Текст книги "Книга драконов"

«Нет, – подумал Джо, но вслух не сказал. – Нет, ты всегда была слишком смелой, чтобы вот так уйти».

– Нет! Мне становится его жалко, ведь я же чокнутая! Я вижу, что его передние ноги обмотаны леской, подкрадываюсь и, как только оно перестает дергаться и дает подойти, начинаю резать леску карманным ножиком. И, клянусь Иисусом, Марией и Иосифом, положив руку на Библию, оно видит меня и резко успокаивается, будто понимает, что я пытаюсь помочь. Я распутываю леску и остается только кусок пластика от пивной упаковки – он прицепился к его морде, так что оно не могло раскрыть пасть.

О да, он знал, чем это закончится. «Нежные руки протянулись, чтобы снять мерзкую ловушку, руки, которые едва ли сумели бы сложиться лодочкой и зачерпнуть воду – так сильно они тряслись. И еще эти девичьи глаза – такие добрые и бесстрашные…»

Он встревожился, подумав, что она, возможно, была права, предположив, что у них обоих поехала крыша.

– И что ты сделала?

– Я… ну я сняла этот пластик. Я знала, что оно меня не тронет. У него были самые удивительные глаза, что я видела в жизни. Умные, как у человека, и необычного цвета. Как у тебя, кстати. – Она рассмеялась. Это был смех, который содержал какой-то скрытый смысл, но не выказывал его. – Я сняла пластик, освободила животное, потом воздух как бы зарябился, и оно исчезло.

«Бульк», – плюхались камешки, которые бросал Люс. Вода была неглубокой, поэтому нормальных всплесков здесь не получалось. Лишь слабенькие, в самый раз, чтобы нарушить тишину сумерек. «Бульк, бульк».

– Господи, я правда никому этого не рассказывала. Даже бывшему мужу.

Джо не знал, что и ответить.

– Ну, спасибо за доверие, – произнес наконец он, совершенно искренне. Очень, очень искренне. Он сам не знал, почему так чувствовал, но он чувствовал – всем сердцем, почками и всеми остальными органами своего огромного вялого тела. – Спасибо.

Она улыбнулась. И во второй раз за этот месяц взяла его за руку.

Но ничто не вечно. Это драконы знали хорошо. Они боролись с этим всю свою долгую жизнь, несмотря на все блага, что имели.

Всех, кто был против речного проекта Реймонда, сминали бульдозерами, подкупали и ломали. Оставалось только убирать тех, кто слишком много знал, сообщников, которые когда-то помогали, но теперь пережили свой срок годности. У Реймонда был список. И этот список не содержал ничего личного. Только бизнес. Реймонд дал список Джо, и Джо занялся тем, чем занимался всегда. Стал выполнять приказы. Потом возвращался домой, отмывал «Супер Би», заодно поливая из шланга Риту с Люсом, и больше о работе не думал. Большинство тех, чьи имена ему приходилось вычеркивать из списка, были плохими людьми, как и сам Джо. «Невелика потеря, – говорил он себе. – Не мое дело».

Количество имен в списке уменьшилось. Надвигалась осень. Оставалось лишь несколько невычеркнутых имен. Одним из таковых была бродяжка по имени Мария.

Марии было около десяти тысяч лет. Она прибыла в город, чтобы взыскать долг с Реймонда, и он любезно поселил ее на выходные в мотеле, пока оформлялись документы. Он не объяснил Джо, почему из списка понадобилось вычеркивать беззубую старуху, но тот, как обычно, не спрашивал. Он посмотрел на фотографию, сунул в карман листок с адресом и номером в мотеле, который дал ему Реймонд, и уехал с еще одним решалой Реймонда – серьезным парнем с тонкими усиками по имени Дейв. Дейв никогда не болтал без надобности и, как и Джо, просто делал свою работу.

