Текст книги "Лучшие весёлые рассказы для детей"

Как папа выступал на вечере

Когда папа был маленьким и учился в школе, с ним случилась такая история. Папину школу пригласили на вечер в другую школу. Ребята и девочки из той школы недавно выступали на вечере в папиной школе. Они пели, плясали, читали стихи, показывали физкультурные упражнения. Они даже показали сцену в корчме из драмы А. С. Пушкина «Борис Годунов». Правда, Григорий Отрепьев, прыгая в окно, зацепился за подоконник ногой и повалил всю корчму. Но ведь это может с каждым случиться. А играли они очень хорошо. И вот теперь надо было выступать у них на вечере. И очень хотелось чем-то их удивить. Чем же?

Ребята рассуждали так:

– Мы поём, и они поют. Мы пляшем, и они пляшут. Они даже лучше. Физкультурники у нас не хуже. А если наша пирамида упадёт, так у них корчма тоже упала. У нас стихи, и у них стихи. Но чего у них нет, а у нас есть? Тут все задумались и думали очень долго.

– У нас есть Горбушка, – сказал кто-то.

Тогда все стали смеяться и кричать:

– Он лает!

– Он мяукает!

– Петухом поёт!

– Ходит на руках!

– Ходит на бровях!

– Тише! – сказала учительница.

Все замолчали, и в наступившей тишине Горбушка сказал:

– Это что… Это всякий сможет… Вот если бы я стихи писал…

И тут он посмотрел на маленького папу. И все посмотрели на маленького папу. А учительница сказала:

– Совершенно верно! У нас есть свой поэт.

– А у них нету! – закричали ребята.

Тогда маленький папа сказал, что он никогда не выступал на сцене да ещё в чужой школе. Да ещё со своими стихами. Да ещё…

Но тут все закричали:

– Ничего! Ничего!

А учительница сказала:

– Всё будет хорошо. Только помни, что ты не Пушкин.

Она говорила это маленькому папе очень часто, и он никогда этого не забывал.

И вот настал страшный день. Маленький папа, дрожа, поехал в чужую школу вместе с физкультурниками, певцами и плясунами. Он стоял за чужой сценой и смотрел на чужой зал. В этом зале было так много чужих мальчиков и чужих девочек! В первом ряду сидел чужой директор и чужие учителя. Все они смотрели на сцену чужими глазами и смеялись чужим смехом. И маленькому папе становилось всё страшнее и страшнее. Вы, конечно, понимаете, что в зале сидели самые обыкновенные мальчики и девочки, учителя и учительницы. Они смотрели на сцену, смеялись и хлопали в ладоши точно так же, как это бывало и в папиной школе. Но маленький папа так боялся выступать со сцены в чужой школе, что ему всё вокруг казалось чужим.

Напрасно верный Горбушка, стоя рядом, шептал ему:

– Подумаешь, чужая школа. Такие же люди. Даже хуже…

Напрасно девочки угощали его конфетами. Напрасно учительница говорила:

– Как тебе не стыдно? Ведь ты помнишь стихи?

– Помню… – дрожащими губами отвечал маленький папа.

И вот наконец ужасный миг настал.

– Сейчас выступит наш школьный поэт! – объявили со сцены. – Он прочтёт стихи, которые сам написал.

В зале захлопали. Горбушка толкнул маленького папу в спину. И маленький папа, с трудом передвигая окаменевшие ноги, поплёлся на сцену. Ему никогда ещё не было так страшно. В глазах у него всё вертелось, в горле пересохло, а в ушах стоял ровный шум, похожий на морской прибой.

Маленький папа никого не видел в зале. Перед ним вертелось какое-то большое разноцветное пятно. Оно хлопало. Потом стало тихо. Все ждали стихов. А маленький папа стоял и молчал. Горбушка говорил потом, что маленький папа был сначала совсем белый. Потом он стал вдруг синий. Потом позеленел и весь пошёл красными пятнами.

– Это было здорово! – рассказывал Горбушка. – Как фейерверк! Я ручаюсь, что в ихней школе никто так не может.

