Текст книги "Социологический ежегодник 2012"

Выводы

Результаты исследования показали, что представления о том, что можно и должно делать современной девушке в обществе, отличаются у верующих и неверующих опрошенных. Однако задавая по-разному оценочно окрашенную систему координат, верующие и неверующие респондентки располагают позицию я сама не на полюсах, а где-то в более нейтральных (серединных) областях этой системы. Иными словами, собственные позиции верующих и неверующих девушек оказываются достаточно близкими. Так, в суждениях тех, кто называет себя верующими, явно прослеживаются эмансипационные тенденции, в их ответах можно услышать высказывания о равноправии в семье, о допустимости развода, если ушла любовь.

Неверующие девушки стремятся к большей социальной и семейной независимости, но при этом в большинстве своем не забывают об общечеловеческих ценностях, которые оформились и развились в христианской морали. Верующие девушки, будучи включенными в светское общество, усваивают транслируемые им ценности эмансипации. Именно поэтому в данном исследовании не было выявлено резких различий. У респонденток оказались сходные позиции по вопросам семьи и воспитания детей. Главное отличие двух выборок состоит в вопросах жесткого следования традициям и обычаям православного христианства.

Тем не менее имеется принципиальное различие в позиции верующих и неверующих девушек, что наиболее ярко проявилось при сопоставлении одноименных ролевых позиций двух выборок, где наибольшие расстояния в оценке двух групп дали именно образы индивидуального идеала, идеала с точки зрения общества и антиидеала (девушки, на которую я никак не хотела бы походить), в то время как различия социально-типажных образов были значительно меньшими. Именно различия в идеалах в наибольшей степени определяют несходство верующих и неверующих, а не их поведение в социуме.

Список литературы

1. Айвазова С. Русские женщины в лабиринте равноправия. (Очерки политической теории и истории: Документальные материалы). – М.: РИК Русанова, 1998. – 408 с.

2. Антология гендерной теории / Под ред. Е.И. Гаповой, А.Р. Усмановой. – Минск: Пропилеи, 2000. – 384 с.

3. Братусь Б.С. Двойное бытие души и возможность христианской психологии // Вопросы психологии. – М., 1998 – № 4. – С. 71–78.

4. Василюк Ф.Е. Переживание и молитва: Опыт общепсихологического исследования. – М.: Смысл, 2005. – 191 с.

5. Введение в гендерные исследования / Под ред. И.В. Костиковой. – М.: Аспект Пресс, 2005. – 255 с.

6. Зинченко В.П. Размышления о духе и духовном развитии // Психология искусства: В 3 т. – Самара, 2002. – Т. 1. – С. 3–34.

7. Знаков В.В. Духовность человека в зеркале психологического знания и религиозной веры // Вопросы психологии. – М., 1998. – № 3. – С. 104–114.

8. Знаков В.В. Категория правды и лжи в русской духовной традиции и современной психологии понимания // Вопросы психологии. – М., 1994. – № 2. – С. 55–64.

9. Инина Н.В. Вера как общепсихологический феномен сознания человека // Вестник Московского университета. Сер. 14: Психология. – М., 2011. – № 1. – С. 25–38.

10. Келли Дж. Теория личности: Психология личных конструктов. – СПб.: Речь, 2000. – 249 с.

11. Клименкова Т. Женщина как феномен культуры: Взгляд из России. – М.: Преображение, 1996. – 201 с.

12. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. – М.: Политиздат, 1975. – 304 с.

13. Лоргус А. Православная антропология: Курс лекций. – Москва: Граф-Пресс, 2003. – 216 c.

14. Митина О.В. Гендерное поведение и стереотипы // Женщина плюс. – М., 2000. – № 2. – Режим доступа: http://www.owl.ru/eng/womplus/2000/mitina.htm

15. Митина О.В. Исследования женского гендерного поведения в социальном и кросскультурном аспектах // Общественные науки и современность. – М., 1999. – № 1. – С. 179–191.

