Текст книги "Политическая наука №2 / 2016. Политическая наука в современной России"

Dahrendorf R. Auf der Suche nach einer neuen Ordnung. Eine Politik der Freiheit für das 21 Jahrhundert. – München: Verlag C.H. Beck oHG, 2003. – 157 S.

Dahrendorf R. Soziale Klassen und Klassenkonflikte in der industriellen Gesellschaft. – Stuttgart: Enke, 1957. – 280 S.

Dahrendorf R. Versuchungen der Unfreiheit (die intellektuellen in Zeiten der Prüfung). – München: Verlag C.H. Beck oHG, 2006. – 239 S.

Dahrendorf R. Zu einer Theorie des sozialen Konflikts // Theorien des sozialen Wandelns / Ed. by W. Zapf. – Königstein, 1989. – S. 108–123.

Eurasia: New peace Agenda / Ed. by M. Tehranyan, A. Nikitin, M. Intriligator. – N.Y.; London; Amsterdam: Elsevier, 2005. – 260 p.

Fischer H. Sozialdemokratie und Osteuropa. Die revolutionäre Evolution // Europaische Rundschau. – Wien, 1990. – N 2. – S. 9–17.

Friieden und Konflikt: Beiträge zur historischen Friedensforschung. – Essen: Klartext Verlag, 2005. – 406 S.

Galtung I. Human rights in another key. – London.: Policy press, 1994. – 184 p.

Habermas J. Die nachholende Revolution. – Frankfurt: Suhrkamp, 1990. – 180 S.

Mitchell C.R. Part 1: The structure of conflict // The Structure of international conflict / Ed. by C.R. Mitchell. – N.Y.: St. Martins press, 1989. – P. 15–70.

Muenkler H. Die neuen Kriege. – Hamburg: Rowohlt Verlag GmbH, 2003. – 285 S.

Muenkler H. Weder den Krieg. Stationen der Kriegsgeschichte im Spiegel ihrer theoretischen Reflexion. – Verlagsleitung: Velbruck Wissenschaft, 2005. – 294 S.

Preus U.K. Revolution, Fortschritt und Verfassung. Zu einem Verfassungsverstandnis. – Berlin: Dietz, 1990. – 124 S.

Rischer G., Gabriel R. Die Politikwissenschaft und der Systemwandel in Osteuropa. – München: Minerva, 1993. – 213 S.

Skocpol T. State and social revolutions. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1979. – 327 p.

Политические элиты как объект исследований в отечественной политической науке

О.В. Гаман-Голутвина 22
  Гаман-Голутвина Оксана Викторовна, доктор политических наук, профессор, заведующая кафедрой сравнительной политологии МГИМО (У) МИД РФ, Президент Российской ассоциации политической науки, профессор-исследователь НИУ ВШЭ, председатель Федерального учебно-методического объединения по политическим наукам и регионоведению, e-mail: ogaman@mail
  Gaman-Golutvina Oxana, Moscow State Institute of International Relations, MFA Russia (Moscow, Russia), Russian Political Science Association (Moscow, Russia), National Research University Higher School of Economics (Moscow, Russia), Federal educational and methodical association of political sciences and regional studies (Moscow, Russia), e-mail: [email protected]


[Закрыть]

Аннотация. В статье представлен анализ изучения феномена элит в современной зарубежной и отечественной политической науке. Предметом изучения стали эволюция элитологии, ее повестка, методологические подходы, тематическая специализация изысканий. На основе изучения массива публикаций автор приходит к выводу, что элитология предстает одной из наиболее развитых субдисциплин отечественной политической науки. Наиболее заметные результаты получены в изучении региональных элит, управленческой бюрократии высшего уровня, в политико-психологическом изучении властных групп. Автор выделяет следующие направления: политико-психологическое, политико-социологическое, компаративное, изучение внутриэлитных отношений.

Ключевые слова: элита; политическая компаративистика; политическая социология; политическая психология.