Они припарковались у мотеля, который выглядел невзрачно, ничем не отличаясь от миллионов других, что медленно прогнивали у съездов с автомагистрали возле любого большого и малого города по всему печальному, испещренному шрамами континенту. Облупившаяся краска, скворцы, клюющие что-то в гравии, вывеска «Свободные номера», сверкающая на полуденном солнце. Всего одна-две припаркованные машины, обе в состоянии, которое оставляло желать лучшего. Но как только Джо вылез из «Линкольна», на котором они приехали, по его спине пробежала холодная дрожь. Он с удивлением посмотрел на выступившие у него мурашки. Термометр у бокового зеркала показывал девяносто восемь градусов[26]26
  37 градусов Цельсия.


[Закрыть].

Он посмотрел на Дейва – тот кивнул.

– Ага, – сказал Дейв. – Я тоже чувствую. Что-то чертовски странное. Осторожнее там, приятель.

Мария была в пятнадцатом номере, на первом этаже, со стороны парковки. Джо ожидал, что им придется вскрывать замок, но дверная ручка легко повернулась. Они скользнули в красноватый мрак с гораздо большей осторожностью, чем требовалось при встрече с пожилой женщиной. Свет и телевизор не работали, шторы были задернуты. У дальней стены напротив окна и кровати сидела сгорбленная фигура.

– Как это мило со стороны Реймонда – отправить сюда людей, чтобы составить мне компанию, – произнесла тень. Ее голос был суше августовской жары. Что-то у нее в руке щелкнуло. В свете зажигалки Джо увидел морщинистое лицо, седые волосы, руку, похожую на клешню, с татуировкой оберегающего глаза. И, непонятно почему, на ней также был потрепанный цилиндр. В затхлом воздухе номера распространялся запах свежего сигарного дыма.

– И кому нужны эти браслеты на случай падения в ванной, если у тебя такие хорошие друзья? Вы сходите за продуктами для меня, мальчики?

Зрение Джо привыкало к темноте. Теперь он видел кое-что еще: символы, нарисованные на стенах, широкий круг, процарапанный на потолке. Карты Таро, разложенные веером на запятнанном ковре. Воздух вибрировал на какой-то частоте, от которого у него зудели зубы. Его мысли и слова будто кипели в смоле. Дейв, стоявший рядом, поморщился и потер виски.

– Ничего личного, дамочка, – проговорил Джо. – Только… бизнес.

Хихикающий смех. Огонек ее сигары весело покачнулся в полумраке, точно красный глаз.

– Вот что ты себе говоришь, мальчик? – проскрипела она. – Если бы это не было личное, он бы не прислал именно тебя, а выбрал бы кого-нибудь другого из своих людей. Или вернее сказать – нелюдей. Какой же он неимоверный урод. Просит меня сделать работу, а потом убивает за то, что я сделала, даже не заплатив. Вот наглость! Надеюсь, следующая ведьма, на которую он нарвется, откроет портал в ад у него в заднице.

Дейв, пошатываясь, шагнул к ней, нащупал свою кобуру. Он двигался, будто слепой в дренажной канаве.

– И этот бред и есть ваше последнее слово? – сказал он. – Не хотите помолиться или типа того?

– О, мне нет нужды молиться, – последовал ответ. – Ты и так сейчас воплощаешь мою последнюю волю. Я хочу, чтобы Реймонд Стердж получил все, что ему причитается за его двуличие. Хочу, чтобы этот гадкий комплекс, который он строит в русле, рухнул, как карточный домик. И больше всего, всеми сердцами, что я украла юными, и всей душой, что я продала за барахло, я хочу, чтобы дух, стоящий здесь, которого он просил меня призвать и связать, – чтобы этот дух, заключенный в теле смертного, вспомнил, кто он такой, и выбил все дерьмо из своего «босса». Если что-то из этого произойдет, я войду в незримый мир счастливой. – Сигара слегка дернулась у нее между губами.

Все, что она говорила, не имело ни малейшего смысла. Джо постарался выбросить этот мусор из головы.

– Господи, дамочка, вы меня за кого приняли? – Он подступил к ней. Карты Таро заскользили у него под ногами. Старуха сверкнула на него глазами.

– Мне кажется, ты сам знаешь, кто ты. – Она теперь тихо шипела. – Ему нужно было, чтобы ты убрался с дороги, так же, как я. Но нельзя просто так всадить пулю в лоб речному богу. Для этого нужны особые специалисты. Тебе нужен кто-то, кто знает, что делает. Чтобы тебя научили. Тебе нуж…

– У меня голова болит, – проговорил Дейв и вытащил пистолет. – Давай уже с этим покончим.

