Текст книги "Социологический ежегодник 2012"

Число охотников рабочих специальностей всех видов (8189 человек) составляет 5,4% от общего числа занятых на рабочих специальностях мужчин области. При сравнении числа охотников с общим мужским населением области число безработных охотников более чем в 5 раз превышает работающих охотников.

Число охотников, занятых на руководящих постах, составляет 759 человек (из 19,6 тыс. руководителей области), т.е. 3,87%.

Таким образом, можно утверждать, что охота имеет неравноценное социальное значение. Количество охотников среди безработных мужчин составляет 27,8%, среди рабочих – 5,4, среди руководителей – 3,87%. Эти цифры характеризуют охоту в Костромской области преимущественно не как престижное увлечение людей и не как коммерческую отрасль, а как доступный источник активного отдыха.

Промысловая охота

Промысловая охота интересна для социологического анализа тем, что ведется ради обеспечения семей мясом или как дополнительный заработок. Мы отобрали в государственном охотхозяйственном реестре методом случайной выборки 500 охотников. По всем отобранным лицам проведен экспертный опрос охотоведов и компетентных охотников. При опросе выяснялись три показателя: наличие самой промысловой охоты, т.е. осуществление охоты на диких копытных, бурого медведя, а также добыча пушных видов животных; наличие охотничьих собак, пригодных для промысловой охоты; наличие охотничьего огнестрельного оружия с нарезным стволом. Необходимость содержания собак и оружия является неотъемлемым фактором промысловой охоты. Дополнительно выделены группа людей, которые занимаются любительской охотой (для получения эстетического удовольствия и активного отдыха), а также лица, имеющие охотничий билет и в некоторых случаях оружие, но не имеющие отношения к охоте.

Итак, из 500 охотников 165 человек (33%) имеют промысловых собак. К промысловым отнесены наиболее распространенные охотничьи собаки – лайки и частично гончие и помеси породных собак, используемые охотниками для промысловой охоты. Сама по себе собака используется и для добычи непромысловых видов, например глухаря, и не является критическим фактором, определяющим осуществление промысловой охоты.

Не содержат собак 200 из отобранных охотников (40%). Отсутствие собак не исключает участие в коллективной охоте на копытных и медведя, так как в одном охотничьем коллективе рабочих собак содержат 1–2 человека, которые принимают участие в коллективной промысловой охоте. Содержат собак непромысловых пород 135 человек (27%).

Гладкоствольное оружие имеют 397 человек (79,4%); гладкоствольное оружие также может применяться для промысловой охоты, особенно для добычи пушных видов, оно является самым распространенным и доступным по цене. Но нарезное оружие приобретается охотниками, имеющими стаж владения гладкоствольным оружием более пяти лет и при наличии необходимости осуществления охоты на диких копытных и медведя. Нарезным оружием владеют 87 человек (17,4%). Не имеют оружия 16 человек (3,2%) (собираются приобрести либо уже получили охотничий билет из соображений престижа). Теоретически возможен вариант, когда охотник осуществляет охоту лишь капканами и не имеет оружия, но осуществляет промысловую охоту; на практике таких случаев нет.

Регрессионный анализ показал, что корреляция владения собаками и участия в промысловой охоте составила R = 0,5, корреляция владения оружием и промысловой охоты – R = 0,58, при использовании обоих этих показателей корреляция составила R = 0,63.

По данным экспертного опроса, промысловой охотой занимаются 173 охотника (34,6%). Из них 49% составляют сельские жители, 16 – жители областного центра и 84% – жители районов области. Безработных среди них 16%, представителей рабочих специальностей – 43,2, пенсионеров – 9, госслужащих – 20, предпринимателей – 2,6, руководителей – 2,7, охотоведов – 6,7%.

Охотой на массовые виды занимаются 252 охотника (50,4%). Из них 57,8% – сельские жители, 7,8 – жители областного центра, 92,2% – жители районов области.

Если из случайной выборки охотников выделить отдельные категории, то получится следующая картина (в %).