O.V. Gaman-Golutvina

Political elites as an object of research in national political science

Abstract. The article presents an analysis of the studies of the elite phenomenon in contemporary foreign and domestic political science. The subject of investigation – the evolution steel elitological studies, its agenda, methodological approaches, thematic specialization. On the basis of an array of publications, the author concludes that elitology in the moment is one of the most advanced sub-disciplines of domestic political science. The most significant results were obtained in studies of the regional elite, top-level management of the bureaucracy, in the political-psychological study of power groups. Autor identifies the following areas: political-psychological, political, sociological, comparative, study of intra-relationships.

Keywords: elite; comparative politics; political sociology; political psychology.

Обращение к анализу хода и результатов исследований политических элит в отечественной политологии правомерно начать с характеристики, данной одним из пионеров этого направления в нашей стране Г.К. Ашиным, который в начале 2000‐х годов сформулировал такую оценку: «Ныне Россия – уже не периферия мировой элитологии, какой она была в советское время, школа российской элитологии по праву заняла ведущее место не только в исследовании российских элит. Еще пару десятилетий назад о российских элитах можно было узнать лишь из работ зарубежных советологов и российских политэмигрантов, но сейчас она лидирует, по крайней мере, в трех важных областях элитологии – в общей теории элитологии, в истории элитологии… и в области исследований региональных элит» [Ашин, 2006, с. 6–7]. Не случайно сам термин «элитология» стал российской новеллой, хотя и не бесспорной.

Изучение массива отечественных публикаций позволяет выделить несколько содержательных блоков. Во‐первых, это относительно немногочисленные работы, посвященные историческим, теоретическим и методологическим аспектам темы. Во‐вторых, это изучение сущностных и функциональных особенностей различных сегментов элит (федеральная, региональная, административная, парламентская) посредством использования социологических (теоретических и эмпирических), политико-психологических и политико-компаративных методов. В‐третьих, это отношения между различными фракциями элиты. Данная дифференциация определяет структуру статьи.

Изучение политических элит в России

Среди факторов, обусловивших продуктивное развитие элитологии, на наш взгляд, следует, прежде всего, выделить объективное возрастание роли и влияния элит на политические процессы в российском социуме. Парадоксальным образом победное шествие демократии отчасти совпало с «революцией элит». Эта тенденция весьма рельефно проявилась в России в значительном масштабе: в постсоветский период элиты – политические и экономические – предстали важнейшим актором отечественного политического процесса постсоветской России. Целый ряд эмпирических проектов подтверждает, что несмотря на многообразие социальных расколов и размежеваний в современном российском обществе (богатые – бедные; Центр – регионы; идеологические или этно-конфессиональные диверсификации), наиболее значимой демаркационной линией останется дихотомия элиты – внеэлитные массовые группы. Именно доминирование элит стало важнейшим фактором, определившим интерес к элитистской проблематике.

Термин «элита» в нашей стране не использовался вплоть до последнего десятилетия ХХ в., прежде всего в связи с длительным доминированием марксистской парадигмы, а также в связи с недемократическими коннотациями термина «элита» в доминировавшем дискурсе. Термин не использовался даже для изучения властных групп капиталистического общества и употреблялся исключительно в качестве объекта критики. Использование понятия элиты в отечественном дискурсе 1990‐х годов возросло революционно.

Среди факторов, способствовавших успешному развитию отечественной элитологии в течение последних 15 лет, следует назвать также длительное доминирование эгалитарной парадигмы в отечественном обществознании, что в соответствии с законами маятника стимулировало развитие альтернативных подходов.

В перечне благоприятных факторов развития направления следует упомянуть также довольно быстрое формирование профильной сети исследователей. Институционализирующими центрами стали Москва, Санкт-Петербург, Пермь (усилиями В.П. Мохова), а также Исследовательский Комитет РАПН «Политические элиты». Не случайно на всех конгрессах РАПН проблематика изучения политических элит и лидерства, как правило, выделялась в качестве самостоятельного направления. Особо следует выделить работу ежегодного семинара «Социологические проблемы институтов власти в условиях российской трансформации», который проводит Социологический институт Санкт-Петербурга совместно с РАПН с 2001 г. Благодаря настойчивости и компетентности А.В. Дуки этот формат сыграл существенную роль в консолидации элитологического сообщества. Система эффективных профессиональных сетей стала матрицей развития элитологии.

