Текст книги "Человек. Образ и сущность 2013. Гуманитарные аспекты. Языки меняющегося мира: Контакты и конфликты"

Представление о «космосе» как совершенстве математических отношений или идеальных рациональных образов трудно совместить с идеями культурной толерантности. Механизмы сохранения культурных и языковых различий вступают таким образом в противоречие с аполлоническим космополитизмом.

Но с другой стороны, и признание космополитизма на бытовом уровне, в системе повседневных отношений может иметь своим следствием неограниченное гостеприимство, которое порождает вульгарные последствия как для культуры, так и для родного языка.

В условиях культурного и языкового многообразия упор на непродуманном языке единого мира, который распространяет абстрактные категории мышления, работает как рейсфедер картографа, расчерчивающего и измеряющего глобальное пространство и подвергающего универсализации частные и локальные понятия Земли, подавляя своеобразие «мы»4545
  Jazeel T. Spatializing diffenence beyond cosmopolitanism: Rethinking planetary futures // Theory, culture a. soc. – Cleveland, 2008. – Vol. 28, N 5. – P. 87.


[Закрыть]. Как отмечает Д. Спивак, «изменение остается неизвлеченным из нас»4646
  Ibid. – P. 88.


[Закрыть]. Планетарность должна толковаться как глубокое понимание стратегии изучения планетарных различий, которые предлагают путь изучения других миров, для признания которых воображение космополитизма оказывается не подготовленным. Как я могу знать различия, если в моей собственной терминологии знание другого непредписывается?

Это прежде всего касается языка философии. Тарик Джазиль ставит вопрос: как можно совмещать аполлонический язык с его требованиями универсальности и рациональности с анимизмом аборигенов? Буддистское толкование отсутствия самости или мистицизм суфиев нельзя уложить в абстракции аполлонического языка. Но какой язык необходим, чтобы верно схватить уникальность этих философских представлений? Чтобы критически писать о буддистском толковании отсутствия человеческого «я», необходимо принять на веру исходный онтологический пункт картезианского и либерального представления о реальности атомизированного и рационального self. Оставаясь в границах философского языка, разделяющего «природу и культуру», «субъектов и объектов», невозможно понять онтологическую реальность буддизма, где «не-субъект» неотделим от метафизического универсума, состоящего из энергии. Более того, такие другие миры могут в равной степени утверждать свои собственные универсалии, которые могут радикально дестабилизировать приоритет западного космополитизма. В этом смысле, считает Тарик Джазиль, невежество относительно своеобразия других культур – это ключевое требование планетарности, а невежество космополитизма – это шаг в направлении утверждения необходимости одинаковости образов жизни для всех народов современного мира4747
  См.: Jazeel T. Spatializing diffenence beyond cosmopolitanism: Rethinking planetary futures // Theory, culture a. soc. – Cleveland, 2008. – Vol. 28, N 5. – P. 89.


[Закрыть]. Аполлонический взгляд космополитизма предопределяет выбор того «удобного» языка, который можно было бы представить в качестве языка всего человечества. Потенциально такой язык уже существует. Это – английский язык. Такой выбор, естественно, сразу же оживляет имперские комплексы.

На самом деле, если английский язык признается как общий язык науки и культуры, то носители этого языка от рождения имплицитно получают статус учителей других народов. И естественно, учителей не только английского языка. Они завоевывают и стараются сохранять ведущие позиции в научных журналах, в преподавательской деятельности, в издательской деятельности. Планетарный статус языка прокладывает путь культурной гегемонии в мире. Это новый лик имперского сознания.

С точки социальной психологии возникает языковое разделение на специфические этносоциальные классы – высшие и низшие. Для низших классов создается упрощенный язык повседневного общения, имеющий упрощенный лексикон и соответствующие правила грамматики. Таким образом сам язык становится механизмом социальной «экструзии». Масса попадает в разряд «низших» классов не по этническому или расовому признакам, а в силу примитивности своих языковых качеств. Человек, находящийся в примитивных языковых границах, не может «перепрыгивать» через культурные барьеры. Так «справедливо» утверждается социальная несправедливость.