Таблица 1

Социальный состав охотников, занятых любительской и промысловой охотой

Таблица 2

Сельские и городские жители, занятые любительской и промысловой охотой

Таблица 3

Возрастной состав охотников, занятых любительской и промысловой охотой

Таким образом, около 5,5 тыс. охотников Костромской области охотятся на диких копытных, бурого медведя и пушные виды. Около 8 тыс. человек охотятся на массовые виды. Охота – не только источник получения продуктов питания и денежных средств, но и фактор, удерживающий людей в сельской местности.

Охотничьи хозяйства

Существующие охотничьи хозяйства Костромской области убыточны, для этого есть несколько причин. Источниками получения финансовых средств являются реализация услуг по проведению охоты и продажа разрешений на добычу охотничьих ресурсов. Количество проводимых охот ограничено выделяемыми квотами. Например, при средней площади хозяйства в 60 тыс. га квоты добычи не превышают 15 лосей, 40 кабанов и 3 медведей. С учетом средней успешности охот за охотничий сезон может быть добыто до 12 лосей, 30 кабанов, 2 медведей. С учетом к средней стоимости охоты в области хозяйство может получить около 800 тыс. руб. Реализация разрешений на добычу массовых видов может изменяться в зависимости от удаленности участка от крупных городов, но не превышает 100 человек. При средней стоимости разрешений на массовые виды в 500 руб., а также учитывая 2–3 сезона охоты в году, выручка составит до 150 тыс. руб. Общая выручка от использования охотничьего угодья площадью 60 тыс. га не превышает 1 млн. руб.

В затраты на содержание хозяйства необходимо включить содержание минимум трех штатных работников – около 500 тыс. руб. в год, содержание и приобретение транспортных средств – 250–300 тыс. руб. в год, проведение биотехнических мероприятий – около 500 тыс. руб. в год. Даже основные затраты превышают вырученные денежные средства.

На практике областное государственное бюджетное учреждение «Костромское государственное опытное охотничье хозяйство» при площади угодий 115,8 тыс. га, имея развитую инфраструктуру (осуществляет вольерное содержание кабана) и высокую численность охотничьих ресурсов, реализует услуги в сфере охотничьего хозяйства на сумму 3,087 млн. руб. При этом ежегодные затраты на содержание хозяйства составляют 13 млн. руб. в год при штатной численности 52 человека.

Снижение доли затрат путем сокращения количества рабочих, отказ от технических средств, частичное проведение биотехнических мероприятий резко снизят результативность охоты и возможность проведения коммерческой охоты вообще.

В настоящий момент все частные хозяйства (за исключением общественных организаций) финансируются учредителями и являются предметом престижа обеспеченных людей. Угодья общественных организаций составляют около 35% всех угодий области, но не имеют должной охраны; биотехнические мероприятия проводятся не в полном объеме, техническое оснащение и инфраструктура почти полностью отсутствуют.

Общероссийская охотхозяйственная практика показывает, что выведение охотничьих хозяйств на самоокупаемость возможно путем строительства вольеров для полувольного содержания животных. Самым распространенным и доступным для разведения видом является кабан. Строительство дичеферм, туристических комплексов, гостиничный и туристический бизнес (совмещение ведения охотничьего хозяйства с экологическим и сельским туризмом) также способствуют повышению рентабельности хозяйства.

Почему вольер или дичеферма? Во-первых, развитие таких видов охоты компенсирует естественную результативность охоты; во-вторых, оно снижает нагрузку на обитающие в естественных условиях виды и способствует их активному воспроизводству; в-третьих, воспроизводство в вольере практически исключает естественную гибель и миграцию диких животных, позволяет круглогодично (вне зависимости от сезона) производить отстрел, а следовательно, имеет прямую отдачу от вложенных средств.