– Нет, Дейв, погоди, я хочу понять, что она…

– Скоро ты вспомнишь, – тихо сказала Мария. – Он хотел держать тебя на поводке, и…

Глушитель на пистолете Дейва подавил звук выстрела – раздался лишь сдавленный хлопок. Мария обмякла. Ее цилиндр и сигара упали к ногам Джо.

– Черт тебя побери, я пытался с ней поговорить! Господи, что в слове «погоди» тебе непонятно?!

Дейв вскинул руки, призывая его остыть.

– Прости, но разве босс послал нас сюда, чтобы болтать с этой кошелкой? Какого хрена ты такой расстроенный?

Это был хороший вопрос. Как и на большинство подобных, у Джо не было ответа. Он чувствовал себя… странно. Сейчас, когда Мария умерла, с Дейвом было все нормально. Но Джо был в сотне миль к западу от нормальности, и его автобус ехал на восток. Он только что выехал за черту города Кишкосводящая Тревога, и следующей остановкой было какое-нибудь место, где ему не хотелось об этом думать. В зеркале заднего вида он видел, как исчезает его счастливая жизнь.

– Нет, – пробормотал он, схватившись за голову. – Нет-нет-нет-нет. Она была чокнутая. Я не знаю, что она имела в виду.

Но от лжи ему не было бы так больно. Он ощущал, как все мелкие осколки прошлого воссоединяются, холодные и навязчивые, как люди с оружием, люди с бетоном, люди с призывающими заклинаниями, и он более не мог их сдерживать, прежде чем…

Сзади донесся совсем тихий, совсем слабый вздох. Джо с Дейвом оцепенели.

В дверном проеме, окруженная ореолом предвечернего солнца, стояла Рита.

Покончив с Реймондом, он направился к «Ривервью». Было больно возвращаться обратно в человеческую форму – адски больно, на самом деле, как носить обувь на три размера меньше, – но он все же дотерпел до того, чтобы в последний раз пробраться в свою грязную квартирку.

Он написал ей письмо.

Рита,

Я должен уехать. Мне очень жаль. Больше за тобой никто не придет, обещаю. Для этого уже приняты меры.

Под матрацем у меня спрятана куча денег, и еще больше по указанному ниже адресу. Пожалуйста, возьми их. Время, проведенное с тобой и Люсом, было для меня счастливее, чем я могу выразить словами.

Спасибо за все.

Он просунул письмо ей под дверь, чтобы она нашла его, когда вернется. Затем вышел в ночь, туда, где за сетчатым забором виднелось русло реки.

Она держала стопку полотенец, которые доставали ей почти до подбородка. Джо не видел ее глаз из-за света, сочащегося в открытый проем у нее за спиной, но по ее застывшему виду мог представить ее взгляд, и от этого у него разбивалось сердце.

Дейв выдохнул: «Вот черт» – так говорят, когда огромный беспорядок стал еще огромнее, и снова поднял ствол. Он был мастер убирать беспорядок, работал аккуратно, как ухоженный двигатель. Джо никогда не был «аккуратным», но недостаток ловкости он возмещал своими внушительными габаритами. От его отчаянного удара Дейву в локоть выстрел пришелся мимо. А еще раскололась кость и выпал пистолет. Дейв завопил – вся его аккуратность вмиг пропала. Сейчас был подходящий момент, чтобы уложить его на пол, сломать шею или всадить пулю в лоб, а потом солгать Реймонду, свалив всю вину на Марию. Вместо этого Джо оставил вопящего, исторгающего ругательства бывшего напарника и, схватив Риту, выбежал за дверь и рванул к «Линкольну». Вдали уже завывали полицейские сирены. Рита не издала ни звука, когда он швырнул ее на пассажирское сиденье, а сам поспешил занять место водителя. Она все таращила глаза и не могла вымолвить ни слова от потрясения.