7. Язык «философии паутины»

Процессы языковой «экструзии» влекут за собой глобальные культурные изменения. Они затрагивают цивилизационные функции языка. Как известно, Мартин Хайдеггер сформулировал фундаментальный тезис: Язык – Дом Бытия. Функция языка как Дома Бытия определяется реальностью иерархии смыслов, выраженных в словах – от НИЧТО до АБСОЛЮТА. С позиций духовной иерархии слово – это категория, выражающая реальность заботы человека о смысле существования перед лицом его конечности. Смысл представляется реализованным, если в конечности существования получает реализацию бесконечность смысла. Человек – творец бесконечности смысла своей экзистенции, выраженной в определенных словах. Вместе с тем язык – духовное лицо народа. В родном языке фиксируются нравственные ценности, исторически сформированная рациональность в форме традиций здравого смысла и эстетика культурного творчества.

В родном языке выражается доступная массовому сознанию истина абсолютного, ради которого живет и трудится человек, а в критических ситуациях жертвует собой ради спасения сакральных ценностей. Аполлоническая рационализация, как универсальная истина, ставит под сомнение сакральные смыслы языков современного мира. Как представляется, в современной ситуации более продуктивной может быть признана не смысловая, а технологическая общность современного социального сознания, и это требует коренного переосмысления принципов традиционной философии. Такую технологическую общность считают возможным философски легитимизировать Александр Моннин и Гарри Гальпин (Институт исследований и инноваций, Париж) путем признания реальности философии паутины (Philosophy of the Web).

Термин «философия паутины» (Philosophy of the Web) впервые был применен Гальпином в 2008 г.4848
  Halpin H. Philosophical engineering: Towards a philosophy of the Web // APA newsletter on philosophy and computers. – Boston (Mass.), 2008. – Vol. 7, N 2. – P. 5–11.


[Закрыть], а его ключевое значение было расшифровано Моннином в 2009 г.4949
  Monnin A. Artifactualization: Introducing a new concept // Proceedings of Interface09, 1^st National symposium on humanities and technology. – Southampton, 2009. – 12 p.


[Закрыть]

Моннин в 2010 г. организовал по этой проблеме симпозиум в Сорбонне.

В 2012 г. Гарри Гальпин и Александр Моннин выступили в качестве приглашенных редакторов (guest editors) специального выпуска, посвященного «философии паутины», и опубликовали совместную статью с обоснованием своих позиций5050
  См.: Monnin A., Halpin H. Toward a philosophy of the Web: Foundations a. open problems // Metaphilosophy. – Oxford, 2012. – Vol. 43, N 4. – P. 361–379.


[Закрыть]. «Паутина», считают А. Моннин и Г. Гальпин, имеет объединяющие ее архитектуру принципы. И это оправдывает существование «философии паутины». Рождение этих принципов подготовлено развитием информационных технологий. Широко признанный изобретатель «паутины» Тим Бернерс Ли развивал идеи относительно центральной роли единого индикатора ресурса (URJ – Uniform Resource Identifires). Универсальная система обозначения и является центральной темой «философии паутины». С помощью такого индикатора, как http://www.example.org/, можно обозначать все, и поэтому можно говорить о существовании объединяющего принципа архитектуры «паутины». Поскольку эта архитектура имеет дело с проблемами наименования и значения, она прокладывает путь к реальности «философии паутины». При этом «философия паутины» отличается качественно от традиционной философии языка5151
  См.: Ibid. – P. 363.


[Закрыть].

«Философия паутины» в качестве своего предмета имеет реальный универсум и обладает методом универсального обозначения всех явлений, которые составляют пространство этого универсума. Язык является лишь одним из аспектов этого универсума.