16. Митина О.В. Математические методы в психологии. – М.: Аспект Пресс, 2008. – 238 с.

17. Митина О.В. Математические методы психосемантики // Когнитивные исследования: Сб. науч. тр. / Под ред. В.Д. Соловьева. – М.: Институт психологии РАН, 2006. – С. 69–93.

18. Митина О.В., Петренко В.Ф. Кросскультурное исследование стереотипов женского поведения в России и США // Вопросы психологии. – М., 2000. – № 1. – С. 68–86.

19. Митина О.В., Петренко В.Ф. Моделирование динамики общественного сознания на примере женских стереотипов // Методы исследования психологических структур и их динамики / Под ред. Т.Н. Савченко, Г.М. Головиной. – М.: Институт психологии РАН, 2002. – Вып. 2. – С. 71–88.

20. Начала христианской психологии: Уч. пособие для вузов / Отв. ред. Б.С. Братусь. – М.: Наука, 1995. – 236 с.

21. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. – СПб.: Питер, 2005. – 480 с.

22. Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. – М.: Изд-во МГУ, 1988. – 207 с.

23. Петренко В.Ф. Психосемантический подход к этнопсихологическим исследованиям // Советская этнография. – М., 1987. – № 3. – С. 22–38.

24. Петренко В.Ф., Митина О.В. Россиянки и американки: Стереотипы поведения (психосемантический анализ) // СоцИс. – М., 2001. – № 8. – С. 70–81.

25. Петренко В.Ф., Ярцева А.И. Кросс-конфессиональное исследование религиозной картины мира в контексте борьбы с терроризмом // Вестник РАН. – М., 2005. – Т. 75, № 2. – С. 132–138.

26. Психосемантический анализ стереотипов русского характера: Кросскультурный аспект / Пибоди Д., Шмелев А.Г., Андреева М.К., Граменицкий А.Е. // Вопросы психологии. – М., 1993. – № 3. – С. 101–109.

27. Российский северный вектор / Под ред. Н.Е. Покровского. – М.: Сообщество профессиональных социологов, 2006. – 245 с.

28. Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. – М.: Изд-во АН СССР, 1957. – 328 с.

29. Теория и методология гендерных исследований: Курс лекций / Под ред. О.А. Ворони-ной. – М.: МЦГИ-МВШСЭН-МФФ, 2001. – 416 с.

30. Щетилина Е.С. Гендерные стереотипы современной российской студенческой молодежи // Студенческий клуб «Альтернатива»: Сборник научных трудов студентов России. – М., 2006. – Режим доступа: http://www.cs-alternativa.ru/text/2379

31. Basow S. Gender stereotypes and roles. – Pacific Grove (CA): Brooks, 1992. – XIV, 447 p.

32. Beere C. Gender roles: A handbook of tests and measures. – N.Y.: Greenwood press, 1990. – XIV, 575 p.

33. Fontana D. Psychology, religion and spirituality. – Malden (MA): Blackwell, 2003. – IX, 260 p.

34. Fuller A.R. Psychology and religion: Eight points of view. – Lanham (MD): Univ. press of America, 1986. – XIII, 272 p.

35. Gender issues in contemporary society: Claremont symposium on applied social psychology / Ed. by M. Costanzo, S. Oskamp. – Newbury Park (CA): SAGE, 1993. – XII, 234 p.

36. The psychology of religion: An empirical approach / Hood R.W., Spilka B., Hunsberger B., Gorsuch R. – N.Y.: Guilford, 2003. – XVI, 671 p.

37. Loewenthal K.M. Psychology of religion: A short introduction. – Oxford: Oneworld, 2000. – X, 182 p.

38. Lott B. Women’s lives: Themes and variations in gender learning. – Pacific Grove (CA): Brooks, 1994. – 773 p.

39. Mitina O. The social psychological analysis of the women behavior’s stereotypes // Fifth European congress of psychology abstracts. – Dublin: UCD press, 1997. – P. 117.