Первое в нашей стране исследование – причем эмпирическое – было осуществлено еще в советское время: под руководством профессора А.А. Галкина в Институте конкретных социальных исследований (ИКСИ) АН СССР в начале 1970-х годов. Предметом исследования были динамика изменения и эволюция различных групп правящей элиты США, Великобритании и Германии 1950-х – 1960-х годов. Результаты были опубликованы А.А. Галкиным в Ежегоднике «Рабочий класс в мировом революционном процессе» и частично – в совместной с Бурлацким книге «Современный левиафан» [Бурлацкий, Галкин, 1985].

В том же году вышла книга другого видного ученого Г.К. Ашина, содержавшая анализ развития концепций элит в западной политической науке [Ашин, 1985] и положившая начало системному изучения теорий элит в нашей стране.

В течение последующих трех десятилетий изучение элит претерпело значительную эволюцию. Начало 1990-х годов ознаменовалось возраставшими по численности, но невысокими по качеству и крайне фрагментарными с точки зрения методологических и теоретических аспектов публикациями. Следующее десятилетие было посвящено освоению потенциала классических и современных западных теорий элит и интенсивному накоплению эмпирических данных относительно процессов рекрутирования и ротации отечественных элит. В конце 1990-х годов стали появляться систематизированные исследования. Произведенная усилиями А.В. Дуки и его коллег в 2001 г. своеобразная «инвентаризация» сделанного в элитологии с 1990 по 2000 г. включила 460 источников; к концу первого десятилетия нового века это количество превысило 1000. Однако изменения не ограничились количественными показателями: возросло не только число исследователей – сформировалось несколько точек роста субдисциплины [Ашин, 2005, с. 239].

Теоретические и методологические сюжеты в отечественной элитологии

Важным содержательным фактором становления элитологии, структурировавшим ее проблемное поле, стала дискуссия по ключевым теоретическим и методологическим сюжетам: содержание концепта «элита» и возможности его использования в методологическом и прикладном аспектах [Гаман-Голутвина, 1996]. В упомянутой дискуссии можно выделить для аспекта. Первый касается широкой и узкой интерпретации термина «элита». Сторонники «широкой» трактовки полагают, что элита – это высшая страта, существующая в любой системе социальной стратификации, определяющая функционирование и развитие общества в целом или отдельных его подсистем и выступающая ключевым субъектом выработки норм и ценностей общества. В узком смысле концепт «элита» используется для характеристики управленческой, политико-административной категории [Ашин, 2008].

Есть и иные трактовки «узкого» и «широкого» понимания термина «элита». Согласно первому, элита есть исторический социальный субъект, рождающийся в Новое время. Согласно другой позиции, возможно использование термина в более широком значении: элита – это социальная константа всех эпох, сообщество лиц, осуществлявших управление на различных этапах политической эволюции [Мохов, 2007.]. В частности, очевидно, что возникновение и генезис института государства были сопряжены с формированием аффилированной с ним социальной категории, осуществлявшей функции управления. Исследование закономерностей обретения и удержания власти, особенностей рекрутирования и ротации составляет предмет элитологии как комплексной научной дисциплины. Важным этапом дискуссии стало выделение отдельных категорий в структуре элиты (политическая, экономическая, духовно-идеологическая, профессиональные) [Гаман-Голутвина, 2013].

На наш взгляд, востребованность широкой трактовки элиты объясняется тем, что выявление атрибутивных характеристик элит вызывало включение в орбиту рассмотрения их генезис: очевидно, что процесс формирования субъекта определяет его сущность. И в этом случае оказывается востребованным обобщающий понятийный конструкт, пригодный для «кросстемпорального» исследования, открывающего возможности выявления атрибутивных характеристик. Комментируя упомянутый сюжет дискуссии, можно отметить, что монополия той или иной позиции вряд ли оправдана; использование того или иного методологического подхода зависит от конкретных исследовательских задач и избранной методологической системы координат. А.В. Дука показал, что в эмпирических и теоретических исследованиях властных элит возможны три невзаимоисключающих типа исследований. Во‐первых, элиты могут быть представлены как функциональные группы. Во‐вторых, элиты могут быть проанализированы как определенный социальный слой. В‐третьих, элиты могут быть рассмотрены как институты. Каждый из указанных вариантов исследований тяготеет к определенным теоретическим основаниям и обладает собственными объяснительными возможностями и ограничениями [Дука, 2005].