Но вот в зале кто-то засмеялся. И маленький папа хриплым голосом начал читать свои стихи. Он читал школьный гимн, написанный им для своей школы. Сначала его слушали хорошо. Но когда он дошёл до припева, в зале поднялся шум. Дело в том, что припев был такой:

 
Будь Робин Гуда ты смелее
И всю планету осмотри,
Ты школы не найдёшь милее,
Чем школа номер двадцать три!
 

Ну, судите сами, могли ли согласиться ученики школы номер девять, где выступал маленький папа, с такими словами. Конечно, они обиделись за свою девятую школу и начали стучать ногами и гудеть. Маленький папа со страху не понял, в чём дело.

Он поднял руку и сказал:

– Я очень прошу не мешать мне в середине строки. Дайте мне дочитать куплет до конца, а потом шумите сколько хотите.

В зале стало тихо. Маленький папа не сразу понял, что сам себя погубил этой просьбой. В девятой школе ребята были находчивые, и всё остальное чтение было похоже на весёлую игру. Пока маленький папа читал очередной куплет, в зале была тишина. Но после каждого куплета начиналось что-то невообразимое. Весь зал выл, мяукал, свистел и топал. Потом всё стихало. Маленький папа, заикаясь, читал следующий куплет. И всё начиналось сначала. А куплетов было много. И маленький папа упрямо, как автомат, читал всё до самого конца. Когда он кончил, все помирали со смеху и в зале, и за сценой, и свои, и чужие. А Горбушка просто катался по полу. Смеялась даже учительница. Этого позора маленький папа не может забыть до сих пор. Прошло много лет. Маленький папа стал взрослым. Но до сих пор к папе иногда кидается на улице пожилой незнакомый человек с криком: «Будь Робин Гуда ты смелее!» Потом он мяукает и исчезает. И папа понимает, что этот пожилой человек, когда был маленьким, учился в школе номер девять. Он не забыл папиных стихов. Но ведь и папа не забывал, что он не Пушкин…

Л. Каминский

Знание – сила

В одной средней школе, не то в четвёртом «Ю», не то в пятом «Ю» классе, учился мальчик по имени Петя. Все звали его Круглый: во-первых, за его фигуру, напоминавшую мячик, а во-вторых, за то, что он был круглым отличником. Кроме того, Петя носил круглые очки и круглый год решал разные теоретические задачи.

И был у Пети дедушка – профессор медицины. Дедушка Петю очень любил и разрешал ему рыться в своих учёных книгах.

Однажды пришёл Петя к дедушке, а сам чуть не плачет.

– Что с тобой? – спросил профессор. – Почему ты чуть не плачешь?

– Я сегодня получил двойку! – отвечает Петя.

– Как двойку? – удивился дедушка. – Ведь ты же круглый отличник!

– Уже не круглый! – сказал Петя. – Я получил два по физкультуре, потому что подтянулся на перекладине только два раза.

– Этого следовало ожидать, – сказал дедушка. – Тебе давно пора заняться спортом.

– Нет, – возразил внук. – Ты же знаешь, что я твёрдо решил стать учёным-теоретиком. Зачем же я буду тратить своё драгоценное время на какую-то физкультуру?

– Хорошо, – согласился дедушка. – Тогда изучи этот вопрос хотя бы теоретически!

Дедушка покопался в своей библиотеке и нашёл три толстых тома.

– Вот тебе на первый раз. Изучи и верни мне послезавтра.

Книги назывались: «Пластическая анатомия с описанием пропорций человека», «Статика и динамика человеческого тела» и «Теория лёгкой атлетики». Книги были увесистые, особенно «Лёгкая атлетика», и Петя еле дотащил их до дому.

В следующий раз дедушка вручил Пете восемь томов «Спортивной энциклопедии». С этими книгами Петя даже не решился войти в лифт. Его напугала табличка: «Не перегружай кабину – опасно!». Пришлось тащить книги на пятый этаж по лестнице.

Прошёл месяц. За это время Петя успел ознакомиться с целой горой спортивной литературы. Он уже почти всё знал о спорте. Одновременно он убедился, что перестал быть «круглым» – похудел и раздался в плечах. И вот однажды Петя пришёл к дедушке сияющим и жизнерадостным.

– Что с тобой? – спросил профессор. – Почему ты такой сияющий и жизнерадостный?