40. Mitina O., Abraham F., Petrenko V. Dynamical cognitive models of social issues in Russia // International j. of modern physics C. – Singapore, 2002. – Vol. 13, N 2. – P. 229–251.

41. Three-mode factor analysis of religion attitudes / Muthen B., Pettersson T., Olsson U., Stahleberg G. // J. for scientific study of religion. – Hoboken (NJ), 1977. – Vol. 16, N 3. – P. 275–288.

42. Paloutzian R. Invitation to the psychology of religion. – N.Y.: Allyn & Bacon, 1996. – 304 p.

43. Williams J. Psychology of women: Behavior in a biosocial context. – N.Y.: Norton, 1977. – XV, 444 p.

44. Wulff D.M. Psychology of religion: Classic and contemporary views. – N.Y.: Wiley, 1991. – XXV, 640 p.

Экологический потенциал Ближнего Севера России и социально-экологическое планирование

Л.М. Баскин, С.Л. Барышева, А.В. Прищепов, М.Ю. Дубинин

Как сохранить население на Ближнем Севере России

В данной статье мы пытаемся наметить пути социально-экономического развития территории Ближнего Севера, позволяющие сохранить здесь остатки населения и предоставить жителям средства к существованию. Любая инициатива, предполагающая предоставление населению работы, заслуживает внимания. Проблема использования природных ресурсов обсуждается здесь именно с позиций интересов местных жителей, даже если речь идет о принципиальном нежелании эти ресурсы использовать в интересах сохранения природы и ее биоразнообразия. Создание в 2006 г. заповедника «Кологривский лес» на востоке Костромской области привело не только к прекращению рубки леса, но также и охоты, рыболовства, добычи липового мочала, бортничества. Однако благодаря заповеднику появилось более 100 новых рабочих мест. Государство платит за то, чтобы никто не использовал природные ресурсы. Впрочем, вскоре заповедник стал предоставлять услуги туристам, готовым платить за то, чтобы видеть «неиспользуемую» природу.

Малопродуктивное сельское хозяйство на небольших полях и лесное хозяйство на небольших делянках с применением ручного труда обеспечивали в прошлом занятость жителей российского Ближнего Севера. Еще 30–40 лет назад можно было наблюдать сотни людей, подбирающих на поле картофель и складывающих урожай в мешки. Такое же многолюдье случалось на полях в пору подъема «бабок» льна. С выпадением снега в лесу работали бригады пильщиков, обрубщиков сучьев. Создавались склады готовых бревен, далее их транспортировали к местам сплава по рекам. Все это давало работу тысячам людей. Ныне комбайны подбирают картофель и лен, спиливают, очищают от сучьев и грузят на машины лес. Люди нуждаются в работе, причем скорее индивидуальной, а не работе бригадами, которым уже нечего делать. Таковы задачи, с которыми в этом регионе имеют дело социологи, экономисты, биологи, специалисты по организации рекреации.

Предложить более или менее реалистические технологии развития хозяйства на Ближнем Севере России оказывается достаточно трудной задачей. Редкое и быстро стареющее население, слабая инфраструктура, ограниченные природные ресурсы сужают набор предложений. Авторы, исследующие проблему социально-экологического планирования на депрессивных территориях Ближнего Севера России, дают достаточно сходный список технологий. Это сельский и экологический туризм; заготовка и переработка дикорастущих плодов и ягод, лекарственных растений и другого природного сырья; охота и рыболовство, обеспечение связанных с ними услуг; бытовое и социально-культурное обслуживание местного и сезонного («маятникового») городского населения; хранение, переработка и сбыт экологически чистой сельскохозяйственной продукции.