Покрышки большого старого автомобиля заскрипели, когда они выехали с парковки и вклинились в ранний вечерний трафик. Джо занялся подсчетами в уме. Дейву, даже без машины и со сломанной рукой, не требовалось много времени, чтобы доложить о произошедшем Реймонду. А Реймонд уже знал про Риту. И знал, где она живет. Как только Дейв до него дозвонится, он сложит два и два…

– Черт. Черт-черт-черт-черт. – Он ударил по приборной панели с такой силой, что раскололся пластик и у него на костяшках пальцев выступила кровь. Это было слишком. Слова Марии, Рита, содрогающаяся при виде его гнева, – все это было слишком. Ему хотелось разлететься на части и смести весь этот город, как Атлантиду. – Рита, прости. Я не… я не мог…

– Ты собираешься меня убить? – Ее голос был таким слабым, но он едва слышал его сквозь шум трафика. Господи, сколько всего раз его сердце могло разбиться за один день?

– Нет, – ответил он. – Я бы никогда тебя не обидел. Никогда. – Он облизнул пересохшие губы и проглотил комок в горле – тот, казалось, был размером со страусиное яйцо. Рита немного расслабилась, но в ней все равно ощущалась объяснимая настороженность, отчего ему было больно на нее смотреть. Частная охрана, сказал он когда-то. Вот где он работал. Ну да, ну да. – У тебя есть какое-то безопасное место, где ты могла бы переждать несколько дней? Где-нибудь за городом?

– Я… у меня сестра в Тусоне, я могу…

– Бери Люса и уезжай туда. Побудь там пару недель. Не возвращайся какое-то время, хорошо?

– У меня работа, я не могу…

– Твоя работа – это последнее, за что следует переживать. Прошу тебя, Рита. Очень плохой человек уже, наверное, узнал, что ты видела то, чего не должна была. Дай мне время с этим разобраться.

«Дух, стоящий здесь, которого он просил меня призвать и связать… дух, заключенный в теле смертного». Что это она имела в виду?

Короткие вспышки. Рита, намного младше, чем сейчас, но такая же испуганная, стоит перед ним и тянется, медленно, осторожно… бетоновозы перед домом… ощущение, будто его вырвали оттуда, где он должен был оставаться, и привязали к чему-то мелкому и неудобному… и голос Реймонда, такой отчетливый, будто он прямо сейчас сидел рядом с Джо: «Черт возьми, сработало! У тебя получилось. Ну ты старая чокнутая ведьма! Нико, Бобби, найдите ему одежду!»

– Рита, – проговорил он медленно, осторожно. – Что именно, когда ты читала по моей ладони, что именно ты там увидела?

Одно полотенце из мотеля до сих пор было у нее в руках. Она долго не отвечала, скручивая его на коленях, будто обдумывала вопрос.

– Ты не здешний, – ответила она наконец. – Твой дом… где-то в другом месте.

Больше никто не сказал ни слова, пока они не остановились на парковке «Ривервью». Как он и боялся, там уже стояли знакомые машины: они приехали раньше. По лестнице, ведущей на балкон второго этажа, брели темные тени.

– Где Люс? – спросил он, не сводя глаз с фигур на мостике.

– У Сары.

У Сары. Внизу. Слава буре, весне и росе на траве.

– Ладно. Вот что мы сейчас сделаем. Я выйду из машины. Поднимусь наверх. Ты выйдешь после меня и заберешь Люса. Потом сядешь в машину и поедешь к сестре. И не будешь оборачиваться, что бы ни случилось. Прошу тебя.

– Джо, я…

– Прошу. Просто сходи к Саре, забери Люса и вернись в машину. Все будет хорошо.

– Я тебя еще увижу? – выпалила она так быстро, что слова слились в одно: «Ятебяещеувижу?» Рита была не из тех, кто мог ляпнуть что-то не подумав. Теперь от сердца Джо остались одни осколки, которые едва ли можно было снова собрать.

– Кто знает, – сказал он, не глядя на нее. А потом открыл дверцу машины. – Считай до пятнадцати, а потом выходи.