Туристский (гостиничный) продукт компенсирует ярко выраженную сезонность охотничьего хозяйства. Получение денежных средств от проведения охот приурочено к десятидневному периоду весенней охоты, периоду осенней охоты на массовые виды, сезону охоты на бурого медведя, кабана, лося (всего шесть месяцев в году). Вместе с тем существующая охотничья инфраструктура, наличие транспортных средств позволяют без дополнительных вложений предоставлять услуги по проживанию и активному отдыху людей. Примеры таких хозяйств можно наблюдать во многих областях Центрального федерального округа.

Состояние охотничьей отрасли Костромской области можно оценить как развивающееся, но ограниченность внутреннего рынка, удаленность от столицы и других мегаполисов значительно сокращают денежный оборот в охотничьей отрасли и тормозят развитие.

Учитывая, что фонд охотничьих угодий составляет 5,5 млн. га, Костромская область имеет ресурсы для создания до 100 полноценных коммерческих охотничьих хозяйств с общим ежегодным денежным оборотом до 1 млрд. руб. и до 3 тыс. рабочих мест.

Важные аспекты для развития отрасли – интенсивное распределение и перераспределение угодий, а также законодательное установление четких механизмов ответственности, контроля и расторжения договоров со стороны государства.

Органами исполнительной власти региона уделяется внимание развитию отрасли. В настоящий момент завершается разработка документа перспективного планового развития «Схемы размещения, использования и охраны охотничьих угодий на территории Костромской области». На основании этого документа будут проведены аукционы на право заключения охотхозяйственных соглашений. Будут распределены все охотничьи угодья области. Законодательная основа развития отрасли в 2009 г. претерпела кардинальное изменение и до настоящего времени находится в стадии формирования, что осложняет правильное и динамичное развитие отрасли в этом регионе.

II. Исследования социальной солидарности и альтруизма

Введение к разделу

Д.В. Ефременко

Большинство статей, включенных в данный раздел «Социологического ежегодника – 2012», отражают результаты работы их авторов в рамках исследовательского проекта «Социальная солидарность как условие общественных трансформаций: Теоретические основания, российская специфика, социобиологические и социально-психологические аспекты». Представленные вниманию читателей тексты убедительно демонстрируют, насколько значительным остается потенциал дальнейшей разработки одной из «старейших» тем профессиональной социологии. Идет ли речь о солидарности в рамках гражданского протеста или в условиях экологических катастроф, о простейших (но одновременно – и наиболее устойчивых) формах механической солидарности в понимании Э. Дюркгейма или об эмерджентных формах сплочения участников сетевой коммуникации – во всех этих и множестве подобных случаев мы обнаруживаем, что социология в союзе с другими социальными дисциплинами и науками о живой природе может обеспечить и приращение нового знания, и пересмотр ряда устоявшихся представлений о феномене социальной солидарности.

Солидарность в различных ее проявлениях, несомненно, демонстрирует высокую степень зависимости от экономических, институциональных и культурных факторов того или иного общества. Солидарность как феномен эпохи модерна оказывается соотнесенной с социальной дифференциацией и возможностью индивидуального выбора или, иначе говоря, с необходимостью переформулировать взаимные обязательства между общественным целым и отдельным индивидом. Причем сегодня совершенно очевидно, что подобное переопределение взаимных обязательств – не единовременный акт, а процесс, длящийся во времени с различной степенью интенсивности, но никогда не прекращающийся. Этот процесс нельзя также считать однонаправленным: если на микроуровне общественной организации в условиях растущего многообразия культурных форм, ценностей и стилей жизни нарастает разобщение, то тем сильнее на макроуровне становится объективная потребность в адекватных и действенных механизмах социальной интеграции. В условиях современной России поиск эффективной модели сплочения общества, не нарушающей права и многообразие устремлений отдельных индивидов, является особенно актуальным. Хотелось бы надеяться, что предлагаемые вниманию читателей материалы будут способствовать успеху такого поиска.

Солидарность в контексте истории социологии и теории общества

А.Б. Гофман

Моральная обязанность, политический лозунг или научный факт? Из истории идеи солидарности

У истоков идеи

Социология много и основательно занималась и занимается тем, что в социальной жизни плохо. И это хорошо. Но она слишком мало занималась тем, что в социальной жизни хорошо. И это плохо.