Однако поиск подходящих технологий должен быть продолжен. Необходимо глубже анализировать имеющийся российский опыт и попытаться использовать опыт других северных стран. Мы использовали материалы собственных исследований в 2011 г. на территории сельского сообщества Тинн (Tinn, графство Телемарк, Норвегия). Эта коммуна расположена в глубине покрытых лесом гор, частью охватывает плато Хардангервидда, где в горной тундре пасутся дикие северные олени. Площадь – 2045 кв. км, население – 6247 человек. До конца XIX в. леса здесь были вырублены. Кроме того, население вело мелкомасштабное сельское хозяйство: выращивало ячмень, овес, держало молочный скот. Под сельскохозяйственные земли были расчищены небольшие поляны на плоских участках гор (рис. 1). Экономический кризис в начале ХХ в. привел к почти тотальной эмиграции населения в Америку.

С тех пор ни лесное, ни сельское хозяйство в этой коммуне не вернулось к прежнему уровню. Сельскохозяйственные поля сохраняются лишь вдоль больших дорог. Вырубка леса крайне ограничена, поскольку на крутых склонах работа современных лесорубочных комбайнов затруднена, а вывоз леса возможен лишь тракторами. Коммуна стала местом отдыха. Бывшие фермы скуплены жителями прибрежных районов Норвегии и иностранцами и стали дачами. Повсюду появились небольшие домики-вагончики («кабины», как их здесь называют). Сюда приезжают на время охоты, на время лыжных прогулок. Создан большой национальный парк, развивающий туристические услуги.

Рис. 1.

Ферма в Норвегии. Построена в 1870-х годах

Экологический потенциал Ближнего Севера

Ближний Север европейской части России характеризуется ландшафтами со средним и низким экологическим потенциалом. Термин «экологический потенциал ландшафта», предложенный А.Г. Исаченко [6], включает в себя совокупность условий, необходимых для жизни и воспроизводства населяющих данную территорию организмов.

Исследователями из Колумбийского университета [24] проведена оценка выраженности «следов» деятельности человека на Земле. Для каждого квадратного километра территории был вычислен индекс человеческого влияния (human influence index), представляющий собой результат сложения таких показателей, как:

1) плотность человеческого населения,

2) нахождение изучаемого квадратного километра в пределах или вне пределов 2 км от железных дорог и

3) от главных шоссе,

4) в пределах или вне пределов 15 км от судоходных рек,

5) в пределах или вне пределов 15 км от морского побережья,

6) интенсивность ночных огней,

7) нахождение внутри или вне городов,

8) в одной из четырех категорий наземного покрова – городская территория, орошаемое земледелие, земледелие «на богаре», другие типы (лес, тундра, пустыня).

Результаты исследования были отражены на карте, на которой 93 градациями интенсивности окраски показана степень человеческого воздействия. Мы вырезали из этой карты территорию Ближнего Севера России (рис. 2).

Рис. 2.

Антропогенные изменения. Градации окраски показывают, насколько выражены следы человеческой деятельности (наиболее темные участки – территории, максимально измененные человеком)

Гистограмма на рис. 3 убедительно показывает, что на Ближнем Севере России преобладают территории, мало затронутые влиянием человека. Если поделить весь спектр оценок на четыре группы, каждая из которых будет охватывать 25% спектра, то на площади в 1661 тыс. км² (отражена на рис. 2) 1347 тыс. км² (81%) имеют оценки от 1 до 21 (25% от всей шкалы – от 1 до 93, т.е. наименее затронутые влиянием человека), тогда как территория, где влияние человека очень значительно (оценки от 70 до 93), составляет всего лишь 2670 кв. км (0,0016%).

Рис. 3.

Гистограмма выраженности следов деятельности человека на территории Ближнего Севера России. По оси Х – интенсивность следов деятельности человека, по оси Y – площадь (км²)

Рисунок 4 подтверждает сделанный вывод. Даже поверхностная оценка проявлений жизнедеятельности человека (как, например, карта «ночных огней» – рис. 4) выявляет непохожесть Ближнего Севера Европейской России на другие территории Европы. Лишь цепочки огней вдоль двух железных дорог (Москва – Сибирь и Москва – Воркута) да немногие яркие пятна на местах более крупных городов указывают, что этот район все же отличается от совсем уж темных тундровых и степных районов.