Против «философии паутины» выдвигается аргумент, согласно которому технология не может быть основанием философии. Если может, то тогда следует допустить «философию» любой другой технологии. Почему не может возникнуть «философия стиральной машины» или, скажем, «философия уборки кукурузы»? Отвечая на эти возражения, Г. Гальпин и А. Моннин подчеркивают тот факт, что, в отличие от частных технологий, технология «паутины» универсальна и создает возможность для всех иметь доступ ко всему. Иными словами, она создает специфический универсум.

Если рождается универсум и если мы признаем его реальность, то тогда следует признать и вполне легитимным рождение качественно новой философии, определяющей осмысленное к нему отношение.

«Паутина», как новая реальность, видоизменяет понятия традиционной философии. Они обретают новое существование в качестве технических артефактов: объекты превращаются в ресурсы, собственные имена – в единые индикаторы, онтология бытия – в семантические онтологии «паутины»5252
  Monnin A., Halpin H. Toward a philosophy of the Web: Foundations a. open problems // Metaphilosophy. – Oxford, 2012. – Vol. 43, N 4. – P. 374.


[Закрыть]. Это превращение философских концептов не остается без последствий для смысла понятий, которые были вырваны из их прежнего нормального контекста. Язык «философии паутины» обретает свой специфический смысл только внутри того универсума, к которому он относится. Для него уже не существует иной универсум, с которым имеет дело традиционная философия. Что же практически дает нам «философия паутины»?

Можно ли считать «паутину» расширенным самостоятельным разумом или необходимо следовать возникшему на ранней стадии Интернета представлению, согласно которому машины скорее увеличивают, нежели замещают интеллектуальность человека? В этом контексте Александр Моннин и Гарри Гальпин ставят «наводящий» вопрос: философствуем ли мы сегодня так, как и в прошлом, с тем же предметом и в том же стиле? Есть ли смысл находиться внутри установленных традиций, таких как феноменология или аналитическая философия, если их собственные понятия пересекают свои границы, используя язык, только поверхностно кажущийся идентичным традиционному языку? «Философия паутины» придает всем этим вопросам свой уточняющий смысл и свое уточняющее значение, которые должны отразить происходящий качественный сдвиг в сознании общества и в толковании философских категорий.

В конечном счете, считают авторы, «философия паутины» только начинает свое движение. Философская инженерия позволит философам расширить применение категорий, используя их в оценке не только человеческих, но и нечеловеческих существ как технических артефактов, которые стали регулярными составляющими нашего мира5353
  Monnin A., Halpin H. Toward a philosophy of the Web: Foundations a. open problems // Metaphilosophy. – Oxford, 2012. – Vol. 43, N 4. – P. 376.


[Закрыть].

Это – принципиальное замечание, определяющее коренное изменение отношения к иерархии смыслов.

Рождение нового специфического универсума свидетельствует о том, что мир изменился. В изменившемся мире изменяются иерархия смысла и его язык. Теперь его опорой оказываются не прежние канонические понятия, а совершенно новые, отличающиеся от прежних.

Это представление безусловно отражает завершение процесса деконструкции культуры. Культура обретала свою архитектонику на основе языка философии как канала перевода хаотичного сознания общества в упорядоченное состояние, совпадающее с цивилизационной истиной как истиной знания, справедливости и красоты.

Универсум «паутины» осуществляет превращение языка философии в составляющую технологического процесса, в котором происходит «испарение» объективного смысла философской онтологии. Сознание общества, утрачивая упорядочивающие ориентиры философской онтологии, становится сугубо «инструментальным». Сущность культуры, как выраженной через посредство идей истины цивилизационной жизни, формировала тенденцию удержания гармонии человеческих отношений. Соответственно, слово, несущее эти идеи, становилось основанием культа подлинного знания.