Социологи часто избегают изучения самоотверженности, любви, согласия, дружбы, симпатии, альтруистического поведения, справедливости и других подобных «позитивных» явлений. Эти темы рассматриваются главным образом либо как своего рода отклонения от нормы, либо как область интересов нормативной этики, религии, политических демагогов, беллетристов или прекраснодушных мечтателей. Во всяком случае, удельный вес исследований таких явлений сравнительно невелик.

Такое положение в общем объяснимо. Когда речь идет, например, о межгрупповых конфликтах, девиантном поведении, преступности, то для всех, в том числе для исследователей, очевидно, что это социальные проблемы, требующие решения и, следовательно, изучения. Что же касается вышеназванных «позитивных» тем, свидетельствующих, допустим, о социальном благополучии, то здесь явно и неявно действует примерно следующая логика. Если они есть, то прекрасно, проблем нет и исследовать тут нечего, по поговорке «От добра добра не ищут». Если же их в обществе нет, то опять-таки исследовать нечего: невозможно изучать объект, который не существует или же существует лишь в качестве идеала либо благого пожелания. Такая логика к тому же наслаивается на в общем плодотворную традицию европейской светской науки, предписывающую разделять бескорыстный поиск истины о реальности, с одной стороны, и оценочные суждения о ней – с другой.

Сказанное вроде бы не относится к судьбе такого «позитивного» явления, как социальная солидарность. В истории социологической мысли его изучение издавна занимало почетное место. В определенном смысле социология начиналась именно как изучение социальной солидарности и усилие решить проблемы ее необходимости, отсутствия, формирования или внедрения. С самого своего возникновения и впоследствии социология, отделив понятие общества от понятия государства и придав социальности (общественности) свойство фундаментальной мировоззренческой и научной парадигмы, стремилась решить «социальный вопрос». Она обосновывала так называемую «социальную» точку зрения, направленную на преодоление индивидуального, классового и национального эгоизма и утверждение солидарности и альтруизма в максимально широком, даже во вселенском масштабе.

Не случайно один из создателей социологии Огюст Конт, который изобрел само название этой дисциплины, изобрел также и слово «альтруизм»: для него социология была средством обоснования последнего, а вместе с ним – и морали и социальной солидарности. В его теории солидарность – универсальное свойство всех явлений природы, достигающее апогея в обществе и выступающее в нем в форме консенсуса; при этом, помимо синхронического, она имеет и диахронический аспект, связывая между собой поколения посредством традиции. Не случайно и то, что Пьер Леру, один из изобретателей слова «социализм»2020
  Напомним, что первоначально «социализм» сливался с «социальным движением», а слово «социалистический» было практически синонимом не только «социального», но и «католического», т.е. вселенского. Из этого в дальнейшем выросли мощные «коллективистские» движения, включая социализм, коммунизм, «солидаризм» и т.д., которые приобрели планетарный масштаб.
  В связи с этим следует подчеркнуть, что часто повторяемый сегодня стереотипный тезис о том, что «западная» традиция является заведомо индивидуалистической и либеральной, не соответствует действительности. В данном случае, помимо прочих, совершается ошибка pars pro toto – часть западной традиции («индивидуалистическая») выдается за традицию в целом. В действительности, помимо упомянутых западных коллективистских течений, существовало даже коллективистское «западное антизападничество», в частности в Германии. Некоторые предшественники немецкого нацизма (де Лагард, Лангбен, Мёллер ван ден Брук и др.) еще в XIX и начале XX в. решительно противопоставляли германскую «коллективистскую» национальную идею западной «индивидуалистической» и «материалистической» традиции. Эти западные антизападники, с одной стороны, служат источниками вдохновения для современных антизападников и антилибералов, с другой – самим своим существованием опровергают их идеологические конструкции. Сторонникам этих конструкций, от российских нацистов до последователей Бен Ладена, остается либо считать названных предшественников «ненастоящими» антизападниками, либо отлучать их от западной культуры, признавая их «ненастоящими», «нетипичными» представителями западной культуры.