Сельское хозяйство на большей части Ближнего Севера малопродуктивно. Впрочем, есть значительные по площади территории, где плодородие почв обеспечивает более высокие урожаи (Межевской район Костромской области, Каргопольский район Архангельской области), где и поныне, несмотря на все трудности, сельское хозяйство оказывается достаточно продуктивным, чтобы выживать [16]. Таким образом, создание высокорентабельного товарного сельского хозяйства на Ближнем Севере маловероятно.

Рис. 4.

Ночные огни на территории Европы. Пунктирная линия выделяет участок Ближнего Севера России

Начиная с послевоенных лет, в России, да и во всем мире постепенно прекращали использовать малоплодородные сельскохозяйственные угодья. После начала в 1991 г. радикальных социально-экономических преобразований этот процесс ускорился. В 1990–2003 гг. площади сельскохозяйственных земель сократились в Архангельской и Костромской областях на 31%, в Республике Коми – на 28, в Нижегородской области – на 25, в Вологодской области – на 23% [12].

Наиболее очевидным природным ресурсом Ближнего Севера является лес. Большая часть областей Ближнего Севера покрыта лесом, и площади лесов увеличиваются. Из-за малой продуктивности сельского хозяйства и убывания сельского населения в течение ХХ в. происходила замена полей лесом, особенно расчисток в глубине леса. Наиболее заметно этот процесс происходил в Костромской области (рис. 5).

Рис. 5.

Изменение лесистости трех областей Ближнего Севера России [12]

Однако большая часть этих лесов – это восстанавливающиеся леса после вырубок и гарей. Согласно концепции лесов высокой природоохранной ценности (high conservation value forests), на Ближнем Севере России это ненарушенные деятельностью человека, большие по площади (более 50 тыс. га) лесные территории. Такие лесные территории сохранились лишь по северной кромке рассматриваемого района, в зоне северной тайги (рис. 6). Минимально нарушенные деятельностью человека лесные территории на Европейском Севере России составляют 13,8% от общей площади лесной зоны Европейской России. Острова девственных лесов встречаются изредка и в зоне средней тайги. Но в южной тайге, как, например, в Костромской области, таких лесов почти не осталось. Однако здесь есть участок девственного леса в заповеднике «Кологривский лес» (932 га), отличающийся почтенным возрастом – до 300 лет, которые этот лес пережил без рубок и пожаров.

М. Ермохин [3] предлагает также относить к лесам высокой природоохранной ценности участки больших гарей, поскольку здесь создаются условия для естественной сукцессии растительности, появления лишайников, мхов, грибов, животных, адаптированных к этим этапам развития леса. Гари, подобные той, что простирается на левом берегу р. Унжа после пожара 1972 г., действительно оказываются важными для сохранения биоразнообразия. В частности, на гарях по левобережью р. Унжи встречаются южные виды животных и птиц (удод, садовая соня), которые вселились сюда, используя подходящие условия.

Рис. 6.

Девственные леса Севера Европейской части Ближнего Севера России [8]

Оценивая экологический потенциал лесов Ближнего Севера, мы должны учитывать, что вся эта территория была вырублена в предшествующие годы. Самые старые леса на этой территории лишь через 20 лет достаточно созреют для возобновления рубок. Однако прогресс лесной промышленности столь быстр, что через 20 лет в Россию придет техника, позволяющая механизировать большинство трудоемких операций. Одна машина, управляемая одним оператором, заменит лесорубов, которые до сего времени составляют население многих поселков на Ближнем Севере. Например, в 1977 г. в Мантуровском районе Костромской области работой в лесу были обеспечены жители поселков Кастово, Иванчиха, Карьково, Елизарово, Быковка, Лесобаза, Октябрьский. Сейчас эти поселки или умерли, или пришли в упадок.