Уже в философии Платона отчетливо проявилась эта тенденция формирования культа подлинного знания. Подлинное знание относится к адекватной жизненной ориентации человека в Универсуме Вселенной. Это знание и дает философия, определяющая онтологию Бытия через посредство мира идей. Мир идей, к которым приобщалась душа человека, – это идеальный мир, при постижении которой происходило нравственное и эстетическое возвышение человека.

Это – формы высшего качества – идеи справедливости, истины самой по себе, доброго, благого, прекрасного. Это такие понятия рассудка, как равенство, тождество, различия, покой, движение, способные синтезировать многообразие реальности.

Это – идеи природных и человеческих явлений, процессов и отношений, т.е. подлинное познание отвечает требованиям объективной и нравственной истины.

Поскольку постижение сущности Универсума Вселенной открывает перед человеком угрожающие и кажущиеся неизбежными перспективы, возникает психологическая тенденция к интеллектуальному и культурному самоотгораживанию от Универсума Вселенной, открытию иного, более комфортного. Иной универсум и может восприниматься как универсум «паутины», универсум, созданный самим человеком, оставляющий «за скобками» неразрешенные проблемы реального универсума и переводящий на свой специфический язык эпистемологические проблемы, возникающие в процессе постижения сущности реального универсума.

«Философия паутины» отражает этот сдвиг. Она играет роль легитимации технологической переинтерпретации несущих языковых конструкций, создавая видимость того, что человек просто освобождается от устаревшей онтологии и обретает новые, технически более эффективные онтологии.

«Паутина», пишут А. Моннин и Г. Гальпин, вызвала массовое концептуальное потрясение в философском царстве онтологии. Бесстрашный философ «паутины» стал склоняться к работе над именами в пределах философии языка. Обычно онтология рассматривается как область метафизики, как изучение существования объектов и фундаментальной категоризации и различений. Тогда как исследователи искусственного интеллекта придавали «онтологии» свой смысл. Примером этого стало инженерное определение Грабера: «Онтология – это спецификация концептуализации». Оно кажется бесполезным и пустым, но важно то, что оно было достаточным для того, чтобы произошло рождение инженерии онтологии.

В итоге этого сдвига от философской онтологии к онтологии инженерной философы постепенно стали терять контроль над орудиями собственного мышления, если даже они этого и не замечали. Целый ряд философов обозначили эту тенденцию, начав работать исключительно в сфере инженерии знания.

Технология начинает рассматриваться как условие «освобождения» онтологии, возникновения объектов, которые играют фундаментальную роль в толковании архитектуры «паутины». Речь идет об «очищении онтологического горизонта». Этот процесс, далекий от эпистемических процессов, открывает дверь для онтологии операций, конституирующих онтологию сущностей, которые шаг за шагом совершенствуют себя. Этот процесс ведет к новым началам, оставляя таким образом совершенно открытым вопрос о природе конечных составляющих нашего технологического космоса5454
  Monnin A., Halpin H. Toward a philosophy of the Web: Foundations a. open problems // Metaphilosophy. – Oxford, 2012. – Vol. 43, N 4. – С. 369.


[Закрыть].

Иными словами, мы уже не ставим перед собой ключевой вопрос традиционной философии «Что это?». Мы лишь следуем технологии процесса, дающего определенный результат.

Очищение онтологического горизонта не может не вести к эрозии констант нравственных и исторических смыслов. Естественно возникает вопрос: к каким личностным и социальным последствиям может привести утверждение новой онтологии, свободной от традиционных философских представлений?