Второй сюжет профильной дискуссии касался соотношения ценностного и структурно-функционального подходов к дефиниции. Во многом диссонирующее звучание термина было определено слабой укорененностью функционального подхода в отечественной политической мысли [Тощенко, 2008].

Для прояснения теоретических контекстов элитологии существенное значение имели публикации Г.К. Ашина, который подверг детальному анализу теоретический потенциал классической и современной элитологии, предложив ряд продуктивных подходов к систематизации эвристического потенциала этого наследия [Ашин, 2006]. Предметом исследований в работах Ашина стали содержательная и функциональная специфика элитологии в системе социального знания; генезис элитологии и ее типология; методологические установки элитизма; история российской и американской элитологии. Существенное внимание Г.К. Ашин уделил исследованию возможностей совмещения элитистской парадигмы с демократической, изучению истории, теории и практики элитного образования в США и европейских странах.

Близка этому подходу тематика работы А.П. Кочеткова, который рассматривает исторические и современные практики взаимодействия элитных и массовых групп на различном материале, уделяя особое внимание влиянию элит на характер политического режима применительно к российским реалиям в условиях перехода мирового сообщества в глобально-информационное общество [Кочетков, 2009].

Вклад В.Г. Ледяева в прояснение теоретических аспектов дискуссии определяется, прежде всего, содержащимся в его работах основательным анализом классических и современных концепций власти [Ледяев, 2000; Ледяев 2008; Ледяев, 2010; Ледяев, 2012]. В последних по времени публикациях В.Г. Ледяев обращается также к анализу современного российского политического режима. Осуществленный с помощью трех базовых концептов – господства, конфигурации форм власти и эффективности власти, – этот анализ выявляет противоречивость административно-политического класса в качестве субъекта политического господства.

Существенным результатом данной дискуссии можно считать консенсус большинства исследователей (О.В. Гаман-Голутвина, А.В. Дука, Н.Ю. Лапина, В.Г. Ледяев, А.Е. Чирикова и др.) относительно необходимости отказа от использования нормативного критерия в определении элиты в пользу аналитического подхода в рамках социологических и политических исследований [Гаман-Голутвина, 1996; Дука, 2005; Чирикова, 2008], что способствовало продвижению в изучении процессов элитогенеза.

Следует признать безусловно продуктивными усилия А.В. Дуки по разработке институционального подхода в политико-социологическом анализе властных элит [Институционализация… 2003; Проблемы институционализации… 2003; Элита третьего пути… 2006]. Институционализацию он рассматривает, во‐первых, как способ обретения новыми властными группами финансового положения, необходимого для создания социальной дистанции, символических механизмов идентификации и демаркации; во‐вторых, как сплочение элиты в условиях разрушения идеологии и механизмов сдерживания конкурирующих групп; в‐третьих, как снижение неопределенности во внутригрупповом и межгрупповом взаимодействии на фоне ослабления традиционных для сообщества нормативных регуляторов. Исследования А.В. Дуки показали, что институциональный фактор связан с общим институциональным дизайном и возникновением структуры институциональных возможностей для появления и закрепления новых институтов. Структурный контекст институционализации властных групп определяет возможности элиты обеспечивать себе легитимизацию, социальную поддержку и социальную базу своего воспроизводства, а борьба за ресурсы выступает необходимым элементом процесса институционализации. При этом монополизация власти является не столько следствием привычки монопольно управлять, сколько необходимостью институционализации элиты: последняя должна структурировать социальное и политическое пространство «под себя». Представляет интерес также выявление в работах А.В. Дуки функций коррупции в процессе институционализации элиты.