– Я сегодня получил по физкультуре пятёрку: подтянулся целых пятьдесят раз! – сказал Петя. – Правду говорят: знание – это сила!

Забывчивый брюквин, или Всадник без головы

«…Из-за вершин деревьев показалась лошадь, идущая вдоль обрыва. На лошади сидел человек. И лошадь, и всадник тёмными силуэтами вырисовывались на светлеющем небе. Лошадь была безупречна, как изваяние тончайшей работы. Очертания всадника были видны только от седла и до плеч; но над плечами не было ничего…»

Витя Брюквин, дрожа от нетерпения, перелистнул страницу книги. Интересно: что же дальше?

– Дальше нам расскажет Брюквин, – сказала учительница Валентина Павловна.

– А дальше я ещё не прочёл, – ответил Брюквин, не сразу сообразив, что он сидит в классе и что идёт урок географии.

– О чём не прочёл? О меридианах? Или о параллелях? Кстати, Брюквин, что такое «меридианы»?

– Меридианы – это… Валентина Павловна, я забыл!

– И не знал, – добавила учительница. – Хорошо. Достань учебник. Читай по книге.

Витя полез в свой видавший виды портфель. Но кроме двух тощих тетрадок, пенала, хоккейной шайбы и мятной жевательной резинки, ничего не обнаружил.

– Забыл… – вздохнул Витя.

– Другого я от Брюквина и не ожидала, – сказала Валентина Павловна. – Давай свой дневник. Надеюсь, его ты не забыл?

Витя на всякий случай стал снова перетряхивать портфель. Но кроме мятной жевательной резинки, хоккейной шайбы, пенала и двух тощих тетрадок, опять ничего не нашёл.

– Забыл…

– Так я и знала! – В голосе Валентины Павловны появились металлические нотки. – Интересно: а голову свою ты не забыл?

– Забыл… – машинально произнёс Витя и осёкся, ожидая взрыва хохота. Но в классе никто не смеялся – повисла необычная тишина.

– Ой, а он действительно без головы!.. – послышался испуганный голос Ани Карнауховой.

Витя решил потрогать себя за нос, но носа… не оказалось.

– Неужели я сплю? – Витя попробовал ущипнуть себя за ухо, но и уха тоже не было!

– Слушай, – шепнул Витя Серёжкину, – толкни меня посильнее!

Серёжкин с удовольствием выполнил просьбу товарища, и Брюквин проснулся.

…Витя лежал дома на кровати. Над ним склонилась мама.

– Сколько можно тебя будить! Опять в школу опоздаешь!

Витя вскочил, оделся, наспех умылся, побросал книжки в портфель, схватил со стола бутерброд и, жуя, бросился к дверям.

– Ничего не забыл? – вдогонку спросила мама.

Витя молча вернулся, нашёл учебник географии и сунул его в портфель. В передней, пробегая мимо зеркала, обернулся. Голова была на месте…

Сочинение

Лена сидела за столом и делала уроки. Смеркалось, но от снега, лежавшего во дворе сугробами, в комнате было ещё светло.

Перед Леной лежала раскрытая тетрадь, в которой было написано всего две фразы:

Как я помогаю маме.

Сочинение.

Дальше работа не шла. Где-то у соседей играл магнитофон. Слышно было, как Алла Пугачёва настойчиво повторяла: «Я так хочу, чтобы лето не кончалось!..»

«А правда, – мечтательно подумала Лена, – хорошо, если бы лето не кончалось!.. Загорай себе, купайся, и никаких тебе сочинений!»

Она снова прочитала заголовок: «Как я помогаю маме». «А как я помогаю? И когда тут помогать, если на дом столько задают!»

В комнате загорелся свет: это вошла мама.

– Сиди, сиди, я тебе мешать не буду, я только в комнате немного приберу. – Она стала протирать книжные полки тряпкой.

Лена начала писать:

«Я помогаю маме по хозяйству. Убираю квартиру, вытираю тряпкой пыль с мебели».

– Что же ты свою одежду разбросала по всей комнате? – спросила мама. Вопрос был, конечно, риторическим, потому что мама и не ждала ответа. Она стала складывать вещи в шкаф.

«Раскладываю вещи по местам», – написала Лена.