Очевидно, что речь идет о формировании смысловых управленческих механизмов, предназначенных для социума, которые в своей сущности совпадают с механизмами управления растительным и животным миром. Это – проблема элиминации смыслового духовного компонента в общественной жизни. Соответственно, должна измениться и функция слова в определении смысла жизни человека. Слово должно выполнять инженерно-технологические функции. В связи с этим следует отметить, что создание «философии паутины» сразу же породило дискуссию, в которой приняли участие известные специалисты в области информационной науки, такие как Бернерс-Ли и Патрик Хэйес. Бернерс-Ли считает вполне правомерным очищение онтологического горизонта. Он пришел к выводу, что семантика «паутины» может быть отнесена к любому явлению, в том числе к человеку, корпорациям и книжным полкам – все они становятся просто ресурсом. Инженеры, утверждал он, решают, как должна работать семантика «паутины»5555
  См.: Bernes-Lee T., Fielding R., Massinter L. Uniform resource identifier (URI): Generic syntax. – Mode of access: https://tools.ietf.org/html/rfc3986


[Закрыть], и эти решения должны определять связи между исторически возникшими толкованиями явлений и тем, как определяется их идентичность в «паутине». Иными словами, философские категории в «паутине» могут изменять свой ценностный смысл, превращаясь из носителей высоких истин в обычный «ресурс».

Патрик Хэйес, известный исследователь искусственного интеллекта, возражал Бернерсу-Ли, считая, что смысловое содержание философских категорий должно определяться только традиционно понимаемой семантикой, которую не могут изменить инженеры5656
  Monnin A., Halpin H. Toward a philosophy of the Web: Foundations a. open problems // Metaphilosophy. – Oxford, 2012. – Vol. 43, N 4. – Р. 364.


[Закрыть].

Если инженеры определяют семантику универсума, то открывается возможность бесконечных онтологических построений в качестве продукта творческого воображения. Но одновременно исчезает единство критерия истины смысла, т.е. истины объективного знания и истины нравственного принципа.

Вместе с тем должна исчезнуть и практика нравственного восхождения: онтологии «паутины» уравнивают всех. Но это также путь к утверждению «истины» произвола иерархий. Инженер может постулировать высшую ценность любой вещи и любой иерархии.

Бернерс-Ли исходит из правомерности «философской инженерии», полагая, что технология, даже используя философскую метафизику, не становится результатом метафизического мышления или действия «судьбы»; она остается продуктом нередко случайных и полных сюрпризов новаций5757
  Ibid. – P. 365.


[Закрыть]. В силу этого научный этос поиска истины как таковой замещается практически ориентированным инженерным решением, подлинность которого может не совпадать с истиной знания.

Чтобы отделить подлинность от объективности цивилизационной истины, требуется переосмысление «исходных материалов», образующих подлинность. Это уже не могут быть те материалы, из которых складывается Универсум Вселенной. Как раз здесь и возникают интерпретации сущности того «материала», с которым имеет дело онтология «паутины». Скот Лэш считает, что происходит превращение трансцендентального и онтологического в эмпирическое и рождается новый вид «технологического монизма». Тогда как А. Моннин и Г. Гальпин считают, что в отличие от философских систем, отражающих те напряжения, которые существуют в реальном мире, «паутина» является укоренившимся в мире техническим артефактом, который может быть понят как феномен априори в гуссерлианском смысле.

Понимание подлинности «исходных материалов» нового универсама связано с толкованием сущности дигитального объекта. Понятие дигитального объекта подготовлено эволюцией феноменологического истолкования объекта как его идеальности, составляющей основание строгой науки. Юм, Кант, Гегель, Гуссерль стремились найти в структуре сознания ответ на вопрос, как познать сущность объекта, но при этом объект в своем собственном существовании оказывался вне поля исследования. Дигитальный объект не сводится к структуре сознания, но при этом его понимание подготовлено «механологией», т.е. исследованием существования технических объектов через посредство их движения к собственному совершенству5858
  См.: Yuk Hui. What is digital object? // Metaphilosophy. – Oxford, 2012. – Vol. 43, N 4. – P. 384–385.


[Закрыть]. Вторым составляющим элементом стало понятие «ассоциированная среда» («associated milieu»)5959
  См.: ibid. – P. 386.


