осмысляя русскую литературу середины XIX в., необходимо говорить не о реализме вообще, а об одной из разновидностей реализма, ставшей в это время основной.

Проблеме реализма посвящен специальный раздел учебника «История русской литературы XIX в. 40—60-е годы» под редакцией В.Н. Аношкиной и Л.Д. Громовой. Автор раздела А.А. Демченко, развивая концепцию У.Р. Фохта, выделяет две разновидности реализма: психологический (Пушкин, Лермонтов, Гоголь и др.) и социальный (натуральная школа, писатели-демократы 1860-х годов, народническая беллетристика 1870-х). Сохраняя терминологию Фохта и освобождая концепцию от ряда неточностей (среди которых отмечаются «расширительное наполнение психологического реализма произведениями писателей, выходящих за пределы 1830—1840-х годов и, наоборот, ограничение круга беллетристов социального реализма лишь так называемыми «писателями-социологами»»), – Демченко предлагает обозначить специфику реализма середины XIX в. как «реализма социального».

Действительно, в 50—70-е годы социальная «реальность» стала важным предметом художественного освоения, однако, очевидно, что категория «общества» в значительной мере является абстрактной и как единица мышления оказывается лишь термином социологии. Такой художественной абстракцией были государство, империя, просвещённая монархия в эстетике классицизма.

Художника-реалиста интересовало не само общество, а люди, живые судьбы, личность в системе общественных отношений. Думается, теоретически необоснованно делить реализм на «социальный» и «психологический», ведь основным жанром русской классической литературы стал социально-психологический роман. И реализм как тип художественного мышления, как литературный стиль неизменно являет диалектическое единство «социального» и «психологического» (понимая «психею», «душу», в широком смысле слова – как средоточие человеческой индивидуальности, включающей биологически-телесный, эмоциональный и рациональный уровень, нравственно-философский и мистико-религиозный мир личности, её социальное самосознание и т. п.). К этому прибавляется социально-психологическая уникальность художника и ее стилевое воплощение. Ведь, по известному выражению Бюффона, стиль есть личность.

Стремление индивидуализировать «социальный» реализм прослеживается и в концепции А.А. Демченко. Литературный процесс делится здесь на течения и школы, в основе которых философско-гносеологические ориентиры. Так, оформляется социально-просветительское течение: Герцен, Чернышевский, Некрасов, Салтыков-Щедрин, Слепцов, Н. и Г. Успенские, Решетников, Бажин, Омулевский, Кущевский, Максимов и др. Внутри течения выделяются революционно-демократическая разновидность (Чернышевский, Некрасов, Салтыков-Щедрин, Слепцов, Бажин, Омулевский) и либерально-демократическая (Помяловский, Решетников, Н. Успенскин, Левитов, Благовещенский, Гире, Шеллер-Михайлов, Мордовцев и др.). Им противопоставляются произведения так называемой антинигилистической литературы: Писемский «Взбаламученное море», Крестовский «Панургово стадо», Клюшников «Марево». По мысли А.А. Демченко, это была «вторичная, «теневая» литература», использовавшая сюжеты «с очернительскими целями». Думается, оценочные термины социологического типа в классификации реализма неточны. Какой же это тип реализма – «очернительский»? Тогда в одну группу с этими художественно второстепенными текстами попадают «На ножах» Лескова, «Бесы» Достоевского, «Обрыв» Гончарова?

Вероятно, осмысляя литературный процесс в рамках реалистической эстетики, можно исходить из типологии художественного пространства, говорить о типе самой художественной реальности, способе художественной манипуляции с действительностью, форме эстетической трансформации реальности, ее художественно-словесной разновидности. Тогда «социально-просветительско-рационалистическое» течение окажется публицистическим, ведь автор здесь не постигает действительность, а доказывает свою готовую общественно-политическую позицию средствами искусства. Публицистический стиль в реализме изначально субъективен, «идеален», по определению Белинского, и потому далеко не всегда объективно реалистичен. Показателен пример из «Дневника писателя» Достоевского, где писатель-психолог ставит под сомнение знаменитый эпизод из главы «Княгиня Волконская» поэмы «Русские женщины», в котором жена декабриста, увидев мужа, целует его цепи. Достоевский замечает, что женщина никогда так не поступит и поцелует сначала мужа, а уж потом (если появится такое желание) – цепи. Публицистически яркая сцена казалась критику реалистически недостоверной.