Надежда на строительство крупных лесоперерабатывающих предприятий также ограничена. Как показал И.Ф. Кузьминов [11], появление даже таких крупных предприятий, как «Кроностар» в г. Шарье Костромской области, использующих любые виды древесины, в том числе и бросовые, не решает проблему занятости населения. Эти предприятия высокомеханизированы и не нуждаются в многочисленном персонале.

Так же как малопродуктивное, оперирующее на малых площадях сельское хозяйство было в прошлом основой жизни населения Ближнего Севера, так и небольшие вырубки в лесу, ведущиеся наполовину вручную или с ограниченным применением техники, давали работу населению лесных поселков. Индустриализация, высокий уровень механизации высвободили массы населения, и задача социологов и экономистов состоит в выявлении возможностей найти им работу.

Охота

Медведи. Бурый медведь – хороший вид-индикатор охотничьей активности населения, и в то же время привлекательный объект для туристов. Отпечаток медвежьей лапы на влажной грунтовой дороге вызывает интерес даже у бывалых туристов. Будучи весьма умным и осторожным хищником, медведь выживает в близком соседстве с человеком. При этом крупный и опасный зверь очень редко попадается людям на глаза, затаиваясь и пропуская их мимо (или убегая заблаговременно). Также охота на медведя отнюдь не всегда бывает успешной, несмотря на дороговизну лицензии и стремление охотников оправдать свои затраты сил и денег. Например, в 2007–2009 гг. в России ежегодно выдавалось 10,9–12,4 тыс. лицензий, но успешно использовано (звери добыты) было лишь 3,9–4,2 тыс. (34–36%) [17]. Там, где охотников много и они действуют энергично, медведи «не стоят под собаками», т.е. предпочитают убежать так далеко, что охотник не слышит лая собак и не может подойти на расстояние выстрела. Излюбленная в России охота – на овсяных полях, но медведи начинают выходить на кормежку уже в темноте, когда стрелять невозможно. Профессиональные навыки поиска берлог сейчас большинством охотников утрачены, как и умение дрессировать для поиска берлог собак.

В Костромской области, по данным 2010 г., обитает 2300 медведей, в Мантуровском районе – около 80. Там, куда облегчен доступ охотников (есть дороги), медведей меньше и они более пугливы. Но по левому берегу Унжи, где нет поселков и мало дорог, медведи более доступны для наблюдения. Их следы легко обнаружить в апреле на еще нерастаявшем снегу, на грязи дорог в мае. В июне, во время медвежьих свадеб, опытный проводник покажет туристам круговую тропу, следуя по которой (самец за самкой) звери совершают брачный ритуал. Начиная с августа и до осени медведей достаточно легко увидеть на овсяном поле. Такие подкормочные поля сеют по всей Костромской области.

Перспективы сохранения медведей как важного охотничьего и привлекательного для туристов вида велики. Анализ, проведенный методами удаленного зондирования, показал, что плотность населения вида в наибольшей мере зависит от сохранности сплошных лесов (61% объясненной изменчивости, p < 0,000). Причем высокая корреляция (0,52–0,73) была установлена при анализе пикселов различного размера (5, 7, 9, 13 км). От обилия опушечных и перфорированных лесов плотность населения медведей не зависела (классификация лесов по [22], использованы снимки MODIS). Также плотность населения медведей зависела от плотности дорог (r = –0,59, p < 0,000), от расстояния до областного центра (r = 0,57, p < 0,000).

В области ежегодно выдают примерно 200 лицензий на отстрел медведя, т.е. предполагается, что каждый десятый зверь может быть отстрелян без вреда для популяции. На деле добывается гораздо меньше зверей. Эта охота требует и подготовки (посев овсяных полей или содержание собак), и мастерства. В области утерян навык поиска медвежьих берлог, соответственно, добыча медведя зимой, когда животное можно выгнать из берлоги, не практикуется. Между тем эта охота возможна и для очень старых охотников, способных хорошо заплатить тому, кто нашел берлогу. В начале ХХ в. такая охота была популярна. По информации Н.Н. Изнара [5], один из профессиональных охотников предлагал в 1907 г. 56 берлог для проведения охот.