[Закрыть]. «Ассоциированная среда» может иметь характер природной объективности, включенной в работу технологического объекта. Например, в работе гидростанции принимает участие река. Она становится частью действующей технической системы.

Дигитальный объект может восприниматься так, как воспринимается природная объективность – видимые и красочные формы бытия, тексты, операционные системы, бинарные коды, поля и элементарные частицы. Но этот тип редукционизма не скажет много об этом мире6060
  См.: ibid. – P. 387.


[Закрыть].

Если следовать генезису дигитальных объектов, возникает понимание того, что объекты формируют ту среду, в которой живет человек, и дают нам новую интерпретацию бытия в дигитальной среде6161
  Ibid. – P. 387.


[Закрыть].

В этой среде возникают своя система письма и чтения и пути экстериоризации, дающие ключ к пониманию ухода от анализа естественных и частично технических объектов.

«Паутина» с момента своего возникновения понималась как пространство имен или как именное пространство, поэтому можно говорить о поворотном пункте метафизики и глубокой модификации ее смысла. Семиотические объекты, такие как философские понятия, обретают черты, подобные техническим объектам. Это позволило теоретические поля различных эпистемологий и онтологий рассматривать в качестве частей общего охватывающего пространства науки референции6262
  Yuk Hui. What is digital object? // Metaphilosophy. – Oxford, 2012. – Vol. 43, N 4. – P. 366.


[Закрыть]. Человек в качестве подлинного универсума заимствует из нее слова и тексты, создавая из них свой мир, подлинность которого удостоверяется его видимой мудростью. На самом деле, коль скоро философские идеи приобретают функциональный характер, становится гораздо легче заставить их сосуществовать, признавая, что «третье дано», не отрекаясь при этом от логического требования последовательности.

Так что такое подлинность? Подлинность превращается в эффективность построения своего мира в «паутине». Этой цели и подчиняется культ истины, переставая тем самым быть приоритетным культом объективного знания. Данная объективная реальность утрачивает самодовлеющий характер. Она превращается в материал, в средство формирования ресурса. В этом смысле внешняя реальность – это всего лишь хаос, пополняющий ресурс. Внутренняя структура, порядок, гармония или дисгармония не имеют самостоятельного смысла. Смысл имеет характер ресурса. Это значит, что из ресурса можно получать самые различные следствия в зависимости от субъективных устремлений пользователя. Многообразие пользователей превращает ресурс в своеобразный исток хаотичных следствий. Два взаимосвязанных тезиса: «хаос – это исток ресурса» и «ресурс – это исток хаоса» образует действительность оксюморонной реальности. Если это реальность универсума, то как возможна философская система, относящаяся к сущности этой реальности, и как возможна ее объясняющая и предсказывающая сила?

Она представляется возможной относительно интенции как подлинности цели, возникающей в конкретной ситуации здесь и сейчас.

Можно ли проследить воздействие «философии паутины» на решение цивилизационных проблем общества или же «философия паутины» – это всего лишь концептуальная потенция?

Если с этой точки зрения посмотреть на реалии жизни, то можно увидеть, что «философия паутины» отражает происходящие в общественном сознании сдвиги. Эти сдвиги выражаются в распространении субъективной онтологической инженерии, приводящей к непредсказуемому решению практических проблем общественной жизни.

В этом и проявляется предсказывающая сила «философии паутины». Проверка этой предсказывающей силы может происходить в конкретных сферах практической жизни. Именно там можно видеть реальные следствия применения онтологической инженерии.

В качестве иллюстрации можно обратиться к такой жизненно важной проблеме, как создание новых учебников для школы.

Так, например, авторы учебника по литературе для 8-го класса средней школы Р.Н. Бунеев и Е.В. Бунеева создали учебник, который выдержал три издания (2001, 2005, 2008) и был рекомендован Министерством образования и науки Российской Федерации. Министерство зафиксировало, что учебник «соответствует федеральному компоненту государственного стандарта». Таким образом содержание учебника утверждается как общий стандарт, определяющий тип мышления учащихся средней школы.