Тогда и стиль Салтыкова-Щедрина («Сказки», «История одного города»), по сути лишь условно-реалистический, может быть назван гротескно-фантастическим, а не «просветительским». Черты публицистического стиля присутствуют и в названных романах Лескова и Достоевского, которые выдвигают свою, точнее традиционную нравственно-философскую систему восприятия современных общественных явлений.

В рамках социального реализма А.А. Демченко говорит также о литературных школах (в точном смысле слово «школа» – это более позднее явление. Школой был, пожалуй, лишь акмеизм Гумилева). В литературном процессе XIX в., вероятно, можно говорить о подражании, ученичестве, эстетической близости членов группы. По существу, такими «школами» были крупные художественные журналы и их идейные руководители. Например, «Отечественные записки» времен Белинского или «Современник» Некрасова, который сам в творчестве далеко выходил за рамки социологической концепции Чернышевского, и именно он своим талантом привлекал единомышленников-реалистов.

Демченко выделяет в литературном процессе «школу Чернышевского» («Трудное время» В.Слепцова, «Степан Рулев» Н. Бажина, «Шаг за шагом» И. Омулевского и др.); «этнографическую школу» (родоначальник В. Даль, «Плотничья артель» А. Писемского, «Дедушка Поликарп» П. Мельникова-Печерского; «Рассказы. Две части» Н. Успенского, «Подлиповцы. Этнографические очерки из жизни бурлаков» Ф. Решетникова и др.); «некрасовскую школу» (Н. Михайлов, А. Плещеев, Л. Трефолев, И. Никитин, Н. Добролюбов, В. Курочкин, Д. Минаев и др.).

Кроме просветительского реализма, в социальном реализме принято выделять социально-психологическое течение. Собственно, это и есть русский классический реализм. Это произведения Тургенева, Гончарова, Островского. Сюда же относят романы Писемского «Тысяча душ» и Лескова «Некуда». Особое место отводится «школе Островского».

Третьим течением реализма становится социально-этическое (или этико-психологическое) течение. Его сформировали своими произведениями Толстой, Достоевский, Писемский (как автор романа «Масоны», 1880), Лесков (произведения о «праведниках» 1870—1880-х годов – «Однодум», «Запечатлённый ангел», «Очарованный странник»). Точнее это направление можно назвать социально-философским. Названные писатели действительно руководствовались этическими целями, но отнюдь не были морализаторами, а художество не смешивали с дидактикой. Они обнажали душевные бездны. Их откровения о человеке поражают не столько этической оценкой, а пьянящей диалектикой «двух бездн», если угодно, эстетическим «аморализмом» познания. Писателей интересовала человеческая личность как многоуровневая система. Бердяев называл романы Достоевского антропологическими экспериментами. А сквозной экзистенциальной темой Толстого становится смерть. Социальные факторы отступали здесь на второй план, вернее были лишь средой актуализации личности. В XXI в. многие социальные проблемы

XIX столетия кажутся наивными, исторически неактуальными, но философско-психологический уровень бытия не теряет своей значимости по определению. В этой связи художественную действительность такого типа более точно назвать философско-психологической. Как особый уровень реальности здесь раскрываются «внерассудочная» реальность мира «идей», бессознательное и мистико-религиозная реальность, передающая опыт сверхестественного. Такой реализм, по сути, становится мифологическим (религиозно-мистическая тема у Достоевского, ми фологема человеческой души и Души Природы у Тютчева).

Таким образом, придерживаясь той или иной классификации и типологии реализма, следует исходить не из абстрактно-теоретических построений и уж тем более не из социологии, а из сложных представлений о многоуровневой реальности, преломляющейся в мире личности. Именно она художественно воплощается в отдельном тексте или творчестве писателя в целом. Здесь могут возникать новые смысловые и стилевые сцепления. Художественный реализм прекрасен как раз многообразием восприятия и воплощения единой реальности.