Основатель пермского центра элитологических исследований В.П. Мохов сосредоточил усилия на анализе трансформации проблемного поля элитистских исследований. Мохов разделяет подход Г.К. Ашина в его различении понятий элитизма и элитаризма. На основе изучения современной литературы В.П. Мохов выделил шесть основных значений понятия «элитизм», присутствующих в современном научном дискурсе [Властные элиты… 2004]. В настоящее время В.П. Мохов работает над уточнением критериев циркуляции элит [Мохов, 2014].

Объектами исследований А.М. Старостина [Старостин, 2003] стали уточнение основных принципов элитистской парадигмы; изучение социального и антропологического факторов детерминации элит, цивилизационного своеобразия и принципов циркуляции элит, механизмов элитогенеза, а также разработка проблемы идеалов и норм научной рациональности; выявление методологической референтности исследований. Обобщения в этой области позволили авторам прийти к выводу о формировании в политической науке последнего времени элитологической исследовательской парадигмы [Элиты и будущее России… 2007].

Центральным объектом работ М.Н. Афанасьева стало изучение патрон-клиентских отношений внутри массовых и элитных групп в исторической ретроспективе и сравнительной перспективе [Афанасьев, 1997]. М.Н. Афанасьев показал, что в условиях быстрой смены привычных ролей и статусов отношения личной зависимости и покровительства остаются устойчивой матрицей социального поведения [Афанасьев, 1996]. Афанасьев показал, что на федеральном и региональном уровнях реальными структурными единицами, образующими ткань властвующей элиты, являются клиентелы, положение которых всецело зависит от влиятельности и популярности их лидеров. Однако, на наш взгляд, для данной работы характерна ретроспективная экстраполяция всеобъемлющего в постсоветской России влияния клиентельных отношений на предшествующие исторические периоды.

Особенностью аналитического подхода М.Н. Афанасьева стало включение в политологический дискурс исторического исследования. В связи с этим заметим, что разработка историко-политических аспектов процессов элитообразования в целом стала важным этапом развития элитологии. Подобного рода исследования способствуют разработке серьезных теоретических подходов к пониманию системных особенностей процессов элитного рекрутинга.

По мнению экспертов, наиболее масштабным концептуальным исследованием с разработкой оригинальной авторской концепции стала работа О.В. Гаман-Голутвиной: «После классических работ по элитам начала ХХ в. и современных европейских и американских разработок трудно было предположить, что можно написать что‐то концептуально новое. Однако это оказалось возможным» [Дука, 2008].

Парадоксальным образом концептуальные интерпретации элитогенеза в постсоветской России оказались невозможными вне широкого исторического контекста. Использование историко-политологического подхода открыло возможности концептуального осмысления современного российского элитогенеза, позволило сформулировать продуктивный методологический подход в исследовании процессов элитообразования, выявляющий определяющее значение моделей социального развития в качестве фактора детерминации элитообразования; определить механизмы взаимосвязи моделей социального развития и моделей элитообразования; разработать типологию процессов элитообразования с ее использованием для сравнительного анализа различных форм элитогенеза [Гаман-Голутвина, 2006]. Осуществленный с использованием обширного исторического материала анализ позволил проследить модификацию базовых принципов рекрутирования субъектов политической власти и представить содержательные интерпретации современного политического процесса [Gaman-Golutvina, 2007]. Разработка корректной методологии исследования позволяет использовать ее для анализа актуальных процессов рекрутирования, ротации и трансформации элит на глобальном и национальном уровне [Гаман-Голутвина, 2012; Смирнов, 2012].

Характеризуя разработку историко-политологического направления, успешными следует признать только некоторые попытки. К числу наиболее серьезных недостатков можно отнести слабое владение методологией и методами политологических исследований. Порой авторы исторических по предмету, методологии и методам исследований ограничивались использованием термина «элита», полагая, что в этом и заключается политологическое исследование. Ничего, кроме досадного лексического «дребезжания» и очевидного методологического диссонанса, подобные попытки не вызывают.