[Закрыть], вместе с тем внедрял понятие «солидарность» в социальную мысль и практику XIX в. Понятия солидарности, морали и альтруизма изначально шли рука об руку с понятиями общества, социальности, социального и, таким образом, занимали в социологии привилегированное место.

Слово «солидарность», как известно, имеет юридические корни и восходит к латинскому in solidum (за целое), означающему совместное договорное обязательство каждого из должников по возврату долга в целом и близкому понятию корреалитет в древнеримском праве2121
  Корреалитет – обязательство между должником и несколькими сокредиторами (называвшимися correi) или кредитором и несколькими содолжниками (также называвшимися correi).


[Закрыть]. Пьер Леру отмечал, что он заимствовал понятие солидарности у легистов (средневековых юристов, распространявших в Западной Европе, в частности во Франции, римское право), с тем чтобы внедрить его в философию2222
  См.: [57, с. 84].


[Закрыть]. Несомненно, истоки этого понятия можно обнаружить и в представлении о христианском милосердии, и в идее человеческого братства, сформулированной Французской революцией в конце XVIII в.

Вообще, если не считать ее более удаленные во времени истоки, идея солидарности насчитывает примерно два столетия. Помимо уже упомянутого Леру, в разное время в становление и развитие этой идеи свой вклад внесли Адам Смит, Константен Пекер, Прудон, Теодор Жуффруа, Фредерик Бастиа, Сен-Симон, Фурье, Конт, Эдгар Кине и многие другие мыслители и ученые. Она претерпела множество метаморфоз и побывала в разных областях социальной жизни, культуры, знания и веры.

В ХIХ в. идея солидарности основательно утвердилась в общественном сознании европейцев, настолько, что постепенно стало возможным говорить о солидаризме как о доктрине или совокупности доктрин особого рода. В каком-то смысле солидаризм проник в самые разные течения социальной мысли и практики и пропитал их. Идею солидарности, ее реальность и необходимость обосновывали самые различные и даже противоположные направления социальной мысли: социалисты и либералы2323
  Отсюда характеристика солидаризма как «либерального социализма».


[Закрыть], реформисты и революционеры, консерваторы и новаторы, умеренные и радикалы, клерикалы и лаицисты, сторонники laissez faire и протекционисты, анархисты и этатисты, мистики и сторонники строгой науки. Разумеется, интерпретации идеи солидарности оказались столь же разнообразными, как и сами эти течения; более того, они нередко энергично сражались между собой. Многочисленные приверженцы тех ли иных разновидностей солидаризма начиная с ХIХ в. и по сей день активно действуют в различных странах Европы, включая, разумеется, Россию2424
  См., например, сборник текстов, посвященный истории и современному состоянию русского солидаризма: [35].


[Закрыть].

Все это не могло не сказаться на количестве публикаций, так или иначе посвященных теме солидарности. На 30 июня 2008 г. каталог Национальной библиотеки Франции содержал упоминание 1763 изданий, включая периодические, в которых фигурировало слово «solidaritй», чаще всего в заголовках или подзаголовках. Число этих публикаций неуклонно росло: 8 в 1840 г., 268 в 1900 г., 653 в 1950 г., 838 в 1980 г., 1479 в 2000 г.2525
  См.: [58, с. 103].


[Закрыть] Слово «солидарность» наиболее любимо во Франции и других франкоязычных странах, за их пределами аналогичные цифры не так велики, но также очень значительны. Так, на тот же момент немецкое «Solidaritдt» в каталоге Немецкой национальной библиотеки упоминается 1364 раза, а английское «solidarity» в Библиотеке конгресса США – 11932626
  См.: [58, с. 103].


[Закрыть].