Каков в этом контексте тип мышления создателей учебника? Для них реальный литературный процесс – это некое хаотическое состояние, которое должно быть упорядочено определенным образом и превращено таким образом в учебник. На входе – своего рода литературная бесконечность (хаос). На выходе – созданный «порядок» литературных персонажей, предназначаемых для изучения: Маяковский, Блок, Гоголь, Чехов, Булгаков, Гоголь, Левитанский, Чехов, Вяземский, Чехов, Тушнова, Фет, Шекспир, Тарковский, Мольер, Ахматова, Монтень, Евтушенко, Карамзин. Очевидно, что на «выходе» также возникает хаос.

Здесь нет и не может быть «логики» литературного процесса, как нет и необходимости оснований ценностной и эстетической иерархии литературных произведений. Здесь отсутствует исходное основание традиционной философской онтологии, но присутствует онтологическая инженерия, которая превращает интенцию авторов в закон построения материала как исток подлинности, которая фиксируется Министерством образования и науки. Об истинности или неистинности изображения литературного процесса здесь речи не идет, ибо нет их критерия. К чему это приводит? Сознание, сформированное в традициях философской онтологии, реагирует на получаемый результат самым негативным образом. Так, известный журналист А. Минкин, анализируя содержание учебника, воскликнул: «Сколько дури в этом учебнике!»6363
  См.: Минкин А. Татьяна Толстая умерла // Московский комсомолец. – 2013. – 27 февр. – С. 6.


[Закрыть]. Это – очевидная эмоциональная оценка.

Однако возникает и фундаментальный теоретический вопрос: является ли столь своеобразное упорядочение литературной словесности логическим следствием влияния «философии паутины» или же сама «философия паутины» является следствием онтологической переориентации общественного сознания? Очевидно, что тенденции реализации «очищения онтологического горизонта» возникает и без непосредственного влияния «философии паутины». В качестве иллюстрации можно представить радикальную позицию, сформулированную известным журналистом Александром Невзоровым в статье «Мертвые мальчики как старинная духовная “скрепа”»6464
  Московский комсомолец. – 2013. – 26 февр. – С. 3.


[Закрыть].

А. Невзоров, естественно, не ссылается на «философию паутины», однако предложенное им разрушение духовной онтологии современной России отчетливо обозначает практические следствия, вытекающие из идей «очищения онтологического горизонта». Очищение осуществляется с помощью языковой технологии. Так, в статье духовные «скрепы» патриотизма отождествляются с маргинально-черносотенным маразмом, с попытками Василия Шуйского и патриарха Гермогена канонизировать царевича Димитрия путем создания видимости нетленности его тела, для чего потребовалось убийство отрока моложе 10 лет.

«Онтология» такого патриотизма может вызвать только отвращение. Но при этом нельзя не признать эффективность такой формы онтологической инженерии.

Вторым столпом духовной онтологии является великая русская литература. А. Невзоров, осуществляя очищение онтологического горизонта, утверждает, что смыслы русской литературы остались в далеком прошлом, что ее можно реанимировать только с помощью «наркозно-дыхательного аппарата». «Милая старушка» может храниться долго и быть открытой для посещения заплаканными родственниками (т.е. литературоведами). Это также эффективное «очищение» онтологического горизонта. Этому «очищению» подвергся даже Ф. Достоевский, который представлен как педофил, лицемер и «соловей режима».

И естественно, наиболее эффективному «онтологическому очищению» подвергнута православная церковь. Православие, утверждает А. Невзоров, будет зачищено, вероятно, еще тщательнее, чем в 20-х годах ХХ в.

Нельзя не видеть воздействия «философии паутины» на психологическое формирование личности.