Традиционный термин «критический реализм» также не отвечает современным представлениям о художественной реальности. Как известно, он возник в терминологии советского периода, чтобы отграничить новый «социалистический» от старого «критического» реализма, который, по сути, был тем же публицистическим (синтезом реализма, классицизма и романтизма). Реализм XIX в. в целом может быть назван аналитическим. Таким образом, эволюция художественного стиля в литературном процессе менялась от «дагерротинирования» (фотографирования) реальности в «натуральной школе» через публицистический реализм к реализму социально-философскому и философско-психологическому.

Человеческая личность как совокупность общественных явлений и как уникальный философско-психологический мир, художественно запечатленная реализмом, раскрывается и в других видах искусства. Необыкновенную популярность обретает театр. Основными центрами театральной жизни стали Малый в Москве и Александринский в Петербурге театры. Малый театр, связанный с творчеством Островского, стал выдающимся явлением русской реалистической эстетики.

Реализм затронул даже такую «идеальную» сферу искусства, как музыка. Творческое объединение М.П. Мусоргского (1839–1881), Ц.А. Кюи (1835–1918), А.П. Бородина (1833–1887), Н.А. Римского-Корсакова (1844–1908), названное «могучей кучкой», стремилось передать в музыке «правду жизни». Композиторы широко использовали фольклор, тяготели к историко-эпическим сюжетам и способствовали утверждению жанра народно-музыкальной драмы («Борис Годунов», «Хованщина» Мусоргского). Выдающиеся достижения в музыке второй половины XIX в. связаны с творчеством П.И.Чайковского (1840–1893). Кроме сказочно-легендарных балетных сюжетов («Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Щелкунчик»), он активно использовал литературные образы – оперы «Евгений Онегин», «Пиковая дама», романсы на стихи русских поэтов. Музыкальный цикл «Времена года» стал своеобразным продолжением реалистической пейзажной живописи.

В живописи второй половины столетия также закрепляется и достигает высочайшего уровня реалистическая манера письма. Уход из Академии 14 «протестантов» во главе с И.Н. Крамским (1837–1887) и создание свободной «Артели художников», а затем «Товарищества передвижников художественных выставок» (1871) стали предпосылкой к созданию нового направления в живописи. Работая в разных жанрах – от бытового до исторического и пейзажного – художники запечатлели картины действительности в тончайших деталях и оттенках изобразительности. Появляются и современные социальные мотивы – «Курсистка», «Студент», «Кочегар» Н.А. Ярошенко (1848–1898). Отличительной особенностью портрета передвижников стали психологический реализм и идейность. Пейзажи Ф.А. Васильева (1850–1873), И.И. Шишкина (1832–1898), И.И. Левитана (1860–1900), А.К. Саврасова (1830–1897) отличались особым лиризмом, игрой света и форм природы.

Широкий резонанс имело творчество И.Е. Репина (1844–1930). Подобно писателям, художников кисти привлекали человеческие характеры, социальные ситуации, картины природы. Его знаменитая картина «Бурлаки на Волге» (1873) перекликается по силе и глубине с близким решением народной темы у Некрасова. Шедевры реалистической живописи были сродни откровениям писателей-реалистов.

Кроме общих эстетических, стилевых явлений, литературный процесс 50—70-х годов определялся проблемно-тематическим единством. Центральными темами стали социальная справедливость («Сорока-воровка» Герцена, лирика Некрасова); жизнь народа («Записки охотника» Тургенева, лирика Некрасова, произведения Лескова); поиски «героя времени» (романы Тургенева, Гончарова), появление «нового» человека, буржуазного дельца, с одной стороны, и разночинца-революционера, с другой («Обыкновенная история», «Обломов» Гончарова, «Накануне», «Отцы и дети» Тургенева, «Что делать?» Чернышевского, «Бесприданница» Островского); философско-психологические вопросы (религиозные произведения Лескова, «Война и мир» Толстого, романы Достоевского), судьба женщины, семейные проблемы (драмы Островского, «Анна Каренина» Толстого, «Обрыв» Гончарова).