Несмотря на столь впечатляющие цифры, свидетельствующие о громадной популярности идеи социальной солидарности, ее история в научном дискурсе оказалась далеко не простой. Выделившись из христианской идеи милосердия и оказавшись в мире секулярного, она отчасти сохранила свой религиозный характер, продолжая занимать важное место и в теориях религиозных мыслителей (Жозеф де Местр, Ламенне и др.), и в официальных документах католической церкви. Вместе с тем в связи с общим процессом секуляризации европейских обществ наряду и вместо идеи солидарности в Боге и через Бога стала развиваться идея солидарности без Бога. Она стала важным элементом светской морали, политических идеологий и движений. Наконец, она получила обоснование и интерпретацию в светской науке. Таким образом, идея оказалась на пересечении самых разных дискурсов, да и внутри каждого из них интерпретировалась очень по-разному, так что отдельные ее интерпретации зачастую подвергались резкой критике не только ее противниками, но и сторонниками.

Это сосуществование и смешение трактовок приобрело хронический характер. В итоге социальная мысль постоянно колебалась, можно даже сказать, металась между представлением о социальной солидарности как о религиозной добродетели, нравственном долге, политическом лозунге, элементе государственной политики, социальных и филантропических движений, с одной стороны, и представлением о солидарности как научном (физическом, химическом, биологическом, социальном, экономическом, юридическом) факте – с другой. Вовлеченность научного дискурса в остальные, его неотделенность от них в эпоху, когда статус и престиж науки были чрезвычайно высоки, вызывали серьезную озабоченность тех, кто хотел рассматривать социальную солидарность с научной точки зрения, внести вклад в ее исследование и в то же время – в ее практическое осуществление.

Солидаризм и Третья республика во Франции

Характерна в этом отношении судьба идеи солидарности и солидаризма во Франции эпохи Третьей республики2727
  На эту тему написано множество работ. Среди опубликованных в последние годы см., в частности: [57, гл. 3, 4; 79, гл. 13].


[Закрыть]. Солидаризм в ней стал мощным социальным движением и, по выражению Селестена Бугле, выступал в качестве своего рода официальной философии2828
  См.: [61, с. 7].


[Закрыть]. Наряду со сциентизмом, лаицизмом и антиклерикализмом он составлял один из главных идеологических символов Третьей республики, направленных, с одной стороны, против национализма, монархизма и клерикализма, с другой – против революционного марксизма [5]. (Впрочем, определенные варианты идеи солидарности присутствовали и в этих направлениях.) Вместе с тем в качестве «либерального социализма» он был направлен против индивидуализма либералов и коллективизма социалистов, стремясь одновременно примирить оба эти направления. Солидарность, рассматриваемая как высшее проявление социального начала в человеке, содержала в себе новое, светское, взамен традиционного христианского, обоснование морали – прежде всего, идеи морального долга. Теме солидарности было посвящено бесчисленное множество трудов, конгрессов, конференций, лекционных курсов и дискуссий. Солидарность стала лозунгом Всемирной выставки, проходившей в Париже в 1900 г. Используя выражение одного из видных солидаристов этой эпохи, философа Альфреда Фулье, можно сказать, что она стала влиятельнейшей идеей-силой (на марксистском языке – материальной силой).

Помимо Фулье среди тех, кто внеc вклад, прямой или косвенный, в идеологию французского солидаризма этой эпохи, следует назвать, в частности, философов Шарля Ренувье, Шарля Секретана, Анри Мариона2929
  Защитившего в 1880 г. в Сорбонне диссертацию на тему «О моральной солидарности: Опыт прикладной психологии». См.: [99].


[Закрыть], экономиста Шарля Жида, правоведов Леона Дюги и Мориса Ориу, социологов Альфреда Эспинаса, Жана Изуле3030
  «Солидарность есть факт позитивный, универсальный, фундаментальный, причем не только социологического порядка, но также биологического и даже химического порядка», – писал он в своей знаменитой в то время книге «Современный град: Метафизика социологии» (1890), своим названием перекликавшейся с другой знаменитой книгой – «Античный град» (1864) историка Фюстеля де Куланжа [80]. См.: [92].