Джо бегом пересек пространство между парковкой и лестницей. Он был слишком крупной мишенью, чтобы ребята наверху промахнулись, если бы открыли огонь, но даже в крупную мишень попасть тяжело, если она быстро передвигается при плохом освещении. Хлипкая фанера задрожала у него под ногами, когда он стал взбираться по ступенькам. Перескакивая через одну, он врезался в темную массу тел со всей громоздкой и сокрушительной силой, которой обладало его человеческое тело. Он видел знакомые лица и разбивал их кулаками. Рядом с его ухом прогремел пистолет, но он едва это заметил. Все вокруг захлестнуло, смело его яростью. Просто восхитительно. А еще чертовски знакомо.

Где-то далеко хлопнула дверца. Джо уловил этот звук из гущи водоворота и подумал: «Хорошо». Теперь ему оставалось только продолжать отвлекать их, пока Рита и Люс не окажутся в безопасности, а потом он сможет выступить против самого Реймонда – босса, благодетеля и предателя. Чей-то череп с хрустом раскололся о металлические перила. Парень, который однажды на день рождения Реймонда испек лучшее печенье с арахисовым маслом, что доводилось пробовать Джо, прижал ствол пистолета к его плечу и спустил курок – Джо почувствовал, как пуля прожигает себе путь сквозь его мышцы и кости. Он взревел. Лучше было и не описать: он открыл рот и оттуда вырвался звериный крик, а потом он выхватил пистолет и сломал им челюсть обидчика.

Цепляясь за плечи, головы, шеи, он высунулся из схватки, чтобы глотнуть воздуха. Внизу Рита уже бежала через двор к парковке, Люсиан был у нее на руках. Света становилось все меньше с каждой секундой, и хотя окружающий мир давно растворился в оттенках синего, серого и черного, ее он видел так же, как прежде. А она видела его. «Не оборачивайся», – сказал он ей, но как бы он ни умолял, она была такой, какой была – чудесной и решительной – и она оглянулась, увидела его, и их глаза встретились через всю эту пропасть. Она замешкалась. Он яростно покачал головой. Она бросила на него последний страдальческий взгляд и побежала дальше.

– Прощай, – прошептал он. И его снова затянуло в массу сражающихся тел.

– Привет, – сказал Люс реке, и у Риты застрял ком в горле. – Почему ты уехал? Ты же до сих пор не научил меня плавать баттерфляем.

В новом месте, где они поселились, никакой реки не было. Оно располагалось высоко в горах, в милом райончике, который Рита тысячу раз проезжала на своем разбитом «Шеви», но не могла заглядываться на симпатичные бунгало с симпатичными лужайками – вид ей сразу портил полицейский патруль, появлявшийся, чтобы поскорее ее оттуда выпроводить. Покупая здесь дом, она отчасти руководствовалась довольно мелочными суждениями: «К черту всех этих людей, посмотрим, каково им будет жить с такой соседкой, как я». Сам дом тоже был весьма мил, в районе имелась очень хорошая школа и в придачу – колледж всего в паре миль. Мелочность просто толкнула ее за край, так нежно, будто говоря: «Ты заслуживаешь этого, девочка».

Только реки поблизости не было, по крайней мере такой, чтобы до нее было дойти пешком. Соседи говорили, что это благословение – после того раза, когда река внезапно поднялась, будто где-то прорвало плотину, и кто знал, что случится при следующем ливне? Многие стройки вдоль берега приостановили на неопределенный срок. Одни говорили, это произошло из-за снегопада в горах, другие – потому что погода сошла с ума. У Риты было свое мнение на этот счет, но она оставила его при себе. Она отвозила Люса в детский сад, покупала продукты и три раза в неделю ходила на занятия, а по выходным они ездили на реку, сверкающую под резким солнцем, будто грязный шелк.

Вода была еще мутная. На бетонных берегах собиралась бурая грязь, начиненная пластиковыми стаканчиками, целлофановыми пакетами и прочим мусором, который горожане любили выбрасывать в реку. Но что-то в ней все же изменилось. Что-то, кроме уровня воды. Появилась настороженность, которой не было очень-очень давно. Когда они выбрались из машины, по маслянистому покрывалу реки побежала рябь. Река приветствовала их, будто кошка, которая потягивалась и зевала. Потом смягчилась, когда Люс подошел ближе, готовая подхватить его, если он оступится и упадет. Или, может быть, Рите просто хотелось так думать. На самом деле она не знала, чего ждать. Несмотря на неожиданный куш, который оставил им Джо, в ней была еще такая огромная потребность, что она иногда не могла спать по ночам. И пропадала она только, когда Рита слышала шум воды. Ее сердце успокаивалось только когда она была рядом, чтобы…

Чтобы что? Заметить глаза, похожие на драгоценные камни? Перья, мех, клыки? «Супер Би», выныривающий из грязной воды, будто дельфин?