Полемизируя с писателями социального направления, Достоевский в «Дневнике писателя» с вызовом заявлял, что главной общественной проблемой современности является проблема бессмертия человеческой души. От её решения зависит решение и всех остальных проблем.

В поэзии к этому кругу проблем добавлялось противопоставление социально-публицистического, гражданского направления во главе с Некрасовым и «чистого искусства»; Тютчев, Фет, А. Григорьев, А. Майков, Полонский. В этом условном делении продолжалась полемика о цели литературы и её общественной роли, начатая ещё в творчестве Ломоносова и литературно оформившаяся в стихотворении Пушкина «Поэт и толпа».

Главным литературным жанром в прозе становится роман. Крупная эпическая форма позволяла с максимальной полнотой изобразить реальность: как социальную, так и философско-психологическую. Русская литература энергично проходит путь от очерка и новеллы к художественному обобщению жизни в рамках одного произведения. В «Записках охотника» Тургенева, «Севастопольских рассказах» Толстого, «Губернских очерках» Салтыкова-Щедрина, «Записках из Мёртвого дома» Достоевского формировалась универсальная для середины века эстетическая модель. Романы Тургенева, Гончарова, Чернышевского, Достоевского, Толстого, «хроники» и романы Лескова создали своеобразный реалистический художественный эпос, в котором запечатлелась русская душа, жизнь русского общества (или гротескный антиэпос «Истории одного города» Салтыкова– Щедрина).

При этом сами романы в рамках периода и в эволюции отдельного писателя объединялись в ещё более объёмные художественные образования. Например, литературная полемика Достоевского с Чернышевским: «Что делать?», с одной стороны, и «Записки из подполья», «Преступление и наказание», «Бесы», с другой. Главные романы самого Достоевского по аналогии с Библией иногда называют «великим пятикнижием». Также органично развивалось единое «романное» пространство у Гончарова («Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв» составляют своеобразную «трилогию») и Тургенева. Писатели-реалисты как будто творили некий общий «метатекст».

Эпические тенденции развиваются и в поэзии. Многие реалистические стихотворения Некрасова строятся по эпическим принципам. В них есть система героев, сюжет, лирический монолог поэта приобретает повествовательность («Размышления у парадного подъезда», «Железная дорога», «Родина» и др.). Поэмы «Мороз, Красный нос», «Русские женщины» формируют лиро-эпический образ русской судьбы, через скрытое олицетворение, персонификацию Родины как женщины – судьбы самой России. Незавершенная из-за смерти художника поэма-эпопея «Кому на Руси жить хорошо» заслуженно считается ярчайшим образцом русского «лирического эпоса». Близкий художественный масштаб лирического произведения появляется лишь в поэзии Серебряного века в жанре «книги стихотворений» (трехтомная лирическая «трилогия» А. Блока).

Тяготение к эпическому наблюдается даже в драме. Пьесы Островского объединяются в тематические группы, в результате чего воспринимаются как специфическое («репертуарное?», в рамках одной сцены) образное пространство эпического типа. Например, «трилогия» о Бальзаминове: «Праздничный сон – до обеда», «Свои собаки грызутся – чужая не приставай», «За чем пойдешь, то и найдешь». Вообще, мир купечества и мещанства раскрывается у Островского как пестрое, но единое художественное целое.

Многообразие и богатство русской реалистической литературы по праву делает её классической. Сформированная временем, она выходит за рамки социокультурного периода и становится уникальным эстетическим явлением мирового художественного пространства, созданного искусством слова.

Литература

Бердяев Н.А. Русская идея. Самопознание: Сочинения. М., 1997.

Гачев Г. Русская дума. Портреты русских мыслителей. М., 1991.

Егоров Б.Ф. Борьба эстетических идей в России 1860-х гт. Л., 1991.

Зеньковский В.В. История русской философии: В 2 т. Л., 1991.

История России XIX – начала XX вв. М., 1998.

Теория литературы: В 4 т. Том 4. Литературный процесс. М., 2001.