[Закрыть], Адольфа Коста, Рене Вормса, Гийома Дюпра, Габриэля Тарда и, конечно, Дюркгейма, а также его неортодоксального последователя Селестена Бугле. Правда, несмотря на то что понятие солидарности, как известно, занимает важное место в теории раннего Дюркгейма, его вклад в формирование идеологии солидаризма носил главным образом академический и опосредованный характер.

Самую активную роль в разработке и пропаганде этой идеологии сыграл известный юрист, политический и государственный деятель, один из создателей Лиги Наций, лауреат Нобелевской премии мира (1920) Леон Буржуа. В своей небольшой книжке «Солидарность» (1896), неоднократно переиздававшейся и признанной «манифестом» солидаризма, он стремился соединить нравственный и научный аспекты идеи солидарности, выводя первый аспект из последнего [63]3131
  В России книга была издана через три года после ее выхода во Франции. См.: [3]. Среди других его работ на эту же тему – книги «Опыт философии солидарности» (1902) и «Применения социальной солидарности», включающие его лекции, прочитанные в Высшей школе социальных исследований в 1901–1902 гг. См.: [64; 62].


[Закрыть]. При этом он практически не опирался на Дюркгейма, хотя его работа появилась через три года после выхода дюркгеймовской диссертации «О разделении общественного труда» [22], целиком посвященной теме солидарности. Во всяком случае, в его книге нет ссылок на Дюркгейма. Идеологию солидаризма он обосновывает, опираясь, в частности, на труды биологов Эдмона Перрье и Анри Мильн-Эдвардса, экономиста Шарля Жида, философов и социологов Секретана, Изуле, Фулье и даже на поэму Сюлли-Прюдома (первого нобелевского лауреата в области литературы) «Справедливость». У Фулье и у британского юриста и историка Генри Самнера Мейна он черпает представление об обществе как о «контрактном организме» и о «квазисоциальном контракте» между свободными индивидами, противопоставляя это представление взглядам Руссо, рассматривавшего общественный договор как отказ от свободы индивидов [63, с. 28, 39, 41, 51].

Согласно Буржуа, «закон солидарности является универсальным» [63, с. 23]. Из этого закона следуют права и обязанности индивидов по отношению друг к другу, и к современникам, и к предкам, и к потомкам. «Обязанность каждого по отношению ко всем проистекает не из произвольного решения, находящегося вне природы вещей; она представляет собой просто возмещение тех выгод, которые каждый извлекает из общественного состояния, цену за услуги, которые ассоциация оказывает каждому» [63, с. 41], – утверждает автор. Поэтому с самого рождения индивид оказывается должником по отношению к другим: «Как только ребенок, отнятый от груди, окончательно отделяется от матери и становится отдельным существом, получающим извне продукты, необходимые для его существования, он оказывается должником; он не сделает больше ни одного шага, ни одного жеста, не обеспечит удовлетворение никакой потребности, не реализует ни одну из своих зарождающихся способностей, не черпая из громадного резервуара благ, накопленных человечеством» [63, с. 47].

Опираясь на взгляды Мариона, Буржуа доказывал, что моральная солидарность в человеческом обществе должна компенсировать несправедливость и жестокость естественной солидарности. Отсюда необходимость активной социальной политики, развития институтов социальной поддержки, страхования и взаимопомощи. Собственно, данные институты впервые и возникают во Франции в это время благодаря политике республиканцев, опиравшихся на эти теоретические обоснования.

Необходимо подчеркнуть, что Буржуа, как и многие социальные мыслители, не проводит различия между обществом и человечеством, рассматривая последнее как расширенное до предела первое3232
  См. об этом: [10].


[Закрыть]. Тем не менее в качестве теоретика и пропагандиста солидарности он, несомненно, имеет в виду прежде всего французское общество. При этом он всячески стремится избегать рассмотрения общества и государства как надындивидуальных сущностей, постоянно подчеркивая, что права и обязанности устанавливаются не по отношению индивидов к обществу, а по их отношению друг к другу. Он настаивает на том, что социальная солидарность – это отношения между свободными индивидами, и доказывает невозможность процветания социального целого за счет его частей.