– Кстати, передник твой постирать бы нужно, – продолжала мама разговаривать сама с собой.

«Стираю бельё», – написала Лена, потом подумала и добавила: «И глажу».

– Мама, у меня там на платье пуговица оторвалась, – напомнила Лена и написала: «Пришиваю пуговицы, если нужно».

Мама пришила пуговицу, потом вышла на кухню и вернулась с ведром и шваброй.

Отодвигая стулья, стала протирать пол.

– Ну-ка, подними ноги, – сказала мама, проворно орудуя тряпкой.

– Мама, ты мне мешаешь! – проворчала Лена и, не опуская ног, написала: «Мою полы».

Из кухни потянуло чем-то горелым.

– Ой, у меня картошка на плите! – крикнула мама и бросилась на кухню.

«Чищу картошку и готовлю ужин», – написала Лена.

– Лена, ужинать! – позвала из кухни мама.

– Сейчас! – Лена откинулась на спинку стула и потянулась.

В прихожей раздался звонок.

– Лена, это к тебе! – крикнула мама. В комнату, румяная от мороза, вошла Оля, одноклассница Лены.

– Я ненадолго. Мама послала за хлебом, и я решила по дороге – к тебе.

Лена взяла ручку и написала: «Хожу в магазин за хлебом и другими продуктами».

– Ты что, сочинение пишешь? – спросила Оля. – Дай-ка посмотреть.

Оля заглянула в тетрадь и прыснула:

– Ну ты даёшь! Да это же всё неправда! Ты же всё это сочинила!

– А кто сказал, что нельзя сочинять? – обиделась Лена. – Ведь поэтому так и называется: со-чи-не-ние!

Автопортрет

Людмила Аркадьевна подошла к доске и написала красивым, каллиграфическим почерком:

Портрет моего одноклассника.

Потом учительница повернулась к классу и спросила:

– Всем понятна тема сочинения? Постарайтесь лаконично описать внешность и основные черты характера какого-нибудь ученика или ученицы из вашего класса. Вопросы есть?

Аня Карнаухова подняла руку:

– А фамилию называть? Ну, того, чей портрет?

Петухов с задней парты быстро прокомментировал:

– А как же без фамилии? Опиши меня: «А. Карнаухова. Портрет ученика А. Петухова. Масло. Третьяковская галерея»…

– Петухов, не паясничай, – перебила учительница. – Фамилию называть не нужно. Если литературный портрет будет точным, мы и так догадаемся, о ком идёт речь. Итак, начали!

Витя Брюквин вздохнул и задумался. Кого описывать? Петухова, что ли? «Мой одноклассник рыжий и долговязый как жердь…» Ещё по шее даст, чего доброго! А может, Юрку Шурупова? «У моего товарища длинный нос и два симметричных глаза по бокам…» Ерунда какая-то! У всех два глаза по бокам!

Уже прошло пол-урока, а перед Витей всё ещё лежала чистая тетрадь. Рядом что-то быстро строчила Карнаухова. Подумаешь, писательница!

И тут Брюквину пришла в голову гениальная мысль: а чего мучиться-то? Списать – и всё! В первый раз, что ли?

Витя уселся поудобнее, скосил глаза в сторону тетради Карнауховой и стал переписывать:

«Мой одноклассник невысокого роста, вихрастый, волосы светлые. Уши чуть оттопыренные, нос вздёрнутый. Усидеть спокойно не может, всё время вертится…»

Витя писал быстро, чтобы успеть до конца урока. В смысл он не вникал – было некогда.

«…Когда услышит какую-нибудь шутку, не смеётся, а говорит: “Ха-ха!” Свою речь обычно пересыпает различными вводными словечками, вроде: “ну, это самое”, “как его”, “вообще”, “одним словом” и так далее…»

Тут Брюквин перестал писать и подозрительно посмотрел на свою соседку.

– Ты что это, Карнаухова, – зашептал Витя, – ты, это самое, как его, про меня, что ли, пишешь? Ну, в общем, это самое, мой портрет?

– А хоть бы и твой! Тебе-то что?

– Ха-ха! – сказал Витя. – И не похоже вовсе!