Лось. Лось имеет принципиально иное значение для населения Ближнего Севера, нежели медведь. Лосиное мясо используется в пищу самими охотниками и их семьями (subsistence hunting). Численность лося в областях Ближнего Севера невелика: в Костромской области – 8,5 тыс., в Нижегородской – 7,2 тыс., в Республике Коми – 12,9 тыс., в Вологодской области – 28,3 тыс. Ежегодно в Костромской области разрешается добыть 350 лосей, т.е. 4,4%. Вообще говоря, доля добычи лосей может достигать и 20–30%, но это требует высокоразвитого охотничьего хозяйства, которого, к сожалению, в России еще не создано. В наиболее богатой лосем Ярославской области (17 тыс. лосей) разрешают добыть 1500 животных, т.е. около 9%. Очевидно, что промысел лося может помочь выживанию незначительной доли населения (на 666 тыс. человек, проживающих в Костромской области, можно добыть 350 лосей) [17].

Как показывает опыт, хозяйство России развивается с отставанием от хозяйства развитых стран примерно на 30–40 лет. Главные достижения охотничьего хозяйства, например в Норвегии, имели место около 1970 г. Резкий рост численности лосей позволил увеличить добычу с 5 тыс. в 1950 г. до 36 тыс. в 2010 г. Сейчас в Норвегии 144 тыс. охотников, так что в среднем на каждых четырех охотников приходится один добытый лось, или 50–150 кг мяса. Понятно, что в семейном рационе охотников лось играет заметную роль. 10–30 дней в году семья может питаться лосятиной. А ведь норвежские охотники добывают ежегодно еще 39 тыс. благородных оленей, 5,4 тыс. диких северных оленей, 28,8 тыс. косуль и 195 тыс. куропаток [23]. В коммуне Тинн охота имеет особенно важное значение – и как subsistence hunting, и как важнейший элемент спорта, привлекающий основную массу дачников и владельцев кабин.

По решению парламента Норвегии в стране разрешено иметь три (!) стаи волков, т.е. примерно 20 особей, и несколько десятков медведей. Охотникам Норвегии поручено строго контролировать численность хищников (рис. 7).

Для сравнения в Республике Коми, примерно равной по площади Норвегии, в 2010 г. насчитывали 360 рысей, 400 волков и 5930 медведей. Рядом с ними выживают 12 900 лосей. Принято считать, что при соотношении численности волка и лося 1 : 30 эти два вида сохраняют постоянную численность. В Республике Коми еще существуют 50 кабанов и 41 тыс. диких северных оленей. Есть еще зайцы и глухари.

Рис. 7.

Норвежский охотник

Что должно произойти, чтобы численность охотничьих животных и, соответственно, их роль в экономике края стали значительными? Охота должна стать интенсивной отраслью. Натуральные охотничьи ресурсы обычно невелики. Естественные факторы плодовитости и смертности популяций отрегулированы под невысокую численность. Поразительно высокая численность охотничьих животных в странах Скандинавии – это результат труда множества людей.

В данной статье нет места для изложения основ ведения высокопродуктивного охотничьего хозяйства. Поэтому мы ограничимся одним простым примером. Одна из охотничьих заповедей скандинавских охотников гласит: «Отцепи второго теленка, когда встретишь лосиху с двумя лосятами». Тогда мать с легкостью выкормит одного оставшегося и на следующий год опять принесет двойню. Выживший лосенок уже на следующий год будет участвовать в размножении и весной тоже принесет одного теленка. Итак, через два года мы будем иметь пять лосей. Но если жадный охотник убьет мать, один из лосят погибнет, а второй вырастет слабым и не будет участвовать в размножении следующей осенью. Итак, через два года мы будем иметь одного лося.