– Куда ты уехал? – снова спросил Люс.

Среда обитания. К. Дж. Паркер

Пустыня растет: горе тому, кто пустыню прячет в себе!

Ф. Ницше. «Так говорил Заратустра»

К. Дж. Паркер родился в Лондоне в 1961 году и в разное время, без особого успеха, занимался торговлей монетами, юриспруденцией, фермерством, рубкой леса и организацией аукционов. Также является заурядным слесарем, неумелым плотником, фехтовальщиком с двумя левыми ногами, робким наездником, неудачливым лучником, так себе оружейником и кузнецом, едва сносным скотоводом и лесником, не бог весть каким романистом средней руки, искусным текстильщиком и метким стрелком, который несколько лет назад получил две кряду Всемирные премии фэнтези за свои повести и с тех пор не произвел ничего выдающегося.

Он посмотрел на меня.

Я посмотрел на него, пытаясь придумать, что ответить. Не скажешь ведь принцу: «Иди к черту», особенно если по протоколу тебе пришлось оставить меч в сторожке привратника, а твоей лошадью завладел королевский конюх. Можно было, конечно, просто сказать «нет», но опять же, не в моем положении. О том же, чтобы сказать «да», не могло быть и речи.

– Прошу прощения, – сказал я, – я глуховат на одно ухо. Не могли бы вы еще раз повторить?

Он вздохнул.

– Я хочу, чтобы ты – проговорил он медленно, будто общался с иностранцем, – поймал мне дракона. Живого. Сможешь, да?

Что ж, я выиграл немного времени. Хоть и заплатил за него втридорога.

– Скорее всего, нет, – ответил я.

Не то, что он ожидал услышать.

– Почему нет?

Я знаю многих, кто жалуется, и вполне обоснованно, что один маленький промах разрушил им всю жизнь. Мою же разрушил один успех. Незачем говорить, что я тогда был еще ребенком, что я не знал, во что ввязываюсь, а если бы знал, то убежал бы куда глаза глядят, но теперь для этого слишком поздно. Это теперь мое клеймо на всю жизнь – пусть, вероятно, и не очень долгую, учитывая природу данного клейма. У меня на лбу выжжено слово «ГЕРОЙ» – слишком глубоко, чтобы его зарумянить, и слишком низко, чтобы закрыть шляпой.

Мне было девятнадцать, я был младшим из трех сыновей обедневшего рыцаря. На практике это означало, что у нас был сырой, протекающий зал, украшенный ржавыми доспехами, переданными по наследству, и мы сами присматривали за своими овцами. Поправка: за овцами присматривали мы с Хуифресом, потому что Раймбаут был старшим, а следовательно, наследником, а следовательно, слишком деловым, чтобы марать руки обо что-то полезное. Он проводил все время, колотя деревянным мечом по деревянному же шесту и изучая геральдику, пока мы срезали испачканную дерьмом шерсть с задниц беременных овец. Не знаю, кому приходилось хуже, и то и другое было жалким времяпрепровождением, но наше хотя бы нас кормило.

Овец у нас было двести шесть голов, а потом вдруг стало двести две. Четыре просто исчезли. Мы с Хуифресом пошли их искать и нашли только кости и клочья шерсти. Это невозможно объяснить. После волка остается большое красное месиво, после угонщиков не остается ничего. Мы разделились. Я побродил с часок и ничего не заметил. Потом вернулся туда, где сказал Хуифресу меня ждать. Его там не оказалось.

Ненавижу это чувство, когда зарождается паника. Я очень часто чувствовал это потом в Утремере, но никогда еще так сильно, как тогда. Хуифрес был на год старше меня, но почему-то всегда казался мне младшим братом, а я был умнее, рассудительнее. Всегда считалось, что это я должен за ним присматривать. «Давай разделимся», – это я предложил. А когда представил, как рассказываю об этом отцу, мне стало неуютно.