– Брюквин! Не мешай Карнауховой! – вмешалась Людмила Аркадьевна. – Ты что, уже закончил сочинение? Давай-ка сюда тетрадь!

– Я это, как его, ещё не совсем… Одним словом, почти заканчиваю…

– Ничего, ничего, разберёмся. Неси своё сочинение!

Витя нехотя встал и пошёл к учительнице.

Людмила Аркадьевна открыла тетрадь, пробежала глазами по корявым Витиным строчкам и удивлённо подняла брови:

– Так… Очень оригинально! Ребята, вы знаете, что нам написал Брюквин? Ни за что не угадаете: ав-то-порт-рет!

Чувство юмора

Было 1 апреля. Юра, размахивая портфелем, бодро шёл в школу. Солнце, как и положено в весенний день, сияло вовсю. Юра сиял тоже: во-первых, уроки сделаны и можно не бояться Людмилы Аркадьевны. Во-вторых, день сегодня особенный: веселись и обманывай всех, сколько хочешь – день смеха!

Впереди Юра увидел девочку в синем пальто и синем берете. Юра громко крикнул:

– Эй ты, синяя! Рукав порвала!

Девочка оглянулась, потом внимательно осмотрела рукава. Они были целы.

– Первый апрель, никому не верь! – захохотал Юра.

Девочка повертела пальцем у виска.

«Нет чувства юмора», – снисходительно подумал Юра и стал догонять старушку, которая несла авоську с двумя бутылками кефира.

– Извините, бабушка, – громко сказал Юра, – это не вы уронили кошелёк?

Старушка от неожиданности ойкнула и чуть не выронила бутылки на асфальт.

– Где, миленький? – Она стала близоруко осматривать тротуар.

– Первый апрель, бабушка, никому не верь! – радостно засмеялся Юра.

– А вот как вызову сейчас милицию!.. – рассердилась старушка.

«Да-а, с чувством юмора у населения туго», – опять подумал Юра и заспешил в школу.

В класс он пришёл вовремя. Успел только сообщить Петухову, что у того спина белая, как начался урок.

– Что-то ты, Серёжкин, сегодня очень весёлый, – обратилась к Юре Людмила Аркадьевна. – Неужели уроки сделал?

– Нет, не сделал – времени не было, – спокойно ответил Юра и подмигнул Петухову.

– Ах вот как! Спасибо за откровенность! Итак, Серёжкин, два! – И учительница вывела в журнале большую двойку.

– Ой, что вы делаете! – испуганно закричал Юра. – Я пошутил! Первый апрель, никому не верь, то есть не верьте!..

– Понятно. Это, значит, остроумная первоапрельская шутка? Но что же я могу теперь сделать? Что написано пером, того не вырубишь топором!

– А вы двойку-то зачеркните, а рядом напишите: «Исправленному – верить!».

– Как же я напишу? Ты же сам сказал: «Первый апрель, никому не верь!»

Удивительные приключения Вити Брюквина

– Здравствуйте, Людмила Аркадьевна, я – папа Вити Брюквина. Вы меня вызывали?

– Вызывала. Садитесь, пожалуйста!

– Что-нибудь случилось? – испуганно спросил папа Брюквин.

– Да нет, ничего страшного. Вот почитайте, пожалуйста.

Учительница достала из портфеля тетрадь, раскрыла её и положила перед Витиным папой.

– Это сочинение вашего сына: «Как я отдыхал летом».

– А что? – удивился папа. – Вроде аккуратно, почти без помарок…

– Нет, вы почитайте. Вот отсюда.

– «…Ничем не выразить смятения, овладевшего мною, когда я погрузился в воду. Я хорошо плаваю, но я не мог сразу вынырнуть на поверхность и чуть не задохнулся. Лишь когда подхватившая меня волна, пронеся изрядное расстояние по направлению к берегу, разбилась и отхлынула, оставив меня почти на суше полумёртвым от воды, которой я нахлебался, я перевёл дух и опомнился… Последний вал едва не оказался для меня роковым, подхватив, он вынес или, вернее, бросил меня на скалу с такой силой, что я лишился чувств и оказался совершенно беспомощным, и если б море снова подхватило меня, я бы неминуемо захлебнулся…»

Папа Брюквин побледнел.