Завершая краткий эскиз теоретического дискурса отечественных элитологических исследований, следует отметить: плюрализм методологических подходов не является исключительной характеристикой данного направления. Причем множественность теоретико-методологических оснований является не ее недостатком, а достоинством, а разработка новых концептуальных моделей предстает наиболее востребованным – но и наиболее сложным – сюжетом элитологических исследований. При этом необходимость разработки теоретических моделей анализа вызвана не невозможностью использования сформулированных в рамках зарубежной политологии концепций – а дефицитом таких концепций. В современной мировой элитологии накоплен значительный эмпирический материал, однако концептуальное осмысление этого материала остается актуальной задачей. В рамках конгрессов МАПН в 2000–2014 гг. востребованность подобных обобщающих концепций обсуждалась неоднократно.

Элитные группы в фокусе теоретического и эмпирического анализа

Структура элитного пула определила направленность исследовательской рефлексии. Можно выделить следующие объекты изучения: федеральная власть в лице президента, политико-административной бюрократии и парламентского корпуса; региональная администрация (губернаторы, управленческий корпус, персональный состав легислатур); иные сегменты властных групп (массмедиа); модели лидерства. При этом широкое применение находили как теоретические, так и эмпирические методы, что позволяет сгруппировать проведенные исследования на основании использовавшихся методов.

Политико-психологические исследования

Одним из важных направлений изучения лидеров страны и управленческого корпуса является изучение психологического профиля элит средствами политической психологии. В нашей стране сложилась школа политической психологии, создателем которой стала профессор Е.Б. Шестопал. Становление этой школы в начале 1990-х годов происходило благодаря ее работам, написанным еще в 1980-х [Столбун, Шеркович, 1980]. К концу 1980‐х вышли уже серии ее статей и монография «Личность и политика» [Шестопал, 1988]. С 1993 г. ведется преподавание университетского курса. В 1990-е годы вокруг профессора Е.Б. Шестопал сложился круг молодых исследователей и преподавателей, которые разрабатывали проблематику политического восприятия, лидерства, психологии демократии и др. В 2000 г. в МГУ была создана кафедра политической психологии. За 15 лет кафедра стала настоящим научным центром политической психологии со сложившейся школой исследований и международно признанным лидером. С 1993 г. школа Е.Б. Шестопал реализовала немалое число инновационных проектов, ряд из которых имели пролонгированный характер, что позволяло получать уникальные результаты. Основные результаты были изложены в серии индивидуальных монографий Е.Б. Шестопал и книг под ее редакцией [Психология политического восприятия… 2012; Человеческий капитал… 2012; Перспективы развития… 2014]. Она же стала автором первого в стране учебника по политической психологии, изданного в 2002 г. и впоследствии многократно переиздававшегося [Шестопал, 2007]. Подготовлены к печати и до конца т. г. выйдут новые работы: монографии «Путин 3.0. Власть и общество в новейшей истории России» и «Психология российских политических элит». Первая из этих работ выходит на английском языке, в американском издательстве Lexington books.

Следует отметить, что в фокусе политико-психологических исследований были президенты (Б.Н. Ельцин, В.В. Путин, Д.А. Медведев), премьер-министры (В.С. Черномырдин), ведущие парламентские политики (Г.А. Зюганов, В.В. Жириновский, О.В. Морозов, Н.В. Левичев, С.В. Миронов и др.), многие губернаторы и иные влиятельные фигуры. Особо следует отметить коллективную монографию «Человеческий капитал российских политических элит: политико-психологический анализ», в которой предметом изучения стали типы социализации, мотивационный профиль, Я-концепция (совокупность представлений политиков о себе), поведенческий стиль, политические ценности, статусно-ролевые и социально-демографические характеристики представителей элиты. Термин «человеческий капитал», по мнению экспертов, не вполне удачен в силу излишнего прагматизма. Но при всех недостатках данный концепт работает. В нем заложен большой потенциал, связанный с «человеческим измерением политики» [Шестопал, 2013], куда включается целый набор психологических параметров, таких как цели и ценности, мотивы и стиль политического поведения и другие, не менее важные психологические компоненты, на которые политологи начинают обращать все большее внимание. Такой интерес современной политологии к «человеческому капиталу» связан с тем, что институциональный анализ в условиях трансформирующейся политики и быстро меняющегося общества нередко либо недостаточен, либо просто не ухватывает источник происходящих перемен и не может объяснить их. Если же говорить о российской политике, для которой всегда было характерна порой даже избыточная персонифицированность, то объяснять ее в отрыве от того психологического содержания, которое входит в понятие «человеческий капитал», представляется весьма затруднительным.