Я пытался найти след – в этом я был хорош, – но никак не мог, и от этого едва не разрыдался. Я перешел на бег, чтобы быстрее преодолевать расстояния, и только когда остановился, понял, что совсем выбился из сил и судороги не давали мне нормально дышать. Я выкрикивал его имя бог знает сколько времени, отчего теперь саднило горло. Я прислонился к дереву, чтобы не упасть, и соскользнул на землю. С меня было довольно. Я был разбит.

Я сидел там, закрыв лицо руками, пока не почувствовал, что мне что-то капнуло на макушку. Капля была легкая и вполне походила на дождевую, но дождь не мог пролить ее только одну. Я коснулся макушки рукой, потом посмотрел на пальцы. Те были красные. Посмотрел вверх и увидел Хуифреса, подвешенного за ноги на высокой ветке, его голова была повернута задом наперед.

И я услышал голос в голове. «Уходи отсюда», – сказал он.

Я был не в том состоянии, чтобы беспокоиться из-за каких-то голосов. На мгновение я просто застыл и не мог пошевелиться, а потом уже цеплялся за ствол, желая по нему взобраться, но никак не мог найти за что ухватиться. «Уходи отсюда», – повторил голос, но в его словах не было никакого смысла, ведь здесь, точно огромная слива, висел мой старший-младший брат. «Я тебя предупреждал», – сказал голос, и что-то в самой кроне дерева изменилось.

Поначалу я принял это за свинью, хотя свиньи не лазают по деревьям, и они не так велики, и не такого цвета. Огромная золотисто-голубая свинья – крошечные глазки, ресницы как у человека. Потом она подняла гребень, воротник из плоских шипов, похожих на листья ириса, длинных, как человеческая рука, и вытянула свою нелепо длинную шею, толстую, как талия человека. В этот миг я и понял, что это было. «Да вы шутите», – подумал я, потому что таких не существовало.

Однако это едва ли имело значение. Эта тварь, чем бы она ни была – это вообще неважно – убила моего брата, скрутила ему шею, как цыпленку, и повесила на дереве, как вешают всяких гадов, горностаев, хорьков и крыс, дабы отпугивать их мерзких сородичей. «Ну уж к черту», – подумал я.

Я верю, что гнев – это дар Божий. Я согнул колени и подпрыгнул, но все равно не смог ни за что ухватиться, а только сорвал себе ногти.

«Поступай, как знаешь, придурок», – сказал голос в моей голове, и тварь – будем называть ее тем, чем она была, пусть само это слово звучит нелепо, – дракон соскользнул с дерева прямо на меня, разинув пасть так, что я мог заглянуть внутрь. Нёбо было розовое, а клыки, бивни – уж не знаю технических терминов – цвета бледной сыворотки, как слоновая кость, кончик одного из них был разделен надвое.

Я был без оружия, а согласно нашему старому бестиарию, клыки дракона содержали смертельный яд. Поэтому-то я и считаю, что гнев есть дар Божий. Он позволяет идти на риск и говорить себе: «Была не была!»

Я ни храбр, ни умен, но за многие годы заметил, что непреодолимое желание убить кого-нибудь или что-нибудь пробуждает во мне все самое лучшее. Я позволил гневу себя проявить, а сам наблюдал – иногда это меня даже успокаивает, – а потом дракон вдруг очутился надо мной, с широко раскрытой пастью. Тогда-то я ему туда сунул правую руку, ухватил за язык, насколько смог ближе к корню, и уперся локтем в его нижнюю челюсть.

Он попытался закрыть пасть, но не смог. Моя рука подпирала ее, а сила его челюстей всаживала мой кулак в мягкое нёбо, не давая сомкнуть их сильнее. Я крепко держал руку, потому что знал: если не буду, у меня сломается запястье и на этом все кончится. Я заметил, почти безучастно, что клыки на нижней челюсти были в полудюйме от того, чтобы впиться мне в кожу.