«Философия паутины», становясь духовным универсумом современного человека, формирует его как человека утилитарного (utilitarian man). В нем формируется новая сущность – не религиозная, не социальная, не моральная, не идеологическая, а технологическая. Совершенный технологический человек – это всякий, способный использовать все ресурсы «паутины». И это оказывается возможным, поскольку субстанция «паутины» – это метаморфоза «третьей реальности», при которой слово, сохраняя свою форму, может утрачивать свой сакральный метафизический смысл, обретая свойство технологического орудия. Эта метаморфоза «третьей реальности» проясняет ту истину, что универсальный мир языка – это не только его внешняя форма, но и цивилизационное мышление, создающее мир гармонии, открывающее новые горизонты жизни человечества. Дух гармонии находит свое выражение в словах на любом существующем в современном мире языке. Именно этот язык взрывает дух человека утилитарного, открывая путь к интеллектуальному диалогу, в процессе которого формируется глобальный смысл языка, создающего мастера цивилизационой культуры, и необходимые духовные условия постоянства воспроизводства жизни цивилизации.

8. Заключение

«Расчистка» онтологического горизонта: Языки имперской меланхолии и абсолютизма пользователя сети

Утверждение в цивилизационном самосознании «философии паутины» порождает «расчистку» онтологического горизонта. Это предполагает перевод смысловых ориентиров бытия из поля естественного универсума в поле технологического универсума, создаваемого человеком.

С этим процессом связывается создание комфортности бытия. Проблема, однако, заключается в том, что в отношении человек – создаваемый универсум «испаряется» универсальная духовная сущность человека как смыслового полушария универсума.

Утрата человеком универсальной духовной сущности вызывает интенсификацию языковых процессов, связанных с разрушением константных смысловых опор жизни.

Происходящие в условиях глобализации языковые взаимодействия оказывают все более глубокое влияние на характер эволюции современной цивилизации.

Обнаруживается несовместимость различных образов жизни и языков, если их взаимодействие превращается в «вытеснение» и «захват» жизненного пространства. В этой ситуации языковые различия становятся средством взаимообособления.

В силу элиминации универсальной сущности человека цивилизация оказывается перед угрозой возрождения расизма и религиозного радикализма. Вместе с тем начинает обретать свою реальность теургическая функция слова, определяющая эксклюзивное место наций и рас в глобальной цивилизации. Языковой опыт обнаруживает свой судьбоносный смысл. Не случайно Х.Г. Гадамер придавал языковому опыту «абсолютное» значение6565
  См.: Силичев Д.А. Ф. Соссюр и современная философия // Фердинанд де Соссюр и современное гуманитарное знание: Сб. статей / РАН. ИНИОН. Центр гуманит. науч.-информ. исслед. Отд. языкознания. – М., 2007. – С. 89.


[Закрыть].

Универсальность смысла теперь должна быть определена в образе жизни эксклюзивного субъекта, который и должен посредством языкового опыта получить статус цивилизационной константы. Помимо эксклюзивного субъекта таким статусом не может обладать никакой иной субъект. Эту логику должен утвердить языковой опыт современного мира.

Процессы глобализации поднимают проблему духовности общего планетарного языка: это вопрос о возможности через посредство планетарного языка превращать конечность существования человека в бесконечность смысла. Может ли английский язык нести такие смыслы для народов современного мира?

Если это невозможно, то, при сохранении претензии, носитель универсального языка будет позиционировать свой смысл в качестве центра бытия, опираясь на «язык» оружия. В этом он видит реализацию своей функции носителя универсальной истины. Соответственно, представление о своем языке как выразителе культурного центра бытия превращает определенное географическое место в регион, из которого должна распространяться глобальная власть. Это – исходный философский пункт геополитики.

Эрозия глобальной власти порождает язык меланхолии. И это проблема не только европейского самосознания, обращенного к своему прошлому. Ностальгия по глобальному величию может быть обращена и к будущему.