– Какой ужас! Он мне ничего не рассказывал. Неужели это случилось в пионерлагере?

– Не волнуйтесь, – сказала Людмила Аркадьевна, – читайте дальше. Вот здесь.

– «…Утешившись мыслями о благополучном избавлении от смертельной опасности, я стал осматриваться кругом, чтобы узнать, куда я попал. Моё радостное настроение разом упало: я понял, что хотя и спасён, но не избавлен от дальнейших ужасов и бед. На мне не оставалось сухой нитки, мне нечего было есть, у меня не было даже воды, чтобы подкрепить свои силы…»

– Что это? – ошарашенно спросил папа Брюквин.

– Успокойтесь, пожалуйста, – сказала учительница. – Это всё случилось не с ним. Он всё списал.

– У кого? У Карнауховой?

– Нет, не у неё. У Даниэля Дефо.

– У кого? Вы хотите сказать…

– Да. Из книги «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо».

– Ну, я ему покажу «удивительные приключения»!

…Папа вошёл в квартиру, снял пальто и громко спросил:

– Где Виктор?

– Тише, – сказала мама, – ребёнок занимается!

Витя действительно сидел за столом и что-то усердно писал, поминутно заглядывая в раскрытую книгу. Папа взял у него тетрадь и прочёл:

«…Лошади бежали дружно. Но ветер час от часу становился сильнее. Облако обратилось в белую тучу. Пошёл мелкий снег – и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл: сделалась метель…»

– Так, – тихо спросил папа, – сочинение пишешь?

– Ага, – ответил Витя. – К четвергу задавали. На тему: «Как я провёл зимние каникулы».

– Молодец, – сказал папа. – Значит, сочинение. При помощи Александра Сергеевича Пушкина. К четвергу… Кстати, – грозно добавил папа, – привет тебе от Пятницы. И от Робинзона Крузо!

В кабинете директора

– А, это ты, Брюквин? Входи, входи, давно тебя дожидаюсь. Видишь, какая тебе честь: сам директор школы отложил свои дела, чтобы с тобой побеседовать!

– Я больше не буду…

– Ага, знает кошка, чьё мясо съела! Значит, предчувствуешь, о чём пойдёт разговор?

– Я больше не буду…

– Это мы уже слышали. Вот передо мной целый список твоих приключений. Просто какой-то мифологический герой! Двенадцать подвигов Геракла!

– Я больше не буду…

– Начнём с первого апреля. В этот день тебя не было в школе. Так думали учителя. А на самом деле ты все уроки просидел в «Живом уголке», изображая из себя шимпанзе!

– Я больше не буду…

– Четвёртого апреля, в понедельник, на уроке физкультуры ты забросил в баскетбольную корзину рюкзак ученицы Ани Карнауховой, который упал на голову твоему однокласснику Петухову!..

– Я больше не буду…

– Шестого апреля на уроке истории ты сделал сенсационное открытие: оказывается, декабристы получили своё название из-за того, что они все родились в декабре и на Сенатской площади праздновали свой день рождения!

– Я больше не буду…

– Одиннадцатого апреля во время перемены ты демонстрировал приёмы каратэ, в результате чего пробил ногой перегородку и влетел в учительскую!..

– Я больше не буду…

– Во вторник, двенадцатого апреля, ты забрался в кабинет химии и пытался растворить в азотной кислоте свой дневник, но, к счастью, не нашлось подходящей посуды…

– Я больше не буду…

– Через неделю, девятнадцатого числа, учительница русского языка попросила тебя на доске написать сегодняшнее число. И ты, не задумываясь, написал: «Сигодне фторник, дивитнадцатое опреля», чем вызвал сердечный приступ у Людмилы Аркадьевны.

– Я больше не буду…

– Вчера на уроке литературы ты получил сразу две двойки. Одну за то, что подсказывал, а вторую за то, что подсказывал неправильно: по-твоему выходит, что Муму – это кличка коровы, которая утопилась, не выдержав гнёта царского самодержавия!

– Я больше не буду…

– Ну что мне с тобой делать, Брюквин?! А ведь при желании ты можешь хорошо учиться. Вот, например, в прошлом месяце ты получил вполне заслуженную пятёрку по математике!

– Я больше не буду…