Он попробовал отстраниться, но понял, что так останется без языка, и спешно сдался. Потом замер, всего на миг, пытаясь придумать, что сделать дальше. К счастью, мне ровно миг и понадобился, чтобы со всей силы ткнуть большим пальцем ему в глаз.

Палец я, конечно, сломал, но это беспокоило меня меньше всего. Дракон резко дернул головой назад, так резко, что его язык остался у меня в руке.

В тот день я получил важный урок, который потом немало помогал мне в жизни, когда я пытался навлечь на себя крупную беду – а не мелкое затруднение вроде сражения с драконом голыми руками. Я преподаю этот урок вам в надежде, что вы найдете его столь же полезным, каким нашел и всегда нахожу его я. Если вы сражаетесь с врагом, который намного больше и сильнее вас, не пытайтесь его убить. Просто сделайте ему больно, насколько сможете. Потом будет доля секунды, когда ему станет так больно, что он попросту не сможет здраво мыслить, и вот в эту долю секунды вы можете, например, нагнуться, поднять большой камень и размозжить ему голову.

Позднее мы выяснили, что мне неимоверно повезло. Череп дракона на самом деле очень прочен и пробить его можно разве что прямым попаданием из требушета. Но в нем есть одна точечка, не больше вашей ладони, на самой макушке, и там все основные его пластины образуют слабый шов.

Когда что-то идет не так, я всегда замечал, является эта троица – страх, дурацкое везение и гнев. Но величайший из них – гнев.

– Почему нет? – спросил он.

Каков вопрос!

– Потому что это слишком сложно, – ответил я. – Сложно и опасно, а я не хочу погибнуть.

Он посмотрел на меня так обиженно, будто я только что отказался выходить за него замуж.

– Ты боишься, – сказал он.

– Да.

Он кивнул.

– Вчера я скупил все закладные на твою землю, – сказал он. – Если я взыщу по ним долг, ты сможешь найти две тысячи энджелов за четырнадцать дней?

– Нет, – ответил я.

– Тогда сделаешь ради меня эту простую работенку?

– Да, – ответил я.

Две тысячи энджелов – это большие деньги. Примерно половина всей стоимости нашей вотчины – по два энджела за акр. Примерно столько же стоит снарядить двоих рыцарей и отправить их сражаться в Утремер.

Когда моему брату Раймбауту исполнилось двадцать четыре, милорд герцог решил последовать зову сердца и совести и присоединиться к солдатам Божьим, которые сражались в Утремере с язычниками. Поступок красивый и благородный – по крайней мере так говорили. И конечно, милорд герцог призвал жителей и пользователей своих земель пойти с собой, поскольку в одиночку на войне было ничего не добиться, даже пэру королевства, чьи предки были герцогами Каскенаиса, когда предки короля еще гонялись за козами в горах. Мой отец был для этого слишком стар, поэтому Раймбаут пошел вместо него.

Вы когда-нибудь задумывались, сколько все это стоит? Кольчужная рубашка – раз. Пара кольчужных шосс до голеней – два. Бригантина – три. Шлем с предличником – четыре. Гамбезон, поддоспешник, две рукавицы – пять, шесть и так далее. Еще боевой конь, две вьючные лошади, три иноходца для его оруженосца и двух воинов. Один меч, два копья, один щит, и так далее и тому подобное. Всего восемьсот тридцать шесть энджелов. Прибавьте к этому дорожные и бытовые расходы…

Вот только ему добавлять не довелось. Он умер от дизентерии спустя три недели после того, как ушел. Армия в тот момент отступала, и им пришлось бросить его тело вместе со всем дорогим снаряжением. Враги предположительно подобрали его вещи и продали братьям Тедески, которые скупали все награбленное и продавали обратно Защитникам Веры на Форгейтской ярмарке в Эскре. Но беспокоиться нечего, сказали ему герцогские маршалы: там, откуда он пришел, добра осталось куда больше. Долг по-прежнему не был исполнен, а у моего отца оставался еще один сын. Так что ничего страшного.

Две тысячи энджелов, которые мой отец получил, заложив свою землю близнецам Экмалота под три процента, чтобы отправить в Утремер сначала Раймбаута, а потом и меня. Сами ведь знаете поговорку про дурака и его деньги, да?