В Скандинавии охотничье хозяйство – это индустрия. Охотник, добыв зверя, доставляет его на забойный пункт, где проводится качественная обработка продукта. Нижняя челюсть поступает в научно-исследовательскую лабораторию, где помимо пола зверя становятся известными его возраст и состояние здоровья. Данные становятся материалом для математического моделирования динамики популяции. Охотник, покупая лицензию, получает задание, какого пола и возраста лось должен быть добыт. Как мы видим, охотничье хозяйство Скандинавии добивается неплохих результатов.

На Ближнем Севере России состояние ценозов охотничьих животных близко к естественному. Здесь много волков, медведей, рысей, которые уничтожают большую часть молодняка лосей. Популяция лосей в основном состоит из взрослых и даже старых животных, которым посчастливилось выжить, приспособиться и выработать поведение, позволяющее избегать как хищников, так и охотников. В Норвегии мы наблюдаем искусно регулируемые ценозы охотничьих животных. Если исходить из интересов людей, живущих на Ближнем Севере России, нужно уничтожить хищников и искусно регулировать охоту, обеспечивая максимальную продуктивность популяций лося и северного оленя.

Охота на птиц. Мы остановимся еще на двух промысловых видах – глухаре и рябчике. Глухарь наиболее востребован охотниками-спортсменами, готовыми ехать в самые дальние края, чтобы за 1–2 ранних утра подойти «под песню» к токующему самцу-глухарю и получить столь ценный трофей.

Здесь будет уместно рассказать о событиях 2006 г., которые неожиданно привели к созданию заповедника «Кологривский лес». Бывший директор заповедника М.Г. Синицын рассказал, что посол Нидерландов барон Де Вос ван Стейнвейк мечтает побывать на глухарином току. Его далекий предок-рыцарь владел лесистым холмом, построил там замок, в окрестностях которого обитали глухари. Это был XVII в., когда в Нидерландах еще сохранился этот вид. Глухарь стал частью семейного герба. Теперь посол вместе со своими детьми и племянниками хотел бы приехать на Костромскую таежную научно-опытную станцию и побывать на глухарином току. Перед походом мы учили гостей, как надо подходить к поющей птице. Подражая егерю, голландцы стояли, замерев, пока слышали щелканье (егерь подражал птице языком), потом внезапно делали два-три больших шага, пока слышали «скирканье» – своеобразную и незабываемую для каждого «песнь», во время которой птица глуха и равнодушно ко всему, что происходит вокруг. Каждое из последующих трех утр голландцы вместе с егерем затемно уходили в лес и наблюдали, слушали поющих глухарей.

На Ближнем Севере России численность глухаря относительно велика: в Костромской области – 42 тыс., в Вологодской – 60 тыс., в Архангельской – 160 тыс., в Республике Коми – 147 тыс. Впрочем, тренд численности пока негативен. В 2000 г. в Республике Коми насчитывали 162 тыс. глухарей, в Вологодской области – 70 тыс. птиц [13]. Большим считается ток, где «поют» более 10 самцов. Здесь присутствует еще по меньшей мере столько же самок. Также на току находятся «молчуны» – молодые самцы, еще не имеющие своей территории на току и потому не поющие. Присутствие двух-трех десятков больших птиц на участке леса в 0,5–1 га, драки петухов на земле, «гром» крыльев взлетающих птиц разрывают тишину раннего утра. Большинство токов Мантуровского района Костромской области сильно пострадали от неумеренной охоты, на них можно насчитать две-три поющие птицы. Впрочем, после создания заповедника «Кологривский лес» ситуация быстро улучшится.

Рябчик, хотя и является обычным объектом спортивной охоты (охотятся на случайно поднятых птиц, подманивают петушков звуками манка), в прошлом был важнейшим продуктом экспорта из Костромской области. По данным А.Н. Формозова [18], десятки тысяч тушек рябчиков экспортировались из Мантуровского и Шарьинского районов Костромской области в Петербург в начале XX в.