Буржуа признавал различие между солидарностью-фактом и солидарностью-долгом, между научным подходом к этому явлению, с одной стороны, и нравственно-правовым, нормативным – с другой. Но он надеялся, что ему удалось преодолеть это различие и обосновать второй подход с помощью первого. Между тем в том, что данная проблема им решена, ему удалось убедить далеко не всех, и этот пункт оставался постоянным объектом критики и ахиллесовой пятой и для Буржуа, и для многих других теоретиков, ставивших социальную солидарность в центр своих теоретических конструкций. Многие, опираясь на «принцип Юма», подчеркивали, что из фактической солидарности совсем не вытекает соответствующая моральная обязанность. Так, известный литературный критик, приверженец католицизма и монархизма Фердинан Брюнетьер, сам побывавший среди активных сторонников солидаризма, а затем ставший его критиком, отмечал: «Если бы солидарность была тем, что называют фактом, фактом, научно установленным, от власти которого мы не могли бы уклониться… то зачем бы нам понадобилось ее проповедовать? Мы не должны были бы так возбужденно выступать против или за нее, так же как за или против кровообращения: мы бы ее просто констатировали»3333
  Цит. по: [57, с. 248].


[Закрыть].

Помимо этого основного, во Франции Третьей республики существовали и другие пункты критики идеологии солидаризма, а вместе с ней и идеи социальной солидарности. Их характеризовали как пустопорожние рассуждения, как попытку создать чудодейственное лекарство от всех социальных болезней, как оппортунистический лозунг, соглашательство, мистическое понятие и т.д. Марксист Жорж Сорель, теоретик революционного синдикализма, буквально насмехался над книгой Буржуа, доказывая ее полную несостоятельность3434
  См.: [57, с. 236 и др.].


[Закрыть]. Серьезным испытанием для солидаризма явилось дело Дрейфуса, потребовавшее основательного обновления доктрины и выдвижения в ней на первый план значения идей справедливости, права и индивидуализма3535
  См.: [57, с. 256–257].


[Закрыть].

Понятие солидарности в социальной науке последнего столетия:

Маргинализация, исчезновение, возвращение

Эпоху Третьей республики во Франции можно назвать золотым веком идеи солидарности. И именно тогда и там наиболее ярко было продемонстрировано, насколько сильно научный дискурс солидарности вовлечен во вненаучные (политические, моральные, религиозные) дискурсы и смешан с ними. Очевидно, промежуточное и неопределенное положение этой идеи, оказавшейся на границе научной, нравственной, религиозной, политической и других сфер, не могло не повлиять на отношение к ней социологов. Оно становится осторожным, можно сказать, настороженным, недоверчивым, скептическим. Судя по ряду признаков, можно утверждать, что к началу 1930-х годов понятие солидарности воспринимается как старомодное. Когда в 1932 г. был опубликован прочитанный в 1927–1928 гг. в Коллеж де Франс курс Шарля Жида, посвященный солидарности как экономическому явлению и подводивший итог его многолетним разработкам в данной области, он воспринимался уже как идейный анахронизм [81]. Несмотря на то что понятие солидарности во многом характеризует квинтэссенцию социальной жизни, несмотря на его использование рядом классиков и авторитетных социологов-теоретиков, его место среди социологических понятий до недавнего времени оставалось весьма скромным, даже маргинальным.

Среди упомянутых выше публикаций, посвященных теме солидарности, лишь немногие относятся к собственно социологическим. В истории социологии XX–XXI вв. наблюдается чередование оживления, ослабления и утраты интереса к этой теме. Периодически она оказывается в центре, на периферии или даже за пределами социологического знания. Обо всем этом свидетельствуют, в частности, старые и новые социологические энциклопедии и словари. Понятие «солидарность» в них то появляется, то исчезает; оно трактуется то как чисто оценочное и прикладное, то как достояние лишь истории социологической мысли, то как важнейшее социологическое понятие. Возьмем несколько изданий такого рода и посмотрим, что там пишется о социальной солидарности.