Политико-социологические исследования элит

Изучение федеральных элит осуществлялось также социологическими методами – теоретическими и эмпирическими. Изучение политико-административной бюрократии [Гаман-Голутвина, 1997] и результатов реализации административной реформы в России в начале нового века [Гаман-Голутвина, 2007] показало, что вопреки распространенному суждению отнюдь не численность управленческого аппарата является главной проблемой: таковой являются неоптимальная система рекрутирования управленцев в связи с размытостью критериев набора и отсутствием продуманной системы; неоптимальное сочетание мер поощрения и контроля по отношению к госаппарату; низкий престиж государственной службы и наличие негативного образа чиновника в массовом сознании.

В 2009 г. в связи с разразившимся кризисом резко актуализировалась тематика изучения системы государственного управления РФ в условиях кризиса. Исследования [Гаман-Голутвина, 2011] показали, что целый ряд ключевых параметров – численность управленческого аппарата, его эффективность и рациональность, низкий уровень его материального обеспечения и высокий уровень коррумпированности, качество гражданского общества, его способность и готовность взять на себя выполнение ряда функций государства – таковы, что использование стандартных подходов и алгоритмов к реформированию бюрократии как субъекта антикризисного управления малопродуктивно. Более того, эти факторы существенно отличают стартовые условия реализации административной реформы в РФ от тех, которые стимулировали осуществление аналогичных реформ в духе Нового государственного управления (НГУ) в развитых странах. Это определяет необходимость и целесообразность содержательной интерпретации существа парадигмы НГУ. Узловой проблемой в неэффективной концептуализации современного управления является упрощенное понимание роли государства в современном мире: последнее нередко интерпретируется как совокупность учреждений и организаций или как репрессивный аппарат, имманентно не поддающийся рациональному реформированию. Данные подходы были использованы, в частности, при реализации проекта по изучению критериев эффективности антикризисной политики государства в рамках масштабного общероссийского проекта «Политическая система России», инициированного Институтом общественного проектирования на средства гранта президента РФ авторским коллективом в составе Л.В. Сморгунова, А.И. Соловьева и Р.Ф. Туровского с участием и под руководством О.В. Гаман-Голутвиной.

Пермский политолог В.П. Мохов в начале второго десятилетия нового века продолжил изучение численности и социальных ролей отечественной бюрократии и определил удельный вес «административной части» политического класса в диапазоне от 9 до 11% от численности работников, занятых в государственных и муниципальных органах. Особенность социального качества чиновничества состоит в том, что в лице своего руководящего состава оно превратилось в разновидность буржуа, которые используют власть либо как рыночный товар, продаваемый на административном рынке по монопольно высокой цене, либо как инструмент извлечения административной ренты, либо как средство лоббирования групповых интересов. Сам чиновник и его должность превратились в товар, «скупка» которого ведется как группами интересов, клиентельными группами, так и политическими силами. Поэтому в современных условиях традиционные методы реорганизации аппарата публичной власти без изменения социальной природы государственной и муниципальной бюрократии неэффективны [Мохов, 2012].

Относительно новым направлением анализа стало изучение элитных сетей, в рамках которых управленческая бюрократия является, как правило, заметным звеном. Одним из первых обращений к изучению данного феномена стала работа А. Барда и Я. Зодерквиста [Бард, Зодерквист, 2004]. В России данное направление только начало складываться, очевидно, что оно имеет перспективу [Соловьев, 2014; Кочетков, 2013; Смирнов, 2011].

В изучении отдельных фракций современных российских элит объектом наиболее интенсивных исследовательских усилий стали региональные элиты России – политические и экономические. Результаты многочисленных исследовательских проектов, реализованных на протяжении 20 лет, позволили получить довольно полную картину политических процессов в региональной власти. Детальному изучению был подвергнут целый ряд аспектов регионального элитогенеза.